Страница:
Широко раскрытые, почти вылезшие из орбит глаза Хендерса сверкнули в лучах занимающегося рассвета подобно полным лунам. Он издал какой-то булькающий звук, и изо рта хлынул поток крови, затем показался его окровавленный и вздувшийся язык. Делагард крепко сжимал Хендерса в своих могучих объятиях, не позволяя ему упасть.
Наконец Лоулер пришел в себя и произнес прерывающимся голосом:
— Нид… Боже мой, Нид, что ты наделал?!..
— Док, желаете быть следующим? — спокойно произнес Делагард.
Он извлек нож из раны, повернув его перед этим с каким-то чудовищным садизмом в ней, и сделал шаг от своей жертвы. Кровь тут же хлынула фонтаном. Лицо Хендерса почернело. Он тронулся с места, закачался, шагнул еще раз, словно лунатик. Его взгляд по-прежнему сохранял выражение крайнего изумления. Затем ноги у него подкосились, и Данн упал. Лоулер понял, что инженер умер.
Тила спустилась с мачты. Делагард швырнул ей кинжал. Оружие приземлилось у ее ног.
— Спасибо, — произнес Нид так, словно благодарил ее за обычную и часто оказываемую ему услугу. — Я в долгу перед тобой.
Подняв тело Хендерса, будто игрушку, Делагард быстро прошел к ограждению, поднял труп над головой и швырнул его за борт, как обычный хлам после приборки палубы.
На протяжении всей этой сцены Тарп даже не пошевелился, Нид подошел к нему и ударил по лицу с такой силой, что, казалось, голова Дага оторвется и, будто мячик, покатится по настилу.
— Трусливый подонок! — сквозь зубы процедил Делагард. — У тебя даже не хватило храбрости на то, чтобы довести до конца свой грязный замысел. Мне следовало бы и тебя тоже выбросить за борт, но не хочу тратить силы на такое…
— Нид… Ради Бога, Нид…
— Заткни свою пасть и убирайся с глаз долой! — Делагард круто развернулся и воззрился на Фелка. — Ну? Что прикажешь делать с тобой?! Ведь ты тоже участвовал?
— Нет, нет, Нид! Что ты! Ты же меня знаешь!
— «Нет, нет, Нид!» — со злостью передразнил его судовладелец. — Грязная тварь, потаскуха! Если бы у тебя хватило храбрости, ты бы, не задумываясь, присоединился к нему. Трусливая гадина!.. Ну, а как насчет вас, Лоулер? «Подштопаете» меня немного или вы тоже участвуете в этом чертовом заговоре? Правда, вас здесь не было. Вы что же, проспали свой собственный бунт?
— Я ни в чем не принимал участия, — спокойно ответил Вальбен. — С самого начала считал произошедшее сегодня идиотским замыслом, обреченным на провал. Я высказал свое мнение заговорщикам немного раньше…
— Значит, вы знали и не предупредили меня?!
— Да, Нид.
— Если вы не участвовали в заговоре, то ваш долг — предупредить капитана корабля об опасности. Таков морской закон. Но вы не сделали ничего подобного.
— Совершенно верно, — согласился Лоулер, — не сделал.
Делагард на мгновение задумался, затем пожал плечами и кивнул.
— Ладно, док. Думаю, я вас понял… — Он оглянулся. — Эй! Кто-нибудь! Вымойте палубу. Ненавижу грязь на корабле. — Нид махнул рукой Фелку, который, казалось, еще не пришел в себя. — Оньос! Возьми на себя управление судном, а мне нужно разобраться с ранением. Пошли, док. Кажется, хоть в этом я могу положиться на вас: знаю, что заштопаете добросовестно.
В полдень подул ветер, будто гибель Хендерса была принята неведомыми богами, управлявшими погодой на Гидросе, как приятное им жертвоприношение. В абсолютную тишину и покой, не нарушавшийся уже так давно, вдруг неожиданно с ревом ворвались порывы шторма, видимо, проделавшие большой путь от самого полюса.
На море поднялись волны. Корабль, долго пребывавший в неподвижности, был подхвачен ими, и они, раскачивая судно, словно детскую люльку, понесли его за собой. Вслед за этим потемнело небо — ветер принес с собой дождь.
— Ведра! — завопил Делагард. — Котлы! Живо!
Впрочем, подгонять никого не пришлось. Отдыхавшая смена мгновенно проснулась и через несколько секунд уже оказалась на палубе, которую сразу же оживила радостная суета. Сюда вынесли все, что могло удерживать воду. И не только обычные кувшины, котелки и горшки, но даже чистые тряпки, простыни, одежду — все, способное впитывать влагу. Ведь после ливня это можно отжать и таким образом добыть еще немного воды. Прошло уже несколько недель после последнего дождя; может статься, следующего придется ждать намного больше.
Ливень отвлекал от мрачных воспоминаний, смягчал шок от неудавшегося бунта Хендерса и его жестокой смерти.
Лоулер, подставив свое обнаженное тело прохладным струям, бегал взад и вперед по палубе вместе со всеми остальными, переливая воду из сосудов меньшего размера в большие емкости. Он был страшно благодарен дождю за это спасительное забвение. Кошмарная сцена, произошедшая недавно, подействовала на него, лишив психологической защиты, которую он так долго и с таким трудом возводил в своей душе.
Уже давно он не чувствовал себя настолько наивным и неопытным. Кровь, бьющая фонтаном, рваные раны, даже внезапная смерть — все это являлось обычным делом для него, частью профессиональной рутины. Лоулер привык к подобным зрелищам и принимал их как нечто само собой разумеющееся. Но убийство?! Вальбен никогда раньше ничего подобного не видел, даже не представлял себе, что такое вообще возможно. Несмотря на все идиотские рассуждения Дага Тарпа о необходимости выбросить Делагарда за борт, Лоулер в душе ни на минуту не мог допустить, что человек на самом деле может убить себе подобного. Конечно, не возникало никаких сомнений — Делагард смертельно ранил Хендерса только в целях самообороны. Только вот сделал это с каким-то устрашающим бессердечным цинизмом, без всякого сожаления, словно убивал не человека.
Вальбен чувствовал себя унизительно беззащитным перед отвратительной реальностью произошедшего. Старый, мудрый док Лоулер, повидавший многое на своем веку, чуть было не наложил в штаны при виде этого первобытного варварства? Абсурд! И все же это так. Впечатление, произведенное случившимся, оказалось невероятно сильным. Его потрясло до самых глубин души.
