Страница:
На сокращение пайков он писал:
"Решение французского командования, хотя, я надеюсь, было продиктовано исключительно финансовыми соображениями, может быть истолковано и как желание воздействовать на моральное состояние войск. Убежденный в необходимости сохранять порядок, который особенно обязателен в тяжелые минуты, лишенный возможности выявлять мой личный авторитет в войсках, я вынужден отклонить от себя всякую ответственность за дальнейшее".
Копии таких ответов он публиковал в печати, сопровождая заявлениями, вроде "Если французское правительство настаивает на уничтожении армии, то единственный выход - перевезти всю армию на берег Черного моря, чтобы она смогла по крайней мере погибнуть с честью".
Добиться неподчинения белому командованию, подорвать его авторитет союзники так и не смогли. Огромную популярность приобрел Кутепов, неотлучно находившийся при войсках, деливший с ними все тяготы. Его в шутку называли "Кутеп-паша, царь Галлиполийский". Когда в марте он по вызову штаба приехал в Константинополь, на пристани его встретили громовым "ура!", подхватили на руки и несли по улицам. Для разоружения и расформирования французы принимали и другие меры нажима. Запретили въезд в русские лагеря, аннулировали все ранее выданные пропуска. Врангель вместо сдачи приказал Кутепову собрать оружие и хранить под усиленным караулом. Но одновременно предписал сформировать в каждой дивизии ударный батальон из лучших бойцов в 600 штыков и пулеметную команду в 60 стволов. А контрразведка постаралась, чтобы это его "секретное" распоряжение стало известно союзникам...
Вовсю активизировалась большевистская агентура, агитируя солдат и офицеров за возвращение на Родину, распуская слухи об амнистии прошлых "грехов". К этой агитации подключились французы, стараясь подогреть возвращенческие настроения - только бы развалить армию и избавиться от нее. Дошло до прямых провокаций. Учитывая, что возвращенчество сильнее всего затронуло казаков, подогнали к Лемносу судно, начав грубую вербовку желающих ехать в Россию. Офицеров отгоняли от рядовых. Фостиков выставил заградительный отряд, но французы навели на него пушки миноносца, высадили солдат и начали без разбора загонять казаков на корабль. Вместе с желающими попадали и нежелающие. Некоторые прыгали за борт, чтобы добраться до берега и вернуться в лагерь.
К концу марта отношения Врангеля с союзниками приблизились к полному разрыву. От более решительных действий в отношении белогвардейцев французов удерживал тот же страх их открытого выступления. И еще неопределенность. Союзные дипломаты, политики, военные гадали о причинах упрямства Врангеля, его неповиновения и независимой позиции. На что он, собственно, рассчитывает? Предполагали, что он позволяет себе такое, имея в запасе некий крупный козырь. Строили версии - какой именно? Секретный договор с Германией? С Японией? С Кемалем? Секретные американские займы? Секретный план нового вторжения в Россию с Савинковым? Никому и в голову прийти не могло, что в этой критической ситуации ему оставалось рассчитывать только на бога, на счастливый случай и на своих подчиненных...
111. В поисках пристанища
Во время Кронштадского мятежа, всколыхнувшего было надежды эмиграции, окончательно прояснилось, что никакой поддержки антибольшевистской борьбе в России державы Антанты больше не окажут. И возобновление этой борьбы отодвигалось из ближайшего будущего на неопределенные сроки. Отношения с французскими оккупационными властями обострились до предела. Срочно требовалось найти какой-нибудь выход. 4 апреля на Балканы выехала миссия во главе с начальником штаба Русской армии П. Н. Шатиловым - для переговоров с правительствами государств, которые согласились бы приютить у себя белые войска. При переговорах было решено исходить из следующих условий: части армии принимаются при сохранении их воинской организации; для обеспечения существования просить о предоставлении им общественных или частных работ, которые войска могли бы выполнять большими силами - полками или дивизиями; если же таковых работ, не унизительных для достоинства армии, не окажется, ходатайствовать о временном расселении на казарменном положении. Шатилов ехал в славянские страны, на которые возлагались максимальные надежды - королевство СХС (сербов-хорватов-словенцев, позже Югославия) и Болгарию, вез личные послания Врангеля к королю Александру и царю Борису. Такие же переговоры в Греции поручались ген. Кусонскому, в Чехословакии - ген. Леонтьеву, в Венгрии - фон Лампе.
Софию миссия сначала посетила проездом, поручив здесь представителю Врангеля ген. Вязьмитинову подготовить почву - позиция Болгарии, как страны, проигравшей войну, во многом зависела от позиции Белграда, и успех должен был определиться тем, примут ли русские предложения победители-сербы. 6.04 Шатилов прибыл в Белград. Приехавшие с ним генералы Богаевский и Науменко, политические деятели Львов и Хрипунов начали выступать с докладами и публикациями в прессе о положении армии и беженства в турецких лагерях, о состоянии казачества, чтобы склонить на свою сторону общественное мнение. 10.04 русскую делегацию принял председатель Скупщины, 14.04 - премьер-министр Пашич, на следующий день - военный министр Иованович, а 16.04 - король Александр. Переговоры прошли успешно. Королевство СХС соглашалось принять 5-7 тыс. русских на службу в пограничную стражу, 5 тыс. - на общественные работы. Соглашалось оно и на прием других контингентов, если их содержание не ляжет на средства страны. Считалось возможным еще для какой-то части армии "приискать в будущем соответствующие работы, каковые в настоящее время еще не производятся". На вопрос о переезде в королевство белого командования ответ был положительным.
Югославия вообще охотно принимала русских беженцев - уже к началу 21г. здесь разместились 70 тыс. эмигрантов. Власти относились к ним доброжелательно, с исключительным вниманием. Сербия была традиционно связана с Россией. Король Александр получил образование в Петербурге, в Пажеском корпусе, его сестры Милица и Анастасия были замужем за великими князьями Николаем Николаевичем и Петром Николаевичем. В отличие от других стран, в Югославии считались действительными все российские дипломы об образовании и ученые степени. Молодое и слабо развитое государство остро нуждалось в квалифицированных специалистах, и ему очень кстати пришлись выброшенные из России ученые, инженеры, врачи, педагоги, агрономы. Теперь оно получило и лучшие воинские кадры. Была еще одна причина, способствующая такому отношению к армии Врангеля. Королевство СХС образовалось после мировой войны в результате объединения двух стран-победительниц, Сербии и Черногории, и присоединения к ним ряда областей, изъятых у побежденных Австрии и Болгарии. Поэтому все ключевые позиции в стране занимали сербы. А "побежденные" народы, хорваты, словенцы, македонцы, оказались на второстепенном положении. С ними начались трения. Король и правительство рассчитывали, что в случае конфликта они смогут опереться на русских. Само их присутствие стало бы сдерживающим фактором для сепаратистов.
