Шатилов Василий. Знамя над рейхстагом

   Кирпичные постройки Гросс-Барнима представляли собой маленькие, хорошо оснащенные крепости с взаимообеспечивающей системой огня. И конечно, лобовая атака не могла здесь привести к успеху. Плеходанов - на этом участке наступали его люди - приказал обходить поселок. Гитлеровцы, засевшие в Гросс-Барниме, не проявили при этом беспокойства - никаких попыток отступить с их стороны не было. Зато, оказавшись за линией наступавших, они нанесли им удар в тыл. Досталось и нашему правому соседу 207-й дивизии, с которой мы стыковались чуть севернее Гросс-Барнима.
   Тут же поступило приказание Переверткина сосредоточить силы для того, чтобы быстрее разделаться с опасным гарнизоном. К этому времени батальон Якова Логвиненко, в тыл которого пришелся удар, успел развернуться в обратном направлении. На занятиях комбату уже приходилось принимать такое решение, поэтому все было сделано быстро и организованно. По контратакующим ударили станковые пулеметы и орудия прямой наводки. Танк и две стрелковые роты были посланы в обход противника с севера.
   Однако я чувствовал, что силы врага в Гросс-Барниме превосходят наш стрелковый батальон. И на подмогу Логвиненко спешно было двинуто подкрепление. Стал на прямую наводку против поселка противотанковый дивизион Тесленко. С юга туда спешил выведенный из второго эшелона полка батальон Давыдова. Сосновскому было приказано произвести по Гросс-Барниму пятиминутный огневой налет. Командующий артиллерией не заставил себя долго ждать. Я увидел в стереотрубу, как над городком взметнулись клубы черного дыма и красноватой от кирпичной крошки пыли. На окраинах чадило несколько танков, подожженных истребителями Тесленко. Потерпевшие неудачу в контратаке гитлеровцы отошли в поселок и попрятались в укрытиях.
   Как только окончился артиллерийский налет, на улицы Гросс-Барнима ворвались бойцы Логвиненко. Они встретили отчаянное сопротивление. Но тут с юга подоспел батальон Давыдова, поддержанный танками. Теперь, разрозненным группам противника ничего не оставалось делать, как искать щели между наступающими подразделениями, через которые можно было бы выбраться на запад.
   Большая часть неприятельского гарнизона погибла. 60 человек было взято в плен. Те, кому удалось прорваться, бросились в сторону следующего опорного пункта - Вубригсберга. Но наши батальоны набрали высокий наступательный темп, который уже невозможно было сбить. На плечах бегущих гитлеровцев они ворвались в Вубригсберг и быстро овладели этим поселком.
   Вскоре на НП дивизии привели одного из офицеров, плененных в Гросс-Барниме. Я спросил его:
   - Какой смысл небольшому гарнизону, находящемуся в полном окружении, сопротивляться, подобно смертникам? Ведь это же не остановит нашего наступления.
   - По приказу командования, - ответил он, - мы должны удерживать занимаемый пункт до последнего солдата. Тем самым мы отвлекаем на себя хотя бы часть ваших сил, предназначенных для удара по столице. Это замедляет наступление на Берлин. Вероятно, командование стремится выиграть время, чтобы за счет этого решительно изменить обстановку в свою пользу...
   Трудно было воспринять эти слова всерьез. То, что германская столица обречена, не могло, по-моему, вызывать сомнений у грамотных в военном отношении людей. Самое отчаянное сопротивление вело к отсрочке падения третьего рейха на несколько дней или, скажем, на неделю. Но стоило ли платить за такую отсрочку ценой жизней сотен тысяч людей? Цель и плата были, на мой взгляд, несоразмерны.
   Тогда я не знал, да и не мог знать о надежде Гитлера и других заправил фашистского режима сдать Берлин не советским войскам, а нашим союзникам, с которыми они надеялись найти общий язык. Не знал я и о том, что союзники тоже рассчитывали овладеть Берлином, если к этому появится хоть какая-то возможность, хотя это и противоречило Ялтинскому соглашению.
   Одним словом, упорство врага превзошло все наши ожидания. Мы так и не сумели выполнить задачу дня - к вечеру овладеть Кунерсдорфом. Однако и на месте дивизия не топталась. Полк Мочалова совершил обходный маневр и, несмотря на сильную контратаку противника, захватил узел дорог около железнодорожной станции Нойтреббин. До Кунерсдорфа оставалось 5-6 километров. На этом нас застигли сумерки. Наступление приостановилось.
