Страница:
– Ищем философский камень? – вежливо полюбопытствовал Аполлон Кравчинский. – Не могу ли я чем-нибудь вам помочь, ваше сиятельство?
Глинский наконец-то соизволил взглянуть на вошедших, в глазах его сначала мелькнуло недовольство, а потом заинтересованность:
– Вы ведь, кажется, алхимик, Калиостро?
– В Тайной канцелярии я бы это, разумеется, отрицал, но здесь, в кабинете коллеги, я говорю твердое «да».
– Вы должны это увидеть, Друбич, и передать ей. – Глаза Глинского лихорадочно блеснули. – Мне она не поверила. Но я его видел, господа. И даже заключил с ним договор. Теперь я обрел бессмертие.
– Поздравляю, ваше сиятельство, – прицокнул языком Калиостро, – прежде сие мало кому удавалось. А вы уверены, что посвящение в бессмертные состоялось?
– Я выпил целую чашу яда, от одной капли которого сдохли две мои собаки, и, как видите, жив и здоров.
– Давно выпили? – насторожился Калиостро.
– Еще вчера, – отмахнулся от его вопроса Глинский. – Но даже не это главное – я видел Его!
– Кого? – не понял Ярослав.
– Оракула. Бога Йо. Или дьявола с этим же именем. Мы заключили договор.
– В письменной форме? – уточнил Кравчинский. – Вы скрепили его собственной кровью?
– Да.—Глинский гордо вскинул голову.—И за себя, и за всех своих потомков.
Конечно, граф лишился рассудка, но Ярослав ему верил. Перед ним сейчас стоял человек восемнадцатого века, случайно наткнувшийся на неизведанное и давший этому неизведанному единственно возможное для того времени объяснение. Откуда тогдашнему графу Глинскому было знать, что могущество его бога не выходит за пределы пятидесяти километров. Скорее всего не догадывался об этом и поручик Друбич, у которого, однако, хватило ума оценить опасность, исходящую от графа, заключившего сделку с дьяволом. Именно поэтому он его и убил. Но ведь договор остался в памяти компьютера! Так же как и анализ крови Глинского. И все потомки этого человека становились легкой добычей инопланетного искусственного разума. Именно эти люди на протяжении двух столетий играли в странной интермедии роль графа Глинского. Именно они и стали теми призраками, о ком так любит судачить местное население. Между прочим, отец Ходулина погиб в этих местах. Приехал к родственникам в деревню, пошел купаться на речку и не вернулся. И хотя тела его не нашли, все решили, что он утонул. Надо полагать, что это было не первое странное исчезновение человека в селе Горелово. За две с лишним сотни лет здесь происходило много событий странных и удивительных, начало чему положил безумный граф-алхимик.
– Если вы не побоитесь, господа, то я попробую вызвать Йо прямо в вашем присутствии.
– Семь бед – один ответ, – махнул рукой отчаянный Калиостро. – Действуйте, ваше сиятельство.
Ни в какого Йо, бог он там или дьявол, детектив и поэт, естественно, не верили, что, однако, не мешало им наблюдать за действиями безумного графа с большим интересом. А Глинский, судя по всему, знал, что творил. Во всяком случае, движения его были вполне осмысленными, хотя и абсурдными на взгляд рационально мыслящих представителей двадцать первого века. Количество разнообразных жидкостей, которые граф использовал для своего опыта, не поддается описанию. Судя по всему, технология вызывания дьявола не была еще отработана до мелочей, и Глинскому приходилось импровизировать на ходу. Каббалистические заклинания, произносимые алхимиком практически беспрестанно, мало помогали делу. Зато от вонючего дыма у Ярослава запершило в горле. Чего Доброго, этот психопат отравит своих гостей какими-нибудь ядовитыми испарениями. Кузнецов уже подумывал о том, чтобы остановить безумство графа, но в этот момент как раз и произошло чудо. Сначала из колбы вырвался огромный клуб дыма, а потом из этого дыма проступило лицо. Лицо пусть и человеческое, но неземное. Кравчинский невольно вскрикнул. Ярослав вскочил на ноги и схватился за рукоять висевшей у пояса шпаги. Самым жутким было то, что бог Йо не просто смотрел на потревоживших его людей – он их видел и, похоже, готов был к общению. Огромные совиные глаза впились в Ярослава с явным намерением подчинить его своей воле. В клубах дыма угадывалось и довольно мощное тело, возможно даже и превосходящее по своим параметрам человеческое, хотя и ничем на первый взгляд от него не отличающееся. Попривыкнув к виду невесть откуда возникшего существа, детектив пришел к выводу, что сходства между землянами и инопланетянином больше, чем различий. Поражал в облике оракула разве что изогнутый нос, явно превосходящий размерами самые солидные земные аналоги. Конечно, человека восемнадцатого века появление в помещении подобного существа в буквальном смысле ниоткуда должно было шокировать, а то и попросту свести с ума, но детектив с поэтом, привыкшие с пеленок к телевизионным картинкам, перенесли визит Йо без всяких негативных для себя последствий.
– Что вам нужно от меня, смертные? – произнес Йо голосом глухим, как отдаленные раскаты грома.
– Власти, – твердо сказал Глинский. – И бессмертия.
– Пардон, господа, – встрял в разговор божества и его адепта Кравчинский, – я на бессмертие не претендую. Власть мне тоже не нужна. Разве что – поэтическое вдохновение.
Бог Йо претензией Аполлона был явно поставлен в тупик. Кузнецов готов был поклясться, что этот странный инопланетный тип не понял, о чем попросил его Кравчинский. Что для бога, безусловно, странно. Непонимание привело к каким-то техническим или астральным неполадкам. Изображение бога стало блекнуть, пока вообще не исчезло вместе с дымом.
– Вы видели, господа! – сверкнул безумными глазами Глинский. – Это ведь не было галлюцинацией?
– На этот счет можете быть совершенно уверены, граф, – охотно подтвердил Калиостро. – Поздравляю вас с блестящим техническим достижением, коллега. Вы установили связь то ли с древнейшей цивилизацией, то ли с жителями других планет.
– Вы хотите сказать, что это не бог? – удивленно вскинул брови алхимик.
– И даже не дьявол, – скорчил скорбную мину Аполлон. —Вынужден вас разочаровать, коллега, мы наблюдали явление, которое нельзя отнести ни к астральному ряду, ни к мистическому. Скорее всего, это техномагия. В Париже мне как-то довелось присутствовать пару-тройку раз при подобного рода опытах, но вынужден признать, граф, что вы продвинулись в своих научных поисках гораздо дальше тамошних ученых. Полученное вами изображение поражает своей четкостью.
