– А ну пошли. – Кузнецов поднялся с места. – Я сейчас этому недоделанному графу мозги вправлю.
   – Да ладно тебе, Ярила, – попробовал заступиться за товарища Аполлон, семеня в неудобных туфлях за шагающим по винтовой лестнице преображением. – Расслабился человек, с кем не бывает. Пьяница проспится, дурак никогда.
   Увы, у стеллажей с бутылками Ходулина не оказалось. Аполлон нашарил оставленную здесь свечу, но она мало помогла следопытам. Чуть ли не час детектив с поэтом искали по подвальным закоулкам пропавшего оболтуса, едва не сорвав голоса, но Колян так и не откликнулся ни на их доброжелательный зов, ни на матерные проклятия.
   – Завалился куда-нибудь и спит, – сказал обозленный поисками Аполлон, не склонный после долгого блуждания по подвалам к всепрощению. – Пусть только объявится, я ему фитиль вставлю от души. Ну никакой ответственности у человека, оболтусом родился, им и умрет.
   Кравчинский от рождения не был склонен к мордобитию, но есть типы, способные вывести из себя даже очень благосклонно взирающих на недостатки ближнего людей.
   Просто напиться – еще куда ни шло, но напиться в тяжкий для друзей час, когда их уже почти готовы обвинить в убийстве невинной девушки – это надо быть совсем скотиной.
   – Какой кафтан из-за него испачкал, – сокрушенно вздохнул Аполлон, разглядывая себя в зеркале. – В жизни не прощу ему такого свинства.
   – Возьми другой. А то смотришься как белая ворона.
   – Что же, по-твоему, я на балу должен быть в черном?! Хотя, в этом что-то есть. Лорд Байрон на пиру у графа Дракулы. Какой поворот сюжета. Поэму напишу, помяни мое слово. Нет, лучше роман. Что-нибудь в готическом стиле. Призраки, вампиры, несчастная девушка в лапах негодяя. Графиня с изменившимся лицом бежит к пруду.
   – Какая еще графиня?
   – Это из классики. Правда, уже советской. – Кравчинский сменил белый кафтан на черный и теперь с Удовольствием любовался своим отражением. – До Байрона не дотягиваю. Значительности в лице не хватает. Разве что – до графа Калиостро.
   Ярослав в сторону поэта только рукой махнул. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Куда больше его в эту минуту волновало исчезновение Ходулина. Не мог этот тип упиться за полчаса до полного отруба. Добро бы водка была или самогон, а то кисленькое винцо с невеликими градусами. Коляну ведро этой гадости выпить надо, чтобы потерять ориентировку в пространстве. Причем залпом. Но Ходулин не лошадь, чтобы ведрами вино потреблять. Что-то тут не то. Сначала Катюша пропала, потом Колян.
   В нечистую силу Ярославу верить не хотелось, в инопланетян – тем более. Оставалась мафия, будь она неладна. Но зачем мафии Колян? Какие тайны они собираются выпытывать у человека, который ни к чему не причастен – ни к финансовым потокам, ни к золотым россыпям, ни к алмазным копям, ни к нефтяным фонтанам. Наследство Ходулину точно не светит. Отец его погиб много лет тому назад, мать умерла недавно. Из родственников, кроме тети Фроси, никого нет. Может, дело все в этой Ефросинье? Недаром же Митрофанов назвал ее ведьмой.
   – Ты что, заснул, Ярила?
   – Думаю,—нехотя откликнулся Кузнецов.
   – Ну, думай, – согласился Аполлон. – В конце концов, ты у нас детектив. А наше дело писательское. Я вздремну, пожалуй, ты не возражаешь? Ночь выдалась суматошная, да и день не очень задался.
 
   Ярослав тоже задремал, убаюканный царившей во дворце мертвой тишиной. И заснул он, кажется, надежно, хотя очнулся почти мгновенно, когда яркая вспышка ударила его по глазам. Впрочем, он не исключал, что вспышка ему просто приснилась. Но в любом случае ночь уже вступила в свои права, в спальне хозяина, где они с удобствами расположились, было темно и тихо, зато со двора доносился шум, который заставил детектива вскочить с кресла и мгновенно мобилизоваться.
