– Карту, – сказал Аллен.
   Хилал отказался брать очередную карту. Крупье перевернул карты кувейтца, открыв короля и восьмерку. Кувейтец сверкнул улыбкой, обнажив золотые и платиновые зубы ценой не меньше как в десять тысяч долларов.
   – Девять, банк сорван!
   Вокруг стола, как взрыв, раздались возгласы, другие игроки не смогли удержаться от замечаний на четырех различных языках. Бенедетти повел глазами, сотрудники безопасности неслышно и плавно заняли места, чтобы никто не смог приблизиться ни к выигравшему, ни к деньгам. Из рук слуги кувейтца взяли кейс.
   – Я бы хотел получить и это, – Аллен указал на кейс.
   – Вы заплатите за него, сэр? – любезно спросил Бенедетти.
   – Да, думаю, что да.
   – Тогда я предлагаю все забрать в бункер.
   Не ожидая от Аллена ответа, Бенедетти указал, что фишки англичанина надо собрать и пересчитать. Одной рукой он взял Аллена за локоть и увлек его к почти незаметной двери рядом с окошечком кассы. Катя вошла вслед за ними в помещение бункера, в котором не было ничего, кроме письменного стола и двух стульев.
   – Разрешите угостить вас шампанским, мистер Аллен? – предложила она.
   – Нет, не надо. Но я хочу услышать объяснение… и получить свой выигрыш.
   Катя пыталась обнаружить у него малейшее проявление страха, но Аллен ни на секунду не терял самообладание. Он казался спокойным и уверенным в себе.
   «Это значит, что ему дьявольски везет, – подумала Катя, – или он неисправимый грешник».
   – Согласно нашим правилам, такие крупные суммы мы переводим в чек нашей кассы, – объяснила Катя, выигрывая время. – Вас это устраивает?
   – Согласно существующим правилам, мисс Мейзер, выигрыши можно переводить по телеграфу в банк по моему выбору в любой части света. Хочу, чтобы вы именно так и поступили.
   Катя улыбнулась. Сукин сын – вор и чуть ли не в лицо заявляет ей об этом!
   – Будьте любезны, мистер Аллен, подождите здесь минутку.
   – Мне это начинает надоедать, мисс Мейзер, – предупредил он. – Пока я все еще чувствую, что ко мне относятся как к гостю. Но если что-то изменится в этом плане, то уверяю вас, последствия для этого заведения окажутся самыми тяжелыми.
   Катя посмотрела ему в глаза:
   – Думаю, что мы понимаем друг друга.
   Питер Аллен улыбнулся и посмотрел в другую сторону. Мысленно он уже видел сверкающие воды Средиземного моря, омывающие великолепный, неиспорченный остров с побеленными домиками, голубыми ставнями и красной черепичной крышей. У одного из таких домов у причала покачивается шестидесятифутовая яхта, а на тиковой палубе яхты стоит и радостно смеется молодая женщина и протягивает к нему коричневые от загара руки.
   Катя и Бенедетти вошли в отдельную комнату, закрыли на засов дверь. Их уже ждали мэтр де жо и крупье.
   – Разберите на части весь стол, изучите колоду. Вызовите сюда Шульмана из Джунии. Пусть он исследует каждую карту под микроскопом.
 
   Профессор Аарон Шульман находился на своей вилле в Джунии-Хиллз в блаженном неведении, что он вот-вот переместится в центр драмы, которая разыгрывалась в «Казино де Парадиз». В более молодом возрасте он слыл мастером-фальшивомонетчиком, единственным уязвимым местом которого было его тщеславие. Он пытался сделать то, что все эксперты мира считали невозможным: подделать туристические чеки «Америкэн экспресс».
   Возможно, Шульман предчувствовал, что с ним произойдет, потому что превратил Бейрут в центр своих операций. И уже находясь в Бейруте, после того как его арестовали, судили и приговорили к тремстам годам тюрьмы, с ним можно было договориться. Арманд Фремонт вызволил Шульмана из тюрьмы – большое достижение само по себе. Взамен Шульман поклялся использовать свой недюжинный талант для того, чтобы преградить дорогу подозрительным бумагам всех видов – банкнотам, облигациям на предъявителя, акциям, чтобы они ни на цент не снижали доходы казино. За десять лет профессор во сто крат перекрыл расходы на него как на «консультанта».
