Страница:
«Не успел, — подумала Ясмин, обводя взглядом комнату. — Как жаль…»
— Почему бы тебе не пойти отдохнуть? — спросил Хасан. — Франсуаза приготовит что-нибудь на ужин, а потом мы сможем сразу же заняться делами, идет?
— Звучит заманчиво, — холодно отозвалась Ясмин, поднимаясь и потягиваясь.
— Только не спи, — бросил Хасан в спину направившейся к двери Ясмин. — У нас слишком много работы.
Ясмин не ответила. Она вышла в холл и медленно поднялась подлинной полукруглой лестнице, останавливаясь, чтобы рассмотреть получше статуи в стенных нишах. Поднявшись на этаж, она нерешительно остановилась на площадке, не зная, куда идти дальше.
Из двери в дальнем конце коридора показалась голова Франсуазы.
— Сюда, cherie, — защебетала она. — Сюда. Здесь ваша комната, и я уже приготовила ванну. Поторопитесь, а то мне нужно идти вниз и закончить с соусом.
Комната в бледно-желтых тонах сверкала хромом и стеклом. У стены располагался высокий антикварный секретер на ножках восьмиугольной формы, инкрустированный стилизованными розами, а у окон стояли китайские ширмы, нежная расцветка которых подсвечивалась дневным светом.
Франсуаза распаковала чемодан Ясмин и развесила вещи в шкафу. От двери ванной доносился ароматный запах пара.
Пока Ясмин раздевалась, Франсуаза болтала без перерыва, задавала бесчисленные вопросы и, не дожидаясь ответов, сама же на них и отвечала, после чего комментировала собственные ответы. Что мадемуазель хотелось бы на ужин?
В какое время лучше будить мадемуазель по утрам? До чего же замечательно иметь возможность за кем-то ухаживать и кому-то готовить! Как долго мадемуазель намерена оставаться в Париже? Как жалко месье барона — он был таким замечательным человеком! При упоминании об Андре Ясмин почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Все люди, с которыми доводилось говорить после его смерти, ни в малейшей степени не подозревали, что беседы о бароне могут ранить Ясмин. Соланж, несмотря на все ее сочувствие, рассматривала их отношения как легкую, ничего не значащую, весьма удачную любовную связь, о которой следует забыть, по крайней мере отложить подальше вместе с другими, менее удачными романами. Но для Ясмин это было не просто любовное приключение. В отношениях с Андре заключалась вся ее жизнь. Ротенбург вообще никогда не распространялся на эту тему. В Танжере на Ясмин смотрели в лучшем случае как на любовницу, в худшем — на проститутку. Что до адвокатов Андре… что ж, они были очень приятны в обхождении, но казались несколько огорошенными и не очень искренними.
А Франсуаза, решила Ясмин, относилась к ней как к человеку, имеющему право на существование вместе с Андре. Хотя бы в воспоминаниях. И это очень утешало.
Погрузившись в теплую, благоухающую воду, Ясмин поняла, что впервые после смерти Андре почувствовала себя по-настоящему свободной: она могла говорить и поступать как ей заблагорассудится. — «Теперь, — сказала себе Ясмин, — мне следует разобраться в себе и понять, кто же я есть на самом деле. Что за нелепое понятие! — Ясмин улыбнулась. — Найти себя? Но я же никуда и не пропадала. Я — это я. Ясмин».
Мысли ее вновь перенеслись к Андре. Она поняла, что в ее жизни Андре существовал около трех недель, ну если прибавить время перед Лотремо, может быть, недель шесть в общей сложности. Не слишком-то много для закладки настоящих отношений. Нет, конечно, можно сказать, что Ясмин знала Андре более трех лет, но большую часть этого времени они только переписывались. При этом письма были не очень-то откровенны. Ясмин писала о том, как она учится в школе, и о том, что случалось с некоторыми из ее подружек; Андре отвечал в своих письмах, что очень рад школьным успехам Ясмин, объяснял, почему не может приехать и навестить ее во время каникул и что он готовит для нее па очередное лето. Обычная, ничего не значащая чепуха.
Ясмин подумала, был ли прав Хасан относительно ее чувств к Андре. Не является ли постоянная напряженность Ясмин следствием заново проснувшейся в ней чувственности? Верится с трудом, но что-то в этом есть. С одной стороны, она была женщиной Андре, его вещью, брошенной теперь на произвол судьбы. С другой стороны, она была — Ясмин, вполне самостоятельный человек с собственными мыслями и мечтами. За последние полгода она привыкла относиться к себе как к личности, с уважением.
Ясмин пыталась распутать размотавшуюся пряжу собственной жизни и смотать ее в аккуратный клубок.
Прежде ей никогда не приходило в голову заняться распутыванием этих нитей. Возможно, именно это и пыталась объяснить ей Соланж, но Ясмин не понимала. Как ни странно, увидеть это ей помог Хасан. Было бы, конечно, лучше, если бы он сделал это в более приличной форме.
Ясмин слегка нахмурила лоб.
«Хасан, несомненно, единственный сильный мужской характер среди мужчин, которых я встречала после Андре», — подумала она и усмехнулась: а много ли она их видела?
Ясмин глубже погрузилась в воду, теперь она доходила ей до подбородка. Одно воспоминание о Хасане заставило адреналин живее бежать по венам, а тело одеревенело от напряжения. Временами Хасан бывал нетерпим, нахален, невнимателен, но в то же время мог быть изящным, остроумным, покладистым и очаровательным. Это смущало. Стоило Ясмин настроиться на общение с одним Хасаном, как он тут же представал перед нею совсем с другой стороны. Противоречивость его личности приводила Ясмин в смятение.
Она неожиданно вспомнила прикосновение его рук… его поцелуи. Отчего она так бурно возмущалась его поведением?
Очень странно. Ясмин действительно не нужен был Хасан, она его не хотела. И без него у нее полно забот. И если честно говорить, и без него на свете существует масса прекрасных, замечательных мужчин. Ясмин очень надеялась, что Хасан не прикоснется к ней всю следующую неделю, потому что если он прикоснется… что будет тогда?
«О Аллах! — подумала Ясмин. — Если он прикоснется, боюсь, что… боюсь, что… я не знаю, что будет…»
Ну почему одна мысль об этом заставила Ясмин почувствовать, что в ее жилах течет не кровь, а раскаленная лава? Отчего она ощутила неожиданно растущее желание?
Может, потому что она одинока? Может, для нее стало физической необходимостью отдавать себя ему, и только ему? А больше никто ей не нужен? К чему ей тогда любовный опыт, приобретенный с Андре?
При этом воспоминании руки Ясмин скользнули вниз и осторожно коснулись лона. Пожалуй, прикосновения Хасана были приятны Ясмин, но мысль эта тут же ее напугала.
«Вероятно, все это оттого только, что ко мне уже давно никто вообще не притрагивался», — сказала себе Ясмин, и вдруг интуитивно почувствовала чье-то присутствие в комнате.