   – Вставай, Калиостро. – Кузнецов ткнул в бок заспавшегося Аполлона.
   Кравчинский проснулся, но не сразу сообразил, где находится, и ошалело оглядывался по сторонам, довольно громко при этом ругаясь.
   – Тихо ты, – шикнул в его сторону Ярослав. – Дворец полон людьми.
   – Мафиози прибыл? – вернулся наконец из забытья склонный к мечтаниям и ночным грезам поэт.
   Ярослав уже стоял у окна и наблюдал за освещенной фонарями аллеей. На мраморном крыльце толпился народ, разодетый как для костюмированного бала. И все собравшиеся ждали кого-то, вглядываясь в темноту, сгустившуюся до степени беспросветности за пределами дворцового сада.
   – Императрицу ждут, – шепотом сказал Аполлон, тоже подошедший к окну. – Помяни мое слово. Для кого еще им так наряжаться?
   И угадал. Во всяком случае, сначала послышалось цоканье копыт, а потом на аллее появился экипаж, запряженный шестеркой лошадей. За каретой скакала свита числом никак не менее десятка человек. Заложив крутой вираж перед крыльцом, карета остановилась. Со ступенек к ней сбежал одетый в алый кафтан человек и склонился перед дверью. Эскорт императрицы спешился, бряцая шпорами и оружием. Слегка освоившийся в чужой эпохе детектив без труда опознал в них преображенцев. Во всяком случае, эти люди были одеты точно в такие же мундиры, который сейчас был на нем. Дверца кареты открылась и на мраморное крыльцо ступила женщина, чье лицо Ярослав не разглядел, но сразу же опознал в ней императрицу, уже знакомую ему по описанию Ваньки Митрофанова. Императрица оперлась на протянутую человеком в алом кафтане руку и благосклонно кивнула собравшимся на крыльце людям, немедленно отозвавшимся на ее жест приветственными криками:
   – Виват! Виват!
   – Что-то я кинокамеры не вижу, – прошипел Аполлон.—А постановочка просто загляденье.
   Спорить с поэтом Ярослав не стал, но про себя подумал, что кино тут, кажется, ни при чем. Ему показалось, что он узнал одетого в красный кафтан человека. Во всяком случае, тип, столь любезно встречавший императрицу и изогнувшийся перед ней в изящном поклоне, был поразительно похож на Коляна Ходулина. Это открытие сначала ошеломило Кузнецова и, можно даже сказать, лишило дара речи, но потом ему пришло на ум, что появление на сцене Коляна объясняет если не все, то очень многое в невероятных событиях последних суток.
   – Пойдем поприветствуем графа Дракулу, – с усмешкой предложил Ярослав призадумавшемуся Аполлону.
   – Сначала императрицу, – запротестовал Кравчинский. – Так по этикету положено. Мафиози подождет.
 
   Калиостро и преображенец довольно удачно, не привлекая внимания, спустились по лестнице и влились в ликующие ряды сограждан или, точнее, подданных, слегка очумевших в присутствии величественной дамы, не побоявшейся навестить их в деревенской глуши. Маскарад, надо сказать, впечатлил не только детектива, но и много чего повидавшего в смысле роскоши поэта. Кравчинский не растерялся в обстановке всеобщего ажиотажа и первым припал к ручке императрицы. Самое забавное, что отвергнут он не был, хотя царица и глянула на него с удивлением.
   – Граф Калиостро, – представился Аполлоша. – Маг, чародей, гипнотизер, целитель телесных и душевных недугов, прорицатель.
   – Вы итальянец?
   – Да, – не моргнув глазом, соврал Аполлоша. – Приехал на перекладных из славного города Парижа.
   – Любопытно. – Императрица подняла увенчанную париком голову и окинула пристальным взглядом голубых глаз заезжего авантюриста.
