Страница:
- Что, ранило? - спросил другой.
- В ногу, больно.
- Сюда,- схватив Сабурова за руку, кто-то потащил его вперед.
Они пробежали несколько шагов и спрятались за остатками стены.
- Откуда? - спросил тот же хриплый голос, который он услышал вначале.
- От генерала.
- Кто это, в темноте не вижу.
- Капитан Сабуров.
- А, Сабуров... Ну, а это Григорович,- и голос сразу стал знакомым Сабурову.- Это ты мне плюху влепил? Ну ничего, от старого друга.
Григорович был одним из командиров штаба, которого Проценко месяц назад по его просьбе отправил командовать ротой.
- Пойдем к Ремизову,- сказал Григорович.
- Ремизов жив?
- Жив, только лежит.
- Что, тяжело ранили?
- Не так чтоб тяжело, но неудобно. Сегодня весь день по матери ругается. Ему, по-научному говоря, в обе ягодицы по касательной из автомата всадили, или лежит на животе, или с грехом пополам ходит, а сесть не может.
Сабуров невольно рассмеялся.
- Тебе смех,- сказал Григорович,- а нам - слезы. Сабуров нашел Ремизова в тесном блиндажике лежащим на койке плашмя, с подушками, подложенными под голову и грудь.
- От генерала? - нетерпеливо спросил Ремизов.
- От генерала,- сказал Сабуров.- Здравствуйте, товарищ полковник.
- Здравствуйте, Сабуров. Я так и думал, что кто-нибудь от генерала, и велел стрельбу не открывать. Как там у вас?
- Все в порядке,- ответил Сабуров,- за исключением того, что от генерала Проценко до полковника Ремизова приходится ползать на пузе.
- Хуже, когда приходится командовать лежа на пузе,- сказал Ремизов и затейливо выругался. Потом, подозрительно прищурясь, посмотрел из-под густых седых бровей на Сабурова и спросил: - Уже небось доложили о моем ранении?
- Доложили.
- Ну еще бы: "Командир полка ранен в интересное место..." Погодите, погодите,- вдруг перебил он себя,- вы весь в крови? Ранены?
- Нет, немца убил.
- Снимите тогда хоть ватник, что ли. Шарапов, дай капитану умыться и ватник мой дай! Снимайте, снимайте!
Сабуров стал расстегиваться.
- Что вам генерал приказал?
- Уточнить положение и сообщить,- сказал Сабуров, умалчивая о том, что Проценко предполагал худшее и в этом случае приказал ему возглавить полк.
- Ну что ж, положение,- сказал Ремизов,- положение не столько плохое, сколько постыдное. Отдали кусок берега. Комиссар полка убит. Два командира батальонов убиты. Я, как видите, жив. Как генерал, настроен восстанавливать положение?
- Думаю, в предвидении этого он меня и послал,- сказал Сабуров.
- Я тоже так полагаю. И с двух сторон восстанавливать надо, разумеется,- сказал Ремизов.- Значит, обогреетесь и придется двигаться обратно?
- Придется,- согласился Сабуров.
- А может, останетесь у меня; командира туда пошлю. Как вам приказано?
- Нет, я вернусь,- сказал Сабуров.
- Семен Семенович! - крикнул Ремизов.
Вошел майор, начальник штаба.
- Схемочка нашего расположения сделана?
- Сейчас кончим. Уточняем.
- Давайте скорее, шевелитесь... Вы меня опередили,- обратился Ремизов к Сабурову,- я сам хотел командира посылать. Схемочку готовили, из-за этого и задержались. Сейчас ее дадут, и я вместе с вами офицера связи пошлю. Филипчука знаете?
- Нет, не знаю.
- Хороший, смелый командир. Пойдет с вами.
Ремизов попробовал приподняться и опять длинно выругался.
- Представляете, куда угодило. А у меня такой характер скверный, что я бегать все время должен: и думать не могу не бегая, и командовать не могу,ничего не могу. Шестой десяток, пора бы отвыкнуть - а не отвыкается. Шарапов! - снова крикнул он.
Появился ординарец.
- Помоги с койки слезть.
Поднимаясь с койки, Ремизов кряхтел, стонал и ругался, и все это как-то сразу, одним духом. Поднявшись, он, морщась от боли, проковылял несколько раз взад-вперед по блиндажу.
- Схемочка готова?
- Готова,- ответил майор, подавая бумагу.
- Вот тут при схемочке все записано,- взяв, скорее, вырвав у майора бумагу и продолжая ковылять, сказал Ремизов.- Что у меня где стоит и что можно сделать с моей стороны. Как-то сразу все вышло: обоих командиров батальонов убили, комиссара убили и меня ранили,- всех в течение получаса. Как раз в этот момент и вышла вся история.
- Потерь много? - осведомился Сабуров.
- Одного батальона почти нет. Того, что берег занимал. А два почти как были. В общем, сражаться еще можно.
- А как у вас с вывозкой раненых? - спросил Сабуров с некоторой запинкой.
Он долго готовился к этому вопросу. Знал, что Аня здесь, в полку Ремизова, и все не решался начать этот разговор, боясь наткнуться на страшное известие.
- Ну, какой же вывоз - на Волге сало. Подкопали землю и держим в пещерах.
- Далеко отсюда? - заинтересовался Сабуров.
- Да, далеконько. На правом фланге тише, там и держим... Как, Филипчук, собрался? - крикнул Ремизов.
- Собрался,- ответили из другой половины землянки.
- Сейчас пойдете. Эх, да как же я вам ничего выпить не предложил. Шарапов! Я не вспомнил, старый стал, а ты что же?
Шарапов тут же, не сходя с места, отцепил от пояса немецкую флягу, отстегнул от нее стаканчик, налил и подал Сабурову.
Сабуров выпил и закашлялся - это был спирт.
- Забыл вас предупредить. Водки, по возможности, не пью,- добавил Ремизов.- В финскую войну был на так называемом петсамском направлении. К спирту там приучился. Удивительная теплота от него. Шарапов, помоги мне!
Шарапов подошел к Ремизову, и снова с кряхтеньем, стонами и ругательствами повторилась та же операция в обратном порядке.