17.04 миссия выехала в Софию. Здесь ее принял царь Борис, прошли переговоры с начальником штаба армии Топалджиковым и министром общественных работ. Удалось добиться поддержки болгарской православной церкви и французского посла, завзятого русофила. В принципе болгары тоже склонны были дать положительный ответ. Говорили о возможности принять несколько тысяч человек на строительство и ремонт шоссейных дорог, разместить воинские части, содержащиеся за свой счет. Но права царя были ограничены конституцией, окончательное решение зависело от премьер-министра Стамболийского, лидера левой земледельческой партии. Из-за его болезни конкретные соглашения задерживались. Но переговоры пришлось прервать.
Врангель срочно вызвал Шатилова в Константинополь в связи с серьезными событиями. 7.04 большевистское радио передало обещание амнистии солдатам, казакам и крестьянам, мобилизованным в армию Врангеля, а также мелким чиновникам, сотрудничавшим с белыми и желающим вернуться в Россию. Для Франции это явилось хорошим предлогом отделаться от такой обузы, как белая армия. Амнистия вроде бы снимала все проблемы и обязательства по отношению к русским союзникам в глазах общественности. Одно дело - спасение от смерти, другое дело - содержание людей, которым уже ничто не угрожает. И 18.04 последовала нота правительства Франции.:
"...Ген. Врангель образовал в Константинополе нечто вроде русского правительства и претендует сохранить войска, вывезенные им из Крыма, как организованную армию... Не предусмотрено никаких кредитов для удовлетворения какой бы то ни было русской армии, находящейся на территории Константинополя. Существование на турецкой территории подобной армии было бы противно международному праву. Оно опасно для мира и спокойствия Константинополя и его окрестностей, где порядок с трудом обеспечивается союзнической оккупацией... Ввиду поведения ген. Врангеля и его штаба наша международная ответственность заставляет нас освободить эвакуированных из Крыма от воздействия ген. Врангеля - воздействия, осужденного всеми серьезными русскими группами. Не оказывая никакого давления на самого ген. Врангеля и его офицеров, необходимо разорвать их связь с солдатами... Никакого принуждения не будет допущено над эвакуированными для побуждения их вернуться в Россию; им будет предоставлена полная свобода эмиграции в Бразилию или поиска себе заработка в других странах... Все русские, находящиеся в лагерях, должны знать, что не существует больше армии Врангеля, что бывшие их начальники не могут ими больше распоряжаться и что впредь они совершенно свободны в своих решениях. Франция, более пяти месяцев помогавшая им ценой больших затруднений и тяжелых жертв, достигла пределов своих возможностей и не в состоянии более заботиться об их довольствии в лагерях. Франция, спасшая их жизнь, со спокойной совестью предоставляет им самим заботиться о себе".
Текст ноты широко распространялся в русских лагерях. Но... армия Врангеля все же существовала. Сохраняла повиновение начальникам и, будучи "совершенно свободной в своих решениях", распадаться не хотела. А на командование армии обрушилась масса проблем. Срочно форсировать переговоры о перемещении в балканские страны. Максимально ускорить сам перевод туда. И деньги. Чтобы армия смогла продержаться еще несколько месяцев, пока эти меры осуществятся. Чтобы оплатить перевозку. Чтобы обеспечить содержание войск, для которых в первое время не найдется работы -- ждать, пока она появится, русские теперь не могли. В Париже к деятельности по поддержке врангелевцев активно подключился бывший командующий Северной армией ген. Миллер, сохранивший некоторые связи со времен мировой войны, когда был представителем русской Ставки в Бельгии и Италии. В Париж выехал и Шатилов. При содействии Миллера он был принят, французским главнокомандующим ген. Вейганом. Изложил просьбы об отсрочке прекращения снабжения армии, об указаниях оккупационным войскам в Константинополе не оказывать давления на русское командование и не препятствовать перевозкам войск в Сербию и Болгарию. Вейган обещал содействие, хотя и подчеркнул ограниченность своих возможностей в мирное время. Действительно, немедленного снятия с довольствия не произошло. Французы лишь продолжили практику постепенного сокращения, сняв для начала с пайка еще 2,5 тыс. чел., которым предоставлялось "питаться из средств главкома, Лиги Наций и АРА".
Кое-как стала решаться финансовая проблема. Миллер сумел получить 600 тыс. долларов от русского посла в Вашингтоне, в распоряжении которого остались средства не только царского и Временного правительств, но и правительства Колчака. Миллион франков перевел через Земско-городской союз на нужды армии русский агент в Токио. Было принято также решение, за которое потом Врангель подвергался серьезным нападкам - о распродаже невостребованных ценностей Петроградской ссудной кассы, эвакуированной во время войны в Крым, а оттуда в Сербию. Законные их владельцы погибли или были раскиданы кто где (при объявлении таковых предусматривалась выплата стоимости заклада). Общественность, осуждавшая эту акцию Врангеля, как нарушение права собственности, обычно забывала, что другим "собственником" пыталось выступить советское правительство, славшее ноту за нотой и добивавшееся возврата ценностей в свое распоряжение. Впрочем, в значительной мере такое возмущение и инспирировалось теми же большевиками.