«Первобытное» — действительно точное слово для характеристики произошедшего. Ловкость и холодное безразличие, с которыми Делагард избавился от своего преследователя, были поистине варварскими, если вообще не дочеловеческими. В это утро на борту «Царицы Гидроса» появилась некая сила из глубокого и темного прошлого, и разразилась драма из первых веков человеческой истории. Лоулера едва бы удивило больше, если бы в небе над его головой появилась сама ушедшая в небытие Земля, с каждого континента которой стекали бы потоки крови. И это при том, что цивилизация насчитывает столь громадное количество столетий! А ведь все кругом верят — искренне верят! — в полное исчезновение древней жестокости и варварских страстей. Люди уверены, что цивилизация стерла — целиком и полностью — кровавые устремления человеческого разума.
И поэтому ливень стал не только долгожданным источником пресной воды, но и средством, помогающим забыть о страшном утреннем происшествии. Он смыл с палубы все следы греха.
Лоулер понимал: нужно поскорее забыть то, свидетелем чего он стал сегодня, забыть и никогда не вспоминать, хотя…
Наконец Лоулер пришел в себя и произнес прерывающимся голосом:
— Нид… Боже мой, Нид, что ты наделал?!..
— Док, желаете быть следующим? — спокойно произнес Делагард.
Он извлек нож из раны, повернув его перед этим с каким-то чудовищным садизмом в ней, и сделал шаг от своей жертвы. Кровь тут же хлынула фонтаном. Лицо Хендерса почернело. Он тронулся с места, закачался, шагнул еще раз, словно лунатик. Его взгляд по-прежнему сохранял выражение крайнего изумления. Затем ноги у него подкосились, и Данн упал. Лоулер понял, что инженер умер.
Тила спустилась с мачты. Делагард швырнул ей кинжал. Оружие приземлилось у ее ног.
— Спасибо, — произнес Нид так, словно благодарил ее за обычную и часто оказываемую ему услугу. — Я в долгу перед тобой.
Подняв тело Хендерса, будто игрушку, Делагард быстро прошел к ограждению, поднял труп над головой и швырнул его за борт, как обычный хлам после приборки палубы.
На протяжении всей этой сцены Тарп даже не пошевелился, Нид подошел к нему и ударил по лицу с такой силой, что, казалось, голова Дага оторвется и, будто мячик, покатится по настилу.
— Трусливый подонок! — сквозь зубы процедил Делагард. — У тебя даже не хватило храбрости на то, чтобы довести до конца свой грязный замысел. Мне следовало бы и тебя тоже выбросить за борт, но не хочу тратить силы на такое…
— Нид… Ради Бога, Нид…
— Заткни свою пасть и убирайся с глаз долой! — Делагард круто развернулся и воззрился на Фелка. — Ну? Что прикажешь делать с тобой?! Ведь ты тоже участвовал?
— Нет, нет, Нид! Что ты! Ты же меня знаешь!
— «Нет, нет, Нид!» — со злостью передразнил его судовладелец. — Грязная тварь, потаскуха! Если бы у тебя хватило храбрости, ты бы, не задумываясь, присоединился к нему. Трусливая гадина!.. Ну, а как насчет вас, Лоулер? «Подштопаете» меня немного или вы тоже участвуете в этом чертовом заговоре? Правда, вас здесь не было. Вы что же, проспали свой собственный бунт?
— Я ни в чем не принимал участия, — спокойно ответил Вальбен. — С самого начала считал произошедшее сегодня идиотским замыслом, обреченным на провал. Я высказал свое мнение заговорщикам немного раньше…
— Значит, вы знали и не предупредили меня?!
— Да, Нид.
— Если вы не участвовали в заговоре, то ваш долг — предупредить капитана корабля об опасности. Таков морской закон. Но вы не сделали ничего подобного.
— Совершенно верно, — согласился Лоулер, — не сделал.
Делагард на мгновение задумался, затем пожал плечами и кивнул.
— Ладно, док. Думаю, я вас понял… — Он оглянулся. — Эй! Кто-нибудь! Вымойте палубу. Ненавижу грязь на корабле. — Нид махнул рукой Фелку, который, казалось, еще не пришел в себя. — Оньос! Возьми на себя управление судном, а мне нужно разобраться с ранением. Пошли, док. Кажется, хоть в этом я могу положиться на вас: знаю, что заштопаете добросовестно.
В полдень подул ветер, будто гибель Хендерса была принята неведомыми богами, управлявшими погодой на Гидросе, как приятное им жертвоприношение. В абсолютную тишину и покой, не нарушавшийся уже так давно, вдруг неожиданно с ревом ворвались порывы шторма, видимо, проделавшие большой путь от самого полюса.
На море поднялись волны. Корабль, долго пребывавший в неподвижности, был подхвачен ими, и они, раскачивая судно, словно детскую люльку, понесли его за собой. Вслед за этим потемнело небо — ветер принес с собой дождь.
— Ведра! — завопил Делагард. — Котлы! Живо!
Впрочем, подгонять никого не пришлось. Отдыхавшая смена мгновенно проснулась и через несколько секунд уже оказалась на палубе, которую сразу же оживила радостная суета. Сюда вынесли все, что могло удерживать воду. И не только обычные кувшины, котелки и горшки, но даже чистые тряпки, простыни, одежду — все, способное впитывать влагу. Ведь после ливня это можно отжать и таким образом добыть еще немного воды. Прошло уже несколько недель после последнего дождя; может статься, следующего придется ждать намного больше.
Ливень отвлекал от мрачных воспоминаний, смягчал шок от неудавшегося бунта Хендерса и его жестокой смерти.
Лоулер, подставив свое обнаженное тело прохладным струям, бегал взад и вперед по палубе вместе со всеми остальными, переливая воду из сосудов меньшего размера в большие емкости. Он был страшно благодарен дождю за это спасительное забвение. Кошмарная сцена, произошедшая недавно, подействовала на него, лишив психологической защиты, которую он так долго и с таким трудом возводил в своей душе.
Уже давно он не чувствовал себя настолько наивным и неопытным. Кровь, бьющая фонтаном, рваные раны, даже внезапная смерть — все это являлось обычным делом для него, частью профессиональной рутины. Лоулер привык к подобным зрелищам и принимал их как нечто само собой разумеющееся. Но убийство?! Вальбен никогда раньше ничего подобного не видел, даже не представлял себе, что такое вообще возможно. Несмотря на все идиотские рассуждения Дага Тарпа о необходимости выбросить Делагарда за борт, Лоулер в душе ни на минуту не мог допустить, что человек на самом деле может убить себе подобного. Конечно, не возникало никаких сомнений — Делагард смертельно ранил Хендерса только в целях самообороны. Только вот сделал это с каким-то устрашающим бессердечным цинизмом, без всякого сожаления, словно убивал не человека.
