Шелби Филип. Оазис грез

   Вы себе не представляете, насколько приятно!
   Майкл свернул телекс и сунул его себе в карман. Потом он подался к компьютерному терминалу, от резкого движения его вращающееся кресло быстро закрутилось. Перед его мысленным взором стояли номера счетов, которые он собирался очистить. Эти счета принадлежали крупнейшим благотворительным организациям, музеям, некоммерческим учреждениям страны. С каждого Майкл снял сотни тысяч долларов, вложив в компьютер задание перевести все эти средства в течение трех ближайших дней на счет, который он открыл в «Банко де Бразил». В каждом случае он подкрепил операцию перевода одним из двух номеров, которые он воровски подсмотрел в списке Прюденс Темплтон.
   Майкл сел и глубоко вздохнул. Дело сделано. Бесполезно что-то передумывать, возврата нет. Все, что он сделал за последние пять лет, самоуничижение двойной жизни, которую он вел, – все было направлено для достижения этой цели.
   Но его миссия еще не завершена. Майкл влился в поток сотрудников, которые покидали банк. Он поднял воротник, когда на него пахнул неожиданно холодный апрельский ветер, разгулявшийся в каменных ущельях улиц города, и поспешил к станции метро. Спустя полчаса он уже шел по Кристофер-стрит в Виллидже и отыскивал один конкретный бар, который было решено не рекламировать. Он нашел его. Бар довольно хитроумно расположили под магазином сексуальных товаров.
   Хотя время для ночной жизни было относительно раннее, зал с низким потолком был прокурен набившимися в него мужчинами. Молодежная толпа предпочитала одежду из кожи и грубой джинсовой ткани, а мужчины постарше, пришедшие сюда в поисках вечернего общения, были сторонниками шерсти и кашемира. На Майкла с восхищением поглядывали и те и другие, когда он протискивался через толпу. Он нашел себе местечко у облепленной стойки и начал свою охоту.
   В течение последующих двух часов Майкл отклонил больше пятнадцати предложений угостить его выпивкой, отобедать с ним, сходить на концерт. Один старый развратник зашел так далеко, что предложил ему поездку в Сент-Томас. Майкл продолжал потягивать пиво и осматривать зал. Он узнает нужного человека, как только увидит его. А если он здесь не покажется, то Майкл может всегда поискать его в баре «С и М» под рекой Гудзон.
   Этот мужчина походил на настоящего ангела – зачесанные назад золотистые волосы, правильные черты лица, увлажненные, как у оленя, глаза. А что еще более важно – он точно соответствовал росту и комплекции Майкла. Майкл заметил его и потеснился.
   – Ужасная погода, правда? – пробормотал ангел.
   – Кошмар, – согласился Майкл. – Виски?
   – Вы очень любезны.
   Звали ангела Гектор, и, как и догадывался Майкл, он работал манекенщиком, в основном для компании «Брукс бразерс». За выпивкой они немного поболтали, и Гектор пришел в восторг от предложения Майкла поужинать в испанском ресторане, расположенном через несколько улиц.
   – Говорят, там божественно! – прошептал Гектор.
   – Но сначала мне надо переодеться, – заметил Майкл. – Пойдем со мной, я живу за углом.
   Обычно Гектор не ходил на квартиры к мужчинам при первой же встрече. У него остались неприятные воспоминания от встреч с пожилыми мужчинами, которые обращались с ним слишком напористо и грубо. Но Майкл ему очень понравился…
   – Посмотреть тут особенно не на что, – произнес Майкл извиняющимся голосом, открывая дверь и знаком приглашая Гектора входить.
   – Ну что вы. Думаю, очень мило…
   Это все, что успел вымолвить ангел, прежде чем Майкл врезал ему кулаком по уху. От удара Гектор зашатался и свалился на пол, когда Майкл саданул его еще раз.
   Майкл тут же втащил его в однокомнатную квартиру и закрыл дверь. Он раздел Гектора догола и уложил на кровать, которая стояла в комнате, доставая чуть ли не до камина. Майкл засунул одежду Гектора в дешевую авиасумку. Потом на его шею надел цепочку с римской монеткой. Он осмотрел квартиру, чтобы убедиться, что забрал все, что нужно, и оставил только то, что он хотел, чтобы обнаружили.
   На полочке камина он зажег две длинные свечи, поставив их с разных сторон. Потом нагнулся и открыл крап с газом.
   – Спокойной ночи, ангел!
