Страница:
Шмулик понял: вот он, момент, о котором говорил Максим. Он чуть заметно тронул брата за локоть, и они почти одновременно запустили такринаторы ницафонов, не вынимая их из карманов. По другую сторону сцены раздался тихий, медленно возрастающий напевный звук – это означало, что двойной сигнал близнецов принят.
Дубоны рванули туда, оставив вход на сцену без присмотра. На лицах четверых сверкнули озорные улыбки.
Это произошло в момент, когда Ронен уже готов был ринуться ребятам на помощь.
Для него явился неожиданностью тихий, щемяще-заунывный звук, который поманил дубонов к противоположному выходу со сцены. Гилад с Роненом сначала оторопели, потом улыбнулись друг другу: мальчишки уже гуськом поднимались на сцену – впереди Шмулик, замыкающий Рувик, между ними Цвика и Нахуми.
Гилад подошёл к самому краю сцены и, стараясь перекрыть очередную силонокулл-паузу, громко заговорил: "Сейчас, согласно утверждённой конкурсной программе, выступает ансамбль подростков "Типуль Нимрац"!" Но тут голос Гилада как бы увяз в рыхлой вате – это Тим с некоторым опозданием запустил на фелиофоне уже опробованную в первом отделении программу, которой он только что придумал название – zalal-kol.
Сигнал проследовал к фанфарматору, тот словно очнулся – и сработал, как от него требовалось. Но через секунду-две откуда-то из глубины "Цедефошрии" прозвучало еле слышное, коротенькое ткуа – и Ронен закончил: "И вот они перед вами, наши юные артисты… Прошу внимания!" – и оба артиста спокойно ретировались, скрывшись в нервно колышущихся драпировках.
В ложе Жюри пронзительно зазвенел усиленный цакцаконом, взволнованный, пронзительный голосок Офелии Тишкер. Он гремел полными благородного возмущения фанфарами: "Вот, хаверим, образчик – не побоюсь этого слова! – фиолетового хулиганства на нашем Турнире! Мало того, что безголосые и бесталанные так называемые артисты (а по-нашему – шаманствующие халтурщики!) вторглись к нам со своими претензиями представлять на Турнире низкопробное трюкачество. Они ещё захотели внести в Турнир смуту и беспорядок, нагло качая права и подстроив проникновение на нашу сцену одурманенных шофарами малолетних хулиганов, известных своими безобразиями на всю Эранию! Неужели мы допустим это на нашем Турнире?!" Со стороны Далета раздались усиленные фанфарматором крики далетариев:
"Во-о-о-он! Пусть убираются! Задержать! Куда смотрят блюстители порядка и законности?!!" Галь вскочил – и попал в конус, освещаемый прожекторами. Взмахнув рукой, он громко завопил сорванным тенором: "Дубоны, за мной!!! Силонокулл и законность в опасности!" Вскочило ещё несколько дубонов, потрясая кулаками.
Казалось, потасовки не избежать… Тим тут же связался с Кошелем, коротко бросив:
"Не время, хавер…" Парни послушно уселись обратно на свои места.
Поднялся Мезимотес и, сделав успокаивающий жест, проникновенно произнёс: "Хасидский дуэт "Хайханим" был своевременно заявлен на наш Турнир, и поэтому он может продолжать своё выступление… если, конечно, им ещё не очевиден их безусловный провал. На мой взгляд, было бы честнее признать своё поражение и навсегда избавить нашу престижную сцену от своих… э-э-э… Но… Их право, раз уж их допустили до Турнира, додержаться до логического и отнюдь не победного конца.
Что же до подозрительной подростковой группировки, ёрнически назвавшей себя "Типуль Нимрац", то на них я не припоминаю никакой заявки. О-кей! Раз уж они на сцене…
Мы потом выясним, как им удалось это противозаконное внедрение. Сейчас мы не будем срывать Турнир. Позволим им сыграть несколько коротеньких песенок – мы же либералы и демократы! Пусть лишний раз продемонстрируют свой позор!"
Четвёрка, получив милостивое и высочайшее соизволение исполнить несколько коротеньких песенок, выстроилась дугой посреди сцены. Рувик и Нахуми вскинули гитары, Шмулик приложил к губам серебристый угав… И полилась мелодия: Цвика пел, Рувик подпевал на квинту ниже, подыгрывая на гитаре, спустя некоторое время к нему присоединился Нахуми. Цвика почти без паузы перешёл на флейту, которая красиво перекликалась с угавом Шмулика. Впервые над "Цедефошрией" звучали необычные звуковые сочетания: в мелодию флейты вплетались то аккорды гитар, то россыпь staccatto, издаваемая неведомым инструментом, внешне похожим на огромную свирель…
Фанфарматор Центропульта только и смекнул, что ситуация явно вышла из-под контроля, но долго не мог сообразить, что он должен делать в таком незапрограммированном случае. А тут ещё и команды ниоткуда не поступает. Только когда первая композиция группы почти завершилась, и над "Цедефошрией" плыли, угасая, последние звуки угава и флейты, он подумал, что вроде должен что-то делать, и, прежде всего, выключить секторальные экраны. До него вдруг дошло, что необычный, похожий на свирель, инструмент у губ медно-рыжего кудрявого мальчика с выразительными красивыми глазами издаёт наркотические вредоносные звуки того самого шофара, который вредно влияет на организм человека. Не далее, как сегодня об этом было заявлено официально.
А между тем такая же свирель оказалась у губ рыженького маленького солиста, и теперь они вместе исполняли двухголосную вариацию на тему той же мелодии.
Фанфарматор растерялся, окончательно позабыв про свои функции на Турнире. Только назавтра он с удивлением вспомнил, что в тот критический момент и шеф Тимми почему-то мышей не ловил (не реагируя на его, дежурного фанфарматора, странное бездействие), даже не послал никакой команды на Центропульт. Явный сбой секретной программы Турнира, казалось бы, отлично продуманной и отработанной…
Композиции сменяли одна другую – исполнители явно увлеклись! Они начали исполнять песни на тексты псалмов (которые, как Галь популярно объяснил брату, в эпоху силонокулла неприемлемы с точки зрения духовного здоровья современного, продвинутого общества). Это уже были не несколько коротеньких невинных песенок, которые либерально дозволил адон Мезимотес!
Тим, услышав звуки ужасного инструмента, остолбенел. Прошло несколько долгих минут, пока его пальцы припустили в лихорадочный бег по кнопочкам фелиофона.
