Шихлы Исмаил. Буйная Кура

   Ей и в голову не могло прийти, что Шамхал похитил ее для себя. Она подумала, что для Таптыга. Вместе с этой мыслью рушились все ее мечты и надежды, взлелеянные в сердце в одинокие бессонные ночи.
   У Таптыга в руках она билась так сильно, что могла навредить сама себе. Одновременно она искала глазами Шамхала, надеясь, что, может быть, он сжалится над ней и придет на помощь.
   Шамхал понял состояние девушки. Он подошел, взял ее за руку и отвел подальше от берега. Таптыг остался около лодки.
   Вместе с мольбой о помощи в лице девушки, в ее глазах был и горький упрек за то, что не понята ее нежная любовь, и за то, что с этой любовью теперь так грубо и жестоко расправляются.
   Но когда она поняла, что Таптыг остался в стороне и что именно Шамхал тянет ее за руку подальше в кусты, чувства ее переменились. Она поняла, что ошибки тут нет, и как будто успокоилась, но ей вдруг стало страшно совсем по другой причине. Ее начала бить крупная дрожь. Да и одежда ее намокла в воде.
   - Буду я твоей жертвой, Шамхал. Упаду к тебе в ноги буду твоей рабыней. Не трогай, не позорь меня!
   Шамхал, может, и не хотел ее трогать тут на острове, он хотел только успокоить ее, а потом они вместе поехали бы к нему домой. Но то ли от страха перед надвигающимся событием, то ли от холода, то ли от всех пережитых волнений Гюльасер начала дрожать еще сильнее и вдруг доверчиво прижалась к Шамхалу, ища покровительства и тепла. Шамхал почувствовал юное, крепкое и робкое тело девушки. Его руки начали бродить по нему, а оно вздрагивало под этими руками и словно отталкивало их. Ласки Шамхала становились все решительнее и смелее, но девушка снова стала вырываться и биться.
   Шамхал, видя, что она понапрасну мучит и себя и его, говорил ей глухим от возбуждения, не похожим на свой голосом:
   - Перестань, дурочка. Ты что, не понимаешь? Ты же делаешь хуже, перестань.
   - Да буду я твоей жертвой, отвези меня лучше домой.
   - Я же не собираюсь бросить, опозорить тебя. Чего ты боишься?
   Краем своей чохи Шамхал кое-как накрыл дрожащую девушку, и она, почувствовав тепло, немного затихла. Они стояли, прижавшись друг к другу, и Шамхал слышал, как колотится и толкает его пониже груди насмерть перепуганное девичье сердце. У него остановилось дыхание. Огненная волна обожгла затуманенный мозг. Он поднял девушку на руки и стал водить сухими горячими губами по ее щекам, по глазам, по всему лицу. Почувствовал, что она вдруг обессилела и обмякла под его ласками. Он бережно, тихо положил Гюльасер на землю.
   - Да умру я у твоих ног. Не надо, не трогай меня. Не хочу здесь, на земле, поедем домой...
   В лодку они сели, когда в небе появилась луна. Гюльасер теперь не старалась вырваться и броситься в воду. Она спокойно сидела, завернувшись в чоху Шамхала. Она радовалась, что удалось убедить парня, что он оказался добрым.
   Гюльасер знала много случаев, когда девушку, выкрав, били, всячески измывались над ней, месяцами прятали, даже ночью не выпускали на улицу вдохнуть свежего воздуха. А Шамхал не сказал ей грубого слова.
   Теперь у Гюльасер было другое беспокойство: поскольку поздний час, пришел ли домой отец, где Черкез? Что они скажут, когда увидят ее? "Наверное, отец обнимет меня и скажет: "Как хорошо, что ты пришла, Гюльасер. Мы так беспокоились за тебя". А может, он толкнет в грудь и не впустит в дом?" Девушку объял страх. В одну минуту она увидела свое действительное положение. Ведь ее держит за руку чужой мужчина. Все жители села наверняка знают о том, что ее крали, и понятно, о чем они думают. Боже, что же делать, какой позор! Кто теперь ей поверит? Кто поручится, что завтра же ей не выкрасят лицо черной краской и, посадив задом наперед на осла, не повезут по селу? Таптыг работал шестом, и лодка с шумом толкнулась в береговые камни, он первым прыгнул на берег. Гюльасер, еще не пришедшая в себя от своих запутанных мыслей, услышала, что Шамхал ее зовет. Таптыг шепотом спросил:
   - Мне тоже идти?
