проводил там ночи в слезах и молитве, не в силах уразуметь пути судьбы,
унесшей его любимую.
Второй стал странствующим факиром и отправился в мир на поиски знания.
Третий юноша остался утешать разбитого горем отца.
Юноша, ставший факиром, забрел в некое место, где жил человек,
прослывший знатоком магических искусств. В поисках знания он постучался в
дверь и был допущен к столу хозяина дома.
Тот предложил гостю подкрепиться с дороги, но лишь только он собрался
последовать приглашению, маленький внук хозяина громко закричал.
Мудрец схватил ребенка и бросил в огонь.
Факир вскочил с места и, направляясь к двери, воскликнул: "О, бездушный
демон! Успел я уже приобщиться к скорби этого мира, но это зверство
превышает все, до сих пор известное истории".
-- Пустяки, -- сказал хозяин. -- При отсутствии знаний самые простые
вещи часто кажутся совсем не такими, каковы они на самом деле.
Сказав это, он произнес заклинание, начертал в воздухе неведомый знак,
и ребенок вышел из огня цел и невредим.
Факир запомнил слова и знак и следующим же утром поспешил на родину, к
могиле своей возлюбленной.
Там он тотчас же оживил красавицу, и она предстала перед ним такой же
прекрасной, как и прежде.
Она направилась к отцу, а между юношами разгорелся спор, кто из них
заслужил право на ее руку.
Первый сказал: "Я все это время провел у гроба, бодрствуя и сохраняя
связь с ней, оберегая ее дух ради поддержания земного тела".
Второй сказал: "Вы оба должны иметь в виду, что это я отправился в мир
в поисках знания и именно я в конечном счете вернул ее к жизни".
Третий сказал: "Я тосковал по ней и, как настоящий супруг и зять, жил у
старца, утешая его и ухаживая за ним".
Они обратились к самой девушке, и та сказала:
-- Тот, кто отыскал формулу воскрешения, проявил человеколюбие; тот,
кто ухаживал за моим отцом, действовал как его сын; тот, кто неотступно
пребывал у моей могилы, вел себя как истинный влюбленный. Я выйду замуж за
него.
Некий суфий однажды узнал, благодаря способности предвидения, что его
город вскоре подвергнется нападению врага. Он сказал об этом соседу,
который, зная его как честного, но неиску-шенного в мирских делах человека,
дал ему следующий совет:
-- Я уверен, что ты прав. Ты должен пойти и рассказать это наместнику.
Только если хочешь, чтобы тебе поверили, говори, что ты узнал это не с
помощью мудрости, а с помощью астроло-гии. Тогда он прислушается к
предупреждению, и город будет спасен.
Суфий последовал совету соседа, и жители города были спасены благодаря
правильно принятым мерам предосторожности.
Самооправдание хуже самообвинения.
Три человека изъявили желание поступить в группу одного суфия, чтобы
приобщиться к его учению.
Один из них ушел в тот же день, разъяренный сумасбродным поведением
Учителя.
Другому один из учеников (по указу Учителя) сказал, что мудрец --
просто шарлатан. Тот вскоре после этого оставил группу.
Третьему разрешили задавать вопросы, но не давали никаких разъяснений,
покуда у него не пропал интерес и он не покинул круг учеников.
Когда все они удалились, Учитель обратился к ученикам:
-- Первый человек иллюстрирует собой принцип: "Судя об основах, не
уповай на зрение". Второй -- "Судя о глубочайших предметах, не уповай на
слух". И третий -- "Не суди по словам или их отсутствию".
На вопрос учеников, почему претендентам не было дано такое наставление,
Учитель ответил:
-- Я здесь для того, чтобы передавать высшее знание, а не учить тому,
что люди с детских лет считают общеизвестным.
Сухраварди передает:
"Я пошел повидать одного человека, и мы сели поговорить.
Мимо, тяжело ступая, проследовал верблюд, и я спросил собеседника:
-- О чем это напоминает тебе?
Он ответил:
-- О пище.
-- Но ведь ты не араб; где же ты мог питаться верблюжьим мясом?
-- О, дело совсем не в этом, -- ответил человек. -- Видишь ли, мне все
напоминает о пище".
Школа дервишей под названием Ходжахан ("Мастера") возникла в
Центральной Азии и оказала очень сильное влияние на развитие индийских и
турецких государств. Орден дал начало многочисленным обособленным школам,
принявшим различные имена. Многие авторитеты считают эту школу самой древней
из всех мистических "цепей передачи".
Ходжа Бахааддин Накшбанд является одним из величайших представителей
этой школы. После него орден стали называть Цепью Накшбандийа "Мастера
Чеканки".
Бахааддин прослужил семь лет как придворный, семь лет смотрел за
животными и семь лет занимался строительством дорог. Он учился у почтенного
Баба-Симаси, с именем которого связывают возврат к первоначальным принципам
и практике суфизма. Только шейхи ордена Накшбандийа вправе посвящать
учеников во все другие ордены дервишей.
Из-за того, что накшбанды никогда не носили отличительных одеяний, а их
деятельность внешне никогда ничем не выделя-лась, ученым до сих пор не
удалось воссоздать историю этого ордена, да и распознание его членов
зачастую оказывалось затруднительным делом. Отчасти благодаря тому, что,
следуя традиции, "Мастера" в своей работе никогда не преступают социальные
рамки окружающей культурной среды, члены ордена Накшбандийа получили на
Среднем Востоке и в Центральной Азии репутацию благочестивых мусульман.
Трое дервишей отправились в наидлиннейшее путешествие.
Когда они возвратились назад, люди спросили:
-- Что больше всего помогло вам совершить ваше странствие, отыскать
путь, перетерпеть лишения и удачно вернуться домой?
Первый ответил:
-- Кошки и мыши: ибо наблюдение за их поведением научило меня тому, что
покой и движение равнозначны.
Второй ответил:
-- Пища: она научила меня терпению и пониманию.
Третий сказал:
-- Упражнения: они научили меня, как быть активным и целостным.
Невежды из числа слушателей пытались рабски подражать данному совету.
Но они потерпели неудачу от дервишей -- если не по форме, то по существу.
Полуневежды решили: "Не будем подражать буквально, но попробуем
сочетать все эти принципы".
И они потерпели неудачу. Но по крайней мере они отстали от дервишей,
оставив их в покое, поскольку были уверены, что теперь овладели всеми
тонкостями их учения.