Наглые юнцы на сцене уже закончили первую композицию, перешли ко второй, потом к третьей. Пока они исполняли вторую, а за нею и третью композицию, он перепробовал все файл-комбинации усовершенствованного zalal-kol-я, но… Жуткие свирели продолжали выводить свои рулады под аккомпанемент двух гитар, светло-рыжий шкет менял свирель на флейту – и обратно, а между тем два гитариста, мальчик и юноша, пели, пели, пели… Но почему молчит, онемев, ослепнув и оглохнув, совершенная компьютерная система эстетического воспитания масс, метко названная угишотрией? Почему дубоны сидят, как замороженные?
Пительман, погрязнув в фелиофоне в поисках выхода из создавшейся ситуации, не замечал, что за его спиной пристроились трое парней в картузах, надвинутых по самые брови. Двое из них по очереди манипулировали кнопочками ницафонов, тогда как один внимательно смотрел по сторонам. За ними почти невидимкой маячил бледный Максим Лев.
Тумбель не мог знать, что в антракте Гидон показал Максиму свою новую программу: запускаемая коротким звуком шофара, она должна была максимально усилить защиту от фелиоэффекта. Он помог загрузить её в ницафоны Максима, а тот загрузил в ницафоны друзей, растолковав им, что к чему. Максим загорелся идеей испытать программу и только пожалел, что получил её слишком поздно, после того, как Тумбель фелиоэффектом фактически сорвал в первом отделении выступления прекрасных музыкальных коллективов. Они с друзьями запустили программу первыми же звуками угава Шмулика, а теперь по очереди посылали короткие ритмические каскады, складывающиеся в мелодический файл. Образовалось мощное защитное поле непересекающейся виртуальной плоскости, которое полностью и надолго заблокировало фелиоэффект. Так у Тумбеля выбили из рук единственное средство, на которое он возлагал большие надежды, веря в его безграничные возможности подавления любых неугодных звучаний.
Бенци, Ноам и Ренана не сводили глаз с экрана. Бенци тихо пробормотал на ухо Ноаму: "Только бы не увлеклись ребята!.." – "Да… Что-то они, кажется, слишком смелые тексты выдают…" – откликнулся еле слышно Ноам. Но Ренана, подавшись вперёд и нервно сжимая руки, услышала и язвительно бросила: "Это что, у нас уже страна Тумбелия, где не рекомендуется петь псалмы?" Ноам смутился и ничего не ответил.
Последний звук очередной композиции "Типуль Нимрац" смолк. Одновременно по нескольким секторам "Цедефошрии" прокатился шквал аплодисментов. Не только в Юд-Гимеле, но и в других секторах люди вскакивали со своих мест, хлопали в ладоши и кричали:
"Вот оно! Самый лучший номер! Молодцы! Мо-лод-цы-и! Так дер-жать!" Со сцены это было отлично видно. Бенци, Гидон и старшие Неэманы, услышав продолжительный невнятный, но довольно громкий шум, встревожились: "Что бы это могло значить?" Когда нахлынула волна восторгов, в секторе неожиданно появился Максим в сопровождении трёх ухмыляющихся парней в картузах. Подарив радостную и озорную улыбку Хели, а потом и друзьям, он стянул картуз, под которым притаилась тёмная кипа, покрывающая мокрые от пота волосы. "Знакомьтесь: мои друзья – Зеэв, Бени, Эльяшив". Все трое застенчиво кивнули. Ирми протянул руку всем по очереди, задержав руку Бени в своей руке: "Мы не могли с тобой встречаться?" – "Могли! Я некоторое время крутился в "Самоваре", но спасибо Максу – он меня оттуда вовремя вытащил. Я и сам не понимаю, как попал в этот закрытый клуб, а ещё меньше понимаю, как мне удалось оттуда сбежать…" – "Да, считай, тебе повезло…" – отводя взгляд, проговорил Ирми. – "А это мой братишка, Ильюшка… – он указал на такого же чернявого парня, немного полнее и моложе него. – Он приехал в Арцену раньше меня, и это оказалось для меня просто спасением!" – "Постой, Макс сказал – Эльяшив!" – удивлённо пробормотал Ноам. – "Ну, да! Это он тут взял себе такое имя, а там, в России, он был Ильёй, – пояснил Максим, прибавив: – Не берите в голову, ребята. Зеэва я тоже иногда зову по старинке – Влад. Но он всё равно Зеэв!" – "Очень приятное знакомство!" – улыбнулся Бенци. – "Мы с ребятами сейчас занимаемся практическим воплощением идей Гиди – как видите, не без успеха… – и Максим подмигнул Гидону, который с некоторой настороженностью поглядывал на друзей Максима. – Гидон, после Турнира я хотел бы тебя свести с ними поближе!" – "Нет проблем! Надеюсь, ребята верные?" – "Других бы я сюда не привёл! – нахмурился Максим и тут же обратился к Доронам, вопросительно и с тревогой уставившимся на него, и весьма заинтригованным Неэманам-старшим: Ну, вы слышите, что делается? А-а-а… ну да… На этот экран, кроме сцены, они ничего не выводят… А мы… – и он кивнул в сторону всё ещё смущённой троицы, -…пробрались в такое место, где все сектора, как на ладони. Чуть не за спиной, считайте – на плечах у кешева! Мы видели: многим понравилось! Правда, Влад? Ну, о далетариях речи нет… Дубоны, естественно, в ярости, ждут команды – ведь без команды они…
Что с них взять – роботы! А команды пока нет!" – "Вот именно: пока…" – мрачно обронил Ноам. Максим, не обратив внимания на реплику, произнесённую тихим встревоженным голосом друга, продолжал, одаряя Бени восторженной улыбкой: "Особенно после того, как фелиофону Тумбеля удались все его мерзопакости с другими коллективами. Он же подавил почти все номера, кроме намеченных ими к победе!
Жаль, мы раньше не встряли… Правда, без шофара программа работает гораздо слабее, мало чего мы смогли бы…" – "Я был бы спокоен, если бы мальчики с миром вернулись сюда… Мне уже и победа не нужна, и весь этот шум… только бы после всего этого они не пострадали…" – с беспокойством проговорил Бенци. Мистер Неэман с удивлением, смешанным с тревогой, воспринятой от Бенци и Ноама, прислушивался к этой беседе, а Ирми наспех растолковывал родителям происходящее.
Впрочем, история с магазином Иммануэля уже чему-то научила мистера Неэмана.
Максим снова натянул свой картуз почти на самые глаза и, нежно погладив Хели по руке, сказал: "Нам пора на наш пост – отслеживать… Неизвестно, что им ещё в голову придёт, особенно после…" – и все трое исчезли, словно растворились в воздухе.