Вальбен чувствовал себя унизительно беззащитным перед отвратительной реальностью произошедшего. Старый, мудрый док Лоулер, повидавший многое на своем веку, чуть было не наложил в штаны при виде этого первобытного варварства? Абсурд! И все же это так. Впечатление, произведенное случившимся, оказалось невероятно сильным. Его потрясло до самых глубин души.
«Первобытное» — действительно точное слово для характеристики произошедшего. Ловкость и холодное безразличие, с которыми Делагард избавился от своего преследователя, были поистине варварскими, если вообще не дочеловеческими. В это утро на борту «Царицы Гидроса» появилась некая сила из глубокого и темного прошлого, и разразилась драма из первых веков человеческой истории. Лоулера едва бы удивило больше, если бы в небе над его головой появилась сама ушедшая в небытие Земля, с каждого континента которой стекали бы потоки крови. И это при том, что цивилизация насчитывает столь громадное количество столетий! А ведь все кругом верят — искренне верят! — в полное исчезновение древней жестокости и варварских страстей. Люди уверены, что цивилизация стерла — целиком и полностью — кровавые устремления человеческого разума.
И поэтому ливень стал не только долгожданным источником пресной воды, но и средством, помогающим забыть о страшном утреннем происшествии. Он смыл с палубы все следы греха.
Лоулер понимал: нужно поскорее забыть то, свидетелем чего он стал сегодня, забыть и никогда не вспоминать, хотя…
4
Ночью Лоулера одолевали тяжелые сны, сны, наполненные не убийствами, а страстными эротическими сценами.
Призрачные женские фигуры плясали вокруг спящего Вальбена, женские фигуры без лиц, просто скачущие, мелькающие тела, иллюзорные инструменты желания. Они могли быть кем угодно, эти анонимные, загадочные, лишенные всякой индивидуальности женского начала, просто туманные символы женственности: череда покачивающихся грудей, широких бедер, толстых ягодиц, темных треугольников лобка. Порой ему казалось, что танцуют лишь определенные части тел или бесконечная последовательность отдельных друг от друга бедер и влажно поблескивающих губ; чудились томно ласкающие пальцы и дрожащие от вожделения языки.
Он метался во сне, постоянно находясь на грани пробуждения, но не просыпался, а вновь на несколько минут проваливался в глубины забытья, приносившего новые образы воспаленной чувственности. Толпы женщин окружали его постель; прищурив глаза, исполненные вожделения, они зовуще взирали на него, их ноздри трепетали от нескрываемого желания, обнаженные тела притягивали. И тут появились лица, женские лица с Сорве, принадлежащие тем, кого он знал, любил и забыл, легионы женщин; из небытия восстали бесчисленные любовные эскапады его бурной молодости и окружали ложе причудливым хороводом; возникали совсем еще детские лица девочек-подростков, вожделеющие взгляды зрелых женщин, заигрывающих с мальчиками вдвое их моложе, напряженные, умные лица женщин, охваченных любовью и понимающих, что им не отвечают взаимностью. Одна за другой они проходили мимо Лоулера, позволяя ему прикоснуться к каждой из них, привлечь их к себе — при этом прелестницы тут же превращались в неосязаемый пар, а их сразу же заменяли новые толпы видений. Сандира… Анна Браун… Бода Тальхейм, тогда еще не сестра Бода… Мариам Сотелл, Мирейль… Вновь Сандира… Мила… Мойра… Сандира… Сандира… Аня… Мирейль… Сандира…
Лоулер испытывал пытку желанием, удовлетворить которое невозможно. Его член, казалось, разросся до неимоверных размеров и болел от слишком долгого непрерывного напряжения. Яички словно превратились в многопудовые гири. Горячий мускусный аромат женского тела, сводящий с ума, душил его; Вальбен захлебывался в нем, как тонущий в океанских просторах, этот запах заполнял горло, наполнял легкие, сжигая их дотла.
Но за этими образами, за этими фантазиями, за этим болезненным чувством разочарования и неудовлетворенности скрывалось что-то еще: странная вибрация, возможно, какой-то звук, а может быть, и нет… В любом случае, это нечто странное непрерывно и болезненно усиливалось, пронзая его тело насквозь от паха до черепа. Лоулер чувствовал, как оно входит в него, словно ледяное копье, где-то в районе промежности, за мошонкой, и затем проскальзывает по всему прихотливому лабиринту кишечника, через диафрагму и сердце пронзает горло и кинжалом вторгается в мозг. Его, словно рыбу, насадили на вертел и теперь поджаривают; он крутился на своем ложе, и эротические ощущения становились все сильнее и сильнее, пока наконец не показалось, что во всей Вселенной нет ничего, кроме необходимости найти сексуального партнера и немедленно совокупиться.
Лоулер поднялся со своей узкой постели, совершенно не понимая, видит ли он все это во сне или уже очнулся, и вышел в коридор. Немного постояв у дверей своей каюты, Вальбен поднялся по трапу и через люк выбрался на палубу.
Ночь была теплая и безлунная. Созвездие Креста застыло в нижней части неба, уподобясь горсти самоцветов, разбросанных кем-то по небесному своду. Море неподвижно, лишь мелкая рябь пробегала по его поверхности, мерцая в свете звезд. Дул легкий ветерок, надувая поднятые паруса.
По палубе двигались человеческие фигуры, как лунатики-сновидцы. Они казались Лоулеру не менее туманными и призрачными, чем видения из его сновидений. Вальбен понимал, что знает этих людей, но не более того. В эти мгновения каждый из них был безымянен, безличен, лишен индивидуальности.
Лоулер увидел невысокого плотно сбитого мужчину, потом еще одного, костлявого и угловатого, за ним — третьего, худого и с отвисшими складками кожи на шее. Но они сейчас его не интересовали. Там, дальше, у самой кормы, стояла высокая и стройная темноволосая женщина. Вальбен направился к ней, но не успел протянуть руку, как появился еще один мужчина, высокий, атлетически сложенный, с большими горящими глазами; он выскользнул из группы теней и схватил ее за руку; они упали на палубу…
Лоулер повернулся — ведь на этом судне присутствовали и другие женщины. Он обязательно найдет кого-нибудь для себя, должен найти.
Пульсирующая боль в промежности становилась невыносимой. Это странное вибрирующее ощущение будто раскалывало его надвое, охватывало всю нижнюю половину тела, проходило по пищеводу и врывалось в голову. Оно обжигало леденящим холодом и пронзало болью, словно стальной остро отточенный клинок.