   - Нет, мы пойдем одни.
   - Вдруг в дороге что-нибудь приключится?
   - Ничего не случится, возвращайся.
   Таптыг, оттолкнув лодку, снова заработал шестом и уплыл вниз по течению. Шамхал взял Гюльасер за руку. Девушка снова вздрогнула.
   Чтобы не будоражить в селе собак, они пошли кружной тропинкой, пересекающей луг. Гюльасер шла впереди, Шамхал едва поспевал за ней. Девушка чуть не бежала. Она тенью скользила меж трав, вымахавших по пояс человеку. Не так ли овца, отбившаяся от своего стада, обреченно бежит впереди волка?
   Обойдя мельницу, они подошли к тутовому дереву и остановились. Село молчало, погруженное в ночной мрак. Трещали сверчки. Иногда слышалось шлепанье рыб.
   Шамхал окинул взглядом девушку и спросил:
   - Ну, о чем ты думаешь, куда сейчас ты хочешь идти?
   Гюльасер молчала. Она закусила конец платка и грызла его.
   Шамхал конечно же не думал отпускать ее домой. Это было бы просто невозможно. Ведь если он вернет девушку не тронутой, то завтра не сможет появиться на улице и показаться на глаза односельчанам. Парни будут смеяться над ним, а старики, собирающиеся каждый вечер в кружок, не ответят на его приветствие. "Никчемный, - скажут они. - Какой он мужчина? Попалась ему девушка, как цветок, а он не сумел обнять ее". Выкрасть девушку и отпустить ее, не тронув, считалось позором для парня. Поэтому-то никто и не возвращал в целости и сохранности украденную девушку, пусть даже для этого приходилось уподобляться зверю... Но была у этого дела и вторая сторона. Похищенная на всю жизнь оставалась с выкравшим ее человеком и больше никогда не возвращалась в отцовский дом, хоть очень часто ее жизнь в доме мужа оказывалась сплошным мучением. Шамхал все это хорошо знал и не собирался менять решение. Но он не хотел обижать и Гюльасер. Кроме того, он чувствовал, что девушка неравнодушна к нему. Это придавало ему уверенности в себе, и поэтому он делал вид, что дает ей решать свою судьбу самой.
   - Делай, как знаешь, ты чиста, я не дотрагивался до тебя. Но подумай, кто поверит тебе?
   Увидев, что Гюльасер колеблется, Шамхал не стал больше мучать ее, решительно взял за руку и повел в свое жилище.
   Салатын сидела в доме одна. В тревоге она ждала пропавшего где-то брата. После полуночи, услышав шум на дворе, вышла узнать, что там такое.
   - Это я, - тихо сказал ей Шамхал. - Не шуми. Быстрее зажги лампу и проведи ее внутрь. Бедняжка совсем продрогла. Все платье мокрое.
   Салатын не узнала девушку, которая стояла в тени, да к тому же завернувшись в чоху.
   - Кто она?
   - Гюльасер. Не шуми!
   - Гюльасер? Шамхал, что ты наделал?
   - Не болтай лишнего. Делай то, что я тебе говорю.
   Салатын зажгла лампу. Шамхал подтолкнул вперед Гюльасер и позвал сестру:
   - Если у тебя есть лишнее платье, дай ей, пусть переоденется.
   Они прошли в комнату. Салатын с жалостью посмотрела на посиневшую от холода девушку. У той зуб на зуб не попадал.
   - Послушай, что произошло?
   Гюльасер вспыхнула, как ребенок, и бросилась к Салатын, она обняла ее и заплакала.
   - Да буду я твоей жертвой. Посоветуй, что мне делать?
   - Что советовать? Ведь ты уж пришла.
   - Он не тронул меня. Может, не поздно, может, я могу еще вернуться домой?