Как только раздались первые звуки угава Шмулика, члены Жюри застыли в шоке. Клим Мазикин не мог не отметить, что все четверо и впрямь великолепно владеют своими инструментами. Особенно исполнитель на огромной странной свирели, явный вожак группировки. О самом же инструменте, издающем агрессивные звуки шофара, которому они дали странное название угав, Клим ничего не слышал и не мог себе представить, что такое может существовать. Правильней и логичней было бы эту жуткую свирель назвать мультишофар! Впрочем, надо признать, что исполнение этих мальчишек выше всяких похвал – того и гляди, многие, если не большинство, захотят нажать фиолетовую кнопку! Особенно если вспомнить, как Пительман, обладатель незамутнённого музыкального восприятия, перестарался в первом отделении, исказив и подавив, насколько возможно, исполнение традиционных, стрим-нейтральных (на данном этапе!) ансамблей. А вот в самый нужный момент, во время выступления группы фиолетовых фанатиков, его хвалённое фелио не сработало!.. Клим оглянулся на арценских членов Жюри. Глаза Офелии словно бы превратились в круглые лужицы, брызжущие бурлящей кисло-зеленоватой жижей. Право же, было забавно видеть её свирепый оскал, когда она пожирала глазами Тимми, словно была готова разорвать его на части.
Такой провал! Кто мог ожидать?!
Тим, подбираясь поближе к сцене, с тревогой представлял реакцию боссов, сидящих в ложе Жюри. После короткой паузы зазвучали обе гитары и оба угава, один из которых в какой-то момент замолкал, и вместо него звучал мальчишеский звонкий голос, а потом – звуки флейты. Тим снова встрепенулся и вытянул руку с зажатым в ней фелиофоном, в сторону фиолетовых наглецов на сцене. Он поводил едва видимым дымчатым изображением носика Пиноккио, пока не направил его прямо на Шмулика, который, казалось, ни на секунду не отрывал от губ свой угав. "И когда дышать успевает, гадёныш!" – злобно прищурился Тимми. Он прижал фелиофон к груди, стараясь не сбить найденный ориентир, и его толстые пальцы нервно зашныряли по кнопочкам. На этот раз он решил запустить программу barrel (бочка), которая замышлялась как самая убойная и эффективная из всех программ фелиофона.
Неожиданно для него она сработала – слабо, не так, как предполагалось, но сработала!.. Вместо мелодии флейты в сопровождении гитар все вдруг услышали нечто, напоминающее рёв самолёта, идущего на посадку… в ту же бочку. Слева, из сектора элитариев, раздался громкий торжествующий рёв, только что не заглушающий те звуки, в которые технические ухищрения фелиофона превратили исполняемые мелодии. Сначала угасли звуки гитары Рувика, затем флейта Цвики зазвучала тускло и глухо, как будто звук с трудом пробивался через толстый слой рыхлой ваты… а потом и вовсе погряз в чём-то совсем уже рыхлом и непробиваемом. На пике торжества Тима (после жуткого разочарования!) слой рыхлой ваты неожиданно был прорван чистым звуком угава Шмулика (это у партии угава была длинная, на несколько тактов, пауза), и снова зазвучали гитары и флейта. Нахуми запел соло, слегка касаясь пальцами струн гитары. Вся "Цедефошрия" услышала чудесный голос самого маленького участника Турнира. Шмулик вздёрнул удивлённо брови, – он что-то не помнил, что они с Нахуми репетировали его партию голоса! – но уже не отрывал угав от губ и играл без перерыва, стараясь, впрочем, не заглушить пение мальчишки. И плыла, плыла над "Цедефошрией" чарующая мелодия.
Рути оцепенела, уставившись на сцену, откуда нёсся звонкий мальчишеский голос, глядя во все глаза на маленького рыжего мальчика, удивительно похожего на брата Арье в детстве. В глазах у неё заблестели слёзы, и она чуть слышно пробормотала:
"Да это же Цвика, мой племянничек, сынок Арье!.. А вон, смотри – Нахуми…
Подумать только! – он тоже поёт! Смотри, Моти: самый маленький с гитарой – тоже мой племяшек, сынок Амихая… Я и не знала, что у него такой чудный голос!" – "Стыдись, что у тебя такая родня!" – прорычал Галь, неожиданно оказавшись с братом за спиной матери. Гай не мог не поддакнуть, возмущённо добавив: "Уши паршивцам оборвать! Погоди: мы их поймаем и займёмся воспитанием! Не посмотрим, что маленькие!" – "Правильно! Учить надо смолоду, чтобы бандитами-антистримерами не выросли!" – зло прорычал Галь.
Ширли не выдержала: "Кто это вам позволит бить маленьких мальчиков? Родителям не позволяют, а вы…" – "Нам – позволено! Мы – дубоны, стражи законности и порядка в Эрании, и не только! Узнаешь, увидишь!" – и они вразвалочку направились в обход сектора, внимательно и с подозрением оглядывая каждый столик и заглядывая в глаза сидящим.
Рути, проводив сыновей влажными испуганными глазами, обернулась к Моти и умоляюще прошептала: "Ну, почему мы не могли бы снова с ними общаться? У меня хорошие братья, у них талантливые дети! А сестричка… О-о-о… Ну, почему, почему? Чего не помириться? Что нам мешает?" Моти указал ей глазами на фланирующих между столиками близнецов и робко пожал плечами. Он нежно приобнял жену и прошептал ей прямо в ухо: "Мы с тобой это потом обсудим, ладно?" Рувик тронул струны и тихо взял первые аккорды, а Цвика сделал шаг вперёд, смущённо улыбнулся и запел: "Я считаю полоски у зебры…", – а потом почти без паузы: "Упорхнув, словно птица из сети…". Рувик подхватил. Свою программу они все вместе завершили исполнением композиции "Колокольчики радости"…
Ширли зачарованно смотрела, как потрясающе держатся ребята на сцене, как изобретательно и зажигательно они обыграли свои номера. Когда зазвучала песня Рувика "Колокольчики радости", у неё на глазах выступили слёзы, и она забыла о том, что стоило бы от родителей, а тем более от братьев, скрыть свои чувства.
