Страница:
Попытайся думать как француженка. Возможно, ты еще немного любишь Андре? Возможно, тебе нужно немного времени, чтобы «переключить скорость»? Хорошо. Сделай передышку. Хасан ведь тебе не противен, не так ли? Он ведь не вызывает в тебе отвращения? Нет. До чего же глупенькими бывают порой молоденькие девушки!
Ясмин больше ничего не оставалось, как существовать в привычных рамках повседневной жизни, даже не замечая, что эти рамки создал для нее Халифа. С того самого момента, как Хасан внес спящую Ясмин на руках в дом Сен-Клера, он полностью взял все на себя. Он больше никогда не упоминал о делах, не предлагал Ясмин съездить на виноградники, хотя обращался с ней с исключительным уважением и почтением. Когда же она пыталась расспрашивать Хасана о делах, он переводил разговор в другое русло или целовал Ясмин, словно хотел поцелуем заставить ее замолчать, чем вскоре и положил конец всем вопросам Ясмин.
Такая жизнь под покровительством сильного мужчины была очень соблазнительна для Ясмин. Она словно опять возвращалась в школьные годы, испытывала те же чувства, которыми жила в пансионе: у нее существовал график, которому необходимо было следовать; ей не о чем было беспокоиться; ее водили и возили всюду, куда она только пожелает; не надо было думать ни о стирке белья, ни о покупках, ни о деньгах.
И Хасан был великолепен: красив, внимателен, великодушен, умен и очень решителен. Перед ним нельзя было устоять. И не потому, что Хасан был бесцеремонен, а потому, что он твердо знал: чего хочет он, того хочет и Ясмин… или должна хотеть.
После трех месяцев такого безмятежного существования Ясмин забеспокоилась.
— Ты никогда не говоришь мне, как обстоит дело с утверждением завещания, — неуверенно поинтересовалась она у Хасана как-то вечером за ужином.
— Прости, дорогая. — Хасан стал серьезным. — Ты считаешь, я скрываю от тебя информацию?
— О нет. — Ясмин уставилась в свою тарелку. — Ничего подобного. Но мне кажется немного странным, что я наследую все это без каких-либо проблем. Я просто боюсь, что ты не хочешь мне о них говорить из опасения расстроить меня или что-то в этом роде.
— Ну-у-у, тебе абсолютно не о чем беспокоиться. Дела идут как нельзя лучше, хотя я опасался, что могут оказаться какие-то родственники, о которых никто из нас не знал и которые вдруг объявятся и предъявят свои претензии. Но этого не случилось. Срок ожидания претендентов кончился, и все наследство переводится на твое имя.
— Я чувствую себя виноватой, я же готова была работать, что-то делать, а ты выполняешь за меня все мои обязанности.
— Не казни себя, — мягко сказал Хасан. — За свои дневные хлопоты я получаю более чем достаточно, не говоря уже о твоей щедрости по ночам.
Хасан взял руку Ясмин и поднес ее к губам. Повернул ладонь кверху и, не спуская глаз с лица Ясмин, такого очаровательного в свете свечи, нежно поцеловал ее руку и слегка пощекотал губами кожу, отчего Ясмин встрепенулась.
Не говоря более ни слова, Хасан помог ей встать. Так и не закончив ужина, они поднялись по лестнице в спальню.
На следующий день, посетив несколько галерей на Сен-Жермен-де-Пре, Ясмин бесцельно бродила по улицам.
Впервые за месяцы, прожитые в Париже с Хасаном, она почувствовала себя на удивление счастливой. Никуда не торопясь, Ясмин шла по тихой улочке. Часы показывали половину третьего, Ясмин не было необходимости возвращаться домой раньше пяти. Принять душ и одеться для театра — для этого не нужно много времени.
«Два с половиной часа ничего не надо делать и никуда не надо спешить», — подумала Ясмин.
День стоял холодный. Ясмин плотнее укуталась в свою шубку. Шубку ей подарил Хасан. Это были русские соболя, и всякий раз, надевая их, Ясмин чувствовала себя принцессой. Хасан делал Ясмин много подарков: великолепные наряды и дорогие украшения; толстые золотые цепочки и драгоценные камни в искусных оправах. Халифе нравилось, когда Ясмин носила его подарки, и она понимала, что он при этом испытывал гордость собственника.
Ясмин брела сама не зная куда мимо маленьких кафе, бакалейных лавчонок и булочных. Окна их были украшены к Рождеству, а у церквей стояли рождественские ясли, которые очень нравились Ясмин.
Она шла по району жилых домов, в которых проживал по большей части рабочий люд. По улице носилась стая подростков; выбегая на проезжую часть, ребята уворачивались от несущихся автомобилей, улюлюкая и освистывая вынужденных резко тормозить возмущенных водителей. Вдоль стен, у магазинов, стояли молодые люди с тупыми лицами. Насколько могла понять Ясмин, парни эти в основном занимались тем, что давали друг другу прикурить и глазели то в один, то в другой конец улицы. Казалось, они ждут чего-то, что никогда не случится, или кого-то, кто никогда не придет. На ступеньках парадных лестниц сидели небольшими группами девушки, чрезмерно накрашенные и в слишком легких пальтишках.
У них был затравленный взгляд начинающих проституток.
Ясмин выделялась в толпе своей соболиной шубкой.
Она догадывалась, что должна быть осторожна, но не испытывала ни малейшего страха. Это был мир, не похожий на тот, в котором Ясмин жила три последних месяца. Он был не похож и на ее женевское окружение. И в школьные годы Ясмин жила по-другому.
Но мир этот ее не пугал. Он очень походил на тот, из которого вышла сама Ясмин, с одной лишь разницей — вместо арабской речи здесь звучала французская. Различие было и в одежде, и в манере поведения. Все остальное: сокрушающее ощущение бедности, понимание того, что ради денег можно сделать все, не остановиться ни перед чем, — было точно таким же. И в этой психологии не было ничего странного. Обычная борьба за выживание. На этих улицах не существовало понятия преступления. Просто находились более или менее опасные способы заработать на жизнь.
Ясмин скорее ощущала, чем видела зловещую энергию, излучаемую холодными молодыми людьми, провожавшими ее цепкими взглядами. Они не желали ничего упускать в этой жизни.
Непонятно почему, но, глядя на этих молодых людей, Ясмин неожиданно вырвалась из оцепенения, в котором так долго пребывала. Всю ее вдруг пронзило ощущение реальности мира, и с новой, необычной силой взорвались для нее цвета и звуки улицы. По всему телу разлилось ощущение невероятной энергии, о существовании которой Ясмин и не подозревала. Она даже почувствовала, как задрожали ее пальцы.
— Вот оно! — громко воскликнула Ясмин.