- Трудно все же ходить,- сказал Ремизов, улегшись.- Несколько раз был ранен, но такого идиотского, с позволения сказать, ранения... Честное слово, если б того немца поймал, который мне это сделал, против всех воинских законов взял бы и выпорол. Кому же бумаги вручить - вам или Филипчуку? Филипчук!
- Здесь.
В блиндаж вошел рослый человек в ватнике, с автоматом.
- Мне дайте,- сказал Сабуров.- Сюда дошел, авось и обратно дойду.
- Раз так - берите. Доложите командиру дивизии, что полковник Ремизов сделает все, чтобы вернуть берег, искупит свою вину сам. И других заставит искупить,- добавил он сердито.- Доложите: настроение бодрое, к бою готовы. Про ранение мое сказал бы, чтоб не докладывали, но все равно не удержитесь, пусть смеется. К вам, Филипчук,- сказал Ремизов, обращаясь к ожидавшему командиру,- единственная просьба и приказание: добраться до штаба и впоследствии вернуться сюда живым и здоровым.
- Есть вернуться,- сказал Филипчук.
- Все. Да, вот еще что...
Прервав себя на полуслове, Ремизов зажмурил глаза и стиснул зубы. Так он пролежал несколько секунд, и Сабуров понял, что старик говорит через силу.
- Так вот еще что,- открыв глаза, прежним тоном продолжал Ремизов.Считаю, что сегодня на рассвете и днем возвращать позиции не надо. Немцы будут ждать контратаки. Сегодня надо удержаться там, где находимся, подготовиться, а завтра ночью, когда они уже будут считать, что мы смирились со своим дрянным положением, как раз и надо будет ударить. Доложите это мое мнение командиру дивизии. Филипчук, вы готовы?
- Так точно.
- Тогда ступайте!
Когда они, сползая по скользким уступам, стали пробираться вниз, к берегу, Сабуров вновь спросил, на этот раз Филипчука:
- Как у вас тут с ранеными? Вывозите?
- Где же вывозить? Сало,- теми же словами, что и полковник, ответил Филипчук.- А что?
- Ничего, так.- Сабуров вдруг вспомнил, с какой откровенностью Аня в последний раз подошла и обняла его при Масленникове, и устыдился своего смущения.- Дело в том, что тут у вас в полку моя жена.
- Жена? - удивленно переспросил Филипчук.- Где?
- Она медсестра. Вообще-то она в медсанбате, но сейчас здесь у вас, в полку. Клименко, не знаете?
- Клименко,- повторил Филипчук.- Клименко...
- Аня,- добавил Сабуров.
- Аня? Так бы сразу и сказали. Конечно, знаю.
- С ней все в порядке? - спросил Сабуров.
- По-моему, да,- ответил Филипчук.- Я ее вечером, часов в шесть, видел. По-моему, все нормально,- повторил он с некоторым сомнением в голосе, потому что с тех пор, как не видел Аню, прошло уже семь или восемь часов, а за семь-восемь часов в Сталинграде все могло случиться.
- Если увидите ее, когда вернетесь,- сказал Сабуров,- сообщите ей, что с Сабуровым все в порядке... И что я ей привет передал. Или даже не надо просто, что со мной все в порядке.
- Хорошо,- сказал Филипчук.- Я не только сегодня, а и вчера ее видел у Ремизова. Старик ее почем зря ругал.
- За что? - уже догадываясь, спросил Сабуров.
- За то, что лезет, куда не надо. А старик до сих пор видеть не может, когда женщину ранят или убивают. Кричал, ногами топал и выгнал. А потом вызвал своего Шарапова и велел наградной лист принести. У него это все сразу делается.
Сабуров улыбнулся и почувствовал благодарность к Ремизову не столько за наградной лист, сколько за то, что он ругал Аню и топал на нее ногами.
Они дошли до развалин, около которых Сабурова схватили полчаса назад. Там по-прежнему сидел Григорович.
- Сабуров? - спросил он тихо.
- Да.
- Обратно идешь?
- Обратно.
Григорович придвинулся ближе и пожал руки Сабурову и Филипчуку. На голове у него белела повязка.
- Что это у тебя? - спросил Сабуров.
- Еще спрашиваешь. Рука-то у тебя как кувалда. Так меня пихнул, что весь лоб об камни раскровенил.
- Ну, прости,- извинился Сабуров.
- Бог простит. Между прочим, немцы до сих пор никак не успокоятся. Видишь, шарят по всему берегу.
Сабуров посмотрел вперед. На обрыве вспыхивали автоматные очереди.
- Придется всю дорогу ползти,- тихо сказал он Филипчуку.
- Хорошо,- ответил тот.
- Я пакет прямо за пазуху, вот сюда кладу,- на всякий случай предупредил Сабуров. Он взял руку Филипчука и дал ему пощупать пакет.Чувствуете, где?
- Чувствую,- ответил Филипчук.
- Ну ладно, поползли.
Для Сабурова, отличавшегося острой памятью, теперь берег был уже знаком. Он вспоминал одно за другим все бревна и обломки, за которыми можно было укрыться.
Филипчук полз за ним. Время от времени, когда пули ударялись близко от них, Сабуров спрашивал: "Ты здесь?", и Филипчук тихо отвечал: "Здесь".
По расчетам Сабурова, они уже приближались к нашему переднему краю с той стороны, когда вокруг них сразу ударило несколько очередей.
- Ты здесь? - спросил Сабуров.
Филипчук молчал. Сабуров, не поднимаясь, прополз два шага обратно и нащупал тело Филипчука.
- Ты жив? - спросил он.
- Жив,- чуть слышно отозвался Филипчук.
- Что с тобой?
Но Филипчук уже не отвечал. Сабуров ощупал его. В двух местах - на шее и на боку - под ватником было мокро от крови. Он прижался ухом к губам Филипчука. Филипчук дышал. Сабуров подхватил его одной рукой под мышки и, подтягиваясь на другой руке и отталкиваясь ногами, пополз дальше. Через тридцать шагов изнемог от усталости, опустил Филипчука и лег рядом с ним.
- Филипчук, а Филипчук?
Филипчук молчал.