Впрочем, тем было совершенно не до неё…
Тим сверлил Шмулика и его угав сузившимися бледными глазами, в которых вскипала злоба. Он кипел от ярости, усиленной животным страхом: не без основания боялся он гнева Арпадофеля, которому твёрдо обещал безотказность и безграничные возможности фелио. И надо же – такой провал! Как только он не манипулировал фелиофоном, где только он с ним не устраивался! Но, к его изумлению и разочарованию, замешанному на дикой злобе, ничего сделать не мог. Во все сектора "Цедефошрии" со сцены продолжали литься чистые и красивые звуки флейты, аккомпанемент двух гитар, мальчишеские звонкие голоса и сильный юношеский баритон. И в них… вплетались звуки заклеймённого Офелией источника звуковой агрессии и звукового наркотика, одурманивающего слушателей, но гораздо богаче и мощней. Для Пительмана это, однако, не имело никакого значения. Его главной задачей было сделать всё, чтобы пригасить, исказив до безобразия звучание всех неугодных Жюри ансамблей, и, прежде всего, самых неугодных из них – "Хайханим" и вот этого… как-его-там? – "Типуль Нимрац"! "Ну, и название придумали паршивцы своей бандитской группировке! Этими зубоскалами пора всерьёз заняться – узнать, на что намекают!" Ну, почему ему так не повезло именно с фиолетовыми группами!
Ведь всех – надо, не надо, – ему удалось пригасить и даже, говорят, исказить!
А тут… звуки флейты вместе с этим непонятным угавом ни "в бочку не падали", ни "в зыбучей трясине не увязали". Да ещё и пробивали звуковую атмосферу и для голосов, и для гитары! Проклятый мальчишка, – конечно же, хулиган и антистример! – продолжал злодействовать на чудовищной дудке! И никак не заглушить, не растоптать, не уничтожить!.. А эта серая толпа невежд (кроме, пожалуй, верных элитариев!) застыла в восторге, а кое-кто дошёл до того, что вдруг начал бесноваться и – аплодировать!.. Происходило нечто ужасное, чего ни организаторы Турнира, ни Жюри, ни его верные фанфаризаторы с дубонами не могли предвидеть – а сейчас и не могут прекратить!.. Ни следа намёка на поглощение, или хотя бы искажение звучания проклятой дудки!.. Ещё и фанфарматор, как видно, прозевал и не отключил секторальные экраны, не поиграл должным образом с освещением? Уснул на посту, мерзавец, бездарь!.. (О том, что сам он не сразу начал действовать, как будто что-то его вогнало в паралич, Тим, конечно же, думать не хотел, "и вообще – это никого не касается…")
Как только отзвенели "Колокольчики радости", Шмулик и Рувик почувствовали: наступил момент поскорее и как можно незаметнее исчезнуть со сцены и постараться побыстрее вернуться к своим. Раскланиваясь во все стороны и пряча угав, Шмулик приобнял брата и Цвику, крепко ухватившего за руку Нахуми, и прошелестел одними губами: "Смываемся. Отступаем, ныряем в драпировки… Цвика, давай сюда свой угав… Вот так… Будьте готовы смыться со сцены… чтобы к дубонам не угодить.
Поняли?.." Воспользовавшись шквалом аплодисментов, поднявшимся после общего оцепенения, а затем и суматохой, охватившей "Цедефошрию" и выразившейся в начавшейся беспорядочной пляске мигающих огней, все четверо незаметно исчезли со сцены.
На Центропульте царила растерянность, отчего фанфарматоры не сразу сообразили, что лихорадочно мигающие огни только увеличивают суматоху и помогают злоумышленникам смешаться с толпой и скрыться.
Цвика и Нахуми тут же смешались с небольшой толпой непонятно откуда замельтешивших возле лестницы подростков в будничной одежде тусклых нейтральных оттенков, которые повлекли их за собой – к родным и друзьям. Путь обратно возбуждённым и разгорячённым мальчишкам показался гораздо короче. Они на ходу натягивали рубашки нейтрального цвета и из плотной ткани поверх концертных жилеток, заодно перевернув наизнанку фиолетовые кипы, оказавшиеся густо-чёрными.
Им навстречу попался Ронен и повёл их кратчайшей дорогой к сектору, надеясь уже на месте убедить их родных, что мальчики должны как можно скорее покинуть "Цедефошрию".
Он понимал, что ребята хотят к родным, услышать от них слова поощрения или утешения. Никто не заметил, что близнецы Дорон по дороге куда-то исчезли. Но об этом младшим участникам группы думать было некогда – они были и без того слишком возбуждены, а тут ещё столько всего происходило вокруг…
4. Coda-Swing
Дубоны на страже закона В этот момент неожиданно для публики по всему пространству "Цедефошрии" оглушительно и нервно раскатился фанфарический глас невидимого Арпадофеля: "Концертная часть Турнира окончена! Немедленно начинаем подготовку к голосованию!.. – затем, обернувшись, Коба тихо прогундосил: – Пительман! Команду дубонам! Нарушителей запрета задержать! Вывести из участия в голосовании как можно больше фиолетовых!
Потом со всеми разберёмся!" Ему очень хотелось, чтобы у публики отпечаталось в памяти, будто это его природные фанфары справились со звуками зловредного мультишофара. Этому немало способствовала общая суматоха, впопыхах возникшая на Центропульте. Градус ярости и злобы Куби-блинка уже зашкаливал. Это плотно окружившие его шомроши безошибочно определили по цвету его лица, по стремительно меняющим оттенки прожекторам левого глаза, по странно остекленевшему правому глазу, уставившемуся одновременно на всех и ни на кого конкретно. Такого лица Кобы никому, даже ближайшим его сподвижникам, доселе видеть не приходилось. Он несколько раз порывался выскочить на сцену, дабы явить себя всем присутствующим на Турнире, чего ранее делать не собирался, намереваясь как можно дольше оставаться таинственным Главным Фанфарологом. Его вовремя удержали верные шомроши…
Перекатываясь по "Цедефошрии", эхо фанфар Арпадофеля уже начало угасать, когда одновременно из разных концов Юд-Гимеля на всю "Цедефошрию" протрубили шофары.
Тут же взвилась мелодия "Колокольчиков радости", исполняемая кем-то из студийцев на флейте. То грозные, то озорные ткуа и труа перекликались со звуками флейты, раздаваясь то из одного, то из другого уголка фиолетового сектора.
Взмыв над "Цедефошрией," стремительная волна ткуа и труа прокатилась из конца в конец, колыхнулась и угасла. Тим, шныряя глазами во все стороны, задёргался: после грозного предупреждения Арпадофеля услышать ещё и шофар – это уже явный перебор! Его толстые пальцы снова лихорадочно забегали по кнопочкам. Но в уши, сводя с ума, лезла наглая россыпь труа!.. Итак, фелиофон в борьбе с угавом позорно провалился. Тим вспомнил, что и раньше его временами мучили опасения касательно влияния шофара на фелио по принципу бумеранга. Так что уж и говорить про мультишофар!.. Теперь Пительман не видел никаких иных способов борьбы с фиолетовой заразой, кроме категорического запрета на шофар, а теперь, на всякий случай – на флейты и свирели любых видов и конструкций. Он виновато глянул сначала на разъярёную Офелию, потом на Мезимотеса, а потом, дрожа от страха, на Арпадофеля.