Парни удивленно уставились на нее. Но больше им ничего услышать не довелось, поскольку стремительно шагавшая Ясмин успела завернуть за угол и лишь там закончила свою мысль:
— Я была ребенком! Каким же я была ребенком!
Вместо того чтобы, воспользовавшись наследством, купить себе свободу, которой так хотела Ясмин, она — теперь это было ясно как день — позволила связать себя узами мужского покровительства. Ясмин поняла, что ее нынешнее существование было предопределено заранее теми нормами, по которым она прожила свою жизнь. Ошеломленная Ясмин перешла улицу и направилась обратно, в сторону Сен-Жермен-де-Пре.
«Я трусила, — продолжала она размышлять. — Была настолько бесхарактерной, что не видела за собой права выбора. Я же теперь так же свободна, как Оскар фон Ротенбург: деньги дают мне право поступать, как мне хочется. Все, что теперь требуется, — это определить, чего же мне хочется. И тогда я стану по-настоящему свободной». Ясмин улыбнулась, неожиданно осознав до конца, что же для нес сделал Андре. Он подарил ей свободу, и она должна ею воспользоваться.
Все это время, с самого того дня, когда Хасан появился в ее кабинете в Женеве, Ясмин не могла думать о себе самостоятельно. И вдруг, подобно мощной волне прилива, на Ясмин обрушился поток желаний.
Она вспомнила, что собиралась учиться основам бизнеса, которым занимался Оскар: понять, как искусство превращается в деньги, а потом опять оборачивается искусством.
Теперь до нее дошло, что виноградники — это та же система.
Виноград превращался в деньги, деньги производили новый виноград. Но станет ли Хасан учить ее? Ясмин тут же поняла, что нет. Халифе не нужна была такая женщина. Ему нужна была куртизанка, возможно, образованная, но не самостоятельная, независимая женщина, и уж точно не деловая женщина.
Но как же тогда она научится? И где? И еще один вопрос: Хасан ни на секунду не сомневался, что Ясмин — его собственность, его приобретение. Он никогда не предлагал Ясмин выйти за него замуж, и она ни за что не вышла бы.
Хотя Хасан ни минуты не сомневался в согласии Ясмин. Он был слишком в себе уверен. Нет, их совместная жизнь сковывала Ясмин, какой бы приятной она ни казалась. Праздное, искусственное, полное любовных наслаждений — такое существование было просто обезболивающим средством, и Ясмин поняла, что должна из этой жизни вырваться.
Наследство давало Ясмин возможность уехать, куда ей захочется. Единственная реальная проблема заключалась в том, чтобы уйти от Хасана и в то же время попытаться научиться делу.
— Невозможно, — пробормотала Ясмин.
Но тут же расхохоталась.
«Проще простого! И как это раньше мне не приходило в голову? — удивилась про себя Ясмин. — Ну разумеется!
Учеба. Надо продолжить учебу. В конце концов, все девушки из Лотремо поступили в колледжи. Хиллари учится в Рсдклиффе, и я могу поступить туда же. Да, но Редклифф — в Америке. Слишком далеко. Что ж, в Париже всегда под рукой Сорбонна. Слишком близко. — Ясмин снова рассмеялась. — А как насчет Англии? Почему бы и нет?»
Но как быть с Хасаном? Любит ли она его? Ясмин не могла этого сказать. Она не знала. Правда, ей нравилось его общество. Ясмин наслаждалась его искусством заниматься любовью. Но это не было самой любовью. Любовь значит нечто большее. Ясмин вспомнила Андре, чувства, которые она с ним испытывала. Была ли тогда любовь?
Возможно. К Хасану же она испытывала нечто другое. Приятное, но другое.
Ясмин поймала такси. По дороге она поняла, что абсолютно счастлива, что разобралась в своих чувствах и развеселилась при мысли об открывающихся в ее жизни перспективах.
Выходя из машины, Ясмин сунула таксисту двадцать франков вместо положенных семи. Не дожидаясь сдачи, взлетела по ступенькам и скрылась за дверью.
Радостно напевая, она облачилась в бирюзовое платье и надела на шею жемчужное ожерелье. Спустившись вниз, Ясмин принялась дожидаться Хасана.
— О-о-о, отлично, — похвалил Хасан, ставя портфель на пол. — Ты уже готова. Мы отправимся, как только я переоденусь.
— Ах, Хасан, я приготовила тебе выпить. Я приняла решение и хочу тебе о нем рассказать.
— В самом деле? Итак, ты решила завтра выйти за меня замуж. Угадал? Рад это слышать, но к подобному признанию вовсе не обязательно подготавливать меня посредством выпивки.
— Нет. Я решила продолжить учебу. Это то, что мне нужно. Все это время я пыталась найти себя. Сегодня я неожиданно поняла, чего я хочу. Я так счастлива!
Не похоже было, что Хасан разделяет ее восторг. Ей показалось, что на какое-то мгновение в его глазах промелькнуло холодное бешенство.
— Нет, — твердо заявил Халифа. — Ты должна быть здесь, со мной.
— Я тебя не бросаю. Я просто хочу продолжить учебу.
В Англии.
— А с чего ты решила, что имеешь право все оставить, бросить на произвол судьбы? Ты уверена, что, когда ты вернешься, все будет в полном порядке? — ледяным тоном спросил Хасан. — Не слишком ли ты самонадеянна?
Ясмин слегка запнулась. Разговор складывался не так просто, как она предполагала.
— Но мне всегда нравилось учиться, — робко возразила она. — Я очень хотела поступить в колледж, но Андре так и не предложил мне этого — не хватило времени.
— Возможно, он не считал, что тебе это нужно.
— Не важно, что он считал, — смутилась Ясмин. — Теперь имеет значение, что считаю я. А мне очень хочется продолжить свое образование.
— Как ты окончила школу?
— С отличием, разумеется. Я даже произносила прощальную речь от имени всех выпускниц. — Сказав это, Ясмин даже несколько приосанилась.
В комнате воцарилось молчание. Хасан прекратил ходить взад-вперед и сел, словно влился, в глубокое кресло, напомнив, как обычно, Ясмин своей грациозностью большого кота. Каждое его движение было прекрасно выверено, взвешено и экономично. Хасан мог бы стать бесподобным атлетом, если бы выбрал спортивную карьеру. Он долго, не говоря ни слова, смотрел на свой стакан.
У Ясмин от подступившего страха забегали по коже мурашки. Что же скажет Хасан?
Наконец он взглянул на Ясмин.
— Что ж, мне кажется, в этом нет никакого вреда. — Голос его неожиданно смягчился. Он тщательно подбирал слова. — В конце концов, как любовница ты от этого станешь еще очаровательнее.