Тогда дервиши сказали оставшимся:
-- Теперь мы покажем вам, как тайны и самые обыкновенные явления этой
жизни, при правильном их сочетании, делают возможным наидлиннейшее
путешествие.
Это и есть Учение.
Так возник орден "Мастеров".
Так до сих пор ведут себя непосвященные и посвященные.
Бахааддина посетила группа ищущих.
Они нашли его во дворе, в окружении учеников, в самом разгаре буйной
пирушки.
Некоторые из новопришедших заявили:
-- Как отвратительно! Не так следует себя вести, и ничто не может
служить оправданием.
Они попытались увещевать Учителя.
Другие сказали:
-- Да ведь это прекрасно -- мы предпочитаем именно такую форму учебы!
-- И изъявили желание принять в ней участие.
Третьи сказали:
-- Мы несколько озадачены и хотим узнать больше о причи-нах такого
загадочного поведения.
Остальные перешептывались:
-- В этом, быть может, и есть капля мудрости, но нужно ли нам искать
ее, неясно.
Учитель отослал их всех прочь.
И все люди, в беседах и письменно, разнесли по свету свои мнения о
происшедшем. Даже те, кто прямо не упоминал случившееся, находились под
впечатлением этой встречи, и их высказывания и писания отражали их воззрения
на это событие.
Спустя какое-то время некоторые из участников первого посещения опять
проходили тем же путем. Они решили навестить Учителя.
Стоя в дверях, они увидели, что на этот раз во дворе царила
благопристойность, -- Учитель и все его ученики сидели в позе
сосредоточения.
-- Это уже лучше, -- сказали одни, -- очевидно, наш урок пошел ему
впрок.
-- Это прекрасно, -- сказали другие, -- в прошлый раз он просто
испытывал нас.
-- Это слишком безрадостно, -- заявили третьи. -- Такие постные рожи
можно встретить на каждом углу.
Были и другие мнения, высказанные и невысказанные.
Когда медитация кончилась, мудрец опять отослал прочь всех пришедших.
Прошло много времени, и горстка ищущих возвратилась, чтобы услышать из
уст мудреца объяснение предыдущих встреч.
Они предстали перед вратами и заглянули во двор. Учитель сидел там
один, не пируя и не погружаясь в сосредоточение. Учеников не было видно.
-- Теперь, если хотите, можете узнать суть дела, -- сказал он, -- ибо
работа завершена, и ученики распущены.
В первый ваш приход моя группа была слишком серьезна -- мне пришлось
вносить коррективы. Во второй раз они были слишком беспечны -- и я также
привносил коррективы.
Когда человек занят своим делом, он отнюдь не всегда разъясняет свое
поведение случайным прохожим, какой бы огромный интерес они, по их
собственному мнению, ни испыты-вали к этому делу. Когда событие происходит,
главное -- чтобы оно развивалось правильно. А внешняя оценка имеет
второстепенное значение.
Бахааддин сидел в окружении своих учеников, когда в зал собраний вошла
группа его последователей.
Аль-Шах просил каждого из них сказать, зачем он пришел сюда.
Первый сказал: "Вы самый великий человек на свете".
-- Я дал ему лекарства, когда он был болен, и после этого он считает
меня самым великим человеком на свете, -- пояснил аль-Шах.
Второй сказал: "После того, как вы позволили мне посетить вас, я зажил
духовной жизнью".
-- Он мучился, не знал, что делать, и никто не хотел его выслушать. Я
поговорил с ним, и последовавшие за этим ясность и спокойствие он называет
духовной жизнью,-- пояснил аль-Шах.
Третий сказал: "Вы понимаете меня, и все, о чем я прошу, это дозволить
мне присутствовать при ваших беседах, на благо моей души".
-- Ему нужно внимание, и он хочет, чтобы его замечали, пусть даже
критикуя, -- пояснил аль-Шах. -- Это он называет "благом для его души".
Четвертый сказал: "Я ходил от одного к другому, выполняя все то, чему
они учили. Но лишь когда вы дали мне "вазифа", я реально почувствовал
озарение в контакте с вами".
-- Упражнение, которое я дал этому человеку,-- пояснил аль-Шах,-- было
придумано тут же и не имело никакого отношения к его "духовной жизни". Я
должен был показать иллюзорность его представления о духовности, прежде чем
стало возможным затронуть ту сторону этого человека, которая является
действительно духовной, а не чувственной.
Сабит ибн аль-Мунаввар, выдающийся мистик, скончался, и община Балха
осталась без Учителя. Тогда Бахааддин направил в Балх почитаемого аль-Сайара
из Туркестана, чтобы он, хотя ему не было еще и сорока лет, стал наставником
этой общины.
Когда аль-Сайар (да будет благословенно его сокровенное сознание!)
прибыл в Балх и пришел в ханаку, он увидел халифа, окруженного учениками и
направляющего всю жизнь общины.
Аль-Сайару выделили работу на кухне. Лишь один ученик признал в нем
Преемника, но аль-Сайаяр просил его молчать об этом. "Здесь мы оба мелкого
звания", -- сказал он.
Месяц спустя ханаку посетил Великий Шейх Хоросана. Про-ходя через
кухню, он воскликнул: "Истинный Товарищ тут! А такие-сякие повсюду вокруг!"
Никто не понял этого замечания, пока не пришло письмо от ходжахана, в
котором он обращался к аль-Сайару как к законному Преемнику.
С тех пор он пользовался огромным уважением. Азимзаде, ученик, узнавший
Преемника, со временем стал главой общины.
Бахааддин, мечтая, погрузился в далекое прошлое.
Он сказал группе новопришедших:
-- Я только что виделся и разговаривал с учителями глубо-чайшей
древности, которых считают уже давно умершими.
Они спросили его: "Как же они выглядели?"
Он ответил: "Ваше отношение к учению таково, что они приняли бы вас за
демонов.
Но все дело в том, что если бы вы их увидели, вы бы вообще признали их
недостойными говорить с вами. И не проявили бы к ним никакого интереса".
Однажды к великому Учителю Бахааддину пришел человек и просил
Бахааддина разрешить его проблемы и направитье по пути Учения.
Бахааддин велел ему прекратить всякое духовное изучение и тотчас же
удалиться.
Добронамеренный гость начал спорить с Бахааддином.
-- Сейчас вы получите доказательство, -- сказал мудрец.
В тот же момент в комнату влетела птица и заметалась от стены к стене,
не находя выхода на волю.
Суфий выждал, пока птица села у единственного открытого окна в комнате,
и затем резко хлопнул в ладоши.