   Но Шульман, как многие люди преклонного возраста, любил находиться в компании молодых женщин. Он мог себе позволить приглашать лучших и не отказывал себе в этом, когда у него появлялось желание. В этот вечер он ее даже не искал, но она оказалась просто прелестью, и он не смог отказаться от удовольствия. Прошло шесть часов. Теперь Аарон Шульман лежал один на своей кровати, голый, громко храпел, как это случалось всегда, когда девушка, которой он заплатил и развлекаться с которой закончил, выскальзывала из-под простыней и растворялась в ночи. Комната пропахла сигаретами, потом и шампанским. Человек, обладавший легендарным безошибочными взглядом, был в доску пьян.
 
   – Похоже, у нас возникла проблема, – обратилась Катя к Аллену.
   – Не меньшая проблема заключается в том, что вы промурыжили меня в этой камере больше часа, – отозвался Питер Аллен.
   Он произнес это беззлобно, деловым тоном, что подразумевало, что он несомненно был прав.
   – В чем же заключается ваша проблема, мисс Мейзер?
   – В этот вечер могли иметь место некоторые отклонения в оформлении стола.
   – Вот как? Не имеет ли это какое-либо отношение к моему выигрышу?
   – Может иметь. Питер Аллен встал.
   – А теперь вы мне заявите, что казино имеет право удерживать выигрыши в течение двадцати четырех часов, пока продолжается расследование, верно?
   – Вам известны правила, – заметила Катя. – Скажите мне, мистер Аллен, где еще вы играли?
   Аллен пропустил ее вопрос мимо ушей.
   – Если у вас нет ко мне других вопросов и если вы не обвиняете меня в какой-то причастности к таким «отклонениям», то я настоятельно требую, чтобы вы разрешили мне вернуться в гостиницу. Завтра вечером я опять приду ровно в одиннадцать. Надеюсь, что тогда вы мне вручите квитанцию о телеграфном переводе денег на мое имя в «Роял бэнк» в Афинах. Сумма составляет два и одна десятая миллиона долларов США. Счет номер восемьдесят семьдесят четыре. Если независимо от характера причин вы не сделаете этого, я позвоню своему адвокату, и он свяжется с вами.
   Питер Аллен подошел к двери, потом обернулся и ослепительно улыбнулся.
   – А вообще-то, мисс Мейзер, я получил подлинное удовольствие.
 
   Спустя ровно сутки Питер Аллен опять появился в «Казино де Парадиз». Его тут же провели в кабинет Кати. Он изучал квитанцию о телеграфном переводе денег, а Катя пристально смотрела на него и молчала.
   – Все в ажуре, – произнес Аллен.
   – Безопасного вам путешествия, – мягко напутствовал его Анатоль Бенедетти. Когда Аллен оглянулся на него, колкий взгляд сицилийца приковал его к стене. – И никогда больше не приезжайте.
   Лимузин, нанятый Питером Алленом, отвез его прямо в бейрутский аэропорт, где уже стоял зафрахтованный и заправленный самолет, готовый доставить его в Афины. Только когда Аллен увидел похожие на драгоценные камни огни Бейрута под собой, его затрясло как в лихорадке. Ему потребовалось полбутылки виски, чтобы несколько успокоить нервы.
   Он остановился в гостинице «Хилтон» в Афинах, проспал до полудня, нанял машину, провернул свои дела в «Роял бэнк» и сделал кое-какие покупки. Одевшись для морских прогулок, он велел шоферу отвезти себя в порт Пирей.
   Аллен сунул водителю щедрые чаевые и прошел по пирсу до стапеля номер восемнадцать. Его ждал и широко улыбался брокер по продаже яхт, как и обещал. Видно, денежный перевод из афинского банка уже поступил. Он посмотрел мимо брокера на великолепную яхту с мотором, которая покачивалась на воде. Брокер бормотал что-то о бумагах, которые надо подписать, но Аллен не слышал ни слова. Все сбывалось в реальной жизни, точно так, как было задумано.
   – Мне надо позвонить, – сказал он брокеру. – Извините, но это международный.
   Брокер заверил его, что с удовольствием подождет. Аллен улыбнулся и еще раз взглянул на судно. Как он хотел, чтобы рядом оказался Генри и тоже посмотрел на яхту!
 
   В течение последних трех дней Генри Дуст занимался своими делами, как обычно. Он бдительно присматривался к окружающей обстановке, к новым людям, не следит ли кто за ним, не наводит ли справки о Питере Аллене. Ничего такого он не обнаружил. Каждый вечер Дуст смотрел программу международных новостей Би-би-си и вздыхал с облегчением, когда из Бейрута ничего не передавали. Потом он начал готовиться.