Дубоны рванули туда, оставив вход на сцену без присмотра. На лицах четверых сверкнули озорные улыбки.
***
Это произошло в момент, когда Ронен уже готов был ринуться ребятам на помощь.
Для него явился неожиданностью тихий, щемяще-заунывный звук, который поманил дубонов к противоположному выходу со сцены. Гилад с Роненом сначала оторопели, потом улыбнулись друг другу: мальчишки уже гуськом поднимались на сцену – впереди Шмулик, замыкающий Рувик, между ними Цвика и Нахуми.
Гилад подошёл к самому краю сцены и, стараясь перекрыть очередную силонокулл-паузу, громко заговорил: "Сейчас, согласно утверждённой конкурсной программе, выступает ансамбль подростков "Типуль Нимрац"!" Но тут голос Гилада как бы увяз в рыхлой вате – это Тим с некоторым опозданием запустил на фелиофоне уже опробованную в первом отделении программу, которой он только что придумал название – zalal-kol.
Сигнал проследовал к фанфарматору, тот словно очнулся – и сработал, как от него требовалось. Но через секунду-две откуда-то из глубины "Цедефошрии" прозвучало еле слышное, коротенькое ткуа – и Ронен закончил: "И вот они перед вами, наши юные артисты… Прошу внимания!" – и оба артиста спокойно ретировались, скрывшись в нервно колышущихся драпировках.
***
В ложе Жюри пронзительно зазвенел усиленный цакцаконом, взволнованный, пронзительный голосок Офелии Тишкер. Он гремел полными благородного возмущения фанфарами: "Вот, хаверим, образчик – не побоюсь этого слова! – фиолетового хулиганства на нашем Турнире! Мало того, что безголосые и бесталанные так называемые артисты (а по-нашему – шаманствующие халтурщики!) вторглись к нам со своими претензиями представлять на Турнире низкопробное трюкачество. Они ещё захотели внести в Турнир смуту и беспорядок, нагло качая права и подстроив проникновение на нашу сцену одурманенных шофарами малолетних хулиганов, известных своими безобразиями на всю Эранию! Неужели мы допустим это на нашем Турнире?!" Со стороны Далета раздались усиленные фанфарматором крики далетариев:
"Во-о-о-он! Пусть убираются! Задержать! Куда смотрят блюстители порядка и законности?!!" Галь вскочил – и попал в конус, освещаемый прожекторами. Взмахнув рукой, он громко завопил сорванным тенором: "Дубоны, за мной!!! Силонокулл и законность в опасности!" Вскочило ещё несколько дубонов, потрясая кулаками.
Казалось, потасовки не избежать… Тим тут же связался с Кошелем, коротко бросив:
"Не время, хавер…" Парни послушно уселись обратно на свои места.
Поднялся Мезимотес и, сделав успокаивающий жест, проникновенно произнёс: "Хасидский дуэт "Хайханим" был своевременно заявлен на наш Турнир, и поэтому он может продолжать своё выступление… если, конечно, им ещё не очевиден их безусловный провал. На мой взгляд, было бы честнее признать своё поражение и навсегда избавить нашу престижную сцену от своих… э-э-э… Но… Их право, раз уж их допустили до Турнира, додержаться до логического и отнюдь не победного конца.
Что же до подозрительной подростковой группировки, ёрнически назвавшей себя "Типуль Нимрац", то на них я не припоминаю никакой заявки. О-кей! Раз уж они на сцене…
Мы потом выясним, как им удалось это противозаконное внедрение. Сейчас мы не будем срывать Турнир. Позволим им сыграть несколько коротеньких песенок – мы же либералы и демократы! Пусть лишний раз продемонстрируют свой позор!"
***
Четвёрка, получив милостивое и высочайшее соизволение исполнить несколько коротеньких песенок, выстроилась дугой посреди сцены. Рувик и Нахуми вскинули гитары, Шмулик приложил к губам серебристый угав… И полилась мелодия: Цвика пел, Рувик подпевал на квинту ниже, подыгрывая на гитаре, спустя некоторое время к нему присоединился Нахуми. Цвика почти без паузы перешёл на флейту, которая красиво перекликалась с угавом Шмулика. Впервые над "Цедефошрией" звучали необычные звуковые сочетания: в мелодию флейты вплетались то аккорды гитар, то россыпь staccatto, издаваемая неведомым инструментом, внешне похожим на огромную свирель…
Фанфарматор Центропульта только и смекнул, что ситуация явно вышла из-под контроля, но долго не мог сообразить, что он должен делать в таком незапрограммированном случае. А тут ещё и команды ниоткуда не поступает. Только когда первая композиция группы почти завершилась, и над "Цедефошрией" плыли, угасая, последние звуки угава и флейты, он подумал, что вроде должен что-то делать, и, прежде всего, выключить секторальные экраны. До него вдруг дошло, что необычный, похожий на свирель, инструмент у губ медно-рыжего кудрявого мальчика с выразительными красивыми глазами издаёт наркотические вредоносные звуки того самого шофара, который вредно влияет на организм человека. Не далее, как сегодня об этом было заявлено официально.
А между тем такая же свирель оказалась у губ рыженького маленького солиста, и теперь они вместе исполняли двухголосную вариацию на тему той же мелодии.
Фанфарматор растерялся, окончательно позабыв про свои функции на Турнире. Только назавтра он с удивлением вспомнил, что в тот критический момент и шеф Тимми почему-то мышей не ловил (не реагируя на его, дежурного фанфарматора, странное бездействие), даже не послал никакой команды на Центропульт. Явный сбой секретной программы Турнира, казалось бы, отлично продуманной и отработанной…
***
Композиции сменяли одна другую – исполнители явно увлеклись! Они начали исполнять песни на тексты псалмов (которые, как Галь популярно объяснил брату, в эпоху силонокулла неприемлемы с точки зрения духовного здоровья современного, продвинутого общества). Это уже были не несколько коротеньких невинных песенок, которые либерально дозволил адон Мезимотес!
Тим, услышав звуки ужасного инструмента, остолбенел. Прошло несколько долгих минут, пока его пальцы припустили в лихорадочный бег по кнопочкам фелиофона.
Наглые юнцы на сцене уже закончили первую композицию, перешли ко второй, потом к третьей. Пока они исполняли вторую, а за нею и третью композицию, он перепробовал все файл-комбинации усовершенствованного zalal-kol-я, но… Жуткие свирели продолжали выводить свои рулады под аккомпанемент двух гитар, светло-рыжий шкет менял свирель на флейту – и обратно, а между тем два гитариста, мальчик и юноша, пели, пели, пели… Но почему молчит, онемев, ослепнув и оглохнув, совершенная компьютерная система эстетического воспитания масс, метко названная угишотрией? Почему дубоны сидят, как замороженные?