   По виду этой женщине было от силы лет тридцать пять, не больше. Красавицей Ярослав ее бы не назвал, но бабенка была тем не менее довольно симпатичная и фигуристая, если судить по глубокому вырезу на платье. Про ножки, к сожалению, ничего сказать было нельзя, поскольку их скрывала широкая и длинная юбка. Любезного Калиостро довольно грубо отодвинул в сторону тип в красном кафтане. Аполлоша собрался было вспылить и сделать несколько нелицеприятных замечаний невеже, но при виде рассерженного лица хозяина роскошного дворца опешил и издал горлом довольно неприличный звук. Впрочем, его оплошности, кажется, никто не заметил, поскольку ее величество продолжила свой путь, одаривая улыбками домогавшихся милостей подданных. Рассерженный хозяин повел ее по лестнице на второй этаж и, скорее всего, в ту самую спальню, которую только что покинули детектив с поэтом. Императрице надо было привести себя в порядок после долгой дороги, а подданным прийти в себя после встречи с владычицей Российской империи.
   – Вот скотина! – выдохнул Аполлон в спину поднимающемуся по широкой лестнице графу. – Здорово он нас разыграл. Признаться, я за ним таких талантов прежде не замечал. Прямо мистификатор.
   Ярослав был абсолютно с Кравчинским согласен. В принципе не важно, кто устроил бал-маскарад. Но то, что Ходулин с самого начала знал о его проведении, теперь уже не вызывало сомнений. Пока что непонятно было, кому принадлежит дворец, сооружение бесспорно дорогое, но версий по этому поводу можно было выдвинуть с избытком. Скажем, заброшенное и полуразвалившееся здание могла купить скучающая банкирша, с которой Колян, славившийся донжуанскими наклонностями, завел роман. Наверняка этот бабник рассказал ей о графе, пугающем вот уже две сотни лет крестьян в его родовой деревеньке. Заработавшаяся в душном городе банкирша решила оторваться на природе. Созвала гостей, оплатила прислугу. А ее хитроумный любовник притащил сюда еще и своих приятелей, дабы вволю над ними посмеяться. Теперь понятно, почему они так легко проникли в бесспорно охраняемый дворец. Охрана, конечно, узнала Коляна. И Катюшу, скорее всего, похитил Ходулин, а точнее, они просто сговорились с девушкой и заморочили головы детективу и поэту.
   – Как тебе моя версия? – спросил Ярослав у рассерженного Кравчинского.
   – Я этого Дракулу сейчас на дуэль вызову, – обиженно засопел пацифист.
   – Морду Коляну мы всегда набить успеем, – остудил его пыл Ярослав. – Для начала давай посмотрим, чем они еще нас будут удивлять.
   – Разумно, – мгновенно остыл Кравчинский. – Ты посмотри, сколько кругом фрейлин.
   Аполлоша, распугивая окружающих черным, как сажа, кафтаном и сверкающими огнем поэтического вдохновения глазами, направился к кучковавшимся в углу фрейлинам, среди коих преобладали молодые и симпатичные, а Ярослав стал медленно прохаживаться по залу, изучая собравшихся по случаю бала-маскарада людей.
   – Где-то мы с вами встречались, поручик? – Рослый детина со шпагой у пояса положил ему руку на плечо.
   – Вероятно, в гвардейских казармах, – не задержался с ответом детектив, сразу же опознавший знакомый мундир.
   – А трактир на Мещанской вам знаком, любезнейший? – не отставал смурной преображенец.
   – Первый раз слышу. – Кузнецов пожал плечами.
   – Хватит мне голову морочить, Друбич! Вы проиграли мне сто рублей. Извольте отдать долг.
   Ярослава претензия липового сослуживца поначалу позабавила. Ста рублей ему не было жалко, но, к сожалению, бумажник остался в кармане джинсов. Однако тип в мундире не отставал, оборачивая забавную шутку в неприличное занудство.
   – Я не Друбич, – нелюбезно бросил детектив. – Я – Кузнецов. Топай отсюда, придурок, пока я тебе пасть не порвал.