Испуганная птица вылетела прямо в открытое окно, на свободу.
-- Не кажется ли вам, что для нее этот звук был подобен удару и даже
оскорблению? -- улыбнулся Бахааддин.
Ученик посетил аль-Шаха ад-дина Накшбанда из Бухары.
После того, как он несколько раз участвовал в общих собра-ниях, первый
ученик Бахааддина подал ему знак приблизиться к Учителю и велел говорить.
-- Я пришел от шейха Ридвана в надежде получить что-нибудь от вас.
-- От кого?
-- От шейха Ридвана.
Бахааддин попросил его повторить то, что он сказал. И затем он просил
его делать это снова и снова, пока человек не решил, что Накшбанд глух и,
по-видимому, еще и глуп.
Такой диалог продолжался более часа, а затем Бахааддин произнес:
-- Я не слышу тебя, ни одного слова из того, что ты сказал.
Ученик встал и, уходя, пробормотал:
-- Да простит вас Бог!
Аль-Шах, вдруг обретший слух, тотчас же ответил:
-- И тебя и шейха Ридвана тоже.
Рассказывают, что эмир Бухары как-то послал за Бахааддином Накшбандом,
желая получить его совет в одном деле.
Его послание гласило: "К нам едет посол, и ты должен быть при мне,
чтобы дать совет. Пожалуйста, явись немедленно".
Бахааддин ответил: "Явиться не могу, поскольку в данный момент жизнь
моя зависит от воздуха Каср-аль-Арифина, а взять его с собой невозможно
из-за отсутствия специальных кувшинов".
Эмир сначала не поверил своим ушам, а затем рассердился. Несмотря на
то, что он весьма нуждался в услугах мудреца, он решил публично выговорить
ему за такую дерзость.
Тем временем визит посла расстроился, и в результате эмиру помощь
Бахааддина не понадобилась.
Однажды, много месяцев спустя, когда эмир сидел в трон-ном зале, на
него бросился наемный убийца. Вошедший в этот момент Бахааддин Накшбанд
одним прыжком настиг убийцу и обезоружил его.
-- Несмотря на твою неучтивость, я в долгу перед тобой, Хадрат аль-Шах,
-- произнес эмир.
-- Учтивость тех, кто знает, заключается в том, чтобы присутствовать в
момент действительной нужды, а не в том, чтобы просиживать в ожидании
послов, которые не собираются явиться, -- ответил Бахааддин.
Много вопросов, один ответ.
Я попал в город, вокруг толпились люди...
Они спросили: "Откуда ты родом?"
Они спросили: "Куда путь держишь?"
Они спросили: "С кем идешь?"
Они спросили: "А твоя родословная?"
Они спросили: "Чей ты наследник?"
Они спросили: "Чего ищешь?"
Они спросили: "Кого понимаешь?"
Они спросили: "Кто понимает тебя?"
Они спросили: "Какого учения придерживаешься?"
Они спросили: "Кто обладает океаном учения?"
Они спросили: "У кого нет никакого учения?"
Я ответил им:
"Что вам кажется множественным -- едино;
Что вам кажется простым -- отнюдь не таково;
Что вам кажется сложным -- до смешного просто.
Для всех вас у меня один ответ: "Суфии".
Дервиш Мауляна, глава ордена Накшбандийа и один из величайших его
учителей, мирно сидел в своем завийя (зал учения), когда к нему ворвался
разъяренный фанатик, выкрикивая:
-- Ты, собака, сидишь здесь, в окружении учеников, послушных тебе во
всем! Я же призываю людей добиваться божественной милости, отказаться от
всего и молиться, как предписано нам свыше.
При слове "собака" несколько ищущих поднялись, чтобы вышвырнуть
фанатика вон.
-- Постойте, -- воскликнул Мауляна, -- собака и впрямь неплохое слово.
Я воистину собака, во всем послушная хозяину. Подобно собаке, я знаками
пытаюсь разъяснить овцам, чего хочет наш Хозяин. Подобно собаке, я бросаюсь
на воров и разбойников. И виляю хвостом от радости при приближении Товарищей
моего Хозяина. Лай, виляние, любовь -- это наши качества и они такие же как
и качества собаки; ибо наш Хозяин не лает и не виляет хвостом, для этого у
него есть мы.
Садика Хамзави спросили: "Как вышло, что мудрец Самарканда сам назначил
тебя своим преемником, если ты был всего лишь слугой в его доме?"
Садик ответил: "Он учил меня тому, что сам находил нужным, и я учился
этому. Как-то он сказал: "Я не способен учить других -- своих учеников -- в
такой же мере, как тебя, ибо они желают задавать мне вопросы, они требуют
собраний, они сами выбирают формы и рамки обучения. И поэтому учатся лишь
тому, что им уже известно".
Я же сказал ему: "Дай мне то, что можешь, и скажи, как этому
научиться". Вот так я стал его преемником. Люди имеют превратные
представления о том, как нужно учить и познавать. Они не могут принять
истинных представлений и лишают себя возможности истинного постижения".
Да это знакомая история -- они скажут.
Да это нечто совсем новое -- другие скажут.
Повтори ее с самого начала -- они скажут.
Хватит, не повторяй ее больше -- другие скажут.
Все это я уже слыхал -- кто-то скажет,
Но раньше это рассказывали по-другому -- скажут остальные.
Вот они -- люди, дервиш Баба, таков человек.
Рудбари: "От сердца к сердцу -- таков основной способ передачи тайн
Пути".
Магриби: "Изучение заключается в действии. Изучение посредством одних
только слов есть неполноценное действие".
Хуркани: "Иногда, гораздо больше можно передать, отводя бесполезное
внимание, а не привлекая его".
Гургани: "Тот, кто учит, и то, чему учит, вместе составляют учение".
Фармади: "Познание крайностей -- единственный путь к правильному
пониманию действия принципа золотой середины".
Хамадани: "Служение человечеству не только способствует правильному
образу жизни. С его помощью сохраняется, обогащается и передается внутреннее
знание".
Йасави: "Деятельность на местах -- основа дервишского Пути".
Барки: "Эстетика -- это лишь низшая форма восприятия Реальности".
Андаки: "Усилие лишено всякого смысла без соблюдения заман (должное
время), макан (должное место), икхван (Должные люди)".
Гаджавани: "Нас можно найти работающими в любом месте и в любое время.
Люди воображают, что полезность человека определяется его славой. Но и
обратное может быть столь же верно".
