Она снова села на диван.
– Но в то же время я не хочу, чтобы его убийство так и осталось нераскрытым, – каковы бы ни были к тому причины.
– Так давайте послушаем, что вас беспокоит, – предложил Джейк.
– Кто-нибудь из вас желает выпить?
Джейк покачал головой.
– Может быть, эль? – спросил Гомес.
– Морис! – окликнула Мадлен.
Незамедлительно в комнате появился приземистый, бочкообразный безголовый робот.
– Oui?
– Эль для мистера Гомеса.
– Oui.
Робот подкатился к Гомесу, в его широкой груди распахнулась дверца. Достав изнутри с одной из полочек кружку, он наполнил ее пенящимся элем, прямо из указательного пальца.
– Voila![18]
– Gracias[19].
Джейк подождал, пока робот снова выкатится из комнаты.
– О'кей, так давайте побеседуем.
– Во-первых, как я уже говорила мистеру Бэскому, есть свидетель, утверждающий, что видел, как незадолго до своей смерти мой муж, шатаясь и спотыкаясь, шел вдоль бульвара Винсент Ориоль, – сказала Мадлен. – Но Жозеф не пил, в рот не брал спиртного и никогда не пользовался никакими наркотиками.
– Полиция предполагает, что он был на какой-то вечеринке.
– Совершенно безосновательное предположение. Действительно, в этот вечер было несколько рождественских сборищ, которые он мог посетить. Вечеринки у друзей и коллег. Однако нет ровно никаких свидетельств, чтобы мой муж побывал хоть в одном из этих мест.
– А где были вы в этот вечер? – спросил, отхлебнув из кружки, Гомес.
– Дома, на этом корабле, как я уже сообщила вашему боссу.
– Si, вы ему говорили.
– Так вы считаете, свидетель лжет? – спросил Джейк.
– Возможно. Но мне кажется более вероятным, что Жозеф действительно спотыкался – потому что ему где-то подсыпали какой-нибудь наркотик.
– Кроме этого вы говорили Бэскому, – сказал Гомес, – что ваш муж собирался в тот вечер зайти к одному из коллег.
– За последние две-три недели Жозеф несколько раз посещал человека, работающего вместе с ним в парижском отделении Международного агентства по контролю за наркотиками, – объяснила Мадлен. – Зовут этого человека Зак Рольфе.
Джейк кивнул.
– Однако насколько нам известно, по утверждению Рольфе, ваш муж не был у него в тот вечер. А также и в предыдущие вечера.
– Да, я это знаю. Теперь Рольфе говорит, что у моего мужа была связь с какой-то молодой особой из агентства.
– Вот-вот, но только Рольфе не знает, с кем именно.
– Совершенно верно. По словам Зака, он оказывал моему мужу услугу, делая вид, что тот бывает у него вечерами. Судя по всему, полиция поверила этой истории.
– А вы не пробовали звонить своему мужу, когда он бывал у Рольфе? – спросил Джейк.
– Нет, собственно, у меня не было причин. К тому же Жозеф не очень любил, когда его без серьезных оснований отвлекают во время деловой встречи.
– Так, значит, Рольфе лжет? – спросил Джейк.
– Судя по всему, да.
– Почему?
– Этого я не знаю.
– А какие отношения были у вас с Рольфе прежде, до убийства?
– Жозеф относился к нему с симпатией, доверял ему. – Она изящно пожала плечами. – На мой взгляд, Зак не из тех людей, которые вызывают сильные чувства, положительные или отрицательные.
– Идеальный типаж для работы агентом, – заметил Гомес.
– Последнее время мой муж был очень встревожен, – продолжала мадам Бушон. – Думаю, это началось примерно тогда же, когда он стал ходить по вечерам к Заку. Но Жозеф строго придерживался правила: никогда не обсуждать со мной дела МАКН, так что я не имею никакого представления, что именно его беспокоило.
– А может быть, его беспокоило что-то вне агентства?
Гомес прикончил свой эль и поставил кружку на стол.
– Об этом он не говорил?
Она покачала головой.
– Нет, он не говорил мне, что его может настигнуть возмездие за злодеяния, совершенные во время бразильских войн, если вы именно это имеете в виду.
– Но такие злодеяния были?
– Нет, их не было, – ответила вдова. – Во всяком случае, как мне кажется. Жозеф никогда не говорил со мной о том времени, когда он был послом в Бразилии. Вы же понимаете, это происходило задолго до нашего брака.
– А если бы ваш муж все-таки встречался с какой-то женщиной, – поинтересовался Джейк, – заметили бы вы это?
– Жозефа не интересовали любовные интрижки, мистер Кардиган, – заверила она, улыбнувшись. – Его достаточно возбуждала работа, которую он выполнял для агентства.
– И она же, во всяком случае в последнее время, беспокоила его?
– Да. Что бы это ни было, каким-то образом волнение Жозефа должно быть связано с причиной, по которой его убили.
– Но полиция и другие агенты МАКН с вами не согласны, – напомнил Гомес.
– А вот это, – спокойно сказала мадам Бушон, – вполне может быть еще одним – и важным – фрагментом головоломки.
Глава 6
Глава 7
– Но в то же время я не хочу, чтобы его убийство так и осталось нераскрытым, – каковы бы ни были к тому причины.
– Так давайте послушаем, что вас беспокоит, – предложил Джейк.
– Кто-нибудь из вас желает выпить?
Джейк покачал головой.
– Может быть, эль? – спросил Гомес.
– Морис! – окликнула Мадлен.
Незамедлительно в комнате появился приземистый, бочкообразный безголовый робот.
– Oui?
– Эль для мистера Гомеса.
– Oui.
Робот подкатился к Гомесу, в его широкой груди распахнулась дверца. Достав изнутри с одной из полочек кружку, он наполнил ее пенящимся элем, прямо из указательного пальца.
– Voila![18]
– Gracias[19].
Джейк подождал, пока робот снова выкатится из комнаты.
– О'кей, так давайте побеседуем.
– Во-первых, как я уже говорила мистеру Бэскому, есть свидетель, утверждающий, что видел, как незадолго до своей смерти мой муж, шатаясь и спотыкаясь, шел вдоль бульвара Винсент Ориоль, – сказала Мадлен. – Но Жозеф не пил, в рот не брал спиртного и никогда не пользовался никакими наркотиками.