Вскоре завершились переговоры в Болгарии, продолженные после отъезда Шатилова ген. Вязьмитиновым. Несмотря на противодействие крайне левых сил, правительство решило принять белогвардейцев. Оно выставило лишь два условия что русские будут прибывать организованно со своим командным составом и что верховное командование поручится за их благонадежность. Сыграло роль широко распространенное здесь понятие славянского братства, традиционные симпатии к русским со времен Шипки и Плевны - приют белогвардейцам рассматривался как ответная помощь России в беде. Имели место и чисто практические соображения надежда улучшить финансовое положение за счет обмена на левы валюты, переводимой на содержание русских войск. К тому же после капитуляции по условиям мира большая часть болгарской армии была расформирована. Теперь страна получала готовые прекрасные войска, которые даже не требовали от нее расходов. Она свободно могла разместить их в своих опустевших казармах, даже обеспечить обмундированием со ставших ненужными складов. Врангель предлагал и дальнейшее сотрудничество - например, открыть в Софии русскую военную академию под руководством ген. Юзефовича, где могли бы обучаться и болгарские кадры поскольку по условиям мира Болгарии запрещалось иметь свои академии. Но это предложение встретило возражения сербов, не желавших усиления соседей.
Для Врангеля согласие Болгарии стало тем более важным, что войска, которые предстояло обеспечивать "за свой счет", было гораздо выгоднее направить именно туда. Жизнь там была дешевле, и из-за низкого курса лева стоимость содержания 1 человека в Сербии равнялась содержанию 4 человек в Болгарии.
И началась переброска Русской армии из негостеприимных лагерей в балканские страны. Первыми в Югославию направлялись кавдивизия Барбовича, 4103 чел., - для службы в пограничной страже, а на работы по строительству железных и шоссейных дорог - технический полк в 1,5 тыс. чел., а также отряд кубанцев и донцов ген. Фостикова, 3 тыс. чел. Лагеря на о. Лемнос из-за самых плохих условий существования решили эвакуировать в первую очередь. Для отправки в Болгарию назначались 4573 чел. донцов бригады Гуселыцикова - на предоставленные там работы, и группа войск 1-го корпуса в 8336 чел. под командованием Витковского - для размещения за счет главнокомандующего. Вторым эшелоном предполагалось перевезти на Балканы три кадетских корпуса, училища, лазареты, семьи. Приказ Врангеля гласил:
"Части армии, перевозимые в первую голову, будут устроены на различного рода работы. Остальные же (1-й армейский корпус) за отсутствием пока аналогичных предложений сохранят порядок жизни войсковых организаций и будут расположены казарменно. Армия должна существовать в полускрытом виде, но армия должна быть сохранена во что бы то ни стало".
В июле в Галлиполи прошел ряд торжеств. 12.07 - производство юнкеров в офицеры, а затем - открытие памятника над могилами белогвардейцев, умерших здесь, и братскими могилами русских военнопленных прошлых войн. Закладка его состоялась 9.05. По приказу Кутепова каждый воин должен был возложить на место памятника камень весом не менее 10 кг, в результате чего образовался курган из 24 тысяч камней. Он был увенчан мраморным крестом, а спереди на нем помещались российский герб и мраморная доска с надписью на русском, французском, турецком и греческом языках: "Первый корпус Русской армии своим братьям-воинам, в борьбе за честь Родины нашедшим вечный приют на чужбине в 1920-1921 годах и в 1845- 1855 годах и памяти своих предков-запорожцев, умерших в турецком плену".
16.07 прошло торжественное открытие памятника - богослужение, парад, возложение венков в виде "тернового венца" из колючей проволоки и жести, передача командующим коменданту Галлиполи акта об охране русской святыни... Эти торжества стали и прощальными. "Галлиполийское сидение" кончалось, несколько зафрахтованных пароходов начали развозить армию в разные стороны.
Союзные оккупационные власти и здесь пытались ставить палки в колеса. Условием посадки на суда поставили разоружение. Назрел новый конфликт. Выкрутился из положения Шатилов. Не желая обострять отношений, приказал сдать неисправное оружие, а исправное переносить на пароходы в ящиках, тайно. Тайна, конечно, была шита белыми нитками, но формальности соблюдались, а французские офицеры, осуществлявшие непосредственный контроль за посадкой, предпочитали закрывать глаза на проносимые винтовки и пулеметы. В отличие от своего начальства, пытающегося крутить какую-то международную политику, они смотрели на вещи проще - черт с ними, с этими русскими, лишь бы убирались поскорее и подальше. Когда в Салоники прибыли первые 2 парохода с 5 тысячами белогвардейцев для следования далее в Югославию по железной дороге, ген. Шарли, придравшись к тому, что, по его сведениям, приехать должны были не более 3 тыс., приказал не пускать на берег "лишних". Врангелевцам пришлось чуть ли не силой выгружаться и пробиваться к станции - благо греки тоже смотрели на вещи трезво и транзиту русских не противились.
Продолжалась и агитация за переход на положение беженцев. Им обещали проезд в те же балканские страны, но уже в гражданском виде, независимо от армии. Набрав тысячу таких желающих, французы выделили им пароход и отправили в Варну. Но тут уж с возражениями выступила Болгария, напомнив о своих условиях приема русских и заявив, что в страну нежелателен въезд неорганизованных элементов, за которых не может поручиться главное командование. Хотя, в общем выход из армии не запрещался. Хочешь - уходи. Люди, пожелавшие сделать это, лишь обязаны были в 3-дневный срок перебраться в отдельный лагерь и до отъезда соблюдать требования воинской дисциплины. Но разлагающая агитация в войсках таким лицам запрещалась под угрозой военно-полевого суда. А командирам отъезжающих частей предписывалось не принимать с собой таких беженцев.
Осенью в Галлиполи еще оставались более 10 тыс. чел. Но им было уже полегче, чем прежде. Место стало "своим", хоть как-то обжитым. Ко второй зиме можно было подготовиться более капитально - рыли землянки, копили редкое здесь топливо, использовали для благоустройства вещи уехавших. А главное - больше не было гнетущей неопределенности и безысходности. Появилась надежда на скорое улучшение, и оставалось только ждать своей очереди отъезда.