   В тот самый день, когда Питер Аллен прибыл в Афины, Генри Дуст снял свои многолетние накопления со счета и послал чек в лечебницу в Ланкашире. Директор лечебницы заверил его, что накопившаяся сумма будет более чем достаточна, чтобы до конца дней обеспечить жене необходимый уход. Сделав все это, Дуст спустился на первый этаж, где в маленькой квартирке жили симпатичные, но постоянно ссорящиеся молодожены с ребенком. Он сказал им, что уходит в отставку и уезжает в сельскую местность и предлагает снять свою четырехкомнатную квартиру. Смущенный слезами молодой матери, он сунул им экземпляр соглашения об аренде, ключи от квартиры и торопливо ушел.
   Покидая после обеда в этот день «Беллам новелтиз», Дуст взял с собой все вещи. Самое ценное, что у него было – граверные инструменты, которыми он пользовался сорок лет. Он знал, что начальство по-хорошему не согласится отдать их ему. Но ему хотелось, чтобы, когда все будет кончено, этот набор инструментов, а также колода игральных карт оказались бы выставленными в соответствующем музее.
   Звонок от Аллена раздался примерно в то время, когда и предполагал Дуст. Закрыв глаза, с довольной улыбкой на губах, он слушал рассказ Аллена о приключениях. Предложение Аллена присоединиться к нему не удивило Дуста.
   – Питер, не думаю, что из этого что-нибудь выйдет. Спасибо, что ты подумал обо мне. Бог тебе в помощь, друг мой.
   Надев на себя лучший костюм, Дуст вызвал такси. Сначала он остановился на Флит-стрит – в центре британской журналистики и местонахождения крупнейшей и самой развязной бульварной газеты «Ньюс оф зе уорлд». Он попросил шофера такси подождать, а сам вошел в помещение и передал в экспедицию большой конверт с просьбой вручить его главному редактору. Таким образом, полностью выполнялась сделка между ним с Алленом и женщиной.
   Через двадцать минут такси опять остановилось. На этот раз Дуст вышел из такси, щедро заплатил водителю и поднялся по ступенькам. Взявшись за ручку двери, он задержался, чтобы немного успокоить сильное сердцебиение. Когда он откроет дверь, то навсегда распростится с известным ему до сих пор миром. Он никогда не сможет вернуться назад.
   «Но во всяком случае все будут знать, что я побывал там».
   – Добро пожаловать в Скотланд-Ярд, сэр.
   Генри Дуст подошел к молодому человеку, который сидел в холле за круглым столом.
   – Чем я могу помочь вам? – вежливо спросил офицер.
   Дуст застенчиво улыбнулся.
   – Думаю, что скорее я могу помочь вам. – Он положил пакет со своими инструментами на стол, а на пакет колоду игральных карт. – Начальник вашего отдела по фальшивкам очень этим заинтересуется.
 
   Генри Дуста еще не закончили допрашивать в Скотланд-Ярде, а уже с конвейера начали сходить первые экземпляры газеты «Ньюс оф зе уорлд». Срочно высылаются в Бейрут первые предназначенные для Ближнего Востока копии. С учетом того, что газета пользуется среди бейрутцев большой популярностью, а также характера самой этой истории, издатели решили удвоить количество высылаемых туда экземпляров. В результате в аэропорт Гатвик было доставлено пятнадцать тысяч экземпляров этой газеты, и они появились на стендах киосков, когда люди завершали рабочий день и гадали, что сулит им наступающий вечер.
 
   Катя отложила газету «Ньюс» и села поудобнее в кресле.
   – Анатоль, что же стряслось?
   Бенедетти, который смотрел, как прохаживаются люди в холле казино, повернулся.
   – Нас облапошили.
   – Что вы хотите этим сказать? – спросила Катя.
   – Хочу сказать, что Генри Дуст и его сообщник Питер Аллен прокатили нас на вороных.
   – Я бы сказала, что два миллиона долларов с гаком это вам не простая прогулочка на вороных! – отрезала Катя.
   – Но этим дело и не ограничится, – предупредил ее Бенедетти.
   – Что вы имеете в виду?
   – Мы знаем, что карты крапленые. Шульман уверен в этом, и его мнение разделяют два других эксперта. Успокаивает лишь то, что крапленые карты использовались только за одним этим столом.
   – Не кажется ли это вам странным?
