Страница:
«Как им легко друг с другом! Их отношения свободны от всякого напряжения… Они так близки… Им радостно и весело вдвоем», — с завистью подумал Лоулер и отвернулся.
Появился Делагард и сразу же спросил:
— Вы не видели Дага?
Вальбен махнул рукой в сторону правого борта.
— Вон там…
Радист сидел на корточках у ограждения, напоминая груду лохмотьев, его голова дрожала, он никак не мог свыкнуться с мыслью, что остался жив.
Нид отбросил намокшие пряди волос, свисавшие ему на глаза, и оглянулся.
— О! Даг! Даг!! Иди скорей к своему чертову электронному ящику! Мы потеряли весь наш богом забытый флот!
Лоулер с замирающим от ужаса сердцем принялся лихорадочно оглядываться по сторонам. Делагард прав! Ни одного корабля! «Царица Гидроса» пребывала в полном одиночестве на обширной водной равнине, простиравшейся до самого горизонта.
— Считаете, они затонули? — растерянно спросил он у Нида.
— Помолимся, чтобы так не случилось в действительности, — проникновенно ответил владелец флота острова Сорве.
Но, как выяснилось впоследствии, корабли вовсе не затонули. Их просто разбросало на очень большое расстояние друг от друга. Мало-помалу они вышли на связь с флагманским судном. Ураган раскидал суда, как легкие соломинки, по огромному океанскому простору, но все вышли из этой передряги почти невредимыми. Постепенно они выстроились в привычной конфигурации за «Царицей Гидроса».
К наступлению ночи весь флот вновь воссоединился. Делагард по этому случаю приказал открыть последние бутылки бренди из запасов Госпо Струвина, привезенные им с Кхувиара. Они праздновали свое спасение. Отец Квиллан, став на капитанском мостике, отслужил благодарственную мессу. Даже Лоулер обнаружил, что не может удержаться от того, чтобы не пробормотать несколько поспешных слов благодарности, и это его крайне удивило.
Появился Делагард и сразу же спросил:
— Вы не видели Дага?
Вальбен махнул рукой в сторону правого борта.
— Вон там…
Радист сидел на корточках у ограждения, напоминая груду лохмотьев, его голова дрожала, он никак не мог свыкнуться с мыслью, что остался жив.
Нид отбросил намокшие пряди волос, свисавшие ему на глаза, и оглянулся.
— О! Даг! Даг!! Иди скорей к своему чертову электронному ящику! Мы потеряли весь наш богом забытый флот!
Лоулер с замирающим от ужаса сердцем принялся лихорадочно оглядываться по сторонам. Делагард прав! Ни одного корабля! «Царица Гидроса» пребывала в полном одиночестве на обширной водной равнине, простиравшейся до самого горизонта.
— Считаете, они затонули? — растерянно спросил он у Нида.
— Помолимся, чтобы так не случилось в действительности, — проникновенно ответил владелец флота острова Сорве.
Но, как выяснилось впоследствии, корабли вовсе не затонули. Их просто разбросало на очень большое расстояние друг от друга. Мало-помалу они вышли на связь с флагманским судном. Ураган раскидал суда, как легкие соломинки, по огромному океанскому простору, но все вышли из этой передряги почти невредимыми. Постепенно они выстроились в привычной конфигурации за «Царицей Гидроса».
К наступлению ночи весь флот вновь воссоединился. Делагард по этому случаю приказал открыть последние бутылки бренди из запасов Госпо Струвина, привезенные им с Кхувиара. Они праздновали свое спасение. Отец Квиллан, став на капитанском мостике, отслужил благодарственную мессу. Даже Лоулер обнаружил, что не может удержаться от того, чтобы не пробормотать несколько поспешных слов благодарности, и это его крайне удивило.
6
Какие бы отношения ни существовали между Кинверсоном и Тейн, казалось, они нисколько не мешали тому, что теперь продолжало развиваться у Сандиры и Лоулера. Вальбен почти ничего не понимал, но у него хватило ума не докапываться до сути происходящего, чтобы не разрушить воздушный мостик, соединяющий их души и тела. Ему приходилось просто принимать то, что дарила судьба.
Но одно очень скоро стало очевидно: Гейба нисколько не тяготила связь Сандиры и Лоулера. Казалось, ему совершенно безразлично, где и как проводит свое свободное время Тейн. Создавалось впечатление, что заниматься сексом для него означало нечто похожее на дыхание или еду: Кинверсон делал это, не размышляя, с любой женщиной, попавшей под руку, как только в его теле просыпалось вожделение. Для него секс служил не более чем естественной функцией организма, автоматизмом, рефлексом. Поэтому Гейб считал, что и другие люди воспринимают это точно так же.
Однажды Кинверсон порезал руку и пришел к Лоулеру, чтобы тот промыл и перевязал рану. Пока Вальбен занимался его травмой, раненый не удержался и спросил, причем без всякой злобы или ненависти:
— Док, значит, ты тоже трахаешь Сандиру?
Лоулер плотно затянул бинтами рану.
— Не думаю, что я должен отвечать на ваш вопрос. Сие вас не касается.
— Точно… Гм-м… Конечно, ты ее трахаешь. Ничего, она — хорошая баба. Слишком, правда, умна для меня, но я не против. Вообще у меня нет возражений против ваших отношений.
— Очень любезно с вашей стороны, — спокойно ответил Лоулер.
— Надеюсь, и вы не против того, что у меня с ней…
— Вы хотите сказать?..
— Я хочу сказать, что у нас с Сандирой тоже еще не все закончено, — ответил Кинверсон. — Надеюсь, вы понимаете это?
Лоулер взглянул ему прямо в глаза.
— Она уже вполне взрослая женщина и может делать все, что захочет, в любое время дня и ночи.
— Ну, хорошо… Корабль — место небольшое… Нам не стоит устраивать здесь беспорядок из-за женщины.
С нарастающим раздражением Вальбен произнес:
— Делайте, что считаете нужным, а я буду делать то, что важно для меня… И давайте больше не затрагивать эту тему. Если вас послушать, то складывается впечатление… очень странное впечатление. Опираясь на ваши слова, можно сделать следующий однозначный вывод: Сандира — всего лишь часть корабельного оборудования, которым мы оба хотим воспользоваться.
— Да-а-а, — протянул Гейб, — и чертовски приятное оборудование!