Сабуров залез руками под ватник и гимнастерку и дотронулся до голого тела Филипчука. Тело заметно похолодело. Сабуров расстегнул карманы гимнастерки убитого, вынул пачку документов, вытащил из кобуры наган, засунул его к себе в карман брюк и пополз. Ему не хотелось оставлять здесь тело Филипчука, но пакет, лежавший за пазухой, не позволял долго раздумывать.
Когда он прополз еще шагов сорок, впереди послышался свистящий шепот: "Кто?"
- Свои,- тоже шепотом ответил Сабуров, встал на онемевшие ноги и, не видя ничего перед собой, пошел вперед. Оказалось, что ему нужно было сделать всего три шага до выступа стены, где его ждали.- Командир роты где? - спросил он.
- Здесь.
- Там, шагах в сорока, лежит командир, с которым я полз.
- Раненый? - спросил командир роты.
- Нет, убитый,- ответил Сабуров сердито, чувствуя за этими словами вопрос, вытаскивать или нет.- Убитый, но все равно надо вытащить. Понятно?
- Понятно, товарищ капитан,- сказал командир роты.- Вы документы взяли у него?
- Взял,- сказал Сабуров.
- Ну так что же, товарищ капитан? Ему все равно... легче не будет. А двух человек мне посылать - пропасть могут.
- Я вам уже приказал вытащить,- повторил Сабуров.
- Есть, товарищ капитан,- сказал командир роты,- но...
- Что "но"?
- В другое время не стал бы говорить, а сейчас каждый человек на счету.
- Если не вытащите,- с неожиданным для себя бешенством сказал Сабуров,- отнесу пакет к генералу, вернусь, сам вытащу, а вас за невыполнение приказания застрелю. Дайте мне провожатого до штаба.
Он повернулся и нетвердой походкой вслед за автоматчиком двинулся к блиндажу Проценко. Еще секунда - и он мог бы ударить этого командира роты. Может быть, тот по-своему прав и люди у него на счету, но в том, чтобы вытащить тело убитого командира, было что-то такое важное и святое для армии, что, на взгляд Сабурова, оправдывало даже потери, если они были неизбежны.
Когда Сабуров ввалился в блиндаж, у него потемнело в глазах, и он сразу сел на лавку. Потом открыл глаза, хотел встать, но Проценко, который был уже рядом, положил руку ему на плечо и посадил его обратно.
- Водки выпьешь?
- Нет, товарищ генерал, не могу,- устал, свалюсь от нее. Если бы чаю...
- А ну дайте ему скорей чаю! - крикнул Проценко.- Ремизов жив?
- Жив, только ранен. Вот от него пакет.- Сабуров полез за пазуху и вынул пакет.
- Добре,- сказал Проценко, надевая очки.
Увидев, что Проценко читает донесение, Сабуров привалился к стене, и только когда Проценко, неизвестно через сколько времени, тряхнул его за плечо, понял, что заснул.
- Сиди, сиди,- удержал его Проценко.
- Я долго спал?
- Долго. Минут десять. Ремизов ранен, говоришь?
- Ранен.
- Куда?
Сабуров сказал. Как и предвидел Ремизов, Проценко рассмеялся.
- Небось ругается старик?
- Еще как.
- А какое настроение у них?
- По-моему, неплохое.
- Он мне пишет, что может собраться с силами и со своей стороны по немцам ударить. Тоже с таким положением мириться не хочет.- И Проценко постучал пальцем по бумаге, которую держал в руке.- Ты один пришел оттуда?
- Один.
- Что же он тебе командира не дал для связи, чтобы его обратно послать? Старый, старый, а тоже маху дает.
- Он дал командира, его убили по дороге.
Только теперь вспомнив, что у него документы и оружие Филипчука, Сабуров выложил все на стол.
- Так.- Проценко нахмурился.- Сильно стреляли?
- Сильно.
- Днем не пройти там?
- Днем совсем не пройти.
- Да...- протянул Проценко. Он, очевидно, хотел что-то сказать и не решался.- А мне завтрашней ночью штурм делать. Как же это его убили?
- Кого?
- Его.- Проценко кивнул на лежавшие перед ним документы Филипчука.
- Смертельно ранили, потом тащил его, потом умер.
- Да...- опять протянул Проценко. У Сабурова смыкались глаза от усталости. Он смутно чувствовал, что Проценко хочет послать его обратно к Ремизову, но не решается об этом сказать.
- Егор Петрович,- обратился Проценко к сидевшему тут же начальнику штаба.- Пиши приказ Ремизову. Все предусмотри, как решили: и точный час, и ракету - все.
- Я уже пишу,- отрываясь от бумаги, ответил начальник штаба.
Проценко повернулся к Сабурову и чуть ли не в пятый раз повторил:
- Да... Ну ты чего сидишь-то? Ты приляг пока.- Он выговорил это слово "пока" осторожно, почти робко.- Приляг пока. Ну-ну, приляг. Приказываю.
Сабуров вскинул ноги на скамейку и, приткнувшись лицом к холодной, мокрой стене блиндажа, мгновенно заснул. Последней блеснувшей у него мыслью была мысль, что, наверное, его все-таки пошлют, ну и пусть посылают, только бы дали сейчас поспать полчаса, а там все равно.
Проценко, прохаживаясь по блиндажу, ждал, когда начальник штаба допишет приказ. Иногда он на ходу взглядывал на Сабурова. Тот спал.
- Слушай, Егор Петрович, а если Вострикова послать?
- Можно Вострикова,- согласился начальник штаба.- Вы на словах ничего не будете добавлять, только приказ?
- Плохой приказ, если к нему надо еще что-то на словах добавлять.
- Если на словах не добавлять, можно Вострикова.
- Я бы его послал,- кивнул Проценко на Сабурова,- да трудно в третий раз за ночь идти.
- Идти труднее, а дойти легче,- заметил начальник штаба.- Он на животе уже два раза прополз, каждый бугорок, каждую ямку знает.
- Да...- опять протянул Проценко.- Придется. Должен быть там приказ. Алексей Иванович,- растолкал он Сабурова.
- Да,- поднялся Сабуров с той готовностью, с какой спохватываются накоротке заснувшие люди.
- Вот приказ, возьми,- сказал Проценко.- Когда дойдешь до Ремизова, пусть дадут нам зеленую и красную ракету над Волгой. А если ракет нет - три очереди из автоматов трассирующими. И после паузы еще одну. Отсюда будет видно?