***
Пительман, погрязнув в фелиофоне в поисках выхода из создавшейся ситуации, не замечал, что за его спиной пристроились трое парней в картузах, надвинутых по самые брови. Двое из них по очереди манипулировали кнопочками ницафонов, тогда как один внимательно смотрел по сторонам. За ними почти невидимкой маячил бледный Максим Лев.
Тумбель не мог знать, что в антракте Гидон показал Максиму свою новую программу: запускаемая коротким звуком шофара, она должна была максимально усилить защиту от фелиоэффекта. Он помог загрузить её в ницафоны Максима, а тот загрузил в ницафоны друзей, растолковав им, что к чему. Максим загорелся идеей испытать программу и только пожалел, что получил её слишком поздно, после того, как Тумбель фелиоэффектом фактически сорвал в первом отделении выступления прекрасных музыкальных коллективов. Они с друзьями запустили программу первыми же звуками угава Шмулика, а теперь по очереди посылали короткие ритмические каскады, складывающиеся в мелодический файл. Образовалось мощное защитное поле непересекающейся виртуальной плоскости, которое полностью и надолго заблокировало фелиоэффект. Так у Тумбеля выбили из рук единственное средство, на которое он возлагал большие надежды, веря в его безграничные возможности подавления любых неугодных звучаний.
***
Бенци, Ноам и Ренана не сводили глаз с экрана. Бенци тихо пробормотал на ухо Ноаму: "Только бы не увлеклись ребята!.." – "Да… Что-то они, кажется, слишком смелые тексты выдают…" – откликнулся еле слышно Ноам. Но Ренана, подавшись вперёд и нервно сжимая руки, услышала и язвительно бросила: "Это что, у нас уже страна Тумбелия, где не рекомендуется петь псалмы?" Ноам смутился и ничего не ответил.
Последний звук очередной композиции "Типуль Нимрац" смолк. Одновременно по нескольким секторам "Цедефошрии" прокатился шквал аплодисментов. Не только в Юд-Гимеле, но и в других секторах люди вскакивали со своих мест, хлопали в ладоши и кричали:
"Вот оно! Самый лучший номер! Молодцы! Мо-лод-цы-и! Так дер-жать!" Со сцены это было отлично видно. Бенци, Гидон и старшие Неэманы, услышав продолжительный невнятный, но довольно громкий шум, встревожились: "Что бы это могло значить?" Когда нахлынула волна восторгов, в секторе неожиданно появился Максим в сопровождении трёх ухмыляющихся парней в картузах. Подарив радостную и озорную улыбку Хели, а потом и друзьям, он стянул картуз, под которым притаилась тёмная кипа, покрывающая мокрые от пота волосы. "Знакомьтесь: мои друзья – Зеэв, Бени, Эльяшив". Все трое застенчиво кивнули. Ирми протянул руку всем по очереди, задержав руку Бени в своей руке: "Мы не могли с тобой встречаться?" – "Могли! Я некоторое время крутился в "Самоваре", но спасибо Максу – он меня оттуда вовремя вытащил. Я и сам не понимаю, как попал в этот закрытый клуб, а ещё меньше понимаю, как мне удалось оттуда сбежать…" – "Да, считай, тебе повезло…" – отводя взгляд, проговорил Ирми. – "А это мой братишка, Ильюшка… – он указал на такого же чернявого парня, немного полнее и моложе него. – Он приехал в Арцену раньше меня, и это оказалось для меня просто спасением!" – "Постой, Макс сказал – Эльяшив!" – удивлённо пробормотал Ноам. – "Ну, да! Это он тут взял себе такое имя, а там, в России, он был Ильёй, – пояснил Максим, прибавив: – Не берите в голову, ребята. Зеэва я тоже иногда зову по старинке – Влад. Но он всё равно Зеэв!" – "Очень приятное знакомство!" – улыбнулся Бенци. – "Мы с ребятами сейчас занимаемся практическим воплощением идей Гиди – как видите, не без успеха… – и Максим подмигнул Гидону, который с некоторой настороженностью поглядывал на друзей Максима. – Гидон, после Турнира я хотел бы тебя свести с ними поближе!" – "Нет проблем! Надеюсь, ребята верные?" – "Других бы я сюда не привёл! – нахмурился Максим и тут же обратился к Доронам, вопросительно и с тревогой уставившимся на него, и весьма заинтригованным Неэманам-старшим: Ну, вы слышите, что делается? А-а-а… ну да… На этот экран, кроме сцены, они ничего не выводят… А мы… – и он кивнул в сторону всё ещё смущённой троицы, -…пробрались в такое место, где все сектора, как на ладони. Чуть не за спиной, считайте – на плечах у кешева! Мы видели: многим понравилось! Правда, Влад? Ну, о далетариях речи нет… Дубоны, естественно, в ярости, ждут команды – ведь без команды они…
Что с них взять – роботы! А команды пока нет!" – "Вот именно: пока…" – мрачно обронил Ноам. Максим, не обратив внимания на реплику, произнесённую тихим встревоженным голосом друга, продолжал, одаряя Бени восторженной улыбкой: "Особенно после того, как фелиофону Тумбеля удались все его мерзопакости с другими коллективами. Он же подавил почти все номера, кроме намеченных ими к победе!
Жаль, мы раньше не встряли… Правда, без шофара программа работает гораздо слабее, мало чего мы смогли бы…" – "Я был бы спокоен, если бы мальчики с миром вернулись сюда… Мне уже и победа не нужна, и весь этот шум… только бы после всего этого они не пострадали…" – с беспокойством проговорил Бенци. Мистер Неэман с удивлением, смешанным с тревогой, воспринятой от Бенци и Ноама, прислушивался к этой беседе, а Ирми наспех растолковывал родителям происходящее.
Впрочем, история с магазином Иммануэля уже чему-то научила мистера Неэмана.
Максим снова натянул свой картуз почти на самые глаза и, нежно погладив Хели по руке, сказал: "Нам пора на наш пост – отслеживать… Неизвестно, что им ещё в голову придёт, особенно после…" – и все трое исчезли, словно растворились в воздухе.
