Шхиян Сергей. Покушение

   – Если вы наденете свое муслиновое платье, которое вам так идет, тогда вам незачем будет и раздеваться! – сладострастно щурясь, посоветовал он.
   Отчасти я его понимала. Развлечься нам было совершенно нечем. Переживать по поводу Российской короны мне прискучило, но и легко уступать Мишиным уговорам не хотелось.
   – Миша, неужели, кроме этого вас ничего не интересует? – строго спросила я.
   – Почему же, конечно, интересует, – тяжело вздохнув, ответил он, – я люблю геометрию и астрономию. Вам что, рассказывать о геометрии Евклида?
   – Лучше расскажите о Луне, – вздохнув, сказала я.
   – Так чего о ней рассказывать, – тоже вздохнул он. – Луна она и есть луна. Среднее расстояние ее от Земли равно 60,27 экваториальным радиусам Земли.
   Сообщив эти полезные сведенья, он с таким вожделением уставился на мою грудь, что мне стало за него просто неловко.
   – Вот видите, значит, нам есть о чем поговорить, – лукаво сказала я. – Так что там еще известно о Луне?
   – Много чего известно, – угрюмо сообщил он, садясь рядом со мной на диван. – Ну, пожалуйста, только один поцелуй!
   – Нет, никаких поцелуев! – твердо сказала я и отстранилась от него на безопасное расстояние.
   Мне и самой хотелось, чтобы он меня поцеловал, и не один раз. Но, не знаю почему, вдруг появилось упрямство, с которым я уже не могла совладать. Миша, вместо того чтобы оставить меня на время в покое, начал настаивать и совсем все испортил. Хорошо хоть наше утомительное инкогнито было нарушено Огинским и князем-сержантом с обещанной одеждой. Настроение у меня тотчас улучшилось, и я бросилась в свою комнату к зеркалу примерять Преображенский мундир.
   Не могу не сказать правды, мужская одежда оказалась много неудобнее женской. Она везде жмет, и к тому же у нее масса лишних дурацких пуговиц и застежек. Однако когда я оделась в сержантский мундир, и спрятала волосы под париком, то превратилась в очаровательного, стройного мальчика-солдата.
   Воронцова, изнывавшего от нетерпения за закрытой дверью, я, наконец, допустила для лицезрения достигнутого результата, и он был сражен наповал. Мы так развеселились, что еще долго дурачились, отдавая друг другу честь, и производили артикулы с воображаемым ружьем. Скоро мне так понравилось ходить в военном мундире, что я никак не хотела его снимать, хотя благоразумие требовало обратного.
   День между тем кончался, и за окном начались призрачные Петербургские сумерки. Отправиться к тетке Воронцова, вдове известного историка, было решено ближе к полуночи, когда совсем стемнеет. Военная форма должна была послужить нам пропуском для прохода по городу. По указу императора в десять часов вечера наступал комендантский час, и всем жителям столицы к этому времени нужно было ложиться спать.
   Из осторожности, на случай, если вдруг придет граф Пален, я переоделась в свое платье, чем не преминул воспользоваться мой ненасытный астроном и геометр. Впрочем, я была на него за это не в большой претензии. Почему-то в отношениях с Мишей, вопросы морали и греха меня волновали много меньше, чем раньше в тех же ситуациях с будущим мужем. Думаю, тому причиной было то, что отношения с мальчишкой я не рассматривала, как серьезные и потому относилась к ним больше как к дружеским, чем к любовным.
   Когда Миша, наконец, добился своего, он был счастлив и радовался этой малости как ребенок. Меня его мальчишеский восторг обладания женщиной смешил, к тому же я старалась казаться веселой и беззаботной, хотя наш предстоящий побег из дворца меня немного тревожил. Если он обнаружится, неминуемо испортятся наши отношения с Паленом и царем, чего мне не хотелось. К тому же неизвестные противники вполне могли воспользоваться моментом и, наконец, свести со мной счеты. Миша меня убеждал в безопасности нашей экспедиции, говорил, что сможет меня защитить, но тревога все равно не проходила. Я уже слишком привыкла к спокойной дворцовой жизни и боялась похода в неизвестность.