Граф Глинский был явно сбит с толку. Вдохновение на его лице сменилось недоумением. Вряд ли он что-нибудь понял из объяснений заезжего кудесника, но его не могла ни удивить реакция гостей на появление сверхъестественного существа. Сам граф, надо полагать, был потрясен до глубины души встречей с оракулом и ждал подобной же реакции от господ Друбича и Калиостро. Но вышеназванные субъекты вели себя На удивление индифферентно, чем не на шутку огорчили пытавшегося их поразить хозяина. Ярославу оставалось только пожалеть, что в восемнадцатом веке Рядом с тогдашним графом Глинским не нашлось трезвомыслящего человека. Скорее всего, именно после подобной встречи с оракулом между Друбичем и Глинским произошла ссора, закончившаяся смертью новоявленного «бессмертного».
Нынешняя ситуация коренным образом отличалась от той, которая имела место быть в веке восемнадцатом. У Ярослава не было ни малейшего желания хвататься за шпагу и убивать несчастного графа, свихнувшегося на связях с инопланетянами, даже если бы его смерть явилась освобождением и возвращением к нормальной жизни Николая Ходулина. Кроме всего прочего, у детектива не было полной уверенности, что возвращение состоится. Зато он твердо знал, что, если не отключить чертов компьютер, то чудеса в Горелове будут продолжаться с возможными фатальными последствиями для его жителей и случайно попадающими в зону аномального воздействия проезжими.
Из тягостных раздумий Кузнецова вывел шум. раздавшийся за окнами дворца. Как вскоре выяснилось, это был все тот же неуемный следователь прокуратуры, которому так и не удалось вырваться из зоны отчуждения то ли по злой воле оракула, то ли по причине ливня, сделавшего непроходимыми окрестные дороги.
– Кто это? – удивленно спросил Глинский у Калиостро.
– Какой-то странный тип из Тайной розыскных дел канцелярии, прибывший расследовать убийство императора.
– А кому это нужно? – нахмурился граф.
– Возможно, ее величество желает наказать виновных в убийстве собственного мужа.
– Вот как, – процедил граф, догадавшийся, похоже, как опасно быть посвященным в тайны властвующих особ.
– С господином Рябушкиным, ваше сиятельство, нам лучше поговорить в холле, – мягко заметил Калиостро. – Этому крючкотвору и службисту никогда не понять устремлений просвещенного ума.
Видимо, Глинский тоже придерживался невысокого мнения о чиновниках Тайной канцелярии и именно поэтому тщательно запер дверь в свою алхимическую лабораторию. Рябушкин, раздраженный не на шутку неудачей, уже прохаживался по залу, заложив руки за спину и бросая злобные взгляды в сторону холопов, не пустивших следователя прокуратуры дальше порога. Милиционеры, которым, похоже, надоело мотаться по таинственным дворцам, на этот раз остались в машине.
– Анатолий Сергеевич, дорогой, рад вас видеть здоровым и невредимым, – расплылся в широкой улыбке Калиостро. – Какими судьбами вас сюда занесло?
– Бросьте издеваться, Кравчинский, – возмутился Рябушкин. – Мы не смогли вырваться из этого чертова места.
– А я вас предупреждал, Анатолий Сергеевич, оракул вас не выпустит. Кстати, возможно, вам будет интересно… Мы только что имели возможность перекинуться с ним парой-тройкой слов. Очень импозантный мужчина инопланетной наружности.
Разумеется, Рябушкин расценил слова Аполлона как очередную издевку подозрительного типа над озабоченным серьезными проблемами слугой закона. Но впадать по этому поводу в ярость Анатолий Сергеевич не стал. Наоборот, он вернулся на мраморное крыльцо и, судя по всему, отдал милиционерам команду прорываться из окружения без него.
– Я одного не могу понять, почему у них до сих пор не закончился бензин? – задумчиво проговорил Кравчинский.
– Мы дозаправились в селе, – пояснил вернувшийся во дворец Рябушкин.
– Хорошо хоть здесь обошлось без потусторонних сил,—вздохнул Аполлон.—Да вы проходите, господин следователь, не стесняйтесь. Граф Глинский любезно согласился ответить на все ваши вопросы.
Рябушкин смотрел на призрака с видимым интересом. Что, в общем-то, было понятно. По имеющейся у следователя прокуратуры информации этот человек был колдуном. Согласно показаниям свидетеля лакея Семена, именно Глинский воскресил и императора, и его телохранителей, и его убийц, и даже младшего сержанта милиции Синцова. Наверняка с подобного рода субъектами следователю прокуратуры ранее сталкиваться не приходилось.
– Светает, – задумчиво глянул в окно Аполлон Кравчинский, – по-моему, самое время для завтрака. Вы не находите, ваше сиятельство?
Глинский хоть и находился во взвинченном состоянии, намек гостя тем не менее понял и махнул рукой в сторону своих холопов. Этого оказалось достаточно, чтобы во дворце поднялась суета, чрезвычайно заинтересовавшая Рябушкина, который задавать вопросы пребывающим в глубокой задумчивости людям не спешил, зато терроризировал ими Аполлона Кравчинского.
– Откуда взялись здесь эти люди? Это что, провал во времени?
– Люди наши, – вздохнул Кравчинский. – Просто им в восемнадцатом веке комфортнее, чем в двадцать первом, и оракул предоставил им эту возможность.
– А вы действительно его видели, этого оракула?
– Вот как вас сейчас. Граф Глинский считает, что это либо бог, либо дьявол, тогда как мы с Друбичем полагаем, что имеем дело с обычными существами, но рожденными вне Земли. А что об этом думают в Тайной розыскных дел канцелярии?
– В какой еще канцелярии?! – изумился Рябушкин, но его вопрос так и повис в воздухе, ибо как раз в эту минуту лакей пригласил высокочтимых господ к столу.
Впрочем, Ярослав к столу попал далеко не сразу, а был подхвачен под руку расторопной служанкой и доставлен в спальню пребывающей в расстроенных чувствах Катюши. Вид у девушки был более чем соблазнительный, но, к сожалению, в эту минуту она не была расположена к проявлению чувств. То есть чувства имелись, но не совсем те, о которых думал в эту минуту Кузнецов. Катюша была напугана минувшими событиями. Сегодня ночью она успела перемолвиться несколькими словами с посетившей Глинских инкогнито императрицей, которая не скрыла от фрейлины своей озабоченности по поводу ее брата.