- Да,- подтвердил Сабуров.
- Буду знать, что дошел и приказ донес. Ты по дороге-то не заснешь? спросил Проценко, похлопывая Сабурова по плечу.- Вдруг проснешься, а уже день?
- Не засну. Немцы не дадут.
- Разве что немцы,- усмехнулся Проценко.- Здорово устал?
- Ничего, не засну,- повторил Сабуров.
- Ну ладно. Садись за стол.
Сабуров присел к столу, а Проценко, приоткрыв дверь, крикнул:
- Как там насчет чаю?
Потом Проценко сам вышел за дверь и тихо отдал какое-то распоряжение. Через две минуты, когда Проценко, Сабуров и начальник штаба сидели рядом за столом, Востриков внес медный поднос, на котором кроме трех кружек с чаем была горстка печенья и стояла только что вскрытая банка с вишневым вареньем.
- Вот,- сказал Проценко,- варениками угостить не могу, а украинской вишней - пожалуйста.- Он повертел в руках банку и подчеркнул ногтем надпись на этикетке.- "Держконсервтрест. Киев". Чуешь? С Киева вожу.
- Так все время с Киева и возите? - спросил Сабуров.
- Сбрехал, конечно. Где-то под Воронежем выдали. Люблю вишню... Ну давайте чай пить.
Теперь Проценко уже не возвращался к своим сомнениям - посылать Сабурова или не посылать. Выражать излишнее беспокойство- значило напоминать человеку, что ты думаешь о его возможной гибели. И Проценко неожиданно завел разговор о школе червонных старшин при ВУЦИКе, где он когда-то учился.
- Ничего учили. Вид был хороший: форма, галифе. Между прочим, хотя тогда и не принято было, но даже танцам и хорошим манерам учили.
- Ну и как, научили? - усмехнулся начальник штаба.
- А что, разве не заметно?
- Как когда.
Сабуров выпил кружку горячего чая, и ему опять захотелось спать. После второй он как будто немного разгулялся. Варенье было вкусное, какое он любил с детства,- без косточек. Проценко приказал подать по третьей кружке. Тут Сабуров почувствовал, что пора идти, и, сделав несколько глотков, поднялся.
- Что же не допил? - спросил Проценко.
- Пора, товарищ генерал.
- Значит, если ракет нет, дадите автоматные очереди, три и одну.
- Ясно,- сказал Сабуров.
- В сторону Волги...
- Ясно.
Откозыряв, Сабуров повернулся и вышел. Проценко и начальник штаба помолчали.
- Ну как,- обратился Проценко к вошедшему штабному командиру,- людей из батальонов вывели сюда?
- Выводят.
- Поторапливайтесь, скоро рассвет. Тогда выводить будете- людей потеряете... Считаешь, дойдет? - подумав о Сабурове, спросил Проценко начальника штаба.
- Надеюсь, что да.
- И я надеюсь. Была минута, когда отправлял его, хотел сказать прямо: дойдешь в третий раз - орден Ленина тебе, генеральское слово. Не утвердят, свой сниму, отдам!
Тем временем Сабуров полз по окончательно обледеневшей земле. То ли дело близилось к рассвету и немцы считали, что никто здесь больше не пойдет, то ли им просто надоело всю ночь стрелять по берегу, но он уже прополз половину пути, а сверху не грохнуло ни одного выстрела. Его даже начало пугать это - не будет ли засады? Он взвел парабеллум и, отвязав от пояса одну "лимонку", взял ее в правую руку. Хотя так ему было труднее ползти, но он не выпускал гранаты, держа ее таким образом, чтобы метнуть в первое же опасное мгновение. Потом он вспомнил о приказе. Ну что ж, вторую гранату в крайнем случае он бросит себе под ноги. Он благополучно прополз еще полсотни шагов и начал отгонять эти мысли. Подсознательное чувство говорило ему, что и на этот раз все сойдет. И действительно, он дополз до развалин на той стороне без единого выстрела за всю дорогу.
- Опять ты, Сабуров? - окликнул Григорович.
- Я.
- А Филипчук где?
- Убит.
- Где?
- Шагов семьдесят не доползли,- сказал Сабуров и вспомнил мертвое лицо Филипчука. Возвращаясь сюда, он спросил у командира роты, вытащен ли Филипчук. Услышав, что вытащен, он захотел сам посмотреть, где лежит тело, и посветил ручным фонарем в лицо Филипчука. Лицо было бледно. Кто-то из бойцов стер с него грязь и кровь. И в который раз в жизни Сабурову стало не по себе, что вот с этим человеком какой-нибудь час назад он перешептывался: "Ты здесь?" - говорил он. "Я здесь",- отвечал Филипчук.
Войдя к Ремизову, Сабуров вручил ему приказ. Ремизов прочел приказ, потом спросил о Филипчуке. Повторился почти тот же разговор, что с Григоровичем.
- А документы принес? - спросил Ремизов.
- Генералу отдал. Приказано дать сигнал, что я добрался. У вас зеленые и красные ракеты есть?
- Должны быть. Посмотри, Шарапов, есть ракеты?
- Ракеты все, товарищ полковник.
- Тогда приказано дать три автоматные очереди трассирующими над Волгой. Три сразу и одну вслед.
- Это можно,- оживился Ремизов и снова крикнул: - Шарапов! Помоги мне встать.
Шарапов помог ему встать, и он, кряхтя и разминаясь, пошел по блиндажу.
- Дай мне автомат и диск с трассирующими. Пойдемте, Сабуров. Я сам, коли так, тоже очередь дам.
Шарапов и еще один автоматчик вышли из блиндажа вслед за Ремизовым и Сабуровым.
- Становись рядом со мной. Стрелять по команде "три", очередью. Будем считать, что это наш прощальный салют Филипчуку.- Ремизов повернулся к автоматчику: - Отдайте свой автомат капитану. Возьмите, Сабуров. Вместе с вами помянем товарища!
Небо уже начинало сереть, когда по команде "три" они выпустили по автоматной очереди. Светящиеся трассы пуль, изгибаясь где-то в конце пути, взлетели высоко в темно-сером воздухе над Волгой. Ремизов дал вдогонку еще одну очередь и посмотрел на Сабурова, как раз в эту минуту хотевшего сказать, что ему пора идти обратно.