Белогвардейцев не оставляли без внимания и советские спецслужбы. От захваченного Францией флота у Врангеля оставалось еще одно судно - яхта "Лукулл" водоизмещением 1600 т. По международным законам - последний кусочек русской территории. На яхте разместилась резиденция главнокомандующего. Здесь он жил, работал, проводил совещания в узком кругу, несколько раз посещал на ней лагеря. Кроме 33 чел. команды, на "Лукулле" располагались адъютанты, дежурные офицеры, 18 конвойцев охраны. 15 октября в 16.30 большой пароход "Адрия", шедший из Батума через Босфор под итальянским флагом, при хорошей видимости и спокойном море внезапно повернул на полном ходу в сторону "Лукулла", стоявшего на рейде. Тревожных гудков пароход почему-то не давал. "Адрия" застопорила машины и стала отдавать якоря лишь в 200 метрах от яхты, когда столкновение было уже неизбежным. Вахтенный офицер мичман Сапунов приказал бросать кранцы и побежал поднимать команду. Удар пришелся на левый борт, прямо в помещения, занимаемые Врангелем. Форштевень "Адрии" проломил борт "Лукулла" и застрял в нем. Потом пароход стал отваливать задним ходом. В широкую пробоину хлынула вода, и яхта затонула почти мгновенно. Не спустив шлюпок, не бросив спасательных кругов, "Адрия" отошла от места происшествия. Сам Врангель с женой и адъютантом по счастливой случайности незадолго до катастрофы съехал на берег в одно из посольств. Погибли повар и Сапунов, до последней секунды старавшийся принять какие-то меры. Утонули все имущество, документы и архив Врангеля. С помощью водолазов часть документации удалось потом поднять со дна в подпорченном виде. Остальное пропало. В ходе следствия капитан "Адрии" Симич и лоцман Самурский ссылались на сильное течение "форс-мажор", лишившее пароход возможности маневрировать. Выяснилось также, что Симич принимал меры, чтобы задержаться в карантине и пройти мимо "Лукулла" ночью. В общем, настоящие виновники угадывались достаточно прозрачно. Но прямых улик не было, и дело списали на "несчастный случай".
Нащупывая слабые звенья в цепи Белой гвардии, советские спецслужбы начали операцию по обработке Слащева. Учитывая его конфликты с Врангелем, неуравновешенность, беспорядочный образ жизни, большевистская агентура стала склонять его к возвращению в Россию, гарантируя неприкосновенность. В декабре Слащев на своей паровой яхте "Жанна" тайно покинул Турцию и взял курс на Крым. Вместе с ним отправился ряд его ближайших соратников - ген. Мильковский, полковники Гильбих и Мизерницкий, а также жена и ее брат. Накануне отъезда, по свидетельству очевидцев, Слащев кутил в ресторане, громогласно распространяясь, что вынужден уехать "с целью борьбы с политикой Запада, который распродает Россию". По прибытию в Совдепию его действительно не тронули, и он выступил с рядом заявлений, приглашая "всех русских офицеров и солдат, находящихся еще за границей, подчиниться советской власти и вернуться на родину". В одном из них говорилось:
"Я вернулся в Россию и убедился, что прошлое предано забвению. И теперь, в качестве одного из бывших начальников Добровольческой армии, командую вам: "Последуйте моему примеру!"
В беседах с Фрунзе и другими коммунистами Слащев сообщил ряд сведений о врангелевских частях и их планах. Союз Георгиевских кавалеров исключил генерала из числа своих членов "ввиду позорного перехода к большевикам", а Врангель отметил "Несомненно, большевики еще не раз используют Слащева как рекламную фигуру. Своим возвращением он нанес ощутимый удар Русской армии и всему Белому Движению".
Операция со Слащевым явилась частью более широкой акции. 3.11.21 "в честь четырехлетней годовщины Великой Октябрьской революции" Президиум ВЦИК принял постановление:
"1. Объявить полную амнистию лицам, участвовавшим в военных организациях Колчака, Деникина, Врангеля, Савинкова, Петлюры, Булак-Балаховича, Перемыкина и Юденича в качестве рядовых солдат, путем обмана или насильственно втянутым в борьбу против Советской России.
2. Предоставить им возможность вернуться в Россию на общих основаниях с возвращающимися на Родину военнопленными..."
И за рубежом красная агентура раздула очередную кампанию агитации за возвращение. (Постановление, разумеется, было чисто пропагандистским трюком. Вернувшихся из-за границы белогвардейцев сажали - если не сразу, то с небольшой отсрочкой. Если не за амнистированную "белогвардейщину", то по обвинениям в шпионаже или антисоветской агитации.)
И все же, несмотря на все удары и трудности, очередной этап борьбы за армию Врангель выиграл. Ее переброска на Балканы постепенно завершалась. Новогодний приказ главнокомандующего гласил:
"Еще один год отошел в вечность. Русская армия отбила новые удары судьбы. Она осталась на посту. Она на страже государственности. Ее пароль - Отечество. Одни клевещут на нее, другие зовут за собой. Она выполнит свой долг. Его укажет народ. Мы ждем призыва Родины. Да принесет его грядущий год!"
Сам Врангель выехал в Сербию 26 февраля, с последним эшелоном. Несмотря на запрет союзнических властей, он остановился в Галлиполи и выступил перед войсками. Он говорил "Родные славянские страны широко открыли двери своих государств и приютили у себя нашу армию до тех пор, пока она не сможет возобновить борьбу с врагом отчизны... Спасибо вам за вашу службу, преданность, твердость, непоколебимость. Спасибо вам и низкий поклон".
Был учрежден знак "В память пребывания Русской армии в военных лагерях на чужбине" - черные самодельные кресты с надписями: "Галлиполи", "Лемнос", "Кабакджа", "Чаталджи", "Бизерта". Из-за нехватки транспортных средств в Галлиполи оставалось около тысячи человек под командованием ген. Мартынова. Из лагеря они переселились в город и в течение 1922 г. небольшими партиями перевозились в Венгрию. Их арьергард прибыл в Сербию в мае 1923 г.
112. На Балканах
После переезда из турецких лагерей Донской корпус расположился на юге Болгарии, штаб ген. Абрамова разместился в Старой Загоре. Цвет Белой гвардии, 1-й корпус, был расквартирован на севере страны, штаб в Велико-Тырново, части заняли пустые казармы распущенной по мирному договору болгарской армии - в Свиштове,
Севлиеве, Никополе, Белоградчике. Врангель депонировал в Болгарском банке сумму, достаточную для пропитания корпуса в течение года. По приказу Кутепова с 20.01.22 войска приступили к регулярным занятиям по программам мирного времени. В Софии находились представитель главнокомандующего, управление снабжения.