– Николая отлучат от церкви, – с ужасом проговорила Катюша. – Это будет совершенно чудовищный скандал, способный помешать нашей свадьбе. Как вы думаете, Ярослав, он действительно спутался с дьяволом?
– Чушь! – возмутился новоявленный полковник Друбич. – Я пригласил эксперта, в два счета доказавшего, что речь идет всего лишь о научных опытах. В Париже ими занимаются все мало-мальски просвещенные люди. Ночной зефир, как известно, струит эфир. Хотя, возможно, и наоборот. Но, так или иначе, эфир несет в себе информацию, которую граф Глинский делает доступной для окружающих.
– Я ничего не поняла, Ярослав, – испуганно захлопала глазами Катюша, – но я ужасно боюсь, что все для нас закончится плохо. Не надо было посвящать государыню в наши семейные тайны. Зачем сюда приехал этот человек из Тайной канцелярии?
– Он расследует убийство императора.
– Но ведь императора убили в Санкт-Петербурге?
– Императора убили в соседнем дворце, Катюша. И сделал это не кто иной, как Ванька Каин. В любом случае никто не собирается обвинять в этом Николая Глинского.
– А тебя, Ярослав?
– Меня тем более, – усмехнулся детектив. – Какой может быть спрос с полковника лейб-гвардии ее величества.
– Пойдут сплетни, – озабоченно проговорила Катюша.
– Это уж как водится, – подтвердил Ярослав, обнимая девушку за плечи.
Когда Кузнецов присоединился к пирующим после затянувшегося разговора с Катюшей, за столом царило оживление. Причиной тому, скорее всего, стало графское вино, пришедшееся, похоже, по вкусу следователю прокуратуры. Кравчинский от Рябушкина не отставал. То же самое можно было сказать о графе Глинском, с помощью спиртного лечившему себя от душевной травмы, полученной при встрече с оракулом.
Словом, все трое были изрядно пьяны, хотя и бодро шевелили языками.
– Ты мне объясни, твое сиятельство, – наседал на Глинского вполне, похоже, освоившийся в восемнадцатом веке Рябушкин, – как можно вот так просто взять и оживить самых натуральных покойников.
– Наука, брат, делает и не такие чудеса, – попробовал заступиться за собутыльника Калиостро.
– Нет, ты погоди, – стоял на своем следователь. – Что я, по-твоему, никогда с покойниками дела не имел? Это уже не наука, гражданин Калиостро, это алхимия, астрология и прочая мистика. Вы мне скажите, зачем их вообще надо было оживлять? Ну, убили и убили.
– Подпись нужна была, – не выдержав давления прокуратуры, раскололся граф. – На завещании.
– А завещание это было в пользу Светланы Алексеевны Хлестовой?
– Завещание было в пользу императрицы, – рассердился Глинский. – Вы будете его оспаривать, господин хороший?
– Никак нет, – покачал отрицательно головой Рябушкин.—А вот завещание в пользу Хлестовой я, с вашего позволения, оспорю в суде.
Глинский в ответ на это заявление сотрудника прокуратуры только плечами пожал. Судя по всему, ему До какой-то там Светланы Алексеевны не было никакого дела. Человек, можно сказать, решал глобальные вопросы, где речь шла о власти над миром, никак не меньше.
– Запросы у вас, батенька, – покачал головой Рябушкин, – Прямо Наполеон какой-то! Так вы считаете, что оракул способен вам помочь в ваших благородных начинаниях?
Надо отдать должное господину Рябушкину – потребляя без меры графское вино, он не забывал и о служебном долге, мимоходом выпытывая у пьяного графа все новые подробности минувшего громкого дела. Глинский же был откровенен не столько даже по случаю подпития, а просто из презрения к малым сим, свойственного всем уважающим себя аристократам. И уж конечно не какому-то там чинуше из Тайной канцелярии решать судьбу опального графа. Ее решит только императрица, а возможно, и еще кое-кто.
– Вы имеете в виду оракула? – насторожился Рябушкин.
– Бог он, дьявол или иных удаленных планет житель, но я заставлю его выполнить подписанный кровью договор, – с угрозой отозвался Глинский, сверкая безумными глазами. – Я приглашаю тебя с собой, ярыжка, пойдешь?
– Все это, безусловно, очень интересно, – слегка замялся Рябушкин, – но я не чувствую себя готовым к встрече с дьяволом.
Глинский захохотал, откинув далеко назад свою кудрявую голову. Внезапно он перестал смеяться и пристально посмотрел в глаза Рябушкину:
– Нет, ты пойдешь со мной. А потом опишешь ей во всех подробностях все, что там увидишь. Тебе, бумажная душа, веры будет больше, чем Друбичу.
– Но позвольте, – растерялся Рябушкин. – Я ведь незнаком с императрицей. А потом, у меня другие планы. Мне надо срочно ехать.
– А если не пойдешь, то я прикажу своим холопам вздернуть тебя вон на том дубе, даром что ты из Тайной канцелярии.
Рябушкин растерянно оглядел своих сотрапезников, словно пытался воззвать к их разуму, но понимания не встретил.
– Ну что ж вы хотите, Анатолий Сергеевич. Это же барство дикое! Если сказал, что повесит, значит – повесит, – подтвердил граф Калиостро.
Рябушкин за сутки, проведенные в окрестностях села Горелово, насмотрелся уже столько чудес, что казнь через повешение заезжего следователя прокуратуры не показалась ему столь уж невероятным делом. Правда, Калиостро намекнул Анатолию Сергеевичу, что после повешения его, скорее, всего, ждет воскрешение, но Рябушкин решил не рисковать.
– Я пойду с вами куда угодно, но для начала дайте выспаться. Я уже сутки на ногах.
Возможно, Рябушкин рассчитывал таким образом выиграть время в надежде на то, что его доблестным помощникам удастся выскользнуть из заколдованного круга и они приведут на подмогу следователю дружину хорошо экипированного ОМОНа, способную навести наконец порядок в этих подозрительных во всех отношениях местах. Ярослав оптимизма Анатолия Сергеевича не разделял. В лучшем случае представители власти обнаружат пустые дворцы, в худшем оракул им заморочит головы и подведет под удары местных разбойников. Против бога, дьявола и компьютера ОМОН, как известно, бессилен. Все свои надежды Кузнецов возлагал на Ефросинью, скорее всего ходулинская тетка знает об оракуле больше, чем все окружающие вместе взятые. Кравчинский с детективом согласился. И пока следователь Рябушкин с разрешения графа Глинского отсыпался на барских пуховиках, друзья решили отправиться в село Горелово, дабы разведать обстановку и перемолвиться парой ласковых с местными жителями.