   Утро 17 апреля я встретил на полковом НП у Мочалова. Здесь должны были развернуться главные события. Первое, что предстояло сделать полку, - это захватить станцию Нойтреббин. На пути к Кунерсдорфу она представляла одну из наиболее серьезных преград.
   Первая атака не принесла успеха: сильнейший огонь прижал нехоту к земле. Танки, неся потери, тоже отошли назад. Командир полка начал перегруппировывать силы, готовя повторный удар.
   - Надо послать батальон через этот ручей, - предложил Мочалову Тытарь, - и ударить по станции оттуда, со стороны домиков. Получится захват в клещи.
   - Верно, - согласился Михаил Алексеевич с начальником штаба.
   И тотчас же в 3-й батальон пошло приказание перейти на противоположный берег. Солдаты двинулись через вязкое, заболоченное русло, не обращая внимания на редкий обстрел.
   - Ну и медленно тянутся, как на похоронах, - переживал Тытарь. - Ведь пора уже начинать! Надо мне пойти поторопить их.
   - Не пори горячку, - урезонивал его Мочалов. - Без тебя, что ли, там не справятся?
   Но и сам командир полка при всем его спокойствии начинал нервничать, действительно, пора было подниматься в атаку, а батальон еще не занял исходного положения.
   - Разрешите, я пойду туда, - решительно поднялся Тытарь. - В батальоне не понимают своей роли в решении задачи. Ведь им никто толком не объяснил времени-то но было. Надо расшевелить их на месте.
   - Ну что ж, Володя, - раздумчиво сказал Мочалов, - пожалуй, ты прав. Отправляйся, только осторожнее будь.
   - Но волнуйтесь, Михаил Алексеевич, будет полный порядок. - И, пожав командиру руку, Тытарь вышел из блиндажа.
   Когда он перебрался через ручей, в небо взмыла красная ракета. Ждать больше не было времени. Атака началась.
   - Вперед, товарищи, ура-а-а! - крикнул Тытарь, нагоняя группу отставших бойцов. Те прибавили ходу. А он бежал к станции прямо посередине улицы, не прижимаясь к домам, - высокий, стройный, по-юношески уверенный в своей неуязвимости.
   Грохот орудий и минометов, пулеметные очереди, рычание танковых моторов - все слилось в сплошной надсадный рев. Не различая отдельных звуков, я, как в немом кино, смотрел на станционное здание, окутанное рваными клочьями дыма, на улицу, по которой во весь двух несся Тытарь с пистолетом в руке, обгоняя жавшихся к стенам бойцов. И вдруг он, словно споткнувшись, взмахнул руками и упал на землю. Волнение за его судьбу так и подбросило меня с места.
   Приближалась развязка. Видно было, как от станции гитлеровцы откатывались к дальнему оврагу, выходили из домов с поднятыми руками. Наконец показался офицер с белым флагом на стволе автомата. Еще с одним очагом сопротивления было покончено.
   Я торопливо направился на противоположный берег ручья. Навстречу мне показались санитары с носилками. Подойдя ближе, я увидел на них Володю Тытаря.
   - Ранен? - с надеждой спросил я санитара.
   - Никак нет, товарищ генерал, отошел.
   - А где же рана-то?
   Санитар откинул полу распоротой гимнастерки. На груди Володи чуть ниже правого соска виднелась маленькая кровоточащая точка - не больше булавочной головки. Других ран на теле не было. Да неужели такой крошечный кусочек металла мог оборвать жизнь здорового и сильного мужчины? Я взял за запястье его неподвижно висящую руку. Пульса не было.
   Я не сразу отпустил санитаров, не находя сил оторвать взгляд от бледного, заострившегося лица убитого. Сколько бы ежедневных смертей ни случалось вокруг тебя, гибель человека близкого, дорогого все равно потрясает. А Володя был мне по-настоящему дорог. По возрасту он годился мне в сыновья. И я испытывал к нему отцовское чувство.
   Заметил я Тытаря вскоре после того, как принял дивизию. И с тех пор пристально следил за его военной судьбой, направляя ее, насколько это было возможно. Я видел, что у Володи большие способности, и мечтал вырастить из него опытного, несмотря на молодость, военачальника. Еще недавно, когда его назначали начальником штаба полка, он просил, чтобы ему дали батальон. Настойчиво просил, но я отказал. И не потому, что не верил в него как в комбата. Расчет был такой: подержать его начальником штаба, а потом, при первой же возможности, выдвинуть командиром полка. В том, что он справится, я не сомневался.