Ахмад Садык: "Отличие Человека, который постиг, заклю-чается в том, что
он не путает образное с конкретным или буквальное с символическим".
Фахнави: "Наша наука не есть наука сего мира, это наука миров".
Ревгари: "Глупость -- искать нечто там, где невоспитанное воображение
надеется его найти. На самом же деле оно везде, где вы можете извлечь его".
Рамитани: "Информация подвержена распаду, знание -- никогда. Причиной
распада информации является схоластика".
Самаси: "Человек многое воображает. Он воображает, что он -- Один.
Обычно же он -- Несколько. Пока он не стал Одним, ему недоступно правильное
представление о том, что же он такое вообще".
Сохари: "Мы посылаем мысль в Китай, и они называют ее китайской,
поскольку не видят человека, пославшего ее. Мы посылаем человека в Индию, и
они называют его просто туркестанцем".
Накшбанд: "Когда люди говорят: "Плачь", они не имеют в виду: "Плачь
всегда". Когда они говорят: "Не плачь", это не значит, что вам предлагается
все время паясничать".
Аттар: "Истинный документ может содержать семь слоев истины. Послание
или речь, не имеющие, на первый взгляд, никакого особого значения, могут
заключать в себе не меньше слоев истины".
Камош: "Суть не в том, познаете ли вы посредством молчания, или речи,
или усилия, или повиновения. Важно -- как это происходит, а не то, что "это
происходит".
Кашгари: "Если вы по-прежнему спрашиваете: "Почему такой-то человек
учил таким или другим способом, и подходит ли это мне?" -- вы не сможете
понять ответ достаточно глубоко".
Чархи: "Где бы ни была скрыта истина в вашем случае, ваш Учитель может
помочь вам найти ее. Но если у него ко всем один и тот же подход, он не
Учитель; во всяком случае не ваш".
Самарканди (Ходжа-Акрар): "Для каждого обмана или заблуждения имеется
реальность, подделкой под которую они являются".
Аль-Лахи: "Мы не живем ни на Западе, ни на Востоке; мы не учимся на
Севере и не учим на Юге. Мы не ограничены этими рамками, но порой вынуждены
говорить так".
Аль-Бухари: "Путь может пролегать через каплю воды, но также и через
сложные предписания".
Захид: "Когда вы встречаете суфия, который изучает или преподает нечто,
что представляется вам далеким от духовности, знайте, что именно в этом
заключена духовность данного времени".
Дервиш: "Когда время покоя -- покой; когда время сотрудничества --
сотрудничество; где нужно усилие -- усилие. В должное время и место -- то,
что должно".
Самарканди Аминии: "От времени и места переходи к безвременности и
безместности, к другим мирам. Там наше начало".
Симаки: "Если вы принимаете относительное за абсолютное, вы можете
погибнуть. Лучше ничего не принимать, чем так рисковать".
Сирхинди: "Не говори только о Четырех Путях, или о Семи-десяти Двух
Путях, или о "Путях, бесчисленных, как Души Людей". Вместо этого говори о
Пути и о достижении. Все подчинено этому".
Масум: "Дхат (сущность) проявляется только в понимании".
Ариф: "Но развиваться она может независимо от него. Люди, которых вы
называете дервишами, имеют мало общего с вашими представлениями о них.
Потому думайте лучше о Реальном. Оно похоже на то, каким вы его
представляете".
Бадауни: "Вам не по силам разбить нас, если вы против нас. Но вы можете
очень осложнить наши дела, даже когда вы думаете, что помогаете нам".
Джан-и-Джанан: "Человек способен приобщиться к Извеч-ному. Но это
происходит не посредством мысли, что он способен мыслить об этом".
Дехлеви: "В пространстве мы пребываем в каком-то месте. Не громозди
опознавательных знаков вокруг него; используй лучше тот материал, который
прилепился к этому месту, пока он еще тут.
Кандагари: "Вы слышите мои слова. Знайте также, что имеются и другие
слова помимо моих. Они не предназначены для восприятия физическим слухом.
Поскольку вы видите только меня, вы воображаете, что нет суфизма отдельно от
меня. Но мы здесь, чтобы учиться, а не чтобы собирать историческую
информацию".
Джан-Фишан: "Вы можете следовать одному потоку. Поймите, что он ведет к
Океану. Не путайте поток с Океаном".
Бахааддина однажды посетил странствующий каландар. Он вызвался показать
чудеса в доказательство того, что он -- представитель величайшего из всех
мистических учителей.
Аль-Шах сказал:
-- Наша бухарская община отличается тем, что возникновение и
поддержание веры здесь ни в малейшей степени не зависит от необычных
событий, называемых чудесами. Но для тебя будет ценно продемонстрировать
свое мастерство перед собранием дервишей, а также всех тех, кто нас
посещает.
И он распорядился, чтобы представление неизвестного каландара
состоялось в день ближайшего праздника.
Целый день каландар творил одно чудо за другим. Он воскрешал мертвых,
ходил по воде, заставлял говорить отсечен-ную голову -- чудесам не было
конца.
Бухарцы были потрясены. Некоторые утверждали, что каландар --
подмастерье дьявола, так как они не желали перенимать его образ жизни или
признавать за ним благотворные силы. Некоторые из случайных поклонников
аль-Шаха провозгла-сили гостя "новым Солнцем" и изъявили готовность
последовать за ним в его монастырь, где бы он ни находился. Некоторые из
недавно принятых учеников умоляли аль-Шаха явить сходные чудеса и тем
показать, что и ему это по силе.
Три дня Бахааддин бездействовал. Затем, перед огромной толпой, он начал
творить одно за другим то, что действительно могло быть названо чудом. Люди
видели такое, во что с трудом можно было поверить. Они видели, слышали и
трогали вещи, какие даже и не снились очевидцам чудес величайших святых всех
времен.
Затем Бахааддин показал им, один за другим, секреты исполнения этих
чудес и тем доказал, что это были всего-навсего фокусы.
-- Те из вас, кто стремится к трюкачеству, пусть сам и занимается им,
-- сказал он, -- ибо я занят более серьезным делом.
Как-то ночью вор попытался пробраться через окно в дом. Но оконная рама
не выдержала его веса, он рухнул на землю и сломал себе ногу.
Вор подал в суд на хозяина дома.
Но хозяин сказал:
-- Судите плотника, который вставлял эту раму.
Плотник сказал:
-- Виноват строитель. Он неправильно рассчитал проем для окна.
Когда привели строителя, тот сказал:
-- Я ошибся из-за прелестной красотки, которая проходила мимо, когда я
унесшей его любимую.