Вскоре после этого разговора Лоулер наткнулся на Кинверсона с Лис Никлаус (доктору что-то понадобилось на камбузе). Они с хихиканьем, страстными стонами и рычанием предавались любовным утехам, словно одержимые похотью джилли.
Лис подмигнула Вальбену, выглянув из-за плеча Гейба, и хрипло хохотнула.
— Привет, док! — крикнула она, и Лоулер по ее голосу понял, что женщина пьяна. Он оглянулся, удивленно посмотрел на нее и быстро прикрыл дверь за своей спиной.
Камбуз нельзя было назвать уединенным местом, и Кинверсон ничуть не заботился о том, чтобы принять хоть какие-то меры предосторожности; его не останавливало даже то, что Сандира — или тем более Делагард — может обнаружить шашни своего дружочка с Лис. «Гм-м… По крайней мере, Гейб довольно последователен при соблюдении собственных принципов, — подумал Вальбен. — Он не придает никакого значения никому и ничему».
Несколько раз после урагана Лоулер и Тейн находили возможность для встреч в грузовом отсеке. Его тело, в котором так долго дремал любовный пыл, казалось, заново постигло значение страсти. Но в ее отношении к нему не чувствовалось ничего подобного; в случае с Сандирой все можно было назвать скорее энтузиазмом, чем страстью. Она просто получала безличное физическое наслаждение.
Занимаясь любовью, они не произносили ни слова, и потом, после этого, любовники, словно по обоюдному согласию, ограничивали свое общение ничего не значащей легкой болтовней. Новые правила приживались очень быстро. Лоулер схватывал на лету ее подсказки. Ей же, вне всякого сомнения, нравилось происходившее между ними, и столь же очевидно приходило понимание, что она не желает усложнять и углублять их отношения. Всякий раз, когда Вальбен встречал Тейн на палубе, они беседовали, как случайные знакомые и очень далекие друг от друга люди. «Неплохая погода? — говорили они, а иногда начинали щебетать: — Какого странного цвета море в этом районе…»
Он мог спросить: «Интересно, скоро ли мы доберемся до Грейварда?»
Сандира невзначай сообщала: «У меня нет больше кашля, ты заметил?»
Или же Лоулер замечал: «Не правда ли, та красная рыба, что подавали на обед, очень вкусна?»
Тейн обращала его внимание на какую-либо мелочь, чтобы только заполнить возникшую паузу: «Посмотри, кажется, мимо нас проплывают ныряльщики».
Их разговоры отличались изысканной вежливостью, были приятны, но сдержанны. Он никогда не говорил: «Сандира, я никогда ни с кем не переживал ничего подобного», а она никогда не произносила: «Не могу дождаться, Вэл, когда нам представится возможность побыть вдвоем в нашем укромном уголке». Лоулер никогда не делал вывод: «Мы очень похожи. Нам пришлось туговато, пока нашли свое место в этом мире». Да и Тейн ни за что не признавалась: «Я постоянно переезжала с одного острова на другой, потому что всегда искала нечто большее…»
Вместо того, чтобы теперь, когда они стали любовниками, узнать ее получше, Лоулер пришел к неутешительному для себя заключению: она становится все более далекой от него и все более непонятной. По крайней мере, он такого даже и предположить не мог. Ему хотелось, чтобы их отношения стали чем-то более значительным, но не знал, как добиться этого, если она не желает.
Казалось, Тейн хочет держать его на довольно значительном расстоянии от себя и при этом получать не больше того, что уже смог сделать Кинверсон. Если Лоулер правильно понимал, то она не нуждалась ни в какой другой близости, кроме телесной. Он никогда прежде не встречал таких женщин, настолько равнодушных к длительности и постоянству своих отношений с возлюбленными, к единению душ, женщин, что принимали каждое мгновение своей жизни таким, какое оно есть, не пытаясь связать его ни с прошлым, ни с будущим. Хотя… «А ведь я знавал похожего на Сандиру человека», — неожиданно вспомнил Вальбен.
Это, естественно, не женщина. Это был он сам, Лоулер из далекого прошлого, Лоулер с острова Сорве, менявший любовниц и не утруждавший себя долгими размышлениями. Но теперь он стал другим или, по крайней мере, ему так хотелось думать о себе.
Ночью до Вальбена донеслись приглушенные крики, звуки возни и ударов. Это в соседней каюте Делагард разбирался и выяснял отношения со своей Лис. Не впервые, далеко не впервые… Но на сей раз ссора происходила намного громче и ожесточеннее.
Утром, когда Лоулер спустился в камбуз на завтрак, Никлаус стояла, склонившись над плитой, чтобы скрыть свое лицо. Со стороны оно казалось немного опухшим, но когда она повернулась, Вальбен увидел желтый синяк на щеке и еще одни — под глазом. Губы тоже разбиты и распухли.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — поинтересовался доктор.
— Переживем.
— Я слышал ночью шум… Как это отвратительно!
— Просто упала с койки, вот и все.
— Ага… И с грохотом каталась по каюте в течение пяти или десяти минут с криками и проклятиями? А Нид, поднимая вас, тоже почему-то не обошелся без ругани? Ладно, Лис, перестаньте водить меня за нос.
Она холодно и мрачно взглянула на него. Казалось, еще мгновение — и Никлаус расплачется. Никогда прежде ему не приходилось видеть упрямую и хамоватую Лис на грани срыва.
Лоулер тихо произнес:
— Завтрак подождет… Нужно промыть этот порез и смазать синяки.
— Док, я привыкла к таким «подаркам».
— Он часто бьет вас?
— Частенько.
— Никому не позволено избивать другого человека, Лис. Подобные обычаи ушли в прошлое вместе с временами пещерных людей.
— Лучше скажите об этом Ниду.
— Если хотите, могу и сказать.
В глазах Никлаус промелькнула тень страха.
— Нет! Ради всего святого, не говорите ему ни слова, док! Он убьет меня!
— Вы на самом деле его боитесь?
— А вы разве не боитесь его?
— Нет. С какой стати? — ответил Лоулер, искренне удивляясь.
— Что ж, может быть… Но это же — вы, а я считаю, что еще легко отделалась. Мне «посчастливилось» сделать кое-что, что очень не понравилось Ниду, ну, и… он поучил меня правильному поведению. Делагард жестокий мужик… Прошлой ночью мне показалось, он убьет меня.
— В следующий раз позовите на помощь… или постучите в стену каюты.
— Следующего не будет. Теперь я буду вести себя хорошо. Учтите, говорю вполне серьезно.
— Вы до такой степени его боитесь?