   А сейчас майор Владимир Маркович Тытарь, начальник штаба 469-го стрелкового полка, двадцати одного года от роду, лежал передо мною бездыханным. Не суждено ему теперь принять полк, не суждено больше, как это делал он не раз, появиться на самом трудном участке и повести за собой бойцов...
   * * *
   К вечеру 17 апреля мы вышли к реке Фридландерштром - водному рубежу, прикрывавшему Кунерсдорф. За два дня боев мы продвинулись на 15 километров, заняли 12 населенных пунктов, пленили 540 солдат и офицеров. Но к Кунерсдорфу, которым должны были овладеть в первый же день, подходили только сейчас. Такое снижение запланированного темпа наступления наблюдалось повсеместно. Особенно тяжело пришлось 8-й гвардейской армии, действовавшей южнее Кюстрина. Ей досталось прорывать наиболее мощные укрепления врага на склонах Зееловских высот.
   И все же войска двигались вперед, и ничто не могло остановить их. Решающее превосходство в силах было создано на всем фронте. Маршал Жуков умело использовал это превосходство. И последний час третьего рейха приближался неумолимо.
   А пока очередной задачей нашей дивизии было взятие Кунерсдорфа. В документах у нас он фигурировал как селение, но безо всякого преувеличения его можно было бы назвать городом. Он ничуть не уступал нашим русским районным городкам ни по площади, ни по основательности построек. Его кирпичные одноэтажные и двухэтажные дома были укреплены не хуже, чем в уже взятых нами поселках. Здесь как-никак проходил второй после одерского рубеж обороны. С востока город защищали противотанковые препятствия. В кирках и высоких домах располагались наблюдательные пункты и пулеметные гнезда. А с запада над Кунерсдорфом господствовала гряда лесистых высот, сплошь испещренных стрелковыми ячейками. и огневыми точками.
   В самом городке и на холмах, как доложил мне Василий Иванович Гук, находились 2 батальона 119-го пехотного полка 25-й мотомеханизированной дивизии и 2 учебных авиационных полка в пешем строю. Это были эсэсовские части, правда состоящие в основном из молодого пополнения. Пехоту поддерживало не менее 7 минометных батарей и 2-3 артиллерийских дивизиона, поставивших многие орудия на прямую наводку. Имелось там и 10 штурмовых орудий. В общем, в живой силе оборонявшиеся почти не уступали нам. Но мы решительно превосходили их в артиллерии. Кроме того, для взаимодействия с нами была выделена 23-я танковая бригада, тогда как у противника танков не было вообще.
   Итак, к вечеру дивизия подошла к Фридландерштрому - речке неширокой, но все же не такой, которую можно перейти вброд. Чтобы перебраться через нее, требовались переправочные средства, особенно для танков и артиллерии. Вдоль западного берега Фридландерштрома тянулись траншеи.
   Полки остановились на восточном берегу, натолкнувшись на сильный артиллерийский и пулеметный огонь. За рекой простиралась неширокая равнина. Из-за перелесков выглядывали красные здания Кунерсдорфа.
   Как же его все-таки брать? Переправиться и взять город в клещи? Но противник сумеет быстро обнаружить эту попытку и отвести свои силы на укрепленные высоты. И тогда нам достанется пустой Кунерсдорф и перспектива вышибать эсэсовцев с холмов - ситуация, в которой все тактические преимущества будут на стороне врага.
   Вероятно, самым разумным было бы нанести удар одновременно и по высотам и по городку, используя свое превосходство в боевой технике. Отсюда вытекало решение: с фронта атаковать Кунерсдорф силами 674-го полка, 469-му - обойти город с юга и ударить по высотам, 756-му - замкнуть кольцо с севера, 23-й танковой бригаде - поддержать стрелков. Переправу намечалось начать ночью, под прикрытием артиллерии. Это обещало минимальные потери. Вначале предполагалось переправить пехоту, потом орудия сопровождения и танки.
   Таков был план овладения Кунерсдорфом. Дело, как говорится, оставалось за немногим: претворить его в жизнь.
   Наши "виллисы" подъезжали к реке, когда солнце клонилось к закату. Вечер был тихий и очень теплый. Чувствовалась настоящая весна.