Второй стал странствующим факиром и отправился в мир на поиски знания.
Третий юноша остался утешать разбитого горем отца.
Юноша, ставший факиром, забрел в некое место, где жил человек,
прослывший знатоком магических искусств. В поисках знания он постучался в
дверь и был допущен к столу хозяина дома.
Тот предложил гостю подкрепиться с дороги, но лишь только он собрался
последовать приглашению, маленький внук хозяина громко закричал.
Мудрец схватил ребенка и бросил в огонь.
Факир вскочил с места и, направляясь к двери, воскликнул: "О, бездушный
демон! Успел я уже приобщиться к скорби этого мира, но это зверство
превышает все, до сих пор известное истории".
-- Пустяки, -- сказал хозяин. -- При отсутствии знаний самые простые
вещи часто кажутся совсем не такими, каковы они на самом деле.
Сказав это, он произнес заклинание, начертал в воздухе неведомый знак,
и ребенок вышел из огня цел и невредим.
Факир запомнил слова и знак и следующим же утром поспешил на родину, к
могиле своей возлюбленной.
Там он тотчас же оживил красавицу, и она предстала перед ним такой же
прекрасной, как и прежде.
Она направилась к отцу, а между юношами разгорелся спор, кто из них
заслужил право на ее руку.
Первый сказал: "Я все это время провел у гроба, бодрствуя и сохраняя
связь с ней, оберегая ее дух ради поддержания земного тела".
Второй сказал: "Вы оба должны иметь в виду, что это я отправился в мир
в поисках знания и именно я в конечном счете вернул ее к жизни".
Третий сказал: "Я тосковал по ней и, как настоящий супруг и зять, жил у
старца, утешая его и ухаживая за ним".
Они обратились к самой девушке, и та сказала:
-- Тот, кто отыскал формулу воскрешения, проявил человеколюбие; тот,
кто ухаживал за моим отцом, действовал как его сын; тот, кто неотступно
пребывал у моей могилы, вел себя как истинный влюбленный. Я выйду замуж за
него.
Некий суфий однажды узнал, благодаря способности предвидения, что его
город вскоре подвергнется нападению врага. Он сказал об этом соседу,
который, зная его как честного, но неиску-шенного в мирских делах человека,
дал ему следующий совет:
-- Я уверен, что ты прав. Ты должен пойти и рассказать это наместнику.
Только если хочешь, чтобы тебе поверили, говори, что ты узнал это не с
помощью мудрости, а с помощью астроло-гии. Тогда он прислушается к
предупреждению, и город будет спасен.
Суфий последовал совету соседа, и жители города были спасены благодаря
правильно принятым мерам предосторожности.
Самооправдание хуже самообвинения.
Три человека изъявили желание поступить в группу одного суфия, чтобы
приобщиться к его учению.
Один из них ушел в тот же день, разъяренный сумасбродным поведением
Учителя.
Другому один из учеников (по указу Учителя) сказал, что мудрец --
просто шарлатан. Тот вскоре после этого оставил группу.
Третьему разрешили задавать вопросы, но не давали никаких разъяснений,
покуда у него не пропал интерес и он не покинул круг учеников.
Когда все они удалились, Учитель обратился к ученикам:
-- Первый человек иллюстрирует собой принцип: "Судя об основах, не
уповай на зрение". Второй -- "Судя о глубочайших предметах, не уповай на
слух". И третий -- "Не суди по словам или их отсутствию".
На вопрос учеников, почему претендентам не было дано такое наставление,
Учитель ответил:
-- Я здесь для того, чтобы передавать высшее знание, а не учить тому,
что люди с детских лет считают общеизвестным.
Сухраварди передает:
"Я пошел повидать одного человека, и мы сели поговорить.
Мимо, тяжело ступая, проследовал верблюд, и я спросил собеседника:
-- О чем это напоминает тебе?
Он ответил:
-- О пище.
-- Но ведь ты не араб; где же ты мог питаться верблюжьим мясом?
-- О, дело совсем не в этом, -- ответил человек. -- Видишь ли, мне все
напоминает о пище".
Школа дервишей под названием Ходжахан ("Мастера") возникла в
Центральной Азии и оказала очень сильное влияние на развитие индийских и
турецких государств. Орден дал начало многочисленным обособленным школам,
принявшим различные имена. Многие авторитеты считают эту школу самой древней
из всех мистических "цепей передачи".
Ходжа Бахааддин Накшбанд является одним из величайших представителей
этой школы. После него орден стали называть Цепью Накшбандийа "Мастера
Чеканки".
Бахааддин прослужил семь лет как придворный, семь лет смотрел за
животными и семь лет занимался строительством дорог. Он учился у почтенного
Баба-Симаси, с именем которого связывают возврат к первоначальным принципам
и практике суфизма. Только шейхи ордена Накшбандийа вправе посвящать
учеников во все другие ордены дервишей.
Из-за того, что накшбанды никогда не носили отличительных одеяний, а их
деятельность внешне никогда ничем не выделя-лась, ученым до сих пор не
удалось воссоздать историю этого ордена, да и распознание его членов
зачастую оказывалось затруднительным делом. Отчасти благодаря тому, что,
следуя традиции, "Мастера" в своей работе никогда не преступают социальные
рамки окружающей культурной среды, члены ордена Накшбандийа получили на
Среднем Востоке и в Центральной Азии репутацию благочестивых мусульман.
Трое дервишей отправились в наидлиннейшее путешествие.
Когда они возвратились назад, люди спросили:
-- Что больше всего помогло вам совершить ваше странствие, отыскать
путь, перетерпеть лишения и удачно вернуться домой?
Первый ответил:
-- Кошки и мыши: ибо наблюдение за их поведением научило меня тому, что
покой и движение равнозначны.
Второй ответил:
-- Пища: она научила меня терпению и пониманию.
Третий сказал:
-- Упражнения: они научили меня, как быть активным и целостным.
Невежды из числа слушателей пытались рабски подражать данному совету.
Но они потерпели неудачу от дервишей -- если не по форме, то по существу.
Полуневежды решили: "Не будем подражать буквально, но попробуем
сочетать все эти принципы".
И они потерпели неудачу. Но по крайней мере они отстали от дервишей,
оставив их в покое, поскольку были уверены, что теперь овладели всеми
тонкостями их учения.
Тогда дервиши сказали оставшимся:
-- Теперь мы покажем вам, как тайны и самые обыкновенные явления этой
жизни, при правильном их сочетании, делают возможным наидлиннейшее
путешествие.