Повернув голову, Ясмин увидела лениво прислонившегося к дверному косяку Хасана. Поза его была одновременно небрежна и собранна. «Точно волк перед прыжком», — мелькнуло в голове у Ясмин. В глазах Хасана затаился хищный огонек.
— Ты прекрасна, — тихо произнес Хасан.
Взгляд его скользил по телу Ясмин, проникая, казалось, сквозь воду. Ясмин не знала, что ей делать. Хасан был явно возбужден.
— Что ты здесь делаешь? — Голос Ясмин сорвался.
Лицо Хасана па мгновение потемнело, но он тут же согнал хмурое выражение и улыбнулся одним ртом — взгляд его оставался серьезным.
— Прошу прощения. Я просто хотел выяснить, почему ты так долго не идешь. Я хотел послать Франсуазу, но она настолько занята своим соусом, что не может оторваться ни на минутку. Вот я сам и пришел…
На протяжении всего монолога Хасан не спускал глаз с тела Ясмин, взгляд его невыносимо медленно опускался вес ниже. Он прошелся по губам Ясмин, груди, потом обратился к спрятанным под водой рукам. Ясмин тут же залилась краской, сообразив, какие мысли приходят в голову Хасану. И он заявил с понимающей улыбочкой:
— Я не собирался тебя беспокоить.
— Ну-ка убирайся отсюда! — прошипела Ясмин, не в силах более выносить его присутствия. Ее оскорбляли мысли и намеки, которые она читала в словах Хасана.
Халифа молча повернулся и вышел из комнаты.
Как только за ним закрылась дверь, Ясмин выскочила из ванны и обмоталась полотенцем. В несколько прыжков она пересекла комнату и быстро щелкнула ключом в замке. После этого Ясмин вытерлась и быстро оделась. Она никак не могла согнать с лица краску стыда, ее взволновал этот неожиданный визит. Ну почему Хасан не оставит ее в покое? Ясмин теперь просто не знала, как проведет остаток вечера — ведь ей предстояло просматривать с Хасаном бумаги. Остается надеяться, что Хасан сосредоточит все свое внимание только на работе, ведь им так много надо сделать. Нет, весьма сомнительно, подумала Ясмин, теперь Хасан от нее не отстанет.
Застегнув молнию джинсов и натянув свитер, Ясмин осмотрела себя в зеркале. Сконфуженная, она вынуждена была констатировать, что краска стыда так и не сошла с ее лица. Ясмин смотрелась скорее возбужденной, чем разгневанной, и это совсем смутило ее.
Хасан мог неверно истолковать ее состояние. С этой мыслью Ясмин неохотно покинула комнату.
Заплетающимися ногами она ступенька за ступенькой спустилась по лестнице и увидела в открытую дверь кабинета сидящего за столом Хасана. Голова его склонилась над ворохом разложенных документов, четкий орлиный профиль выражал полную собранность и предельную озабоченность. Прядь густых черных волос упала ему на лоб.
Дрожа от страха, Ясмин вошла в кабинет.
Хасан бросил на нее короткий взгляд, пустой и лишенный интереса.
— Хорошо. Теперь мы можем приступить к работе. — Хасан жестом пригласил Ясмин занять стул рядом с собой. — Присаживайся.
Глава 14
— Почему бы тебе не пойти отдохнуть? — спросил Хасан. — Франсуаза приготовит что-нибудь на ужин, а потом мы сможем сразу же заняться делами, идет?
— Звучит заманчиво, — холодно отозвалась Ясмин, поднимаясь и потягиваясь.
— Только не спи, — бросил Хасан в спину направившейся к двери Ясмин. — У нас слишком много работы.
Ясмин не ответила. Она вышла в холл и медленно поднялась подлинной полукруглой лестнице, останавливаясь, чтобы рассмотреть получше статуи в стенных нишах. Поднявшись на этаж, она нерешительно остановилась на площадке, не зная, куда идти дальше.
Из двери в дальнем конце коридора показалась голова Франсуазы.
— Сюда, cherie, — защебетала она. — Сюда. Здесь ваша комната, и я уже приготовила ванну. Поторопитесь, а то мне нужно идти вниз и закончить с соусом.
Комната в бледно-желтых тонах сверкала хромом и стеклом. У стены располагался высокий антикварный секретер на ножках восьмиугольной формы, инкрустированный стилизованными розами, а у окон стояли китайские ширмы, нежная расцветка которых подсвечивалась дневным светом.
Франсуаза распаковала чемодан Ясмин и развесила вещи в шкафу. От двери ванной доносился ароматный запах пара.
Пока Ясмин раздевалась, Франсуаза болтала без перерыва, задавала бесчисленные вопросы и, не дожидаясь ответов, сама же на них и отвечала, после чего комментировала собственные ответы. Что мадемуазель хотелось бы на ужин?
В какое время лучше будить мадемуазель по утрам? До чего же замечательно иметь возможность за кем-то ухаживать и кому-то готовить! Как долго мадемуазель намерена оставаться в Париже? Как жалко месье барона — он был таким замечательным человеком! При упоминании об Андре Ясмин почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Все люди, с которыми доводилось говорить после его смерти, ни в малейшей степени не подозревали, что беседы о бароне могут ранить Ясмин. Соланж, несмотря на все ее сочувствие, рассматривала их отношения как легкую, ничего не значащую, весьма удачную любовную связь, о которой следует забыть, по крайней мере отложить подальше вместе с другими, менее удачными романами. Но для Ясмин это было не просто любовное приключение. В отношениях с Андре заключалась вся ее жизнь. Ротенбург вообще никогда не распространялся на эту тему. В Танжере на Ясмин смотрели в лучшем случае как на любовницу, в худшем — на проститутку. Что до адвокатов Андре… что ж, они были очень приятны в обхождении, но казались несколько огорошенными и не очень искренними.
А Франсуаза, решила Ясмин, относилась к ней как к человеку, имеющему право на существование вместе с Андре. Хотя бы в воспоминаниях. И это очень утешало.
Погрузившись в теплую, благоухающую воду, Ясмин поняла, что впервые после смерти Андре почувствовала себя по-настоящему свободной: она могла говорить и поступать как ей заблагорассудится. — «Теперь, — сказала себе Ясмин, — мне следует разобраться в себе и понять, кто же я есть на самом деле. Что за нелепое понятие! — Ясмин улыбнулась. — Найти себя? Но я же никуда и не пропадала. Я — это я. Ясмин».