   Теперь покраснела Салатын. Ей было и жалко Гюлъасер и стыдно за брата. Все у них не как у людей. Но если бедняжка сейчас вернется домой, это будет для нее в тысячу раз хуже. Подумают, что она уже была с пороком, потому и возвратили после первой же ночи. Ее закидают камеями. Прольется кровь. Вспыхнет вражда, месть. Нет, возвращаться Гюльасер никак нельзя. Что сделано, то сделано - не вернешь.
   Словно опытная и мудрая женщина, Салатын стала утешать Гюльасер, а под конец твердо сказала:
   - Никуда ты теперь не пойдешь. Ты что хочешь, что бы над тобой смеялось все село?
   В то же время Салатын была зла на брата. Не посоветовавшись ни с кем, привел в дом жену. Совсем потерял голову. Хорошо, если у отца после этого не разорвется сердце, но что-то и радовало Салатын. Ее брат женился! Разве этого дня она не ждала столько времени? Разве не она частенько дразнила Шамхала, спрашивая: "Ну, когда приведешь невесту?" Зачем же она злится? Надо радоваться и смеяться, а не хмурить брови. Салатын огорчало то, что брат женился без подобающей пышной свадьбы, а просто выкрал бедную девушку. Салатын мечтала танцевать до упаду на свадьбе брата. Но что же делать? Гюльасер нравилась ей давно. Они виделись редко, но в их отношениях было что-то такое, что заранее сблизило их.
   - Ну хорошо, хватит реветь. Не к чужим же пришла.
   - Ведь я не хотела так... Это он...
   - Кто знает, может, это и к лучшему.
   - Я не виновата, не ругай меня.
   Салатын вдруг словно очнулась. Спохватившись, она обняла и поцеловала Гюльасер.
   - Ну, что ты! Добро пожаловать! Пусть будет счастливым твой приход. Пусть аллах вместе состарит вас. И еще, не притворяйся, пожалуйста, ведь я знаю, ты давно мечтала об этом. О чем же плакать?
   Салатын как будто подменили. Куда делась недовольная, сердитая и холодная Салатын? Перед Гюльасер стояла прежняя ее веселая, бойкая, с задорными глазами подружка. Она быстро открыла сундук и достала сухое платье.
   - Господи, как ты вся дрожишь! Совсем посинела, возьми и сейчас же переоденься. Еще простудишься да заболеешь, вот будет позор Шамхалу, скажут, застудил девушку, вместо того чтобы согреть.
   Эта легкость и веселость подействовали на Гюльасер. Она тоже улыбнулась и повеселела. Кое-как стащила мокрую кофточку. Оказывается, рубашка тоже намокла. Сквозь прилипшую ткань живо и выпукло прорисовывалось крепкое тело: округлые плечи, молочно-белая грудь с темными пятнами сосков. Гюльасер, почувствовав на себе пристальный изучающий взгляд Салатын, застыдилась и загородилась скомканным платьем.
   - Прошу тебя, отвернись, я сменю рубашку.
   Подруги не раз, конечно, видели друг дружку совсем без одежды. Вместе росли с самого детства, вместе купались в Куре. Раздевались, не стесняясь, а иногда, разбаловавшись, шутя топили друг дружку, хватаясь за плечи, за грудь.
   Но сейчас Салатын увидела свою подругу глазами брата Шамхала, и непонятное волнение охватило ее.
   - Хорошо, раздевайся, я отвернусь. - Она отошла к нише и начала разбирать постель.
   Послышались шаги Шамхала. Салатын бросилась к двери и загородила ему дорогу.
   - Подожди. Пусть она переоденется. Успеешь еще.
   Отогнав брата, Салатын постелила на тахте постель на двоих, положила рядышком две подушки. Потом поцеловала Гюльасер и хотела уйти.
   - Не уходи, я боюсь.
   Салатын рассмеялась, еще раз поцеловала девушку и вышла из комнаты.
   Когда появился Шамхал, Гюльасер так растерялась, что забыла все, чему ее учили в свое время женщины. Например, она не наступила Шамхалу на ногу и тем самым навсегда упустила возможность главенствовать в доме.
   Шамхал, видя, что Гюльасер забилась в угол комнаты и стоит там дрожа, спокойно, уже по-хозяйски распорядился:
   - Раздевайся и ложись. Чего дрожишь?
