Шепелев Алексей. Грани судьбы

    — Точно это может сказать только Верховный Инквизитор. Но обычно принято приурочивать казнь к концу додекады. До ладильских календ остаётся семь дней, включая сегодняшний.
    — Хочешь сказать, что у нас есть целых семь дней и кусок сегодняшнего в придачу? — сощурился Балис, явно что-то прикидывая.
    — К сожалению, меньше, — грустно вздохнул Йеми. — От него будут добиваться, чтобы он назвал сообщников. Два-три дня — и дело дойдёт до пыток.
    — Каких сообщников? — ужаснулась Анна-Селена. — Разве у него были сообщники?
    — Не было, — согласился кагманец. — Но в это трудно поверить даже мне, знающему правду. А уж инквизиторы не поверят никогда. Маленький мальчишка в одиночку по собственному желанию освобождает дракона. Да проще принять за правду рассказы о том, как гномы умеют конструировать самодвижущиеся паровые машины, тянущие за собой цепочки из нескольких железных повозок.
    — А что в этом невероятного? — изумился Наромарт. — Паровые локомотивы в моих краях известны в любом гномьем поселении. Вот использовать силу молнии для тех же целей умели только в столице.
    Йеми уставился на тёмного эльфа круглыми от изумления глазами. Сашка и Олус — тоже.
    — Ты это серьёзно? — переспросил кагманец.
    — Совершенно. Только, пожалуйста, не спрашивай меня, как это работает. Я понятия не имею. Наставники несколько раз пытались обучить меня точным наукам, но, в конце концов, поняли, что у меня нет ни способности, ни особого желания. Но об этом лучше поговорить в другой раз, сейчас есть дела поважнее.
    — Просто, я всегда считал это сказками.
    — Первые шестьдесят лет своей жизни я считал сказками цветы и звёзды. Но я согласен с тобой в главном: инквизиторы действительно не поверят, что мальчик действовал один и по своей воле. Правда, я не думал, что у них хватит жестокости пытать ребёнка.
    — Не только хватит, а ещё и останется, — хмуро вставил Олус. — Ты судишь о них явно лучше, чем они того заслуживают.
    — А может, его уже пытают? — Балис был по-прежнему спокоен, только еле заметно подрагивали пальцы. — Вот мы тут разговариваем, а его уже пытают.
    — Ты преувеличиваешь, — уверенно ответил Йеми. — Ни один дознаватель не начинает с пыток, сначала используются менее хлопотные методы. Цепи, колодки, лишение пищи, воды и сна.
    — Карцер, — эхом откликнулся Сашка.
    Мирон непроизвольно поёжился, будто за шиворот попала вода. В Бутырской тюрьме ему разок довелось побывать. И на человека, точно знающего, что через несколько часов он сможет покинуть это заведение, оно оказывало жуткое давление, а уж на заключенных. Можно представить, каково было в камере четырнадцатилетнему Сашке. И каково сейчас в темнице инквизиторов маленькому Серёжке.
    — А это что, не пытки? — удивился Балис.
    — Ну и нравы у вас, ольмарцев, — с грубоватой прямотой изумился благородный сет. — Пытки — это дыба, кнут, огонь, железо и тому подобное. А колодки — просто наказание. Я рабов часто приказывал сажать в колодки. Хочешь сказать, я их пытал?
    — Я хочу понять, что происходит с Серёжкой, — без выражения ответил Гаяускас.
    — Скорее всего, его допросили и заперли в камеру, — предположил Йеми.
    — Подумать, — добавил Сашка.
    — Тебе-то откуда знать? — фыркнул Женька.
    — А это тебя не касается, — по-русски ответил казачонок.
    — Очень надо, — скривил губы маленький вампир.
    — Парни, мне надо объяснять, что сейчас не время ссориться по пустякам? Или сами понимаете? — поинтересовался Нижниченко.