Мысли ее вновь перенеслись к Андре. Она поняла, что в ее жизни Андре существовал около трех недель, ну если прибавить время перед Лотремо, может быть, недель шесть в общей сложности. Не слишком-то много для закладки настоящих отношений. Нет, конечно, можно сказать, что Ясмин знала Андре более трех лет, но большую часть этого времени они только переписывались. При этом письма были не очень-то откровенны. Ясмин писала о том, как она учится в школе, и о том, что случалось с некоторыми из ее подружек; Андре отвечал в своих письмах, что очень рад школьным успехам Ясмин, объяснял, почему не может приехать и навестить ее во время каникул и что он готовит для нее па очередное лето. Обычная, ничего не значащая чепуха.
Ясмин подумала, был ли прав Хасан относительно ее чувств к Андре. Не является ли постоянная напряженность Ясмин следствием заново проснувшейся в ней чувственности? Верится с трудом, но что-то в этом есть. С одной стороны, она была женщиной Андре, его вещью, брошенной теперь на произвол судьбы. С другой стороны, она была — Ясмин, вполне самостоятельный человек с собственными мыслями и мечтами. За последние полгода она привыкла относиться к себе как к личности, с уважением.
Ясмин пыталась распутать размотавшуюся пряжу собственной жизни и смотать ее в аккуратный клубок.
Прежде ей никогда не приходило в голову заняться распутыванием этих нитей. Возможно, именно это и пыталась объяснить ей Соланж, но Ясмин не понимала. Как ни странно, увидеть это ей помог Хасан. Было бы, конечно, лучше, если бы он сделал это в более приличной форме.
Ясмин слегка нахмурила лоб.
«Хасан, несомненно, единственный сильный мужской характер среди мужчин, которых я встречала после Андре», — подумала она и усмехнулась: а много ли она их видела?
Ясмин глубже погрузилась в воду, теперь она доходила ей до подбородка. Одно воспоминание о Хасане заставило адреналин живее бежать по венам, а тело одеревенело от напряжения. Временами Хасан бывал нетерпим, нахален, невнимателен, но в то же время мог быть изящным, остроумным, покладистым и очаровательным. Это смущало. Стоило Ясмин настроиться на общение с одним Хасаном, как он тут же представал перед нею совсем с другой стороны. Противоречивость его личности приводила Ясмин в смятение.
Она неожиданно вспомнила прикосновение его рук… его поцелуи. Отчего она так бурно возмущалась его поведением?
Очень странно. Ясмин действительно не нужен был Хасан, она его не хотела. И без него у нее полно забот. И если честно говорить, и без него на свете существует масса прекрасных, замечательных мужчин. Ясмин очень надеялась, что Хасан не прикоснется к ней всю следующую неделю, потому что если он прикоснется… что будет тогда?
«О Аллах! — подумала Ясмин. — Если он прикоснется, боюсь, что… боюсь, что… я не знаю, что будет…»
Ну почему одна мысль об этом заставила Ясмин почувствовать, что в ее жилах течет не кровь, а раскаленная лава? Отчего она ощутила неожиданно растущее желание?
Может, потому что она одинока? Может, для нее стало физической необходимостью отдавать себя ему, и только ему? А больше никто ей не нужен? К чему ей тогда любовный опыт, приобретенный с Андре?
При этом воспоминании руки Ясмин скользнули вниз и осторожно коснулись лона. Пожалуй, прикосновения Хасана были приятны Ясмин, но мысль эта тут же ее напугала.
«Вероятно, все это оттого только, что ко мне уже давно никто вообще не притрагивался», — сказала себе Ясмин, и вдруг интуитивно почувствовала чье-то присутствие в комнате.
Повернув голову, Ясмин увидела лениво прислонившегося к дверному косяку Хасана. Поза его была одновременно небрежна и собранна. «Точно волк перед прыжком», — мелькнуло в голове у Ясмин. В глазах Хасана затаился хищный огонек.
— Ты прекрасна, — тихо произнес Хасан.
Взгляд его скользил по телу Ясмин, проникая, казалось, сквозь воду. Ясмин не знала, что ей делать. Хасан был явно возбужден.
— Что ты здесь делаешь? — Голос Ясмин сорвался.
Лицо Хасана па мгновение потемнело, но он тут же согнал хмурое выражение и улыбнулся одним ртом — взгляд его оставался серьезным.
— Прошу прощения. Я просто хотел выяснить, почему ты так долго не идешь. Я хотел послать Франсуазу, но она настолько занята своим соусом, что не может оторваться ни на минутку. Вот я сам и пришел…
На протяжении всего монолога Хасан не спускал глаз с тела Ясмин, взгляд его невыносимо медленно опускался вес ниже. Он прошелся по губам Ясмин, груди, потом обратился к спрятанным под водой рукам. Ясмин тут же залилась краской, сообразив, какие мысли приходят в голову Хасану. И он заявил с понимающей улыбочкой:
— Я не собирался тебя беспокоить.
— Ну-ка убирайся отсюда! — прошипела Ясмин, не в силах более выносить его присутствия. Ее оскорбляли мысли и намеки, которые она читала в словах Хасана.
Халифа молча повернулся и вышел из комнаты.
Как только за ним закрылась дверь, Ясмин выскочила из ванны и обмоталась полотенцем. В несколько прыжков она пересекла комнату и быстро щелкнула ключом в замке. После этого Ясмин вытерлась и быстро оделась. Она никак не могла согнать с лица краску стыда, ее взволновал этот неожиданный визит. Ну почему Хасан не оставит ее в покое? Ясмин теперь просто не знала, как проведет остаток вечера — ведь ей предстояло просматривать с Хасаном бумаги. Остается надеяться, что Хасан сосредоточит все свое внимание только на работе, ведь им так много надо сделать. Нет, весьма сомнительно, подумала Ясмин, теперь Хасан от нее не отстанет.
Застегнув молнию джинсов и натянув свитер, Ясмин осмотрела себя в зеркале. Сконфуженная, она вынуждена была констатировать, что краска стыда так и не сошла с ее лица. Ясмин смотрелась скорее возбужденной, чем разгневанной, и это совсем смутило ее.
Хасан мог неверно истолковать ее состояние. С этой мыслью Ясмин неохотно покинула комнату.
Заплетающимися ногами она ступенька за ступенькой спустилась по лестнице и увидела в открытую дверь кабинета сидящего за столом Хасана. Голова его склонилась над ворохом разложенных документов, четкий орлиный профиль выражал полную собранность и предельную озабоченность. Прядь густых черных волос упала ему на лоб.
Дрожа от страха, Ясмин вошла в кабинет.
Хасан бросил на нее короткий взгляд, пустой и лишенный интереса.
— Хорошо. Теперь мы можем приступить к работе. — Хасан жестом пригласил Ясмин занять стул рядом с собой. — Присаживайся.
Глава 14
Бледный, розовато-желтый свет раннего утреннего солнца пробивался сквозь оконные шторы. В комнату вихрем внеслась Франсуаза.
— Bonjour, mademoiselle[38], — чирикнула она, ставя поднос с завтраком прямо на кровать. Потом решительно направилась к окнам. Взмахнув руками, точно птица крыльями, Франсуаза распахнула шторы, и вся комната залилась ярким светом.