— В самом деле? — удивилась неожиданной смене его настроения Ясмин.
— А может, и нет, — засмеялся Хасан. — Но ты станешь более интересной собеседницей. К тому же глупо с моей стороны становиться у тебя на пути. В конце концов, не исключено, что, приехав туда, ты начнешь скучать обо мне или тебя начнет тяготить вся эта школьная чепуха. Тогда ты моментально вернешься.
Ясмин овладела досада.
— А тебя что, тяготила университетская жизнь?
— Разумеется, нет.
— Тогда и меня, очевидно, не будет тяготить.
Хасан неожиданно выпрыгнул из кресла и оказался рядом с Ясмин. Приподняв тяжелую прядь ее волос, он нежно дунул ей в ухо, отчего по всему напряженному телу Ясмин пробежала опасная чувственная дрожь.
— Я позабочусь о твоих делах, пока ты не прекратишь заниматься ерундой и не вернешься домой, — зашептал Хасан. — Я буду охранять твой замок и сундуки с золотом, маленькая принцесса. Но запомни одно… — Хасан взял Ясмин за плечи и крепко прижал к себе. — Помни, что ты — моя. Навеки.
Ясмин почувствовала раздражение.
«Почему он никогда не говорит о любви? — подумала она. — Почему всегда только обладание, право или долг?
Может, он просто не знает, что такое любовь? Но это вовсе не значит, что и я должна забыть это слово».
Хасан прервал размышления Ясмин, приподняв ее подбородок и заглянув в глаза.
— Ты уверена, что не хочешь выйти за меня замуж прямо сейчас? — Странная улыбка играла на губах Хасана. — Я спрашиваю тебя об этом только один раз, потом уже не буду к тебе приставать.
Рука Халифы скользнула по спине Ясмин, и он крепко прижал девушку к себе всем телом. Припав к губам Ясмин, Хасан принялся мягко и чувственно ласкать их, настойчиво и страстно. Томное желание растеклось по телу Ясмин, что случалось всякий раз, когда Хасан начинал свои ласки.
Она прильнула к Халифе, но тот был отчужденным и отрешенным. Казалось, он специально разыгрывал эту сцену с тем только, чтобы показать Ясмин, какую реакцию он неизменно в ней вызывает, и дать почувствовать, какой силой он над ней обладает.
Хасан скользнул языком в приоткрытый рот Ясмин и тут же извлек его обратно. Почувствовав, что Ясмин уже в его власти, Хасан опустил руки ей на бедра, после чего вставил свою крепкую, мускулистую ногу между ног Ясмин. Ритмичными движениями он принялся нарочно ее возбуждать.
— А теперь, Ясмин, скажи мне, чего ты хочешь, — прошептал он ей в губы. — Ты хочешь оставить меня? Оставить это?
Прежде чем Ясмин успела ответить, Хасан поднял ее на руки и понес через комнату. Опустив девушку на желтую кушетку, Халифа поднял ей юбку, обнажив бедра.
— Вероятно, мне следует напомнить тебе, о чем ты будешь тосковать, когда устанешь от своих пыльных учебников.
Ясмин неотрывно следила за Хасаном, пока он стягивал с нее шелковые трусики и расстегивал свои брюки.
Хасан вошел в нее без своих обычных предосторожностей, без предварительной игры. Ясмин ужаснулась, поняв, насколько сама была готова принять его. Ей было совсем не страшно, тем более что очень скоро она вообще потеряла способность соображать. Халифа внимательно следил за Ясмин и полностью контролировал собственные эмоции, размеренно двигаясь в ее влажной плоти. Не останавливаясь ни на секунду, он задрал платье на голову Ясмин, обнажив ее грудь. Растирая между пальцами твердые, торчащие соски, Халифа умело довел возбуждение Ясмин до того состояния, из которого уже не было возврата. Он кончил не раньше, чем услышал, как Ясмин стала захлебываться стонами наслаждения.
— Ты не передумала? — вкрадчиво переспросил Хасан.
Сейчас он не улыбался.
Ясмин молча покачала головой. Она не была уверена, что может произнести хоть слово.
— Тогда хорошо. Можешь ехать. — Хасан резко встал. — Только не вздумай там крутить романы. Ты можешь учиться круглые сутки, можешь закопаться с носом в умные книжки — я не буду возражать. Но твое тело принадлежит только мне. Это ясно?
Ясмин пристально посмотрела на Халифу:
— Хасан, ты меня любишь?
Хасан, казалось, был не готов к подобному вопросу.
— Люблю? — На какое-то мгновение на его лице мелькнуло выражение ошеломленности, беспомощности и беззащитности. — Почему ты спрашиваешь?
— Не знаю. — Ясмин неожиданно почувствовала в себе силу и способность вести разговор уверенно. — Кажется, это вполне логичный вопрос. В конце концов, ты хочешь на мне жениться. Ты говоришь мне о том, что я могу, а что нет, делать со своим телом. Мне просто интересно, любишь ты меня или нет. Что в этом странного?
Хасану потребовалось совсем немного времени, чтобы оправиться от неожиданности. Со своей обычной изворотливостью он уклонился от прямого ответа.
— Дорогая, ты читаешь слишком много романов, — Улыбнувшись, Халифа подсел к Ясмин и обнял ее. — Ты ведь хочешь, чтобы все было как в книжках, не так ли?
— А что в этом плохого? Разве книги врут?
— Разумеется, нет. Но то, что происходит в романах с придуманными людьми, вовсе не обязательно должно распространяться и на нас с тобой.
— Не вижу особой разницы между собой и «придуманными людьми», как ты их называешь, — промямлила Ясмин в грудь Хасана. Порой с ним так трудно было говорить.
— Если это сделает тебя счастливой, — голос Хасана звучал нежно, но тон его был почти покровительственным, — я люблю в тебе все: твою забавную маленькую головку со всеми ее вздорными интеллектуальными претензиями, твое тело. Но больше всего я люблю вот это… — Халифа положил ладонь на бугорок между ног Ясмин.
Она не понимала, почему Хасан не может просто сказать: «Я тебя люблю». Ну да ладно, по крайней мере он ее отпускает. Не обращая больше внимания на ласкавшие ее пальцы, Ясмин принялась думать о заявлениях, рекомендательных письмах, о том, как получить свои конспекты из Лотремо. Она немедленно позвонит Соланж. Столько нужно сделать, и так мало времени! Возможно, она сможет начать учебу с середины учебного года. До февраля осталось немногим более полутора месяцев. Трудно, но возможно.