Для передвижения использовали тарантас, запряженный парой сытых гнедых коней. Бывший «мерседес» никак не хотел принимать свое прежнее обличие, к великому огорчению Аполлона Кравчинского, который всю дорогу до деревни, с трудом справляясь с застоявшимися конями, проклинал коварного оракула, лишившего цивилизованных и прогрессивно мыслящих людей двадцать первого века привычного средства передвижения.
– Какая ему, в сущности, разница, на чем мы ездим по заколдованному кругу?! Как хочешь, Ярослав, но, по-моему, это не что иное, как произвол и самодурство.
– А какой может быть спрос с железяки? Наслаждайся пейзажем и свежим воздухом. Ты же для этого сюда приехал.
– Нет уж позвольте, господин полковник, – запротестовал Калиостро. – Компьютер – предмет неодушевленный, но программу для него писали живые существа, очень похожие на нас с тобой, и они должны были предусмотреть если не все, то многое.
– Ты считаешь, что мы видели в лаборатории Глинского портрет инопланетянина?
– Безусловно, – подтвердил Кравчинский.
– А что, если этот инопланетянин жив и сам управляет происходящими здесь процессами?
– Маловероятно, – покачал головой Аполлон. – Живое существо, а тем более мыслящее, обязательно бы попыталось расширить зону своего влияния и наложить длань на куда большую территорию, чем та, где сейчас управляет оракул. А потом, у этого оракула с фантазией большие проблемы. На протяжении веков он разыгрывает практически один и тот же спектакль, лишь время от времени меняя актеров. Любому зрителю с умом и сердцем давно бы уже надоел без конца повторяющийся сюжет. Поверь моему опыту, Ярослав, мы имеем дело с программой, которую оракул изменить не в силах именно потому, что он не мыслит, а всего лишь существует. Детектив поэта опровергать не стал, хотя бы потому, что сам склонялся к подобным выводам. Трудность состояла в том, чтобы убедить Ефросинью. Похоже, эту далеко не глупую женщину держали в плену суеверия, доставшегося ей от матери и бабушки. Ярослав любовался проплывающими мимо белоствольными березками и вздыхал о том, что в этот совершенный мир вторглись существа со своим далеко не совершенным представлением о прекрасном. И, надо сказать, он не оракула в этот момент имел в виду. Если Кравчинский прав и в лице этого божка они имеют дело всего лишь с совершенной машиной, то отражает этот компьютер несовершенство нашего мира, а отнюдь не инопланетного. И император, и императрица, и фон Дорн, и Друбич, не говоря уже о супругах Хлестовых – это типичные представители земного народонаселения, и ведут они себя в зоне отчуждения точно так же или почти так же, как и в других, неподвластных оракулу зонах Земли.
– Сворачивай к Митрофанову, – распорядился Ярослав. – Надо с Ванькой Каином словом перемолвиться.
Село, на первый взгляд, жило обычной крестьянской жизнью. Навстречу тарантасу выкатила из-за солидного забора самая обычная мужицкая телега, запряженная бодрым савраской. Вроде бы ничего особенного ни в самой телеге, не в сидящем на ней мужичке средних лет не было, но детективу и здесь чудились происки оракула.
– Кулацкое гнездо, – высказал свое мнение Кравчинский, с явным неодобрением оглядывая солидные дома, стоящие по обеим сторонам дороги.
Ярослав вынужден был признать, что критика поэта по адресу деревенских жителей хоть и потеряла свою актуальность много лет назад, но все же наводит пытливый ум на кое-какие размышления. К сожалению, детектив плохо знал деревенскую жизнь. Тем не менее время от времени он смотрел новости по телевизору, и у него сложилось мнение, что село у нас отнюдь не процветает. Однако, глядя на бодрых и вполне довольных жизнью гореловцев, он вынужден был свое мнение изменить. Эти люди вовсе не бедствовали, хотя, конечно, с жиру и не бесились на манер городских нуворишей.
Ванька Митрофанов против своего обыкновения нынче был трезв как стеклышко, но ликом печален. Особенного восторга по поводу нежданно нагрянувших гостей он не выказал, хотя и со двора гнать не стал. Разве что неодобрительно покосился на шпагу, болтающуюся у пояса полковника Друбича.
– Носит вас нелегкая, – недовольно буркнул он, почесывая по милой своей привычке патлатую голову. – Весь кайф вы мне, белогвардейцы, поломали.
– От разбойника слышим, – не остался в долгу Кравчинский, присаживаясь на крыльцо рядом с рыжеватым мужичком, в котором Ярослав опознал без труда незадачливого рыбака Костю Кривцова.
– Да какие мы там разбойники, – махнул рукой Митрофанов. – Слезы!
– Ты не прибедняйся, Каин, – сразу же взял быка за рога поэт. – Мы о твоих подвигах наслышаны. Между прочим, в село приехал сотрудник Тайной канцелярии некто Рябушкин Анатолий Сергеевич, весьма озабоченный убийством императора, совершенного в одном из местных дворцов. По слухам, это твоих рук дело.
– За действия, совершенные во сне, человек ответственности не несет, – отрезал Митрофанов. – Так что чихать я хотел на вашего Рябушкина. Тем более что следователь в нашем селе уже был и никаких претензий ко мне не предъявлял. А вот что касается вас, то тут у него возникли вопросы.
– И ты ему настучал, что мы с Ярославом изнасиловали Катюшу и убили Коляна, так что ли, Каин?
– Стучать я не стучал, но намекнуть намекнул. Уж больно вы, ребята, здесь всем надоели. Думал, следователь вас сгребет и в город вывезет, но, вижу, не выгорело дело. Значит, такова воля Йо, тут уж ничего не поделаешь. Возможно, вы такие же йороды, как и мы.
– Какие мы тебе, юроды?! – возмутился Кравчинский. – Ты что несешь!
– Ты сказку про Иванушку-дурачка слышал, поэт?
– А при чем здесь сказка? – не понял Кравчинский.
– А при том, что не дурак тот Иван, а йород, то есть мамаша его от бога Йо родила и по сему случаю отмечен особым даром. Йороды настолько почитались народом, что даже православная церковь вынуждена была с этими смириться. Правда, православные юродивые больше отличались пророческим даром. Но корни-то все равно оттуда, от Создателя Йо.
– Это что же, – потрясенно выговорил Кравчинский, – если мне скажут, что Йо был с моей матерью, это не оскорбление, а комплимент?