    — Понимаю. Только Серёжку не станут пытать сразу. Не должны… Мирон Павлинович, подтвердите, что я знаю…
    Давненько Саша его ни о чём так не просил. Нижниченко понимал, что стоит за этой просьбой: искреннее намерение помочь Серёже и нежелание выворачивать душу при посторонних. Что ж, парнишку можно было понять.
    — Подтверждаю. Думаю, вам с Балисом Валдисовичем стоит поговорить наедине… чуть позже.
    Сашка молча кивнул.
    — Так что будем делать? — поинтересовался Наромарт, поняв, что продолжение разговора на неизвестном языке не последует.
    — Можно попробовать обратиться к наместнику, — неуверенно предложил благородный сет. — Если благородный Порций расскажет ему правду, то, возможно, он вступится за мальчика. Сережа обращен в рабство незаконно, да и к тому же он принадлежит иноземному вельможе.
    — Ты действительно веришь, что наместник поможет? — переспросил Йеми.
    — Честно говоря, не очень. Но лучше делать хоть что-то, чем смотреть, как эти злодеи замучат ребёнка. А что мы можем, кроме этого? Не штурмовать же нам Вальдский замок.
    — Не просто штурмовать, а разнести это гнездо вдребезги, — убеждённо ответил Нижниченко. — И даже обсуждать нечего: другого выхода господа инквизиторы нам просто не оставили.
    — Ты это серьёзно? — второй раз за утро Паук Господаря был удивлён до глубины души. Это ещё не считая поступка Сережи, который уж удивил, так удивил.
    — Разве я похож на уличного комедианта? Посуди сам: добровольно нам Сережу никто не отдаст, выкрасть его незаметно у нас не получится. Мы и Риону-то никак не можем освободить, а замок инквизиторов наверняка защищен намного лучше, чем жилище одинокого мага.
    — Это точно, — угрюмо согласился Йеми.
    — А время не терпит, — продолжал Мирон. — Значит, остается только освободить его силой.
    — Точно! — азартно поддержал Сашка. Рия испуганно хлопала огромными золотистыми глазами. Новые хозяева не раз удивляли её своим поведением, но напасть на инквизиторов… Это было за пределами понимания ящерки. Это был поступок не людей — богов. Но никто из них богами не был. Как объяснить такое противоречие, вейта не знала, но всей душой переживала за незнакомого маленького раба и была готова сделать всё, что угодно для его освобождения — пусть её только попросят.
    — Йеми, ты с нами? — всё тем же будничным спросил Балис. Со стороны могло показаться, что он заранее знал, что предложит Мирон. На самом же деле, конечно, не знал. Но с самого начала верил, что именно так и будет: друзья не предают.
    — Я должен позаботиться о Рионе, — глухо ответил кагманец.
    — Разумеется, это учтено. Её мы освободим заранее. Надо же нам отрепетировать штурм замка, вот и попробуем на башне мага.
    — Как ты себе это представляешь? На шум битвы сбежится стража, инквизиторы. Как мы уйдём?
    — Тихо и спокойно. У меня есть план, в любом случае я его изложу. Но сначала мне хотелось бы узнать, сможем ли мы потом рассчитывать на тебя?
    — Если Риона будет на свободе и в безопасности…
    Йеми задумался, потом вдруг нервно рассмеялся.
    — А почему бы и нет? Я никогда бы не осмелился напасть на оплот инквизиторов… Но вместе с вами… Если у нас получится… Можно будет сказать, что жизнь удалась. Такой шанс выпадает один раз, его грешно упускать. Но, только если будет свободна Риона. Вы должны меня понять…
    — Мы тебя отлично понимаем, — заверил Нижниченко. — Олус?
    — Преступления перед Императором мальчик не совершил. Конечно, он нанёс ущерб хозяину… Но в рабство ребёнка обратили незаконно… Я думаю, что будет правильно освободить Сережу сейчас, а впоследствии обсудить с ланистой вопрос о возмещении убытка. Надеюсь, что благородному Порцию по средствам выплатить компенсацию, ибо я тут ничем помочь не смогу.