– Полиция предполагает, что он был на какой-то вечеринке.
– Совершенно безосновательное предположение. Действительно, в этот вечер было несколько рождественских сборищ, которые он мог посетить. Вечеринки у друзей и коллег. Однако нет ровно никаких свидетельств, чтобы мой муж побывал хоть в одном из этих мест.
– А где были вы в этот вечер? – спросил, отхлебнув из кружки, Гомес.
– Дома, на этом корабле, как я уже сообщила вашему боссу.
– Si, вы ему говорили.
– Так вы считаете, свидетель лжет? – спросил Джейк.
– Возможно. Но мне кажется более вероятным, что Жозеф действительно спотыкался – потому что ему где-то подсыпали какой-нибудь наркотик.
– Кроме этого вы говорили Бэскому, – сказал Гомес, – что ваш муж собирался в тот вечер зайти к одному из коллег.
– За последние две-три недели Жозеф несколько раз посещал человека, работающего вместе с ним в парижском отделении Международного агентства по контролю за наркотиками, – объяснила Мадлен. – Зовут этого человека Зак Рольфе.
Джейк кивнул.
– Однако насколько нам известно, по утверждению Рольфе, ваш муж не был у него в тот вечер. А также и в предыдущие вечера.
– Да, я это знаю. Теперь Рольфе говорит, что у моего мужа была связь с какой-то молодой особой из агентства.
– Вот-вот, но только Рольфе не знает, с кем именно.
– Совершенно верно. По словам Зака, он оказывал моему мужу услугу, делая вид, что тот бывает у него вечерами. Судя по всему, полиция поверила этой истории.
– А вы не пробовали звонить своему мужу, когда он бывал у Рольфе? – спросил Джейк.
– Нет, собственно, у меня не было причин. К тому же Жозеф не очень любил, когда его без серьезных оснований отвлекают во время деловой встречи.
– Так, значит, Рольфе лжет? – спросил Джейк.
– Судя по всему, да.
– Почему?
– Этого я не знаю.
– А какие отношения были у вас с Рольфе прежде, до убийства?
– Жозеф относился к нему с симпатией, доверял ему. – Она изящно пожала плечами. – На мой взгляд, Зак не из тех людей, которые вызывают сильные чувства, положительные или отрицательные.
– Идеальный типаж для работы агентом, – заметил Гомес.
– Последнее время мой муж был очень встревожен, – продолжала мадам Бушон. – Думаю, это началось примерно тогда же, когда он стал ходить по вечерам к Заку. Но Жозеф строго придерживался правила: никогда не обсуждать со мной дела МАКН, так что я не имею никакого представления, что именно его беспокоило.
– А может быть, его беспокоило что-то вне агентства?
Гомес прикончил свой эль и поставил кружку на стол.
– Об этом он не говорил?
Она покачала головой.
– Нет, он не говорил мне, что его может настигнуть возмездие за злодеяния, совершенные во время бразильских войн, если вы именно это имеете в виду.
– Но такие злодеяния были?
– Нет, их не было, – ответила вдова. – Во всяком случае, как мне кажется. Жозеф никогда не говорил со мной о том времени, когда он был послом в Бразилии. Вы же понимаете, это происходило задолго до нашего брака.
– А если бы ваш муж все-таки встречался с какой-то женщиной, – поинтересовался Джейк, – заметили бы вы это?
– Жозефа не интересовали любовные интрижки, мистер Кардиган, – заверила она, улыбнувшись. – Его достаточно возбуждала работа, которую он выполнял для агентства.
– И она же, во всяком случае в последнее время, беспокоила его?
– Да. Что бы это ни было, каким-то образом волнение Жозефа должно быть связано с причиной, по которой его убили.
– Но полиция и другие агенты МАКН с вами не согласны, – напомнил Гомес.
– А вот это, – спокойно сказала мадам Бушон, – вполне может быть еще одним – и важным – фрагментом головоломки.
Глава 6
Теперь было самое время поговорить с информаторами – каждому из сыщиков со своими. Разойдясь с Джейком, Гомес неторопливо шел по ярко освещенным ночным бульварам. Он миновал с дюжину уличных кафе, большая часть которых принадлежала голландскому конгломерату и «Бистро инкорпорейтид», и три небольших голографических парка. Когда прошло минут двадцать и курчавый сыщик окончательно убедился, что за ним нет хвоста, он свернул на бульвар Вольтер.
Гомес остановился у лотка, с которого плотная женщина лет пятидесяти с лишним торговала искусственными цветами. Нюхая букет вполне натурально выглядевших желтых роз, Гомес с безразличным видом разглядывал высокий, ярко освещенный подъезд на противоположной стороне улицы.
– Так вы собираетесь покупать эти чертовы цветочки, мсье? Или хотите просто на халяву вынюхать из них весь запах?
– Да, Мари, а я вот думал – ты никогда меня не забудешь.
– Mon Dieu![20] Гомес.
Громко хохотнув, толстая торговка заключила сыщика в крепкие объятия.
– Ты в Париже!
– Да вот, говорят. А ты как живешь?
– Да уж получше тебя, если судить по виду.
Оглядев Гомеса, Мари печально покачала головой.
– С того последнего раза, два года назад, ты побледнел и похудел. И от тебя разит какой-то дешевой сивухой.
– Вообще-то я в полной форме. А пил я дорогой эль, да к тому же – сугубо в целях поддержания деловой беседы.
– По-прежнему сыщик?
Она улыбнулась, чуть наклонив голову вправо.
– Сыщик, только теперь – частный.
Гомес кивнул на арку на другой стороне улицы, над которой шла надпись из старомодных неоновых трубок: «ЖИЛОЙ РАЙОН МЕТРО».
– Правду говоря, думаю завернуть к общему нашему приятелю, Лаймхаузу.
– К этому полудурку, – хмыкнула Мари.
– Не просто полудурку, а к хорошо информированному полудурку. Он живет все там же, в Метро?
– Oui, плесневеет под землей.
Гомес похлопал Мари по широкой спине.
– До чего же прятно, chiquita, встретить тебя снова, особенно – в такое сентиментальное время года.
Сунув в руку женщины десятидолларовую бумажку, он быстро зашагал через улицу.
Под аркой оказалось большое отверстие в земле. Две ярко светящиеся стрелы указывали на широкую лестницу, ведущую вниз.