   – Отнюдь. Когда поступают карты, то партию мы распределяем между столами. Когда возникает потребность в новой колоде, то крупье берет ее из запаса, заготовленного для данного конкретного стола. Ни Дуст, ни Аллен не знали, на какой стол в конечном итоге попадут крапленые карты. Аллен приготовился проиграть какую-то минимальную сумму, пока не найдет эти крапленые карты. Ему повезло, он сразу наткнулся на них.
   – А это означает, что все проигравшие за тем столом имеют к нам претензии, – негромко произнесла Катя. – Они заявят, что это была нечестная игра, и потребуют возврата проигрыша. А тем временем выигравшие растворятся в потемках.
   Бенедетти услышал горечь и гнев в голосе Кати и позволил себе высказать предположение, к чему это может привести.
   – Проигрыш мы должны покрыть, – спокойно сказал он. – В данный момент перед нами возникает проблема доверия со стороны общественности. Самое лучшее, что мы можем сделать – это компенсировать проигрыш пострадавшим, особенно таким, как кувейтец и египтянин, им надо вернуть потерянные Деньги. Им неприятен и сам проигрыш. Но еще более противно то, что, по их мнению, их публично унизили.
   – Почему бы вам не устроить с ними обоими мне встречу как можно скорее? – предложила Катя.
   Бенедетти заколебался:
   – Вы можете передумать встречаться с ними, – объяснил он. – Оба они мусульмане. Начать с того, что они невысокого мнения о женщинах вообще. В данный момент они возлагают вину именно на вас, потому что вы являетесь старшим должностным лицом. Я не хочу сказать, что они не примут извинений от вас. Но, может быть, лучше, если они будут иметь дело со мной.
   Катя знала, что Бенедетти прав. Мусульмане с презрением относились к делам с женщинами. В этом она убеждалась ежедневно.
   – Я должна сделать какое-то заявление, – сказала Катя, чтобы изменить тему разговора. – Лила говорит, что телефоны продолжают беспрерывно названивать. Что нам пока известно… в чем мы абсолютно уверены? Бенедетти глубоко вздохнул:
   – Мы держим постоянную связь с «Беллам новелтиз» в Лондоне. Они со своей стороны распутывают это дело вместе со Скотланд-Ярдом. Но похоже, что они ничего не обнаружили помимо того, что им выложил Дуст.
   – И газета «Ньюс оф зе уорлд»?
   – Да, и она. Вопрос заключается в том, действительно ли Питер Аллен является сообщником Дуста. Дуст утверждает, что он провернул все один, а Аллен просто снял с этого навар.
   – Не забыл ли он о таком совпадении, что он работал вместе с Алленом?
   – Понятно, что не забыл. Но в данный момент и он… и Аллен тоже… ржут над нами. Аллен ездит, не скрываясь. Я проследил его путь в Афины и Пирей. Могу совершенно точно доложить, что он взял на борт своей яхты и куда на ней поплыл. Его можно задержать в любое время. Единственная проблема заключается в том, что у нас нет никаких вещественных доказательств против него, в лучшем случае лишь косвенные улики. То, что он работал в «Беллам новелтиз», еще не доказывает, что он вступил в сговор с Дустом. Он не вел себя как уголовный преступник. Аллен показал себя очень хладнокровным клиентом.
   – А что можно сказать о его жене? Бенедетти очень выразительно пожал плечами:
   – Она вне себя от возмущения. Видимо, он заставил ее прождать полночи на вокзале. Не спрашивайте, что это все значит. Короче говоря, она настоящая ведьма. И если бы я оказался в шкуре Аллена, то тоже бы удрал из дома. Во всяком случае, в сообщники ее записать нельзя.
   Катя поднялась с кресла и подошла к своему письменному столу, перебирая пальцами браслет.
   – Можно понять желание Дуста показать всему миру, на что он способен. Он никому не был известен. А теперь все эти заголовки… – она указала на стопку газет. – Он стал настоящей знаменитостью. Вот почему он во всем сознался и расскажет нам все, что мы хотим узнать, за исключением самого важного.
   – А именно?
   Катя подняла руку:
   – Затем на первый план выступил Питер Аллен. По вашему мнению, у этого человека имеется оправдывающая его мотивировка: ведьма в образе жены. Поэтому мотивы обоих этих мужчин логичны. Мы их можем понять и принять.
   – Но?..
   Катя не обратила внимания на скептическое выражение лица Бенедетти и продолжала развивать свою мысль.
   – Они могли выбрать любое казино в Европе, но остановились именно на этом. Почему?
   – Дуст сказал буквально следующее: они тянули соломинку. Наше казино было помечено короткой соломинкой.