    — Я готов взять это на себя, — коротко кивнул Йеми. — Разумеется, после того, как дети будут в безопасности.
    — Что касается инквизиторов, то я поднял против них свой меч ещё в Оксене, в чём никогда не раскаивался. Так что, можете на меня рассчитывать.
    Балис повернулся к эльфу, но задать вопрос не успел: Наромарт спросил первым.
    — Наши новые знакомые предложили свою помощь. Мы её примем?
    — Какую именно помощь?
    — Решать тебе. Олх просил передать, что, если нужно, они будут сражаться рядом с нами.
    — Хорошая новость. В таком деле каждый хороший воин — весомая поддержка.
    — Тогда — командуй. Как я понимаю, в таких делах самый большой опыт у тебя. Или — у Мирона?
    — Нет, ты понял правильно — у него, — поправил Нижниченко. — Так что, ждём приказа…
    И закончил на русском.
    — Командуй, Балис. Сейчас вся надежда — на тебя.
    Гаяускас вздохнул. Сейчас он снова ощущал себя офицером Военно-Морского Флота Советского Союза.
    — Значит так. Сегодня проводим подготовку. Йеми, я, Мирон и Саша идём сейчас смотреть башню и замок.
    Женька скосил глаза на казачонка, тот приосанился и словно засветился изнутри тщательно скрываемой радостью.
    — Подходы, организация охраны, пути отступления. Потом возвращаемся сюда, разрабатываем план операции. Нар, сможешь ночью пробраться к Серёже?
    — Рискованно, — цыкнул кагманец. — Вальдский замок — это не тюрьма в окраинном городке и даже не башня волшебника.
    — Рискованно, — согласился чёрный эльф. — Но попробовать можно. Сигнальную магию можно заметить и своевременно принять меры.
    — Не забывай, инквизиторам дано чувствовать нелюдей. И священников тех вер, что поставлены вне закона тоже.
    — Я помню это с того самого момента, как ступил на землю Империи. Но попытаться добраться до Сережи необходимо. Если не смогу проникнуть в его камеру, то, по крайней мере, хоть точно определю, где именно он находится. Уж это-то у меня должно получиться.
    — Хорошо, — кивнул Балис. — Так и решаем. Вопросы есть?
    — Может, от союзников кого-нибудь в разведку взять? — предложил Нижниченко.
    — Смысл? Думаешь, подметят то, что не увидим мы?
    — Сильно сомневаюсь. Зато лишний раз убедятся в нашем доверии и серьёзности намерений.
    Балис нахмурился.
    — И тут политика… Ладно, одного можно взять, обузой не станет. Ещё вопросы? Тогда, начинаем.
    — Ну!?
    Сильные пальцы ухватили Серёжку за подбородок и задрали лицо вверх.
    — Будешь говорить?
    Короткая пауза. И короткий, хлёсткий удар по лицу.
    — Будешь отвечать?
    Ещё пауза. Ещё один удар. Солёный вкус крови во рту.
    Именно так в фильме допрашивали Мальчиша-Кибальчиша. Только в фильме всё понарошку. Там мальчишка-актёр просто стоял у стены и смеялся над проклятыми буржуинами. А Серёжку уже, наверное, полчаса тянули на дыбе, как струнку. В запястья впивались кожаные ремни, за которые его тянули вверх, а в щиколотки — металлические оковы, которые не давали оторваться от земли. Оковы уже давно содрали с косточек кожу, кровь запеклась противными бурыми пятнами. Плечи нестерпимо болели и, казалось, вот-вот выскочат из суставов, с треском разрывая кожу, мышцы и связки.
    И смеяться над мучителями сил у Серёжки не было… Точнее, почти не было.