***
Как только раздались первые звуки угава Шмулика, члены Жюри застыли в шоке. Клим Мазикин не мог не отметить, что все четверо и впрямь великолепно владеют своими инструментами. Особенно исполнитель на огромной странной свирели, явный вожак группировки. О самом же инструменте, издающем агрессивные звуки шофара, которому они дали странное название угав, Клим ничего не слышал и не мог себе представить, что такое может существовать. Правильней и логичней было бы эту жуткую свирель назвать мультишофар! Впрочем, надо признать, что исполнение этих мальчишек выше всяких похвал – того и гляди, многие, если не большинство, захотят нажать фиолетовую кнопку! Особенно если вспомнить, как Пительман, обладатель незамутнённого музыкального восприятия, перестарался в первом отделении, исказив и подавив, насколько возможно, исполнение традиционных, стрим-нейтральных (на данном этапе!) ансамблей. А вот в самый нужный момент, во время выступления группы фиолетовых фанатиков, его хвалённое фелио не сработало!.. Клим оглянулся на арценских членов Жюри. Глаза Офелии словно бы превратились в круглые лужицы, брызжущие бурлящей кисло-зеленоватой жижей. Право же, было забавно видеть её свирепый оскал, когда она пожирала глазами Тимми, словно была готова разорвать его на части.
Такой провал! Кто мог ожидать?!
***
Тим, подбираясь поближе к сцене, с тревогой представлял реакцию боссов, сидящих в ложе Жюри. После короткой паузы зазвучали обе гитары и оба угава, один из которых в какой-то момент замолкал, и вместо него звучал мальчишеский звонкий голос, а потом – звуки флейты. Тим снова встрепенулся и вытянул руку с зажатым в ней фелиофоном, в сторону фиолетовых наглецов на сцене. Он поводил едва видимым дымчатым изображением носика Пиноккио, пока не направил его прямо на Шмулика, который, казалось, ни на секунду не отрывал от губ свой угав. "И когда дышать успевает, гадёныш!" – злобно прищурился Тимми. Он прижал фелиофон к груди, стараясь не сбить найденный ориентир, и его толстые пальцы нервно зашныряли по кнопочкам. На этот раз он решил запустить программу barrel (бочка), которая замышлялась как самая убойная и эффективная из всех программ фелиофона.
Неожиданно для него она сработала – слабо, не так, как предполагалось, но сработала!.. Вместо мелодии флейты в сопровождении гитар все вдруг услышали нечто, напоминающее рёв самолёта, идущего на посадку… в ту же бочку. Слева, из сектора элитариев, раздался громкий торжествующий рёв, только что не заглушающий те звуки, в которые технические ухищрения фелиофона превратили исполняемые мелодии. Сначала угасли звуки гитары Рувика, затем флейта Цвики зазвучала тускло и глухо, как будто звук с трудом пробивался через толстый слой рыхлой ваты… а потом и вовсе погряз в чём-то совсем уже рыхлом и непробиваемом. На пике торжества Тима (после жуткого разочарования!) слой рыхлой ваты неожиданно был прорван чистым звуком угава Шмулика (это у партии угава была длинная, на несколько тактов, пауза), и снова зазвучали гитары и флейта. Нахуми запел соло, слегка касаясь пальцами струн гитары. Вся "Цедефошрия" услышала чудесный голос самого маленького участника Турнира. Шмулик вздёрнул удивлённо брови, – он что-то не помнил, что они с Нахуми репетировали его партию голоса! – но уже не отрывал угав от губ и играл без перерыва, стараясь, впрочем, не заглушить пение мальчишки. И плыла, плыла над "Цедефошрией" чарующая мелодия.
***
Рути оцепенела, уставившись на сцену, откуда нёсся звонкий мальчишеский голос, глядя во все глаза на маленького рыжего мальчика, удивительно похожего на брата Арье в детстве. В глазах у неё заблестели слёзы, и она чуть слышно пробормотала:
"Да это же Цвика, мой племянничек, сынок Арье!.. А вон, смотри – Нахуми…
Подумать только! – он тоже поёт! Смотри, Моти: самый маленький с гитарой – тоже мой племяшек, сынок Амихая… Я и не знала, что у него такой чудный голос!" – "Стыдись, что у тебя такая родня!" – прорычал Галь, неожиданно оказавшись с братом за спиной матери. Гай не мог не поддакнуть, возмущённо добавив: "Уши паршивцам оборвать! Погоди: мы их поймаем и займёмся воспитанием! Не посмотрим, что маленькие!" – "Правильно! Учить надо смолоду, чтобы бандитами-антистримерами не выросли!" – зло прорычал Галь.
Ширли не выдержала: "Кто это вам позволит бить маленьких мальчиков? Родителям не позволяют, а вы…" – "Нам – позволено! Мы – дубоны, стражи законности и порядка в Эрании, и не только! Узнаешь, увидишь!" – и они вразвалочку направились в обход сектора, внимательно и с подозрением оглядывая каждый столик и заглядывая в глаза сидящим.
Рути, проводив сыновей влажными испуганными глазами, обернулась к Моти и умоляюще прошептала: "Ну, почему мы не могли бы снова с ними общаться? У меня хорошие братья, у них талантливые дети! А сестричка… О-о-о… Ну, почему, почему? Чего не помириться? Что нам мешает?" Моти указал ей глазами на фланирующих между столиками близнецов и робко пожал плечами. Он нежно приобнял жену и прошептал ей прямо в ухо: "Мы с тобой это потом обсудим, ладно?" Рувик тронул струны и тихо взял первые аккорды, а Цвика сделал шаг вперёд, смущённо улыбнулся и запел: "Я считаю полоски у зебры…", – а потом почти без паузы: "Упорхнув, словно птица из сети…". Рувик подхватил. Свою программу они все вместе завершили исполнением композиции "Колокольчики радости"…
Ширли зачарованно смотрела, как потрясающе держатся ребята на сцене, как изобретательно и зажигательно они обыграли свои номера. Когда зазвучала песня Рувика "Колокольчики радости", у неё на глазах выступили слёзы, и она забыла о том, что стоило бы от родителей, а тем более от братьев, скрыть свои чувства.
Впрочем, тем было совершенно не до неё…
***
Тим сверлил Шмулика и его угав сузившимися бледными глазами, в которых вскипала злоба. Он кипел от ярости, усиленной животным страхом: не без основания боялся он гнева Арпадофеля, которому твёрдо обещал безотказность и безграничные возможности фелио. И надо же – такой провал! Как только он не манипулировал фелиофоном, где только он с ним не устраивался! Но, к его изумлению и разочарованию, замешанному на дикой злобе, ничего сделать не мог. Во все сектора "Цедефошрии" со сцены продолжали литься чистые и красивые звуки флейты, аккомпанемент двух гитар, мальчишеские звонкие голоса и сильный юношеский баритон. И в них… вплетались звуки заклеймённого Офелией источника звуковой агрессии и звукового наркотика, одурманивающего слушателей, но гораздо богаче и мощней. Для Пительмана это, однако, не имело никакого значения. Его главной задачей было сделать всё, чтобы пригасить, исказив до безобразия звучание всех неугодных Жюри ансамблей, и, прежде всего, самых неугодных из них – "Хайханим" и вот этого… как-его-там? – "Типуль Нимрац"! "Ну, и название придумали паршивцы своей бандитской группировке! Этими зубоскалами пора всерьёз заняться – узнать, на что намекают!" Ну, почему ему так не повезло именно с фиолетовыми группами!