"Решение французского командования, хотя, я надеюсь, было продиктовано исключительно финансовыми соображениями, может быть истолковано и как желание воздействовать на моральное состояние войск. Убежденный в необходимости сохранять порядок, который особенно обязателен в тяжелые минуты, лишенный возможности выявлять мой личный авторитет в войсках, я вынужден отклонить от себя всякую ответственность за дальнейшее".
Копии таких ответов он публиковал в печати, сопровождая заявлениями, вроде "Если французское правительство настаивает на уничтожении армии, то единственный выход - перевезти всю армию на берег Черного моря, чтобы она смогла по крайней мере погибнуть с честью".
Добиться неподчинения белому командованию, подорвать его авторитет союзники так и не смогли. Огромную популярность приобрел Кутепов, неотлучно находившийся при войсках, деливший с ними все тяготы. Его в шутку называли "Кутеп-паша, царь Галлиполийский". Когда в марте он по вызову штаба приехал в Константинополь, на пристани его встретили громовым "ура!", подхватили на руки и несли по улицам. Для разоружения и расформирования французы принимали и другие меры нажима. Запретили въезд в русские лагеря, аннулировали все ранее выданные пропуска. Врангель вместо сдачи приказал Кутепову собрать оружие и хранить под усиленным караулом. Но одновременно предписал сформировать в каждой дивизии ударный батальон из лучших бойцов в 600 штыков и пулеметную команду в 60 стволов. А контрразведка постаралась, чтобы это его "секретное" распоряжение стало известно союзникам...
Вовсю активизировалась большевистская агентура, агитируя солдат и офицеров за возвращение на Родину, распуская слухи об амнистии прошлых "грехов". К этой агитации подключились французы, стараясь подогреть возвращенческие настроения - только бы развалить армию и избавиться от нее. Дошло до прямых провокаций. Учитывая, что возвращенчество сильнее всего затронуло казаков, подогнали к Лемносу судно, начав грубую вербовку желающих ехать в Россию. Офицеров отгоняли от рядовых. Фостиков выставил заградительный отряд, но французы навели на него пушки миноносца, высадили солдат и начали без разбора загонять казаков на корабль. Вместе с желающими попадали и нежелающие. Некоторые прыгали за борт, чтобы добраться до берега и вернуться в лагерь.
К концу марта отношения Врангеля с союзниками приблизились к полному разрыву. От более решительных действий в отношении белогвардейцев французов удерживал тот же страх их открытого выступления. И еще неопределенность. Союзные дипломаты, политики, военные гадали о причинах упрямства Врангеля, его неповиновения и независимой позиции. На что он, собственно, рассчитывает? Предполагали, что он позволяет себе такое, имея в запасе некий крупный козырь. Строили версии - какой именно? Секретный договор с Германией? С Японией? С Кемалем? Секретные американские займы? Секретный план нового вторжения в Россию с Савинковым? Никому и в голову прийти не могло, что в этой критической ситуации ему оставалось рассчитывать только на бога, на счастливый случай и на своих подчиненных...
111. В поисках пристанища
Во время Кронштадского мятежа, всколыхнувшего было надежды эмиграции, окончательно прояснилось, что никакой поддержки антибольшевистской борьбе в России державы Антанты больше не окажут. И возобновление этой борьбы отодвигалось из ближайшего будущего на неопределенные сроки. Отношения с французскими оккупационными властями обострились до предела. Срочно требовалось найти какой-нибудь выход. 4 апреля на Балканы выехала миссия во главе с начальником штаба Русской армии П. Н. Шатиловым - для переговоров с правительствами государств, которые согласились бы приютить у себя белые войска. При переговорах было решено исходить из следующих условий: части армии принимаются при сохранении их воинской организации; для обеспечения существования просить о предоставлении им общественных или частных работ, которые войска могли бы выполнять большими силами - полками или дивизиями; если же таковых работ, не унизительных для достоинства армии, не окажется, ходатайствовать о временном расселении на казарменном положении. Шатилов ехал в славянские страны, на которые возлагались максимальные надежды - королевство СХС (сербов-хорватов-словенцев, позже Югославия) и Болгарию, вез личные послания Врангеля к королю Александру и царю Борису. Такие же переговоры в Греции поручались ген. Кусонскому, в Чехословакии - ген. Леонтьеву, в Венгрии - фон Лампе.
Софию миссия сначала посетила проездом, поручив здесь представителю Врангеля ген. Вязьмитинову подготовить почву - позиция Болгарии, как страны, проигравшей войну, во многом зависела от позиции Белграда, и успех должен был определиться тем, примут ли русские предложения победители-сербы. 6.04 Шатилов прибыл в Белград. Приехавшие с ним генералы Богаевский и Науменко, политические деятели Львов и Хрипунов начали выступать с докладами и публикациями в прессе о положении армии и беженства в турецких лагерях, о состоянии казачества, чтобы склонить на свою сторону общественное мнение. 10.04 русскую делегацию принял председатель Скупщины, 14.04 - премьер-министр Пашич, на следующий день - военный министр Иованович, а 16.04 - король Александр. Переговоры прошли успешно. Королевство СХС соглашалось принять 5-7 тыс. русских на службу в пограничную стражу, 5 тыс. - на общественные работы. Соглашалось оно и на прием других контингентов, если их содержание не ляжет на средства страны. Считалось возможным еще для какой-то части армии "приискать в будущем соответствующие работы, каковые в настоящее время еще не производятся". На вопрос о переезде в королевство белого командования ответ был положительным.
Югославия вообще охотно принимала русских беженцев - уже к началу 21г. здесь разместились 70 тыс. эмигрантов. Власти относились к ним доброжелательно, с исключительным вниманием. Сербия была традиционно связана с Россией. Король Александр получил образование в Петербурге, в Пажеском корпусе, его сестры Милица и Анастасия были замужем за великими князьями Николаем Николаевичем и Петром Николаевичем. В отличие от других стран, в Югославии считались действительными все российские дипломы об образовании и ученые степени. Молодое и слабо развитое государство остро нуждалось в квалифицированных специалистах, и ему очень кстати пришлись выброшенные из России ученые, инженеры, врачи, педагоги, агрономы. Теперь оно получило и лучшие воинские кадры. Была еще одна причина, способствующая такому отношению к армии Врангеля. Королевство СХС образовалось после мировой войны в результате объединения двух стран-победительниц, Сербии и Черногории, и присоединения к ним ряда областей, изъятых у побежденных Австрии и Болгарии. Поэтому все ключевые позиции в стране занимали сербы. А "побежденные" народы, хорваты, словенцы, македонцы, оказались на второстепенном положении. С ними начались трения. Король и правительство рассчитывали, что в случае конфликта они смогут опереться на русских. Само их присутствие стало бы сдерживающим фактором для сепаратистов.