— Который час? — пробормотала Ясмин, зарываясь лицом в подушки. Ей показалось, что еще очень рано, и потому никак не хотелось расставаться с приятным теплом мягкой постели. — По-моему, только-только взошло солнце.
— Точно! Точно! — защебетала служанка. — Самое лучшее время суток, вам так не кажется? — Франсуаза вернулась к постели и сдернула одеяло с плеч Ясмин, опустив его до пояса. — Теперь усаживайтесь, а я пока подержу поднос.
Ясмин повернулась и села. Франсуаза заботливо взбила подушки за ее спиной, потом поправила одеяло.
— Почему так рано? Который час? — Ясмин потянулась. Франсуаза умелым движением установила у нее на коленях поднос и протянула Ясмин клетчатую салфетку.
— Шесть часов, мадемуазель, — затараторила она, — я принесла вам крепкий кофе с рогаликами.
— Шесть часов! — воскликнула Ясмин. — Господи, вы что, всегда так рано встаете?
— Да, мадемуазель. Месье Хасан попросил разбудить его в половине шестого, а вас в шесть. В кофейнике кофе, а в кувшинчике — горячее молоко. — Франсуаза игнорировала явный протест Ясмин. — Поскольку вы сегодня едете на виноградники, необходимо встать пораньше.
Ясмин вздохнула и, взяв с подноса нежный свежий рогалик, откусила маленький кусочек.
— Спасибо, Франсуаза, — коротко улыбнулась Ясмин. — Я не хотела тебя обидеть: это все из-за того, что я здорово устала.
— Разумеется, cherie, но вам еще предстоит двухчасовая поездка на машине. Так что надо вставать.
— Понимаю. Если я устану, я смогу поспать в машине, — Ясмин сунула в рот намазанный маслом рогалик. — М-м-м, до чего же вкусно!
— Если вам захочется еще чего-нибудь на завтрак, только скажите. — Сложив руки на большом круглом животе, Франсуаза смотрела, как ест Ясмин, и лицо се светилось удовольствием. — Просто я еще не знаю ваших привычек.
— Это просто очаровательно, — похвалила Ясмин. Она принялась за кофе, обмакнула в него рогалик, съела и с удовольствием принялась за следующий.
— А что вы собираетесь надеть? — поинтересовалась Франсуаза.
— Ах, даже не знаю. Думаю, джинсы и блузку;
— А можно я посоветую костюм для верховой езды? Я видела, что у вас есть такой костюм, когда распаковывала вещи, мадемуазель.
— А там что, будут лошади? — оживилась Ясмин.
— В том-то и дело, мадемуазель. У месье Андрена виноградниках своя конюшня. Он всегда ездил верхом, когда бывал там. И месье Хасан тоже. Он просто обожает лошадей.
«Так вот почему Хасан велел мне захватить костюм для верховой езды, — подумала Ясмин, дожевывая последний рогалик. — Что ж, может быть, сегодня выдастся и не такой уж несчастный денек. Что может быть лучше бешеной скачки! Гораздо приятнее мужских объятий…» Ясмин довольно хмыкнула.
— Великолепно, — сказала она вслух. — Франсуаза, не будете ли вы так добры убрать поднос? Теперь, когда вы сказали мне о лошадях, я окончательно проснулась и полностью готова к сегодняшнему дню. Мне следует только побыстрее одеться.
— Очень хорошо, мадемуазель, — увидев на лице Ясмин улыбку, Франсуаза улыбнулась еще шире. — Я приготовлю ваш костюм, пока вы будете в ванной.
Ясмин выскочила из постели и птичкой порхнула через комнату в ванную. Выйдя оттуда и торопливо расчесывая волосы, она обнаружила, что Франсуаза уже успела заправить кровать и разложить на ней брюки для верховой езды и белую блузку. Рядом с кроватью стояли ботинки.
Ясмин натянула галифе и заправила блузку в пояс. После этого, стоя перед зеркалом, она собрала свои густые волосы в тугой узел на затылке. На висках выбилось несколько непокорных прядей, упорно не желавших укладываться и подчиняться расческе. Надев высокие ботинки, Ясмин вытащила из шкафа длинный фиолетовый шарф и обмотала его несколько раз вокруг шеи.
«Айседора Дункан, — разглядывая себя в зеркале, решила Ясмин. — Или же просто незнакомка, залетевшая сюда из двадцатых годов. Ну что ж, бросимся в страстные объятия… автомобиля. Впрочем, кажется, Айседора плохо кончила».
Посмеиваясь над собой, Ясмин вышла из комнаты и быстро спустилась по лестнице в холл. Там она сразу же увидела стоявшего у дверей Хасана. По спине у нее мягко пробежала дрожь предчувствия чего-то необычного. На Хасане были брюки цвета хаки, они ему очень шли, впрочем, как и автомобильные перчатки, и бледно-голубая рубашка с открытым воротом и завернутыми по локоть рукавами.
Волнистые волосы были влажны, точно Хасан только что вышел из душа. Стук ботинок Ясмин по лестнице заставил Хасана поднять глаза, и Ясмин успела заметить, как они сначала изумленно расширились, а потом мгновенно сузились. Ясмин замедлила шаг.
Оставшиеся ступеньки она преодолела согласно этикету, по крайней мере так, как ей это представлялось.
«В конце концов теперь я баронесса», — сказала себе Ясмин, сознавая, что Хасан неотрывно следит за тем, как она спускается по лестнице: глаза его так и впились в белоснежную шелковую блузку, идеально облегавшую фигуру Ясмин, потом скользнули вниз, по узким брюкам, прекрасно подчеркивающим мальчишеские бедра Ясмин и се стройные ноги.
— Молодец, не забыла захватить нужный наряд! — Хасан кивнул головой на се ботинки. — Ты так упряма, что, я думал, поступишь наперекор.
Ясмин изобразила сладкую улыбочку. Ее смутил снисходительный тон Хасана, но она сумела скрыть свою истинную реакцию и лишь высокомерно пожала плечами.
— Я всегда вожу костюм для верховой езды с собой, независимо от того, куда еду.
— Хорошо. — Хасан улыбнулся. — Теперь я хоть спокоен, что ты не в первый раз сядешь на лошадь.
— Далеко не первый! — надменно ответила Ясмин и тут же поняла, что тон ее более подходит вдовствующей императрице, нежели баронессе.
«Придется в этом потренироваться», — вздохнула про себя Ясмин и обратилась к Хасану:
— Не пора ли нам ехать? Или ты настаиваешь на том, чтобы провести все утро в холле?
Хасан не ответил, но продолжал задумчиво смотреть на Ясмин.
— Я осваиваю роль баронессы, так что ты должен меня извинить. Сегодня я поработаю над этикетом, если не возражаешь.