   Придурок окинул Ярослава ненавидящим взглядом и отошел к своим облаченным в мундиры приятелям.
   О чем они говорили, Кузнецов не слышал, но, похоже, обиженный им «лейб-гвардеец» подговаривал приятелей пощупать область лица обидевшему его человеку. Кузнецов на всякий случай сдвинул шпагу чуть в сторону, чтобы не мешала широкому замаху, и вышел на крыльцо. Здесь его и настигли два преображенца.
   – В чем дело, мужики? – Ярослав рассердился. – Хотите подраться, милости прошу вон к тем кустикам.
   – Шпаги или пистолеты? – строго спросил курносый и конопатый.
   – А как фамилия моего противника? – в свою очередь полюбопытствовал Ярослав.
   – Барон фон Дорн, – дуэтом отозвались преображенцы.
   – Немец, значит, – хмыкнул детектив. – Ладно, ведите Дорна. Я его отучу сразу и в карты играть, и лезть к приличным людям с дурацкими претензиями.
   – Кто будет вашим секундантом?
   – Граф Калиостро. Он где-то там, возле девок пасется.
   – Человек в черном? – Секунданты переглянулись.
   – А почему бы и нет?! – Ярославу китайские церемонии уже надоели. – Вы собираетесь драться?
   – Ждите нас через минуту, – надменно бросил курносый.
   Вот еще аристократы собачьи! Ярослав зло глянул в спины удаляющихся офицеров лейб-гвардии. Нашли тоже мальчика для битья! Фон Дорн – скажите, пожалуйста, какая цаца. Не мог, паразит, русским именем назваться. Тогда Кузнецов врезал бы ему как родному. А теперь отметелит как последнего иностранца. Маскарад маскарадом, но надо же и меру знать. Сто рублей ему подавай, вот морда! Интересно, где банкирша своих гвардейцев набрала? Наверняка в каком-нибудь зачуханном театре. Ладно бы пьяные были. В пьяном виде Ярослав и сам не прочь подурачиться, но ведь ни в одном глазу у людей. Так какого рожна им надо?!
   – А что у нас тут – дуэль? – поинтересовался у расстроенного детектива Аполлоша, спускаясь с крыльца. Граф Калиостро был, кажется, доволен предстоящим мероприятием и азартно потирал руки: – Я тебя умоляю, Ярила, не осрамись только, ну и этого придурка не пришей ненароком. Театральная общественность не простит тебе смерти даровитого актера. А я тут двух фрейлин пригласил, девочки пальчики оближешь. Очень уж им хотелось поприсутствовать на настоящей дуэли. Они вон за той колонной стоят.
   – А Катюши ты среди девушек не видел?
   – Видел, естественно. – Аполлон улыбнулся. – Представь себе – не узнала. Точнее, сделала вид, что не узнала. Такая вся из себя расфуфыренная. Какой-то хмырь вокруг нее копытом бьет в мраморный пол. Я связываться с ним не стал. Пусть, думаю, Ярила сам разбирается.
   – Что за хмырь?
   – Барон или князь какой-нибудь. А из-за чего ты с фон Дорном поссорился?
   – Из-за ста рублей. Якобы я их ему в карты проиграл.
   – Вот жлобье! —тряхнул паричком Аполлоша. – Из-за такой мизерной суммы кровавую разборку затеяли. Подожди, а когда ты успел с ним в карты перекинуться?
   – Да не я с ним играл, а поручик Друбич. Вот пусть с серба и спрашивает.
   – Беда с вами, лейб-гвардейцами, – вздохнул Калиостро и обернулся к двери: – Ну, что они там канителятся? У меня девочки стынут на ветру в легких платьицах.
   Словно бы в ответ на зов Аполлоши с крыльца быстрым шагом сбежали фон Дорн и два его секунданта. Ярослав окинул противника оценивающим взглядом. Барон был, что называется, в соку. Ни ростом, ни статью Кузнецову он не уступал. Разве что лет на десять был постарше. Глаза небольшие, острые, а тонкие губы кривятся в усмешке. Над левой бровью небольшой шрам, отчего бровь кажется приподнятой, что придает лицу слегка удивленное и брезгливое выражение.