Занятая мысленным составлением стремительно увеличивающегося списка необходимых дел, Ясмин почувствовала странную раздвоенность. Было такое ощущение, что она стоит в другом конце комнаты и наблюдает за тем, как большой, красивый мужчина занимается любовью с маленькой смуглой девушкой. Девушка была спокойна, глаза открыты, брови слегка нахмурены. Совершенно очевидно: девушка озабочена совсем другими проблемами.
Ясмин тихонько рассмеялась и подумала, заметил ли Хасан ее отвлеченные мысли. Что ж, по крайней мере он тоже при деле, пока Ясмин прикидывает, как с меньшими потерями вырвать себя из той жизни, которую Хасан с такой тщательностью для нее спланировал.
5
Глава 17
Ясмин больше ничего не оставалось, как существовать в привычных рамках повседневной жизни, даже не замечая, что эти рамки создал для нее Халифа. С того самого момента, как Хасан внес спящую Ясмин на руках в дом Сен-Клера, он полностью взял все на себя. Он больше никогда не упоминал о делах, не предлагал Ясмин съездить на виноградники, хотя обращался с ней с исключительным уважением и почтением. Когда же она пыталась расспрашивать Хасана о делах, он переводил разговор в другое русло или целовал Ясмин, словно хотел поцелуем заставить ее замолчать, чем вскоре и положил конец всем вопросам Ясмин.
Такая жизнь под покровительством сильного мужчины была очень соблазнительна для Ясмин. Она словно опять возвращалась в школьные годы, испытывала те же чувства, которыми жила в пансионе: у нее существовал график, которому необходимо было следовать; ей не о чем было беспокоиться; ее водили и возили всюду, куда она только пожелает; не надо было думать ни о стирке белья, ни о покупках, ни о деньгах.
И Хасан был великолепен: красив, внимателен, великодушен, умен и очень решителен. Перед ним нельзя было устоять. И не потому, что Хасан был бесцеремонен, а потому, что он твердо знал: чего хочет он, того хочет и Ясмин… или должна хотеть.
После трех месяцев такого безмятежного существования Ясмин забеспокоилась.
— Ты никогда не говоришь мне, как обстоит дело с утверждением завещания, — неуверенно поинтересовалась она у Хасана как-то вечером за ужином.
— Прости, дорогая. — Хасан стал серьезным. — Ты считаешь, я скрываю от тебя информацию?
— О нет. — Ясмин уставилась в свою тарелку. — Ничего подобного. Но мне кажется немного странным, что я наследую все это без каких-либо проблем. Я просто боюсь, что ты не хочешь мне о них говорить из опасения расстроить меня или что-то в этом роде.
— Ну-у-у, тебе абсолютно не о чем беспокоиться. Дела идут как нельзя лучше, хотя я опасался, что могут оказаться какие-то родственники, о которых никто из нас не знал и которые вдруг объявятся и предъявят свои претензии. Но этого не случилось. Срок ожидания претендентов кончился, и все наследство переводится на твое имя.
— Я чувствую себя виноватой, я же готова была работать, что-то делать, а ты выполняешь за меня все мои обязанности.
— Не казни себя, — мягко сказал Хасан. — За свои дневные хлопоты я получаю более чем достаточно, не говоря уже о твоей щедрости по ночам.
Хасан взял руку Ясмин и поднес ее к губам. Повернул ладонь кверху и, не спуская глаз с лица Ясмин, такого очаровательного в свете свечи, нежно поцеловал ее руку и слегка пощекотал губами кожу, отчего Ясмин встрепенулась.
Не говоря более ни слова, Хасан помог ей встать. Так и не закончив ужина, они поднялись по лестнице в спальню.
На следующий день, посетив несколько галерей на Сен-Жермен-де-Пре, Ясмин бесцельно бродила по улицам.
Впервые за месяцы, прожитые в Париже с Хасаном, она почувствовала себя на удивление счастливой. Никуда не торопясь, Ясмин шла по тихой улочке. Часы показывали половину третьего, Ясмин не было необходимости возвращаться домой раньше пяти. Принять душ и одеться для театра — для этого не нужно много времени.
«Два с половиной часа ничего не надо делать и никуда не надо спешить», — подумала Ясмин.
День стоял холодный. Ясмин плотнее укуталась в свою шубку. Шубку ей подарил Хасан. Это были русские соболя, и всякий раз, надевая их, Ясмин чувствовала себя принцессой. Хасан делал Ясмин много подарков: великолепные наряды и дорогие украшения; толстые золотые цепочки и драгоценные камни в искусных оправах. Халифе нравилось, когда Ясмин носила его подарки, и она понимала, что он при этом испытывал гордость собственника.
Ясмин брела сама не зная куда мимо маленьких кафе, бакалейных лавчонок и булочных. Окна их были украшены к Рождеству, а у церквей стояли рождественские ясли, которые очень нравились Ясмин.
Она шла по району жилых домов, в которых проживал по большей части рабочий люд. По улице носилась стая подростков; выбегая на проезжую часть, ребята уворачивались от несущихся автомобилей, улюлюкая и освистывая вынужденных резко тормозить возмущенных водителей. Вдоль стен, у магазинов, стояли молодые люди с тупыми лицами. Насколько могла понять Ясмин, парни эти в основном занимались тем, что давали друг другу прикурить и глазели то в один, то в другой конец улицы. Казалось, они ждут чего-то, что никогда не случится, или кого-то, кто никогда не придет. На ступеньках парадных лестниц сидели небольшими группами девушки, чрезмерно накрашенные и в слишком легких пальтишках.
У них был затравленный взгляд начинающих проституток.
Ясмин выделялась в толпе своей соболиной шубкой.
Она догадывалась, что должна быть осторожна, но не испытывала ни малейшего страха. Это был мир, не похожий на тот, в котором Ясмин жила три последних месяца. Он был не похож и на ее женевское окружение. И в школьные годы Ясмин жила по-другому.
Но мир этот ее не пугал. Он очень походил на тот, из которого вышла сама Ясмин, с одной лишь разницей — вместо арабской речи здесь звучала французская. Различие было и в одежде, и в манере поведения. Все остальное: сокрушающее ощущение бедности, понимание того, что ради денег можно сделать все, не остановиться ни перед чем, — было точно таким же. И в этой психологии не было ничего странного. Обычная борьба за выживание. На этих улицах не существовало понятия преступления. Просто находились более или менее опасные способы заработать на жизнь.
Ясмин скорее ощущала, чем видела зловещую энергию, излучаемую холодными молодыми людьми, провожавшими ее цепкими взглядами. Они не желали ничего упускать в этой жизни.
Непонятно почему, но, глядя на этих молодых людей, Ясмин неожиданно вырвалась из оцепенения, в котором так долго пребывала. Всю ее вдруг пронзило ощущение реальности мира, и с новой, необычной силой взорвались для нее цвета и звуки улицы. По всему телу разлилось ощущение невероятной энергии, о существовании которой Ясмин и не подозревала. Она даже почувствовала, как задрожали ее пальцы.