— Док, я люблю Нида. Вы верите мне? Я люблю эту грязную скотину. Если он не хочет, чтобы я гуляла на стороне, — не буду гулять! Делагард для меня важнее.
— Даже несмотря на побои?
— Это только доказывает, что я для него — не пустое место.
— Вы шутите, Лис?
— Нисколечко.
Лоулер покачал головой.
— Господи! Вы вся в синяках от его «ласки» и все-таки пытаетесь утверждать, что это, — он указал на синяки, — доказательство его любви к вам.
— Вы ничего не понимаете, док, — сказала Никлаус. — Вам никогда не приходилось так любить, потому что вы не способны на такие поступки.
Лоулер смотрел на Лис в полной растерянности, пытаясь понять смысл сказанного ею. В этот момент она показалась ему столь же чуждой и непостижимой, как и джилли.
— Полагаю, вы правы, — наконец заключил он.
После случившейся бури море некоторое время оставалось относительно спокойным: не слишком безмятежным, но и не подернутое штормовыми барашками.
Корабли вошли в еще одну зону морских зарослей, хотя здесь они не отличались такой густотой, как в первый раз. Экипажам даже не пришлось применять масло д-ра Никитина.
Немного дальше они попали в район обитания загадочных плавучих желтовато-зеленых водорослей. Они поднимались над поверхностью моря, когда мимо них проплывал корабль, и испускали странно-печальные хрипловатые «вздохи», которые прорывались из темных пузырей, раскачивающихся на коротких, усеянных колючками стеблях.
— Возвращайтесь, — казалось, шептали эти растения, — возвращайтесь, возвращайтесь… возвращайтесь…
«Шепот» звучал крайне неприятно и очень тревожно. Явно какое-то проклятое место.
Но таинственные водоросли вскоре исчезли, хотя еще на протяжении нескольких часов до корабля долетали их меланхоличные «вздохи».
На следующий день появилась еще одна не знакомая им форма жизни: гигантская плавающая колония живых существ, целое громадное сообщество, сотни, а может быть, и тысячи различных видов биологических организмов, устроившихся на одной большой поверхности размером с платформу, или какое-нибудь другое огромное морское существо. Мясистое, но прозрачное центральное тело этой колонии поблескивало под водой, подобно полузатопленному острову. Когда они подплыли к нему поближе, то увидели его бесчисленные составляющие, что дрожали, вертелись, взбивали воду, выполняя свою собственную часть общей работы: одна группа организмов гребла, другая — ловила рыбу, а маленькие трепещущие органы по краям служили чем-то вроде стабилизирующих устройств для всего обширного «основания», когда оно неспешно и величественно перемещалось по океану.
При приближении корабля на очень близкое расстояние это существо выставило на поверхность несколько десятков трубообразных образований высотой около двух метров.
— Что это такое, как вы думаете?! — удивленно спросил отец Квиллан.
— Эти трубки? Скорее всего, органы зрения, — предположил Лоулер. — Некая разновидность перископа.
— Нет, нет… Посмотрите! Из них что-то выходит…
— Будьте внимательны! — предупредил сверху Кинверсон. — Оно нас обстреливает!
Лоулер схватил священника и вместе с ним упал на палубу. Как раз в этот момент шарик какого-то клейкого красноватого вещества со свистом пролетел мимо них и упал на настил метрах в трех от людей. Он выглядел бесформенно, весь дрожал и излучал оранжевое сияние; неожиданно из него начал выделяться пар. Затем еще полдюжины таких «снарядов» плюхнулись на палубу в разных местах, а потом корабль буквально завалило этими шариками.
— Черт! Черт! Черт! — зарычал Делагард, бегая по палубе и с остервенением топая ногами. — Эта тварь сожжет настил. Несите ведра и лопаты! Ведра и лопаты! Живо! Поворачивай! Фелк, поворачивай отсюда! Давайте скорее выбираться из этого кошмарного места, черт бы их всех побрал!
В тех местах, куда попадали «снарядики», раздавалось шипение и поднимался парок. Оньос у штурвала пытался изо всех сил вывести судно из-под обстрела, маневрируя различными способами. Повинуясь его резким командам, работавшая в это время смена натянула канаты и переставила паруса.
Лоулер, Квиллан и Лис метались по палубе и лопатами сбрасывали за борт мягкие шары, прожигавшие доски. Повсюду, где они успели выделить свое вещество (скорее всего, кислоту высокой степени концентрации), на бледно-желтой, дощатой поверхности оставались черные «шрамы» обгоревшей древесины.
Корабль находился уже на довольно большом расстоянии от живой колонии, но она продолжала запускать в его сторону свои «ядра» с методичной враждебностью автомата, хотя теперь они не причиняли никакого вреда, а просто падали в воду и тонули, выделяя клубы пара.
Участки палубы, обожженные кислотой, оказались слишком сильно повреждены, чтобы их можно было безболезненно заменить. Лоулер подозревал, что эти «снаряды», если бы их быстро не убрали, прожгли судно насквозь.
На следующее утро Гхаркид заметил серую тучу существ, с жужжанием несущихся по воздуху.
— У рыб-ведьм — брачный период.
Делагард выругался и отдал приказ сменить курс.
— Нет, — вмешался Кинверсон, — это не поможет — у нас нет времени на маневр. Опустите паруса.
— Что?!
— Опустите паруса, иначе они превратятся в сети для ловли рыбы, когда стая этих миленьких созданий приблизится к нам. Вся палуба моментально покроется ведьмами.
Ни на мгновение не переставая ругаться, Делагард приказал опустить паруса. Вскоре «Царица Гидроса» уже покачивалась на волнах с обнаженными мачтами, вонзающимися в холодное белесое небо. И тут приблизилась стая рыб-ведьм.
Эти уродливые крылатые черви с щетиной на спине, охваченные безумной похотью, миллионной армадой двигались с наветренной стороны; целый океан ведьм — вода почти скрылась за этими мечущимися телами. Громадными волнами они взмывали в воздух. Самки — впереди, их бесчисленное количество, подобно огромной туче, закрывало солнце. Они с остервенением хлопали своими сверкающими заостренными крылышками, с отчаянной целеустремленностью прокладывая курс своими курносыми головами. Бестии летели вперед, — только вперед! — целые отряды обезумевших крошечных тварей. За ними столь же плотно и массированно следовали самцы.