   – Считаю, что примирение невозможно, – торжественно произнес Аполлон Кравчинский. – Поручик вне себя от гнева и готов к смертельной схватке.
   Противники встали в позицию. Ярослав очень надеялся, что липового фон Дорна в театральном училище обучили азам фехтовального искусства, и тот не станет размахивать шпагой как дубиной. И, надо сказать, детектив не ошибся в своих предположениях. Первым же выпадом «немец» едва не отправил «серба» на тот свет. Уязвленный такой прытью человека, которого он не считал за приличного противника, Ярослав взялся за дело всерьез и в два счета пропорол фон Дорну полу мундира.
   – Браво, Друбич, – зааплодировал граф Калиостро, – наша берет!
   – Так вы все-таки Друбич, милейший? – хищно улыбнулся фон Дорн. – Недаром же о вас говорят, как о величайшем негодяе Санкт-Петербурга.
   – От прохвоста слышу, – не остался в долгу Кузнецов.
   Фон Дорн дрался всерьез, с явным намерением если не убить противника, то, во всяком случае, очень серьезно ранить. Ярослав понял это не сразу, а когда понял – рассердился не на шутку. Менее всего эта дуэль была похожа на сцену из дурацкого спектакля. Да и ненависть в глазах противника Ярослава была самая что ни на есть настоящая. Хотел бы детектив узнать, чем же так досадил фон Дорну этот Друбич. Маловероятно, что причиной неприязненных отношений были проигранные в карты сто рублей. Здесь просматривалась интрига, сути которой Кузнецов не понимал. Зато в его планы не входило пасть жертвой чужой комбинации, проводимой непонятно кем и по какому поводу. Если поначалу Ярослав просто собирался покрасоваться перед фрейлинами и испортить противнику мундир, то сейчас ему пришлось резко перестраиваться и драться всерьез с весьма искусным и уверенным в себе оппонентом. Клинок фон Дорна дважды прошел в опасной близости от шеи Кузнецова. В третий раз он едва не пропорол ему левый бок. Возможно, со стороны все это выглядело забавно, но Ярославу пришло на ум, что если он и дальше будет щадить противника, то в четвертый раз шпага «немца» может запросто проткнуть его бренное тело, с весьма серьезными для молодого организма последствиями. Ярослав отступил на шаг назад и сделал резкий стремительный выпад. Клинок детектива поранил кисть правой руки фон Дорна. Липовый преображенец вскрикнул и выронил смертоносное оружие.
   – Брек, – закричал граф Калиостро. – Ты что, с ума сошел, Ярила, мы же договаривались – не до крови.
   Однако секунданты фон Дорна не выразили по поводу нанесенной барону раны ни возмущения, ни удивления, да и сам немец отнесся к своей неудаче спокойно, во всяком случае, не стал вопить благим матом и требовать вмешательства милиции. Конопатый преображенец перевязал чистым носовым платком рану своему приятелю, которая никакой опасности для здоровья фон Дорна не представляла, и увел его в дом.
   – Дело, как вы понимаете, еще не закончено, Друбич, – сказал Кузнецову второй секундант, широкоплечий малый с круглыми совиными глазами.
   – И ты хочешь подраться? – удивился Ярослав.
   – Очень может быть, но не здесь и не сейчас. – Офицер сухо поклонился детективу и поэту и последовал за своими беспокойными друзьями.
   – Бред. – Ярослав пожал плечами и вопросительно посмотрел на Кравчинского.
   Возможно, Аполлоша углядел своим вдохновенным поэтическим взглядом какую-то упущенную детективом деталь, способную если не все, то многое прояснить в происходящем. Однако поэт пребывал в еще большей растерянности, чем его старый товарищ. К тому же Аполлоша не выносил вида крови и сейчас с трудом обретал себя, прислонившись спиной к роскошному дубу, под кроной которого и разворачивались последние драматические события.
