Страница:
Доктор подошел к обоим аборигенам поближе (не забывая об осторожности) и показал жестами: «Я врач, Лоулер».
Джилли разговаривали, прижимая руки к бокам и пропуская воздух под давлением сквозь глубокие жаброобразные отверстия, расположенные на груди, и издавая при этом глухие гулкие звуки, напоминающие органное стаккато. Люди так и не нашли способа имитации этой речи, чтобы местные жители могли их понимать, а аборигены со своей стороны не выказывали ни малейшей заинтересованности в изучении человеческого языка. Возможно, звуки речи людей были столь же недоступны для них, как и язык джилли для потомков землян. Тем не менее хоть какое-то общение между двумя видами разумных существ могло бы помочь решить многие проблемы жизни на острове. Поэтому-то и возник язык жестов и знаков. Диалог со стороны казался немного странным и смешным: аборигены говорили на своем наречии, люди отвечали им знаками.
Джилли, уже подававший голос до этого, снова издал храпящий звук и добавил к нему показавшийся особенно враждебным гнусавый, свистящий призвук. Существо подняло свой плавник, приняв позу, которую Лоулер мгновенно узнал, — позу гнева. Нет, даже не гнева, а ярости. Предельной ярости!
«Э… — подумал Вальбен, — что же случилось? Что я такого сделал?»
В том, что абориген разъярен, не возникало никаких сомнений. Теперь он принялся быстро потирать плавниками друг о друга, что, без сомнения, обозначало: «Убирайся! Выметайся! Уноси поскорее ноги и свою задницу!»
Совершенно озадаченный, доктор ответил знаками: «Я вовсе не собираюсь вмешиваться в ваши дела. Просто пришел поговорить».
Храпящий звук повторился, на этот раз еще громче и более гулко. Он эхом отозвался в основании тропы, и человек босыми ступнями почувствовал затухающую вибрацию.
Были известны случаи, когда джилли убивали людей, раздражавших их, иногда и просто так, без всякой на то причины — всего лишь внезапная склонность к необъяснимой агрессии. Такие поступки не являлись запланированными или преднамеренными. Просто раздраженный взмах плавника, быстрый презрительный удар наотмашь или человек бывал попросту раздавлен одним движением слоноподобной конечности. Они ведь имели значительный вес, обладали огромной силой и, казалось, не понимали или не обращали внимания на то, сколь хрупки тела людей.
Второй джилли, немного крупнее, сделал шаг в сторону Лоулера. До доктора донесся тяжелый хриплый, совсем не располагающий к общению звук дыхания этой громадины. Абориген устремил на Вальбена взгляд, в котором тот, как ему показалось, заметил какую-то отчужденную враждебность.
Лоулер жестом показал удивление и разочарование их поведением и снова изобразил дружелюбие и желание продолжить беседу.
Злые глаза первого излучали ярость, в которой сомневаться не приходилось: «Вон! Прочь! Уходи!»
Требование «звучало» весьма недвусмысленно. Теперь бесполезно предпринимать попытки для дальнейших мирных переговоров. Совершенно очевидно, что они не хотят подпускать его к своей электростанции.
«Ну, что ж, ладно, — подумал Вальбен, — пусть будет по-вашему».
До сих пор доктору не приходилось сталкиваться с таким отпором со стороны джилли, но тратить сейчас время на то, чтобы напомнить об их старой дружбе и о больших услугах, оказанных стариной Бернетом, было бы небезопасным проявлением идиотизма с его стороны. Один шлепок этого плавника способен сбросить человека в залив с переломанным позвоночником.
Лоулер отступил, не отводя глаз от разъяренного аборигена, намереваясь прыгнуть в воду при первом же угрожающем движении в его сторону. Но джилли не двигались с места и тоже не отводили от Вальбена пристальных злобных взглядов, пока он медленно, крадучись, отступал. Когда доктор добрался до главной дороги, они вернулись на свою стройку.
«Да-а… С этим покончено», — с тоской подумал разочарованный человек.
Лоулера очень задел этот непонятный и зловещий отказ джилли от общения с ним. Какое-то время он стоял у ограждения залива, ожидая, пока спадет напряжение, вызванное недавней странной встречей. Его величественный план заключения договора между людьми и гидранцами, пришедший ему на ум нынешней ночью, теперь представлялся не более чем романтической ерундой. Он улетучился из головы Лоулера со скоростью пара, оставив лишь ощущение неловкости, которое несколько секунд он чувствовал почти физически.
— Ну, что ж… — произнес доктор вслух. — Придется отправляться домой и дожидаться наступления утра.
Резкий и грубоватый бас, неожиданно раздавшийся откуда-то сзади, заставил Вальбена передернуть плечами.
— Лоулер?
Захваченный врасплох, мужчина мгновенно повернулся, сердце неистово забилось от страха. Он стал, прищурившись, всматриваться в предрассветную темноту.
Вальбен едва различил очертания фигуры невысокого коренастого человека с тяжелой копной грязных волос, который стоял в тени на расстоянии десяти-двенадцати метров от него.
— Делагард? Это ты?
Коренастый сделал шаг вперед. Да, это был он, самозваный вожак жителей острова, главный двигатель и сотрясатель основ местной жизни. «Что, черт возьми, Нид делает здесь в такое время, да еще украдкой к тому же?» — мелькнуло в сознании доктора.
Делагард всегда производил впечатление человека, замышляющего что-то недоброе даже тогда, когда ничего подобного ему не приходило в голову. Он выглядел невысоким, но отнюдь не маленьким, обладал мощной приземистой фигурой, толстой шеей, широкими плечами и весьма заметным брюшком. Сегодня Нид набросил на себя саронг, оставлявший открытой широкую косматую грудь. Даже в темноте его одеяние сверкало и переливалось алыми, бирюзовыми и насыщенно-розовыми цветами.
Этот человек считался первым богачом на всем острове, правда, в том смысле, какой вкладывается в данное слово в мире, где не существует денег и того, на что можно их потратить. Он родился на Гидросе, как и Лоулер, но владел предприятиями на нескольких клочках тверди и потому много ездил. Делагард был немного старше доктора. Недавно ему исполнилось примерно сорок восемь или все пятьдесят лет.