— Вот оно! — громко воскликнула Ясмин.
Парни удивленно уставились на нее. Но больше им ничего услышать не довелось, поскольку стремительно шагавшая Ясмин успела завернуть за угол и лишь там закончила свою мысль:
— Я была ребенком! Каким же я была ребенком!
Вместо того чтобы, воспользовавшись наследством, купить себе свободу, которой так хотела Ясмин, она — теперь это было ясно как день — позволила связать себя узами мужского покровительства. Ясмин поняла, что ее нынешнее существование было предопределено заранее теми нормами, по которым она прожила свою жизнь. Ошеломленная Ясмин перешла улицу и направилась обратно, в сторону Сен-Жермен-де-Пре.
«Я трусила, — продолжала она размышлять. — Была настолько бесхарактерной, что не видела за собой права выбора. Я же теперь так же свободна, как Оскар фон Ротенбург: деньги дают мне право поступать, как мне хочется. Все, что теперь требуется, — это определить, чего же мне хочется. И тогда я стану по-настоящему свободной». Ясмин улыбнулась, неожиданно осознав до конца, что же для нес сделал Андре. Он подарил ей свободу, и она должна ею воспользоваться.
Все это время, с самого того дня, когда Хасан появился в ее кабинете в Женеве, Ясмин не могла думать о себе самостоятельно. И вдруг, подобно мощной волне прилива, на Ясмин обрушился поток желаний.
Она вспомнила, что собиралась учиться основам бизнеса, которым занимался Оскар: понять, как искусство превращается в деньги, а потом опять оборачивается искусством.
Теперь до нее дошло, что виноградники — это та же система.
Виноград превращался в деньги, деньги производили новый виноград. Но станет ли Хасан учить ее? Ясмин тут же поняла, что нет. Халифе не нужна была такая женщина. Ему нужна была куртизанка, возможно, образованная, но не самостоятельная, независимая женщина, и уж точно не деловая женщина.
Но как же тогда она научится? И где? И еще один вопрос: Хасан ни на секунду не сомневался, что Ясмин — его собственность, его приобретение. Он никогда не предлагал Ясмин выйти за него замуж, и она ни за что не вышла бы.
Хотя Хасан ни минуты не сомневался в согласии Ясмин. Он был слишком в себе уверен. Нет, их совместная жизнь сковывала Ясмин, какой бы приятной она ни казалась. Праздное, искусственное, полное любовных наслаждений — такое существование было просто обезболивающим средством, и Ясмин поняла, что должна из этой жизни вырваться.
Наследство давало Ясмин возможность уехать, куда ей захочется. Единственная реальная проблема заключалась в том, чтобы уйти от Хасана и в то же время попытаться научиться делу.
— Невозможно, — пробормотала Ясмин.
Но тут же расхохоталась.
«Проще простого! И как это раньше мне не приходило в голову? — удивилась про себя Ясмин. — Ну разумеется!
Учеба. Надо продолжить учебу. В конце концов, все девушки из Лотремо поступили в колледжи. Хиллари учится в Рсдклиффе, и я могу поступить туда же. Да, но Редклифф — в Америке. Слишком далеко. Что ж, в Париже всегда под рукой Сорбонна. Слишком близко. — Ясмин снова рассмеялась. — А как насчет Англии? Почему бы и нет?»
Но как быть с Хасаном? Любит ли она его? Ясмин не могла этого сказать. Она не знала. Правда, ей нравилось его общество. Ясмин наслаждалась его искусством заниматься любовью. Но это не было самой любовью. Любовь значит нечто большее. Ясмин вспомнила Андре, чувства, которые она с ним испытывала. Была ли тогда любовь?
Возможно. К Хасану же она испытывала нечто другое. Приятное, но другое.
Ясмин поймала такси. По дороге она поняла, что абсолютно счастлива, что разобралась в своих чувствах и развеселилась при мысли об открывающихся в ее жизни перспективах.
Выходя из машины, Ясмин сунула таксисту двадцать франков вместо положенных семи. Не дожидаясь сдачи, взлетела по ступенькам и скрылась за дверью.
Радостно напевая, она облачилась в бирюзовое платье и надела на шею жемчужное ожерелье. Спустившись вниз, Ясмин принялась дожидаться Хасана.
— О-о-о, отлично, — похвалил Хасан, ставя портфель на пол. — Ты уже готова. Мы отправимся, как только я переоденусь.
— Ах, Хасан, я приготовила тебе выпить. Я приняла решение и хочу тебе о нем рассказать.
— В самом деле? Итак, ты решила завтра выйти за меня замуж. Угадал? Рад это слышать, но к подобному признанию вовсе не обязательно подготавливать меня посредством выпивки.
— Нет. Я решила продолжить учебу. Это то, что мне нужно. Все это время я пыталась найти себя. Сегодня я неожиданно поняла, чего я хочу. Я так счастлива!
Не похоже было, что Хасан разделяет ее восторг. Ей показалось, что на какое-то мгновение в его глазах промелькнуло холодное бешенство.
— Нет, — твердо заявил Халифа. — Ты должна быть здесь, со мной.
— Я тебя не бросаю. Я просто хочу продолжить учебу.
В Англии.
— А с чего ты решила, что имеешь право все оставить, бросить на произвол судьбы? Ты уверена, что, когда ты вернешься, все будет в полном порядке? — ледяным тоном спросил Хасан. — Не слишком ли ты самонадеянна?
Ясмин слегка запнулась. Разговор складывался не так просто, как она предполагала.
— Но мне всегда нравилось учиться, — робко возразила она. — Я очень хотела поступить в колледж, но Андре так и не предложил мне этого — не хватило времени.
— Возможно, он не считал, что тебе это нужно.
— Не важно, что он считал, — смутилась Ясмин. — Теперь имеет значение, что считаю я. А мне очень хочется продолжить свое образование.
— Как ты окончила школу?
— С отличием, разумеется. Я даже произносила прощальную речь от имени всех выпускниц. — Сказав это, Ясмин даже несколько приосанилась.
В комнате воцарилось молчание. Хасан прекратил ходить взад-вперед и сел, словно влился, в глубокое кресло, напомнив, как обычно, Ясмин своей грациозностью большого кота. Каждое его движение было прекрасно выверено, взвешено и экономично. Хасан мог бы стать бесподобным атлетом, если бы выбрал спортивную карьеру. Он долго, не говоря ни слова, смотрел на свой стакан.
У Ясмин от подступившего страха забегали по коже мурашки. Что же скажет Хасан?
Наконец он взглянул на Ясмин.