Еще раз медленно, внимательно оглядевшись по сторонам, Гомес направился в подземный район Парижа.
На втором этаже Джейк пробрался через другую, столь же задымленную комнату, на этот раз – с пятнадцатью клиентами. За роялем цвета слоновой кости, установленным в углу, сидел сам Арт Тэйтам.
Через высокую узкую арку дверного проема Джейк вышел на пандус, а по пандусу поднялся к весьма крепкой на вид двери с надписью «УПРАВЛЕНИЕ».
Он два раза постучал.
Никакого ответа.
Джейк постучал снова.
На этот раз толстая металлическая дверь приоткрылась на несколько дюймов.
– Oui?
Было странно, как это шепот может быть визгливым.
– Пепе, это я, Джейк.
– Джейк... какой?
– Джейк Кардиган. Мы говорили с тобой по видеофону десять минут назад.
Дверь приоткрылась чуть шире.
– По виду вроде похоже на тебя, mon ami.
– Вполне естественно, Пепе, так как это и вправду я. Ладно, впусти меня, и поговорим.
Дверь приоткрылась еще, но лишь настолько, чтобы Джейк мог боком протиснуться в холодную, тускло освещенную рубку управления аппаратурой «Хот-Клаба».
Пепе Нервьез, крошечный узкоплечий человек с запавшими глазами и большим острым носом, обладал крохотными усиками, напоминавшими клочок ваты, и туго вьющимися седыми волосами.
– Закрывай дверь быстрее, пожалуйста, – попросил он и бросился на свое рабочее место, к пультам управления, перед которыми стояло высокое мягкое кресло. Ряды мониторных экранов показывали все происходящее на пяти этажах джаз-клуба. Схватив наушники, Пепе несколько секунд напряженно вслушивался в музыку, исполняемую группой Джелли Ролла Мортона.
– Merde, труба опять барахлит.
Он осторожно повернул одну из ручек на пульте.
– Как тебе кажется, так лучше?
Сняв наушники с головы, он протянул их Джейку.
Джейк проигнорировал и вопрос, и предложенные наушники.
– Из разговора по видеофону я понял, что ты продолжаешь заниматься информационным бизнесом.
– Продолжаю, oui, продолжаю.
Уронив наушники на пульт, Пепе Нервьез вытащил из кармана носовой платок, вытер пот со лба, сунул платок обратно в карман и схватил другие наушники.
– Нет, non, non Dieu![21] Они подсунули нам для оркестра Дюка Эллингтона дефектного Кути Уильямса. Ты только послушай, какой ужасный глухой звук.
– Чего-то ты сегодня малость дерганый.
Прислонившись к стене, Джейк внимательно разглядывал Пепе.
– Управлять одновременно пятью джазовыми концертами, каждый из которых должен звучать идеально, – тут задергаешься.
Пепе ткнул пальцем в кнопку на правом пульте.
– Теперь придется подключать к эллингтоновской команде новую трубу.
– Значительно более нервный, чем когда мы виделись в последний раз.
– Так сколько лет прошло, mon ami. – Через плечо Пепе бросил взгляд на Джейка. – Не забывай к тому же, как меня называют. Пепе Нервьез[22]. Ты же понимаешь, что это не ненастоящая фамилия, а прозвище, и прозвище это мне дали потому, что я действительно всегда очень нервозный. Все время взвинченный. А это еще что такое?
Вскочив на ноги, он с несчастным видом указал на один из экранов.
– Бад Пауэлл свалился с табуретки.
– Слушай, Пепе, – сказал Джейк. – Я вот тут подумал – наверное, ты сегодня слишком занят и не сможешь поговорить со мной о деле.
– Да подожди ты, подожди.
Пепе быстро подкручивал какие-то ручки, щелкал тумблерами, нажимал на кнопки. Теперь он нетерпеливо махнул Джейку рукой.
– Bon[23], он сел на место и теперь играет «Un Poco Loco»[24].
Облегченно вздохнув, Пепе Нервьез поглубже уселся в кресло.
– Так что же насчет информации про Зака Рольфе? – невозмутимо настаивал Джейк.
– Его репутацию не назовешь такой уж безупречной, но ничего чересчур криминального я про него не слыхал. После твоего звонка пришлось покопаться в его жизни поглубже.
Пепе снова извлек носовой платок и промокнул им свежие капельки пота.
– И вот буквально только что я узнал, что Рольфе посещает «Великую иллюзию». Это такой шикарный электронный бордель, совсем рядом отсюда. Любимое его местечко.
Пепе еще раз вытер свой лоб.
– Если забежишь туда сегодня, можешь узнать о нем побольше. Скажи мадам Нана, что тебя послал я.
– Может, я так и сделаю.
– В настоящее время моя такса за информацию такого рода пятьсот долларов.
– В настоящее время я плачу за информацию такого рода двести долларов.
– Это очень, mon ami[25], очень далеко от настоящей, справедливой цены.
Джейк протянул Пепе две сотенные бумажки.
– Ты поосторожнее с ценами, а то ведь всех клиентов распугаешь.
– Ну ладно.
Пепе Нервьез нервно передернул плечами.
– Раз уж мы с тобой старые приятели, я приму от тебя этот гонорар. От кого-либо другого – это был бы плевок в морду.
Он схватил купюры.
– Если тебе потребуется... Merde![26] Почему на сцене нет Джелли Ролла? Ему еще рано на перерыв.
– Спасибо за помощь.
Джейк вышел из комнаты, плотно затворив за собой дверь, спустился вниз и вышел на улицу.
Не успев пройти по улице и полусотни футов, он снова вляпался в историю.
Гомес остановился у лотка, с которого плотная женщина лет пятидесяти с лишним торговала искусственными цветами. Нюхая букет вполне натурально выглядевших желтых роз, Гомес с безразличным видом разглядывал высокий, ярко освещенный подъезд на противоположной стороне улицы.
– Так вы собираетесь покупать эти чертовы цветочки, мсье? Или хотите просто на халяву вынюхать из них весь запах?
– Да, Мари, а я вот думал – ты никогда меня не забудешь.
– Mon Dieu![20] Гомес.
Громко хохотнув, толстая торговка заключила сыщика в крепкие объятия.
– Ты в Париже!
– Да вот, говорят. А ты как живешь?
– Да уж получше тебя, если судить по виду.
Оглядев Гомеса, Мари печально покачала головой.