17.04 миссия выехала в Софию. Здесь ее принял царь Борис, прошли переговоры с начальником штаба армии Топалджиковым и министром общественных работ. Удалось добиться поддержки болгарской православной церкви и французского посла, завзятого русофила. В принципе болгары тоже склонны были дать положительный ответ. Говорили о возможности принять несколько тысяч человек на строительство и ремонт шоссейных дорог, разместить воинские части, содержащиеся за свой счет. Но права царя были ограничены конституцией, окончательное решение зависело от премьер-министра Стамболийского, лидера левой земледельческой партии. Из-за его болезни конкретные соглашения задерживались. Но переговоры пришлось прервать.
Врангель срочно вызвал Шатилова в Константинополь в связи с серьезными событиями. 7.04 большевистское радио передало обещание амнистии солдатам, казакам и крестьянам, мобилизованным в армию Врангеля, а также мелким чиновникам, сотрудничавшим с белыми и желающим вернуться в Россию. Для Франции это явилось хорошим предлогом отделаться от такой обузы, как белая армия. Амнистия вроде бы снимала все проблемы и обязательства по отношению к русским союзникам в глазах общественности. Одно дело - спасение от смерти, другое дело - содержание людей, которым уже ничто не угрожает. И 18.04 последовала нота правительства Франции.:
"...Ген. Врангель образовал в Константинополе нечто вроде русского правительства и претендует сохранить войска, вывезенные им из Крыма, как организованную армию... Не предусмотрено никаких кредитов для удовлетворения какой бы то ни было русской армии, находящейся на территории Константинополя. Существование на турецкой территории подобной армии было бы противно международному праву. Оно опасно для мира и спокойствия Константинополя и его окрестностей, где порядок с трудом обеспечивается союзнической оккупацией... Ввиду поведения ген. Врангеля и его штаба наша международная ответственность заставляет нас освободить эвакуированных из Крыма от воздействия ген. Врангеля - воздействия, осужденного всеми серьезными русскими группами. Не оказывая никакого давления на самого ген. Врангеля и его офицеров, необходимо разорвать их связь с солдатами... Никакого принуждения не будет допущено над эвакуированными для побуждения их вернуться в Россию; им будет предоставлена полная свобода эмиграции в Бразилию или поиска себе заработка в других странах... Все русские, находящиеся в лагерях, должны знать, что не существует больше армии Врангеля, что бывшие их начальники не могут ими больше распоряжаться и что впредь они совершенно свободны в своих решениях. Франция, более пяти месяцев помогавшая им ценой больших затруднений и тяжелых жертв, достигла пределов своих возможностей и не в состоянии более заботиться об их довольствии в лагерях. Франция, спасшая их жизнь, со спокойной совестью предоставляет им самим заботиться о себе".
Текст ноты широко распространялся в русских лагерях. Но... армия Врангеля все же существовала. Сохраняла повиновение начальникам и, будучи "совершенно свободной в своих решениях", распадаться не хотела. А на командование армии обрушилась масса проблем. Срочно форсировать переговоры о перемещении в балканские страны. Максимально ускорить сам перевод туда. И деньги. Чтобы армия смогла продержаться еще несколько месяцев, пока эти меры осуществятся. Чтобы оплатить перевозку. Чтобы обеспечить содержание войск, для которых в первое время не найдется работы -- ждать, пока она появится, русские теперь не могли. В Париже к деятельности по поддержке врангелевцев активно подключился бывший командующий Северной армией ген. Миллер, сохранивший некоторые связи со времен мировой войны, когда был представителем русской Ставки в Бельгии и Италии. В Париж выехал и Шатилов. При содействии Миллера он был принят, французским главнокомандующим ген. Вейганом. Изложил просьбы об отсрочке прекращения снабжения армии, об указаниях оккупационным войскам в Константинополе не оказывать давления на русское командование и не препятствовать перевозкам войск в Сербию и Болгарию. Вейган обещал содействие, хотя и подчеркнул ограниченность своих возможностей в мирное время. Действительно, немедленного снятия с довольствия не произошло. Французы лишь продолжили практику постепенного сокращения, сняв для начала с пайка еще 2,5 тыс. чел., которым предоставлялось "питаться из средств главкома, Лиги Наций и АРА".
Кое-как стала решаться финансовая проблема. Миллер сумел получить 600 тыс. долларов от русского посла в Вашингтоне, в распоряжении которого остались средства не только царского и Временного правительств, но и правительства Колчака. Миллион франков перевел через Земско-городской союз на нужды армии русский агент в Токио. Было принято также решение, за которое потом Врангель подвергался серьезным нападкам - о распродаже невостребованных ценностей Петроградской ссудной кассы, эвакуированной во время войны в Крым, а оттуда в Сербию. Законные их владельцы погибли или были раскиданы кто где (при объявлении таковых предусматривалась выплата стоимости заклада). Общественность, осуждавшая эту акцию Врангеля, как нарушение права собственности, обычно забывала, что другим "собственником" пыталось выступить советское правительство, славшее ноту за нотой и добивавшееся возврата ценностей в свое распоряжение. Впрочем, в значительной мере такое возмущение и инспирировалось теми же большевиками.