– Само собой, – солидно подтвердил доселе молчавший Костя Кривцов, чем поверг Ярослава в раздумье, а Кравчинского в глубокое возмущение.
Глинский наконец-то соизволил взглянуть на вошедших, в глазах его сначала мелькнуло недовольство, а потом заинтересованность:
– Вы ведь, кажется, алхимик, Калиостро?
– В Тайной канцелярии я бы это, разумеется, отрицал, но здесь, в кабинете коллеги, я говорю твердое «да».
– Вы должны это увидеть, Друбич, и передать ей. – Глаза Глинского лихорадочно блеснули. – Мне она не поверила. Но я его видел, господа. И даже заключил с ним договор. Теперь я обрел бессмертие.
– Поздравляю, ваше сиятельство, – прицокнул языком Калиостро, – прежде сие мало кому удавалось. А вы уверены, что посвящение в бессмертные состоялось?
– Я выпил целую чашу яда, от одной капли которого сдохли две мои собаки, и, как видите, жив и здоров.
– Давно выпили? – насторожился Калиостро.
– Еще вчера, – отмахнулся от его вопроса Глинский. – Но даже не это главное – я видел Его!
– Кого? – не понял Ярослав.
– Оракула. Бога Йо. Или дьявола с этим же именем. Мы заключили договор.
– В письменной форме? – уточнил Кравчинский. – Вы скрепили его собственной кровью?
– Да.—Глинский гордо вскинул голову.—И за себя, и за всех своих потомков.
Конечно, граф лишился рассудка, но Ярослав ему верил. Перед ним сейчас стоял человек восемнадцатого века, случайно наткнувшийся на неизведанное и давший этому неизведанному единственно возможное для того времени объяснение. Откуда тогдашнему графу Глинскому было знать, что могущество его бога не выходит за пределы пятидесяти километров. Скорее всего не догадывался об этом и поручик Друбич, у которого, однако, хватило ума оценить опасность, исходящую от графа, заключившего сделку с дьяволом. Именно поэтому он его и убил. Но ведь договор остался в памяти компьютера! Так же как и анализ крови Глинского. И все потомки этого человека становились легкой добычей инопланетного искусственного разума. Именно эти люди на протяжении двух столетий играли в странной интермедии роль графа Глинского. Именно они и стали теми призраками, о ком так любит судачить местное население. Между прочим, отец Ходулина погиб в этих местах. Приехал к родственникам в деревню, пошел купаться на речку и не вернулся. И хотя тела его не нашли, все решили, что он утонул. Надо полагать, что это было не первое странное исчезновение человека в селе Горелово. За две с лишним сотни лет здесь происходило много событий странных и удивительных, начало чему положил безумный граф-алхимик.
– Если вы не побоитесь, господа, то я попробую вызвать Йо прямо в вашем присутствии.
– Семь бед – один ответ, – махнул рукой отчаянный Калиостро. – Действуйте, ваше сиятельство.
Ни в какого Йо, бог он там или дьявол, детектив и поэт, естественно, не верили, что, однако, не мешало им наблюдать за действиями безумного графа с большим интересом. А Глинский, судя по всему, знал, что творил. Во всяком случае, движения его были вполне осмысленными, хотя и абсурдными на взгляд рационально мыслящих представителей двадцать первого века. Количество разнообразных жидкостей, которые граф использовал для своего опыта, не поддается описанию. Судя по всему, технология вызывания дьявола не была еще отработана до мелочей, и Глинскому приходилось импровизировать на ходу. Каббалистические заклинания, произносимые алхимиком практически беспрестанно, мало помогали делу. Зато от вонючего дыма у Ярослава запершило в горле. Чего Доброго, этот психопат отравит своих гостей какими-нибудь ядовитыми испарениями. Кузнецов уже подумывал о том, чтобы остановить безумство графа, но в этот момент как раз и произошло чудо. Сначала из колбы вырвался огромный клуб дыма, а потом из этого дыма проступило лицо. Лицо пусть и человеческое, но неземное. Кравчинский невольно вскрикнул. Ярослав вскочил на ноги и схватился за рукоять висевшей у пояса шпаги. Самым жутким было то, что бог Йо не просто смотрел на потревоживших его людей – он их видел и, похоже, готов был к общению. Огромные совиные глаза впились в Ярослава с явным намерением подчинить его своей воле. В клубах дыма угадывалось и довольно мощное тело, возможно даже и превосходящее по своим параметрам человеческое, хотя и ничем на первый взгляд от него не отличающееся. Попривыкнув к виду невесть откуда возникшего существа, детектив пришел к выводу, что сходства между землянами и инопланетянином больше, чем различий. Поражал в облике оракула разве что изогнутый нос, явно превосходящий размерами самые солидные земные аналоги. Конечно, человека восемнадцатого века появление в помещении подобного существа в буквальном смысле ниоткуда должно было шокировать, а то и попросту свести с ума, но детектив с поэтом, привыкшие с пеленок к телевизионным картинкам, перенесли визит Йо без всяких негативных для себя последствий.
– Что вам нужно от меня, смертные? – произнес Йо голосом глухим, как отдаленные раскаты грома.
– Власти, – твердо сказал Глинский. – И бессмертия.
– Пардон, господа, – встрял в разговор божества и его адепта Кравчинский, – я на бессмертие не претендую. Власть мне тоже не нужна. Разве что – поэтическое вдохновение.
Бог Йо претензией Аполлона был явно поставлен в тупик. Кузнецов готов был поклясться, что этот странный инопланетный тип не понял, о чем попросил его Кравчинский. Что для бога, безусловно, странно. Непонимание привело к каким-то техническим или астральным неполадкам. Изображение бога стало блекнуть, пока вообще не исчезло вместе с дымом.
– Вы видели, господа! – сверкнул безумными глазами Глинский. – Это ведь не было галлюцинацией?
– На этот счет можете быть совершенно уверены, граф, – охотно подтвердил Калиостро. – Поздравляю вас с блестящим техническим достижением, коллега. Вы установили связь то ли с древнейшей цивилизацией, то ли с жителями других планет.
– Вы хотите сказать, что это не бог? – удивленно вскинул брови алхимик.
– И даже не дьявол, – скорчил скорбную мину Аполлон. —Вынужден вас разочаровать, коллега, мы наблюдали явление, которое нельзя отнести ни к астральному ряду, ни к мистическому. Скорее всего, это техномагия. В Париже мне как-то довелось присутствовать пару-тройку раз при подобного рода опытах, но вынужден признать, граф, что вы продвинулись в своих научных поисках гораздо дальше тамошних ученых. Полученное вами изображение поражает своей четкостью.