– С того последнего раза, два года назад, ты побледнел и похудел. И от тебя разит какой-то дешевой сивухой.
– Вообще-то я в полной форме. А пил я дорогой эль, да к тому же – сугубо в целях поддержания деловой беседы.
– По-прежнему сыщик?
Она улыбнулась, чуть наклонив голову вправо.
– Сыщик, только теперь – частный.
Гомес кивнул на арку на другой стороне улицы, над которой шла надпись из старомодных неоновых трубок: «ЖИЛОЙ РАЙОН МЕТРО».
– Правду говоря, думаю завернуть к общему нашему приятелю, Лаймхаузу.
– К этому полудурку, – хмыкнула Мари.
– Не просто полудурку, а к хорошо информированному полудурку. Он живет все там же, в Метро?
– Oui, плесневеет под землей.
Гомес похлопал Мари по широкой спине.
– До чего же прятно, chiquita, встретить тебя снова, особенно – в такое сентиментальное время года.
Сунув в руку женщины десятидолларовую бумажку, он быстро зашагал через улицу.
Под аркой оказалось большое отверстие в земле. Две ярко светящиеся стрелы указывали на широкую лестницу, ведущую вниз.
Еще раз медленно, внимательно оглядевшись по сторонам, Гомес направился в подземный район Парижа.
* * *
А Джейк тем временем оказался на левом берегу Сены в увеселительном заведении, известном как «Хот-Клаб». Этот клуб специализировался на голографических и андроидных воспроизведениях американской джазовой музыки двадцатого века. Сегодня на первом этаже Джелли Ролл Мортон и Ред Хот Пепперс играли на маленькой, парящей над полом площадке. В зале, окутанном облаками искусственного сигаретного дыма, сидело не больше десятка клиентов.На втором этаже Джейк пробрался через другую, столь же задымленную комнату, на этот раз – с пятнадцатью клиентами. За роялем цвета слоновой кости, установленным в углу, сидел сам Арт Тэйтам.
Через высокую узкую арку дверного проема Джейк вышел на пандус, а по пандусу поднялся к весьма крепкой на вид двери с надписью «УПРАВЛЕНИЕ».
Он два раза постучал.
Никакого ответа.
Джейк постучал снова.
На этот раз толстая металлическая дверь приоткрылась на несколько дюймов.
– Oui?
Было странно, как это шепот может быть визгливым.
– Пепе, это я, Джейк.
– Джейк... какой?
– Джейк Кардиган. Мы говорили с тобой по видеофону десять минут назад.
Дверь приоткрылась чуть шире.
– По виду вроде похоже на тебя, mon ami.
– Вполне естественно, Пепе, так как это и вправду я. Ладно, впусти меня, и поговорим.
Дверь приоткрылась еще, но лишь настолько, чтобы Джейк мог боком протиснуться в холодную, тускло освещенную рубку управления аппаратурой «Хот-Клаба».
Пепе Нервьез, крошечный узкоплечий человек с запавшими глазами и большим острым носом, обладал крохотными усиками, напоминавшими клочок ваты, и туго вьющимися седыми волосами.
– Закрывай дверь быстрее, пожалуйста, – попросил он и бросился на свое рабочее место, к пультам управления, перед которыми стояло высокое мягкое кресло. Ряды мониторных экранов показывали все происходящее на пяти этажах джаз-клуба. Схватив наушники, Пепе несколько секунд напряженно вслушивался в музыку, исполняемую группой Джелли Ролла Мортона.
– Merde, труба опять барахлит.
Он осторожно повернул одну из ручек на пульте.
– Как тебе кажется, так лучше?
Сняв наушники с головы, он протянул их Джейку.
Джейк проигнорировал и вопрос, и предложенные наушники.
– Из разговора по видеофону я понял, что ты продолжаешь заниматься информационным бизнесом.
– Продолжаю, oui, продолжаю.
Уронив наушники на пульт, Пепе Нервьез вытащил из кармана носовой платок, вытер пот со лба, сунул платок обратно в карман и схватил другие наушники.
– Нет, non, non Dieu![21] Они подсунули нам для оркестра Дюка Эллингтона дефектного Кути Уильямса. Ты только послушай, какой ужасный глухой звук.
– Чего-то ты сегодня малость дерганый.
Прислонившись к стене, Джейк внимательно разглядывал Пепе.
– Управлять одновременно пятью джазовыми концертами, каждый из которых должен звучать идеально, – тут задергаешься.
Пепе ткнул пальцем в кнопку на правом пульте.
– Теперь придется подключать к эллингтоновской команде новую трубу.
– Значительно более нервный, чем когда мы виделись в последний раз.
– Так сколько лет прошло, mon ami. – Через плечо Пепе бросил взгляд на Джейка. – Не забывай к тому же, как меня называют. Пепе Нервьез[22]. Ты же понимаешь, что это не ненастоящая фамилия, а прозвище, и прозвище это мне дали потому, что я действительно всегда очень нервозный. Все время взвинченный. А это еще что такое?
Вскочив на ноги, он с несчастным видом указал на один из экранов.
– Бад Пауэлл свалился с табуретки.
– Слушай, Пепе, – сказал Джейк. – Я вот тут подумал – наверное, ты сегодня слишком занят и не сможешь поговорить со мной о деле.
– Да подожди ты, подожди.
Пепе быстро подкручивал какие-то ручки, щелкал тумблерами, нажимал на кнопки. Теперь он нетерпеливо махнул Джейку рукой.
– Bon[23], он сел на место и теперь играет «Un Poco Loco»[24].
Облегченно вздохнув, Пепе Нервьез поглубже уселся в кресло.
– Так что же насчет информации про Зака Рольфе? – невозмутимо настаивал Джейк.
– Его репутацию не назовешь такой уж безупречной, но ничего чересчур криминального я про него не слыхал. После твоего звонка пришлось покопаться в его жизни поглубже.
Пепе снова извлек носовой платок и промокнул им свежие капельки пота.
– И вот буквально только что я узнал, что Рольфе посещает «Великую иллюзию». Это такой шикарный электронный бордель, совсем рядом отсюда. Любимое его местечко.
Пепе еще раз вытер свой лоб.
– Если забежишь туда сегодня, можешь узнать о нем побольше. Скажи мадам Нана, что тебя послал я.
– Может, я так и сделаю.
– В настоящее время моя такса за информацию такого рода пятьсот долларов.