— Ах вот как? — усмехнулся Хасан. — В таком случае… — Он подхватил Ясмин под руку и повлек, несмотря на молчаливое сопротивление, к дверям. — Ваш автомобиль, мадемуазель баронесса.
У дома был припаркован лоснящийся на солнце спортивный «мерседес». Не говоря ни слова, Хасан распахнул дверцу и легонько подтолкнул Ясмин внутрь. Она высвободила руку из крепкого пожатия Хасана и, усевшись на переднем сиденье, оскорбление уставилась прямо перед собой. Дверца с шумом захлопнулась, и мгновение спустя Хасан уже сидел за рулем рядом с Ясмин. Двигатель завелся с легким ворчанием, и они тут же отъехали от тротуара.
— Хочу воспользоваться временем в дороге и познакомить тебя с историей рода Сен-Клеров, — неожиданно снова по-деловому сказал Хасан. Из голоса его улетучились нотки высокомерия, и Ясмин заметила, что предмет интересует Халифу по-настоящему. — Виноградники Сен-Клер находятся в Осере, примерно в ста милях от Парижа. Это один из самых известных районов французского виноделия начиная с двенадцатого века и даже раньше. Прежде чем пришли к своему признанию Бордо и Бургундия, лучшими считались вина из Осера. Король Иоанн собирал дань со своих вассалов бочонками осерского вина.
Ясмин прекратила изображать из себя баронессу и заинтересовалась рассказом.
Виноградники протянулись вдоль берега реки Йонны, а монахи монастыря Святого Мартина начали возделывать виноград на склонах холмов в се верхнем течении. Они выискивали места, где прежде всего тает снег — так поступает любой стоящий виноградарь. Но, что было более важным, монахи разбивали свои виноградники там, где имелись слои киммерийской глины. Глина эта состоит из ископаемых остатков крошечных ракообразных, умерших в море, которое занимало эти территории в юрский период. Хрупкие, ломкие, камнеподобные существа дали жизнь одному из лучших вин в мире.
— Так, значит, на виноград влияет почва? — спросила Ясмин.
— Ну-у-у, тут много разных причин: почва, климат, близость воды, количество солнечных дней. Но в данном случае почва имеет решающее значение. Масса крошечных ракушек, рачков, креветок и морских улиток придает шабли устойчивый нежный аромат, который ни с чем нельзя спутать. В этом районе находятся семь лучших виноградников Франции и двадцать девять первосортных.
— И эти виноградники существуют с двенадцатого века? — спросила Ясмин, благоговея перед веками истории.
— Гораздо раньше. — Хасан обрадовался интересу, который проявила Ясмин, и увлеченно продолжил:
— Осерское шабли было известно с самых древних времен. В начале шестнадцатого века в этом районе было до семисот виноградников, виноград выращивался преимущественно на киммерийских почвах. Однако в восемнадцатом веке потребление дешевых вин росло такими темпами, что для удовлетворения спроса французов возникла необходимость в новых сортах и технологиях. В результате виноградники дешевых сортов стали вытеснять поля, занятые зерновыми, и пастбища. Чтобы защитить шабли, королевским указом в 1731 году было запрещено разбивать новые виноградники, а также повелевалось выкорчевать виноградники, разбитые в последние годы. Но в 1759 году началась такая политическая неразбериха, что все декреты о земле были просто забыты. Французекая революция не щадила ничего и никого, и виноградники шабли были почти полностью уничтожены. Выращивался только обычный виноград.
Ясмин слушала Хасана с огромным интересом, боясь перебить глупым вопросом или неловким движением.
— Потом с распространением в девятнадцатом веке эпидемии виноградной тли производство дешевых вин прекратилось. А вот дорогое шабли спасли два обстоятельства.
Прежде всего высокая стоимость транспортировки на телегах, а главное — узкая долина не выпускала холодный весенний воздух, который губил нежные майские побеги винограда. Не имело смысла рисковать потерей нескольких урожаев подряд из-за холодов или виноградной тли, если конечный продукт не мог принести никакой выгоды.
Так что лишь несколько виноградарей, и Сен-Клеры в их числе, оставались верны винограду шабли.
— И это спасло шабли? — не выдержала Ясмин.
— А вот слушай, — продолжал Хасан. — В начале века распутный дед Андре промотал почти все их состояние, и это, как ни странно, обернулось к лучшему. Возможно, Андре и его отец пошли бы по стопам расточительного предка, проигрывая в карты и тратя на женщин остатки фамильных драгоценностей. Но отец Андре, столкнувшись с разоренным наследством и вытекающей отсюда перспективой идти на военную или гражданскую службу, решил рискнуть всем и заняться землей. Он заложил ее всю и всерьез занялся производством вина: досконально изучил науку виноделия, нанял опытных управляющих и вновь вернул былую славу Сен-Клерам. Его знания и привязанность к виноградарству были поразительны, и отец научил Андре всему, что знал сам.
Хасан рассказывал обстоятельно и увлеченно, не издеваясь, не иронизируя, не шокируя. Таким он очень нравился Ясмин. С ним было спокойно и хорошо.
— В шестидесятые годы, — Хасан, словно читал лекцию в Гарварде, — результатом последней грандиозной битвы с природой стало создание новой технологии защиты от морозов. Кто-то может подумать, что это был подарок Божий, но палка оказалась о двух концах. Поскольку риск потери урожая значительно снизился, виноградари, занимавшиеся производством обычных вин, стали требовать, чтобы их вина тоже назывались шабли. Несмотря на то что их виноградники не росли на киммсрийских глинах, они назвали свои вина «Петит шабли», что означает «Малый шабли». Отец Андре умер, надорвавшись в этой борьбе, тогда великую битву продолжил сын. Но они проиграли. Земли, отведенные под виноградники, все увеличивались, название «Малый шабли» потеряло смысл, так как весь виноград независимо от того, на какой почве он выращивается, называется просто шабли. И уже с этим ничего не поделать.
— Но что все это значит для Сен-Клера? — поинтересовалась Ясмин.
— А то, что ситуация подтолкнула Андре к решению освоить рынок Соединенных Штатов. Он почувствовал, что Америка интересуется хорошими винами, несмотря на распространение калифорнийского шабли. Кстати, именно это останавливало Андре прежде: он боялся конкуренции с Калифорнией. Андре решил, что можно создать в Штатах свой рынок с чрезвычайно высокими ценами. Такой рынок смог бы покрыть убытки, которые нес Андре после потери приоритета во Франции.
— Ты хочешь сказать, что Андре собирался сделать ставку на винных знатоков? — спросила заинтригованная Ясмин.
— Он называл их «винными снобами». Скорее он был заинтересован в их деньгах. В конце концов, винные снобы они и есть винные снобы. Их можно называть как угодно. Они создают новый рынок, дорогая моя, и тебе следует относиться к ним с уважением.
— Ты прав, — рассмеялась Ясмин, радуясь дружескому тону Хасана. — Нам не следует задевать их утонченную натуру.