Граф Глинский был явно сбит с толку. Вдохновение на его лице сменилось недоумением. Вряд ли он что-нибудь понял из объяснений заезжего кудесника, но его не могла ни удивить реакция гостей на появление сверхъестественного существа. Сам граф, надо полагать, был потрясен до глубины души встречей с оракулом и ждал подобной же реакции от господ Друбича и Калиостро. Но вышеназванные субъекты вели себя На удивление индифферентно, чем не на шутку огорчили пытавшегося их поразить хозяина. Ярославу оставалось только пожалеть, что в восемнадцатом веке Рядом с тогдашним графом Глинским не нашлось трезвомыслящего человека. Скорее всего, именно после подобной встречи с оракулом между Друбичем и Глинским произошла ссора, закончившаяся смертью новоявленного «бессмертного».
Нынешняя ситуация коренным образом отличалась от той, которая имела место быть в веке восемнадцатом. У Ярослава не было ни малейшего желания хвататься за шпагу и убивать несчастного графа, свихнувшегося на связях с инопланетянами, даже если бы его смерть явилась освобождением и возвращением к нормальной жизни Николая Ходулина. Кроме всего прочего, у детектива не было полной уверенности, что возвращение состоится. Зато он твердо знал, что, если не отключить чертов компьютер, то чудеса в Горелове будут продолжаться с возможными фатальными последствиями для его жителей и случайно попадающими в зону аномального воздействия проезжими.
Из тягостных раздумий Кузнецова вывел шум. раздавшийся за окнами дворца. Как вскоре выяснилось, это был все тот же неуемный следователь прокуратуры, которому так и не удалось вырваться из зоны отчуждения то ли по злой воле оракула, то ли по причине ливня, сделавшего непроходимыми окрестные дороги.
– Кто это? – удивленно спросил Глинский у Калиостро.
– Какой-то странный тип из Тайной розыскных дел канцелярии, прибывший расследовать убийство императора.
– А кому это нужно? – нахмурился граф.
– Возможно, ее величество желает наказать виновных в убийстве собственного мужа.
– Вот как, – процедил граф, догадавшийся, похоже, как опасно быть посвященным в тайны властвующих особ.
– С господином Рябушкиным, ваше сиятельство, нам лучше поговорить в холле, – мягко заметил Калиостро. – Этому крючкотвору и службисту никогда не понять устремлений просвещенного ума.
Видимо, Глинский тоже придерживался невысокого мнения о чиновниках Тайной канцелярии и именно поэтому тщательно запер дверь в свою алхимическую лабораторию. Рябушкин, раздраженный не на шутку неудачей, уже прохаживался по залу, заложив руки за спину и бросая злобные взгляды в сторону холопов, не пустивших следователя прокуратуры дальше порога. Милиционеры, которым, похоже, надоело мотаться по таинственным дворцам, на этот раз остались в машине.
– Анатолий Сергеевич, дорогой, рад вас видеть здоровым и невредимым, – расплылся в широкой улыбке Калиостро. – Какими судьбами вас сюда занесло?
– Бросьте издеваться, Кравчинский, – возмутился Рябушкин. – Мы не смогли вырваться из этого чертова места.
– А я вас предупреждал, Анатолий Сергеевич, оракул вас не выпустит. Кстати, возможно, вам будет интересно… Мы только что имели возможность перекинуться с ним парой-тройкой слов. Очень импозантный мужчина инопланетной наружности.
Разумеется, Рябушкин расценил слова Аполлона как очередную издевку подозрительного типа над озабоченным серьезными проблемами слугой закона. Но впадать по этому поводу в ярость Анатолий Сергеевич не стал. Наоборот, он вернулся на мраморное крыльцо и, судя по всему, отдал милиционерам команду прорываться из окружения без него.
– Я одного не могу понять, почему у них до сих пор не закончился бензин? – задумчиво проговорил Кравчинский.
– Мы дозаправились в селе, – пояснил вернувшийся во дворец Рябушкин.
– Хорошо хоть здесь обошлось без потусторонних сил,—вздохнул Аполлон.—Да вы проходите, господин следователь, не стесняйтесь. Граф Глинский любезно согласился ответить на все ваши вопросы.
Рябушкин смотрел на призрака с видимым интересом. Что, в общем-то, было понятно. По имеющейся у следователя прокуратуры информации этот человек был колдуном. Согласно показаниям свидетеля лакея Семена, именно Глинский воскресил и императора, и его телохранителей, и его убийц, и даже младшего сержанта милиции Синцова. Наверняка с подобного рода субъектами следователю прокуратуры ранее сталкиваться не приходилось.
– Светает, – задумчиво глянул в окно Аполлон Кравчинский, – по-моему, самое время для завтрака. Вы не находите, ваше сиятельство?
Глинский хоть и находился во взвинченном состоянии, намек гостя тем не менее понял и махнул рукой в сторону своих холопов. Этого оказалось достаточно, чтобы во дворце поднялась суета, чрезвычайно заинтересовавшая Рябушкина, который задавать вопросы пребывающим в глубокой задумчивости людям не спешил, зато терроризировал ими Аполлона Кравчинского.
– Откуда взялись здесь эти люди? Это что, провал во времени?
– Люди наши, – вздохнул Кравчинский. – Просто им в восемнадцатом веке комфортнее, чем в двадцать первом, и оракул предоставил им эту возможность.
– А вы действительно его видели, этого оракула?
– Вот как вас сейчас. Граф Глинский считает, что это либо бог, либо дьявол, тогда как мы с Друбичем полагаем, что имеем дело с обычными существами, но рожденными вне Земли. А что об этом думают в Тайной розыскных дел канцелярии?
– В какой еще канцелярии?! – изумился Рябушкин, но его вопрос так и повис в воздухе, ибо как раз в эту минуту лакей пригласил высокочтимых господ к столу.
Впрочем, Ярослав к столу попал далеко не сразу, а был подхвачен под руку расторопной служанкой и доставлен в спальню пребывающей в расстроенных чувствах Катюши. Вид у девушки был более чем соблазнительный, но, к сожалению, в эту минуту она не была расположена к проявлению чувств. То есть чувства имелись, но не совсем те, о которых думал в эту минуту Кузнецов. Катюша была напугана минувшими событиями. Сегодня ночью она успела перемолвиться несколькими словами с посетившей Глинских инкогнито императрицей, которая не скрыла от фрейлины своей озабоченности по поводу ее брата.
– Николая отлучат от церкви, – с ужасом проговорила Катюша. – Это будет совершенно чудовищный скандал, способный помешать нашей свадьбе. Как вы думаете, Ярослав, он действительно спутался с дьяволом?