– В настоящее время я плачу за информацию такого рода двести долларов.
– Это очень, mon ami[25], очень далеко от настоящей, справедливой цены.
Джейк протянул Пепе две сотенные бумажки.
– Ты поосторожнее с ценами, а то ведь всех клиентов распугаешь.
– Ну ладно.
Пепе Нервьез нервно передернул плечами.
– Раз уж мы с тобой старые приятели, я приму от тебя этот гонорар. От кого-либо другого – это был бы плевок в морду.
Он схватил купюры.
– Если тебе потребуется... Merde![26] Почему на сцене нет Джелли Ролла? Ему еще рано на перерыв.
– Спасибо за помощь.
Джейк вышел из комнаты, плотно затворив за собой дверь, спустился вниз и вышел на улицу.
Не успев пройти по улице и полусотни футов, он снова вляпался в историю.
Глава 7
Система вентиляции бывшего парижского метро, ныне превращенного в жилой район, как всегда барахлила, и подземные улицы густо заполняла какая-то вонь. Работа голографических проекторов также оставляла желать много лучшего. Парк, мимо которого Гомес шел к расположенному на третьем подземном уровне дому Лаймхауза, то и дело отключался. Царственные деревья – то ли сосны, то ли еще что-то там, Гомес в этом плохо разбирался – через нерегулярные промежутки времени бесследно исчезали. Вместо них появлялись голые металлические стены, испещренные яркими пятнами ржавчины и оспинами шелушащейся краски, а заодно – грязные пузырящиеся лужи.
Когда в симулированном парке отключилась трава, тело дохлой собаки, лежавшее рядом с пластиковой чашей фонтана, осталось. Закоченелое, оно раскинулось на ребристых металлических плитах, покрывающих здесь землю.
– Собачка-то настоящая, – глубокомысленно умозаключил Гомес. – Да и то. Даже здесь, внизу, вряд ли кто-нибудь сочтет собачий труп достойным декоративным элементом.
Изящная готическая церковь, стоящая справа, начала дрожать и переливаться. В отличие от травы, она не исчезла мгновенно, а словно медленно, постепенно таяла. Почти совсем исчезнув, когда сквозь нее были уже отчетливо видны пятнистые металлические стены, церковь неожиданно появилась снова.
– Аллилуйя, – благочестиво прокомментировал это событие Гомес.
– Мсье, вы могли бы мне помочь.
К нему приближался одноногий человек с грубо изготовленным деревянным костылем. Покачнувшись, калека прошел прямо сквозь стену вновь возникшей церкви.
– Каким образом? – настороженно спросил сыщик.
– Все, что мне нужно, – это авиабилет в Австралию. Работу я там подыскал, но вот с деньгами у меня сейчас малость напряженно.
– И очень напряженно?
– Не хватает всего семи сотен долларов, мсье.
Слегка улыбнувшись, Гомес протянул десятку.
– Ну что ж, пусть это будет моим взносом.
– Десятка? Да каким хреном я доберусь до Австралии за вшивую десятку?
– Как бы там ни было, начало у тебя положено.
Сочувственно пожав плечами, Гомес двинулся дальше.
– Господи, да ты хоть знаешь, что я – ветеран, – крикнул ему в спину попрошайка. – Я лишился своей долбаной ноги в Бразилии.
Гомес шел не оборачиваясь.
– Хочешь поразвлечься, кудрявый?
В подъезде дома сидела скрестив ноги худенькая девочка лет четырнадцати.
Гомес остановился.
– Чем бы ты ни занималась, главное – не рассказывай мне печальную историю своей жизни.
– А кто говорит о печальном? Три сотни долларов.
Девочка улыбнулась Гомесу. У нее сохранились еще почти все зубы.
– За что, chiquita?
– За ночь развлечений. Со мной.
– Сколько тебе лет?
– А сколько бы ты хотел?
Секунд десять Гомес глядел на темный, теряющийся в тени металлический потолок туннеля.
– Вдовы, сироты и заблудшие, – пробормотал он. – Я так и натыкаюсь на них, особенно под Рождество.
– Если быстро согласишься, кудрявый, я снижу цену до двух сотен. За те же деньги – хороший завтрак утром.
– Вот. – Гомес наклонился к девочке. – Вот пятьдесят долларов. Возьми их, иди домой и устрой себе вечер отдыха.
– Ты намерился меня перевоспитать?
– Что, гиблое дело?
Гомес вложил пятидесятидолларовую бумажку в тоненькую руку с выпирающими костями.
– Ну что ж, adios[27].
Ссутулившись, он пошел дальше.
– Жаль, кудрявый, – сказала девочка вслед ему. – Ты вроде как симпатичный.
– Вот тут она абсолютно права, – сказал себе Гомес, ускоряя шаг.
Лаймхауз ковырялся в маленьком садике, разбитом перед его домом. Он стоял на карачках между грядок с тюльпанами. Возраст этого длинного, тощего человека с трудом поддавался определению, может – тридцать, а может – и все пятьдесят. Левая его рука отливала сильно потускневшим серебром.
– Тебя-то, парень, мне и не хватало, – заявил он, увидев Гомеса, переступившего через низенький белый забор.
– Como esta?[28]
– Не жалуюсь, милок, не жалуюсь. Ты только погляди на эти долбаные тюльпаны!
– Momentito[29], – прервал его Гомес. – Мне отлично известно, что ты, Лаймхауз, был когда-то лондонцем и хранишь верность порядкам и обычаям Веселой Старой Англии дней давно минувших, но, por favor, избавь меня от этого своего жуткого акцента, не корчь из себя актеришку, играющего британца в хреновом театре.
– Что, начальник, малость перебираю?
– Si, малость.
– А вот туристам – нравится. Особенно тем, которые попадают сюда из Великобритании. Понимаешь, для них чем гуще, тем и лучше.
– Результаты есть?
Скрипнув то ли собственными суставами, то ли металлической рукой, Лаймхауз поднялся во весь рост среди своих тюльпанных грядок.
– Будь добр, брось пристальный, оценивающий взгляд настоящего знатока на эти вот тюльпаны. А затем скажи мне, – если ты сможешь сказать, – какие из них настоящие, а какие – просто проекция.
Гомес быстро оглядел шеренги ярких цветов.
– Красные – липа.
От огорчения Лаймхауз даже несколько поник.
– А каким хреном ты догадался?