    Слабая, еле заметная улыбка на разбитых губах. Инквизиторы наверняка даже не поняли, что их пленник улыбается. Ничего, скоро поймут. Улыбка — это только начало.
    — Буду… говорить…
    — Ну, говори!
    — Воды… дайте…
    Отец Бодак нерешительно посмотрел на Верховного Инквизитора. Тот милостиво кивнул. Сейчас самое важное — дракон. По отношению к мальчишке можно и мягкость проявить, всё равно никуда не денется.
    — Флип, дай ему воды, — распорядился палач.
    Один из подмастерьев, кряжистый молодой парень с чуть раскосыми глазами, зачерпнул глиняной плошкой из стоящей в углу бочки и поднёс посудину к лицу Серёжки.
    — Ну, пей.
    Первый глоток мутным тёплым комом прокатился в желудок. За ним второй, третий. Затхлая подвальная вода была для Серёжки сейчас слаще компота. Из мальчишки непроизвольно выдался облегчённый выдох.
    — Теперь говори! — потребовал Бодак, когда Флип с пустой плошкой отошел в сторону.
    — Говорю, — согласно кивнул головой Серёжка. — А дракошка-то — улетел!
    И теперь улыбнулся широко, во весь рот, словно получал почётную грамоту за победу в турнире по самбо.
    — Щенок!
    Удар в живот пробил бы пресс, наверное, и взрослому мужику, что уж говорить о мальчишке. Несколько мгновений Серёжка беспомощно хватал ртом воздух. Потом закашлялся. А, отдышавшись, прохрипел:
    — Я — не щенок! Я — волчонок!
    И снова нагло улыбнулся.
    — Сопляк!
    Бодак ладонью наотмашь ударил мальчишку ладонью по лицу. Серёжка даже не пытался отвернуться: всё равно, когда руки связаны, лица не спрячешь. Голова беспомощно качнулась в сторону. Бодак ударил ещё раз, потом ещё. Из разбитого носа потекла кровь. "Только бы не заорать!" — вертелось в голове у Серёжки. Перед глазами мелькали звёзды, в ушах звенело. А потом вдруг сразу — ничего. Ни звёзд, ни звона, ни боли, ни солёного вкуса крови во рту. Только тишина и темнота.
    — Достаточно, брат Бодак, — хладнокровно заметил отец Сучапарек, заметив, что тело мальчишки безвольно обвисло.
    Палач, тяжело дыша, остановился. Сгрёб длинные мальчишкины волосы заляпаной в крови ладонью, поднял бессильно упавшую на грудь голову.
    — Живой, отец Сучапарек! Живучий, наглец.
    — Очень хорошо, — голос Верховного Инквизитра Толы по-прежнему не выражал никаких эмоций. — Но на сегодня, брат Бодак, с него достаточно.
    — Как угодно, отец мой, — палач с поклоном отошел в сторону. Расторопный Флип, давно зачерпнувший из бочки ведёрко воды, окатил мальчишку с головы до ног.
    — Не мне угодно, брат Бодак, — наставительно произнёс Сучапарек, — а в соответствии с регламентом сегодня было лишь увещевание. Теперь нужно остановить кровотечение и отвести его в камеру. Слышишь, волчонок, у тебя есть почти целый день, чтобы раскаяться и рассказать нам всё о своих сообщниках.
    — Ничего я вам не расскажу, — просипел мальчишка.
    — Расскажешь, как миленький всё расскажешь, — почти ласково пообещал Бодак. — Здесь у меня все говорят. Всем языки развязываю.
    — Все говорят, а я не стану, — упрямо выдавил Сережка.
    — Заговоришь, никуда не денешься.
    — Довольно, — прервал спор Верховный Инквизитор. Ещё не хватало препираться с преступником, тем более — с малышом. Воображает себя героем — пусть воображает. До первого кнута. Но — по регламенту.