- Не пущу вас, уже светает. И вообще не пущу. До трех раз судьбу испытывать можно, больше не надо. Пробьемся завтра ночью - вернетесь.
- У меня там батальон без командира,- сказал Сабуров.
- А у меня тут два батальона без командиров. Идите спать. Шарапов, устрой капитана на комиссарскую койку. Погиб у меня комиссар. Прекрасный был человек. Только месяц назад из райкома партии прислали. Воевать не умел, а бодрость душевную даже в меня, в старого черта, вселял. Очень жалею. Даже удивительно, как жалею. Пойдемте в блиндаж.
XIX
Когда Сабуров проснулся, было уже три часа дня: он проспал почти восемь часов. В углу блиндажа кто-то копошился.
- Кто там? - спросил Сабуров.
- Я.
Перед ним стояла толстая девушка, рукава у нее были засучены, а поверх гимнастерки надет передник.
- А где полковник? - спросил Сабуров.
- На передовой.
- А где у вас передовая?
- А тут, рядом.
Сабуров спустил ноги на пол и только теперь обнаружил, что во время сна кто-то снял с него сапоги и портянки.
- Сидите,- сказала девушка.- Портянки сушатся, сейчас принесу.
- Кто же это с меня сапоги снял? - спросил Сабуров.
- Ясно кто - Шарапов.
Девушка вышла и тут же вернулась, держа в одной руке покоробившиеся просушенные сапоги Сабурова, а в другой - портянки.
- Нате, надевайте.
- Как вас зовут? - спросил Сабуров.
- Паша.
- Что ж вы тут одна за всех?
- Одна,- ответила Паша.- Все на передовую ушли, и телефон там.
- Стало быть, вся охрана штаба на вас возложена? - спросил Сабуров, подвертывая портянки.
Паша промолчала, видимо не одобряя этого праздного вопроса.
- Кушать хотите?
- Хочу.
- Полковник приказал, чтобы вы, как проснетесь и покушаете, к нему шли. Вас автоматчик проводит.
- А чем же ты меня кормить будешь?
Паша огорченно пожала плечами: этот вопрос ей доставил страдание.
- Кицытратом. Грешневым. Кушали?
- Случалось.
- Я в него сала положила. А чего завтра буду готовить, не знаю.
- Все еще не стала Волга? - спросил Сабуров.
- А шут ее знает. То говорят - стала, то - не стала. А продуктов не везут. Вот и мучайся.
Она вышла и вернулась со сковородкой каши.
- Кушайте.
Потом полезла в угол, достала флягу, встряхнула и, не спрашивая Сабурова, налила ему полстакана.
- Где Шарапов? - спросил Сабуров.
- С полковником. Он всегда с полковником, от полковника не отстает.
Она, не дожидаясь приглашения, села на табуретку напротив Сабурова и, подперев рукой подбородок, стала его разглядывать. В полку она, наверное, уже всех разглядела, а он был новенький.
- Ну что ты смотришь? - сказал Сабуров.
- Ничего, так. Теперь у нас будете?
- Нет, не у вас.
- А чего же вы?
- Временно сюда прибыл. Завтра отбуду. Как, можно?
- А почему же нельзя? - не поняв шутки, сказала она.- Может, еще чего хотите покушать, так больше нет ничего. Может, чаю еще хотите, так чай есть.
- Нет, не хочу,- ответил Сабуров.
- А Сергей Васильевич всегда чай пьет. - Кто это Сергей Васильевич?
- Да полковник.
- Ну, а я не хочу.
- Как ваше желание. Может, вам шоколаду дать?
- Нет.
- Сергей Васильевич сказал, чтоб вас всем, что есть, кормить.
- Спасибо, не хочу.
- Ладно, как хотите, а то у него одна плитка осталась,- как показалось Сабурову, с некоторым облегчением сказала девушка.
- Так где же автоматчик? - спросил он, доев концентрат.
- В ногу, больно.
- Сюда,- схватив Сабурова за руку, кто-то потащил его вперед.
Они пробежали несколько шагов и спрятались за остатками стены.
- Откуда? - спросил тот же хриплый голос, который он услышал вначале.
- От генерала.
- Кто это, в темноте не вижу.
- Капитан Сабуров.
- А, Сабуров... Ну, а это Григорович,- и голос сразу стал знакомым Сабурову.- Это ты мне плюху влепил? Ну ничего, от старого друга.
Григорович был одним из командиров штаба, которого Проценко месяц назад по его просьбе отправил командовать ротой.
- Пойдем к Ремизову,- сказал Григорович.
- Ремизов жив?
- Жив, только лежит.
- Что, тяжело ранили?
- Не так чтоб тяжело, но неудобно. Сегодня весь день по матери ругается. Ему, по-научному говоря, в обе ягодицы по касательной из автомата всадили, или лежит на животе, или с грехом пополам ходит, а сесть не может.
Сабуров невольно рассмеялся.
- Тебе смех,- сказал Григорович,- а нам - слезы. Сабуров нашел Ремизова в тесном блиндажике лежащим на койке плашмя, с подушками, подложенными под голову и грудь.
- От генерала? - нетерпеливо спросил Ремизов.
- От генерала,- сказал Сабуров.- Здравствуйте, товарищ полковник.
- Здравствуйте, Сабуров. Я так и думал, что кто-нибудь от генерала, и велел стрельбу не открывать. Как там у вас?
- Все в порядке,- ответил Сабуров,- за исключением того, что от генерала Проценко до полковника Ремизова приходится ползать на пузе.
- Хуже, когда приходится командовать лежа на пузе,- сказал Ремизов и затейливо выругался. Потом, подозрительно прищурясь, посмотрел из-под густых седых бровей на Сабурова и спросил: - Уже небось доложили о моем ранении?
- Доложили.
- Ну еще бы: "Командир полка ранен в интересное место..." Погодите, погодите,- вдруг перебил он себя,- вы весь в крови? Ранены?
- Нет, немца убил.
- Снимите тогда хоть ватник, что ли. Шарапов, дай капитану умыться и ватник мой дай! Снимайте, снимайте!