– Твой проектор едва тянет. Цветы на дальнем конце грядок все время блекнут, чуть не становятся прозрачными.
Присев на корточки, подземный цветовод-любитель вгляделся в красные тюльпаны.
– Да, ни шиша не попишешь, ты абсолютно прав. Вот уж точно, глаза у меня совсем не такие острые, как полагалось бы мне по профессии.
– Не зайти ли нам в твою гостиную?[30]
– Само собой.
Киборг провел Гомеса в уютную гостиную, где в сложенном из грубого камня (искусственного) камине неярко горели дрова (тоже, конечно, проекция).
– Садись. Чай?
– Пока не надо.
Устроившись в глубоком кресле, Лаймхауз задумчиво потер металлическую руку пальцами живой.
– С того самого момента, как ты позвонил мне сегодня утром, я осторожно расспрашивал разных людей.
– И что выяснилось?
Засунув пару пальцев в карман своей куртки, киборг извлек оттуда маленькую видеокассету.
– Я сумел получить вот это, – сказал он, закладывая кассету в щель, раскрывшуюся в металлической руке. – Имей в виду, это – не полный материал, а только фрагмент, минуты на две. Однако интересен этот фрагмент тем, что он не вошел в официальную видеозапись вскрытия нашего покойного друга Джо Бушона.
– Крути.
Гомес подтащил свой стул поближе к хозяину дома.
Лаймхауз раскрыл металлическую ладонь; на ней оказался маленький телевизионный экран. Он крутанул большой палец, и на экране появилось изображение.
– Ох.
Гомеса передернуло.
На белом операционном столе лежали четыре части тела Бушона. Рядом со столом одетый в перемазанный кровью халат врач-андроид разговаривал с белым эмалированным роботом, держащим в руках поднос с какими-то пузырьками.
Лаймхауз повернул металлический указательный палец, и из расположенного под экраном крохотного динамика послышались голоса.
" – ...Нет алкоголя?
– Никаких следов, – ответил белый робот.
– А что же вы нашли?
– Он получил дозу вертиллиума, перорально. Приблизительно за полчаса до смерти.
– Хм-м.
Андроид задумался.
– А как насчет..."
На этом месте фильм кончился.
– Вертиллиум, – начал объяснять Лаймхауз, – это весьма сильный...
– Дезориентирующий наркотик. Si. Знакома мне эта отрава. Гомес отодвинул стул на пару футов.
– А ты знаешь, кто вырезал этот кусок из официальной версии вскрытия?
Информатор ткнул серебряным пальцем куда-то в потолок.
– Некто очень важный. Но кто – не знаю.
– Так узнай.
– Может дорого обойтись.
– У меня приличный бюджет на расходы по следствию.
– К тому же, Гомес, это может быть опасно. И для меня и для тебя.
– Как бы там ни было, я буду крайне благодарен, если ты сделаешь попытку – в своей всем известной осторожной и конфиденциальной манере. У тебя есть для меня еще что-нибудь?
Лаймхауз скромно кашлянул в свою живую ладонь.
– За то, что я предоставил тебе до настоящего момента, я хотел бы получить тысячу долларов.
– Нормальная цена.
– Есть еще кое-что.
Киборг заговорил тише.
– Но тут я не являюсь единственным владельцем. Если ты хочешь получить всю информацию, это обойдется тебе еще в полторы тысячи.
– Кто твой напарник?
– Только тыне кипятись, когда услышишь.
– Приложу все возможные старания.
– Это – Эдди Ангиль.
– Вот же мать твою.
– Прослышав, поисками чего я занимаюсь, Эдди сам пришел ко мне.
– Этот cabron. Если бы выдавали приз за свинство, Ангиль был бы первым кандидатом на постоянное им владение. Если бы провели опрос, кого на земле включить в десятку самых ненадежных и не заслуживающих доверия ублюдков, он бы занял все места с первого по пятое. А может – и шестое в придачу.
– Да я и сам не слишком люблю этого типа, – признал Лаймхауз. – Но у него есть это и – как знаешь. Цена полторы тысячи.
– Могу я сперва ознакомиться с образцом товара?
– Да, у меня есть кусочек аудиовизуального материала. Обрывок разговора о неком артефакте, – объяснил Лаймхауз. – Однако, Гомес, чтобы по-настоящему узнать, что все это значит, тебе придется сходить к Эдди.
– А в какой крысиной норе живет он теперь?
– Отель «Алжир».
Гомес понимающе кивнул.
– Да уж, первоклассная помойка. А этот образец – за него я должен платить?
Лаймхауз почти застенчиво потер свою ногу металлической рукой.
– Ты же понимаешь, если бы дело касалось меня, я бы показал тебе бесплатно. Но вот Эдди – он не признает бесплатных образцов.
– И сколько на ценнике?
– Две с половиной сотни.
– А когда я встречусь с ним – еще полторы тысячи?
– Боюсь, так оно и обстоит, Гомес.
– Обычно ты не занимаешься надувательством.
– Это не надувательство. Во всяком случае, как мне кажется.
Гомес встал со стула. На одной из стен гостиной висели портреты бывших королей и королев Англии, а также людей, рассчитывающих на этот высокий титул в будущем.
– Что-то королева Виктория выглядит здесь сексуальнее, чем в моем школьном учебнике.
– Думаю, художник позволил себе некоторые вольности. А как тебе нравится последний портрет, который я добавил?
– Это который?
– В конце нижнего ряда.
– Король Артур Второй? Это еще что за хрен?
– Возможно, однажды он станет королем Англии.
Лаймхауз встал, его узкое лицо зажглось воодушевлением.
– По праву он должен бы занимать английский трон уже сейчас.
– Английского трона нет, – напомнил Гомес. – Англия – демократическая страна, и уже шестьдесят лет, со времен той революции.
– Это было самое хреновое, что случилось с Великобританией за всю ее долгую историю. – Лаймхауз снова сел. – Изгнать монарха и выбрать президента. Да я ногой не ступлю на эту землю, пока...
– О'кей. В этом деле я соглашусь с тобой и с Эдди, – прервал его Гомес. – Вот две с половиной сотни. И что же я за них получу?
Лаймхауз показал.
В узком переулке, тянувшемся вдоль «Хот-Клаба», что-то происходило.
Кто-то завопил от боли. Затем раздался глухой звук тела, упавшего на землю. Пластиковая банка ударилась о мостовую, послышался звон рассыпанных монет.