    — Отведите его в камеру. Пусть подумает над своей участью. Пока ещё её можно облегчить, но скоро будет поздно, слишком поздно.
    Отворотив противно скрипнувшую дверь, отец Сучапарек покинул пытошную. Следом вышел и отец Бодак. Остался только Серёжка и двое подмастерьев: Флип и молчаливый пожилой коротышка.
    — Слышь, дурачок, ты откуда взялся такой непуганный? — поинтересовался Флип, ослабляя верёвку. Казалось бы, должно было стать легче, но Серёжка уже знал: первое время будет ещё больнее. И действительно, боль огненным клинком полоснула по плечам, на глаза навернули слёзы. Мальчик едва удержался от крика. Хорошо хоть, перетерпеть нужно было только первый приступ, дальше уже легче.
    — Откуда взялся, говорю? — продолжал расспрашивать подмастерье, распутывая узлы. Получалось у него не слишком быстро — с зеленым палачом со Двора Боли не сравнить. Серёжка присел на корточки — ноги отказывались держать. Ничего, сейчас он немного передохнёт и сам дойдёт до камеры. Тут всего-то несколько метров.
    Пускай эти не думают, что ему больно и страшно. Хотя бы потому, что ему на самом деле больно и страшно. И даже не просто страшно, а очень страшно. Только не показывать же это всем подряд, легче-то всё равно не станет. А уж особенно не хотелось, чтобы его страх увидели эти живодёры.
    — Чего молчишь, язык, что ли, проглотил? — раздраженно произнёс Флип. Он наконец-то справился с верёвкой и теперь присел рядом, чтобы снять оковы с Серёжкиных ног.
    В ответ надо бы было высунуть язык и показать чересчур говорливому помощнику палача, что говорить Серёжка может, только не желает. Вот только глупо. Двинет дядька снизу в челюсть, среагировать не успеешь, так язык можно до крови прикусить. Больно до ужаса. Одно дело допрос, там боль приходилось терпеть за дело. А тут за что? За глупый выпендрёжь? Доказывать Флипу мальчишке было нечего. Он просто проворчал:
    — Хочу и молчу.
    За такое подмастерье максимум мог отвесить затрещину. Мелочь. Конечно, лучше бы без этого, но, в самом деле, с какой стати нужно вести себя с палачами вежливо?
    Но обошлось и без затрещины. Мужчина справился, наконец, с оковами, тяжело распрямился и произнёс:
    — Ну и дурак. Раньше надо было молчать?
    — Когда — раньше? — хмуро полюбопытствовал Серёжка.
    — Тогда. "Все говорят, а я не стану", — передразнил Флип. — Ишь, какой выискался.
    — Какой есть.
    — А есть — дурной. Точно, Хусс?
    — Трепло, — мрачно прокомментировал молчаливый подмастерье. — Он дурак, а ты — трепло. Тебе-то какая разница?
    — Жалко дурака, — ответил Флип, и мальчишка почувствовал, что тот не врёт: ему и вправду было жалко Серёжку. Только самому Серёжке жалость от палачей была не нужна. — Он же сам не понимает, что натворил.
    — Ну, объясни, коли такой добряк, — пожал плечами Хусс.
    — И объясню. Слушай малыш, казнить тебя, конечно, всё равно казнят. Без этого никак нельзя. Дракона отпустить — не графу в жаркое плюнуть, это не прощается. Но, если будешь вести себя хорошо, то тебя просто казнят, и только. А если будешь господина Верховного Инквизитора злить… Плохо тебе будет.
    — А что, мне сейчас хорошо? — невинным голосом поинтересовался Серёжка, вставая на ноги.