Вальбен перешагнул через парочку, предающуюся любви прямо на досках палубы: через седеющего немолодого человека с плотным мускулистым телом и крупную, здоровенную женщину со смуглой кожей и золотистыми волосами. На мгновение у него промелькнула мысль, что, наверное, он когда-то знал их, но, как и раньше, не мог вспомнить имен. За ними одиноко метался маленький человечек с ярко горевшими глазами, а дальше, сжимая друг друга в объятиях, лежала еще одна пара: высокий, крепкого сложения мужчина и гибкая энергичная молодая женщина.
— Ты! — раздался голос из темноты. — Иди сюда!
Она затаилась под мостиком и манила Лоулера. Крепкая, дебелая, с плоским лицом, волосами оранжевого цвета и брызгами рыжих веснушек на щеках и груди… Ее тело блестело от пота. Женщина тяжело дышала. Вальбен опустился рядом с ней, она привлекла его к себе и заключила в тиски своих ног.
— Дай мне!.. Дай мне!..
Лоулер легко вошел в нее. Женщина была теплая, влажно-скользкая и мягкая. Ее руки обхватили его. Она прижимала Вальбена к себе, к своим большим и тяжелым грудям. Бедра Лоулера двигались в ритме страстного вожделения. Все шло быстро, грубо, неистово и сопровождалось хриплыми вскриками случки. Почти сразу же, как он начал свои ритмические движения, Вальбен почувствовал резкие сокращения мышц ее влагалища. Лоулер физически ощущал, что спазмы удовольствия сотрясают все сильное женское тело. Его удивляло и немного смущало ясное и отчетливое восприятие ее чувств. Секунду спустя все завершилось, и вновь в сей момент ощущения Вальбена словно удвоились: он одновременно переживал и собственный оргазм, и в точности чувствовал все то, что она ощущает, принимая в себя его семя. Это воспринималось странно, очень странно. Невозможно было определить, где заканчивается сознание Лоулера и начинается ее.
Он откатился от женщины. Она протянула к нему руку, пытаясь снова привлечь к себе. Нет, нет, Вальбен уже уходил в поисках совсем другой. Мгновение, только что пережитое им, ни в малейшей степени не удовлетворило и не погасило желание. Создавалось впечатление о невозможности удовлетворения. Но, может быть, сейчас ему удастся отыскать ту стройную и высокую или ту крепкую юную ловкую, которую словно переполняла жизненная энергия, или даже ту крупную со смуглой кожей и золотистыми волосами. Впрочем, неважно, какую из них. Его переполняло желание, он был ненасытен и неистощим.
Вот она, та стройная! И совсем одна! Лоулер рванулся к ней. Поздно! Волосатый здоровенный толстяк с отвисшей, как у старухи, грудью схватил ее
— и их накрыла тьма.
«Ну, тогда та крупная… Или молодая…» — мелькнуло где-то на задворках сознания Вальбена.
— Лоулер! — неожиданно прозвучал мужской голос.
— Кто это?
— Квиллан… Сюда! Идите сюда!
Это оказался тот самый угловатый мужчина, который, казалось, состоял только из кожи и костей. Он вышел из-за страйдера и схватил Вальбена за руку. Ему пришлось оттолкнуть этого полузнакомца.
— Нет, нет, не ты! Мне не нужен мужчина!
— Да мне тоже! И женщины не нужны! Господи, Лоулер! Неужели вы все посходили с ума?!
— Что?
— Постойте здесь со мной и посмотрите на происходящее. Это же оргия сумасшедших!
Вальбен ошалело покачал головой.
— Что? Что? Оргия?
— Видите, как этим занимаются Сандира Тейн и Делагард? Кинверсон и Тила? Глядите! Вот, как безумная, стонет Нейяна и зовет самца… Вы только что сами закончили с ней, не так ли? И уже хотите еще… Я никогда не видел ничего подобного.
Лоулер приложил ладонь к паху.
— Я чувствую боль… Вот здесь…
— Нечто оттуда, из моря, делает это с нами, воздействуя на наш разум. Я тоже ощущаю сие, но почему-то не утратил способности управлять собой. А вы… Вся ваша обезумевшая компания…
Вальбен с большим трудом понимал, о чем говорит ему этот костлявый, и начал потихоньку отходить от собеседника, так как заметил крупную женщину с золотистыми волосами. Она шла по палубе в поисках нового партнера.
— Лоулер, вернитесь!
— Подождите… Потом… Мы поговорим потом…
И пока он неуверенной походкой продвигался к женщине, мимо него промелькнула стройная фигура темноволосого мужчины, крикнув на ходу:
— Святой отец-сэр! Доктор-сэр! Я вижу это! Вон там, за бортом!
— Что ты видишь, Гхаркид? — завопил угловатый и костлявый, назвавшийся Квилланом.
— Большой моллюск, святой отец-сэр. Он прилепился к обшивке судна. Должно быть, эта тварь выделяет какое-то вещество… какой-то наркотик…
— Лоулер, взгляните на обнаруженное Натимом!
— Потом… Потом…
Но на сей раз они оказались беспощадны. Мужчины подошли к нему, схватили за руки и подтащили к ограждению палубы. Вальбен заглянул вниз. Мгновенно все его ощущения обострились до крайности: он почувствовал ритмичный стук в позвоночнике, нестерпимую, доводящую почти до обморока пульсацию в паху, отдававшуюся жутким и мучительным эхом в яичках. Его напряженный член задрожал и предельно выпрямился, словно стремясь достичь звезд.
Лоулер попытался взять себя в руки, овладеть собственным сознанием. До его разума никак не доходила суть творящегося вокруг.
«Нечто хочет вторгнуться на судно и при этом доводит всех до безумия, вызывая приступы животной похоти», — подсказала незагипнотизированная частичка мозга Вальбена.
И тут же в его памяти возникли имена, которые сразу же совпали с лицами и фигурами людей, мечущихся по палубе. Квиллан… Гхаркид… Они сопротивлялись этой неведомой силе. А вот те, кто покорился ей: он, Нейяна, Сандира и Мартелло, Сандира и Делагард, Кинверсон и Тила, Фелк и Лис. Бесконечный хоровод совокуплений с постоянной сменой партнеров, лихорадочный танец половых органов.
Но где же Никлаус, где же Лис?! Он хотел ее, хотя до этого в нем никогда не возникало желания по отношению к ней. Впрочем, как и по отношению к Нейяне. Теперь же Лоулер сгорал от вожделения к ним. И вот сейчас он хотел Лис, а потом — Тилу. Дать ей то, к чему она стремилась на протяжении всего путешествия, — его главная задача в сей момент. А после нее — Сандира. Отобрать ее у мерзкого Делагарда… Да, Сандира, а затем — снова Нейяна и Лис, и Тила… Сандира, Нейяна, Лис, Тила… Трахать их до рассвета… До полудня… До конца времен…
— Я убью это чудовище, — твердо произнес Квиллан. — Натим, дай мне вон тот багор.