– Не надо, пожалуйста.
Джейк бросился к месту драки.
У поворота в переулок в него чуть не врезался летящий по воздуху костыль. Едва увернувшись от несколько необычного метательного снаряда, Джейк повернул за угол.
На грязной, изрытой ухабами мостовой ободранный человек в военной куртке времен бразильских событий и штатских брюках с криками метался из стороны в сторону, в то время как двое здоровенных юнцов, одетых в плотно облегающие черные трико, лупцевали его ногами в корпус и в пах.
– Мы что сказали тебе, засранец?
– Сказали не... ой!
– Что, что? Говори же, ублюдок. Что мы тебе сказали?
Когда в симулированном парке отключилась трава, тело дохлой собаки, лежавшее рядом с пластиковой чашей фонтана, осталось. Закоченелое, оно раскинулось на ребристых металлических плитах, покрывающих здесь землю.
– Собачка-то настоящая, – глубокомысленно умозаключил Гомес. – Да и то. Даже здесь, внизу, вряд ли кто-нибудь сочтет собачий труп достойным декоративным элементом.
Изящная готическая церковь, стоящая справа, начала дрожать и переливаться. В отличие от травы, она не исчезла мгновенно, а словно медленно, постепенно таяла. Почти совсем исчезнув, когда сквозь нее были уже отчетливо видны пятнистые металлические стены, церковь неожиданно появилась снова.
– Аллилуйя, – благочестиво прокомментировал это событие Гомес.
– Мсье, вы могли бы мне помочь.
К нему приближался одноногий человек с грубо изготовленным деревянным костылем. Покачнувшись, калека прошел прямо сквозь стену вновь возникшей церкви.
– Каким образом? – настороженно спросил сыщик.
– Все, что мне нужно, – это авиабилет в Австралию. Работу я там подыскал, но вот с деньгами у меня сейчас малость напряженно.
– И очень напряженно?
– Не хватает всего семи сотен долларов, мсье.
Слегка улыбнувшись, Гомес протянул десятку.
– Ну что ж, пусть это будет моим взносом.
– Десятка? Да каким хреном я доберусь до Австралии за вшивую десятку?
– Как бы там ни было, начало у тебя положено.
Сочувственно пожав плечами, Гомес двинулся дальше.
– Господи, да ты хоть знаешь, что я – ветеран, – крикнул ему в спину попрошайка. – Я лишился своей долбаной ноги в Бразилии.
Гомес шел не оборачиваясь.
– Хочешь поразвлечься, кудрявый?
В подъезде дома сидела скрестив ноги худенькая девочка лет четырнадцати.
Гомес остановился.
– Чем бы ты ни занималась, главное – не рассказывай мне печальную историю своей жизни.
– А кто говорит о печальном? Три сотни долларов.
Девочка улыбнулась Гомесу. У нее сохранились еще почти все зубы.
– За что, chiquita?
– За ночь развлечений. Со мной.
– Сколько тебе лет?
– А сколько бы ты хотел?
Секунд десять Гомес глядел на темный, теряющийся в тени металлический потолок туннеля.
– Вдовы, сироты и заблудшие, – пробормотал он. – Я так и натыкаюсь на них, особенно под Рождество.
– Если быстро согласишься, кудрявый, я снижу цену до двух сотен. За те же деньги – хороший завтрак утром.
– Вот. – Гомес наклонился к девочке. – Вот пятьдесят долларов. Возьми их, иди домой и устрой себе вечер отдыха.
– Ты намерился меня перевоспитать?
– Что, гиблое дело?
Гомес вложил пятидесятидолларовую бумажку в тоненькую руку с выпирающими костями.
– Ну что ж, adios[27].
Ссутулившись, он пошел дальше.
– Жаль, кудрявый, – сказала девочка вслед ему. – Ты вроде как симпатичный.
– Вот тут она абсолютно права, – сказал себе Гомес, ускоряя шаг.
Лаймхауз ковырялся в маленьком садике, разбитом перед его домом. Он стоял на карачках между грядок с тюльпанами. Возраст этого длинного, тощего человека с трудом поддавался определению, может – тридцать, а может – и все пятьдесят. Левая его рука отливала сильно потускневшим серебром.
– Тебя-то, парень, мне и не хватало, – заявил он, увидев Гомеса, переступившего через низенький белый забор.
– Como esta?[28]
– Не жалуюсь, милок, не жалуюсь. Ты только погляди на эти долбаные тюльпаны!
– Momentito[29], – прервал его Гомес. – Мне отлично известно, что ты, Лаймхауз, был когда-то лондонцем и хранишь верность порядкам и обычаям Веселой Старой Англии дней давно минувших, но, por favor, избавь меня от этого своего жуткого акцента, не корчь из себя актеришку, играющего британца в хреновом театре.
– Что, начальник, малость перебираю?
– Si, малость.
– А вот туристам – нравится. Особенно тем, которые попадают сюда из Великобритании. Понимаешь, для них чем гуще, тем и лучше.
– Результаты есть?
Скрипнув то ли собственными суставами, то ли металлической рукой, Лаймхауз поднялся во весь рост среди своих тюльпанных грядок.
– Будь добр, брось пристальный, оценивающий взгляд настоящего знатока на эти вот тюльпаны. А затем скажи мне, – если ты сможешь сказать, – какие из них настоящие, а какие – просто проекция.
Гомес быстро оглядел шеренги ярких цветов.
– Красные – липа.
От огорчения Лаймхауз даже несколько поник.
– А каким хреном ты догадался?
– Твой проектор едва тянет. Цветы на дальнем конце грядок все время блекнут, чуть не становятся прозрачными.
Присев на корточки, подземный цветовод-любитель вгляделся в красные тюльпаны.
– Да, ни шиша не попишешь, ты абсолютно прав. Вот уж точно, глаза у меня совсем не такие острые, как полагалось бы мне по профессии.
– Не зайти ли нам в твою гостиную?[30]
– Само собой.
Киборг провел Гомеса в уютную гостиную, где в сложенном из грубого камня (искусственного) камине неярко горели дрова (тоже, конечно, проекция).
– Садись. Чай?
– Пока не надо.
Устроившись в глубоком кресле, Лаймхауз задумчиво потер металлическую руку пальцами живой.