Сабуров стал расстегиваться.
- Что вам генерал приказал?
- Уточнить положение и сообщить,- сказал Сабуров, умалчивая о том, что Проценко предполагал худшее и в этом случае приказал ему возглавить полк.
- Ну что ж, положение,- сказал Ремизов,- положение не столько плохое, сколько постыдное. Отдали кусок берега. Комиссар полка убит. Два командира батальонов убиты. Я, как видите, жив. Как генерал, настроен восстанавливать положение?
- Думаю, в предвидении этого он меня и послал,- сказал Сабуров.
- Я тоже так полагаю. И с двух сторон восстанавливать надо, разумеется,- сказал Ремизов.- Значит, обогреетесь и придется двигаться обратно?
- Придется,- согласился Сабуров.
- А может, останетесь у меня; командира туда пошлю. Как вам приказано?
- Нет, я вернусь,- сказал Сабуров.
- Семен Семенович! - крикнул Ремизов.
Вошел майор, начальник штаба.
- Схемочка нашего расположения сделана?
- Сейчас кончим. Уточняем.
- Давайте скорее, шевелитесь... Вы меня опередили,- обратился Ремизов к Сабурову,- я сам хотел командира посылать. Схемочку готовили, из-за этого и задержались. Сейчас ее дадут, и я вместе с вами офицера связи пошлю. Филипчука знаете?
- Нет, не знаю.
- Хороший, смелый командир. Пойдет с вами.
Ремизов попробовал приподняться и опять длинно выругался.
- Представляете, куда угодило. А у меня такой характер скверный, что я бегать все время должен: и думать не могу не бегая, и командовать не могу,ничего не могу. Шестой десяток, пора бы отвыкнуть - а не отвыкается. Шарапов! - снова крикнул он.
Появился ординарец.
- Помоги с койки слезть.
Поднимаясь с койки, Ремизов кряхтел, стонал и ругался, и все это как-то сразу, одним духом. Поднявшись, он, морщась от боли, проковылял несколько раз взад-вперед по блиндажу.
- Схемочка готова?
- Готова,- ответил майор, подавая бумагу.
- Вот тут при схемочке все записано,- взяв, скорее, вырвав у майора бумагу и продолжая ковылять, сказал Ремизов.- Что у меня где стоит и что можно сделать с моей стороны. Как-то сразу все вышло: обоих командиров батальонов убили, комиссара убили и меня ранили,- всех в течение получаса. Как раз в этот момент и вышла вся история.
- Потерь много? - осведомился Сабуров.
- Одного батальона почти нет. Того, что берег занимал. А два почти как были. В общем, сражаться еще можно.
- А как у вас с вывозкой раненых? - спросил Сабуров с некоторой запинкой.
Он долго готовился к этому вопросу. Знал, что Аня здесь, в полку Ремизова, и все не решался начать этот разговор, боясь наткнуться на страшное известие.
- Ну, какой же вывоз - на Волге сало. Подкопали землю и держим в пещерах.
- Далеко отсюда? - заинтересовался Сабуров.
- Да, далеконько. На правом фланге тише, там и держим... Как, Филипчук, собрался? - крикнул Ремизов.
- Собрался,- ответили из другой половины землянки.
- Сейчас пойдете. Эх, да как же я вам ничего выпить не предложил. Шарапов! Я не вспомнил, старый стал, а ты что же?
Шарапов тут же, не сходя с места, отцепил от пояса немецкую флягу, отстегнул от нее стаканчик, налил и подал Сабурову.
Сабуров выпил и закашлялся - это был спирт.
- Забыл вас предупредить. Водки, по возможности, не пью,- добавил Ремизов.- В финскую войну был на так называемом петсамском направлении. К спирту там приучился. Удивительная теплота от него. Шарапов, помоги мне!
Шарапов подошел к Ремизову, и снова с кряхтеньем, стонами и ругательствами повторилась та же операция в обратном порядке.
- Трудно все же ходить,- сказал Ремизов, улегшись.- Несколько раз был ранен, но такого идиотского, с позволения сказать, ранения... Честное слово, если б того немца поймал, который мне это сделал, против всех воинских законов взял бы и выпорол. Кому же бумаги вручить - вам или Филипчуку? Филипчук!
- Здесь.
В блиндаж вошел рослый человек в ватнике, с автоматом.
- Мне дайте,- сказал Сабуров.- Сюда дошел, авось и обратно дойду.
- Раз так - берите. Доложите командиру дивизии, что полковник Ремизов сделает все, чтобы вернуть берег, искупит свою вину сам. И других заставит искупить,- добавил он сердито.- Доложите: настроение бодрое, к бою готовы. Про ранение мое сказал бы, чтоб не докладывали, но все равно не удержитесь, пусть смеется. К вам, Филипчук,- сказал Ремизов, обращаясь к ожидавшему командиру,- единственная просьба и приказание: добраться до штаба и впоследствии вернуться сюда живым и здоровым.
- Есть вернуться,- сказал Филипчук.
- Все. Да, вот еще что...
Прервав себя на полуслове, Ремизов зажмурил глаза и стиснул зубы. Так он пролежал несколько секунд, и Сабуров понял, что старик говорит через силу.
- Так вот еще что,- открыв глаза, прежним тоном продолжал Ремизов.Считаю, что сегодня на рассвете и днем возвращать позиции не надо. Немцы будут ждать контратаки. Сегодня надо удержаться там, где находимся, подготовиться, а завтра ночью, когда они уже будут считать, что мы смирились со своим дрянным положением, как раз и надо будет ударить. Доложите это мое мнение командиру дивизии. Филипчук, вы готовы?
- Так точно.
- Тогда ступайте!
Когда они, сползая по скользким уступам, стали пробираться вниз, к берегу, Сабуров вновь спросил, на этот раз Филипчука:
- Как у вас тут с ранеными? Вывозите?
- Где же вывозить? Сало,- теми же словами, что и полковник, ответил Филипчук.- А что?
- Ничего, так.- Сабуров вдруг вспомнил, с какой откровенностью Аня в последний раз подошла и обняла его при Масленникове, и устыдился своего смущения.- Дело в том, что тут у вас в полку моя жена.