Это и есть Учение.
Так возник орден "Мастеров".
Так до сих пор ведут себя непосвященные и посвященные.
Бахааддина посетила группа ищущих.
Они нашли его во дворе, в окружении учеников, в самом разгаре буйной
пирушки.
Некоторые из новопришедших заявили:
-- Как отвратительно! Не так следует себя вести, и ничто не может
служить оправданием.
Они попытались увещевать Учителя.
Другие сказали:
-- Да ведь это прекрасно -- мы предпочитаем именно такую форму учебы!
-- И изъявили желание принять в ней участие.
Третьи сказали:
-- Мы несколько озадачены и хотим узнать больше о причи-нах такого
загадочного поведения.
Остальные перешептывались:
-- В этом, быть может, и есть капля мудрости, но нужно ли нам искать
ее, неясно.
Учитель отослал их всех прочь.
И все люди, в беседах и письменно, разнесли по свету свои мнения о
происшедшем. Даже те, кто прямо не упоминал случившееся, находились под
впечатлением этой встречи, и их высказывания и писания отражали их воззрения
на это событие.
Спустя какое-то время некоторые из участников первого посещения опять
проходили тем же путем. Они решили навестить Учителя.
Стоя в дверях, они увидели, что на этот раз во дворе царила
благопристойность, -- Учитель и все его ученики сидели в позе
сосредоточения.
-- Это уже лучше, -- сказали одни, -- очевидно, наш урок пошел ему
впрок.
-- Это прекрасно, -- сказали другие, -- в прошлый раз он просто
испытывал нас.
-- Это слишком безрадостно, -- заявили третьи. -- Такие постные рожи
можно встретить на каждом углу.
Были и другие мнения, высказанные и невысказанные.
Когда медитация кончилась, мудрец опять отослал прочь всех пришедших.
Прошло много времени, и горстка ищущих возвратилась, чтобы услышать из
уст мудреца объяснение предыдущих встреч.
Они предстали перед вратами и заглянули во двор. Учитель сидел там
один, не пируя и не погружаясь в сосредоточение. Учеников не было видно.
-- Теперь, если хотите, можете узнать суть дела, -- сказал он, -- ибо
работа завершена, и ученики распущены.
В первый ваш приход моя группа была слишком серьезна -- мне пришлось
вносить коррективы. Во второй раз они были слишком беспечны -- и я также
привносил коррективы.
Когда человек занят своим делом, он отнюдь не всегда разъясняет свое
поведение случайным прохожим, какой бы огромный интерес они, по их
собственному мнению, ни испыты-вали к этому делу. Когда событие происходит,
главное -- чтобы оно развивалось правильно. А внешняя оценка имеет
второстепенное значение.
Бахааддин сидел в окружении своих учеников, когда в зал собраний вошла
группа его последователей.
Аль-Шах просил каждого из них сказать, зачем он пришел сюда.
Первый сказал: "Вы самый великий человек на свете".
-- Я дал ему лекарства, когда он был болен, и после этого он считает
меня самым великим человеком на свете, -- пояснил аль-Шах.
Второй сказал: "После того, как вы позволили мне посетить вас, я зажил
духовной жизнью".
-- Он мучился, не знал, что делать, и никто не хотел его выслушать. Я
поговорил с ним, и последовавшие за этим ясность и спокойствие он называет
духовной жизнью,-- пояснил аль-Шах.
Третий сказал: "Вы понимаете меня, и все, о чем я прошу, это дозволить
мне присутствовать при ваших беседах, на благо моей души".
-- Ему нужно внимание, и он хочет, чтобы его замечали, пусть даже
критикуя, -- пояснил аль-Шах. -- Это он называет "благом для его души".
Четвертый сказал: "Я ходил от одного к другому, выполняя все то, чему
они учили. Но лишь когда вы дали мне "вазифа", я реально почувствовал
озарение в контакте с вами".
-- Упражнение, которое я дал этому человеку,-- пояснил аль-Шах,-- было
придумано тут же и не имело никакого отношения к его "духовной жизни". Я
должен был показать иллюзорность его представления о духовности, прежде чем
стало возможным затронуть ту сторону этого человека, которая является
действительно духовной, а не чувственной.
Сабит ибн аль-Мунаввар, выдающийся мистик, скончался, и община Балха
осталась без Учителя. Тогда Бахааддин направил в Балх почитаемого аль-Сайара
из Туркестана, чтобы он, хотя ему не было еще и сорока лет, стал наставником
этой общины.
Когда аль-Сайар (да будет благословенно его сокровенное сознание!)
прибыл в Балх и пришел в ханаку, он увидел халифа, окруженного учениками и
направляющего всю жизнь общины.
Аль-Сайару выделили работу на кухне. Лишь один ученик признал в нем
Преемника, но аль-Сайаяр просил его молчать об этом. "Здесь мы оба мелкого
звания", -- сказал он.
Месяц спустя ханаку посетил Великий Шейх Хоросана. Про-ходя через
кухню, он воскликнул: "Истинный Товарищ тут! А такие-сякие повсюду вокруг!"
Никто не понял этого замечания, пока не пришло письмо от ходжахана, в
котором он обращался к аль-Сайару как к законному Преемнику.
С тех пор он пользовался огромным уважением. Азимзаде, ученик, узнавший
Преемника, со временем стал главой общины.
Бахааддин, мечтая, погрузился в далекое прошлое.
Он сказал группе новопришедших:
-- Я только что виделся и разговаривал с учителями глубо-чайшей
древности, которых считают уже давно умершими.
Они спросили его: "Как же они выглядели?"
Он ответил: "Ваше отношение к учению таково, что они приняли бы вас за
демонов.
Но все дело в том, что если бы вы их увидели, вы бы вообще признали их
недостойными говорить с вами. И не проявили бы к ним никакого интереса".
Однажды к великому Учителю Бахааддину пришел человек и просил
Бахааддина разрешить его проблемы и направитье по пути Учения.
Бахааддин велел ему прекратить всякое духовное изучение и тотчас же
удалиться.
Добронамеренный гость начал спорить с Бахааддином.
-- Сейчас вы получите доказательство, -- сказал мудрец.
В тот же момент в комнату влетела птица и заметалась от стены к стене,
не находя выхода на волю.
Суфий выждал, пока птица села у единственного открытого окна в комнате,
и затем резко хлопнул в ладоши.
Испуганная птица вылетела прямо в открытое окно, на свободу.