   Со мной сидели Офштейн, Сосновский и Курбатов. В других машинах остальные офицеры оперативной группы. Мы ехали к месту, где готовился наш новый наблюдательный пункт. Вдруг впереди и сбоку нашей машины выросла плотная стена разрывов - начался артналет. Место было открытое, одна надежда оставалась на скорость. Лопарев приник к баранке и, казалось, слился с машиной, выжимая из нее все лошадиные силы. Нас встряхивало, в лица ударяло горячим воздухом. Кругом шуршали и свистели осколки.
   Через несколько минут мы проскочили поражаемую зону и направились к небольшому холму, где расположился командный пункт Плеходанова. Нас встретили два майора - Гук и Чепелев. Начальник разведки и начальник инженерной службы были озабочены подготовкой наиболее удобного и безопасного НП для оперативной группы.
   Василий Иванович сообщил:
   - На этом холме хорошее местечко. Неплохо видно. Но там, дальше, блиндажик есть, товарищ генерал, - мечта. Слышно, как на том берегу немцы разговаривают. Только, пожалуй, слишком близко к ним...
   - Давай посмотрим, - сразу заинтересовался я.
   И Гук повел нас - перебежками от укрытия к укрытию. Противник тотчас же открыл огонь - подходы к реке с его стороны просматривались здесь хорошо. Наконец мы оказались у блиндажа, прикрытого бугром от неприятельских глаз. Там еще трудились саперы, - вероятно, это место для НП Гук подыскал совсем недавно. Отсюда действительно открывался довольно хороший обзор всего вражеского переднего края - от реки и до опушки леса, взбиравшегося за Кунерсдорфом на покатые склоны холмов. С того берега и правда доносилась немецкая речь.
   Пока я осматривал местность, внутренне одобрив сделанный Гуком выбор, Сосновский со своими артиллеристами отправился на наблюдательный пункт командира ближайшего батальона. Отсюда они в наступающих сумерках пытались вскрыть огневые точки противника. Координаты подозрительных ориентиров передавались на батареи, и те открывали огонь. И если там действительно находились немецкие орудия, то они либо становились жертвами наших снарядов, либо начинали ответную стрельбу, демаскируя себя.
   Так до наступления темноты командующий артиллерией со своими помощниками вскрыл до шестидесяти процентов огневых позиций противника.
   Тем временем мы с Чепелевым обсуждали возможности наведения переправ. Еще затемно надо было соорудить два моста - только при этом условии мы могли поспеть до рассвета переправить всю артиллерию и танки.
   - Успеете? - спрашивал я Чепелева с пристрастием. - Ведь ночи-то короткие пошли, не то что зимой.
   - Справимся, товарищ генерал, - заверял он. - Все инженерные силы на постройку брошу. Часам к двум-трем ночи закончим. Тем более что с одним мостом возни будет мало - не было счастья, да несчастье помогло.
   - А в чем дело?
   - Да под вечер два танка своим ходом пытались переправиться. Ну и остались на дне. Только башни торчат. Вот вам и готовые опоры.
   - Что ж, используйте. А передовые батальоны начнут переправу на подручных. К часу ночи займут на том берегу исходное положение и прикроют переправу артиллерии и танков.
   Чепелев вышел из блиндажа и направился к саперам.
   Надо ли говорить, что этой ночью никому не пришлось сомкнуть глаз. Едва бойцы приступили к работе, как противник открыл по реке шквальный огонь из орудий, минометов и пулеметов. Наши батареи отвечали, стараясь подавить их.
   Вскоре на том берегу вспыхнула сильная ружейная перестрелка, раздались хлопки гранат. Это наши пехотинцы, перебравшись через реку, начали бой за прибрежную полосу. Через некоторое время пальба стала стихать. На НП наступили тревожные минуты: кто кого? Успокоились мы, когда поступил доклад, что траншеи немцев захвачены.
   Мы приступили к осуществлению еще одного замысла, возникшего с вечера. Для облегчения задачи 674-го полка, которому предстояло штурмовать город в лоб, было решено послать в тыл врага группу разведчиков. Укрывшись в лесу у западной окраины города, они должны были во время фронтальной атаки полка ударить с тыла, создав у неприятельского гарнизона впечатление окружения, посеять панику. Сейчас настало время отправлять этих ребят. Я вызвал старшего сержанта Виктора Николаевича Провоторова, возглавлявшего разведгруппу - всего в ней было 25 человек. Связь он обязан был держать непосредственно со мной, потому и следовало с ним обо всем договориться.
   - Кроме демонстрации атаки с тыла, - сказал я ему, - ваша не менее важная задача - стараться как можно больше увидеть и обо всем доложить по радио. Вступать в радиообмен не бойтесь, фашисты не засекут. Им не до вас будет. А в общем действуйте но обстановке, - пожал я сержанту руку.