   Она не помнила, как юркнула под одеяло и оказалась рядом с чужим, горячим и беспощадным телом.
   10
   Салатын провела беспокойную ночь. Только под утро она забылась сном. Но тут уж загорланили петухи, шумно полетели с насеста куры, замычали коровы. Салатын слышала все это сквозь сон, но проснуться и встать не могла. Пожалуй, это было первое утро, которое она проспала. Свет, упавший сквозь щели на лицо и глаза, и то не мог разбудить ее.
   Шамхал тоже впервые видел сестру спящей, когда все уже встали. Он, проходя мимо, долго глядел на нее и понял, что она очень устала после всех событий в доме. Она и спала-то, не сняв платья. Однако надо было сестру будить.
   - Вставай, приготовь что-нибудь поесть.
   Салатын открыла глаза, но, как видно, не понимала спросонья, где находится, и недоуменно глядела на Шамхала. Потом ее глаза затуманились, сузились, она хотела снова заснуть. Она даже повернулась на бок, но, опомнившись, откинула одеяло и вскочила на ноги. Оправила подол смятого платья, рукой отвела назад упавшие на лицо волосы.
   - И к ней спустись, - распорядился Шамхал.
   Салатын только сейчас все вспомнила и поэтому сразу же поняла многозначительный тон брата. Лишь теперь она увидела, что Шамхал держит в руке ружье.
   - Ты скоро вернешься?
   - Немного поброжу.
   Шамхал бодро перекинул винтовку за плечо и вышел на улицу. Салатын смотрела вслед брату, и ей было странно, что за одну ночь он так изменился. Его плечи как будто стали шире, рост выше, походка тяжелее, движения медленней. До вчерашнего дня он был быстрый и угловатый, как мальчишка, а теперь стал солидным и спокойным, как аксакал.
   Эта перемена, скорее почувствованная, чем увиденная в брате, и обрадовала и опечалила Салатын. "Совсем мужчиной сделался наш Шамхал. Прощайся с детством, прощайся с юностью, прощайся с беззаботностью. Скоро и твоя очередь, Салатын".
   Девушка взяла из костра тлеющую головешку и развела огонь. Поставила кастрюлю, развела самовар, подмела двор. Она все оттягивала ту минуту, когда нужно будет войти в комнату Гюльасер и поглядеть ей в глаза. Несколько раз она подходила на цыпочках к двери, но каждый раз сердце ее начинало биться, и она возвращалась назад. До вчерашнего дня они были подруги, вместе гуляли, а теперь незримая черта разделила их. Теперь между ними большая разница. И вот Салатын не знала, как войти первый раз в комнату бывшей подруги, какие слова ей сказать.
   Гюльасер тоже затаилась в своей комнате, даже не шевелилась там. Может быть, и ей стыдно выйти на свет божий, на утреннее солнце, на глаза Салатын и вообще всех людей. Солнце между тем поднималось все выше. Салатын два раза разогревала и кастрюлю с едой и чай, а Шамхал все не шел и Гюльасер не выходила из своей комнаты. Вдруг на дворе появилась тетя, сестра Джахандар-аги Шахнияр.
   - Как ты здесь оказалась, тетя? - с недовольным удивлением воскликнула Салатын.
   - Все разбежались кто куда. Должен же вас кто-нибудь собирать.
   Шахнияр обняла и поцеловала племянницу в виски и в лоб. Потом она деловито заглянула в кастрюлю, в чашки, посмотрела на тахту, во все углы, остановилась перед закрытой дверью.
   - Почему же до сих пор дрыхнут хозяева этой жалкой лачуги? Скоро полдень. Разве можно так долго спать?
   - Ты о ком, тетя? - с невинным видом спросила Салатын.
   - Как это о ком? О женихе и невесте.
   - Ты... знаешь? Откуда?
   - Земля слухами полнится.
   Салатын обмерла. Она не думала, что это событие так скоро будет известно всем. Ей показалось, что сейчас, вслед за тетей, сюда придут все жители села и будут смеяться. Болыпе всех девушка боялась отца. Салатын знала, что отец страшно рассердится на сына за эту женитьбу. Но тут же мелькнула мысль: "Может, тетя берет на пушку и только прикидывается доброй, а когда узнает обо всем, поднимет скандал?" Шахнияр заметила, что девушка чего-то боится.