- Жена? - удивленно переспросил Филипчук.- Где?
- Она медсестра. Вообще-то она в медсанбате, но сейчас здесь у вас, в полку. Клименко, не знаете?
- Клименко,- повторил Филипчук.- Клименко...
- Аня,- добавил Сабуров.
- Аня? Так бы сразу и сказали. Конечно, знаю.
- С ней все в порядке? - спросил Сабуров.
- По-моему, да,- ответил Филипчук.- Я ее вечером, часов в шесть, видел. По-моему, все нормально,- повторил он с некоторым сомнением в голосе, потому что с тех пор, как не видел Аню, прошло уже семь или восемь часов, а за семь-восемь часов в Сталинграде все могло случиться.
- Если увидите ее, когда вернетесь,- сказал Сабуров,- сообщите ей, что с Сабуровым все в порядке... И что я ей привет передал. Или даже не надо просто, что со мной все в порядке.
- Хорошо,- сказал Филипчук.- Я не только сегодня, а и вчера ее видел у Ремизова. Старик ее почем зря ругал.
- За что? - уже догадываясь, спросил Сабуров.
- За то, что лезет, куда не надо. А старик до сих пор видеть не может, когда женщину ранят или убивают. Кричал, ногами топал и выгнал. А потом вызвал своего Шарапова и велел наградной лист принести. У него это все сразу делается.
Сабуров улыбнулся и почувствовал благодарность к Ремизову не столько за наградной лист, сколько за то, что он ругал Аню и топал на нее ногами.
Они дошли до развалин, около которых Сабурова схватили полчаса назад. Там по-прежнему сидел Григорович.
- Сабуров? - спросил он тихо.
- Да.
- Обратно идешь?
- Обратно.
Григорович придвинулся ближе и пожал руки Сабурову и Филипчуку. На голове у него белела повязка.
- Что это у тебя? - спросил Сабуров.
- Еще спрашиваешь. Рука-то у тебя как кувалда. Так меня пихнул, что весь лоб об камни раскровенил.
- Ну, прости,- извинился Сабуров.
- Бог простит. Между прочим, немцы до сих пор никак не успокоятся. Видишь, шарят по всему берегу.
Сабуров посмотрел вперед. На обрыве вспыхивали автоматные очереди.
- Придется всю дорогу ползти,- тихо сказал он Филипчуку.
- Хорошо,- ответил тот.
- Я пакет прямо за пазуху, вот сюда кладу,- на всякий случай предупредил Сабуров. Он взял руку Филипчука и дал ему пощупать пакет.Чувствуете, где?
- Чувствую,- ответил Филипчук.
- Ну ладно, поползли.
Для Сабурова, отличавшегося острой памятью, теперь берег был уже знаком. Он вспоминал одно за другим все бревна и обломки, за которыми можно было укрыться.
Филипчук полз за ним. Время от времени, когда пули ударялись близко от них, Сабуров спрашивал: "Ты здесь?", и Филипчук тихо отвечал: "Здесь".
По расчетам Сабурова, они уже приближались к нашему переднему краю с той стороны, когда вокруг них сразу ударило несколько очередей.
- Ты здесь? - спросил Сабуров.
Филипчук молчал. Сабуров, не поднимаясь, прополз два шага обратно и нащупал тело Филипчука.
- Ты жив? - спросил он.
- Жив,- чуть слышно отозвался Филипчук.
- Что с тобой?
Но Филипчук уже не отвечал. Сабуров ощупал его. В двух местах - на шее и на боку - под ватником было мокро от крови. Он прижался ухом к губам Филипчука. Филипчук дышал. Сабуров подхватил его одной рукой под мышки и, подтягиваясь на другой руке и отталкиваясь ногами, пополз дальше. Через тридцать шагов изнемог от усталости, опустил Филипчука и лег рядом с ним.
- Филипчук, а Филипчук?
Филипчук молчал.
Сабуров залез руками под ватник и гимнастерку и дотронулся до голого тела Филипчука. Тело заметно похолодело. Сабуров расстегнул карманы гимнастерки убитого, вынул пачку документов, вытащил из кобуры наган, засунул его к себе в карман брюк и пополз. Ему не хотелось оставлять здесь тело Филипчука, но пакет, лежавший за пазухой, не позволял долго раздумывать.
Когда он прополз еще шагов сорок, впереди послышался свистящий шепот: "Кто?"
- Свои,- тоже шепотом ответил Сабуров, встал на онемевшие ноги и, не видя ничего перед собой, пошел вперед. Оказалось, что ему нужно было сделать всего три шага до выступа стены, где его ждали.- Командир роты где? - спросил он.
- Здесь.
- Там, шагах в сорока, лежит командир, с которым я полз.
- Раненый? - спросил командир роты.
- Нет, убитый,- ответил Сабуров сердито, чувствуя за этими словами вопрос, вытаскивать или нет.- Убитый, но все равно надо вытащить. Понятно?
- Понятно, товарищ капитан,- сказал командир роты.- Вы документы взяли у него?
- Взял,- сказал Сабуров.
- Ну так что же, товарищ капитан? Ему все равно... легче не будет. А двух человек мне посылать - пропасть могут.
- Я вам уже приказал вытащить,- повторил Сабуров.
- Есть, товарищ капитан,- сказал командир роты,- но...
- Что "но"?
- В другое время не стал бы говорить, а сейчас каждый человек на счету.
- Если не вытащите,- с неожиданным для себя бешенством сказал Сабуров,- отнесу пакет к генералу, вернусь, сам вытащу, а вас за невыполнение приказания застрелю. Дайте мне провожатого до штаба.
Он повернулся и нетвердой походкой вслед за автоматчиком двинулся к блиндажу Проценко. Еще секунда - и он мог бы ударить этого командира роты. Может быть, тот по-своему прав и люди у него на счету, но в том, чтобы вытащить тело убитого командира, было что-то такое важное и святое для армии, что, на взгляд Сабурова, оправдывало даже потери, если они были неизбежны.
Когда Сабуров ввалился в блиндаж, у него потемнело в глазах, и он сразу сел на лавку. Потом открыл глаза, хотел встать, но Проценко, который был уже рядом, положил руку ему на плечо и посадил его обратно.