   Катя покачала головой:
   – Я не принимаю такую версию. Но имеется и еще один вопрос: почему они решили заняться этим делом именно теперь?
   – По словам Дуста, раньше они не были готовы осуществить свой план, – ответил Бенедетти.
   – Опять не вяжется. Дуст жил в одиночестве много лет. И почти столько же Аллен мается в своем несчастном браке.
   – Вы ищете призраки, – мягко произнес Бенедетти. Катя подалась вперед, наклонилась над письменным столом.
   – Я говорю, что Дуст и Аллен обладали необходимыми знаниями, средствами и мотивами для того, чтобы пойти на это. Но кто-то другой показал им на нас. Черт бы всех побрал, Анатоль, слишком много совпадений! Таинственный игрок чуть ли не срывает весь банк в казино в критический момент, когда он нам больше всего нужен, Шульман оказывается в стельку пьян. Он не помнит даже, какую он подцепил девушку, и ваши попытки разыскать ее не дали результатов. Она как сквозь землю провалилась. Из-за Шульмана мы потеряли драгоценное время. Если бы он не был таким пьяным, он бы сразу сказал нам, что карты крапленые. Вы бы предупредили «Беллам новелтиз», и Дуста удалось бы задержать до того, как он передал пакет в газету. Одно это сразу бы затормозило всю эту заваруху. Но кому-то хотелось, чтобы история была напечатана в газете.
   Бенедетти долго смотрел на нее, потом подошел к телефонному аппарату.
   – Куда вы звоните?
   – В Скотланд-Ярд. Хочу попросить англичан помочь мне навести справки, как они выражаются. Если мне разрешат побыть пять минут с Дустом, то я сумею кое-что вытрясти из него.
 
   Хотя Бенедетти пытался умаслить Хилала ибн Талала, расправить его помятые перышки, но из этого ничего не вышло. Тот не подтвердил получение ни посланного письма с извинениями, ни открытого для него кредита на проигранную сумму в тот незадачливый вечер. Катя могла бы не обращать внимания на то, что кувейтец дуется, если бы не одна вещь: на всех игральных столах в казино заметно упала активность, на семьдесят процентов снизились доходы. Интуиция подсказывала Кате: картежники, обычно очень суеверные люди, ждали какого-то знака, чтобы опять ринуться в омут азартных игр. Сама она сделала все, что смогла, выступила с пространными интервью в газетах и по телевидению. Снова и снова она повторяла фактическую сторону происшедшего, приводя убедительную аргументацию, как если бы она выступала перед присяжными заседателями. Но публике было наплевать на ее аргументы. Они не принимали ее за свою, за одного из игроков.
   Катя изменила тактику. Она разыскала лучшего, самого дорогого ювелира в Бейруте и заказала ему сделать шедевр в течение одних суток. При обычных обстоятельствах это было бы невозможно, но когда он выслушал, что именно хочет Катя, ювелир хитро посмотрел на нее и согласился. Поскольку имелся образец для подражания, он взялся смастерить эту вещь в такое короткое время. Понятно, что он заломил за это сумасшедшую плату.
   На следующий день Катя направила Хилалу ибн Талалу письменное приглашение встретиться с ней в казино за тем же столом, за которым он проиграл. Катя рассчитывала на две вещи: что этого мужчину заинтригует смелость ее поступка и что он начнет сплетничать о приглашении и к вечеру весь Бейрут будет об этом знать. В обеих случаях она оказалась права.
   Без пяти минут одиннадцать Катя вышла из кабинета «Кристалл» и спустилась в холл. На этот раз народу было больше, чем накануне. Крупье знаками сообщали ей, что дела начали выправляться. Салоны для игры в баккара все еще пустовали, но, проходя мимо, Катя заметила и узнала примерно с дюжину заядлых игроков, которые разговаривали, сбившись в небольшие группки. Один из охранников отстегнул бархатный шнур, которым обычно отгораживали стол, и Катя прошла к месту, отведенному для крупье. Прошла минута, она продолжала ждать.
   Катя копалась в своей сумочке, когда открылись двойные стеклянные двери и на пороге показался Хилал в белых одеждах. Блестящие черные глаза ничего не выдавали.
   – Мне доставляет честь, ваше превосходительство, что вы приняли мое предложение, – обратилась к нему Катя.
   Хилал, который остановился при входе в зал, не пошевелился. Его окружение, следовавшее за ним по пятам, затаило дыхание. Не отрывая от него глаз, Катя приоткрыла крышку деревянной шкатулки, стоявшей на зеленом сукне перед нею. Из шкатулки она обеими руками вынула подарок.