— Вы не ощущаете на себе его воздействия? — с трудом спросил Лоулер. — Совсем не воспринимаете?
— Я столь же чувствителен, как и вы, — отрезал священник.
— Значит, ваши обеты…
— Вовсе не обеты удерживают меня! Поймите, Лоулер, это обычный страх. — Повернувшись к Гхаркиду, Квиллан взял багор. — Наверное, я все-таки достану его этой штуковиной. Держите меня за ноги, иначе упаду за борт.
— Позвольте мне, — предложил Лоулер. — У меня руки длиннее, чем у вас.
— Оставайтесь на своем месте.
Священник взобрался на ограждение и перегнулся за кромку обшивки корабля. Гхаркид крепко держал за ноги, Вальбен помогал ему.
Взглянув вниз, Лоулер увидел нечто, напоминавшее ярко-желтый металлический диск около метра в диаметре. Оно вцепилось в корпус судна прямо под ватерлинией. Тварь была круглой и плоской, со слегка выступающим куполом в центре.
Квиллан, насколько мог, перевесился вниз и со всего маха нанес по ней удар багром, потом — еще и еще. Едва заметная струйка голубоватой жидкости брызнула слабым фонтанчиком-из этой бестии. Еще удар! По желтому диску пробежали волны судорог.
Лоулер почувствовал, что боль в паху начала уменьшаться.
— Держите меня крепче! — крикнул священник. — Я начинаю падать!
— Нет, нет, святой отец-сэр. Нет!
Вальбен что было сил сжал лодыжки Квиллана. Он чувствовал, как напряглось тело священнослужителя, когда тот потянулся вперед и резким толчком нанес еще один удар. По всей окружности диска, прилепившегося к кораблю, побежали морщины. Его цвет изменился, став поначалу темно-зеленым, а затем — густо-черным. Внезапно на его мягкой поверхности появились конвульсивные складки. Тварь отделилась от судна, упала в воду и ее сразу же смыло кильватерной волной.
В то же мгновение Лоулер ощутил, как рассеялись последние остатки тумана, застилавшего его сознание.
— Боже мой! — пробормотал он. — Что это такое было?
— Гхаркид назвал эту тварь моллюском, — тихо ответил Квиллан. — Она прилепилась к корпусу корабля и одурманила всех нас дикими видениями. — Он весь дрожал от какого-то невыносимого напряжения. — Некоторые смогли противостоять ее воздействию, другие — нет…
Лоулер оглядел палубу. Повсюду медленно двигались с несколько ошалевшим видом обнаженные человеческие фигуры, словно только что пробудившись от глубокого сна.
Лео Мартелло стоял рядом с Нейяной и смотрел на нее так, будто никогда раньше ее не видел. Кинверсон находился вместе с Лис Никлаус. Лоулер встретился взглядом с Сандирой. Она, казалось, была крайне чем-то удивлена и непрерывно водила рукой по своему животу, словно желая стереть с него воспоминание о прикосновении тела Делагарда.
Моллюск оказался только первым из длинной череды «гостей» из океанских глубин. В этих низких широтах Пустынное море производило впечатление гораздо более населенного.
Появилась и новая разновидность драккенов — вид, обитавший на юге. Они походили на северных, но выглядели крупнее и коварнее, выделяясь своим хитрым и умным взглядом злобных глаз среди прочих обитателей морских просторов. Вместо того, чтобы следовать за кораблем огромными стаями из многих сотен особей, как это делали их северные сородичи, эти драккены предпочитали передвигаться относительно небольшими группами в несколько десятков. Когда их длинные, похожие на трубки головы высовывались из воды, между ними все равно сохранялось довольно приличное расстояние, словно каждый член стаи требовал от других — и получал! — обширный кусок лично ему принадлежащей территории. На протяжении многих часов они следовали за судном, без устали подпрыгивая на небольших волнах. Их сверкающие малиновые глазки ни на мгновение не закрывались. Возникало жутковатое впечатление, что эти твари только и ждут наступления темноты, чтобы, воспользовавшись ею, взобраться на палубу.
Делагард отдал приказ второй смене выйти на вахту пораньше и охранять судно, вооружившись баграми.
С наступлением сумерек все драккены исчезли под водой, их просто не стало в одно мгновение, словно их приютила какая-то бездна, громаднейшая и бездонная, готовая принять в себя все и вся. Однако их уход не успокоил Нида, и он потребовал, чтобы патруль на палубе оставался всю ночь. Но никаких попыток нападения не случилось, а утром драккены больше не появились.
К вечеру того же дня, с наступлением темноты, рядом с кораблем обнаружилась обширная аморфная масса какого-то желтоватого вязкого вещества. Она распростерлась на много сот метров, а может быть, и больше. Не исключено, что это было некое подобие острова, какая-то странная его разновидность, выглядевшая просто огромной: мягкий остров колоссальных размеров, остров, полностью сотворенный из слизи, некая агломерация «соплей». Но когда они подплыли поближе, то поняли — это громадное нечто, все в морщинах и складках, является живым существом, по крайней мере, хотя бы частично. Его бледная неровная поверхность слегка подрагивала в конвульсивных движениях, выбрасывая на внешнюю сторону маленькие округлые выросты, которые почти мгновенно вновь погружались в материнскую массу.
Даг Тарп не преминул покривляться по этому поводу.
— Ну, вот мы и приплыли, дамы и господа! Лик Вод! Прошу любить и жаловать!
Кинверсон расхохотался.
— А мне почему-то это больше напоминает не лик, а задницу.
— Посмотрите-ка туда, — произнес Мартелло. — От него поднимаются лучики света и блуждают по воздуху. Как красиво!
— Словно светлячки, — заметил Квиллан.
— Светлячки? — удивленно переспросил Лоулер.
— Они обитают на Санрайзе… Насекомые, обладающие органами, излучающими свет. Знаете, что такое насекомые? Шестиногие существа, населяющие сушу и относящиеся к типу членистоногих. Они невероятно многочисленны в большинстве миров… Светлячки — это насекомые, что появляются с наступлением сумерек и начинают мерцать своими крохотными огоньками. Кстати, выглядит такое зрелище весьма мило и романтично. Оно очень походит на то, что мы наблюдаем сейчас.