    — Вот дурной, — развёл руками Флип. — Сейчас — это так, ерунда, даже не пытка. Будешь умным, так ерундой и отделаешься. Ну, всыплют тебе слегка плетей или на дыбе вздёрнут пару раз. Плохо, конечно, только это, честно говоря, тоже за пытку не считается. А вот если господина Верховного Инквизитора разозлить, то он может приказать пытать тебя по-настоящему. Хотя и не принято детей пытать…
    — Ага, добрые вы тут прям, как крокодилы…
    — Кто? — изумился помощник палача. Серёжка хихикнул. Конечно, откуда Флипу знать про крокодилов. Они ж в тропиках водятся, а до зоопарков в этом мире не доросли и ещё не скоро дорастут. — Какие такие крокодилы?
    — Неважно. Доброта из вас так и прёт. Не пытка, да? Сами бы попробовали.
    Подмастерье довольно осклабился.
    — А мне нечего пробовать, я дракона не выпускал.
    Мальчишка опустив лохматую голову, молчал. Флип хотел сказать ещё что-то, но тут со скрипом отворилась дверь, и вошел стражник.
    — Давай сюда щенка.
    Серёжка вскинул голову, зло сверкнув глазами.
    — Я — не щенок. Я — волчонок.
    — Ну, что скажешь? — приподнялся на локте Олх, когда Бараса вошел в комнату.
    — Не знаю, какие они бойцы, но высокого взять в капитаны был бы счастлив любой граф. А будь бы у Толиники король, так и королевским капитаном мог бы служить.
    — А если яснее? — Скаут пружинисто сел. В полуорке всколыхнулось любопытство: Бараса, как большинство воинов, на похвалы был скуповат. Если новый союзник произвёл на него столь сильное впечатление, значит, и впрямь произошло что-то необычное. Хотя, чему удивляться? Драу в товарищах, мальчишка, который по ночам драконов выпускает, в подопечных. Мягко говоря, странно ожидать от новых знакомцев повадок мирных обывателей. И даже поведения простых наёмников ожидать странно. Такие люди просто обязаны скрывать тайну. Может, не великую, а так, средних размеров… С пару Даков величиной.
    — Яснее? Они хотят с нашей помощью взять штурмом сначала башню Нурлакатама, а потом и Вальдский замок.
    — Башню — почему бы и нет. Откровенно говоря, руки чешутся свернуть шею этому ублюдку, укравшему малышку. Но нападать на гнездо инквизиторов — безумие. По правде говоря, предлагая им помощь, я об этом не думал. Неужели они настолько обезумели?
    — Они настолько хотят спасти своего мальчишку, — Бараса опустился на табурет.
    — Фрос свидетель, я тоже этого желаю. Проклятье, парень, сумевший освободить дракона под носом этой кучи стражников, достоин восхищения. Не уверен, что Эста на его месте смогла бы повторить его поступок.
    — И я про то же, — кивнул воин.
    — Но штурмовать замок — безумие. Инквизиторы поотворачивают нам головы, словно птичница цыплятам. Здесь нужно действовать не силой, а хитростью.
    — Хитрость — это хорошо, но по мне лучше всего такие вопросы разрешать при помощи топора. Коротко и ясно.
    — Жить надоело? — сочувственно поинтересовался зеленокожий. — Вот уж не думал, что тебя можно соблазнить такой дурью.
    Бараса хитро улыбнулся.
    — С каких пор, Скаут, ты проникся таким почтением к отцам-инквизиторам? Считаешь, что их нельзя убить?
    — Убить — запросто, — хмыкнул Олх. — Уж дюжину ублюдков я к их богам точно отправил, надеюсь, что больше. Но это — в лесу. А чтобы штурмовать их оплот — я мозгов не лишился. Их же там…
    — Сколько? — невинным голосом поинтересовался человек. Полуорк смешался.
    — Ну… Откуда мне точно знать… Наверное, четыре дюжины или что-то около того…
    — Шестнадцать рыл по имперскому счёту. Плюс Верховный Инквизитор и его секретарь.
    — Всего-то? — удивился разведчик. И подозрительно переспросил: — Откуда ты это взял? Что-то не верится.