— Рано же вы встали на прогулку, док.
— Гм… Как обычно. И вам это прекрасно известно, — голос Вальбена звучал напряженно. — Это самое хорошее время дня.
— О, да, конечно. Особенно, если вам хочется побыть одному. — Делагард кивнул в сторону электростанции. — Проверяете, не так ли?
Доктор неопределенно пожал плечами. Он скорее задушил бы самого себя, чем позволил Ниду уловить хотя бы отдаленный намек на его грандиозный и героический, правда, совершенно тщетный, план, которому пришлось отдать всю сегодняшнюю ночь.
— Мне сказали, что они запустят ее завтра, — спокойно заметил Делагард.
— Я слышу об этом уже целую неделю.
— И все же… И все же завтра она у них действительно заработает… наконец. Джилли уже пробовали получить немного электроэнергии. Вскоре они запустят ее на полную мощность.
— Откуда вам это известно?
— Известно… — отозвался Нид. — Аборигены не любят меня, но кое-что они мне все-таки говорят. В ходе делового общения, как вы понимаете…
Он подошел к Лоулеру, стал рядом с ним и уверенно похлопал ладонями по перилам ограждения так, словно весь этот остров — его королевство.
— Но вы до сих пор не поинтересовались, почему я пришел сюда так рано.
— Да, не поинтересовался.
— Все просто… Я искал вас. Вначале отправился в ваш ваарг, но там никого не нашел. Затем я взглянул на нижнюю террасу и заметил какого-то человека, который брел по дороге, ведущей сюда… Осталось только предположить, что это вы. Я спустился сюда, чтобы проверить правильность своего предположения.
Лоулер кисло улыбнулся. В тоне Делагарда ничего не подсказывало, что он мог видеть сцену, произошедшую на мысе у электростанции.
— Очень ранний час для визита ко мне, если, конечно, это имеет отношение к моей профессии, — сказал Вальбен. — Или, тем более, если это знак вежливости… Хотя… Вы не тот человек, который может проявлять подобные чувства.
Он указал на горизонт. В той стороне все еще светила луна. Словом, никаких признаков наступающего утра. Созвездие Креста, более яркое, чем обычно, — Санрайз уже покинул небосклон — пульсировало на фоне непроницаемой тьмы.
— Я никогда так рано не начинаю свой рабочий день. И вам это известно, Нид.
— У меня особый вопрос, — заметил Делагард, — требующий быстрого решения. И лучше будет, если мы займемся им до наступления рассвета.
— Это касается медицины?
— Да, сей случай — ваша проблема.
— Моя?
— Да. Но учтите — болен не я.
— Что-то я вас не понимаю.
— Поймете… Пойдемте со мной.
— Куда?
— На верфь.
«Черт побери, что все это значит? Делагард кажется каким-то странным. Возможно, действительно нечто важное…» — подумал Лоулер, а вслух произнес:
— Хорошо. Тогда… в путь.
Не говоря больше ни слова, Нид повернулся и направился к дороге, проходившей по внутренней части дамбы. Вальбен молча последовал за ним. Путь проходил по другому небольшому мысу, расположенному параллельно тому, на котором находилась электростанция. Наконец перед ними открылся превосходный вид на новостройку. Там взад и вперед двигались джилли, перенося блоки какого-то оборудования.
— Ох уж эти скользкие придурки, — пробормотал Делагард. — Хотелось бы мне надеяться, что их сооружение взлетит на воздух прямо у них на глазах, как только произойдет рабочий пуск. Если еще это получится…
Они обогнули отдаленный край мыса и вошли в маленькую бухточку, где располагалась верфь судовладельца. Это было самое большое предприятие, созданное людьми на Сорве. Здесь работало более десяти человек.
Корабли Делагарда непрестанно сновали между различными островами, где он имел свои интересы, перевозя разные товары — скромную продукцию, что производили мелкие заводики, организованные и управляемые представителями земной расы: рыболовные снасти, молотки, зубила, бутылки, ведра, одежду, бумагу, чернила, рукописные книги, продукты питания и прочее, и прочее. Флот Нида служил главным средством для доставки металлов, пластмасс, химических веществ и других жизненно важных компонентов, которые с такими громадными усилиями добывались на различных островах. Периодически Делагард умудрялся добавлять еще один остров к своей коммерческой цепочке. С самого начала завоевания Гидроса человеком его семейка руководила здесь бизнесом, но именно Нид расширил семейное дело за пределы первоначальных границ.
— Сюда, — указал коммерсант.
Узкая полоска жемчужного света зари внезапно осветила восточную часть неба. Звезды стали меркнуть по мере наступления дня, а маленькая луна почти исчезла из поля зрения. Залив приобретал свой утренний изумрудный цвет. Лоулер, следовавший за Делагардом по дороге на верфь, бросил взгляд на искусственный пруд и впервые за это утро отчетливо увидел тех гигантских фосфоресцирующих существ, что кружили в его водах всю ночь. Конечно же, это были «рты»: огромные плоские мешковидные существа длиной около сотни метров, странствовавшие по морям с постоянно распахнутой пастью, проглатывая все живое, что попадалось по пути. Примерно раз в месяц стая из десяти или двенадцати этих созданий появлялась в гавани Сорве и извергала здесь содержимое своих желудков, еще живое, в огромные плетеные сети, специально приготовленные для этой цели джилли, которые затем, не спеша, в течение нескольких недель собирали полученный «урожай». «Не слишком ли много для аборигенов? — подумал Лоулер. — Тонны и тонны еды…» Самое главное, что трудно понять, какую выгоду от подобной «сделки» имели «рты».
Делагард ухмыльнулся.
— Вот и мои конкуренты. Если бы мне удалось перебить все эти проклятые «мешки», я бы смог сам развозить продукты и продавать их джилли.
— Гм-м… И чем бы они расплачивались?
— Тем же, чем и теперь, — ответил коммерсант презрительно. — Ценными элементами… Кадмием, кобальтом, медью, оловом, мышьяком, йодом… Словом, всем тем, из чего состоит этот проклятый океан, но в гораздо больших количествах, чем те жалкие крохи, которые они выдают сейчас. Итак, мы каким-то образом избавляемся от «ртов», а вслед за этим я поставляю джилли их мясо. Они же нагружают мои корабли самыми разными нужными мне товарами в обмен на него. Могу вас заверить — это неплохая сделка. За каких-нибудь пять лет аборигены полностью попадут в зависимость от моих поставок продовольствия. Это же целое состояние!