   - Э-э, что с тобой? Почему ты так побелела?
   - Да стану я твоей жертвой. Знает ли об этом отец?
   - Ну и что, если знает?
   - Вспыхнет ссора, прольется кровь.
   - Ничего не случится. И потом никто ничего не знает, кроме меня.
   - А тебе кто сказал?
   - Таптыг.
   - Он проговорится еще кому-нибудь?
   - Не проговорится, я его предупредила.
   - Чем только все это кончится!
   - Не думай о плохом. Иди, разбуди молодых, хватит им спать.
   - Брата нету.
   - А куда он ушел?
   - На берег Куры.
   - Ах, вот как?... Тогда чего же мы здесь стоим, пойдем к ней.
   - Жалко. Пускай поспит.
   - С чего это ей так долго спать?
   Шахнияр засмеялась. Она вообще любила посмеяться. На ее щеках в это время выступали красные пятна, а маленький подбородок совсем утонул во втором, благоприобретенном. Яркие губы, растягиваясь, выгибались уголками кверху, обнажая ровные, белые зубы. Золотая цепочка на шее с мелкими золотыми монетками начинала звенеть, складки атласного платья, вышитого блестками, начинали колыхаться, потому что колыхалось все ее пышное, дородное тело.
   - Нехорошо нам самим заходить, подождем Шамхала.
   - Э, кто такой Шамхал! - Новый приступ смеха заколыхал тетю. Она подмигнула Салатын. - Пока его нет, пойдем поглядим, что он там натворил.
   Оказывается, Гюльасер давно сложила и убрала постель и теперь сидела на краешке тахты. Она съежилась под взглядами вошедших и, кажется, была бы рада превратиться ну хоть в маленькую ящерицу, чтобы юркнуть куда-нибудь в щель.
   Шахнияр критически оглядела комнату. Тщательно выметенный пол, постель, аккуратно сложенную в нише, ковер, разостланный на полу, коврики, развешанные по стенам. Ей понравилось, что невестка, встав пораньше, прибрала комнату. Она закрыла за собой дверь и пошла вперед.
   Гюльасер не знала, что и делать. Может, сидеть, как и сидела, сжавшись в комок, может, подняться и упасть в ноги Шахнияр? Что сейчас скажет ей эта женщина? Может, схватит ее за косы и выбросит во двор? А может, обнимет и поцелует?
   Пока Гюльасер раздумывала, не зная, на что решиться, Шахнияр подступила к ней. Положив руки на бедра, она посмотрела сверху вниз на совсем съежившуюся девушку и жалостливым голосом возгласила:
   - А ну вставай, погляжу на тебя! За какие такие прелести полюбил тебя сын моего брата?
   Гюльасер спустила ноги с тахты и встала. Она не знала, что нужно отвечать на такой вопрос, и потому молчала, опустив голову. Она ожидала каких-нибудь тяжелых, оскорбительных слов. Шахнияр между тем разглядывала ее со всех сторон, удовлетворенно чмокая. - Хм, неплоха. А ну повернись вот так... Красивая девчонка, честное слово, я говорю правду. Оказывается, наш дурень со вкусом. Что отводишь глаза? А ну посмотри на меня, не стесняйся. Разве это не случается с каждой из нас? Эх, дуреха, ничего ты не понимаешь. Быть бы мне снова девушкой и выйти замуж!..
   - Тетушка, перестань! - вступилась Салатын.
   - А что случилось? Что я сказала? Разве плохо выходить замуж? Ей-богу, все мы хотим. Если ты встретишь парня с закрученными усами, разве ты не согласишься выйти за него замуж? Ну, что смеешься? Кажется, тебе это понравилось?
   - Ради бога, не стыди нас.
   - Ничего, вас не застыдишь! - Она снова повернулась к Гюльасер. - Ты не слушай ее, доченька, юность прекрасна. В особенности если у тебя красивый муж. По ночам, когда, обнявшись, лежишь в постели, водой и то невозможно разъединить. Хочется съесть его, как свежий мед. Но что поделаешь, мне не посчастливилось... Да пойди ты к свету, пожалуйста... Я хочу посмотреть на твое лицо. Ишь ты, как почернело у нее под глазами. Наверное, этот шайтан измучил тебя за ночь, не так ли? Пусть только вернется, уж задам ему!