– С того самого момента, как ты позвонил мне сегодня утром, я осторожно расспрашивал разных людей.
– И что выяснилось?
Засунув пару пальцев в карман своей куртки, киборг извлек оттуда маленькую видеокассету.
– Я сумел получить вот это, – сказал он, закладывая кассету в щель, раскрывшуюся в металлической руке. – Имей в виду, это – не полный материал, а только фрагмент, минуты на две. Однако интересен этот фрагмент тем, что он не вошел в официальную видеозапись вскрытия нашего покойного друга Джо Бушона.
– Крути.
Гомес подтащил свой стул поближе к хозяину дома.
Лаймхауз раскрыл металлическую ладонь; на ней оказался маленький телевизионный экран. Он крутанул большой палец, и на экране появилось изображение.
– Ох.
Гомеса передернуло.
На белом операционном столе лежали четыре части тела Бушона. Рядом со столом одетый в перемазанный кровью халат врач-андроид разговаривал с белым эмалированным роботом, держащим в руках поднос с какими-то пузырьками.
Лаймхауз повернул металлический указательный палец, и из расположенного под экраном крохотного динамика послышались голоса.
" – ...Нет алкоголя?
– Никаких следов, – ответил белый робот.
– А что же вы нашли?
– Он получил дозу вертиллиума, перорально. Приблизительно за полчаса до смерти.
– Хм-м.
Андроид задумался.
– А как насчет..."
На этом месте фильм кончился.
– Вертиллиум, – начал объяснять Лаймхауз, – это весьма сильный...
– Дезориентирующий наркотик. Si. Знакома мне эта отрава. Гомес отодвинул стул на пару футов.
– А ты знаешь, кто вырезал этот кусок из официальной версии вскрытия?
Информатор ткнул серебряным пальцем куда-то в потолок.
– Некто очень важный. Но кто – не знаю.
– Так узнай.
– Может дорого обойтись.
– У меня приличный бюджет на расходы по следствию.
– К тому же, Гомес, это может быть опасно. И для меня и для тебя.
– Как бы там ни было, я буду крайне благодарен, если ты сделаешь попытку – в своей всем известной осторожной и конфиденциальной манере. У тебя есть для меня еще что-нибудь?
Лаймхауз скромно кашлянул в свою живую ладонь.
– За то, что я предоставил тебе до настоящего момента, я хотел бы получить тысячу долларов.
– Нормальная цена.
– Есть еще кое-что.
Киборг заговорил тише.
– Но тут я не являюсь единственным владельцем. Если ты хочешь получить всю информацию, это обойдется тебе еще в полторы тысячи.
– Кто твой напарник?
– Только тыне кипятись, когда услышишь.
– Приложу все возможные старания.
– Это – Эдди Ангиль.
– Вот же мать твою.
– Прослышав, поисками чего я занимаюсь, Эдди сам пришел ко мне.
– Этот cabron. Если бы выдавали приз за свинство, Ангиль был бы первым кандидатом на постоянное им владение. Если бы провели опрос, кого на земле включить в десятку самых ненадежных и не заслуживающих доверия ублюдков, он бы занял все места с первого по пятое. А может – и шестое в придачу.
– Да я и сам не слишком люблю этого типа, – признал Лаймхауз. – Но у него есть это и – как знаешь. Цена полторы тысячи.
– Могу я сперва ознакомиться с образцом товара?
– Да, у меня есть кусочек аудиовизуального материала. Обрывок разговора о неком артефакте, – объяснил Лаймхауз. – Однако, Гомес, чтобы по-настоящему узнать, что все это значит, тебе придется сходить к Эдди.
– А в какой крысиной норе живет он теперь?
– Отель «Алжир».
Гомес понимающе кивнул.
– Да уж, первоклассная помойка. А этот образец – за него я должен платить?
Лаймхауз почти застенчиво потер свою ногу металлической рукой.
– Ты же понимаешь, если бы дело касалось меня, я бы показал тебе бесплатно. Но вот Эдди – он не признает бесплатных образцов.
– И сколько на ценнике?
– Две с половиной сотни.
– А когда я встречусь с ним – еще полторы тысячи?
– Боюсь, так оно и обстоит, Гомес.
– Обычно ты не занимаешься надувательством.
– Это не надувательство. Во всяком случае, как мне кажется.
Гомес встал со стула. На одной из стен гостиной висели портреты бывших королей и королев Англии, а также людей, рассчитывающих на этот высокий титул в будущем.
– Что-то королева Виктория выглядит здесь сексуальнее, чем в моем школьном учебнике.
– Думаю, художник позволил себе некоторые вольности. А как тебе нравится последний портрет, который я добавил?
– Это который?
– В конце нижнего ряда.
– Король Артур Второй? Это еще что за хрен?
– Возможно, однажды он станет королем Англии.
Лаймхауз встал, его узкое лицо зажглось воодушевлением.
– По праву он должен бы занимать английский трон уже сейчас.
– Английского трона нет, – напомнил Гомес. – Англия – демократическая страна, и уже шестьдесят лет, со времен той революции.
– Это было самое хреновое, что случилось с Великобританией за всю ее долгую историю. – Лаймхауз снова сел. – Изгнать монарха и выбрать президента. Да я ногой не ступлю на эту землю, пока...
– О'кей. В этом деле я соглашусь с тобой и с Эдди, – прервал его Гомес. – Вот две с половиной сотни. И что же я за них получу?
Лаймхауз показал.
* * *
Джейк сперва услышал драку, а лишь потом ее увидел.В узком переулке, тянувшемся вдоль «Хот-Клаба», что-то происходило.
Кто-то завопил от боли. Затем раздался глухой звук тела, упавшего на землю. Пластиковая банка ударилась о мостовую, послышался звон рассыпанных монет.
– Не надо, пожалуйста.
Джейк бросился к месту драки.
У поворота в переулок в него чуть не врезался летящий по воздуху костыль. Едва увернувшись от несколько необычного метательного снаряда, Джейк повернул за угол.
На грязной, изрытой ухабами мостовой ободранный человек в военной куртке времен бразильских событий и штатских брюках с криками метался из стороны в сторону, в то время как двое здоровенных юнцов, одетых в плотно облегающие черные трико, лупцевали его ногами в корпус и в пах.
– Мы что сказали тебе, засранец?
– Сказали не... ой!
– Что, что? Говори же, ублюдок. Что мы тебе сказали?