   Через окно он выбрался на пожарную лестницу. Шум уличного движения заглушал любые его звуки, а проливной дождь заставлял торопливых прохожих идти нагнувшись, так что никто не смотрел вверх.
   Майкл перешел через улицу и спрятался от дождя у дверей булочной, которая уже закрылась. Ему не пришлось долго ждать. Раздался потрясающий взрыв, от которого в квартире вылетели окна. Тут же на улицу высунулись языки пламени, отбрасывая красновато-оранжевый отсвет. Здание было в таком ужасном состоянии, что, как он и ожидал, крыша обвалилась до прибытия пожарных машин.
   Майкл повернулся спиной к крикам и сиренам и пошел по улице Гудзон, там он остановил такси. Водитель тут же перестал спорить, увидев двадцатидолларовую банкноту, и повез его прямо до самого аэропорта Кеннеди. Его не волновало то, что водитель может запомнить его лицо. Через восемнадцать часов он выйдет с трапа самолета в Рио-де-Жанейро. Еще через два дня лучшие в мире хирурги сделают ему пластическую операцию. Черты его лица изменятся совсем немного. Поэтому, если он встретится с кем-то из своего прошлого, то повстречавшийся может отметить отдаленное сходство, не больше. За дополнительную плату доктор согласился поменять ему и отпечатки пальцев.
   Майкл улыбался, когда неуклюжая машина с шашечками тряслась и подпрыгивала, покидая Манхэттен. Для всего остального мира Майкла Сэмсона больше не существовало, он обгорел до неузнаваемости во время трагического пожара. Он подумал о Прюденс Темплтон и опять улыбнулся. Он надеялся, что она не слишком долго будет оплакивать его.
 
   Они возвратились в Нью-Йорк как раз в то время, когда солнце клонилось к закату за рекой Гудзон. Арманд настаивал на том, чтобы Катя и Эмиль составили ему компанию на последнюю рюмку перед его вечерним вылетом в Париж.
   – Разве вам надо улетать так скоро? – спросила Катя. Она пожалела, что спросила об этом, уже тогда, когда слова слетели с ее уст. Она поняла, что в трудный для нее период она невольно стала полагаться на Арманда, рассчитывать на то, что его присутствие успокоит и ободрит ее. Теперь она увидела, во что это превращается: в зависимость, порожденную и взлелеянную ее детскими романтическими представлениями о нем. Она пыталась освободиться от этого чувства. Она должна чураться пустых иллюзий. Тед научил ее хотя бы этому.
   – Да, – ответил Арманд. – Боюсь, что мне надо уезжать. – Жестом он указал на Бартоли. – Но я знаю, что о вас позаботятся. – Немного помолчав, спросил: – Что вы будете делать, Катя?
   – Пока останусь здесь, во всяком случае, на некоторое время. Еще не знаю, продавать ли мне дом в городе. Юрист сказал, что имеются и другие вопросы, которые он хотел бы обсудить со мной.
   Арманд вынул из внутреннего кармана тоненькую позолоченную ручку и написал номер на обратной стороне визитной карточки, на которой была напечатана только его фамилия.
   – Мой личный телефон. По этому номеру вы сможете связаться со мной в любое время дня и ночи. Если надо будет что-нибудь сделать для вас, Катя, в чем-то помочь, то вы должны позвонить мне.
   Арманд поднялся и обнял ее, поцеловал ее троекратно в щеки по принятому на континенте обычаю. Потряс руку Эмиля.
   – Присматривайте за ней, – сказал он.
   Бартоли заметил, с каким напряжением во взгляде провожала Катя направившегося к лифту Арманда. Такой взгляд был ему хорошо известен – и что он означает. Он порадовался за Катю, что Арманд уезжает.
 
   Когда Арманд возвратился в свой номер, он позвонил дежурному администратору и попросил прислать носильщика за его чемоданами. Оставшееся время он использовал для того, чтобы в последний раз позвонить юристу Александра. Прокурор выполнил свое обещание, отдал соответствующее распоряжение. Арманда известят, когда откроется возможность. Остальное будет зависеть от него самого. Арманд поблагодарил и ясно намекнул юристу, что считает отплаченной его прежнюю любезность. Арманду нужен был всего один шанс.
   Прюденс Темплтон пробирал холод, и она еще плотнее куталась в свое пальто не только чтобы согреться, но и отогнать страх. Она никогда не думала, что ей придется попасть в городской морг. Но вот она здесь, сопровождаемая двумя детективами, идет по выложенному плиткой, выцветшему коридору, с трудом держа себя в руках.