Ведь всех – надо, не надо, – ему удалось пригасить и даже, говорят, исказить!
А тут… звуки флейты вместе с этим непонятным угавом ни "в бочку не падали", ни "в зыбучей трясине не увязали". Да ещё и пробивали звуковую атмосферу и для голосов, и для гитары! Проклятый мальчишка, – конечно же, хулиган и антистример! – продолжал злодействовать на чудовищной дудке! И никак не заглушить, не растоптать, не уничтожить!.. А эта серая толпа невежд (кроме, пожалуй, верных элитариев!) застыла в восторге, а кое-кто дошёл до того, что вдруг начал бесноваться и – аплодировать!.. Происходило нечто ужасное, чего ни организаторы Турнира, ни Жюри, ни его верные фанфаризаторы с дубонами не могли предвидеть – а сейчас и не могут прекратить!.. Ни следа намёка на поглощение, или хотя бы искажение звучания проклятой дудки!.. Ещё и фанфарматор, как видно, прозевал и не отключил секторальные экраны, не поиграл должным образом с освещением? Уснул на посту, мерзавец, бездарь!.. (О том, что сам он не сразу начал действовать, как будто что-то его вогнало в паралич, Тим, конечно же, думать не хотел, "и вообще – это никого не касается…")
***
Как только отзвенели "Колокольчики радости", Шмулик и Рувик почувствовали: наступил момент поскорее и как можно незаметнее исчезнуть со сцены и постараться побыстрее вернуться к своим. Раскланиваясь во все стороны и пряча угав, Шмулик приобнял брата и Цвику, крепко ухватившего за руку Нахуми, и прошелестел одними губами: "Смываемся. Отступаем, ныряем в драпировки… Цвика, давай сюда свой угав… Вот так… Будьте готовы смыться со сцены… чтобы к дубонам не угодить.
Поняли?.." Воспользовавшись шквалом аплодисментов, поднявшимся после общего оцепенения, а затем и суматохой, охватившей "Цедефошрию" и выразившейся в начавшейся беспорядочной пляске мигающих огней, все четверо незаметно исчезли со сцены.
На Центропульте царила растерянность, отчего фанфарматоры не сразу сообразили, что лихорадочно мигающие огни только увеличивают суматоху и помогают злоумышленникам смешаться с толпой и скрыться.
Цвика и Нахуми тут же смешались с небольшой толпой непонятно откуда замельтешивших возле лестницы подростков в будничной одежде тусклых нейтральных оттенков, которые повлекли их за собой – к родным и друзьям. Путь обратно возбуждённым и разгорячённым мальчишкам показался гораздо короче. Они на ходу натягивали рубашки нейтрального цвета и из плотной ткани поверх концертных жилеток, заодно перевернув наизнанку фиолетовые кипы, оказавшиеся густо-чёрными.
Им навстречу попался Ронен и повёл их кратчайшей дорогой к сектору, надеясь уже на месте убедить их родных, что мальчики должны как можно скорее покинуть "Цедефошрию".
Он понимал, что ребята хотят к родным, услышать от них слова поощрения или утешения. Никто не заметил, что близнецы Дорон по дороге куда-то исчезли. Но об этом младшим участникам группы думать было некогда – они были и без того слишком возбуждены, а тут ещё столько всего происходило вокруг…
4. Coda-Swing
Дубоны на страже закона В этот момент неожиданно для публики по всему пространству "Цедефошрии" оглушительно и нервно раскатился фанфарический глас невидимого Арпадофеля: "Концертная часть Турнира окончена! Немедленно начинаем подготовку к голосованию!.. – затем, обернувшись, Коба тихо прогундосил: – Пительман! Команду дубонам! Нарушителей запрета задержать! Вывести из участия в голосовании как можно больше фиолетовых!
Потом со всеми разберёмся!" Ему очень хотелось, чтобы у публики отпечаталось в памяти, будто это его природные фанфары справились со звуками зловредного мультишофара. Этому немало способствовала общая суматоха, впопыхах возникшая на Центропульте. Градус ярости и злобы Куби-блинка уже зашкаливал. Это плотно окружившие его шомроши безошибочно определили по цвету его лица, по стремительно меняющим оттенки прожекторам левого глаза, по странно остекленевшему правому глазу, уставившемуся одновременно на всех и ни на кого конкретно. Такого лица Кобы никому, даже ближайшим его сподвижникам, доселе видеть не приходилось. Он несколько раз порывался выскочить на сцену, дабы явить себя всем присутствующим на Турнире, чего ранее делать не собирался, намереваясь как можно дольше оставаться таинственным Главным Фанфарологом. Его вовремя удержали верные шомроши…
Перекатываясь по "Цедефошрии", эхо фанфар Арпадофеля уже начало угасать, когда одновременно из разных концов Юд-Гимеля на всю "Цедефошрию" протрубили шофары.
Тут же взвилась мелодия "Колокольчиков радости", исполняемая кем-то из студийцев на флейте. То грозные, то озорные ткуа и труа перекликались со звуками флейты, раздаваясь то из одного, то из другого уголка фиолетового сектора.
***
Взмыв над "Цедефошрией," стремительная волна ткуа и труа прокатилась из конца в конец, колыхнулась и угасла. Тим, шныряя глазами во все стороны, задёргался: после грозного предупреждения Арпадофеля услышать ещё и шофар – это уже явный перебор! Его толстые пальцы снова лихорадочно забегали по кнопочкам. Но в уши, сводя с ума, лезла наглая россыпь труа!.. Итак, фелиофон в борьбе с угавом позорно провалился. Тим вспомнил, что и раньше его временами мучили опасения касательно влияния шофара на фелио по принципу бумеранга. Так что уж и говорить про мультишофар!.. Теперь Пительман не видел никаких иных способов борьбы с фиолетовой заразой, кроме категорического запрета на шофар, а теперь, на всякий случай – на флейты и свирели любых видов и конструкций. Он виновато глянул сначала на разъярёную Офелию, потом на Мезимотеса, а потом, дрожа от страха, на Арпадофеля.