   Вскоре после того как ушел Провоторов, раздался звонок Чепелева.
   - Мосты готовы! - доложил майор.
   Часы показывали около двух. Не подвели саперы!
   - Начинайте переправлять артиллерию, - распорядился я.
   По мостам двинулись орудия сопровождения пехоты, потом танки непосредственной поддержки, самоходки.
   Я вышел из блиндажа. Восток уже начал сереть. А за рекой до самого леса мигали вспышки выстрелов. До начала артподготовки, назначенной на 7 утра, времени оставалось порядком. Я решил осмотреть бугор, нависавший над нашим блиндажом, и сильно побитое кирпичное здание на его вершине. Вечером, когда еще видно было неплохо, да к тому же траншеи на западном берегу находились в руках противника, сунуть туда нос не было никакой возможности. Сейчас - иное дело, обстановка изменилась.
   Мы с Курбатовым поднялись на бугор. Вошли в дом.
   По уцелевшей лестнице взобрались на чердак. Место для наблюдения было превосходное. Я приказал подвести сюда телефонный аппарат, поставить у слухового окна броневой лист и установить стереотрубу. Вскоре выносной НП был готов.
   Склонившись к окулярам, я начал просматривать равнину и перелески перед Кунерсдорфом. В сером брезжущем свете уже были хорошо различимы все детали местности. Вдруг над головой вжикнули пули. Я заметил, что бьют из дзота метрах в восьмистах от нас. Видимо, внимание немцев привлекли стекла стереотрубы.
   Тут меня позвал Артюхов:
   - Приглашаю завтракать, Василий Митрофанович!
   - А не рановато?
   - Если сейчас не поедим - весь день голодные будем.
   Я спустился вниз. Появился Сосновский. Лицо у него было усталое, выбеленное бессонной ночью. До утра он готовил артиллерию и сейчас еле держался на ногах.
   - Как артиллеристы? - поинтересовался я.
   - За шнуры держатся, сигнала ждут.
   - Ну, раз пушкари готовы, пошли, Григорий Николаевич, заправимся. Время еще есть.
   Мы спустились в блиндаж, принявший уже вполне обжитой вид. Блинник около печки колдовал над картофелем и мясными консервами. Рядом стоял Офштейн, прикрыв глаза и вытянув руки к огню. Его пошатывало от неодолимого желания уснуть.
   - Нет, не дело, - сказал он вдруг, тряхнув головой и открыв глаза. Слишком в сон клонит.
   - Садись завтракать, весь сон пройдет, - посоветовал Минигалий Николаев, помощник начальника разведки. - Перед атакой надо хорошенько поесть.
   - Пожалуй, в этом и есть сермяжная правда, - согласился Офштейн, глянув в угол, где несколько штабных офицеров сидели и лежали в неестественных позах. Прободрствовав трое суток, они предпочли завтраку часок сна до начала атаки.
   Только мы стали садиться за стол, как в блиндаж вошли Семен Никифорович Переверткин и Иван Сергеевич Крылов - начальник политотдела корпуса.
   - Ну как, все у вас готово? - спросил командир корпуса.
   - Все. Но придется нелегко. Район укреплен основательно, немцы будут держать его изо всех сил.
   - Однако ловко вы их за ночь оттеснили от реки. Только сто пятидесятая и переправилась. Что ж, через ваши Соевые порядки будет наступать танковый корпус генерала Кириченко. Саперы ваши молодцы. Надо наиболее отличившихся представить к наградам.
   Семен Никифорович сказал также, что южнее нас 23-я танковая бригада наводит переправу из подручных материалов. К началу нашей атаки должна поспеть. Согласно плану бригада пойдет в обход Кунерсдорфа с юга и оседлает дорогу между городом и высотами. Наша задача - использовать все выгоды, которые даст взаимодействие с танкистами.
   Потом Переверткин захотел глянуть на неприятельские позиции. Мы вышли из блиндажа и едва подошли к кирпичному дому на бугре, как рядом провизжали пули. Тот самый вредный дзот начал свою работу - мы оттуда были хорошо видны. В здание вошли благополучно. Поднялись на чердак. Снова прозвучало где-то над головою: вжик, вжик... Не обратив на это никакого внимания, командир корпуса подошел к стереотрубе и долго смотрел то в нее, то в бинокль на вражеские позиции.