— А я думал, у вас уже есть состояние… Сколько же вам еще нужно?
— Вы ничего не понимаете.
— Мне кажется… да, — произнес Лоулер. — Я всего лишь врач, а не бизнесмен. Ну, где этот ваш пациент?
— Полегче, полегче. Я ведь надеюсь подвести вас к сути, док. — Делагард махнул рукой в сторону моря. — Видите вон там, у пирса Джолли? Где находится та маленькая рыбацкая лодка… Вот туда мы с вами и пойдем.
Названный пирс представлял собой врезавшуюся в море конструкцию из гниющей «древесины» древовидных водорослей. Она достигала примерно тридцати метров в длину и начиналась от дамбы в дальнем конце верфи. Хотя причал страшно поблек и местами развалился, потрепанный приливами и работой червей и живых «рашпилей», он выглядел более или менее целым и являлся величественным напоминанием об ушедшей эпохе. Его построил старый сумасшедший моряк, давно уже отошедший к праотцам, седовласый безумец, повсюду твердивший, что ему удалось в одиночку проплыть вокруг света и даже попасть в Пустынное море, куда не отваживался отправляться ни один человек в здравом уме, добраться до пределов самой Бездны или, как еще называли эту точку, Лика Вод — огромного запретного острова, великой тайны этой планеты, к которому не осмеливались приближаться даже джилли. Лоулер помнил, как, еще будучи мальчишкой, частенько сиживал на краю пирса Джолли и слушал безумные и фантастические истории старика о невероятных и чудесных приключениях. Но это было до того, как Делагард построил здесь свою верфь, сохранив по какой-то непонятной причине сей грязный полуразвалившийся причал. Возможно, ему самому в те давние времена нравилась слушать россказни старика.
Одна из рыбачьих лодок Нида оказалась привязанной у пирса и спокойно покачивалась на волнах залива. Здесь же, неподалеку, находился сарай, казавшийся настолько древним, что вполне мог сойти за хижину Джолли, хотя не имел никакого отношения к старому моряку.
Делагард остановился рядом с развалюхой, свирепо глянул в глаза Вальбена и прорычал своим низким хрипловатым голосом:
— Док, надеюсь, вы понимаете, что все увиденное внутри должно остаться в строжайшей тайне.
— Нид, давайте обойдемся без мелодрам.
— Но я говорю совершенно серьезно. Вы должны пообещать мне оставаться немым, словно рыба. Дело не только в моей безопасности, если все это выйдет наружу… Просто все мы можем попасть в большую беду.
— Гм… Не доверяете? Тогда обратитесь к другому врачу. Но это будет трудновато.
Делагард бросил на него угрожающий взгляд, затем на лице появилась холодная улыбка.
— Хорошо, как скажете… Проходите.
Он распахнул дверь сарая. Внутри царила абсолютная темнота и необычайная сырость. Лоулер почувствовал терпкий аромат моря, сильный и концентрированный, словно Нид хранил здесь в закупоренном виде океан, и какой-то другой запах, кисловатый, резкий и неприятный, показавшийся ему незнакомым. Вальбен услышал слабые звуки, напоминающие тихое ворчание, медленные и резкие, похожие на стенания грешников в аду. Делагард возился у двери, чем-то грубо стуча. Через мгновение он чиркнул спичкой, и доктор увидел, что судовладелец держит в руке пучок сухих водорослей, по форме напоминающий факел. Нид поджег импровизированный светоч. Тусклый свет лег оранжевыми пятнами на темень в сарае.
— Вот и они, — произнес Делагард.
Середину развалюхи занимал неуклюжий прямоугольный плетеный и просмоленный резервуар размером примерно три на два метра, почти до краев наполненный морской водой. Лоулер подошел к нему и заглянул внутрь. Там на дне лежали три лоснящиеся особи морского млекопитающего, известного под названием «ныряльщик». Они оказались тесно прижатыми друг к другу из-за малого объема резервуара и напоминали рыбок в консервной банке. Их мощные плавники изогнулись под совершенно немыслимым углом, а головы, напряженно поднимающиеся над поверхностью, как-то неуклюже и мучительно откинулись назад. Странный едкий запах, который Вальбен уловил еще у входа, исходил от них. Теперь он не казался таким неприятным. Страшный звук, напоминающий глухое ворчание, издавал ныряльщик, лежавший слева. Даже, скорее, не ворчание. Это были стоны, стоны, инспирированные мучительной болью.
— О, черт! — тихо выругался доктор. Теперь ему стала ясна причина ярости джилли, появления отблеска гнева в пылающих глазах аборигенов, их угрожающий храп. Инстинктивная вспышка негодования охватила душу Лоулера. Его словно ударило током, пронзив все тело, щека нервно задергалась в тике. — Черт! — Он с отвращением, даже с омерзением и ненавистью, взглянул на своего собеседника. — Делагард! Что ты наделал?!
— Послушайте, если вы полагаете, что я привел вас сюда, чтобы выслушивать ваше возмущение мною…
Вальбен медленно покачал головой.
— Что ты наделал?! Ты… — с придыханием произнес он, не отрывая взгляда от внезапно забегавших глазок судовладельца. — Что ты наделал, черт тебя побери?!
Джилли разговаривали, прижимая руки к бокам и пропуская воздух под давлением сквозь глубокие жаброобразные отверстия, расположенные на груди, и издавая при этом глухие гулкие звуки, напоминающие органное стаккато. Люди так и не нашли способа имитации этой речи, чтобы местные жители могли их понимать, а аборигены со своей стороны не выказывали ни малейшей заинтересованности в изучении человеческого языка. Возможно, звуки речи людей были столь же недоступны для них, как и язык джилли для потомков землян. Тем не менее хоть какое-то общение между двумя видами разумных существ могло бы помочь решить многие проблемы жизни на острове. Поэтому-то и возник язык жестов и знаков. Диалог со стороны казался немного странным и смешным: аборигены говорили на своем наречии, люди отвечали им знаками.