Вскоре завершились переговоры в Болгарии, продолженные после отъезда Шатилова ген. Вязьмитиновым. Несмотря на противодействие крайне левых сил, правительство решило принять белогвардейцев. Оно выставило лишь два условия что русские будут прибывать организованно со своим командным составом и что верховное командование поручится за их благонадежность. Сыграло роль широко распространенное здесь понятие славянского братства, традиционные симпатии к русским со времен Шипки и Плевны - приют белогвардейцам рассматривался как ответная помощь России в беде. Имели место и чисто практические соображения надежда улучшить финансовое положение за счет обмена на левы валюты, переводимой на содержание русских войск. К тому же после капитуляции по условиям мира большая часть болгарской армии была расформирована. Теперь страна получала готовые прекрасные войска, которые даже не требовали от нее расходов. Она свободно могла разместить их в своих опустевших казармах, даже обеспечить обмундированием со ставших ненужными складов. Врангель предлагал и дальнейшее сотрудничество - например, открыть в Софии русскую военную академию под руководством ген. Юзефовича, где могли бы обучаться и болгарские кадры поскольку по условиям мира Болгарии запрещалось иметь свои академии. Но это предложение встретило возражения сербов, не желавших усиления соседей.
Для Врангеля согласие Болгарии стало тем более важным, что войска, которые предстояло обеспечивать "за свой счет", было гораздо выгоднее направить именно туда. Жизнь там была дешевле, и из-за низкого курса лева стоимость содержания 1 человека в Сербии равнялась содержанию 4 человек в Болгарии.
И началась переброска Русской армии из негостеприимных лагерей в балканские страны. Первыми в Югославию направлялись кавдивизия Барбовича, 4103 чел., - для службы в пограничной страже, а на работы по строительству железных и шоссейных дорог - технический полк в 1,5 тыс. чел., а также отряд кубанцев и донцов ген. Фостикова, 3 тыс. чел. Лагеря на о. Лемнос из-за самых плохих условий существования решили эвакуировать в первую очередь. Для отправки в Болгарию назначались 4573 чел. донцов бригады Гуселыцикова - на предоставленные там работы, и группа войск 1-го корпуса в 8336 чел. под командованием Витковского - для размещения за счет главнокомандующего. Вторым эшелоном предполагалось перевезти на Балканы три кадетских корпуса, училища, лазареты, семьи. Приказ Врангеля гласил:
"Части армии, перевозимые в первую голову, будут устроены на различного рода работы. Остальные же (1-й армейский корпус) за отсутствием пока аналогичных предложений сохранят порядок жизни войсковых организаций и будут расположены казарменно. Армия должна существовать в полускрытом виде, но армия должна быть сохранена во что бы то ни стало".
В июле в Галлиполи прошел ряд торжеств. 12.07 - производство юнкеров в офицеры, а затем - открытие памятника над могилами белогвардейцев, умерших здесь, и братскими могилами русских военнопленных прошлых войн. Закладка его состоялась 9.05. По приказу Кутепова каждый воин должен был возложить на место памятника камень весом не менее 10 кг, в результате чего образовался курган из 24 тысяч камней. Он был увенчан мраморным крестом, а спереди на нем помещались российский герб и мраморная доска с надписью на русском, французском, турецком и греческом языках: "Первый корпус Русской армии своим братьям-воинам, в борьбе за честь Родины нашедшим вечный приют на чужбине в 1920-1921 годах и в 1845- 1855 годах и памяти своих предков-запорожцев, умерших в турецком плену".
16.07 прошло торжественное открытие памятника - богослужение, парад, возложение венков в виде "тернового венца" из колючей проволоки и жести, передача командующим коменданту Галлиполи акта об охране русской святыни... Эти торжества стали и прощальными. "Галлиполийское сидение" кончалось, несколько зафрахтованных пароходов начали развозить армию в разные стороны.
Союзные оккупационные власти и здесь пытались ставить палки в колеса. Условием посадки на суда поставили разоружение. Назрел новый конфликт. Выкрутился из положения Шатилов. Не желая обострять отношений, приказал сдать неисправное оружие, а исправное переносить на пароходы в ящиках, тайно. Тайна, конечно, была шита белыми нитками, но формальности соблюдались, а французские офицеры, осуществлявшие непосредственный контроль за посадкой, предпочитали закрывать глаза на проносимые винтовки и пулеметы. В отличие от своего начальства, пытающегося крутить какую-то международную политику, они смотрели на вещи проще - черт с ними, с этими русскими, лишь бы убирались поскорее и подальше. Когда в Салоники прибыли первые 2 парохода с 5 тысячами белогвардейцев для следования далее в Югославию по железной дороге, ген. Шарли, придравшись к тому, что, по его сведениям, приехать должны были не более 3 тыс., приказал не пускать на берег "лишних". Врангелевцам пришлось чуть ли не силой выгружаться и пробиваться к станции - благо греки тоже смотрели на вещи трезво и транзиту русских не противились.
Продолжалась и агитация за переход на положение беженцев. Им обещали проезд в те же балканские страны, но уже в гражданском виде, независимо от армии. Набрав тысячу таких желающих, французы выделили им пароход и отправили в Варну. Но тут уж с возражениями выступила Болгария, напомнив о своих условиях приема русских и заявив, что в страну нежелателен въезд неорганизованных элементов, за которых не может поручиться главное командование. Хотя, в общем выход из армии не запрещался. Хочешь - уходи. Люди, пожелавшие сделать это, лишь обязаны были в 3-дневный срок перебраться в отдельный лагерь и до отъезда соблюдать требования воинской дисциплины. Но разлагающая агитация в войсках таким лицам запрещалась под угрозой военно-полевого суда. А командирам отъезжающих частей предписывалось не принимать с собой таких беженцев.
Осенью в Галлиполи еще оставались более 10 тыс. чел. Но им было уже полегче, чем прежде. Место стало "своим", хоть как-то обжитым. Ко второй зиме можно было подготовиться более капитально - рыли землянки, копили редкое здесь топливо, использовали для благоустройства вещи уехавших. А главное - больше не было гнетущей неопределенности и безысходности. Появилась надежда на скорое улучшение, и оставалось только ждать своей очереди отъезда.