   - Тетушка, перестань, не стыди ее.
   - О чем ты говоришь? Какой стыд? Тот, кто сумел выйти замуж, уже не стесняется.
   Шахнияр, вздохнув, присела на тахту. Притянула к себе Гюльасер.
   - Что ты молчишь и хмуришься, разве ты вышла за плохого парня?
   - Ей-богу, откуда мне знать?
   - Не вздыхай, доченька, каждая девушка рано или поздно должна оказаться в руках парня. Ты хорошо сделала.
   - Если бы все думали так, как вы!
   - Ну и пусть их... Да перейдут все мои горести в их сердца! Лишь бы муж любил, об остальном не беспокойся. И не изводи себя, ты девушка сдобная. Шамхал от тебя не отстанет. Но и ты должна уметь держать мужчину в руках. Всякий мужчина похож на кошку. Если погладить его, приласкать, то все в порядке. Не дай бог идти наперекор ему, слышишь? Можно и пококетничать с ним. Разве он сможет устоять перед кокетством такой красавицы!
   - Тетушка, прошу вас, не заставляйте меня краснеть.
   - Зачем краснеть, доченька, я говорю правду. Если мужчина не разбирается в женском кокетстве, то он напоминает осла. Вот, послушай-ка.
   Она взяла в руки косу, которая сползла с ее плеча на грудь, изобразила из косы саз и стала кружиться по комнате, подражая ашугу. Тихим, но приятным голосом она запела.
   Кончив петь, Шахнияр захохотала. Все еще кружась, она подошла к тахте, села. Тяжесть, давившая на сердце Гюльасер, исчезла. Салатын тоже смеялась.
   - Ты, оказывается, совсем ашуг, тетушка. Как хорошо ты поешь.
   - Я веселюсь с горя, доченька. А люди за это считают меня легкомысленной.
   - Слава аллаху, чем ты хуже других, тетушка? Ты богата, ни в чем не нуждаешься.
   - Эх, доченька, на что мне богатство! Будь у меня муж с лихо закрученными усами, не надо бы мне никакого имущества.
   - Кто тебе мешает выйти замуж?
   - Ты думаешь, с каждым, кто носит папаху, можно положить голову на одну подушку? Да перейдут мои горести в их сердца, большинство из них не достойны считаться мужем. Мужчина должен быть сильным и страстным как сокол. А зачем тебе смирный вол, который сидит около тебя целый день, словно наседка.
   - Тетушка, только не сердись, я давно все хотела спросить у тебя. Ты сама выбирала покойного дядю
   Абила?
   - Нет, доченька, - сказала женщина, глубоко вздохнув. - Парень, которого я любила, боялся моего отца. Он, как у нас говорят, не мог показаться ему на глаза даже краешком своей папахи. Насильно выдали меня за Абила. Покойник был неплохой человек, кое-как жили. Но аллах и его посчитал для меня излишней драгоценностью и отправил его в черную землю. Теперь осталась я одна под черным потолком. Сама не знаю, вдовой мне себя считать или невестой.
   Салатын почувствовала, что тетка сейчас расплачется. Чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, она обняла Шахнияр.
   - Полно, тетушка, ты еще не старая.
   - Так-то так, но время проходит. Пока можете, веселитесь, чтобы потом не жалеть.
   Вытерев слезы, Шахнияр постаралась улыбнуться.
   - Хватит, заговорили меня, заставили прослезиться. Я пришла сюда не за этим, а для важного дела.
   Она скользнула взглядом по постели, аккуратно сложенной в нише. Затем осторожно тронула Гюльасер.
   - Покажи, чиста ли ты досталась Шамхалу.
   - Тетушка!.. - вспыхнула Салатын.
   - Ты занимайся своим делом, а я буду своим. Ну, что стоишь?
   Гюльасер готова была провалиться сквозь землю, но, чтобы не вызвать подозрений, тоже покосилась в сторону сложенной постели.