Джилли, уже подававший голос до этого, снова издал храпящий звук и добавил к нему показавшийся особенно враждебным гнусавый, свистящий призвук. Существо подняло свой плавник, приняв позу, которую Лоулер мгновенно узнал, — позу гнева. Нет, даже не гнева, а ярости. Предельной ярости!
«Э… — подумал Вальбен, — что же случилось? Что я такого сделал?»
В том, что абориген разъярен, не возникало никаких сомнений. Теперь он принялся быстро потирать плавниками друг о друга, что, без сомнения, обозначало: «Убирайся! Выметайся! Уноси поскорее ноги и свою задницу!»
Совершенно озадаченный, доктор ответил знаками: «Я вовсе не собираюсь вмешиваться в ваши дела. Просто пришел поговорить».
Храпящий звук повторился, на этот раз еще громче и более гулко. Он эхом отозвался в основании тропы, и человек босыми ступнями почувствовал затухающую вибрацию.
Были известны случаи, когда джилли убивали людей, раздражавших их, иногда и просто так, без всякой на то причины — всего лишь внезапная склонность к необъяснимой агрессии. Такие поступки не являлись запланированными или преднамеренными. Просто раздраженный взмах плавника, быстрый презрительный удар наотмашь или человек бывал попросту раздавлен одним движением слоноподобной конечности. Они ведь имели значительный вес, обладали огромной силой и, казалось, не понимали или не обращали внимания на то, сколь хрупки тела людей.
Второй джилли, немного крупнее, сделал шаг в сторону Лоулера. До доктора донесся тяжелый хриплый, совсем не располагающий к общению звук дыхания этой громадины. Абориген устремил на Вальбена взгляд, в котором тот, как ему показалось, заметил какую-то отчужденную враждебность.
Лоулер жестом показал удивление и разочарование их поведением и снова изобразил дружелюбие и желание продолжить беседу.
Злые глаза первого излучали ярость, в которой сомневаться не приходилось: «Вон! Прочь! Уходи!»
Требование «звучало» весьма недвусмысленно. Теперь бесполезно предпринимать попытки для дальнейших мирных переговоров. Совершенно очевидно, что они не хотят подпускать его к своей электростанции.
«Ну, что ж, ладно, — подумал Вальбен, — пусть будет по-вашему».
До сих пор доктору не приходилось сталкиваться с таким отпором со стороны джилли, но тратить сейчас время на то, чтобы напомнить об их старой дружбе и о больших услугах, оказанных стариной Бернетом, было бы небезопасным проявлением идиотизма с его стороны. Один шлепок этого плавника способен сбросить человека в залив с переломанным позвоночником.
Лоулер отступил, не отводя глаз от разъяренного аборигена, намереваясь прыгнуть в воду при первом же угрожающем движении в его сторону. Но джилли не двигались с места и тоже не отводили от Вальбена пристальных злобных взглядов, пока он медленно, крадучись, отступал. Когда доктор добрался до главной дороги, они вернулись на свою стройку.
«Да-а… С этим покончено», — с тоской подумал разочарованный человек.
Лоулера очень задел этот непонятный и зловещий отказ джилли от общения с ним. Какое-то время он стоял у ограждения залива, ожидая, пока спадет напряжение, вызванное недавней странной встречей. Его величественный план заключения договора между людьми и гидранцами, пришедший ему на ум нынешней ночью, теперь представлялся не более чем романтической ерундой. Он улетучился из головы Лоулера со скоростью пара, оставив лишь ощущение неловкости, которое несколько секунд он чувствовал почти физически.
— Ну, что ж… — произнес доктор вслух. — Придется отправляться домой и дожидаться наступления утра.
Резкий и грубоватый бас, неожиданно раздавшийся откуда-то сзади, заставил Вальбена передернуть плечами.
— Лоулер?
Захваченный врасплох, мужчина мгновенно повернулся, сердце неистово забилось от страха. Он стал, прищурившись, всматриваться в предрассветную темноту.
Вальбен едва различил очертания фигуры невысокого коренастого человека с тяжелой копной грязных волос, который стоял в тени на расстоянии десяти-двенадцати метров от него.
— Делагард? Это ты?
Коренастый сделал шаг вперед. Да, это был он, самозваный вожак жителей острова, главный двигатель и сотрясатель основ местной жизни. «Что, черт возьми, Нид делает здесь в такое время, да еще украдкой к тому же?» — мелькнуло в сознании доктора.
Делагард всегда производил впечатление человека, замышляющего что-то недоброе даже тогда, когда ничего подобного ему не приходило в голову. Он выглядел невысоким, но отнюдь не маленьким, обладал мощной приземистой фигурой, толстой шеей, широкими плечами и весьма заметным брюшком. Сегодня Нид набросил на себя саронг, оставлявший открытой широкую косматую грудь. Даже в темноте его одеяние сверкало и переливалось алыми, бирюзовыми и насыщенно-розовыми цветами.
Этот человек считался первым богачом на всем острове, правда, в том смысле, какой вкладывается в данное слово в мире, где не существует денег и того, на что можно их потратить. Он родился на Гидросе, как и Лоулер, но владел предприятиями на нескольких клочках тверди и потому много ездил. Делагард был немного старше доктора. Недавно ему исполнилось примерно сорок восемь или все пятьдесят лет.
— Рано же вы встали на прогулку, док.
— Гм… Как обычно. И вам это прекрасно известно, — голос Вальбена звучал напряженно. — Это самое хорошее время дня.
— О, да, конечно. Особенно, если вам хочется побыть одному. — Делагард кивнул в сторону электростанции. — Проверяете, не так ли?
Доктор неопределенно пожал плечами. Он скорее задушил бы самого себя, чем позволил Ниду уловить хотя бы отдаленный намек на его грандиозный и героический, правда, совершенно тщетный, план, которому пришлось отдать всю сегодняшнюю ночь.
— Мне сказали, что они запустят ее завтра, — спокойно заметил Делагард.
— Я слышу об этом уже целую неделю.
— И все же… И все же завтра она у них действительно заработает… наконец. Джилли уже пробовали получить немного электроэнергии. Вскоре они запустят ее на полную мощность.
— Откуда вам это известно?