   – Пожалуй, пора выходить, – сказал Воронцов когда, наконец, стемнело. – Я не смог снестись с Ольгой Романовной, – так звали его двоюродную тетку княгиню Щербатову, – и предупредить о нашем приходе, неловко будить ее среди ночи.
   – Может быть, тогда не стоит к ней идти? – робко предложила я. – Как-нибудь обойдусь. Чем меньше знаешь, тем спокойнее живешь.
   – Сегодняшний день в Зимнем дворце дежурит наша рота, и я не знаю, когда еще представится такая возможность. Ничего, придем без приглашения, старушка ко мне благоволит, и думаю, не рассердится.
   – Все-таки мне как-то боязно, ночью, в незнакомом городе…
   – Я ведь вам говорил, что Щербатова живет недалеко, на Невском проспекте. Мы дойдем за пять минут!
   – Раньше вы говорили, что за десять, – напомнила я.
   Миша только засмеялся и подтолкнул меня в спальню переодеваться. Я подумала и решила не противиться. Все равно мне нужно было узнать тайну Иоанна Антоновича, и чем быстрее, тем лучше.
   Не успела я переодеться, как в дверь условным стуком постучал Огинский. Он должен был вывести нас через караулы из дворца и сопровождать до дома княгини.
   – Входи, Саша, – пригласил его Воронцов, – Алевтина Сергеевна через минуту будет готова.
   Когда я вернулась в первую комнату, приятели о чем-то шушукались и смеялись. Я сначала подумала, что они обсуждают меня и наши с Мишей отношения, но оказалось, что разговор товарищи ведут о своем сослуживце, проигравшим на днях в карты изрядное имение.
   – Вам бы за тот стол, – улыбнулся мне Огинский, – непременно встали бы из-за него богатой женщиной.
   Меня сторонний разговор успокоил больше, чем уговоры. Было видно, что молодые люди ничуть не трусят и относятся к выходу в город как к обыденности.
   – А если нас встретит император? – на всякий случай спросила я.
   – Скажем, что патрулируем улицы и надзираем за порядком. Не знает же он всех гвардейцев в лицо! – беззаботно пообещал Александр.
   – Ну что, с богом? – спросил, вставая, Воронцов и перекрестился на Петропавловскую крепость. – Да избавит нас господь от лукавого, – усмехнувшись, добавил он и первым вышел из покоев.
   Мы направились следом за ним. Дворец уже спал и только изредка по пути попадались караульные солдаты Преображенского полка, при виде начальства вытягивавшиеся в струнку. Без каких-либо препятствий мы вышли на дворцовую площадь и свернули вправо. Я города не знала и никогда ранее его не видела, потому с восторгом смотрела окрест, на здания необычной красоты и гармонии.
   – Нравится? – спросил меня Огинский.
   Он шел последним и видел как я кручу по сторонам головой.
   – Очень, – ответила я. – Таких красивых домов я еще никогда не видела!
   – Северная Пальмира! – с гордостью сказал Миша.
   Между тем мы быстро шли по совершенно пустому проспекту, на котором не было видно не только экипажей, но и прохожих. В домах все окна были темными, будто город к этому времени вымер. Два раза нам встретились караульные, но трое идущих друг за другом вооруженных гвардейцев, никаких вопросов не вызвали. Наконец мы подошли к изрядному дому с колоннадой, отстоящему от дороги саженей на пять и прячущемуся за ажурной решеткой в густой тени деревьев.
   – Здесь, – сказал, останавливаясь, Миша. – Может быть, и ты зайдешь? – спросил он товарища.
   – В другой раз, – ответил Огинский, козырнул и отправился в обратный путь.