Лоулер внимательно рассматривал происходящее за бортом. Да, это действительно выглядело очень красиво. Мелкие осколки этой огромной распухшей плавучей массы отделялись от нее, поднимались вверх, уносились легким ветерком и, взлетая, лучились ярко-золотыми отблесками, словно маленькие частички солнца. Все пространство вокруг заполнилось ими, десятками, сотнями миниатюрных блесток. Их подхватывало порывами бриза, и они поднимались, падали, снова взмывали вверх… Вверх-вниз, вверх-вниз… И сверкали, сверкали, сверкали…
На Гидросе все слишком красивое немедленно наталкивало на подозрения. Лоулеру становилось все больше не по себе по мере того, как танец «светлячков» вокруг делался оживленнее и энергичнее. Неожиданно раздался крик Лис Никлаус:
— Паруса! Паруса горят!
Призрачные женские фигуры плясали вокруг спящего Вальбена, женские фигуры без лиц, просто скачущие, мелькающие тела, иллюзорные инструменты желания. Они могли быть кем угодно, эти анонимные, загадочные, лишенные всякой индивидуальности женского начала, просто туманные символы женственности: череда покачивающихся грудей, широких бедер, толстых ягодиц, темных треугольников лобка. Порой ему казалось, что танцуют лишь определенные части тел или бесконечная последовательность отдельных друг от друга бедер и влажно поблескивающих губ; чудились томно ласкающие пальцы и дрожащие от вожделения языки.
Он метался во сне, постоянно находясь на грани пробуждения, но не просыпался, а вновь на несколько минут проваливался в глубины забытья, приносившего новые образы воспаленной чувственности. Толпы женщин окружали его постель; прищурив глаза, исполненные вожделения, они зовуще взирали на него, их ноздри трепетали от нескрываемого желания, обнаженные тела притягивали. И тут появились лица, женские лица с Сорве, принадлежащие тем, кого он знал, любил и забыл, легионы женщин; из небытия восстали бесчисленные любовные эскапады его бурной молодости и окружали ложе причудливым хороводом; возникали совсем еще детские лица девочек-подростков, вожделеющие взгляды зрелых женщин, заигрывающих с мальчиками вдвое их моложе, напряженные, умные лица женщин, охваченных любовью и понимающих, что им не отвечают взаимностью. Одна за другой они проходили мимо Лоулера, позволяя ему прикоснуться к каждой из них, привлечь их к себе — при этом прелестницы тут же превращались в неосязаемый пар, а их сразу же заменяли новые толпы видений. Сандира… Анна Браун… Бода Тальхейм, тогда еще не сестра Бода… Мариам Сотелл, Мирейль… Вновь Сандира… Мила… Мойра… Сандира… Сандира… Аня… Мирейль… Сандира…
Лоулер испытывал пытку желанием, удовлетворить которое невозможно. Его член, казалось, разросся до неимоверных размеров и болел от слишком долгого непрерывного напряжения. Яички словно превратились в многопудовые гири. Горячий мускусный аромат женского тела, сводящий с ума, душил его; Вальбен захлебывался в нем, как тонущий в океанских просторах, этот запах заполнял горло, наполнял легкие, сжигая их дотла.
Но за этими образами, за этими фантазиями, за этим болезненным чувством разочарования и неудовлетворенности скрывалось что-то еще: странная вибрация, возможно, какой-то звук, а может быть, и нет… В любом случае, это нечто странное непрерывно и болезненно усиливалось, пронзая его тело насквозь от паха до черепа. Лоулер чувствовал, как оно входит в него, словно ледяное копье, где-то в районе промежности, за мошонкой, и затем проскальзывает по всему прихотливому лабиринту кишечника, через диафрагму и сердце пронзает горло и кинжалом вторгается в мозг. Его, словно рыбу, насадили на вертел и теперь поджаривают; он крутился на своем ложе, и эротические ощущения становились все сильнее и сильнее, пока наконец не показалось, что во всей Вселенной нет ничего, кроме необходимости найти сексуального партнера и немедленно совокупиться.
Лоулер поднялся со своей узкой постели, совершенно не понимая, видит ли он все это во сне или уже очнулся, и вышел в коридор. Немного постояв у дверей своей каюты, Вальбен поднялся по трапу и через люк выбрался на палубу.
Ночь была теплая и безлунная. Созвездие Креста застыло в нижней части неба, уподобясь горсти самоцветов, разбросанных кем-то по небесному своду. Море неподвижно, лишь мелкая рябь пробегала по его поверхности, мерцая в свете звезд. Дул легкий ветерок, надувая поднятые паруса.
По палубе двигались человеческие фигуры, как лунатики-сновидцы. Они казались Лоулеру не менее туманными и призрачными, чем видения из его сновидений. Вальбен понимал, что знает этих людей, но не более того. В эти мгновения каждый из них был безымянен, безличен, лишен индивидуальности.
Лоулер увидел невысокого плотно сбитого мужчину, потом еще одного, костлявого и угловатого, за ним — третьего, худого и с отвисшими складками кожи на шее. Но они сейчас его не интересовали. Там, дальше, у самой кормы, стояла высокая и стройная темноволосая женщина. Вальбен направился к ней, но не успел протянуть руку, как появился еще один мужчина, высокий, атлетически сложенный, с большими горящими глазами; он выскользнул из группы теней и схватил ее за руку; они упали на палубу…
Лоулер повернулся — ведь на этом судне присутствовали и другие женщины. Он обязательно найдет кого-нибудь для себя, должен найти.
Пульсирующая боль в промежности становилась невыносимой. Это странное вибрирующее ощущение будто раскалывало его надвое, охватывало всю нижнюю половину тела, проходило по пищеводу и врывалось в голову. Оно обжигало леденящим холодом и пронзало болью, словно стальной остро отточенный клинок.
Вальбен перешагнул через парочку, предающуюся любви прямо на досках палубы: через седеющего немолодого человека с плотным мускулистым телом и крупную, здоровенную женщину со смуглой кожей и золотистыми волосами. На мгновение у него промелькнула мысль, что, наверное, он когда-то знал их, но, как и раньше, не мог вспомнить имен. За ними одиноко метался маленький человечек с ярко горевшими глазами, а дальше, сжимая друг друга в объятиях, лежала еще одна пара: высокий, крепкого сложения мужчина и гибкая энергичная молодая женщина.
— Ты! — раздался голос из темноты. — Иди сюда!
Она затаилась под мостиком и манила Лоулера. Крепкая, дебелая, с плоским лицом, волосами оранжевого цвета и брызгами рыжих веснушек на щеках и груди… Ее тело блестело от пота. Женщина тяжело дышала. Вальбен опустился рядом с ней, она привлекла его к себе и заключила в тиски своих ног.