— Известно… — отозвался Нид. — Аборигены не любят меня, но кое-что они мне все-таки говорят. В ходе делового общения, как вы понимаете…
Он подошел к Лоулеру, стал рядом с ним и уверенно похлопал ладонями по перилам ограждения так, словно весь этот остров — его королевство.
— Но вы до сих пор не поинтересовались, почему я пришел сюда так рано.
— Да, не поинтересовался.
— Все просто… Я искал вас. Вначале отправился в ваш ваарг, но там никого не нашел. Затем я взглянул на нижнюю террасу и заметил какого-то человека, который брел по дороге, ведущей сюда… Осталось только предположить, что это вы. Я спустился сюда, чтобы проверить правильность своего предположения.
Лоулер кисло улыбнулся. В тоне Делагарда ничего не подсказывало, что он мог видеть сцену, произошедшую на мысе у электростанции.
— Очень ранний час для визита ко мне, если, конечно, это имеет отношение к моей профессии, — сказал Вальбен. — Или, тем более, если это знак вежливости… Хотя… Вы не тот человек, который может проявлять подобные чувства.
Он указал на горизонт. В той стороне все еще светила луна. Словом, никаких признаков наступающего утра. Созвездие Креста, более яркое, чем обычно, — Санрайз уже покинул небосклон — пульсировало на фоне непроницаемой тьмы.
— Я никогда так рано не начинаю свой рабочий день. И вам это известно, Нид.
— У меня особый вопрос, — заметил Делагард, — требующий быстрого решения. И лучше будет, если мы займемся им до наступления рассвета.
— Это касается медицины?
— Да, сей случай — ваша проблема.
— Моя?
— Да. Но учтите — болен не я.
— Что-то я вас не понимаю.
— Поймете… Пойдемте со мной.
— Куда?
— На верфь.
«Черт побери, что все это значит? Делагард кажется каким-то странным. Возможно, действительно нечто важное…» — подумал Лоулер, а вслух произнес:
— Хорошо. Тогда… в путь.
Не говоря больше ни слова, Нид повернулся и направился к дороге, проходившей по внутренней части дамбы. Вальбен молча последовал за ним. Путь проходил по другому небольшому мысу, расположенному параллельно тому, на котором находилась электростанция. Наконец перед ними открылся превосходный вид на новостройку. Там взад и вперед двигались джилли, перенося блоки какого-то оборудования.
— Ох уж эти скользкие придурки, — пробормотал Делагард. — Хотелось бы мне надеяться, что их сооружение взлетит на воздух прямо у них на глазах, как только произойдет рабочий пуск. Если еще это получится…
Они обогнули отдаленный край мыса и вошли в маленькую бухточку, где располагалась верфь судовладельца. Это было самое большое предприятие, созданное людьми на Сорве. Здесь работало более десяти человек.
Корабли Делагарда непрестанно сновали между различными островами, где он имел свои интересы, перевозя разные товары — скромную продукцию, что производили мелкие заводики, организованные и управляемые представителями земной расы: рыболовные снасти, молотки, зубила, бутылки, ведра, одежду, бумагу, чернила, рукописные книги, продукты питания и прочее, и прочее. Флот Нида служил главным средством для доставки металлов, пластмасс, химических веществ и других жизненно важных компонентов, которые с такими громадными усилиями добывались на различных островах. Периодически Делагард умудрялся добавлять еще один остров к своей коммерческой цепочке. С самого начала завоевания Гидроса человеком его семейка руководила здесь бизнесом, но именно Нид расширил семейное дело за пределы первоначальных границ.
— Сюда, — указал коммерсант.
Узкая полоска жемчужного света зари внезапно осветила восточную часть неба. Звезды стали меркнуть по мере наступления дня, а маленькая луна почти исчезла из поля зрения. Залив приобретал свой утренний изумрудный цвет. Лоулер, следовавший за Делагардом по дороге на верфь, бросил взгляд на искусственный пруд и впервые за это утро отчетливо увидел тех гигантских фосфоресцирующих существ, что кружили в его водах всю ночь. Конечно же, это были «рты»: огромные плоские мешковидные существа длиной около сотни метров, странствовавшие по морям с постоянно распахнутой пастью, проглатывая все живое, что попадалось по пути. Примерно раз в месяц стая из десяти или двенадцати этих созданий появлялась в гавани Сорве и извергала здесь содержимое своих желудков, еще живое, в огромные плетеные сети, специально приготовленные для этой цели джилли, которые затем, не спеша, в течение нескольких недель собирали полученный «урожай». «Не слишком ли много для аборигенов? — подумал Лоулер. — Тонны и тонны еды…» Самое главное, что трудно понять, какую выгоду от подобной «сделки» имели «рты».
Делагард ухмыльнулся.
— Вот и мои конкуренты. Если бы мне удалось перебить все эти проклятые «мешки», я бы смог сам развозить продукты и продавать их джилли.
— Гм-м… И чем бы они расплачивались?
— Тем же, чем и теперь, — ответил коммерсант презрительно. — Ценными элементами… Кадмием, кобальтом, медью, оловом, мышьяком, йодом… Словом, всем тем, из чего состоит этот проклятый океан, но в гораздо больших количествах, чем те жалкие крохи, которые они выдают сейчас. Итак, мы каким-то образом избавляемся от «ртов», а вслед за этим я поставляю джилли их мясо. Они же нагружают мои корабли самыми разными нужными мне товарами в обмен на него. Могу вас заверить — это неплохая сделка. За каких-нибудь пять лет аборигены полностью попадут в зависимость от моих поставок продовольствия. Это же целое состояние!
— А я думал, у вас уже есть состояние… Сколько же вам еще нужно?
— Вы ничего не понимаете.
— Мне кажется… да, — произнес Лоулер. — Я всего лишь врач, а не бизнесмен. Ну, где этот ваш пациент?
— Полегче, полегче. Я ведь надеюсь подвести вас к сути, док. — Делагард махнул рукой в сторону моря. — Видите вон там, у пирса Джолли? Где находится та маленькая рыбацкая лодка… Вот туда мы с вами и пойдем.