— Что ж, мне кажется, в этом нет никакого вреда. — Голос его неожиданно смягчился. Он тщательно подбирал слова. — В конце концов, как любовница ты от этого станешь еще очаровательнее.
— В самом деле? — удивилась неожиданной смене его настроения Ясмин.
— А может, и нет, — засмеялся Хасан. — Но ты станешь более интересной собеседницей. К тому же глупо с моей стороны становиться у тебя на пути. В конце концов, не исключено, что, приехав туда, ты начнешь скучать обо мне или тебя начнет тяготить вся эта школьная чепуха. Тогда ты моментально вернешься.
Ясмин овладела досада.
— А тебя что, тяготила университетская жизнь?
— Разумеется, нет.
— Тогда и меня, очевидно, не будет тяготить.
Хасан неожиданно выпрыгнул из кресла и оказался рядом с Ясмин. Приподняв тяжелую прядь ее волос, он нежно дунул ей в ухо, отчего по всему напряженному телу Ясмин пробежала опасная чувственная дрожь.
— Я позабочусь о твоих делах, пока ты не прекратишь заниматься ерундой и не вернешься домой, — зашептал Хасан. — Я буду охранять твой замок и сундуки с золотом, маленькая принцесса. Но запомни одно… — Хасан взял Ясмин за плечи и крепко прижал к себе. — Помни, что ты — моя. Навеки.
Ясмин почувствовала раздражение.
«Почему он никогда не говорит о любви? — подумала она. — Почему всегда только обладание, право или долг?
Может, он просто не знает, что такое любовь? Но это вовсе не значит, что и я должна забыть это слово».
Хасан прервал размышления Ясмин, приподняв ее подбородок и заглянув в глаза.
— Ты уверена, что не хочешь выйти за меня замуж прямо сейчас? — Странная улыбка играла на губах Хасана. — Я спрашиваю тебя об этом только один раз, потом уже не буду к тебе приставать.
Рука Халифы скользнула по спине Ясмин, и он крепко прижал девушку к себе всем телом. Припав к губам Ясмин, Хасан принялся мягко и чувственно ласкать их, настойчиво и страстно. Томное желание растеклось по телу Ясмин, что случалось всякий раз, когда Хасан начинал свои ласки.
Она прильнула к Халифе, но тот был отчужденным и отрешенным. Казалось, он специально разыгрывал эту сцену с тем только, чтобы показать Ясмин, какую реакцию он неизменно в ней вызывает, и дать почувствовать, какой силой он над ней обладает.
Хасан скользнул языком в приоткрытый рот Ясмин и тут же извлек его обратно. Почувствовав, что Ясмин уже в его власти, Хасан опустил руки ей на бедра, после чего вставил свою крепкую, мускулистую ногу между ног Ясмин. Ритмичными движениями он принялся нарочно ее возбуждать.
— А теперь, Ясмин, скажи мне, чего ты хочешь, — прошептал он ей в губы. — Ты хочешь оставить меня? Оставить это?
Прежде чем Ясмин успела ответить, Хасан поднял ее на руки и понес через комнату. Опустив девушку на желтую кушетку, Халифа поднял ей юбку, обнажив бедра.
— Вероятно, мне следует напомнить тебе, о чем ты будешь тосковать, когда устанешь от своих пыльных учебников.
Ясмин неотрывно следила за Хасаном, пока он стягивал с нее шелковые трусики и расстегивал свои брюки.
Хасан вошел в нее без своих обычных предосторожностей, без предварительной игры. Ясмин ужаснулась, поняв, насколько сама была готова принять его. Ей было совсем не страшно, тем более что очень скоро она вообще потеряла способность соображать. Халифа внимательно следил за Ясмин и полностью контролировал собственные эмоции, размеренно двигаясь в ее влажной плоти. Не останавливаясь ни на секунду, он задрал платье на голову Ясмин, обнажив ее грудь. Растирая между пальцами твердые, торчащие соски, Халифа умело довел возбуждение Ясмин до того состояния, из которого уже не было возврата. Он кончил не раньше, чем услышал, как Ясмин стала захлебываться стонами наслаждения.
— Ты не передумала? — вкрадчиво переспросил Хасан.
Сейчас он не улыбался.
Ясмин молча покачала головой. Она не была уверена, что может произнести хоть слово.
— Тогда хорошо. Можешь ехать. — Хасан резко встал. — Только не вздумай там крутить романы. Ты можешь учиться круглые сутки, можешь закопаться с носом в умные книжки — я не буду возражать. Но твое тело принадлежит только мне. Это ясно?
Ясмин пристально посмотрела на Халифу:
— Хасан, ты меня любишь?
Хасан, казалось, был не готов к подобному вопросу.
— Люблю? — На какое-то мгновение на его лице мелькнуло выражение ошеломленности, беспомощности и беззащитности. — Почему ты спрашиваешь?
— Не знаю. — Ясмин неожиданно почувствовала в себе силу и способность вести разговор уверенно. — Кажется, это вполне логичный вопрос. В конце концов, ты хочешь на мне жениться. Ты говоришь мне о том, что я могу, а что нет, делать со своим телом. Мне просто интересно, любишь ты меня или нет. Что в этом странного?
Хасану потребовалось совсем немного времени, чтобы оправиться от неожиданности. Со своей обычной изворотливостью он уклонился от прямого ответа.
— Дорогая, ты читаешь слишком много романов, — Улыбнувшись, Халифа подсел к Ясмин и обнял ее. — Ты ведь хочешь, чтобы все было как в книжках, не так ли?
— А что в этом плохого? Разве книги врут?
— Разумеется, нет. Но то, что происходит в романах с придуманными людьми, вовсе не обязательно должно распространяться и на нас с тобой.
— Не вижу особой разницы между собой и «придуманными людьми», как ты их называешь, — промямлила Ясмин в грудь Хасана. Порой с ним так трудно было говорить.
— Если это сделает тебя счастливой, — голос Хасана звучал нежно, но тон его был почти покровительственным, — я люблю в тебе все: твою забавную маленькую головку со всеми ее вздорными интеллектуальными претензиями, твое тело. Но больше всего я люблю вот это… — Халифа положил ладонь на бугорок между ног Ясмин.
Она не понимала, почему Хасан не может просто сказать: «Я тебя люблю». Ну да ладно, по крайней мере он ее отпускает. Не обращая больше внимания на ласкавшие ее пальцы, Ясмин принялась думать о заявлениях, рекомендательных письмах, о том, как получить свои конспекты из Лотремо. Она немедленно позвонит Соланж. Столько нужно сделать, и так мало времени! Возможно, она сможет начать учебу с середины учебного года. До февраля осталось немногим более полутора месяцев. Трудно, но возможно.