Белогвардейцев не оставляли без внимания и советские спецслужбы. От захваченного Францией флота у Врангеля оставалось еще одно судно - яхта "Лукулл" водоизмещением 1600 т. По международным законам - последний кусочек русской территории. На яхте разместилась резиденция главнокомандующего. Здесь он жил, работал, проводил совещания в узком кругу, несколько раз посещал на ней лагеря. Кроме 33 чел. команды, на "Лукулле" располагались адъютанты, дежурные офицеры, 18 конвойцев охраны. 15 октября в 16.30 большой пароход "Адрия", шедший из Батума через Босфор под итальянским флагом, при хорошей видимости и спокойном море внезапно повернул на полном ходу в сторону "Лукулла", стоявшего на рейде. Тревожных гудков пароход почему-то не давал. "Адрия" застопорила машины и стала отдавать якоря лишь в 200 метрах от яхты, когда столкновение было уже неизбежным. Вахтенный офицер мичман Сапунов приказал бросать кранцы и побежал поднимать команду. Удар пришелся на левый борт, прямо в помещения, занимаемые Врангелем. Форштевень "Адрии" проломил борт "Лукулла" и застрял в нем. Потом пароход стал отваливать задним ходом. В широкую пробоину хлынула вода, и яхта затонула почти мгновенно. Не спустив шлюпок, не бросив спасательных кругов, "Адрия" отошла от места происшествия. Сам Врангель с женой и адъютантом по счастливой случайности незадолго до катастрофы съехал на берег в одно из посольств. Погибли повар и Сапунов, до последней секунды старавшийся принять какие-то меры. Утонули все имущество, документы и архив Врангеля. С помощью водолазов часть документации удалось потом поднять со дна в подпорченном виде. Остальное пропало. В ходе следствия капитан "Адрии" Симич и лоцман Самурский ссылались на сильное течение "форс-мажор", лишившее пароход возможности маневрировать. Выяснилось также, что Симич принимал меры, чтобы задержаться в карантине и пройти мимо "Лукулла" ночью. В общем, настоящие виновники угадывались достаточно прозрачно. Но прямых улик не было, и дело списали на "несчастный случай".
Нащупывая слабые звенья в цепи Белой гвардии, советские спецслужбы начали операцию по обработке Слащева. Учитывая его конфликты с Врангелем, неуравновешенность, беспорядочный образ жизни, большевистская агентура стала склонять его к возвращению в Россию, гарантируя неприкосновенность. В декабре Слащев на своей паровой яхте "Жанна" тайно покинул Турцию и взял курс на Крым. Вместе с ним отправился ряд его ближайших соратников - ген. Мильковский, полковники Гильбих и Мизерницкий, а также жена и ее брат. Накануне отъезда, по свидетельству очевидцев, Слащев кутил в ресторане, громогласно распространяясь, что вынужден уехать "с целью борьбы с политикой Запада, который распродает Россию". По прибытию в Совдепию его действительно не тронули, и он выступил с рядом заявлений, приглашая "всех русских офицеров и солдат, находящихся еще за границей, подчиниться советской власти и вернуться на родину". В одном из них говорилось:
"Я вернулся в Россию и убедился, что прошлое предано забвению. И теперь, в качестве одного из бывших начальников Добровольческой армии, командую вам: "Последуйте моему примеру!"
В беседах с Фрунзе и другими коммунистами Слащев сообщил ряд сведений о врангелевских частях и их планах. Союз Георгиевских кавалеров исключил генерала из числа своих членов "ввиду позорного перехода к большевикам", а Врангель отметил "Несомненно, большевики еще не раз используют Слащева как рекламную фигуру. Своим возвращением он нанес ощутимый удар Русской армии и всему Белому Движению".
Операция со Слащевым явилась частью более широкой акции. 3.11.21 "в честь четырехлетней годовщины Великой Октябрьской революции" Президиум ВЦИК принял постановление:
"1. Объявить полную амнистию лицам, участвовавшим в военных организациях Колчака, Деникина, Врангеля, Савинкова, Петлюры, Булак-Балаховича, Перемыкина и Юденича в качестве рядовых солдат, путем обмана или насильственно втянутым в борьбу против Советской России.
2. Предоставить им возможность вернуться в Россию на общих основаниях с возвращающимися на Родину военнопленными..."
И за рубежом красная агентура раздула очередную кампанию агитации за возвращение. (Постановление, разумеется, было чисто пропагандистским трюком. Вернувшихся из-за границы белогвардейцев сажали - если не сразу, то с небольшой отсрочкой. Если не за амнистированную "белогвардейщину", то по обвинениям в шпионаже или антисоветской агитации.)
И все же, несмотря на все удары и трудности, очередной этап борьбы за армию Врангель выиграл. Ее переброска на Балканы постепенно завершалась. Новогодний приказ главнокомандующего гласил:
"Еще один год отошел в вечность. Русская армия отбила новые удары судьбы. Она осталась на посту. Она на страже государственности. Ее пароль - Отечество. Одни клевещут на нее, другие зовут за собой. Она выполнит свой долг. Его укажет народ. Мы ждем призыва Родины. Да принесет его грядущий год!"
Сам Врангель выехал в Сербию 26 февраля, с последним эшелоном. Несмотря на запрет союзнических властей, он остановился в Галлиполи и выступил перед войсками. Он говорил "Родные славянские страны широко открыли двери своих государств и приютили у себя нашу армию до тех пор, пока она не сможет возобновить борьбу с врагом отчизны... Спасибо вам за вашу службу, преданность, твердость, непоколебимость. Спасибо вам и низкий поклон".
Был учрежден знак "В память пребывания Русской армии в военных лагерях на чужбине" - черные самодельные кресты с надписями: "Галлиполи", "Лемнос", "Кабакджа", "Чаталджи", "Бизерта". Из-за нехватки транспортных средств в Галлиполи оставалось около тысячи человек под командованием ген. Мартынова. Из лагеря они переселились в город и в течение 1922 г. небольшими партиями перевозились в Венгрию. Их арьергард прибыл в Сербию в мае 1923 г.
112. На Балканах
После переезда из турецких лагерей Донской корпус расположился на юге Болгарии, штаб ген. Абрамова разместился в Старой Загоре. Цвет Белой гвардии, 1-й корпус, был расквартирован на севере страны, штаб в Велико-Тырново, части заняли пустые казармы распущенной по мирному договору болгарской армии - в Свиштове,
Севлиеве, Никополе, Белоградчике. Врангель депонировал в Болгарском банке сумму, достаточную для пропитания корпуса в течение года. По приказу Кутепова с 20.01.22 войска приступили к регулярным занятиям по программам мирного времени. В Софии находились представитель главнокомандующего, управление снабжения.