Названный пирс представлял собой врезавшуюся в море конструкцию из гниющей «древесины» древовидных водорослей. Она достигала примерно тридцати метров в длину и начиналась от дамбы в дальнем конце верфи. Хотя причал страшно поблек и местами развалился, потрепанный приливами и работой червей и живых «рашпилей», он выглядел более или менее целым и являлся величественным напоминанием об ушедшей эпохе. Его построил старый сумасшедший моряк, давно уже отошедший к праотцам, седовласый безумец, повсюду твердивший, что ему удалось в одиночку проплыть вокруг света и даже попасть в Пустынное море, куда не отваживался отправляться ни один человек в здравом уме, добраться до пределов самой Бездны или, как еще называли эту точку, Лика Вод — огромного запретного острова, великой тайны этой планеты, к которому не осмеливались приближаться даже джилли. Лоулер помнил, как, еще будучи мальчишкой, частенько сиживал на краю пирса Джолли и слушал безумные и фантастические истории старика о невероятных и чудесных приключениях. Но это было до того, как Делагард построил здесь свою верфь, сохранив по какой-то непонятной причине сей грязный полуразвалившийся причал. Возможно, ему самому в те давние времена нравилась слушать россказни старика.
Одна из рыбачьих лодок Нида оказалась привязанной у пирса и спокойно покачивалась на волнах залива. Здесь же, неподалеку, находился сарай, казавшийся настолько древним, что вполне мог сойти за хижину Джолли, хотя не имел никакого отношения к старому моряку.
Делагард остановился рядом с развалюхой, свирепо глянул в глаза Вальбена и прорычал своим низким хрипловатым голосом:
— Док, надеюсь, вы понимаете, что все увиденное внутри должно остаться в строжайшей тайне.
— Нид, давайте обойдемся без мелодрам.
— Но я говорю совершенно серьезно. Вы должны пообещать мне оставаться немым, словно рыба. Дело не только в моей безопасности, если все это выйдет наружу… Просто все мы можем попасть в большую беду.
— Гм… Не доверяете? Тогда обратитесь к другому врачу. Но это будет трудновато.
Делагард бросил на него угрожающий взгляд, затем на лице появилась холодная улыбка.
— Хорошо, как скажете… Проходите.
Он распахнул дверь сарая. Внутри царила абсолютная темнота и необычайная сырость. Лоулер почувствовал терпкий аромат моря, сильный и концентрированный, словно Нид хранил здесь в закупоренном виде океан, и какой-то другой запах, кисловатый, резкий и неприятный, показавшийся ему незнакомым. Вальбен услышал слабые звуки, напоминающие тихое ворчание, медленные и резкие, похожие на стенания грешников в аду. Делагард возился у двери, чем-то грубо стуча. Через мгновение он чиркнул спичкой, и доктор увидел, что судовладелец держит в руке пучок сухих водорослей, по форме напоминающий факел. Нид поджег импровизированный светоч. Тусклый свет лег оранжевыми пятнами на темень в сарае.
— Вот и они, — произнес Делагард.
Середину развалюхи занимал неуклюжий прямоугольный плетеный и просмоленный резервуар размером примерно три на два метра, почти до краев наполненный морской водой. Лоулер подошел к нему и заглянул внутрь. Там на дне лежали три лоснящиеся особи морского млекопитающего, известного под названием «ныряльщик». Они оказались тесно прижатыми друг к другу из-за малого объема резервуара и напоминали рыбок в консервной банке. Их мощные плавники изогнулись под совершенно немыслимым углом, а головы, напряженно поднимающиеся над поверхностью, как-то неуклюже и мучительно откинулись назад. Странный едкий запах, который Вальбен уловил еще у входа, исходил от них. Теперь он не казался таким неприятным. Страшный звук, напоминающий глухое ворчание, издавал ныряльщик, лежавший слева. Даже, скорее, не ворчание. Это были стоны, стоны, инспирированные мучительной болью.
— О, черт! — тихо выругался доктор. Теперь ему стала ясна причина ярости джилли, появления отблеска гнева в пылающих глазах аборигенов, их угрожающий храп. Инстинктивная вспышка негодования охватила душу Лоулера. Его словно ударило током, пронзив все тело, щека нервно задергалась в тике. — Черт! — Он с отвращением, даже с омерзением и ненавистью, взглянул на своего собеседника. — Делагард! Что ты наделал?!
— Послушайте, если вы полагаете, что я привел вас сюда, чтобы выслушивать ваше возмущение мною…
Вальбен медленно покачал головой.
— Что ты наделал?! Ты… — с придыханием произнес он, не отрывая взгляда от внезапно забегавших глазок судовладельца. — Что ты наделал, черт тебя побери?!
2
Перед ним был типичнейший случай отравления азотом. Лоулер нисколько не сомневался в этом. То, как ужасно изогнулись тела трех ныряльщиков, являлось основным признаком для составления анамнеза. Делагард, должно быть, заставлял их выполнять какую-то работу на большой глубине в открытом море и держал их под водой достаточно долго. Их суставы, мышцы и прочие ткани накопили огромное количество азота; затем, хотя это и кажется невероятным, эти существа, очевидно, поднялись на поверхность, не имея времени для постепенного снижения давления. Коварный газ, расширяясь по мере приближения к верхнему слою воды, проник в кровь и ткани в форме смертельно опасных пузырьков.
— Мы перенесли их сюда сразу же, как только поняли, что случилась беда,
— тихо сказал Делагард. — Может быть, вы что-то сможете сделать для них? Я полагал, их нужно держать в воде, поэтому и наполнил этот резервуар…
— Заткнитесь! — рявкнул Вальбен.
— Я хотел, чтобы вы знали… Ведь мы сделали все зависящее от нас…
— Заткнитесь! Пожалуйста… Просто закройте рот — и молчок.
Лоулер сбросил с себя тот кусок ткани, что заменял ему одежду, и забрался в емкость с млекопитающими. Вода стала переливаться через край, когда он расположился рядом с ныряльщиками. Но вряд ли доктор мог хоть чем-то помочь им. Лежавший в середине уже умер. Вальбен ощупал мускулистые плечи существа, и почувствовал, что смертный холод и оцепенение начало овладевать им. Две другие особи еще подавали признаки жизни. Но тем хуже для них: сохраняя сознание, они должны ощущать жуткую боль. Обычно гладкие, имевшие форму торпеды, тела ныряльщиков теперь покрылись причудливыми узлами; все мышцы находились в предельно напряженном состоянии, а их сверкающая золотистая кожа, всегда лоснящаяся и шелковистая, сделалась шероховатой, со множеством мелких комков. Их глаза янтарного цвета смотрели тупо и бессмысленно. Нижние, выпирающие вперед челюсти отвисли. Серая слюна струйкой стекала изо рта. Лежащий слева продолжал непрерывно стонать. Примерно через каждые тридцать секунд из его груди исторгался жуткий вопль, говоривший об ужасных муках, доставшихся на долю этого существа.