-- Не кажется ли вам, что для нее этот звук был подобен удару и даже
оскорблению? -- улыбнулся Бахааддин.
Ученик посетил аль-Шаха ад-дина Накшбанда из Бухары.
После того, как он несколько раз участвовал в общих собра-ниях, первый
ученик Бахааддина подал ему знак приблизиться к Учителю и велел говорить.
-- Я пришел от шейха Ридвана в надежде получить что-нибудь от вас.
-- От кого?
-- От шейха Ридвана.
Бахааддин попросил его повторить то, что он сказал. И затем он просил
его делать это снова и снова, пока человек не решил, что Накшбанд глух и,
по-видимому, еще и глуп.
Такой диалог продолжался более часа, а затем Бахааддин произнес:
-- Я не слышу тебя, ни одного слова из того, что ты сказал.
Ученик встал и, уходя, пробормотал:
-- Да простит вас Бог!
Аль-Шах, вдруг обретший слух, тотчас же ответил:
-- И тебя и шейха Ридвана тоже.
Рассказывают, что эмир Бухары как-то послал за Бахааддином Накшбандом,
желая получить его совет в одном деле.
Его послание гласило: "К нам едет посол, и ты должен быть при мне,
чтобы дать совет. Пожалуйста, явись немедленно".
Бахааддин ответил: "Явиться не могу, поскольку в данный момент жизнь
моя зависит от воздуха Каср-аль-Арифина, а взять его с собой невозможно
из-за отсутствия специальных кувшинов".
Эмир сначала не поверил своим ушам, а затем рассердился. Несмотря на
то, что он весьма нуждался в услугах мудреца, он решил публично выговорить
ему за такую дерзость.
Тем временем визит посла расстроился, и в результате эмиру помощь
Бахааддина не понадобилась.
Однажды, много месяцев спустя, когда эмир сидел в трон-ном зале, на
него бросился наемный убийца. Вошедший в этот момент Бахааддин Накшбанд
одним прыжком настиг убийцу и обезоружил его.
-- Несмотря на твою неучтивость, я в долгу перед тобой, Хадрат аль-Шах,
-- произнес эмир.
-- Учтивость тех, кто знает, заключается в том, чтобы присутствовать в
момент действительной нужды, а не в том, чтобы просиживать в ожидании
послов, которые не собираются явиться, -- ответил Бахааддин.
Много вопросов, один ответ.
Я попал в город, вокруг толпились люди...
Они спросили: "Откуда ты родом?"
Они спросили: "Куда путь держишь?"
Они спросили: "С кем идешь?"
Они спросили: "А твоя родословная?"
Они спросили: "Чей ты наследник?"
Они спросили: "Чего ищешь?"
Они спросили: "Кого понимаешь?"
Они спросили: "Кто понимает тебя?"
Они спросили: "Какого учения придерживаешься?"
Они спросили: "Кто обладает океаном учения?"
Они спросили: "У кого нет никакого учения?"
Я ответил им:
"Что вам кажется множественным -- едино;
Что вам кажется простым -- отнюдь не таково;
Что вам кажется сложным -- до смешного просто.
Для всех вас у меня один ответ: "Суфии".
Дервиш Мауляна, глава ордена Накшбандийа и один из величайших его
учителей, мирно сидел в своем завийя (зал учения), когда к нему ворвался
разъяренный фанатик, выкрикивая:
-- Ты, собака, сидишь здесь, в окружении учеников, послушных тебе во
всем! Я же призываю людей добиваться божественной милости, отказаться от
всего и молиться, как предписано нам свыше.
При слове "собака" несколько ищущих поднялись, чтобы вышвырнуть
фанатика вон.
-- Постойте, -- воскликнул Мауляна, -- собака и впрямь неплохое слово.
Я воистину собака, во всем послушная хозяину. Подобно собаке, я знаками
пытаюсь разъяснить овцам, чего хочет наш Хозяин. Подобно собаке, я бросаюсь
на воров и разбойников. И виляю хвостом от радости при приближении Товарищей
моего Хозяина. Лай, виляние, любовь -- это наши качества и они такие же как
и качества собаки; ибо наш Хозяин не лает и не виляет хвостом, для этого у
него есть мы.
Садика Хамзави спросили: "Как вышло, что мудрец Самарканда сам назначил
тебя своим преемником, если ты был всего лишь слугой в его доме?"
Садик ответил: "Он учил меня тому, что сам находил нужным, и я учился
этому. Как-то он сказал: "Я не способен учить других -- своих учеников -- в
такой же мере, как тебя, ибо они желают задавать мне вопросы, они требуют
собраний, они сами выбирают формы и рамки обучения. И поэтому учатся лишь
тому, что им уже известно".
Я же сказал ему: "Дай мне то, что можешь, и скажи, как этому
научиться". Вот так я стал его преемником. Люди имеют превратные
представления о том, как нужно учить и познавать. Они не могут принять
истинных представлений и лишают себя возможности истинного постижения".
Да это знакомая история -- они скажут.
Да это нечто совсем новое -- другие скажут.
Повтори ее с самого начала -- они скажут.
Хватит, не повторяй ее больше -- другие скажут.
Все это я уже слыхал -- кто-то скажет,
Но раньше это рассказывали по-другому -- скажут остальные.
Вот они -- люди, дервиш Баба, таков человек.
Рудбари: "От сердца к сердцу -- таков основной способ передачи тайн
Пути".
Магриби: "Изучение заключается в действии. Изучение посредством одних
только слов есть неполноценное действие".
Хуркани: "Иногда, гораздо больше можно передать, отводя бесполезное
внимание, а не привлекая его".
Гургани: "Тот, кто учит, и то, чему учит, вместе составляют учение".
Фармади: "Познание крайностей -- единственный путь к правильному
пониманию действия принципа золотой середины".
Хамадани: "Служение человечеству не только способствует правильному
образу жизни. С его помощью сохраняется, обогащается и передается внутреннее
знание".
Йасави: "Деятельность на местах -- основа дервишского Пути".
Барки: "Эстетика -- это лишь низшая форма восприятия Реальности".
Андаки: "Усилие лишено всякого смысла без соблюдения заман (должное
время), макан (должное место), икхван (Должные люди)".
Гаджавани: "Нас можно найти работающими в любом месте и в любое время.
Люди воображают, что полезность человека определяется его славой. Но и
обратное может быть столь же верно".
Ахмад Садык: "Отличие Человека, который постиг, заклю-чается в том, что
он не путает образное с конкретным или буквальное с символическим".