То, что на их пути находились корабли, не имело никакого значения. Их ничего не могло остановить. Они слепо следовали по своему генетически запрограммированному курсу, невзирая ни на какие препятствия. И если уж им было суждено расшибить головы о борт «Царицы Гидроса», то значит, так тому и быть. Если же им суждено проскочить на расстоянии всего в несколько метров над палубой корабля или, напротив, врезаться в основание мачты, значит, так тому и быть. Так тому и быть… Так тому и быть… Так тому и быть…
Все ушли в трюм, когда армада рыб-ведьм приблизилась к судну достаточно близко. Лоулер уже на себе испытал, что значит удар даже детеныша этой твари. Взрослая особь, подгоняемая своей жуткой похотью, вероятно, движется с еще большей скоростью, и столкновение с ней, скорее всего, станет смертельным. Случайного прикосновения на лету кончиком ее крыла вполне достаточно, чтобы разрезать тело до кости. А касание жесткой щетины, без всякого сомнения, оставит кровавый след. Единственное спасение
— спрятаться, переждать нашествие. Переждать. Палуба опустела. В течение нескольких часов бестии наполняли своим жужжанием и свистом воздух над кораблем. Время от времени в эту какофонию вклинивались какие-то воющие вопли и эхо жестоких, смертельных ударов.
Наконец наступила тишина. Соблюдая предельную осторожность, Лоулер и еще несколько человек вышли наверх.
Воздух был чист! Стая пролетела, но повсюду, где на ее пути повстречались какие-либо преграды из корабельных снастей, валялись мертвые или издыхающие рыбы-ведьмы, напоминая копошащихся паразитов. Некоторые из них, хотя и безнадежно искалеченные, сохранили еще достаточно сил и энергии, чтобы злобно шипеть, щелкать челюстями и делать попытки взлететь и вцепиться в лица появившихся людей. Целый день ушел на уборку этой гадости с палубы.
Не успели они избавиться от нашествия рыб-ведьм, как над ними появилось темное облако, обещавшее долгожданный дождь, но вместо этого на настил палубы упал слой слизи: мигрирующая масса каких-то микроорганизмов с омерзительным запахом сплошь покрыла судно, оставив блестящий и клейкий коричневатый налет на парусах, мачтах, канатах — словом, на каждом миллиметре поверхности корабля. На очистку «Царицы Гидроса» от этой напасти команда потратила целых три дня.
Не успели люди отдышаться после ухода последних «гостей», как вновь появились шомполороги, и Кинверсону снова пришлось вытаскивать свой «барабан» и бить в него, приводя этих громадных чудовищ в страшное замешательство.
После шомполорогов…
Это огромное, захватившее всю планету море стало представляться Лоулеру упрямой, неумолимой и враждебной силой, неутомимо атакующей их самыми разными способами, словно в раздражении пытаясь сбросить кораблики людей, как неких отвратительных насекомых, со своего обширного лона. Путешественники явно вызывали чесотку у Океана, и он, почесываясь, стремился отделаться от них. Иногда этот процесс принимал весьма угрожающие формы, и тогда у Лоулера возникали сомнения по поводу благополучного завершения их пути на Грейвард.
Настал благословенный день сильного дождя. Он смыл остатки слизи микроорганизмов и вонь, что сохранялась на борту от рыб-ведьм, наполнил вновь их почти уже опустевшие емкости как раз в тот момент, когда ситуация с нехваткой пресной воды приближалась к критической отметке.
В разгар ливня рядом с кораблем появилась стая ныряльщиков, они резвились и прыгали, порхая в морской пене, словно элегантные танцовщики, приветствующие гостей, прибывающих на их родину. Но не успели эти симпатичные создания скрыться с глаз, как мимо проплыла еще одна — а возможно, и та же самая — колония и снова «обстреляла» суда влажными жгучими «снарядами». Как будто Океан с некоторым опозданием ощутил, что, послав путешественникам ливень и ныряльщиков, он проявил к ним излишнюю любезность и теперь решил напомнить о своем истинном характере.
После этого на некоторое время вновь наступила тишина в полном смысле этого слова. Ветер стал умеренным, обитатели океана воздерживались от непрерывных атак. Шесть кораблей с торжественным спокойствием продолжали свой путь к намеченной цели. След, оставляемый ими на воде, длинный и прямой, протянулся за ними, уподобясь дороге, теряющейся в бесконечной пустыне, которую они уже прошли.
В тишине почти идеального рассвета — на морской глади ни одной волны, ветерок легок и приятен, небо сияет, прекрасный голубовато-зеленый шар Санрайза виднеется как раз над горизонтом, одна из лун еще не зашла — Лоулер поднялся на палубу и обнаружил, что на мостике идет какое-то совещание. Там находились Делагард, Кинверсон, Оньос Фелк и Лео Мартелло. А чуть позже Вальбен заметил и отца Квиллана, которого скрывала спина Гейба.
Нид держал в руке свою подзорную трубу и что-то пристально рассматривал с ее помощью, тут же пересказывая увиденное присутствующим на капитанском мостике. Те тоже, в свою очередь, показывали вперед и обсуждали нечто, невидимое для Вальбена.
Лоулер, не выдержав, взобрался наверх.
— Что-то случилось?
— Наверняка, — ответил Делагард. — Исчез один из наших кораблей.
— Вы… серьезно?
— Посмотрите сами. — Нид протянул ему подзорную трубу. — Спокойная ночь. Ничего необычного от полуночи до рассвета, как сообщили мне вахтенные… Пересчитайте суда, которые видите… Раз, два, три, четыре.
Лоулер приложил трубу к глазу.
— Раз… Два… Три… Четыре… Какого же корабля не хватает?
Делагард захватил в кулак прядь своих густых грязных волос.
— Пока не могу сказать точно, на судах еще не подняли флаги, но Гейб считает, что пропал корабль с монахинями… Откололся ночью от флотилии и пошел собственным курсом.
— Но это же безумие! — воскликнул Лоулер. — У них нет ни малейшего представления о навигации.
— Пока у них все шло хорошо, — тихо заметил Лео.
— Просто они следовали общим указаниям, но если они попытаются плыть самостоятельно…
— Да, да, — согласился Делагард, — это настоящее безумие. Но ведь сестры и в самом деле безумны. Чертовы сучки! От них можно всего ожидать…
Он не договорил. Сзади, на трапе, послышались шаги.
— Даг, это ты? — крикнул Нид и повернулся к Вальбену. — Я послал его в радиорубку, чтобы он связался со всеми кораблями.
Вначале появилась маленькая морщинистая голова, а за ней — миниатюрная фигурка радиста.