— Вы можете хоть как-то помочь им? — спросил Делагард. — Сделайте что-нибудь… Я знаю… Уверен, вы можете, док, вы все можете…
В голосе Нида звучала непривычная настойчиво-льстивая просьба. Такого раньше за ним не замечалось.
Лоулер привык к тому, что больные часто приписывают врачу почти божественную силу и возможности и ждут от него чудес. Но странно другое: почему судовладельца так беспокоит состояние этих ныряльщиков? В самом деле, что здесь происходит? В одном сомневаться не приходится — Делагард не чувствует себя виноватым. В случившемся можно обвинять кого угодно, но только не его.
— Я не лечу ныряльщиков, — холодно ответил Вальбен. — Мне все-таки ближе люди. И даже в этом случае мне далеко до Господа Бога.
— Ну, постарайтесь… Сделайте хоть что-нибудь. Пожалуйста.
— Один из них уже мертв. Меня не учили искусству воскрешения. Вы хотите чуда? Тогда идите и приведите своего друга-священника.
— Господи! — пробормотал Делагард.
— Вот-вот… Чудеса — это его специальность, но никак не моя.
— Господи! Господи!
Лоулер попытался нащупать пульс в области шеи ныряльщика. Неровное и медленное биение ощущалось с большим трудом. Значит ли это, что он умирает? Трудно сказать что-то определенное, ведь никто не знает, каков нормальный пульс у этого создания. Да и откуда это можно знать? «Единственное, что можно предпринять сейчас, — подумал Вальбен, — так это опустить их, пока они еще живы, на ту же глубину, где они недавно находились, а затем вытащить обратно, но на этот раз — медленно, чтобы они успели вывести из организма избыток азота. Вот только сделать это невозможно, потому что слишком поздно…»
В отчаянии Лоулер совершал какие-то бессмысленные, почти мистические пассы над скрюченными от боли телами, словно надеялся удалить пузырьки азота одними лишь жестами.
— На какую глубину они погружались? — поинтересовался доктор, не поднимая головы.
— Мы точно не знаем… Наверное, метров четыреста. Может, четыреста пятьдесят. В том месте рельеф морского дна неровный, а кругом — неспокойный океан… Поэтому нам оказалось трудно уследить, на какую отметку ушел трос.
«Черт! У самого дна… Это же откровенное безумие!» — подумал Вальбен и спросил:
— Что вы там искали?
— Самородки марганца, — охотно отозвался Делагард. — Также предполагалось, что там может быть и молибден, и, возможно, сурьма. С помощью совка на трале нам удалось вытащить со дна целый букет различных минералов.
— Ну и пользовались бы своим совком, — со злостью отрезал доктор, — а не ими.
Неожиданно Вальбен почувствовал, как по лежащему справа ныряльщику пробежала волна судороги, он скорчился, и не успел человек прикоснуться к млекопитающему, как тот умер. Другой продолжал судорожно извиваться, непрерывно постанывая.
Холодный гнев и ожесточение овладели Лоулером. Вольно или невольно, но он стал свидетелем убийства, убийства глупого и бессмысленного. Ныряльщики
— разумные существа (конечно, им далеко до джилли), гораздо умнее собак, лошадей и любого другого животного, обитавшего на старушке Земле. Вообще моря Гидроса переполнены созданиями, которых без всяких натяжек можно называть разумными. Именно это обстоятельство и относилось к числу наиболее удивительных и озадачивающих особенностей этого мира — в результате эволюции здесь появился не один-единственный вид существ, обладающих способностями мыслить, а несколько десятков.
У ныряльщиков существовал собственный язык, имелись имена, они жили особой разновидностью племенного строя. Но у них был один недостаток, который сильно отличал их от остальных существ Гидроса, — ныряльщики очень благодушно и даже дружелюбно относились к людям, быстро превращаясь в милых и шаловливых приятелей. Они легко выполняли различные задания и даже пробовали трудиться.
Теперь же, как выяснилось, их можно эксплуатировать до смерти.
В отчаянии Лоулер продолжал массировать тело того из ныряльщиков, в ком еще теплилась жизнь, надеясь в этой совершенно безнадежной ситуации удалить пузырьки азота из тканей. На какое-то мгновение глаза существа открылись, в них блеснула тень мысли, и оно произнесло пять-шесть слов на своем лающем гортанном наречии. Вальбен не понимал их языка, но смысл сказанного уловил: боль, горе, печаль, утрата, отчаяние и снова боль. Затем взгляд янтарных глаз ныряльщика стал бессмысленным, глаза остекленели, и он умолк.
Не прекращая массировать полубезжизненное тело гидранца, доктор произнес:
— Эти существа вполне приспособлены к существованию в океанских глубинах. Когда они полагаются на собственные физиологические механизмы, им не приходит в голову подниматься слишком быстро из зоны с повышенным давлением на поверхность. Благодаря этому ныряльщики прекрасно решают все проблемы с газообменом. Подобная истина известна каждому обитателю моря, независимо от степени их разумности. Даже губка «знает» об этом, не говоря уж о ныряльщиках… Признайтесь, как могло случиться, что эти трое всплыли так быстро?
— Мы перенесли их сюда сразу же, как только поняли, что случилась беда,
— тихо сказал Делагард. — Может быть, вы что-то сможете сделать для них? Я полагал, их нужно держать в воде, поэтому и наполнил этот резервуар…
— Заткнитесь! — рявкнул Вальбен.
— Я хотел, чтобы вы знали… Ведь мы сделали все зависящее от нас…
— Заткнитесь! Пожалуйста… Просто закройте рот — и молчок.