   – Не понимаю, – покачал головой Кравчинский, – где и когда ты успел им так досадить.
   – Досадил им не я, а поручик Друбич, которого они всеми силами пытаются устранить.
   – А кто он такой, этот Друбич?
   – Понятия не имею. Но, возможно, твои фрейлины более осведомлены. Включай все свое природное обаяние, Аполлон, и попытайся разговорить девушек. Не нравится мне что-то весь этот балаган.
   Кравчинский, судя по всему, тоже был не в восторге от сегодняшнего вечера. Так вроде бы все хорошо началось: императрица, фрейлины, легкий флирт, к коему Аполлон в силу избранной профессии имел известную склонность, и вдруг нате вам – кровавая разборка под дубом, только чудом не закончившаяся фатально для одного из участников. Черт знает что! А ведь дуэли запрещены УК Российской Федерации, и за членовредительство можно статью заработать с весьма и весьма приличным сроком.
   – С Коляном нужно поговорить, – посоветовал Кравчинский, – этот, надо полагать, в курсе здешних событий. Ничего себе наши нувориши развлекаются. Чего доброго, во дворце скоро гладиаторские бои начнутся. Кошмар! Куда смотрят милиция, прокуратура и специальные службы?!
   Отдышавшийся Кравчинский побежал к своим фрейлинам делиться впечатлениями по поводу только что свершившегося события, а Ярослав вернулся во дворец с твердым намерением взять за хобот Коляна и выпытать у него все тайны мадридского двора. В парадном зале на появление дуэлянта отреагировали настороженно. Чем-то явно встревоженные гости шушукались между собой, но претензий детективу по поводу хулиганского поведения никто, видимо, предъявлять не собирался. Можно подумать, что дуэли у нас столь обыденное событие, что принимающие в них участие джентльмены не заслуживают общественного осуждения. Однако порицание Ярославу все-таки выразили, но совершенно по другому поводу. И сделала это Катюша, словно бы невзначай остановившаяся подле томившегося у колонны Кузнецова.
   – Я удивлена, Друбич, вашим невниманием, – негромко произнесла она, не поворачивая головы.
   – А уж как я был удивлен, Катерина, вашим внезапным исчезновением, вы и представить себе не можете. Вам не кажется, что пришла пора объясниться?
   – Вы отлично знаете, почему я вынуждена была прервать наше свидание. Не сердите меня, Ярослав, иначе мы поссоримся без всякой надежды на примирение. Зачем вы устроили эту дуэль? Вы же меня компрометируете.
   – А вы что, знакомы с этим фон Дорном?
   – Прекратите, Друбич, ваши шутки! Вы ведете себя недостойно.
   Катюша недовольно повела обнаженным плечиком и поплыла навстречу какому-то хмырю, изогнувшему стан в ее сторону самым похабным образом и принявшемуся возбужденно что-то рассказывать брезгливо морщившейся даме.
   – Ах, как все это неприятно, – долетел до Ярослава голос Катюши. – Ее величество будет огорчена. Но ведь с фон Дорном, кажется, все обошлось?
   Новое дело, теперь выясняется, что Ярослав прогневил императрицу. Однако это обстоятельство его нисколько не расстроило. Зато он был крайне удивлен поведением Катюши. Девушка Кузнецова узнала, что, впрочем, не удивительно. А странным здесь было то, что она приняла его за другого и, как заподозрил Ярослав, с этим другим у нее были давние и, похоже, весьма близкие отношения. Не исключено, конечно, что Катюша просто ломает комедию. Да, скорее всего, так оно и есть. Но в этом случае, надо признать, что она очень даровитая актриса. Сам Кузнецов никаких артистических способностей за собой не замечал, склонности к театру не питал, а потому попытку втянуть себя в чужой, абсолютно идиотский спектакль, невесть кем и для чего поставленный, расценил как наглость. И за эту наглость в первую голову следовало спросить Коляна Ходулина, видимо, вообразившего, что его старые приятели будут строить из себя шутов гороховых, дабы ублажать его свихнувшуюся банкиршу. Видали мы таких императриц!