– Чушь! – возмутился новоявленный полковник Друбич. – Я пригласил эксперта, в два счета доказавшего, что речь идет всего лишь о научных опытах. В Париже ими занимаются все мало-мальски просвещенные люди. Ночной зефир, как известно, струит эфир. Хотя, возможно, и наоборот. Но, так или иначе, эфир несет в себе информацию, которую граф Глинский делает доступной для окружающих.
– Я ничего не поняла, Ярослав, – испуганно захлопала глазами Катюша, – но я ужасно боюсь, что все для нас закончится плохо. Не надо было посвящать государыню в наши семейные тайны. Зачем сюда приехал этот человек из Тайной канцелярии?
– Он расследует убийство императора.
– Но ведь императора убили в Санкт-Петербурге?
– Императора убили в соседнем дворце, Катюша. И сделал это не кто иной, как Ванька Каин. В любом случае никто не собирается обвинять в этом Николая Глинского.
– А тебя, Ярослав?
– Меня тем более, – усмехнулся детектив. – Какой может быть спрос с полковника лейб-гвардии ее величества.
– Пойдут сплетни, – озабоченно проговорила Катюша.
– Это уж как водится, – подтвердил Ярослав, обнимая девушку за плечи.
Когда Кузнецов присоединился к пирующим после затянувшегося разговора с Катюшей, за столом царило оживление. Причиной тому, скорее всего, стало графское вино, пришедшееся, похоже, по вкусу следователю прокуратуры. Кравчинский от Рябушкина не отставал. То же самое можно было сказать о графе Глинском, с помощью спиртного лечившему себя от душевной травмы, полученной при встрече с оракулом.
Словом, все трое были изрядно пьяны, хотя и бодро шевелили языками.
– Ты мне объясни, твое сиятельство, – наседал на Глинского вполне, похоже, освоившийся в восемнадцатом веке Рябушкин, – как можно вот так просто взять и оживить самых натуральных покойников.
– Наука, брат, делает и не такие чудеса, – попробовал заступиться за собутыльника Калиостро.
– Нет, ты погоди, – стоял на своем следователь. – Что я, по-твоему, никогда с покойниками дела не имел? Это уже не наука, гражданин Калиостро, это алхимия, астрология и прочая мистика. Вы мне скажите, зачем их вообще надо было оживлять? Ну, убили и убили.
– Подпись нужна была, – не выдержав давления прокуратуры, раскололся граф. – На завещании.
– А завещание это было в пользу Светланы Алексеевны Хлестовой?
– Завещание было в пользу императрицы, – рассердился Глинский. – Вы будете его оспаривать, господин хороший?
– Никак нет, – покачал отрицательно головой Рябушкин.—А вот завещание в пользу Хлестовой я, с вашего позволения, оспорю в суде.
Глинский в ответ на это заявление сотрудника прокуратуры только плечами пожал. Судя по всему, ему До какой-то там Светланы Алексеевны не было никакого дела. Человек, можно сказать, решал глобальные вопросы, где речь шла о власти над миром, никак не меньше.
– Запросы у вас, батенька, – покачал головой Рябушкин, – Прямо Наполеон какой-то! Так вы считаете, что оракул способен вам помочь в ваших благородных начинаниях?
Надо отдать должное господину Рябушкину – потребляя без меры графское вино, он не забывал и о служебном долге, мимоходом выпытывая у пьяного графа все новые подробности минувшего громкого дела. Глинский же был откровенен не столько даже по случаю подпития, а просто из презрения к малым сим, свойственного всем уважающим себя аристократам. И уж конечно не какому-то там чинуше из Тайной канцелярии решать судьбу опального графа. Ее решит только императрица, а возможно, и еще кое-кто.
– Вы имеете в виду оракула? – насторожился Рябушкин.
– Бог он, дьявол или иных удаленных планет житель, но я заставлю его выполнить подписанный кровью договор, – с угрозой отозвался Глинский, сверкая безумными глазами. – Я приглашаю тебя с собой, ярыжка, пойдешь?
– Все это, безусловно, очень интересно, – слегка замялся Рябушкин, – но я не чувствую себя готовым к встрече с дьяволом.
Глинский захохотал, откинув далеко назад свою кудрявую голову. Внезапно он перестал смеяться и пристально посмотрел в глаза Рябушкину:
– Нет, ты пойдешь со мной. А потом опишешь ей во всех подробностях все, что там увидишь. Тебе, бумажная душа, веры будет больше, чем Друбичу.
– Но позвольте, – растерялся Рябушкин. – Я ведь незнаком с императрицей. А потом, у меня другие планы. Мне надо срочно ехать.
– А если не пойдешь, то я прикажу своим холопам вздернуть тебя вон на том дубе, даром что ты из Тайной канцелярии.
Рябушкин растерянно оглядел своих сотрапезников, словно пытался воззвать к их разуму, но понимания не встретил.
– Ну что ж вы хотите, Анатолий Сергеевич. Это же барство дикое! Если сказал, что повесит, значит – повесит, – подтвердил граф Калиостро.
Рябушкин за сутки, проведенные в окрестностях села Горелово, насмотрелся уже столько чудес, что казнь через повешение заезжего следователя прокуратуры не показалась ему столь уж невероятным делом. Правда, Калиостро намекнул Анатолию Сергеевичу, что после повешения его, скорее, всего, ждет воскрешение, но Рябушкин решил не рисковать.
– Я пойду с вами куда угодно, но для начала дайте выспаться. Я уже сутки на ногах.
Возможно, Рябушкин рассчитывал таким образом выиграть время в надежде на то, что его доблестным помощникам удастся выскользнуть из заколдованного круга и они приведут на подмогу следователю дружину хорошо экипированного ОМОНа, способную навести наконец порядок в этих подозрительных во всех отношениях местах. Ярослав оптимизма Анатолия Сергеевича не разделял. В лучшем случае представители власти обнаружат пустые дворцы, в худшем оракул им заморочит головы и подведет под удары местных разбойников. Против бога, дьявола и компьютера ОМОН, как известно, бессилен. Все свои надежды Кузнецов возлагал на Ефросинью, скорее всего ходулинская тетка знает об оракуле больше, чем все окружающие вместе взятые. Кравчинский с детективом согласился. И пока следователь Рябушкин с разрешения графа Глинского отсыпался на барских пуховиках, друзья решили отправиться в село Горелово, дабы разведать обстановку и перемолвиться парой ласковых с местными жителями.