   Телефонисту, примостившемуся в уголке на полу, я приказал вызвать Сосновского. Когда тот подошел к телефону, дал ему ориентиры мешавшего нам дзота и приказал ударить по нему артиллерией. Прошло несколько минут. Подхлестываемый нетерпением, я снова вызвал Сосновского:
   - Ну как, скоро откроете огонь?
   - Готовы. - ответил Григорий, Николаевич. - Передаю на батарею.
   Тотчас же где-то за спиной у нас выстрелила пушка, за дней другая, третья, потом громыхнул слитный залп. Над головою прошелестели снаряды. В бинокль я отчетливо увидел, как прямо на месте дзота взметнулась фонтанами земля.
   - Вот это да! - оторвался от стереотрубы Переверткин. - С первого залпа накрыли! Не видал еще такого.
   Я сам не меньше его был поражен ювелирным мастерством артиллеристов, но ответил шуткой:
   - Знайте наших!
   - Что ж, теперь и закусить можно, - сказал Семен Никифорович. - Зови, хозяин, в гости.
   Мы спустились вниз. Переверткин ел и похваливал, дивясь мастерству Блинника. Потом спросил:
   - Где раньше-то работал?
   - В Киеве, в ресторане, - ответил Моисей.
   "Ну, сейчас заберет его у меня", - подумал я с опаской. Но командир корпуса не сделал такого поползновения. Вскоре он распрощался с нами, пожелав успехов, и вместе с Крыловым отправился на свой НП.
   Ровно в семь мы начали артподготовку. В половине восьмого взмыли зеленые ракеты и полки бросились в атаку. Все шло по плану. С чердака было хорошо видно, как солдаты мочаловского полка стремительно продвигались вперед. Артиллеристы вручную перекатывали свои сорокапятки. Бежали за пехотой минометчики со стволами и плитами на руках. Танки, обогнав пехоту, били на ходу и с коротких остановок по неприятельским позициям. Изрыгали огонь самоходки. Появились взмыленные четверки лошадей с орудиями в упряжках - это выходил вперед 328-й артиллерийский полк.
   Оборона противника ожила. Заговорили многие необнаруженные вчера ячейки и дзоты. Ощетинились огнем каменные дома городка. Бой разгорался.
   469-й полк обходил город с юга. 756-й полк при поддержке 1203-го самоходного артиллерийского полка продвигался к его северной части. А вот батальоны Плеходанова, штурмовавшие Кунерсдорф в лоб, несмотря на поддержку самоходок 351-го полка, остановились и залегли под нестерпимым огнем. И тут с тыла ударила группа старшего сержанта Провоторова. Это внесло некоторое изменение в ход боя. В рядах противника наступило замешательство. Этим воспользовался Плеходанов. Его бойцы ворвались на улицы Кунерсдорфа. Батальоны Логвиненко и Твердохлеба начали драться за отдельные дома. Плеходанов доложил, что он ведет бой при поддержке самоходных орудий. У Мочалова и Зинченко дела тоже шли неплохо. Но вот воспользоваться в полную мощь артиллерией уже было нельзя - без точной корректировки наши батареи могли накрыть своих.
   Тогда я и вызвал капитана Чупрету. Борис Владимирович Чупрета по своей штатной должности был помощником Офштейна. Когда случалось отсутствовать Курбатову, он выполнял обязанности моего адъютанта. Я знал этого офицера и дал ему задание, которое можно поручить лишь человеку бесстрашному и надежному.
   - Возьмите двух солдат с рацией и офицера связи, - сказал я ему. Садитесь в трофейную машину и проскочите к Кунерсдорфу. Там выберете здание повыше, откуда видно, где наши и где противник, и будете корректировать огонь артиллерии по городу. Задача ясна?
   - Так точно, - ответил Борис. - Разрешите выполнять?
   Чувствовалось, что он и горд, и рад, что поручение пришлось ему вполне по душе. Как и многие другие молодые офицеры штаба, он тяготился вынужденным бездельем на наблюдательном пункте, вдали от жарких боевых дел.
   - Действуй, только не слишком зарывайся. Бессмысленный риск здесь ни к чему, - напутствовал я его.
   Но как тут проведешь четкую грань между риском, необходимым для выполнения боевого задания, и риском неоправданным? Граница эта весьма условна.
   Чупрета быстро добрался до КП Плеходанова. Прикинув на месте, оба пришли к выводу, что лучший пункт для корректировки огня - городская ратуша. Она находится на самом высоком месте и сама по себе выше других домов. Одна беда - здание это пока что в расположении противника.