Занятая мысленным составлением стремительно увеличивающегося списка необходимых дел, Ясмин почувствовала странную раздвоенность. Было такое ощущение, что она стоит в другом конце комнаты и наблюдает за тем, как большой, красивый мужчина занимается любовью с маленькой смуглой девушкой. Девушка была спокойна, глаза открыты, брови слегка нахмурены. Совершенно очевидно: девушка озабочена совсем другими проблемами.
Ясмин тихонько рассмеялась и подумала, заметил ли Хасан ее отвлеченные мысли. Что ж, по крайней мере он тоже при деле, пока Ясмин прикидывает, как с меньшими потерями вырвать себя из той жизни, которую Хасан с такой тщательностью для нее спланировал.
5
Гштад, 1982 год
Глава 17
Огромные мокрые снежинки падали на ресницы Ясмин, мешая что-либо видеть. «Как же я найду дорогу к шале[46] Оскара?» — думала она, перебегая через живописную улицу к своей машине.
Еще час назад, когда она приехала в этот городок, снега не было. Проблески ясного неба между облаками обещали впереди достаточно ясный день, и многочисленные лыжники вовсю готовили снаряжение в надежде, что снегопада не будет. Даже небольшая непогода не удержала бы многих из них в помещениях. Но сейчас творилось что-то из ряда вон выходящее: Ясмин, будучи прекрасной лыжницей, поняла, что всякие попытки встать на лыжи в этой вихрящейся, слепящей, непроглядной мешанине заранее обречены на провал. Сплошная слякоть и гололед.
«Ну что ж, — сказала себе Ясмин, вставляя ключ в замок зажигания арендованного ею „ситроена“, — в конце концов я приехала не на лыжах кататься, а повидаться с Соланж и Оскаром».
Ясмин не видела Соланж три года, а Оскара — и того больше. Собственно говоря, она не виделась с Ротенбургом шесть лет, с того самого своего стремительного визита в Женеву, когда, разделавшись со всеми делами, отправилась в колледж Святой Анны в Оксфорде, который и окончила с дипломом экономиста. Разумеется, они переписывались, но письма — это всего лишь обмен информацией.
В ту же минуту, когда Ясмин решила продолжить свое образование, она поняла, что ее пребывание в Париже, с Хасаном, не помогло ей разобраться в собственной жизни.
Хотя Ясмин понимала, что она многое пропустила за прошедшие годы, но с уверенностью могла сказать, что приобрела опыт и умение ориентироваться в непростых жизненных обстоятельствах. Она больше не нуждалась в чьей-то опеке и не хотела ее. Ясмин желала сама распоряжаться собственной жизнью и возродить в себе утраченную ею когда-то упрямую целеустремленность.
Ясмин также поняла, что секс и любовь — не одно и то же. Она знала, что все еще любит Андре, какими бы причинами эта любовь ни объяснялась. Находилась ли она в плену своих детских страхов или же Андре просто стал первым мужчиной в ее жизни — значения не имело. Важно было другое:
Ясмин знала, что она еще не готова полюбить вновь. Незримая тень Андре все еще витала где-то поблизости, не выпуская Ясмин из своих объятий. Не имело значения, насколько удовлетворял ее физически Хасан: Ясмин не любила его. Халифа был сильным человеком, но сила его ограничивалась лишь определенной сферой. И Ясмин было необходимо проверить свои чувства, разобраться в них, прежде чем броситься в объятия новой любви.
И еще она поняла, что должна устроить свою жизнь. И как можно скорее. Надо было заняться своей женевской квартирой, так же как и прочими принадлежавшими ей вещами. Кроме того, существовал еще и Оскар фон Ротенбург. Несмотря на то что прошло уже три месяца, как Ясмин покинула его, чтобы уладить дела со своим наследством, бедный Оскар, с присущей ему рассеянностью, до сих пор не подыскал замены Ясмин. Выглядело так, будто Ротспбург все еще ждет, когда вернется Ясмин и снова станет печатать на машинке и подшивать бумаги.
Ясмин чувствовала себя виноватой. Она считала, что с самого начала должна была прояснить ситуацию для Оскаpa. Она поделилась своим чувством вины с Соланж, помогавшей ей упаковывать вещи для отправки в Англию.
— Не глупи, — рассмеялась Соланж. — Ты сама не представляешь, что ждет тебя впереди. Как ты можешь объяснить Оскару ситуацию, если она не ясна для тебя самой?
Кроме того, я постоянно тебе говорю, а ты все время отказываешься слушать: Оскар прекрасно обходился без тебя многие годы.
— Да уж, обходился, — хмыкнула Ясмин. — Ты видела, что творилось в его кабинете?
— И сейчас творится то же самое. Но это — всего лишь стиль его работы. Не кори себя. Кстати, Оскар сказал, что ему хотелось бы, чтобы ты пришла и побыла с ним несколько дней, чтобы подготовить себе замену. Он намерен нанять девушку на три дня в неделю.
— Дело — дрянь, — вздохнула Ясмин, сворачивая свитер и укладывая его на гору одежды в коробке.
— В котором часу Оскар будет ждать тебя? — спросила Соланж.
— В четыре.
Соланж взглянула на часы:
— Mon Dieu! Уже три. Я обещала Мартине, что буду у нее к чаю через полчаса!
— Соланж, иди, пожалуйста, — встрепенулась Ясмин. — Я могу закончить сегодня вечером. Не хочу, чтобы ты из-за меня опаздывала.
Проводив Соланж, Ясмин налила воду в чайник, решив, что чашка крепкого чая ей не помешает. Последнее время ее постоянно мучили мысли о Хасане. Ясмин заставляла себя не думать о нем, но никак не могла с этим справиться, поскольку понимала, что тоскует не столько по нему самому, сколько по чувству уверенной безопасности, которую он обеспечивал. Ощущение это было сродни тоске заключенного, скучающего по своей камере, потому что в ней ему было тепло и сухо. Но Ясмин понимала: поддайся она своей слабости, не сделай теперь решительного шага — и придется жалеть всю оставшуюся жизнь.
Сложив готовые коробки у стеньг, Ясмин оглядела комнату и задумалась над тем, какие же удивительные превращения пришлось ей пережить в своей еще совсем недолгой жизни. До чего же порой непредсказуема судьба! Детские воспоминания перенесли Ясмин на пологие склоны Атласских гор, где она совсем маленькой девочкой пасла коз.
Ей вдруг послышалось мелодичное позвякивание колокольчиков. Звенели браслеты на запястьях Ясмин, и все это сливалось в целую симфонию детства. Иногда девочке казалось, что она тоже козочка и бегает по каменистым склонам вместе со своими подружками.