   Приближенные Хилала довольно громко ахнули, их было слышно в соседней комнате. Сверкая на фоне сочно-зеленой скатерти, на столе оказалась большая фишка казино размером примерно три на пять. Она была из червонного золота, а по центру была выгравирована цифра 1 000 000 долларов США. По бокам сложный орнамент в виде завитков, усеянных мелкими бриллиантами, рубинами и изумрудами, любимыми на Ближнем Востоке драгоценными камнями.
   – Это – законное платежное средство, ваше превосходительство, – заявила Катя. – Помимо тех распоряжений, которые, как вы знаете, были уже сделаны в вашу пользу. Это – мой подарок вам, небольшой знак сожаления о том, что случилось.
   Глаза кувейтца метнулись от фишки к Кате, потом обратно. Вдруг он подошел ближе, взял вещицу, поднял ее на ладони.
   – А если я пущу это в игру и проиграю?
   – Тогда вы лишитесь ее, ваше превосходительство. Хочу лишь, чтобы вы запомнили, что в мире не существует другой такой же.
   – Другую можно легко сделать.
   – Верно. Но будь их одна или тысяча, все они будут копиями.
   Хилал слабо улыбнулся:
   – В таком случае я дам вам возможность вернуть ее. Мы сыграем с вами один кон. Ставкой пусть будет это. – Он показал на фишку.
   – Боюсь, что правила внутреннего распорядка не позволяют мне делать этого, ваше превосходительство.
   – Разве? Но ведь это ваше заведение, верно? Колкость оказалась злой и преднамеренной. Катя вспыхнула, но не сорвалась.
   – Этот вопрос внутреннего распорядка, – повторила она.
   – Понимаю, – протянул задумчиво Хилал. – Тогда разрешите мне предложить компромисс. Один из моих людей, – он показал на своего посыльного, – будет играть вместо вас. В конце концов, неважно, кому сдают карты, так ведь? Если, конечно, вы не возразите и против этого.
   Намерение было очевидно. Кувейтец бросал ей вызов в ее владениях, на ее территории.
   – Очень хорошо, ваше превосходительство. Один кон.
   Хилал проворно положил три колоды карт на стол. Все завернутые в целлофан и запечатанные.
   – Сыграем какими-нибудь из этих карт, если вы не возражаете. Или вы думаете, что они крапленые!
   – Как вам будет угодно, – натянуто произнесла Катя. – Ведь вы, ваше превосходительство, благородный человек.
   Глаза Хилала на мгновение сверкнули. Перед арабом даже заикаться о чести было делом опасным.
   Мэтр де жо лично пропустил все три колоды через машины для тасовки, потом рассортировал их по колодам. Посмотрел на Хилала и его помощника, оба сделали знак, что готовы. Хилал приподнял уголки выданных ему карт и покачал головой. Он не станет брать прикупа. Посыльный чуть-чуть приподнял карты, так что Катя могла взглянуть на них. Король и шестерка. Поскольку карта с рисунком считалась за ноль, то у Кати оказалось всего шесть очков, слишком мало для магической цифры девять, но все-таки достаточно много, потому что если она вытянет больше тройки, то она переберет и проиграет. Весь опыт карточной игры Кати ограничивался несколькими играми в очко в Лас-Вегасе. Она изо всех сил старалась скрыть появившееся в ее взгляде смущение. Но Хилал широко улыбнулся. Профессионал столкнулся с робким любителем. Катя знала, что ей надо на что-то решиться.
   – На вашем месте, – произнесла она спокойно, обращаясь к посыльному, – я бы взяла еще одну карту.
   Мэтр де жо вытянул еще одну карту из колоды и подвинул ее лопаточкой. Пришла тройка. Он перевернул другие карты Кати, по залу пронесся общий выдох. Он перевернул также карты кувейтца, у которого выпало восемь.
   – Я вас приветствую, мисс Мейзер! – воскликнул Хилал. – Вы сыграли молодцом.
   – Вы хотите сказать, что как неопытному игроку мне просто повезло.
   Кувейтец рассмеялся:
   – Не без этого. Думаю, что теперь эта вещь ваша. Он церемонно передал Кате золотую фишку. Катя не захотела принять ее.
   – Нет, ваше превосходительство, прошу оставить ее у себя. Теперь это действительно подарок, он не имеет другой ценности, кроме той, которую мы связываем с ним. Лично я ценю его высоко.