— Дай мне!.. Дай мне!..
Лоулер легко вошел в нее. Женщина была теплая, влажно-скользкая и мягкая. Ее руки обхватили его. Она прижимала Вальбена к себе, к своим большим и тяжелым грудям. Бедра Лоулера двигались в ритме страстного вожделения. Все шло быстро, грубо, неистово и сопровождалось хриплыми вскриками случки. Почти сразу же, как он начал свои ритмические движения, Вальбен почувствовал резкие сокращения мышц ее влагалища. Лоулер физически ощущал, что спазмы удовольствия сотрясают все сильное женское тело. Его удивляло и немного смущало ясное и отчетливое восприятие ее чувств. Секунду спустя все завершилось, и вновь в сей момент ощущения Вальбена словно удвоились: он одновременно переживал и собственный оргазм, и в точности чувствовал все то, что она ощущает, принимая в себя его семя. Это воспринималось странно, очень странно. Невозможно было определить, где заканчивается сознание Лоулера и начинается ее.
Он откатился от женщины. Она протянула к нему руку, пытаясь снова привлечь к себе. Нет, нет, Вальбен уже уходил в поисках совсем другой. Мгновение, только что пережитое им, ни в малейшей степени не удовлетворило и не погасило желание. Создавалось впечатление о невозможности удовлетворения. Но, может быть, сейчас ему удастся отыскать ту стройную и высокую или ту крепкую юную ловкую, которую словно переполняла жизненная энергия, или даже ту крупную со смуглой кожей и золотистыми волосами. Впрочем, неважно, какую из них. Его переполняло желание, он был ненасытен и неистощим.
Вот она, та стройная! И совсем одна! Лоулер рванулся к ней. Поздно! Волосатый здоровенный толстяк с отвисшей, как у старухи, грудью схватил ее
— и их накрыла тьма.
«Ну, тогда та крупная… Или молодая…» — мелькнуло где-то на задворках сознания Вальбена.
— Лоулер! — неожиданно прозвучал мужской голос.
— Кто это?
— Квиллан… Сюда! Идите сюда!
Это оказался тот самый угловатый мужчина, который, казалось, состоял только из кожи и костей. Он вышел из-за страйдера и схватил Вальбена за руку. Ему пришлось оттолкнуть этого полузнакомца.
— Нет, нет, не ты! Мне не нужен мужчина!
— Да мне тоже! И женщины не нужны! Господи, Лоулер! Неужели вы все посходили с ума?!
— Что?
— Постойте здесь со мной и посмотрите на происходящее. Это же оргия сумасшедших!
Вальбен ошалело покачал головой.
— Что? Что? Оргия?
— Видите, как этим занимаются Сандира Тейн и Делагард? Кинверсон и Тила? Глядите! Вот, как безумная, стонет Нейяна и зовет самца… Вы только что сами закончили с ней, не так ли? И уже хотите еще… Я никогда не видел ничего подобного.
Лоулер приложил ладонь к паху.
— Я чувствую боль… Вот здесь…
— Нечто оттуда, из моря, делает это с нами, воздействуя на наш разум. Я тоже ощущаю сие, но почему-то не утратил способности управлять собой. А вы… Вся ваша обезумевшая компания…
Вальбен с большим трудом понимал, о чем говорит ему этот костлявый, и начал потихоньку отходить от собеседника, так как заметил крупную женщину с золотистыми волосами. Она шла по палубе в поисках нового партнера.
— Лоулер, вернитесь!
— Подождите… Потом… Мы поговорим потом…
И пока он неуверенной походкой продвигался к женщине, мимо него промелькнула стройная фигура темноволосого мужчины, крикнув на ходу:
— Святой отец-сэр! Доктор-сэр! Я вижу это! Вон там, за бортом!
— Что ты видишь, Гхаркид? — завопил угловатый и костлявый, назвавшийся Квилланом.
— Большой моллюск, святой отец-сэр. Он прилепился к обшивке судна. Должно быть, эта тварь выделяет какое-то вещество… какой-то наркотик…
— Лоулер, взгляните на обнаруженное Натимом!
— Потом… Потом…
Но на сей раз они оказались беспощадны. Мужчины подошли к нему, схватили за руки и подтащили к ограждению палубы. Вальбен заглянул вниз. Мгновенно все его ощущения обострились до крайности: он почувствовал ритмичный стук в позвоночнике, нестерпимую, доводящую почти до обморока пульсацию в паху, отдававшуюся жутким и мучительным эхом в яичках. Его напряженный член задрожал и предельно выпрямился, словно стремясь достичь звезд.
Лоулер попытался взять себя в руки, овладеть собственным сознанием. До его разума никак не доходила суть творящегося вокруг.
«Нечто хочет вторгнуться на судно и при этом доводит всех до безумия, вызывая приступы животной похоти», — подсказала незагипнотизированная частичка мозга Вальбена.
И тут же в его памяти возникли имена, которые сразу же совпали с лицами и фигурами людей, мечущихся по палубе. Квиллан… Гхаркид… Они сопротивлялись этой неведомой силе. А вот те, кто покорился ей: он, Нейяна, Сандира и Мартелло, Сандира и Делагард, Кинверсон и Тила, Фелк и Лис. Бесконечный хоровод совокуплений с постоянной сменой партнеров, лихорадочный танец половых органов.
Но где же Никлаус, где же Лис?! Он хотел ее, хотя до этого в нем никогда не возникало желания по отношению к ней. Впрочем, как и по отношению к Нейяне. Теперь же Лоулер сгорал от вожделения к ним. И вот сейчас он хотел Лис, а потом — Тилу. Дать ей то, к чему она стремилась на протяжении всего путешествия, — его главная задача в сей момент. А после нее — Сандира. Отобрать ее у мерзкого Делагарда… Да, Сандира, а затем — снова Нейяна и Лис, и Тила… Сандира, Нейяна, Лис, Тила… Трахать их до рассвета… До полудня… До конца времен…
— Я убью это чудовище, — твердо произнес Квиллан. — Натим, дай мне вон тот багор.
— Вы не ощущаете на себе его воздействия? — с трудом спросил Лоулер. — Совсем не воспринимаете?
— Я столь же чувствителен, как и вы, — отрезал священник.
— Значит, ваши обеты…
— Вовсе не обеты удерживают меня! Поймите, Лоулер, это обычный страх. — Повернувшись к Гхаркиду, Квиллан взял багор. — Наверное, я все-таки достану его этой штуковиной. Держите меня за ноги, иначе упаду за борт.