   Она возвратилась из Потакета уставшая, павшая духом. Похороны всегда действовали на нее угнетающе, и она надеялась позвонить Майклу и попросить его прийти к ней. Ей надо было прижаться к нему, чтобы отделаться от чувства ужасного одиночества. При этой мысли она улыбнулась. Майкл остро чувствовал подобные вещи.
   Потом она услышала звонок в дверь. Неужели это он? Вряд ли.
   Ее фантазии жестоко разбились о мрачные лица двоих мужчин, появившихся в дверях. Они сообщили ей о пожаре в Виллидже в квартире верхнего этажа и спросили, не знала ли она кого-нибудь по имени Майкл Сэмсон. Да, ответила она. Тогда не пройдет ли она с ними? Зачем? Не пострадал ли Майкл? «Дело серьезнее, мадам. Мне неприятно сообщать вам это, но ваш друг погиб в огне… Вы нужны нам, чтобы опознать его».
   Прюденс вспоминает теперь резкий запах жидкости для бальзамирования и разлагающихся трупов, который наполнял зал, где производятся вскрытия. Она опустила глаза, чтобы не видеть, что лежало на операционном столе из нержавеющей стали, и позволила подвести себя к встроенному в стену холодильнику.
   – Он сильно пострадал, – заметил один из сыщиков. – Знаю, что вам это будет нелегко, но, пожалуйста, не торопитесь. Мы должны быть уверены.
   Когда помощник следователя по уголовным делам об убийствах откинул простыню, Прюденс ахнула. Ее голова закружилась, она ухватилась за руку сыщика. Потом заставила себя посмотреть на обугленные останки лица. Перед ее глазами всплыл образ Майкла, закрыв собою ужас, которого она не могла перенести. В этом проявилась естественная защитная реакция, но она неминуемо вела к ложным выводам. Прюденс сказали, что это Майкл Сэмсон. У нее не было оснований не верить сыщикам. Не могла она подумать и о том, что, представив себе живого Майка, она приставила его лицо к телу, которое ему не принадлежало. Прюденс кивнула:
   – Это он.
   Сыщик подал ей почерневший кусок металла. Женщина внимательно посмотрела на него, потом прикрыла его своими пальцами.
   – Это мой подарок ему на день рождения, – прошептала она. – Это римская монетка времен Юлия Цезаря.
   Сыщик ничего не знал про Цезаря, но эту жестянку уже опознали как старую монету. Все стало ясно.
   – Имеется еще несколько вопросов, – заметил сыщик, отводя ее в сторону. Он протянул руку. – Извиняюсь, но монетку надо вернуть мне. Может быть, вы расскажете об этом его родственнику.
   – У него нет никого на всем свете, – тихо промолвила Прюденс.
   Остальное она рассказала в тесном кабинете, пропахшем холодным кофе и табаком. Майкл Сэмсон – мальтиец. Год назад приехал в «Мэритайм континентал» из Европы. Прюденс не понадобилось много времени, чтобы рассказать о деталях из его послужного досье, потому что там почти ничего не было. Во время своей работы в банке «Сауэр» в Швейцарии он указал на организацию «Красного Креста», которой завещал страховые выплаты. Родители его умерли. Не было ни братьев, ни сестер. И нет, Майкл Сэмсон женат никогда не был.
   Прюденс заверила сыщиков, что страхование сотрудников банка покроет с лихвой достойные похороны Майкла. Конечно, она займется организацией этого.
   Оба сыщика, которые слушали ее заявление, взглянули друг на друга и пожали плечами. Один из них положил монетку перед Прюденс.
   – Послушайте, это, конечно, не положено по нашим правилам, но поскольку у Сэмсона никого нет, почему бы вам не взять ее? Если мы передадим это кому-то другому, то монетка, возможно, потеряется. Таким образом, по крайней мере…
   Пальцы Прюденс дрожали, когда она протянула руку за монетой. Сначала Александр Мейзер, теперь Майкл. О Господи, как она любила их обоих! И как она будет дальше жить без Майкла, без единой души в мире, к кому она могла бы прикоснуться?

ГЛАВА 8

   Первый сигнал поступил в следующий понедельник. В десять сорок пять казначей Нью-Йоркского общества сохранения исторических ценностей, которое приобретало и оберегало материальные ценности, сохранившиеся в городе, получило по телефону информацию из банка «Фёрст Хадсон», что его чек на шестьсот тысяч долларов не был оприходован в «Мэритайм континентале». Озадаченный казначей еще раз проверил цифры сальдо и убедил, что на их балансе должно было остаться достаточно средств, чтобы оплатить этот чек. Он тут же позвонил вице-президенту «Мэритайм континентала», который распоряжался этим счетом, и объяснил ненормальность возникшего положения.