   Мы же толкнули незапертую калитку и вошли в палисадник. Тотчас из густых кустов навстречу вышел какой-то человек, судя по одежде, простого звания и спросил что нам надобно.
   – К Ольге Романовне, – ответил удивленный такой засадой Воронцов.
   – Идите в обход дома, к заднему крыльцу, – сказал, кланяясь, сторож. – Они вас ждут.
   – Чудеса в решете, – удивился Миша. – Кого это она ждет, может быть, любовника?!
   – Ты же сказал, что тетка старуха, зачем старухе нужен любовник? – спросила я, следуя за Воронцовым в обход дома, по песчаной дорожке.
   – Ну, не так уж она и стара, – ответил он.
   Мы подошли к заднему крыльцу и, никого больше не встретив, поднялись по ступеням и через незапертую дверь попали в какие-то сени. Там тоже не было людей, но горела свеча, тускло освещая дубовые панели стен. Впрочем, тут же на стук двери в сени вышел высокий худой старик в ливрее и, слепо щурясь, пригласил:
   – Проходите, господа, ее сиятельство заждались!
   – Однако! – прошептал Воронцов и, не задерживаясь, пошел вслед за лакеем.
   Мы миновали несколько темных коридоров и вступили в ярко освещенную гостиную. Там уже находилось несколько человек, в основном женщины, сидящие за большим круглым столом.
   Миша сразу же направился к хозяйке, женщине лет тридцати пяти в лиловом, сильно декольтированном платье, и жемчужными нитями на полной груди. Она, увидев нас, быстро встала и пошла навстречу. Ее хранившее былую красоту, породистое лицо выражало явную досаду.
   – Простите меня, тетушка, – не дав Щербатовой возможности заговорить первой, воскликнул Миша, – если бы я знал, что у вас прием, никогда бы не решился прийти без приглашения.
   – Пустое, – ответила княгиня, скрывая под любезной светской улыбкой досаду, – я тебе, Мишель, всегда рада! Ты, я вижу, не один?
   – Это мой товарищ, – Воронцов чуть замялся, придумывая мне имя, – Сержант Александр Крылов.
   О том в качестве кого я с ним приду, мы не сговаривались и обстоятельства вынудили его представить меня мужчиной.
   – Польщена, – сказала, Ольга Романовна, внимательно меня рассматривая.
   – А мальчик – просто чудо, – подумала она и очаровательно мне улыбнулась.
   – Надеюсь, вам у меня понравится! – договорила она, уже вставая в охотничью стойку. – Миша так мало балует меня своим вниманием, – говорила княгиня, играя большими голубыми глазами, – а его товарищей я и вовсе не знаю.
   – Myaunt, – наклонился к тетке Воронцов, – что это у вас тут за собрание?
   – Мы ждем прорицателя, это тебя с ним спутал лакей, – объяснила Ольга Романовна. – Он совсем необычный маг, все знает о любом человеке наперед. Мне он такого наговорил о моем прошлом! И веришь, ни в чем не ошибся, даже в мелочах!
   – Думаю прошлое у вас, myaunt, было бурным, в нем не трудно ошибиться, – засмеялся дерзкий племянник.
   – Шалун! – ответила молодящаяся тетка, и ударила его веером по руке, – на тебя, Мишель, это вовсе не похоже. Ты всегда был таким скромным. Что, нашлась барышня, которая растопила твое сердце?
   – Ну вы скажете тоже! – сердито ответил Воронцов, сразу перестав улыбаться. – Почему непременно барышня?
   Однако разговор о сердечных привязанностях молодого графа не состоялся. Опять в гостиную вошел тот же старик лакей, а за ним высокий мужчина в черном сюртуке, с треуголкой подмышкой. Не сложно было догадаться, что это и есть долгожданный прорицатель. Мне стало досадно, что теперь не удастся поговорить с вдовой историка о моем деле и все наше предприятие окажется безуспешным.