    — Сам сразу не поверил, — кивнул воин. — Но Лечек убежден, что дело обстоит именно так. В городе постоянно отирается по полудюжине инквизиторов из каждого Ордена. Может оказаться ещё пара-тройка приезжих из других городов Толиники, но не более того.
    — А этот Лечек, случайно, не знает, сколько воинов служит Инквизиции?
    — Случайно знает. Четыре десятка, пара лейтенантов и капитан.
    Полуорк задумчиво почесал макушку. Снова получилось меньше, чем он прикидывал. Почему-то казалось, наёмников будет не меньше малой полусотни, а то и большой. Хотя, по любому, число противников оставалось запредельным.
    — Они полагают, что смогут справиться со всеми?
    — Со всеми сражаться не потребуется. Кого-то из инквизиторов, да и стражников в замке наверняка не будет. Кроме того, один десяток всегда дрыхнет в казармах, им понадобится время, прежде чем они смогут вступить в бой.
    Олх хмыкнул. Конечно, наёмники Ордена Инквизиции — не из тех, кто, услышав шум драки выбегает на битву в нижней рубахе и с первым попавшимся оружием в руках. Эти ребята сначала наденут доспехи, а уж потом станут разбираться, что к чему. Но долго ли профессиональным рубакам кожаны зашнуровать? Что самому полуорку кувшин пива выпить.
    — Много времени им не потребуется. А вслед за кнехтами на шум боя прибежит городская стража, да и легионеры не окажутся в стороне.
    — Наши друзья собираются всё делать быстро. Ты помнишь, замок стоит боком к Медной площади, а главный вход обращен на улицу Котельщиков. Если тихо убрать четверых стражников, караулящих на крыльце, то тревогу поднять будет некому.
    — Возможно…
    Пожалуй, это верно. Улочка не людная, а почтенные мастера слишком заняты работой, чтобы глазеть через окно на то, что происходит снаружи. Да и через слюдяные окна много не увидишь, а на стекла денег хватает далеко не у каждого котельных дел мастера. Если разом убить всех четверых, так чтобы ни один не вскрикнул, то есть все шансы зайти вовнутрь незаметно.
    — Четверых сразу попробуй, убери. Для того и ставят в караул помногу, чтобы было, кому тревогу поднять, если что.
    — Одному кинжалом в горло попадёшь?
    — Попаду. Так это — одному.
    — По одному берут на себя Балис и Лечек. Ну, а последнего мы с Глидом уж как-нибудь завалим по-тихому.
    — Хорошо, а дальше что?
    — Дальше проходим внутрь, по быстрому находим в подвале мальчишку и покидаем гостеприимных хозяев.
    — И у дверей замка нас ожидает отряд городской стражи, — криво усмехнувшись, закончил Олх. Воин, однако, его иронию не разделил.
    — Не будет никакой стражи. Снаружи останутся Мирон и Саша.
    — Саша — это который?
    — Старший мальчишка.
    — Два человека сдержат отряд воинов?
    — У них будет волшебное оружие, с которым сдержат.
    — В сказки про абсолютное оружие я перестал верить раньше, чем убил своего первого медведя, — с хрустом потянулся Скаут.
    — Балис говорил, что, используя это оружие, он победил две дюжины легионеров. Лечек подтвердил.
    — Хм…
    — Мне кажется, эти люди не похожи на лжецов.
    — Мне тоже так кажется, — признался полуогр. — Наверное, у них и вправду имеется сильный артефакт. Это даёт надежду. Предположим, всё получится так, как ты сказал. Что потом?
    — Потом выбегаем на площадь. Вейта и младшие дети будут ожидать нас с нужным числом лошадей. Садимся и скачем к Болотным воротам. Счастливо оставаться, город Тола.
    — А стража у ворот?
    — Снесём с ходу, — уверенно заключил Бараса. — И артефакты не потребуются. Раскидать десяток толстых пивных бочонков — тоже мне, проблема.