   Тридцатью минутами позже президент подтвердил, что на счету действительно не хватает денег, так как на прошлой неделе было снято четыреста тысяч долларов. Он не позаботился о том, чтобы проверить, каким образом были сняты эти деньги, полагая, что казначей общества, когда ему скажут, вспомнит об этом. Казначей возмущенно возразил, что его цифры правильные и самые последние, что он не санкционировал никакого такого платежа.
   Вице-президент извинился и начал разбираться. Ему не составило труда выяснить, что деньги были сняты в форме перевода средствами электронной связи. Когда он обследовал фактическую документацию, то с ним чуть не случился сердечный приступ.
   Эмиль Бартоли согласился принять вице-президента немедленно. Лицо его стало суровым, когда он ознакомился с бумагами.
   – Оплатите чек из чрезвычайных фондов банка, – приказал он. – И пришлите ко мне Прюденс Темплтон!
   Не успел несколько успокоившийся вице-президент выйти, как поступил второй звонок, на этот раз из крупнейшей благотворительной организации. Ее председатель раскипятился, потому что был возвращен их чек на полтора миллиона. Бартоли успокоил его и обещал немедленно разобраться в этом. Но он сразу же не смог этим заняться, потому что возникла третья кризисная ситуация, затронувшая национального политического деятеля, перевыборы которого зависели от денег. Он только что обнаружил, что лишился двух миллионов долларов.
   – Мисс Темплтон, что происходит? – Бартоли ледяным тоном потребовал объяснений.
   Сбитая с толку как непривычным проявлением гнева со стороны Бартоли, так и самим вызовом, Прюденс Темплтон совершенно растерялась. Дело усугублялось тем, что она просто обезумела от горя из-за Майкла. Последние несколько дней она скорбно рыдала и утром этого дня еле пересилила себя, чтобы встать с кровати и отправиться на работу. Она пыталась сосредоточить свое внимание на компьютерных распечатках, которые подал ей Бартоли, но ничего не могла взять в толк.
   – Простите меня, мистер Бартоли, вы уверены, что не санкционировали эти операции?
   – Конечно, уверен!
   – Я спрашиваю потому, что здесь приведен ваш кодовый номер.
   – Сам вижу! Вопрос в том, как он сюда попал? – Бартоли помолчал. – И посмотрите на второй код.
   Прюденс Темплтон ахнула. Второй номер принадлежал Александру Мейзеру.
   – Но как?
   – Вот это мы и должны выяснить… немедленно!
   – Вы думаете, что кто-то… – Прюденс даже не решилась закончить эту фразу.
   Молчание Бартоли говорило само за себя.
   – Я немедленно займусь выяснением, – выговорила она.
   – Сделайте это как можно быстрее, мисс Темплтон. Мы не знаем, как глубоко зашло гниение.
 
   К полудню Бартоли все стало ясно. Были ограблены еще три счета, потери превысили шесть миллионов долларов.
   Как это может закончиться? Но наихудшее, от чего открещивался Бартоли, оставалось еще впереди. Никто не знает, где и как начинаются сплетни в банковском мире. Может быть, кто-то подслушает разговор, кто-то сболтнет лишнее, обиженный служащий начнет тайно злорадствовать по поводу внутренних трудностей организации. Как бы там ни было, но в три часа дня Бартоли позвонил начальник Федеральной комиссии по регулированию банковской деятельности. До Вашингтона дошли слухи, что в «Мэритайм континентале» разрастается скандал. В различных местах начали шепотом произносить ядовитое слово «растрата».
   Не раскрывая всех подробностей, Бартоли признал, что обнаружены некоторые отклонения. В банке проводится расследование.
   – Боюсь, что этого недостаточно, – заявил ему начальник комиссии. – От нас требуют предъявить вам официальные обвинения.
   Ошеломленный Бартоли спросил:
   – Кем?
   – Ваш липовый друг, который метит в президенты. Он беспокоится о своих двух миллионах, но главное – он перетрухнул, что может оказаться замешанным в крупный скандал.
   – Какая нелепость!
   – Согласен. Но он способен добиться своего. При сложившихся обстоятельствах у меня нет другого выбора, кроме как действовать.