— Пропало «Золотое солнце», — объявил Тарп.
— А монахини плывут на «Кресте Гидроса», — напомнил Кинверсон.
— Правильно, — подтвердил Даг, — но «Крест Гидроса» ответил на мой запрос так же, как и «Звезда», и «Три луны», и «Богиня»… Только «Золотое солнце» молчит.
— Ты полностью уверен в этом? Точно не смог засечь их? — поинтересовался Нид. — Нет ли какого-либо другого способа отыскать судно?
— Если тебе он известен, иди и пробуй его. Я послал радиозапросы на все корабли… Ответили только четыре.
— Включая и посудину монахинь?
— Я беседовал с самой сестрой Халлой… Тебя это устраивает?
— Кто находится на «Золотом солнце»? — угрюмо поинтересовался Лоулер. — Простите, забыл…
— Это корабль Дамиса Сотелла, — ответил Лео Мартелло.
— Дамис никогда бы не стал так своевольничать. Это на него совсем не похоже.
— Верно, — подтвердил Нид, но взгляд красноречиво говорил о подозрении и недоверии. — Не похоже, не так ли, док?
Весь день Тарп провел в тщетных попытках отыскать ответный сигнал на частоте «Золотого солнца». Радисты других судов делали то же самое.
Но в ответ на все запросы — молчание, молчание, молчание…
— Корабль не может просто так взять — и исчезнуть среди ночи, — твердил Делагард, вышагивая по палубе.
— Но этот, кажется, все-таки исчез, — заметила Лис Никлаус.
— Заткни свою грязную глотку!
— Нид, пожалуйста, потише.
— Заткнись, или я сам это сделаю!
— Грубость нам не поможет, — рассудительно произнес Лоулер и повернулся к Делагарду. — Вам приходилось уже терять какой-то из своих кораблей? Ну, вот так?.. Без всяких сигналов о помощи?
— Со мной такого не случалось.
— Если бы у них возникли какие-то проблемы, они бы обязательно сообщили по радио, не так ли?
Но одно очень скоро стало очевидно: Гейба нисколько не тяготила связь Сандиры и Лоулера. Казалось, ему совершенно безразлично, где и как проводит свое свободное время Тейн. Создавалось впечатление, что заниматься сексом для него означало нечто похожее на дыхание или еду: Кинверсон делал это, не размышляя, с любой женщиной, попавшей под руку, как только в его теле просыпалось вожделение. Для него секс служил не более чем естественной функцией организма, автоматизмом, рефлексом. Поэтому Гейб считал, что и другие люди воспринимают это точно так же.
Однажды Кинверсон порезал руку и пришел к Лоулеру, чтобы тот промыл и перевязал рану. Пока Вальбен занимался его травмой, раненый не удержался и спросил, причем без всякой злобы или ненависти:
— Док, значит, ты тоже трахаешь Сандиру?
Лоулер плотно затянул бинтами рану.
— Не думаю, что я должен отвечать на ваш вопрос. Сие вас не касается.
— Точно… Гм-м… Конечно, ты ее трахаешь. Ничего, она — хорошая баба. Слишком, правда, умна для меня, но я не против. Вообще у меня нет возражений против ваших отношений.
— Очень любезно с вашей стороны, — спокойно ответил Лоулер.
— Надеюсь, и вы не против того, что у меня с ней…
— Вы хотите сказать?..
— Я хочу сказать, что у нас с Сандирой тоже еще не все закончено, — ответил Кинверсон. — Надеюсь, вы понимаете это?
Лоулер взглянул ему прямо в глаза.
— Она уже вполне взрослая женщина и может делать все, что захочет, в любое время дня и ночи.
— Ну, хорошо… Корабль — место небольшое… Нам не стоит устраивать здесь беспорядок из-за женщины.
С нарастающим раздражением Вальбен произнес:
— Делайте, что считаете нужным, а я буду делать то, что важно для меня… И давайте больше не затрагивать эту тему. Если вас послушать, то складывается впечатление… очень странное впечатление. Опираясь на ваши слова, можно сделать следующий однозначный вывод: Сандира — всего лишь часть корабельного оборудования, которым мы оба хотим воспользоваться.
— Да-а-а, — протянул Гейб, — и чертовски приятное оборудование!
Вскоре после этого разговора Лоулер наткнулся на Кинверсона с Лис Никлаус (доктору что-то понадобилось на камбузе). Они с хихиканьем, страстными стонами и рычанием предавались любовным утехам, словно одержимые похотью джилли.
Лис подмигнула Вальбену, выглянув из-за плеча Гейба, и хрипло хохотнула.
— Привет, док! — крикнула она, и Лоулер по ее голосу понял, что женщина пьяна. Он оглянулся, удивленно посмотрел на нее и быстро прикрыл дверь за своей спиной.
Камбуз нельзя было назвать уединенным местом, и Кинверсон ничуть не заботился о том, чтобы принять хоть какие-то меры предосторожности; его не останавливало даже то, что Сандира — или тем более Делагард — может обнаружить шашни своего дружочка с Лис. «Гм-м… По крайней мере, Гейб довольно последователен при соблюдении собственных принципов, — подумал Вальбен. — Он не придает никакого значения никому и ничему».
Несколько раз после урагана Лоулер и Тейн находили возможность для встреч в грузовом отсеке. Его тело, в котором так долго дремал любовный пыл, казалось, заново постигло значение страсти. Но в ее отношении к нему не чувствовалось ничего подобного; в случае с Сандирой все можно было назвать скорее энтузиазмом, чем страстью. Она просто получала безличное физическое наслаждение.
Занимаясь любовью, они не произносили ни слова, и потом, после этого, любовники, словно по обоюдному согласию, ограничивали свое общение ничего не значащей легкой болтовней. Новые правила приживались очень быстро. Лоулер схватывал на лету ее подсказки. Ей же, вне всякого сомнения, нравилось происходившее между ними, и столь же очевидно приходило понимание, что она не желает усложнять и углублять их отношения. Всякий раз, когда Вальбен встречал Тейн на палубе, они беседовали, как случайные знакомые и очень далекие друг от друга люди. «Неплохая погода? — говорили они, а иногда начинали щебетать: — Какого странного цвета море в этом районе…»
Он мог спросить: «Интересно, скоро ли мы доберемся до Грейварда?»
Сандира невзначай сообщала: «У меня нет больше кашля, ты заметил?»