Как же радовалась Ясмин, когда мама готовила таджин — вкуснейшее блюдо из курицы, зажаренной в масле с оливками, яблоками и морковью — самая любимая ее еда! Иногда, когда она отправлялась пасти коз, Ясмин давали с собой лепешки — очень вкусные, с начинкой из тертого миндаля и меда. Козлята облизывали пальцы Ясмин, лакомясь липким сладким сиропом. Потом убегали искать своих матерей, чтобы напиться теплого, густого молока из их набухших сосков.
Еще час назад, когда она приехала в этот городок, снега не было. Проблески ясного неба между облаками обещали впереди достаточно ясный день, и многочисленные лыжники вовсю готовили снаряжение в надежде, что снегопада не будет. Даже небольшая непогода не удержала бы многих из них в помещениях. Но сейчас творилось что-то из ряда вон выходящее: Ясмин, будучи прекрасной лыжницей, поняла, что всякие попытки встать на лыжи в этой вихрящейся, слепящей, непроглядной мешанине заранее обречены на провал. Сплошная слякоть и гололед.
«Ну что ж, — сказала себе Ясмин, вставляя ключ в замок зажигания арендованного ею „ситроена“, — в конце концов я приехала не на лыжах кататься, а повидаться с Соланж и Оскаром».
Ясмин не видела Соланж три года, а Оскара — и того больше. Собственно говоря, она не виделась с Ротенбургом шесть лет, с того самого своего стремительного визита в Женеву, когда, разделавшись со всеми делами, отправилась в колледж Святой Анны в Оксфорде, который и окончила с дипломом экономиста. Разумеется, они переписывались, но письма — это всего лишь обмен информацией.
В ту же минуту, когда Ясмин решила продолжить свое образование, она поняла, что ее пребывание в Париже, с Хасаном, не помогло ей разобраться в собственной жизни.
Хотя Ясмин понимала, что она многое пропустила за прошедшие годы, но с уверенностью могла сказать, что приобрела опыт и умение ориентироваться в непростых жизненных обстоятельствах. Она больше не нуждалась в чьей-то опеке и не хотела ее. Ясмин желала сама распоряжаться собственной жизнью и возродить в себе утраченную ею когда-то упрямую целеустремленность.
Ясмин также поняла, что секс и любовь — не одно и то же. Она знала, что все еще любит Андре, какими бы причинами эта любовь ни объяснялась. Находилась ли она в плену своих детских страхов или же Андре просто стал первым мужчиной в ее жизни — значения не имело. Важно было другое:
Ясмин знала, что она еще не готова полюбить вновь. Незримая тень Андре все еще витала где-то поблизости, не выпуская Ясмин из своих объятий. Не имело значения, насколько удовлетворял ее физически Хасан: Ясмин не любила его. Халифа был сильным человеком, но сила его ограничивалась лишь определенной сферой. И Ясмин было необходимо проверить свои чувства, разобраться в них, прежде чем броситься в объятия новой любви.
И еще она поняла, что должна устроить свою жизнь. И как можно скорее. Надо было заняться своей женевской квартирой, так же как и прочими принадлежавшими ей вещами. Кроме того, существовал еще и Оскар фон Ротенбург. Несмотря на то что прошло уже три месяца, как Ясмин покинула его, чтобы уладить дела со своим наследством, бедный Оскар, с присущей ему рассеянностью, до сих пор не подыскал замены Ясмин. Выглядело так, будто Ротспбург все еще ждет, когда вернется Ясмин и снова станет печатать на машинке и подшивать бумаги.
Ясмин чувствовала себя виноватой. Она считала, что с самого начала должна была прояснить ситуацию для Оскаpa. Она поделилась своим чувством вины с Соланж, помогавшей ей упаковывать вещи для отправки в Англию.
— Не глупи, — рассмеялась Соланж. — Ты сама не представляешь, что ждет тебя впереди. Как ты можешь объяснить Оскару ситуацию, если она не ясна для тебя самой?
Кроме того, я постоянно тебе говорю, а ты все время отказываешься слушать: Оскар прекрасно обходился без тебя многие годы.
— Да уж, обходился, — хмыкнула Ясмин. — Ты видела, что творилось в его кабинете?
— И сейчас творится то же самое. Но это — всего лишь стиль его работы. Не кори себя. Кстати, Оскар сказал, что ему хотелось бы, чтобы ты пришла и побыла с ним несколько дней, чтобы подготовить себе замену. Он намерен нанять девушку на три дня в неделю.
— Дело — дрянь, — вздохнула Ясмин, сворачивая свитер и укладывая его на гору одежды в коробке.
— В котором часу Оскар будет ждать тебя? — спросила Соланж.
— В четыре.
Соланж взглянула на часы:
— Mon Dieu! Уже три. Я обещала Мартине, что буду у нее к чаю через полчаса!
— Соланж, иди, пожалуйста, — встрепенулась Ясмин. — Я могу закончить сегодня вечером. Не хочу, чтобы ты из-за меня опаздывала.
Проводив Соланж, Ясмин налила воду в чайник, решив, что чашка крепкого чая ей не помешает. Последнее время ее постоянно мучили мысли о Хасане. Ясмин заставляла себя не думать о нем, но никак не могла с этим справиться, поскольку понимала, что тоскует не столько по нему самому, сколько по чувству уверенной безопасности, которую он обеспечивал. Ощущение это было сродни тоске заключенного, скучающего по своей камере, потому что в ней ему было тепло и сухо. Но Ясмин понимала: поддайся она своей слабости, не сделай теперь решительного шага — и придется жалеть всю оставшуюся жизнь.
Сложив готовые коробки у стеньг, Ясмин оглядела комнату и задумалась над тем, какие же удивительные превращения пришлось ей пережить в своей еще совсем недолгой жизни. До чего же порой непредсказуема судьба! Детские воспоминания перенесли Ясмин на пологие склоны Атласских гор, где она совсем маленькой девочкой пасла коз.
Ей вдруг послышалось мелодичное позвякивание колокольчиков. Звенели браслеты на запястьях Ясмин, и все это сливалось в целую симфонию детства. Иногда девочке казалось, что она тоже козочка и бегает по каменистым склонам вместе со своими подружками.
Как же радовалась Ясмин, когда мама готовила таджин — вкуснейшее блюдо из курицы, зажаренной в масле с оливками, яблоками и морковью — самая любимая ее еда! Иногда, когда она отправлялась пасти коз, Ясмин давали с собой лепешки — очень вкусные, с начинкой из тертого миндаля и меда. Козлята облизывали пальцы Ясмин, лакомясь липким сладким сиропом. Потом убегали искать своих матерей, чтобы напиться теплого, густого молока из их набухших сосков.