   – Что вы имеете в виду? – спросил Бартоли.
   Ответ он получил через час. В «Мэритайм континентал» прибыли три агента ФБР вместе с группой банковских инспекторов и, не теряя времени, занялись изучением папок, стараясь в бумагах найти следы злодеяний. Они были уверены, что найдут нужные им доказательства, и нашли.
   – Мистер Бартоли, – заявил старший агент ФБР, – вы арестованы за растрату, мошенничество и за попытку вывезти из Соединенных Штатов сумму, превышающую десять тысяч долларов, без предварительного уведомления министерства финансов.
   Эмиля Бартоли увели на глазах у всех сотрудников банка.
 
   Катю зачаровывал лунный свет, который струился через окно до потолка в их городском доме на Парк-авеню. Катя съехала из гостиницы и вернулась в дом, в который не ступала ее нога в течение последних пяти лет. Сначала она ощущала какую-то неловкость, как бы заново осматривая комнаты, элегантную обстановку и украшения, которые отец собирал в течение всей своей жизни. До этого в кабинет отца она входила только один раз. Она не была готова раскрыть для себя его святилище, не стала листать фотоальбомы, на которые наткнулась в комнате, которая когда-то служила ей спальней. Насколько она запомнила, все осталось в нетронутом виде. Пока что у нее не было для этого сил.
   Дом пробудил в Кате мысли о том, как она отдалилась… действительно отошла от него… И непрошеные картины жизни в Беркли побежали перед ее мысленным взором. Помогая в юридическом плане пострадавшим студентам, она взяла на себя определенное обязательство – помогать тем, кто боролся за перемены в обществе. На всю ее жизнь хватило бы дел, связанных с нарушением гражданских свобод. Она думала также о Теде. Как-то вечером она видела его по телевидению в сопровождении своего адвоката Джейка Хирша. Он давал интервью на ступеньках суда в Сан-Франциско. Катя внимательно прослушала, что он говорит. Его страстность и убежденность были ей хорошо знакомы, но что-то в нем изменилось. В словах Теда звучали гнев и непримиримость, чего раньше она никогда в нем не замечала.
   Или, может быть, не хотела этого слышать…
   Катя подумала о том, а действительно ли она хочет найти решение для проблем, о которых он говорил. Или его жизнь сводилась к риторике, сборищам, театральным представлениям?
   Каким бы он был человеком, если бы у него не было всех этих идей?
   Ответ был Кате известен: никчемным человеком. К черту все его позерство и пропади пропадом Розмари!
   Катя гадала об Арманде, дав волю своему воображению. В это время мелодично зазвонили колокольчики у входной двери, и воображаемый мир, который начинал яснее вырисовываться перед ней, рассыпался.
   – Эти два джентльмена… – начал объяснять слуга, который открыл дверь и вошел в кабинет в сопровождении двух мужчин.
   – Вы Катерина Мейзер? – перебил один из них.
   – Да, это я. А в чем дело?
   – Я детектив Янг, мадам. Этот джентльмен судебный исполнитель. У нас ордер на ваш арест.
 
   Катя присутствовала при многих арестах. Она представляла себе первые мгновения, когда полицейский хватал за руку подозреваемого и защелкивал на нем холодные наручники, – самые скверные мгновения. Она видела, как в глазах подозреваемых отражались чувства страха, отчаяния, паники и даже ужаса. Катя не верила, что теперь это коснулось ее. Она пыталась сохранить спокойствие. Когда сыщик зачитал ей положение о ее правах, она спросила, куда ее ведут и в чем обвиняют.
   – Вас доставят к районному прокурору в центре города, мисс Мейзер, – сообщил ей Янг. – Он сам скажет вам об этом.
   – В такой час?
   – Мы выполняем приказ, мисс.
   Управление районного прокурора в Манхэттене никогда не закрывалось. Коридоры были забиты проститутками, ворами, пьяницами, дежурные полицейские пили кофе, надоедливые адвокаты шепотом предлагали перегруженным работой помощникам районного прокурора заключить пари. Катю провели через этот содом в спокойную обстановку третьего этажа, где располагались кабинеты старших помощников районного прокурора.
   – Ваш адвокат ожидает вас, – Янг открыл перед ней дверь.
   За полированным столом с врезанной кожаной подстилкой для письма сидел высокий, атлетического сложения мужчина лет сорока. Его костюм-тройка был безукоризненно отутюжен, он писал ровным, аккуратным почерком.