   Хозяйка, узнав гостя, оставила нас и пошла ему навстречу, а я тихо сказала Мише:
   – Давайте вернемся во дворец, здесь нам делать нечего.
   – Погодите, Алекс, это ведь очень интересно! Послушаем, что он будет врать тетушке. Кстати, как она вам?
   – По-своему мила, – ответила я, не вдаваясь в подробную оценку.
   – Здравствуйте граф, – громко сказала Ольга Романовна по-французски, – мы вас уже заждались!
   Все присутствующие встали со своих мест и окружили нового гостя. Никто из знакомых Щербатовой не привлек моего особого внимания, у нее собралось общество немолодых женщин и среди них два неинтересных пожилых господина, державшиеся на втором плане, наверное, чьи-то мужья или провожатые. Мы с Мишей остались стоять в стороне, наблюдая, как будут развертываться события.
   Граф, или кто там он был на самом деле, остановил мановением руки возгласы восторга и славословия, прошел к столу и сел в заранее приготовленное кресло. Я внимательно его рассмотрела. Он был в больших годах, явно за шестьдесят, худой, с узким лицом и большим орлиным носом. Держался прорицатель прямо, двигался легко, так что со спины ему трудно было дать больше тридцати лет.
   Едва он сел, остальное общество начало занимать места за круглым столом, по обе его руки. Нам с Мишей места не хватило, и мы остались стоять на своем месте. Это заметила хозяйка и, призвав слугу, велела принести еще два стула. Теперь, когда все сидели, а мы стояли, невольно оказались в центре внимания и старались никак не показать своего смущения.
   Старика-лакея долго не было и все это время в комнате царило молчание. Наконец он появился со стульями, и мы смогли разместиться за столом вместе со всеми. Все это время граф просидел с потупленными глазами, ни разу их не подняв от крышки стола. Когда мы, наконец, уселись, прорицатель, так и не подняв глаз, сказал недовольным тоном:
   – Мадам и мосье, вы меня и так слишком задержали, – тут все неодобрительно посмотрели на нас с Мишей, – потому прошу спрашивать меня коротко и только по сути.
   По-французски он говорил хорошо, только с каким-то непонятным акцентом. Меня удивило, что граф совсем не пользовался никакими приспособлениями, которыми так любят дурачить публику люди его ремесла, вроде стеклянных шаров или черепов. Выглядел он как обычный чиновник, заседающий где-нибудь в коллегии.
   – Начнем, – закрыв глаза, сказал он.
   – Простите, мосье граф, – первым решил задать вопрос один из двоих невзрачных мужчин, – я хочу купить имение в Тамбовской губернии, стоит ли…
   – Нет, вас хотят обмануть, – даже не дослушав вопроса, быстро ответил тот. – Имение в долгах, разорено и никак не стоит ста двадцати трех тысяч.
   – Мерси, – пискнул, бледнея покупатель.
   То, что граф назвал точную сумму, за которую он торговал имение, ввергло его в трепет. Меня, честно говоря, тоже.
   – Мой муж, – начала худая дама с глупым, чванливым лицом и ее предсказатель тоже перебил, недослушав.
   – Изменяет, и не только с купчихой Протасовой, но и с племянницей вашего первого мужа.
   Дама ойкнула, побледнела и схватилась за голову. За столом опять все напряженно молчали.
   – Мадам и мосье, у меня заканчивается время, – не дождавшись нового вопроса, сказал граф.
   – Я, – рискнул заговорить второй присутствующий тут мужчина…
   – Женитесь, она составит вам счастье, – быстро ответил граф.
   – Я хочу стать ученым, – вдруг подал голос Миша.
   – Ваша карьера в другом, – перебил и его прорицатель. – Вы станете генералом-фельдмаршалом и светлейшим князем. На гражданском поприще вас ждет Карьера Новороссийского генерал-губернатора и полномочного наместника Бессарабской области.