— Позвольте мне, — предложил Лоулер. — У меня руки длиннее, чем у вас.
— Оставайтесь на своем месте.
Священник взобрался на ограждение и перегнулся за кромку обшивки корабля. Гхаркид крепко держал за ноги, Вальбен помогал ему.
Взглянув вниз, Лоулер увидел нечто, напоминавшее ярко-желтый металлический диск около метра в диаметре. Оно вцепилось в корпус судна прямо под ватерлинией. Тварь была круглой и плоской, со слегка выступающим куполом в центре.
Квиллан, насколько мог, перевесился вниз и со всего маха нанес по ней удар багром, потом — еще и еще. Едва заметная струйка голубоватой жидкости брызнула слабым фонтанчиком-из этой бестии. Еще удар! По желтому диску пробежали волны судорог.
Лоулер почувствовал, что боль в паху начала уменьшаться.
— Держите меня крепче! — крикнул священник. — Я начинаю падать!
— Нет, нет, святой отец-сэр. Нет!
Вальбен что было сил сжал лодыжки Квиллана. Он чувствовал, как напряглось тело священнослужителя, когда тот потянулся вперед и резким толчком нанес еще один удар. По всей окружности диска, прилепившегося к кораблю, побежали морщины. Его цвет изменился, став поначалу темно-зеленым, а затем — густо-черным. Внезапно на его мягкой поверхности появились конвульсивные складки. Тварь отделилась от судна, упала в воду и ее сразу же смыло кильватерной волной.
В то же мгновение Лоулер ощутил, как рассеялись последние остатки тумана, застилавшего его сознание.
— Боже мой! — пробормотал он. — Что это такое было?
— Гхаркид назвал эту тварь моллюском, — тихо ответил Квиллан. — Она прилепилась к корпусу корабля и одурманила всех нас дикими видениями. — Он весь дрожал от какого-то невыносимого напряжения. — Некоторые смогли противостоять ее воздействию, другие — нет…
Лоулер оглядел палубу. Повсюду медленно двигались с несколько ошалевшим видом обнаженные человеческие фигуры, словно только что пробудившись от глубокого сна.
Лео Мартелло стоял рядом с Нейяной и смотрел на нее так, будто никогда раньше ее не видел. Кинверсон находился вместе с Лис Никлаус. Лоулер встретился взглядом с Сандирой. Она, казалось, была крайне чем-то удивлена и непрерывно водила рукой по своему животу, словно желая стереть с него воспоминание о прикосновении тела Делагарда.
Моллюск оказался только первым из длинной череды «гостей» из океанских глубин. В этих низких широтах Пустынное море производило впечатление гораздо более населенного.
Появилась и новая разновидность драккенов — вид, обитавший на юге. Они походили на северных, но выглядели крупнее и коварнее, выделяясь своим хитрым и умным взглядом злобных глаз среди прочих обитателей морских просторов. Вместо того, чтобы следовать за кораблем огромными стаями из многих сотен особей, как это делали их северные сородичи, эти драккены предпочитали передвигаться относительно небольшими группами в несколько десятков. Когда их длинные, похожие на трубки головы высовывались из воды, между ними все равно сохранялось довольно приличное расстояние, словно каждый член стаи требовал от других — и получал! — обширный кусок лично ему принадлежащей территории. На протяжении многих часов они следовали за судном, без устали подпрыгивая на небольших волнах. Их сверкающие малиновые глазки ни на мгновение не закрывались. Возникало жутковатое впечатление, что эти твари только и ждут наступления темноты, чтобы, воспользовавшись ею, взобраться на палубу.
Делагард отдал приказ второй смене выйти на вахту пораньше и охранять судно, вооружившись баграми.
С наступлением сумерек все драккены исчезли под водой, их просто не стало в одно мгновение, словно их приютила какая-то бездна, громаднейшая и бездонная, готовая принять в себя все и вся. Однако их уход не успокоил Нида, и он потребовал, чтобы патруль на палубе оставался всю ночь. Но никаких попыток нападения не случилось, а утром драккены больше не появились.
К вечеру того же дня, с наступлением темноты, рядом с кораблем обнаружилась обширная аморфная масса какого-то желтоватого вязкого вещества. Она распростерлась на много сот метров, а может быть, и больше. Не исключено, что это было некое подобие острова, какая-то странная его разновидность, выглядевшая просто огромной: мягкий остров колоссальных размеров, остров, полностью сотворенный из слизи, некая агломерация «соплей». Но когда они подплыли поближе, то поняли — это громадное нечто, все в морщинах и складках, является живым существом, по крайней мере, хотя бы частично. Его бледная неровная поверхность слегка подрагивала в конвульсивных движениях, выбрасывая на внешнюю сторону маленькие округлые выросты, которые почти мгновенно вновь погружались в материнскую массу.
Даг Тарп не преминул покривляться по этому поводу.
— Ну, вот мы и приплыли, дамы и господа! Лик Вод! Прошу любить и жаловать!
Кинверсон расхохотался.
— А мне почему-то это больше напоминает не лик, а задницу.
— Посмотрите-ка туда, — произнес Мартелло. — От него поднимаются лучики света и блуждают по воздуху. Как красиво!
— Словно светлячки, — заметил Квиллан.
— Светлячки? — удивленно переспросил Лоулер.
— Они обитают на Санрайзе… Насекомые, обладающие органами, излучающими свет. Знаете, что такое насекомые? Шестиногие существа, населяющие сушу и относящиеся к типу членистоногих. Они невероятно многочисленны в большинстве миров… Светлячки — это насекомые, что появляются с наступлением сумерек и начинают мерцать своими крохотными огоньками. Кстати, выглядит такое зрелище весьма мило и романтично. Оно очень походит на то, что мы наблюдаем сейчас.
Лоулер внимательно рассматривал происходящее за бортом. Да, это действительно выглядело очень красиво. Мелкие осколки этой огромной распухшей плавучей массы отделялись от нее, поднимались вверх, уносились легким ветерком и, взлетая, лучились ярко-золотыми отблесками, словно маленькие частички солнца. Все пространство вокруг заполнилось ими, десятками, сотнями миниатюрных блесток. Их подхватывало порывами бриза, и они поднимались, падали, снова взмывали вверх… Вверх-вниз, вверх-вниз… И сверкали, сверкали, сверкали…
На Гидросе все слишком красивое немедленно наталкивало на подозрения. Лоулеру становилось все больше не по себе по мере того, как танец «светлячков» вокруг делался оживленнее и энергичнее. Неожиданно раздался крик Лис Никлаус:
— Паруса! Паруса горят!