   – Меня зовут Сол Маскат, мисс Мейзер, из отдела Чарльза Трелора.
   Кате было знакомо имя Чарльза Трелора. Он являлся юрисконсультом ее отца. Чарльз Трелор был для нее образцом настоящего юриста.
   – Где находится мистер Трелор? – спросила Катя.
   – Спит дома. Послушайте, мисс Мейзер, вам не нужен юрисконсульт по делам коммерческих корпораций. Против вас выдвинуто уголовное обвинение. Вам нужен человек, сведущий в вопросах оружия. Таким я и являюсь.
   Катя неуверенно села.
   – Какие уголовные обвинения?
   Сол Маскат обошел стол и оперся об его переднюю часть. Его взгляд впился в Катю.
   – Не желаете ли вы рассказать мне о счете сорок семь восемьдесят?
   Катя покачала головой:
   – Не понимаю, о чем вы говорите.
   – А что вы скажете о Нью-Йоркском обществе сохранения исторических ценностей?
   – Ничего!
   – О «Банко де Бразил» в Рио?
   – Никогда не слышала о таком! Послушайте, я хочу знать, что происходит!
   – Этого же хотят и многие другие, – сурово произнес Маскат. – Разве вы не следите за новостями?
   – Сегодня я ничего не читала и не слушала.
   – И не имеете никакого представления о том, что произошло?
   – Ни малейшего. И если мне действительно положен адвокат, то, может быть, вы мне и расскажете об этом.
   Сол Маскат задумчиво посмотрел на нее.
   – Ладно. Вас обвиняют в присвоении более шести миллионов долларов из активов «Мэритайм континентала». Во всяком случае, пока что речь идет о такой сумме.
   – Какой идиотизм! – прошептала Катя.
   Адвокат по криминальным делам внимательно следил за каждым движением Кати, за тоном ее голоса, стараясь отыскать малейшее несоответствие, которое указало бы на ее вину. Он ничего не находил.
   – Да, конечно, мы живем в сумасшедшем мире. Тогда слушайте, мисс Мейзер, я расскажу вам, что произошло. А вы мне скажете, как это могло случиться.
   Не опуская ни одной детали, Маскат объяснил, что произошло с того момента, когда обнаружилась пропажа фондов до ареста Кати и Эмиля Бартоли.
   – Эмиль? – воскликнула Катя. – А он-то какое имеет отношение?
   – Перевод по электронным средствам связи требует двух удостоверяющих кодов. Один принадлежит вашему отцу, другой Бартоли.
   – Что за коды? Адвокат взял лист бумаги.
   – Вот показания, взятые под клятвой у мисс Прюденс Темплтон, которая руководит отделом коммуникаций. Согласно ее записям – а записи тоже находятся у нас, – номер кода вашего отца и ваш собственный одинаковые – сорок семь восемьдесят. Вам это что-нибудь говорит?
   Катя с яростью соображала. Эти цифры были ей знакомы.
   – Да, я знаю эти цифры! – вспомнила Катя. – Отец дал мне этот код доступа к деньгам, чтобы я могла переводить себе некоторые суммы отсюда в Беркли, не беспокоя его.
   Адвокат вздохнул:
   – Знали ли вы, что это также его личный код?
   – Не знала!
   – Ну, дело было именно так. Что не отец дал добро на перевод, мы можем не сомневаться. Значит, остаетесь…
   – Я.
   Маскат кивнул:
   – Именно так это представляется прокурору.
   – А как же это представляется вам? – вызывающе спросила Катя.
   Адвокат улыбнулся:
   – Думаю, что вы не виноваты. Не знаю, как все это началось, но считаю, что вы к этому не причастны.
   – Спасибо и на этом, – поблагодарила его Катя. – Полагаю, что районный прокурор мог бы выяснить и кое-какие другие факты, прежде чем требовать у судьи ордер на арест. Хотя бы мотивы.
   – Об этом думали и одну мотивировку нашли, – продолжал Маскат. – Вы общались с некоторыми подозрительными типами в Беркли. Большинство называют их радикалами. К тому же у вас имеется приятель, который постоянно фигурирует в новостях, когда пытается сжечь армейское отделение по вербовке резервистов в студенческом городке. Говорят, что вы похитили деньги для поддержки революции, что бы там ни означало это слово.
   – Настоящая галиматья! – прошептала Катя. Маскат пожал плечами:
   – Такая версия устраивает власти. Вам придется потрудиться, чтобы убедить их в обратном.