   – Право?! – воскликнул Миша и покраснел от удовольствия.
   – А в истории вы останетесь не столько, как замечательный государственный деятель, сколько герой злой эпиграммы великого поэта, – негромко добавил он.
   Мне показалось, что эти его слова осчастливленный Воронцов пропустил мимо ушей.
   – А вас ничего не интересует, молодой человек? – неожиданно открыв глаза и прямо глядя на меня, спросил прорицатель.
   – Меня? – испуганно переспросила я. – Нет, не интересует, впрочем, если вы можете, что-то мне сказать…
   Все общество смотрело на меня с неодобрительным вниманием и это сбивало, заставляя путаться в словах. Прорицатель смотрел на меня, и ничего не говорил, но мысли его я слышала отчетливо, и кажется, он это понимал.
   – Бегите из столицы как можно быстрее, иначе непременно погибнете, – подумал он по-русски и слегка мне кивнул.
   – Я сейчас нахожусь в заточении, – мысленно ответила я, кажется, даже не шевельнув губами.
   – Я все о вас знаю, вам поклон от Ильи Ефимовича Костюкова, – так же про себя сказал он, и едва заметно, чтобы увидела только я, улыбнулся.
   Костюков, которого, он упомянул, был моим знакомым колдуном. Он стал по собственному желанию управляющим имением Завидово, которое я надеялась получить не совсем праведным путем, заставив написать на себя дарственную некоего помещика Трегубова, собиравшегося насильно сделать меня своей наложницей. Меня арестовали в этом имении еще до вступления в права собственности, потому никаких сведений, чем кончилась история с Трегубовым и стала ли я, стараниями того же Костюкова, помещицей и богачкой у меня не было.
   – Спасибо, – так же, как и он, мысленно ответила я. – У него все в порядке?
   – Да, у него все хорошо, он женился и управляет вашим состоянием, – сказал он, разом ответив на все мои вопросы. – Я пришел сюда, чтобы встретиться с вами. Вам угрожает смертельная опасность. Если вы вернетесь в Зимний дворец, вас убьют.
   – Кто? – спросила я, невольно поднимая брови.
   – Неважно. Вам нужно спрятаться. Лучше всего для этого подойдет какой-нибудь женский монастырь. Исчезните отсюда вплоть до разрешения от бремени.
   У меня сразу возникло очень много вопросов, но кругом сидели свидетели, и так с повышенным вниманием наблюдавшие за нашими «переглядками», и мы оба понимали, что нельзя затягивать немой разговор. Тогда я спросила только одно, встречусь ли я со своим мужем.
   – Да, встретитесь, но не скоро. Каждый из вас выполняет собственную миссию, – сказал он и тут же вслух обратился вслух к собранию:
   – Еще кто-нибудь из вас желает узнать свою судьбу?
   – Я хочу, – повернулась к нему всем телом, сидевшая возле меня обвешенная драгоценностями очень полная барыня. У нее было грубое, злое лицо и смотрела она на предсказателя как на провинившегося лакея.
   – Спрашивайте, – сказал он ровным, безжизненным голосом.
   – Сколько я еще проживу? – неожиданно для всех, кто сидел за столом, спросила она.
   – Я не хотел бы отвечать на ваш вопрос, – тем же тусклым тоном, проговорил граф.
   – Это еще почему! – резко сказала женщина. – Вам платят за то, чтобы вы отвечали! Это что еще за фокусы? – обратилась она к публике. – Какой-то шарлатан будет мне перечить!
   – Марья Алексеевна, ну зачем вы так, вы же обещали! – с отчаяньем воскликнула вдова историка. – Граф по договору сам выбирает вопросы, на которые отвечает.
   – Мне наплевать на его договор! Я, как и все, отдала сто рублей и хочу, чтобы он мне ответил! – перешла она на русский язык.
   – Я верну вам деньги, Марья Алексеевна, – краснея от стыда, сказала Ольга Романовна.