Или же Лоулер замечал: «Не правда ли, та красная рыба, что подавали на обед, очень вкусна?»
Тейн обращала его внимание на какую-либо мелочь, чтобы только заполнить возникшую паузу: «Посмотри, кажется, мимо нас проплывают ныряльщики».
Их разговоры отличались изысканной вежливостью, были приятны, но сдержанны. Он никогда не говорил: «Сандира, я никогда ни с кем не переживал ничего подобного», а она никогда не произносила: «Не могу дождаться, Вэл, когда нам представится возможность побыть вдвоем в нашем укромном уголке». Лоулер никогда не делал вывод: «Мы очень похожи. Нам пришлось туговато, пока нашли свое место в этом мире». Да и Тейн ни за что не признавалась: «Я постоянно переезжала с одного острова на другой, потому что всегда искала нечто большее…»
Вместо того, чтобы теперь, когда они стали любовниками, узнать ее получше, Лоулер пришел к неутешительному для себя заключению: она становится все более далекой от него и все более непонятной. По крайней мере, он такого даже и предположить не мог. Ему хотелось, чтобы их отношения стали чем-то более значительным, но не знал, как добиться этого, если она не желает.
Казалось, Тейн хочет держать его на довольно значительном расстоянии от себя и при этом получать не больше того, что уже смог сделать Кинверсон. Если Лоулер правильно понимал, то она не нуждалась ни в какой другой близости, кроме телесной. Он никогда прежде не встречал таких женщин, настолько равнодушных к длительности и постоянству своих отношений с возлюбленными, к единению душ, женщин, что принимали каждое мгновение своей жизни таким, какое оно есть, не пытаясь связать его ни с прошлым, ни с будущим. Хотя… «А ведь я знавал похожего на Сандиру человека», — неожиданно вспомнил Вальбен.
Это, естественно, не женщина. Это был он сам, Лоулер из далекого прошлого, Лоулер с острова Сорве, менявший любовниц и не утруждавший себя долгими размышлениями. Но теперь он стал другим или, по крайней мере, ему так хотелось думать о себе.
Ночью до Вальбена донеслись приглушенные крики, звуки возни и ударов. Это в соседней каюте Делагард разбирался и выяснял отношения со своей Лис. Не впервые, далеко не впервые… Но на сей раз ссора происходила намного громче и ожесточеннее.
Утром, когда Лоулер спустился в камбуз на завтрак, Никлаус стояла, склонившись над плитой, чтобы скрыть свое лицо. Со стороны оно казалось немного опухшим, но когда она повернулась, Вальбен увидел желтый синяк на щеке и еще одни — под глазом. Губы тоже разбиты и распухли.
— Я могу вам чем-нибудь помочь? — поинтересовался доктор.
— Переживем.
— Я слышал ночью шум… Как это отвратительно!
— Просто упала с койки, вот и все.
— Ага… И с грохотом каталась по каюте в течение пяти или десяти минут с криками и проклятиями? А Нид, поднимая вас, тоже почему-то не обошелся без ругани? Ладно, Лис, перестаньте водить меня за нос.
Она холодно и мрачно взглянула на него. Казалось, еще мгновение — и Никлаус расплачется. Никогда прежде ему не приходилось видеть упрямую и хамоватую Лис на грани срыва.
Лоулер тихо произнес:
— Завтрак подождет… Нужно промыть этот порез и смазать синяки.
— Док, я привыкла к таким «подаркам».
— Он часто бьет вас?
— Частенько.
— Никому не позволено избивать другого человека, Лис. Подобные обычаи ушли в прошлое вместе с временами пещерных людей.
— Лучше скажите об этом Ниду.
— Если хотите, могу и сказать.
В глазах Никлаус промелькнула тень страха.
— Нет! Ради всего святого, не говорите ему ни слова, док! Он убьет меня!
— Вы на самом деле его боитесь?
— А вы разве не боитесь его?
— Нет. С какой стати? — ответил Лоулер, искренне удивляясь.
— Что ж, может быть… Но это же — вы, а я считаю, что еще легко отделалась. Мне «посчастливилось» сделать кое-что, что очень не понравилось Ниду, ну, и… он поучил меня правильному поведению. Делагард жестокий мужик… Прошлой ночью мне показалось, он убьет меня.
— В следующий раз позовите на помощь… или постучите в стену каюты.
— Следующего не будет. Теперь я буду вести себя хорошо. Учтите, говорю вполне серьезно.
— Вы до такой степени его боитесь?
— Док, я люблю Нида. Вы верите мне? Я люблю эту грязную скотину. Если он не хочет, чтобы я гуляла на стороне, — не буду гулять! Делагард для меня важнее.
— Даже несмотря на побои?
— Это только доказывает, что я для него — не пустое место.
— Вы шутите, Лис?
— Нисколечко.
Лоулер покачал головой.
— Господи! Вы вся в синяках от его «ласки» и все-таки пытаетесь утверждать, что это, — он указал на синяки, — доказательство его любви к вам.
— Вы ничего не понимаете, док, — сказала Никлаус. — Вам никогда не приходилось так любить, потому что вы не способны на такие поступки.
Лоулер смотрел на Лис в полной растерянности, пытаясь понять смысл сказанного ею. В этот момент она показалась ему столь же чуждой и непостижимой, как и джилли.
— Полагаю, вы правы, — наконец заключил он.
После случившейся бури море некоторое время оставалось относительно спокойным: не слишком безмятежным, но и не подернутое штормовыми барашками.
Корабли вошли в еще одну зону морских зарослей, хотя здесь они не отличались такой густотой, как в первый раз. Экипажам даже не пришлось применять масло д-ра Никитина.
Немного дальше они попали в район обитания загадочных плавучих желтовато-зеленых водорослей. Они поднимались над поверхностью моря, когда мимо них проплывал корабль, и испускали странно-печальные хрипловатые «вздохи», которые прорывались из темных пузырей, раскачивающихся на коротких, усеянных колючками стеблях.
— Возвращайтесь, — казалось, шептали эти растения, — возвращайтесь, возвращайтесь… возвращайтесь…
«Шепот» звучал крайне неприятно и очень тревожно. Явно какое-то проклятое место.
Но таинственные водоросли вскоре исчезли, хотя еще на протяжении нескольких часов до корабля долетали их меланхоличные «вздохи».