Для передвижения использовали тарантас, запряженный парой сытых гнедых коней. Бывший «мерседес» никак не хотел принимать свое прежнее обличие, к великому огорчению Аполлона Кравчинского, который всю дорогу до деревни, с трудом справляясь с застоявшимися конями, проклинал коварного оракула, лишившего цивилизованных и прогрессивно мыслящих людей двадцать первого века привычного средства передвижения.
– Какая ему, в сущности, разница, на чем мы ездим по заколдованному кругу?! Как хочешь, Ярослав, но, по-моему, это не что иное, как произвол и самодурство.
– А какой может быть спрос с железяки? Наслаждайся пейзажем и свежим воздухом. Ты же для этого сюда приехал.
– Нет уж позвольте, господин полковник, – запротестовал Калиостро. – Компьютер – предмет неодушевленный, но программу для него писали живые существа, очень похожие на нас с тобой, и они должны были предусмотреть если не все, то многое.
– Ты считаешь, что мы видели в лаборатории Глинского портрет инопланетянина?
– Безусловно, – подтвердил Кравчинский.
– А что, если этот инопланетянин жив и сам управляет происходящими здесь процессами?
– Маловероятно, – покачал головой Аполлон. – Живое существо, а тем более мыслящее, обязательно бы попыталось расширить зону своего влияния и наложить длань на куда большую территорию, чем та, где сейчас управляет оракул. А потом, у этого оракула с фантазией большие проблемы. На протяжении веков он разыгрывает практически один и тот же спектакль, лишь время от времени меняя актеров. Любому зрителю с умом и сердцем давно бы уже надоел без конца повторяющийся сюжет. Поверь моему опыту, Ярослав, мы имеем дело с программой, которую оракул изменить не в силах именно потому, что он не мыслит, а всего лишь существует. Детектив поэта опровергать не стал, хотя бы потому, что сам склонялся к подобным выводам. Трудность состояла в том, чтобы убедить Ефросинью. Похоже, эту далеко не глупую женщину держали в плену суеверия, доставшегося ей от матери и бабушки. Ярослав любовался проплывающими мимо белоствольными березками и вздыхал о том, что в этот совершенный мир вторглись существа со своим далеко не совершенным представлением о прекрасном. И, надо сказать, он не оракула в этот момент имел в виду. Если Кравчинский прав и в лице этого божка они имеют дело всего лишь с совершенной машиной, то отражает этот компьютер несовершенство нашего мира, а отнюдь не инопланетного. И император, и императрица, и фон Дорн, и Друбич, не говоря уже о супругах Хлестовых – это типичные представители земного народонаселения, и ведут они себя в зоне отчуждения точно так же или почти так же, как и в других, неподвластных оракулу зонах Земли.
– Сворачивай к Митрофанову, – распорядился Ярослав. – Надо с Ванькой Каином словом перемолвиться.
Село, на первый взгляд, жило обычной крестьянской жизнью. Навстречу тарантасу выкатила из-за солидного забора самая обычная мужицкая телега, запряженная бодрым савраской. Вроде бы ничего особенного ни в самой телеге, не в сидящем на ней мужичке средних лет не было, но детективу и здесь чудились происки оракула.
– Кулацкое гнездо, – высказал свое мнение Кравчинский, с явным неодобрением оглядывая солидные дома, стоящие по обеим сторонам дороги.
Ярослав вынужден был признать, что критика поэта по адресу деревенских жителей хоть и потеряла свою актуальность много лет назад, но все же наводит пытливый ум на кое-какие размышления. К сожалению, детектив плохо знал деревенскую жизнь. Тем не менее время от времени он смотрел новости по телевизору, и у него сложилось мнение, что село у нас отнюдь не процветает. Однако, глядя на бодрых и вполне довольных жизнью гореловцев, он вынужден был свое мнение изменить. Эти люди вовсе не бедствовали, хотя, конечно, с жиру и не бесились на манер городских нуворишей.
Ванька Митрофанов против своего обыкновения нынче был трезв как стеклышко, но ликом печален. Особенного восторга по поводу нежданно нагрянувших гостей он не выказал, хотя и со двора гнать не стал. Разве что неодобрительно покосился на шпагу, болтающуюся у пояса полковника Друбича.
– Носит вас нелегкая, – недовольно буркнул он, почесывая по милой своей привычке патлатую голову. – Весь кайф вы мне, белогвардейцы, поломали.
– От разбойника слышим, – не остался в долгу Кравчинский, присаживаясь на крыльцо рядом с рыжеватым мужичком, в котором Ярослав опознал без труда незадачливого рыбака Костю Кривцова.
– Да какие мы там разбойники, – махнул рукой Митрофанов. – Слезы!
– Ты не прибедняйся, Каин, – сразу же взял быка за рога поэт. – Мы о твоих подвигах наслышаны. Между прочим, в село приехал сотрудник Тайной канцелярии некто Рябушкин Анатолий Сергеевич, весьма озабоченный убийством императора, совершенного в одном из местных дворцов. По слухам, это твоих рук дело.
– За действия, совершенные во сне, человек ответственности не несет, – отрезал Митрофанов. – Так что чихать я хотел на вашего Рябушкина. Тем более что следователь в нашем селе уже был и никаких претензий ко мне не предъявлял. А вот что касается вас, то тут у него возникли вопросы.
– И ты ему настучал, что мы с Ярославом изнасиловали Катюшу и убили Коляна, так что ли, Каин?
– Стучать я не стучал, но намекнуть намекнул. Уж больно вы, ребята, здесь всем надоели. Думал, следователь вас сгребет и в город вывезет, но, вижу, не выгорело дело. Значит, такова воля Йо, тут уж ничего не поделаешь. Возможно, вы такие же йороды, как и мы.
– Какие мы тебе, юроды?! – возмутился Кравчинский. – Ты что несешь!
– Ты сказку про Иванушку-дурачка слышал, поэт?
– А при чем здесь сказка? – не понял Кравчинский.
– А при том, что не дурак тот Иван, а йород, то есть мамаша его от бога Йо родила и по сему случаю отмечен особым даром. Йороды настолько почитались народом, что даже православная церковь вынуждена была с этими смириться. Правда, православные юродивые больше отличались пророческим даром. Но корни-то все равно оттуда, от Создателя Йо.
– Это что же, – потрясенно выговорил Кравчинский, – если мне скажут, что Йо был с моей матерью, это не оскорбление, а комплимент?
– Само собой, – солидно подтвердил доселе молчавший Костя Кривцов, чем поверг Ярослава в раздумье, а Кравчинского в глубокое возмущение.