Фахнави: "Наша наука не есть наука сего мира, это наука миров".
Ревгари: "Глупость -- искать нечто там, где невоспитанное воображение
надеется его найти. На самом же деле оно везде, где вы можете извлечь его".
Рамитани: "Информация подвержена распаду, знание -- никогда. Причиной
распада информации является схоластика".
Самаси: "Человек многое воображает. Он воображает, что он -- Один.
Обычно же он -- Несколько. Пока он не стал Одним, ему недоступно правильное
представление о том, что же он такое вообще".
Сохари: "Мы посылаем мысль в Китай, и они называют ее китайской,
поскольку не видят человека, пославшего ее. Мы посылаем человека в Индию, и
они называют его просто туркестанцем".
Накшбанд: "Когда люди говорят: "Плачь", они не имеют в виду: "Плачь
всегда". Когда они говорят: "Не плачь", это не значит, что вам предлагается
все время паясничать".
Аттар: "Истинный документ может содержать семь слоев истины. Послание
или речь, не имеющие, на первый взгляд, никакого особого значения, могут
заключать в себе не меньше слоев истины".
Камош: "Суть не в том, познаете ли вы посредством молчания, или речи,
или усилия, или повиновения. Важно -- как это происходит, а не то, что "это
происходит".
Кашгари: "Если вы по-прежнему спрашиваете: "Почему такой-то человек
учил таким или другим способом, и подходит ли это мне?" -- вы не сможете
понять ответ достаточно глубоко".
Чархи: "Где бы ни была скрыта истина в вашем случае, ваш Учитель может
помочь вам найти ее. Но если у него ко всем один и тот же подход, он не
Учитель; во всяком случае не ваш".
Самарканди (Ходжа-Акрар): "Для каждого обмана или заблуждения имеется
реальность, подделкой под которую они являются".
Аль-Лахи: "Мы не живем ни на Западе, ни на Востоке; мы не учимся на
Севере и не учим на Юге. Мы не ограничены этими рамками, но порой вынуждены
говорить так".
Аль-Бухари: "Путь может пролегать через каплю воды, но также и через
сложные предписания".
Захид: "Когда вы встречаете суфия, который изучает или преподает нечто,
что представляется вам далеким от духовности, знайте, что именно в этом
заключена духовность данного времени".
Дервиш: "Когда время покоя -- покой; когда время сотрудничества --
сотрудничество; где нужно усилие -- усилие. В должное время и место -- то,
что должно".
Самарканди Аминии: "От времени и места переходи к безвременности и
безместности, к другим мирам. Там наше начало".
Симаки: "Если вы принимаете относительное за абсолютное, вы можете
погибнуть. Лучше ничего не принимать, чем так рисковать".
Сирхинди: "Не говори только о Четырех Путях, или о Семи-десяти Двух
Путях, или о "Путях, бесчисленных, как Души Людей". Вместо этого говори о
Пути и о достижении. Все подчинено этому".
Масум: "Дхат (сущность) проявляется только в понимании".
Ариф: "Но развиваться она может независимо от него. Люди, которых вы
называете дервишами, имеют мало общего с вашими представлениями о них.
Потому думайте лучше о Реальном. Оно похоже на то, каким вы его
представляете".
Бадауни: "Вам не по силам разбить нас, если вы против нас. Но вы можете
очень осложнить наши дела, даже когда вы думаете, что помогаете нам".
Джан-и-Джанан: "Человек способен приобщиться к Извеч-ному. Но это
происходит не посредством мысли, что он способен мыслить об этом".
Дехлеви: "В пространстве мы пребываем в каком-то месте. Не громозди
опознавательных знаков вокруг него; используй лучше тот материал, который
прилепился к этому месту, пока он еще тут.
Кандагари: "Вы слышите мои слова. Знайте также, что имеются и другие
слова помимо моих. Они не предназначены для восприятия физическим слухом.
Поскольку вы видите только меня, вы воображаете, что нет суфизма отдельно от
меня. Но мы здесь, чтобы учиться, а не чтобы собирать историческую
информацию".
Джан-Фишан: "Вы можете следовать одному потоку. Поймите, что он ведет к
Океану. Не путайте поток с Океаном".
Бахааддина однажды посетил странствующий каландар. Он вызвался показать
чудеса в доказательство того, что он -- представитель величайшего из всех
мистических учителей.
Аль-Шах сказал:
-- Наша бухарская община отличается тем, что возникновение и
поддержание веры здесь ни в малейшей степени не зависит от необычных
событий, называемых чудесами. Но для тебя будет ценно продемонстрировать
свое мастерство перед собранием дервишей, а также всех тех, кто нас
посещает.
И он распорядился, чтобы представление неизвестного каландара
состоялось в день ближайшего праздника.
Целый день каландар творил одно чудо за другим. Он воскрешал мертвых,
ходил по воде, заставлял говорить отсечен-ную голову -- чудесам не было
конца.
Бухарцы были потрясены. Некоторые утверждали, что каландар --
подмастерье дьявола, так как они не желали перенимать его образ жизни или
признавать за ним благотворные силы. Некоторые из случайных поклонников
аль-Шаха провозгла-сили гостя "новым Солнцем" и изъявили готовность
последовать за ним в его монастырь, где бы он ни находился. Некоторые из
недавно принятых учеников умоляли аль-Шаха явить сходные чудеса и тем
показать, что и ему это по силе.
Три дня Бахааддин бездействовал. Затем, перед огромной толпой, он начал
творить одно за другим то, что действительно могло быть названо чудом. Люди
видели такое, во что с трудом можно было поверить. Они видели, слышали и
трогали вещи, какие даже и не снились очевидцам чудес величайших святых всех
времен.
Затем Бахааддин показал им, один за другим, секреты исполнения этих
чудес и тем доказал, что это были всего-навсего фокусы.
-- Те из вас, кто стремится к трюкачеству, пусть сам и занимается им,
-- сказал он, -- ибо я занят более серьезным делом.
Как-то ночью вор попытался пробраться через окно в дом. Но оконная рама
не выдержала его веса, он рухнул на землю и сломал себе ногу.
Вор подал в суд на хозяина дома.
Но хозяин сказал:
-- Судите плотника, который вставлял эту раму.
Плотник сказал:
-- Виноват строитель. Он неправильно рассчитал проем для окна.
Когда привели строителя, тот сказал:
-- Я ошибся из-за прелестной красотки, которая проходила мимо, когда я