   – Сдается мне, Ярила, что мы с тобой попали… не туда, – негромко сказал Кравчинский, подходя к приятелю с двумя хрустальными бокалами в руках. Один из этих бокалов он протянул Кузнецову, а из другого принялся потягивать кисленькое винцо, уже изрядно опротивевшее детективу.
   – В каком смысле – не туда?
   – А во всех смыслах, – задумчиво протянул Аполлоша. – По-моему, это другая реальность.
   Кравчинский был сильно под хмельком, что и неудивительно, если учесть, сколько он вылакал спиртного за вчерашний и сегодняшний день, но все-таки не настолько пьян, чтобы нести ахинею.
   – Только давай без научной фантастики, – мягко попросил приятеля Ярослав. – Это не твой жанр.
   – Возможно. Но, может, ты тогда объяснишь мне, почему все эти люди считают тебя отъявленным дуэлянтом и авантюристом Ярославом Друбичем? А когда я мягко попытался намекнуть, что это не совсем так, то все смотрели на меня, как на идиота. Впрочем, что взять с иностранца, только вчера прибывшего из славного города Парижа. По слухам, и тебя, и меня в этот дворец пригласил сам граф Глинский, для каких-то очень темных и очень тайных дел.
   – Какой еще Глинский? – рассердился Ярослав.
   – Под этим псевдонимом в светских кругах орудует наш с тобой старый знакомый Колян Ходулин. Роковая личность, если верить моим знакомым фрейлинам. В светских кругах полагают, что граф Глинский то ли вольтерьянец, то ли еретик, и очень опасаются, как бы он не скомпрометировал императрицу в глазах церкви и народа.
   – Бред, – в который уже раз повторил детектив.
   – Ну почему же, – возразил Кравчинский, – очень недурственный сценарий для мыльной оперы на псевдоисторическую тему.
   – Ну а мы-то здесь при чем?
   – Понятия не имею, – пожал плечами Аполлон. – А вот и наш граф Глинский под ручку с государыней. По-моему, самое время перемолвиться с ним парой ласковых. Только я тебя умоляю, Ярила, не кипятись. Если мы с тобой угодили в сумасшедший дом, то следует хотя бы сохранять хорошие отношения как с пациентами, так и с обслуживающим персоналом.
   Добраться до графа Глинского приятелям удалось далеко не сразу, поскольку ее величеству захотелось танцевать. Заиграла музыка, и Колян Ходулин повел свою пассию впереди выстроившихся попарно подданных. Граф Калиостро без труда освоил весьма простенькие па и примкнул к танцующим, Кузнецов остался стоять у колонны в глубокой задумчивости, словно какой-нибудь романтический герой галантного века, чье имя напрочь выскочило из памяти, пресыщенный светской мишурой. Ярослав пытался проанализировать полученную из разных источников информацию, но пока что ему это плохо удавалось. Дедуктивный метод буксовал самым позорным образом, столкнувшись с явной чертовщиной. Почему вчера еще вменяемая Катюша ведет себя сегодня как законченная шизофреничка? И можно ли считать нормальными Кузнецова и Кравчинского, которые, похоже, никак не способны вписаться в спектакль, который все здесь присутствующие принимают за реальность? Может, весь этот балаган как-то связан с вспышками, виденными им накануне? В инопланетян детективу верить не хотелось, но он не исключал, что окружающие подверглись гипнотическому воздействию. В любом случае следовало найти негодяев, вздумавших ставить опыты над людьми. А то, что в зале дворца находятся люди, а не фантомы, скажем, в этом Кузнецов был абсолютно уверен. Кровь из руки фон Дорна лилась самая натуральная, да и Катюша, с которой он успел уже поссориться на этом балу, менее всего была похожа на восковую куклу. Непонятно пока что было только одно – почему воздействию гипнотизера не подверглись Кузнецов с Кравчинским? Это что – чей-то недосмотр, или так с самого начала было задумано?