   – Вы хотите знать, когда умрете, госпожа Понкрашина? – вмешался в разговор прорицатель.
   Все замерли. Даже полная матрона, услышав свое имя от незнакомого человека, смутилась но, не желая терять лица, пробормотала:
   – Желаю, я денег на ветер не бросаю.
   – Извольте, умрете вы ровно через семь дней от апоплексического удара, когда получите известие, что ваш сын Андрей Платонович проиграл в карты сорок тысяч рублей, – на плохом русском языке сказал граф.
   – Андрей? В карты? Это ложь! Чтобы мой сын? Да как вы смеете! – закричала Понкрашина и, глядя с ненавистью на графа, начала усиленно обмахиваться веером.
   Не знаю, как получилось, но вокруг нее тотчас образовалась пустота, и она сидела как бы одна за большим столом. Предсказание близкой смерти так напугало публику, что в головах у всех была лишь одна мысль, скорее отсюда уйти. Сам прорицатель теперь вызывал панический ужас.
   – Мне кажется, больше желающих задать мне вопросы, нет, – сухо сказал он, быстро поднимаясь с кресла. – Посему, дамы и господа, позвольте откланяться.
   Ответом ему было общее молчание. Никто не шевелился и все смотрели на странного иностранца, что называется, остановившимся взором. Граф слегка склонил голову и легкой походкой пошел к выходу. Княгиня Щербатова первой опомнилась, вскочила и быстро пошла вдогонку с толстым конвертом в руке. Прорицатель приостановился в дверях, взял из ее руки гонорар и исчез, будто его тут и не было.
   – Однако, – задумчиво сказал покупатель тамбовского имения, – как же быть, верить ему или нет? Ведь он, подлец, точно назвал даже сумму, которую с меня просит барышник!
   – Врет он все, – визгливым голосом заговорила худая дама, чей муж крутил шашни с купчихой Протасовой. – Про купчиху я еще поверю, но чтобы с моим кобелем махалась Пелагея Ивановна – никогда! Она такая святоша, что кроме молитв ничего не знает!
   – Конечно, он все врет, – дружно поддержали ее остальные, с сочувствием глядя на приговоренную к смерти Марью Алексеевну.
   Та сидела, налившись багровым цветом, и у большинства гостей появилась мысль, что предсказатель ошибся, и она умрет не через неделю, а сейчас, здесь же за столом и именно от апоплексического удара. Однако Понкрашина умирать пока не собиралась, напротив разразилась такими проклятиям, что теперь уже не только Ольге Романовне, но и всем остальным стало за нее стыдно.
   Вечер кончился, гости начали незаметно уходить. Вскоре осталась одна толстая Понкрашина, страстно доказывающая хозяйке, что ее сын Андрюша ангел во плоти, о картах не имеет никакого понятия и у нее никогда не случится удара. Наконец, она тоже встала и, ничтоже сумняшеся, получила с хозяйки, обещанные сто рублей, после чего, наконец, ушла. Мы остались втроем.
   – Господи, как я устала, – грустно сказала княгиня Щербатова. – И зачем только я согласилась принять эту тиранку! Ведь она буквально силой вырвала у меня приглашение!
   – Интересно, он говорил правду? – спросил Миша, скромно улыбаясь.
   – Он всегда говорит правду, – ответила княгиня. – Так что быть тебе, Мишель, светлейшим князем и фельдмаршалом.
   Она с удовольствием глядела на счастливого племянника и улыбалась своим мыслям. А были они, увы, обо мне. Не знаю почему, но я так понравилась этой взрослой женщине, что она уже представляла себе нас в объятиях.
   – Ну, а вы, Александр, какого мнения о графе? – ласково обратилась она ко мне.
   – Самого высокого, – ответила я, – он знает, что говорит.
   – Да, вы как я поняла, ко мне по какому-то срочному делу? – вспомнила княгиня.