   Салатын не выдержала и пошла вон из комнаты. Она остановилась в дверях. Шахнияр быстро и ловко стала копаться в постели, нашла там простыню и вдруг, словно резвый пятилетний ребенок, выскочила на середину комнаты с радостно поднятыми вверх руками и пустилась в пляс. Гюльасер закрыла было лицо руками. Но торжествующая Шахнияр схватила ее за руку, вывела на светлое место, оглядела ее всю еще раз и начала шумно чмокать в обе щеки.
   - Да будет светлым твое лицо. Отдам тебе в жертву всю свою жизнь. Оглядывая Гюльасер, она словно впервые увидела ее босые ноги, ее старенькое застиранное платье. Она сняла с пальца кольцо с яхонтом, потом с полной белой руки стянула браслет.
   - Это твое обручальное кольцо, бери. А это подарок от меня, бери и его. Чего у тебя еще не хватает?
   Салатын решила заступиться и защитить достоинство бедной девушки. Кроме того, она подумала, что Шамхал заругает свою молодую жену за эти подарки.
   - Тетушка, у нее все есть. Зачем ей еще одно кольцо и еще один браслет?
   - Тогда почему она в таком виде? Где ее белое свадебное платье? Ну-ка открывайте сундук, покажите мне!
   Салатын подняла крышку сундука, где лежали ее собственные платья. Тетушка решительно отстранила ее. Вытащив одно из шелковых платьев племянницы, она бросила его Гюльасер и приказала:
   - Надевай, оно подойдет, вы обе одного роста.
   - Мне ничего не нужно.
   - Бери, бери, - вмешалась и Салатын. - Мое или твое, какая разница?
   Шахнияр сама раздела Гюльасер. Надела на нее новое платье, туфли. Не забыла и кольцо с браслетом. Она сняла с себя также серебряный с позолотой широкий пояс.
   - Возьми, погляжу, к лицу ли? Вот так. Теперь ты стала писаной красавицей. А ну подожди, подожди. Вот возьми еще эти золотые мониста. Тут три ряда. Покойный привез их из Тифлиса, купил у какого-то лезгина-ювелира. Особенно хорошо они выглядят на черном бархате. Повяжешь под келагаем. О, ты раскрылась, словно роза. У тебя нет дырочек в ушах? Почему? Уж в ушах-то можно было проделать дырочку и до замужества. Может, ты хочешь ходить без сережек? Я не позволю. Я сама все исправлю. Сейчас же сделаю дырочки в ушах и повешу серьги. Салатын, помоги-ка мне, принеси иголку, нитку и немного золы.
   - Тетушка, перестань ты, ради бога.
   - Я ведь сказала тебе, не путайся под ногами.
   Не обращая внимания на протесты Гюльасер, она продела нитку сквозь игольное ушко. Сделала дырочки в ушах невестки, потерла золой, остановила кровь. Тотчас сняв с себя серьги, она продела их в мочки ушей Гюльасер.
   - Не больно?
   Невестка морщилась, но старалась улыбаться.
   - Салатын, принеси немного сурьмы.
   - Откуда мне ее взять?
   - У тебя нет? Ничего, найдется у меня.
   - Тетушка, ради бога, не разукрашивай ты девушку.
   - Ты ничего не понимаешь. Отойди в сторону. Вот так. Теперь ты стала насурмленной девушкой, идущей с родника. Пах-пах... Пусть теперь мой племянник удержится на ногах. Пусть не задрожат у него колени.
   Гюльасер даже вспотела в новых платьях и драгоценностях. А Шахнияр все кружится вокруг нее, щелкает пальцами, поет, смеется.
   - Ей-богу, трудно разобраться в тебе, тетушка.
   - Зачем тебе разбираться, лучше принеси чаю да хлеба... Куда же запропастился наш жених?
   - Я здесь, тетушка.
   - Ой! Стану я жертвой твоей стати, ты пришел? Чего же ты молчишь? Стоишь на пороге и подслушиваешь нас?
   Шахнияр распахнула руки, обняла Шамхала и, словно ребенок, повисла на шее племянника. Салатын взяла из рук Шамхала подстреленных куропаток и ружье. Гюльасер поднялась. Шахнияр показала племяннику наряженную невесту.