— Теперь Андре умер. И не осталось никого, связанного с виноградарством, кто знал бы о нем столько, сколько знал Андре. Только ты да я, но, к сожалению, мы не так опытны, как следовало бы. Я знаю все финансовые аспекты, но этого явно недостаточно. Сейчас дело ведет Бертран Лабиш. Он лучший в мире специалист. — Хасан бросил на Ясмин спокойный взгляд. — Но теперь дело ляжет на твои плечи, Ясмин. Тысячи лет великой традиции и унаследовавшая все земли маленькая арабская девочка, которой по Корану запрещено употреблять алкоголь.
Видя, что юмор до Ясмин не доходит, Хасан расхохотался.
«Он что, считает меня совершенной дурочкой? — подумала Ясмин. — Ясное дело — считает. Ладно, он еще увидит. Если Андре научился у своего отца, значит, я могу научиться у Бертрана Лабиша. Я еще всем им покажу!»
Ясмин откинулась на спинку сиденья и отвернулась к окну. Хасан закончил свою лекцию и обратил внимание на дорогу. Краешком глаза Ясмин видела, что Хасан поглядывает на нее время от времени, но она и не подумала повернуть голову.
Потом она заскучала и включила радиоприемник. В салоне зазвучала известная французская песенка о любви, и Ясмин стала тихонько подпевать.
— А что ты намерена делать с виллой? — не сводя глаз с дороги, прервал молчание Хасан.
— Ты имеешь в виду в Танжере? — Ясмин постаралась, чтобы ее голос звучал как можно безразличнее. — Да. Продашь или оставишь за собой?
— Продам, — решительно заявила Ясмин.
В машине повисло долгое молчание. Ясмин казалось, что она не обязана обсуждать свои решения, а тем более объяснять их.
— На твоем месте я не стал бы этого делать. Чисто с финансовой точки зрения, разумеется.
— Мне вилла не нужна. Сомневаюсь, что когда-нибудь вернусь в Марокко. Я не была счастлива в Танжере с Андре, и не собираюсь там жить без него. В этом я твердо убеждена. А почему бы тебе не купить виллу, раз уж ты так ее любишь?
Ясмин скрестила руки на груди и снова уставилась в окно.
— И все же на твоем месте я бы подумал, — повторил Хасан странным тоном. — Не стоит рвать так круто.
— Может быть, — ответила Ясмин, теряясь в догадках, почему Хасан так хочет, чтобы она оставила виллу. Ясмин знала, что ничто не заставит ее вернуться. Она надолго замолчала.
Машина свернула на подъездную дорогу, напоминавшую картины Ван Гога. Симметричные двойные ряды деревьев по обеим сторонам убегали куда-то за горизонт, а за деревьями виднелись бесчисленные ряды низких виноградников. Виноград вился по проволоке, натянутой между вкопанными в землю деревянными кольями. Гроздья уже были собраны, а листья начинали желтеть. Ясмин подумала, хороший ли был собран урожай, но спрашивать не стала, да и вряд ли Хасан мог дать ей ответ на этот вопрос. Ей предстоит многому научиться, и главная проблема заключается вовсе не в том, чтобы узнать то, чего Ясмин не знает. Она поняла, что огромную массу информации, которая вот уже второй день на нее обрушивается, она просто не в состоянии усвоить. Голова гудела от распиравших ее мыслей.
— Bonjour, mademoiselle[38], — чирикнула она, ставя поднос с завтраком прямо на кровать. Потом решительно направилась к окнам. Взмахнув руками, точно птица крыльями, Франсуаза распахнула шторы, и вся комната залилась ярким светом.
— Который час? — пробормотала Ясмин, зарываясь лицом в подушки. Ей показалось, что еще очень рано, и потому никак не хотелось расставаться с приятным теплом мягкой постели. — По-моему, только-только взошло солнце.
— Точно! Точно! — защебетала служанка. — Самое лучшее время суток, вам так не кажется? — Франсуаза вернулась к постели и сдернула одеяло с плеч Ясмин, опустив его до пояса. — Теперь усаживайтесь, а я пока подержу поднос.
Ясмин повернулась и села. Франсуаза заботливо взбила подушки за ее спиной, потом поправила одеяло.
— Почему так рано? Который час? — Ясмин потянулась. Франсуаза умелым движением установила у нее на коленях поднос и протянула Ясмин клетчатую салфетку.
— Шесть часов, мадемуазель, — затараторила она, — я принесла вам крепкий кофе с рогаликами.
— Шесть часов! — воскликнула Ясмин. — Господи, вы что, всегда так рано встаете?
— Да, мадемуазель. Месье Хасан попросил разбудить его в половине шестого, а вас в шесть. В кофейнике кофе, а в кувшинчике — горячее молоко. — Франсуаза игнорировала явный протест Ясмин. — Поскольку вы сегодня едете на виноградники, необходимо встать пораньше.
Ясмин вздохнула и, взяв с подноса нежный свежий рогалик, откусила маленький кусочек.
— Спасибо, Франсуаза, — коротко улыбнулась Ясмин. — Я не хотела тебя обидеть: это все из-за того, что я здорово устала.
— Разумеется, cherie, но вам еще предстоит двухчасовая поездка на машине. Так что надо вставать.
— Понимаю. Если я устану, я смогу поспать в машине, — Ясмин сунула в рот намазанный маслом рогалик. — М-м-м, до чего же вкусно!
— Если вам захочется еще чего-нибудь на завтрак, только скажите. — Сложив руки на большом круглом животе, Франсуаза смотрела, как ест Ясмин, и лицо се светилось удовольствием. — Просто я еще не знаю ваших привычек.
— Это просто очаровательно, — похвалила Ясмин. Она принялась за кофе, обмакнула в него рогалик, съела и с удовольствием принялась за следующий.
— А что вы собираетесь надеть? — поинтересовалась Франсуаза.
— Ах, даже не знаю. Думаю, джинсы и блузку;
— А можно я посоветую костюм для верховой езды? Я видела, что у вас есть такой костюм, когда распаковывала вещи, мадемуазель.
— А там что, будут лошади? — оживилась Ясмин.
— В том-то и дело, мадемуазель. У месье Андрена виноградниках своя конюшня. Он всегда ездил верхом, когда бывал там. И месье Хасан тоже. Он просто обожает лошадей.
«Так вот почему Хасан велел мне захватить костюм для верховой езды, — подумала Ясмин, дожевывая последний рогалик. — Что ж, может быть, сегодня выдастся и не такой уж несчастный денек. Что может быть лучше бешеной скачки! Гораздо приятнее мужских объятий…» Ясмин довольно хмыкнула.
— Великолепно, — сказала она вслух. — Франсуаза, не будете ли вы так добры убрать поднос? Теперь, когда вы сказали мне о лошадях, я окончательно проснулась и полностью готова к сегодняшнему дню. Мне следует только побыстрее одеться.