   – Вы правы, ту aunt, – сказал Миша, – что вам известно об императоре Иоанне Антоновиче?
   – Мне? – растерялась Щербатова. – А почему мне должно быть что-то о нем известно?!
   – Но ведь вы же были женой историка! – серьезно сказал Воронцов. – Моему приятелю крайне нужно узнать все, что об этом императоре известно!
   – Но я сама никогда не интересовалась историей, – виновато сказала Ольга Романовна. – Мой конек – оккультизм и мистика. Вот если бы был жив Михаил Михайлович, он бы, наверное, что-нибудь вам рассказал.
   – Вот незадача, а я так рассчитывал на вашу помощь, – грустно сказал Миша. – Теперь даже не знаю, к кому обратиться. Я так мало имею знакомств в Петербурге. Может вы, my aunt, что посоветуете?
   Ольга Романовна задумалась и нашла выход:
   – Вам нужно поговорить с литератором Николаем Михайловичем Карамзиным, он очень интересуется историей, и часто приходит смотреть бумаги моего покойного мужа.
   – Это какой Карамзин, – с душевным трепетом спросила я, – тот, что написал историю о бедной Лизе?!
   – Он самый, вы тоже любите эту замечательную повесть?
   – Обожаю! – от всего сердца воскликнула я. – Когда мне довелось ее читать, я так плакала… то есть, плакал! – быстро поправилась я.
   К счастью мою обмолвку никто не заметил.
   – Право, это какое-то фатальное совпадение, у нас с вами, видимо, родственные души! – потеплев глазами и сердцем, проговорила Ольга Романовна. – Я тоже, когда ее читала, рыдала как маленькая девочка!
   Миша рассеяно слушал наш разговор и думал о том, о чем обычно думают все мужчины, глядя на хорошеньких женщин, о наших прелестях, а не о литературных переживаниях.
   – Послушайте, myaunt, – прервал он интересный разговор о переживаниях, – может быть, вы возьмете на себя труд переговорить с этим литератором, нам с Александром уже пора возвращаться в полк.
   – Миша, что за глупости, – разволновалась Ольга Романовна, – только пришли и уже уходите! Я вас никуда не отпущу. Мне очень интересен твой товарищ, не так часто найдешь среди молодежи серьезное отношение к жизни и искусству. Мне вообще кажется, что теперь наступают последние времена. Молодежь совершенно ничем не интересуется, никто ничего не хочет знать, и все молодые люди думают только о карьере и деньгах!
   – Тетушка, я бы с радостью вас удовлетворил, – виновато сказа Воронцов, – только, право, нам нужно в полк. Уже час ночи, скоро рассвет и нас могут хватиться.
   – Ах, милый, как ты меня огорчаешь, – сказала Ольга Романовна. – Что ж, воля ваша, идите, только дайте слово, что непременно будете у меня в ближайшее же время!
   – Будем, это я обещаю почти наверняка, – сказал молодой граф, целуя тетку в щеку.
   Мы встали, Миша быстро, а я неохотно. Мне предстояло ему объяснить, что мне никак нельзя возвращаться в Зимний, но как это сделать, я не знала.
   Ольга Романовна позвонила в колокольчик, и в комнату вошел все тот же пожилой слуга.
   – Парамоша, – ласково сказала ему Щербатова, – проводи господ офицеров.
   Однако слуга, вместо того чтобы пропустить нас в дверь, замешкался на пороге и, смущенно кашлянув, доложил:
   – Барыня, там еще какой-то господин военный пришел.
   – Что еще за военный! – встревожилась нарушительница государева указа о комендантском часе.
   – Их благородий спрашивает! – ответил слуга. – Фамилия у него какая-то не наша.
   – Это Огинский, – догадался Миша. – Интересно, что ему тут?.. Он же должен быть во дворце!
   – Проводи его сюда, Парамоша, – сразу успокоилась княгиня.