На следующий день появилась еще одна не знакомая им форма жизни: гигантская плавающая колония живых существ, целое громадное сообщество, сотни, а может быть, и тысячи различных видов биологических организмов, устроившихся на одной большой поверхности размером с платформу, или какое-нибудь другое огромное морское существо. Мясистое, но прозрачное центральное тело этой колонии поблескивало под водой, подобно полузатопленному острову. Когда они подплыли к нему поближе, то увидели его бесчисленные составляющие, что дрожали, вертелись, взбивали воду, выполняя свою собственную часть общей работы: одна группа организмов гребла, другая — ловила рыбу, а маленькие трепещущие органы по краям служили чем-то вроде стабилизирующих устройств для всего обширного «основания», когда оно неспешно и величественно перемещалось по океану.
При приближении корабля на очень близкое расстояние это существо выставило на поверхность несколько десятков трубообразных образований высотой около двух метров.
— Что это такое, как вы думаете?! — удивленно спросил отец Квиллан.
— Эти трубки? Скорее всего, органы зрения, — предположил Лоулер. — Некая разновидность перископа.
— Нет, нет… Посмотрите! Из них что-то выходит…
— Будьте внимательны! — предупредил сверху Кинверсон. — Оно нас обстреливает!
Лоулер схватил священника и вместе с ним упал на палубу. Как раз в этот момент шарик какого-то клейкого красноватого вещества со свистом пролетел мимо них и упал на настил метрах в трех от людей. Он выглядел бесформенно, весь дрожал и излучал оранжевое сияние; неожиданно из него начал выделяться пар. Затем еще полдюжины таких «снарядов» плюхнулись на палубу в разных местах, а потом корабль буквально завалило этими шариками.
— Черт! Черт! Черт! — зарычал Делагард, бегая по палубе и с остервенением топая ногами. — Эта тварь сожжет настил. Несите ведра и лопаты! Ведра и лопаты! Живо! Поворачивай! Фелк, поворачивай отсюда! Давайте скорее выбираться из этого кошмарного места, черт бы их всех побрал!
В тех местах, куда попадали «снарядики», раздавалось шипение и поднимался парок. Оньос у штурвала пытался изо всех сил вывести судно из-под обстрела, маневрируя различными способами. Повинуясь его резким командам, работавшая в это время смена натянула канаты и переставила паруса.
Лоулер, Квиллан и Лис метались по палубе и лопатами сбрасывали за борт мягкие шары, прожигавшие доски. Повсюду, где они успели выделить свое вещество (скорее всего, кислоту высокой степени концентрации), на бледно-желтой, дощатой поверхности оставались черные «шрамы» обгоревшей древесины.
Корабль находился уже на довольно большом расстоянии от живой колонии, но она продолжала запускать в его сторону свои «ядра» с методичной враждебностью автомата, хотя теперь они не причиняли никакого вреда, а просто падали в воду и тонули, выделяя клубы пара.
Участки палубы, обожженные кислотой, оказались слишком сильно повреждены, чтобы их можно было безболезненно заменить. Лоулер подозревал, что эти «снаряды», если бы их быстро не убрали, прожгли судно насквозь.
На следующее утро Гхаркид заметил серую тучу существ, с жужжанием несущихся по воздуху.
— У рыб-ведьм — брачный период.
Делагард выругался и отдал приказ сменить курс.
— Нет, — вмешался Кинверсон, — это не поможет — у нас нет времени на маневр. Опустите паруса.
— Что?!
— Опустите паруса, иначе они превратятся в сети для ловли рыбы, когда стая этих миленьких созданий приблизится к нам. Вся палуба моментально покроется ведьмами.
Ни на мгновение не переставая ругаться, Делагард приказал опустить паруса. Вскоре «Царица Гидроса» уже покачивалась на волнах с обнаженными мачтами, вонзающимися в холодное белесое небо. И тут приблизилась стая рыб-ведьм.
Эти уродливые крылатые черви с щетиной на спине, охваченные безумной похотью, миллионной армадой двигались с наветренной стороны; целый океан ведьм — вода почти скрылась за этими мечущимися телами. Громадными волнами они взмывали в воздух. Самки — впереди, их бесчисленное количество, подобно огромной туче, закрывало солнце. Они с остервенением хлопали своими сверкающими заостренными крылышками, с отчаянной целеустремленностью прокладывая курс своими курносыми головами. Бестии летели вперед, — только вперед! — целые отряды обезумевших крошечных тварей. За ними столь же плотно и массированно следовали самцы.
То, что на их пути находились корабли, не имело никакого значения. Их ничего не могло остановить. Они слепо следовали по своему генетически запрограммированному курсу, невзирая ни на какие препятствия. И если уж им было суждено расшибить головы о борт «Царицы Гидроса», то значит, так тому и быть. Если же им суждено проскочить на расстоянии всего в несколько метров над палубой корабля или, напротив, врезаться в основание мачты, значит, так тому и быть. Так тому и быть… Так тому и быть… Так тому и быть…
Все ушли в трюм, когда армада рыб-ведьм приблизилась к судну достаточно близко. Лоулер уже на себе испытал, что значит удар даже детеныша этой твари. Взрослая особь, подгоняемая своей жуткой похотью, вероятно, движется с еще большей скоростью, и столкновение с ней, скорее всего, станет смертельным. Случайного прикосновения на лету кончиком ее крыла вполне достаточно, чтобы разрезать тело до кости. А касание жесткой щетины, без всякого сомнения, оставит кровавый след. Единственное спасение
— спрятаться, переждать нашествие. Переждать. Палуба опустела. В течение нескольких часов бестии наполняли своим жужжанием и свистом воздух над кораблем. Время от времени в эту какофонию вклинивались какие-то воющие вопли и эхо жестоких, смертельных ударов.
Наконец наступила тишина. Соблюдая предельную осторожность, Лоулер и еще несколько человек вышли наверх.
Воздух был чист! Стая пролетела, но повсюду, где на ее пути повстречались какие-либо преграды из корабельных снастей, валялись мертвые или издыхающие рыбы-ведьмы, напоминая копошащихся паразитов. Некоторые из них, хотя и безнадежно искалеченные, сохранили еще достаточно сил и энергии, чтобы злобно шипеть, щелкать челюстями и делать попытки взлететь и вцепиться в лица появившихся людей. Целый день ушел на уборку этой гадости с палубы.
Не успели они избавиться от нашествия рыб-ведьм, как над ними появилось темное облако, обещавшее долгожданный дождь, но вместо этого на настил палубы упал слой слизи: мигрирующая масса каких-то микроорганизмов с омерзительным запахом сплошь покрыла судно, оставив блестящий и клейкий коричневатый налет на парусах, мачтах, канатах — словом, на каждом миллиметре поверхности корабля. На очистку «Царицы Гидроса» от этой напасти команда потратила целых три дня.