— Очень хорошо, мадемуазель, — увидев на лице Ясмин улыбку, Франсуаза улыбнулась еще шире. — Я приготовлю ваш костюм, пока вы будете в ванной.
Ясмин выскочила из постели и птичкой порхнула через комнату в ванную. Выйдя оттуда и торопливо расчесывая волосы, она обнаружила, что Франсуаза уже успела заправить кровать и разложить на ней брюки для верховой езды и белую блузку. Рядом с кроватью стояли ботинки.
Ясмин натянула галифе и заправила блузку в пояс. После этого, стоя перед зеркалом, она собрала свои густые волосы в тугой узел на затылке. На висках выбилось несколько непокорных прядей, упорно не желавших укладываться и подчиняться расческе. Надев высокие ботинки, Ясмин вытащила из шкафа длинный фиолетовый шарф и обмотала его несколько раз вокруг шеи.
«Айседора Дункан, — разглядывая себя в зеркале, решила Ясмин. — Или же просто незнакомка, залетевшая сюда из двадцатых годов. Ну что ж, бросимся в страстные объятия… автомобиля. Впрочем, кажется, Айседора плохо кончила».
Посмеиваясь над собой, Ясмин вышла из комнаты и быстро спустилась по лестнице в холл. Там она сразу же увидела стоявшего у дверей Хасана. По спине у нее мягко пробежала дрожь предчувствия чего-то необычного. На Хасане были брюки цвета хаки, они ему очень шли, впрочем, как и автомобильные перчатки, и бледно-голубая рубашка с открытым воротом и завернутыми по локоть рукавами.
Волнистые волосы были влажны, точно Хасан только что вышел из душа. Стук ботинок Ясмин по лестнице заставил Хасана поднять глаза, и Ясмин успела заметить, как они сначала изумленно расширились, а потом мгновенно сузились. Ясмин замедлила шаг.
Оставшиеся ступеньки она преодолела согласно этикету, по крайней мере так, как ей это представлялось.
«В конце концов теперь я баронесса», — сказала себе Ясмин, сознавая, что Хасан неотрывно следит за тем, как она спускается по лестнице: глаза его так и впились в белоснежную шелковую блузку, идеально облегавшую фигуру Ясмин, потом скользнули вниз, по узким брюкам, прекрасно подчеркивающим мальчишеские бедра Ясмин и се стройные ноги.
— Молодец, не забыла захватить нужный наряд! — Хасан кивнул головой на се ботинки. — Ты так упряма, что, я думал, поступишь наперекор.
Ясмин изобразила сладкую улыбочку. Ее смутил снисходительный тон Хасана, но она сумела скрыть свою истинную реакцию и лишь высокомерно пожала плечами.
— Я всегда вожу костюм для верховой езды с собой, независимо от того, куда еду.
— Хорошо. — Хасан улыбнулся. — Теперь я хоть спокоен, что ты не в первый раз сядешь на лошадь.
— Далеко не первый! — надменно ответила Ясмин и тут же поняла, что тон ее более подходит вдовствующей императрице, нежели баронессе.
«Придется в этом потренироваться», — вздохнула про себя Ясмин и обратилась к Хасану:
— Не пора ли нам ехать? Или ты настаиваешь на том, чтобы провести все утро в холле?
Хасан не ответил, но продолжал задумчиво смотреть на Ясмин.
— Я осваиваю роль баронессы, так что ты должен меня извинить. Сегодня я поработаю над этикетом, если не возражаешь.
— Ах вот как? — усмехнулся Хасан. — В таком случае… — Он подхватил Ясмин под руку и повлек, несмотря на молчаливое сопротивление, к дверям. — Ваш автомобиль, мадемуазель баронесса.
У дома был припаркован лоснящийся на солнце спортивный «мерседес». Не говоря ни слова, Хасан распахнул дверцу и легонько подтолкнул Ясмин внутрь. Она высвободила руку из крепкого пожатия Хасана и, усевшись на переднем сиденье, оскорбление уставилась прямо перед собой. Дверца с шумом захлопнулась, и мгновение спустя Хасан уже сидел за рулем рядом с Ясмин. Двигатель завелся с легким ворчанием, и они тут же отъехали от тротуара.
— Хочу воспользоваться временем в дороге и познакомить тебя с историей рода Сен-Клеров, — неожиданно снова по-деловому сказал Хасан. Из голоса его улетучились нотки высокомерия, и Ясмин заметила, что предмет интересует Халифу по-настоящему. — Виноградники Сен-Клер находятся в Осере, примерно в ста милях от Парижа. Это один из самых известных районов французского виноделия начиная с двенадцатого века и даже раньше. Прежде чем пришли к своему признанию Бордо и Бургундия, лучшими считались вина из Осера. Король Иоанн собирал дань со своих вассалов бочонками осерского вина.
Ясмин прекратила изображать из себя баронессу и заинтересовалась рассказом.
Виноградники протянулись вдоль берега реки Йонны, а монахи монастыря Святого Мартина начали возделывать виноград на склонах холмов в се верхнем течении. Они выискивали места, где прежде всего тает снег — так поступает любой стоящий виноградарь. Но, что было более важным, монахи разбивали свои виноградники там, где имелись слои киммерийской глины. Глина эта состоит из ископаемых остатков крошечных ракообразных, умерших в море, которое занимало эти территории в юрский период. Хрупкие, ломкие, камнеподобные существа дали жизнь одному из лучших вин в мире.
— Так, значит, на виноград влияет почва? — спросила Ясмин.
— Ну-у-у, тут много разных причин: почва, климат, близость воды, количество солнечных дней. Но в данном случае почва имеет решающее значение. Масса крошечных ракушек, рачков, креветок и морских улиток придает шабли устойчивый нежный аромат, который ни с чем нельзя спутать. В этом районе находятся семь лучших виноградников Франции и двадцать девять первосортных.
— И эти виноградники существуют с двенадцатого века? — спросила Ясмин, благоговея перед веками истории.
— Гораздо раньше. — Хасан обрадовался интересу, который проявила Ясмин, и увлеченно продолжил:
— Осерское шабли было известно с самых древних времен. В начале шестнадцатого века в этом районе было до семисот виноградников, виноград выращивался преимущественно на киммерийских почвах. Однако в восемнадцатом веке потребление дешевых вин росло такими темпами, что для удовлетворения спроса французов возникла необходимость в новых сортах и технологиях. В результате виноградники дешевых сортов стали вытеснять поля, занятые зерновыми, и пастбища. Чтобы защитить шабли, королевским указом в 1731 году было запрещено разбивать новые виноградники, а также повелевалось выкорчевать виноградники, разбитые в последние годы. Но в 1759 году началась такая политическая неразбериха, что все декреты о земле были просто забыты. Французекая революция не щадила ничего и никого, и виноградники шабли были почти полностью уничтожены. Выращивался только обычный виноград.