Лоулер сбросил с себя тот кусок ткани, что заменял ему одежду, и забрался в емкость с млекопитающими. Вода стала переливаться через край, когда он расположился рядом с ныряльщиками. Но вряд ли доктор мог хоть чем-то помочь им. Лежавший в середине уже умер. Вальбен ощупал мускулистые плечи существа, и почувствовал, что смертный холод и оцепенение начало овладевать им. Две другие особи еще подавали признаки жизни. Но тем хуже для них: сохраняя сознание, они должны ощущать жуткую боль. Обычно гладкие, имевшие форму торпеды, тела ныряльщиков теперь покрылись причудливыми узлами; все мышцы находились в предельно напряженном состоянии, а их сверкающая золотистая кожа, всегда лоснящаяся и шелковистая, сделалась шероховатой, со множеством мелких комков. Их глаза янтарного цвета смотрели тупо и бессмысленно. Нижние, выпирающие вперед челюсти отвисли. Серая слюна струйкой стекала изо рта. Лежащий слева продолжал непрерывно стонать. Примерно через каждые тридцать секунд из его груди исторгался жуткий вопль, говоривший об ужасных муках, доставшихся на долю этого существа.
— Вы можете хоть как-то помочь им? — спросил Делагард. — Сделайте что-нибудь… Я знаю… Уверен, вы можете, док, вы все можете…
В голосе Нида звучала непривычная настойчиво-льстивая просьба. Такого раньше за ним не замечалось.
Лоулер привык к тому, что больные часто приписывают врачу почти божественную силу и возможности и ждут от него чудес. Но странно другое: почему судовладельца так беспокоит состояние этих ныряльщиков? В самом деле, что здесь происходит? В одном сомневаться не приходится — Делагард не чувствует себя виноватым. В случившемся можно обвинять кого угодно, но только не его.
— Я не лечу ныряльщиков, — холодно ответил Вальбен. — Мне все-таки ближе люди. И даже в этом случае мне далеко до Господа Бога.
— Ну, постарайтесь… Сделайте хоть что-нибудь. Пожалуйста.
— Один из них уже мертв. Меня не учили искусству воскрешения. Вы хотите чуда? Тогда идите и приведите своего друга-священника.
— Господи! — пробормотал Делагард.
— Вот-вот… Чудеса — это его специальность, но никак не моя.
— Господи! Господи!
Лоулер попытался нащупать пульс в области шеи ныряльщика. Неровное и медленное биение ощущалось с большим трудом. Значит ли это, что он умирает? Трудно сказать что-то определенное, ведь никто не знает, каков нормальный пульс у этого создания. Да и откуда это можно знать? «Единственное, что можно предпринять сейчас, — подумал Вальбен, — так это опустить их, пока они еще живы, на ту же глубину, где они недавно находились, а затем вытащить обратно, но на этот раз — медленно, чтобы они успели вывести из организма избыток азота. Вот только сделать это невозможно, потому что слишком поздно…»
В отчаянии Лоулер совершал какие-то бессмысленные, почти мистические пассы над скрюченными от боли телами, словно надеялся удалить пузырьки азота одними лишь жестами.
— На какую глубину они погружались? — поинтересовался доктор, не поднимая головы.
— Мы точно не знаем… Наверное, метров четыреста. Может, четыреста пятьдесят. В том месте рельеф морского дна неровный, а кругом — неспокойный океан… Поэтому нам оказалось трудно уследить, на какую отметку ушел трос.
«Черт! У самого дна… Это же откровенное безумие!» — подумал Вальбен и спросил:
— Что вы там искали?
— Самородки марганца, — охотно отозвался Делагард. — Также предполагалось, что там может быть и молибден, и, возможно, сурьма. С помощью совка на трале нам удалось вытащить со дна целый букет различных минералов.
— Ну и пользовались бы своим совком, — со злостью отрезал доктор, — а не ими.
Неожиданно Вальбен почувствовал, как по лежащему справа ныряльщику пробежала волна судороги, он скорчился, и не успел человек прикоснуться к млекопитающему, как тот умер. Другой продолжал судорожно извиваться, непрерывно постанывая.
Холодный гнев и ожесточение овладели Лоулером. Вольно или невольно, но он стал свидетелем убийства, убийства глупого и бессмысленного. Ныряльщики
— разумные существа (конечно, им далеко до джилли), гораздо умнее собак, лошадей и любого другого животного, обитавшего на старушке Земле. Вообще моря Гидроса переполнены созданиями, которых без всяких натяжек можно называть разумными. Именно это обстоятельство и относилось к числу наиболее удивительных и озадачивающих особенностей этого мира — в результате эволюции здесь появился не один-единственный вид существ, обладающих способностями мыслить, а несколько десятков.
У ныряльщиков существовал собственный язык, имелись имена, они жили особой разновидностью племенного строя. Но у них был один недостаток, который сильно отличал их от остальных существ Гидроса, — ныряльщики очень благодушно и даже дружелюбно относились к людям, быстро превращаясь в милых и шаловливых приятелей. Они легко выполняли различные задания и даже пробовали трудиться.
Теперь же, как выяснилось, их можно эксплуатировать до смерти.
В отчаянии Лоулер продолжал массировать тело того из ныряльщиков, в ком еще теплилась жизнь, надеясь в этой совершенно безнадежной ситуации удалить пузырьки азота из тканей. На какое-то мгновение глаза существа открылись, в них блеснула тень мысли, и оно произнесло пять-шесть слов на своем лающем гортанном наречии. Вальбен не понимал их языка, но смысл сказанного уловил: боль, горе, печаль, утрата, отчаяние и снова боль. Затем взгляд янтарных глаз ныряльщика стал бессмысленным, глаза остекленели, и он умолк.
Не прекращая массировать полубезжизненное тело гидранца, доктор произнес:
— Эти существа вполне приспособлены к существованию в океанских глубинах. Когда они полагаются на собственные физиологические механизмы, им не приходит в голову подниматься слишком быстро из зоны с повышенным давлением на поверхность. Благодаря этому ныряльщики прекрасно решают все проблемы с газообменом. Подобная истина известна каждому обитателю моря, независимо от степени их разумности. Даже губка «знает» об этом, не говоря уж о ныряльщиках… Признайтесь, как могло случиться, что эти трое всплыли так быстро?