Не успели люди отдышаться после ухода последних «гостей», как вновь появились шомполороги, и Кинверсону снова пришлось вытаскивать свой «барабан» и бить в него, приводя этих громадных чудовищ в страшное замешательство.
После шомполорогов…
Это огромное, захватившее всю планету море стало представляться Лоулеру упрямой, неумолимой и враждебной силой, неутомимо атакующей их самыми разными способами, словно в раздражении пытаясь сбросить кораблики людей, как неких отвратительных насекомых, со своего обширного лона. Путешественники явно вызывали чесотку у Океана, и он, почесываясь, стремился отделаться от них. Иногда этот процесс принимал весьма угрожающие формы, и тогда у Лоулера возникали сомнения по поводу благополучного завершения их пути на Грейвард.
Настал благословенный день сильного дождя. Он смыл остатки слизи микроорганизмов и вонь, что сохранялась на борту от рыб-ведьм, наполнил вновь их почти уже опустевшие емкости как раз в тот момент, когда ситуация с нехваткой пресной воды приближалась к критической отметке.
В разгар ливня рядом с кораблем появилась стая ныряльщиков, они резвились и прыгали, порхая в морской пене, словно элегантные танцовщики, приветствующие гостей, прибывающих на их родину. Но не успели эти симпатичные создания скрыться с глаз, как мимо проплыла еще одна — а возможно, и та же самая — колония и снова «обстреляла» суда влажными жгучими «снарядами». Как будто Океан с некоторым опозданием ощутил, что, послав путешественникам ливень и ныряльщиков, он проявил к ним излишнюю любезность и теперь решил напомнить о своем истинном характере.
После этого на некоторое время вновь наступила тишина в полном смысле этого слова. Ветер стал умеренным, обитатели океана воздерживались от непрерывных атак. Шесть кораблей с торжественным спокойствием продолжали свой путь к намеченной цели. След, оставляемый ими на воде, длинный и прямой, протянулся за ними, уподобясь дороге, теряющейся в бесконечной пустыне, которую они уже прошли.
В тишине почти идеального рассвета — на морской глади ни одной волны, ветерок легок и приятен, небо сияет, прекрасный голубовато-зеленый шар Санрайза виднеется как раз над горизонтом, одна из лун еще не зашла — Лоулер поднялся на палубу и обнаружил, что на мостике идет какое-то совещание. Там находились Делагард, Кинверсон, Оньос Фелк и Лео Мартелло. А чуть позже Вальбен заметил и отца Квиллана, которого скрывала спина Гейба.
Нид держал в руке свою подзорную трубу и что-то пристально рассматривал с ее помощью, тут же пересказывая увиденное присутствующим на капитанском мостике. Те тоже, в свою очередь, показывали вперед и обсуждали нечто, невидимое для Вальбена.
Лоулер, не выдержав, взобрался наверх.
— Что-то случилось?
— Наверняка, — ответил Делагард. — Исчез один из наших кораблей.
— Вы… серьезно?
— Посмотрите сами. — Нид протянул ему подзорную трубу. — Спокойная ночь. Ничего необычного от полуночи до рассвета, как сообщили мне вахтенные… Пересчитайте суда, которые видите… Раз, два, три, четыре.
Лоулер приложил трубу к глазу.
— Раз… Два… Три… Четыре… Какого же корабля не хватает?
Делагард захватил в кулак прядь своих густых грязных волос.
— Пока не могу сказать точно, на судах еще не подняли флаги, но Гейб считает, что пропал корабль с монахинями… Откололся ночью от флотилии и пошел собственным курсом.
— Но это же безумие! — воскликнул Лоулер. — У них нет ни малейшего представления о навигации.
— Пока у них все шло хорошо, — тихо заметил Лео.
— Просто они следовали общим указаниям, но если они попытаются плыть самостоятельно…
— Да, да, — согласился Делагард, — это настоящее безумие. Но ведь сестры и в самом деле безумны. Чертовы сучки! От них можно всего ожидать…
Он не договорил. Сзади, на трапе, послышались шаги.
— Даг, это ты? — крикнул Нид и повернулся к Вальбену. — Я послал его в радиорубку, чтобы он связался со всеми кораблями.
Вначале появилась маленькая морщинистая голова, а за ней — миниатюрная фигурка радиста.
— Пропало «Золотое солнце», — объявил Тарп.
— А монахини плывут на «Кресте Гидроса», — напомнил Кинверсон.
— Правильно, — подтвердил Даг, — но «Крест Гидроса» ответил на мой запрос так же, как и «Звезда», и «Три луны», и «Богиня»… Только «Золотое солнце» молчит.
— Ты полностью уверен в этом? Точно не смог засечь их? — поинтересовался Нид. — Нет ли какого-либо другого способа отыскать судно?
— Если тебе он известен, иди и пробуй его. Я послал радиозапросы на все корабли… Ответили только четыре.
— Включая и посудину монахинь?
— Я беседовал с самой сестрой Халлой… Тебя это устраивает?
— Кто находится на «Золотом солнце»? — угрюмо поинтересовался Лоулер. — Простите, забыл…
— Это корабль Дамиса Сотелла, — ответил Лео Мартелло.
— Дамис никогда бы не стал так своевольничать. Это на него совсем не похоже.
— Верно, — подтвердил Нид, но взгляд красноречиво говорил о подозрении и недоверии. — Не похоже, не так ли, док?
Весь день Тарп провел в тщетных попытках отыскать ответный сигнал на частоте «Золотого солнца». Радисты других судов делали то же самое.
Но в ответ на все запросы — молчание, молчание, молчание…
— Корабль не может просто так взять — и исчезнуть среди ночи, — твердил Делагард, вышагивая по палубе.
— Но этот, кажется, все-таки исчез, — заметила Лис Никлаус.
— Заткни свою грязную глотку!
— Нид, пожалуйста, потише.
— Заткнись, или я сам это сделаю!
— Грубость нам не поможет, — рассудительно произнес Лоулер и повернулся к Делагарду. — Вам приходилось уже терять какой-то из своих кораблей? Ну, вот так?.. Без всяких сигналов о помощи?
— Со мной такого не случалось.
— Если бы у них возникли какие-то проблемы, они бы обязательно сообщили по радио, не так ли?