Ясмин слушала Хасана с огромным интересом, боясь перебить глупым вопросом или неловким движением.
— Потом с распространением в девятнадцатом веке эпидемии виноградной тли производство дешевых вин прекратилось. А вот дорогое шабли спасли два обстоятельства.
Прежде всего высокая стоимость транспортировки на телегах, а главное — узкая долина не выпускала холодный весенний воздух, который губил нежные майские побеги винограда. Не имело смысла рисковать потерей нескольких урожаев подряд из-за холодов или виноградной тли, если конечный продукт не мог принести никакой выгоды.
Так что лишь несколько виноградарей, и Сен-Клеры в их числе, оставались верны винограду шабли.
— И это спасло шабли? — не выдержала Ясмин.
— А вот слушай, — продолжал Хасан. — В начале века распутный дед Андре промотал почти все их состояние, и это, как ни странно, обернулось к лучшему. Возможно, Андре и его отец пошли бы по стопам расточительного предка, проигрывая в карты и тратя на женщин остатки фамильных драгоценностей. Но отец Андре, столкнувшись с разоренным наследством и вытекающей отсюда перспективой идти на военную или гражданскую службу, решил рискнуть всем и заняться землей. Он заложил ее всю и всерьез занялся производством вина: досконально изучил науку виноделия, нанял опытных управляющих и вновь вернул былую славу Сен-Клерам. Его знания и привязанность к виноградарству были поразительны, и отец научил Андре всему, что знал сам.
Хасан рассказывал обстоятельно и увлеченно, не издеваясь, не иронизируя, не шокируя. Таким он очень нравился Ясмин. С ним было спокойно и хорошо.
— В шестидесятые годы, — Хасан, словно читал лекцию в Гарварде, — результатом последней грандиозной битвы с природой стало создание новой технологии защиты от морозов. Кто-то может подумать, что это был подарок Божий, но палка оказалась о двух концах. Поскольку риск потери урожая значительно снизился, виноградари, занимавшиеся производством обычных вин, стали требовать, чтобы их вина тоже назывались шабли. Несмотря на то что их виноградники не росли на киммсрийских глинах, они назвали свои вина «Петит шабли», что означает «Малый шабли». Отец Андре умер, надорвавшись в этой борьбе, тогда великую битву продолжил сын. Но они проиграли. Земли, отведенные под виноградники, все увеличивались, название «Малый шабли» потеряло смысл, так как весь виноград независимо от того, на какой почве он выращивается, называется просто шабли. И уже с этим ничего не поделать.
— Но что все это значит для Сен-Клера? — поинтересовалась Ясмин.
— А то, что ситуация подтолкнула Андре к решению освоить рынок Соединенных Штатов. Он почувствовал, что Америка интересуется хорошими винами, несмотря на распространение калифорнийского шабли. Кстати, именно это останавливало Андре прежде: он боялся конкуренции с Калифорнией. Андре решил, что можно создать в Штатах свой рынок с чрезвычайно высокими ценами. Такой рынок смог бы покрыть убытки, которые нес Андре после потери приоритета во Франции.
— Ты хочешь сказать, что Андре собирался сделать ставку на винных знатоков? — спросила заинтригованная Ясмин.
— Он называл их «винными снобами». Скорее он был заинтересован в их деньгах. В конце концов, винные снобы они и есть винные снобы. Их можно называть как угодно. Они создают новый рынок, дорогая моя, и тебе следует относиться к ним с уважением.
— Ты прав, — рассмеялась Ясмин, радуясь дружескому тону Хасана. — Нам не следует задевать их утонченную натуру.
— Теперь Андре умер. И не осталось никого, связанного с виноградарством, кто знал бы о нем столько, сколько знал Андре. Только ты да я, но, к сожалению, мы не так опытны, как следовало бы. Я знаю все финансовые аспекты, но этого явно недостаточно. Сейчас дело ведет Бертран Лабиш. Он лучший в мире специалист. — Хасан бросил на Ясмин спокойный взгляд. — Но теперь дело ляжет на твои плечи, Ясмин. Тысячи лет великой традиции и унаследовавшая все земли маленькая арабская девочка, которой по Корану запрещено употреблять алкоголь.
Видя, что юмор до Ясмин не доходит, Хасан расхохотался.
«Он что, считает меня совершенной дурочкой? — подумала Ясмин. — Ясное дело — считает. Ладно, он еще увидит. Если Андре научился у своего отца, значит, я могу научиться у Бертрана Лабиша. Я еще всем им покажу!»
Ясмин откинулась на спинку сиденья и отвернулась к окну. Хасан закончил свою лекцию и обратил внимание на дорогу. Краешком глаза Ясмин видела, что Хасан поглядывает на нее время от времени, но она и не подумала повернуть голову.
Потом она заскучала и включила радиоприемник. В салоне зазвучала известная французская песенка о любви, и Ясмин стала тихонько подпевать.
— А что ты намерена делать с виллой? — не сводя глаз с дороги, прервал молчание Хасан.
— Ты имеешь в виду в Танжере? — Ясмин постаралась, чтобы ее голос звучал как можно безразличнее. — Да. Продашь или оставишь за собой?
— Продам, — решительно заявила Ясмин.
В машине повисло долгое молчание. Ясмин казалось, что она не обязана обсуждать свои решения, а тем более объяснять их.
— На твоем месте я не стал бы этого делать. Чисто с финансовой точки зрения, разумеется.
— Мне вилла не нужна. Сомневаюсь, что когда-нибудь вернусь в Марокко. Я не была счастлива в Танжере с Андре, и не собираюсь там жить без него. В этом я твердо убеждена. А почему бы тебе не купить виллу, раз уж ты так ее любишь?
Ясмин скрестила руки на груди и снова уставилась в окно.
— И все же на твоем месте я бы подумал, — повторил Хасан странным тоном. — Не стоит рвать так круто.
— Может быть, — ответила Ясмин, теряясь в догадках, почему Хасан так хочет, чтобы она оставила виллу. Ясмин знала, что ничто не заставит ее вернуться. Она надолго замолчала.
Машина свернула на подъездную дорогу, напоминавшую картины Ван Гога. Симметричные двойные ряды деревьев по обеим сторонам убегали куда-то за горизонт, а за деревьями виднелись бесчисленные ряды низких виноградников. Виноград вился по проволоке, натянутой между вкопанными в землю деревянными кольями. Гроздья уже были собраны, а листья начинали желтеть. Ясмин подумала, хороший ли был собран урожай, но спрашивать не стала, да и вряд ли Хасан мог дать ей ответ на этот вопрос. Ей предстоит многому научиться, и главная проблема заключается вовсе не в том, чтобы узнать то, чего Ясмин не знает. Она поняла, что огромную массу информации, которая вот уже второй день на нее обрушивается, она просто не в состоянии усвоить. Голова гудела от распиравших ее мыслей.