- Водки выпьешь?
- Нет, товарищ генерал, не могу,- устал, свалюсь от нее. Если бы чаю...
- А ну дайте ему скорей чаю! - крикнул Проценко.- Ремизов жив?
- Жив, только ранен. Вот от него пакет.- Сабуров полез за пазуху и вынул пакет.
- Добре,- сказал Проценко, надевая очки.
Увидев, что Проценко читает донесение, Сабуров привалился к стене, и только когда Проценко, неизвестно через сколько времени, тряхнул его за плечо, понял, что заснул.
- Сиди, сиди,- удержал его Проценко.
- Я долго спал?
- Долго. Минут десять. Ремизов ранен, говоришь?
- Ранен.
- Куда?
Сабуров сказал. Как и предвидел Ремизов, Проценко рассмеялся.
- Небось ругается старик?
- Еще как.
- А какое настроение у них?
- По-моему, неплохое.
- Он мне пишет, что может собраться с силами и со своей стороны по немцам ударить. Тоже с таким положением мириться не хочет.- И Проценко постучал пальцем по бумаге, которую держал в руке.- Ты один пришел оттуда?
- Один.
- Что же он тебе командира не дал для связи, чтобы его обратно послать? Старый, старый, а тоже маху дает.
- Он дал командира, его убили по дороге.
Только теперь вспомнив, что у него документы и оружие Филипчука, Сабуров выложил все на стол.
- Так.- Проценко нахмурился.- Сильно стреляли?
- Сильно.
- Днем не пройти там?
- Днем совсем не пройти.
- Да...- протянул Проценко. Он, очевидно, хотел что-то сказать и не решался.- А мне завтрашней ночью штурм делать. Как же это его убили?
- Кого?
- Его.- Проценко кивнул на лежавшие перед ним документы Филипчука.
- Смертельно ранили, потом тащил его, потом умер.
- Да...- опять протянул Проценко. У Сабурова смыкались глаза от усталости. Он смутно чувствовал, что Проценко хочет послать его обратно к Ремизову, но не решается об этом сказать.
- Егор Петрович,- обратился Проценко к сидевшему тут же начальнику штаба.- Пиши приказ Ремизову. Все предусмотри, как решили: и точный час, и ракету - все.
- Я уже пишу,- отрываясь от бумаги, ответил начальник штаба.
Проценко повернулся к Сабурову и чуть ли не в пятый раз повторил:
- Да... Ну ты чего сидишь-то? Ты приляг пока.- Он выговорил это слово "пока" осторожно, почти робко.- Приляг пока. Ну-ну, приляг. Приказываю.
Сабуров вскинул ноги на скамейку и, приткнувшись лицом к холодной, мокрой стене блиндажа, мгновенно заснул. Последней блеснувшей у него мыслью была мысль, что, наверное, его все-таки пошлют, ну и пусть посылают, только бы дали сейчас поспать полчаса, а там все равно.
Проценко, прохаживаясь по блиндажу, ждал, когда начальник штаба допишет приказ. Иногда он на ходу взглядывал на Сабурова. Тот спал.
- Слушай, Егор Петрович, а если Вострикова послать?
- Можно Вострикова,- согласился начальник штаба.- Вы на словах ничего не будете добавлять, только приказ?
- Плохой приказ, если к нему надо еще что-то на словах добавлять.
- Если на словах не добавлять, можно Вострикова.
- Я бы его послал,- кивнул Проценко на Сабурова,- да трудно в третий раз за ночь идти.
- Идти труднее, а дойти легче,- заметил начальник штаба.- Он на животе уже два раза прополз, каждый бугорок, каждую ямку знает.
- Да...- опять протянул Проценко.- Придется. Должен быть там приказ. Алексей Иванович,- растолкал он Сабурова.
- Да,- поднялся Сабуров с той готовностью, с какой спохватываются накоротке заснувшие люди.
- Вот приказ, возьми,- сказал Проценко.- Когда дойдешь до Ремизова, пусть дадут нам зеленую и красную ракету над Волгой. А если ракет нет - три очереди из автоматов трассирующими. И после паузы еще одну. Отсюда будет видно?
- Да,- подтвердил Сабуров.
- Буду знать, что дошел и приказ донес. Ты по дороге-то не заснешь? спросил Проценко, похлопывая Сабурова по плечу.- Вдруг проснешься, а уже день?
- Не засну. Немцы не дадут.
- Разве что немцы,- усмехнулся Проценко.- Здорово устал?
- Ничего, не засну,- повторил Сабуров.
- Ну ладно. Садись за стол.
Сабуров присел к столу, а Проценко, приоткрыв дверь, крикнул:
- Как там насчет чаю?
Потом Проценко сам вышел за дверь и тихо отдал какое-то распоряжение. Через две минуты, когда Проценко, Сабуров и начальник штаба сидели рядом за столом, Востриков внес медный поднос, на котором кроме трех кружек с чаем была горстка печенья и стояла только что вскрытая банка с вишневым вареньем.
- Вот,- сказал Проценко,- варениками угостить не могу, а украинской вишней - пожалуйста.- Он повертел в руках банку и подчеркнул ногтем надпись на этикетке.- "Держконсервтрест. Киев". Чуешь? С Киева вожу.
- Так все время с Киева и возите? - спросил Сабуров.
- Сбрехал, конечно. Где-то под Воронежем выдали. Люблю вишню... Ну давайте чай пить.
Теперь Проценко уже не возвращался к своим сомнениям - посылать Сабурова или не посылать. Выражать излишнее беспокойство- значило напоминать человеку, что ты думаешь о его возможной гибели. И Проценко неожиданно завел разговор о школе червонных старшин при ВУЦИКе, где он когда-то учился.
- Ничего учили. Вид был хороший: форма, галифе. Между прочим, хотя тогда и не принято было, но даже танцам и хорошим манерам учили.
- Ну и как, научили? - усмехнулся начальник штаба.
- А что, разве не заметно?
- Как когда.
Сабуров выпил кружку горячего чая, и ему опять захотелось спать. После второй он как будто немного разгулялся. Варенье было вкусное, какое он любил с детства,- без косточек. Проценко приказал подать по третьей кружке. Тут Сабуров почувствовал, что пора идти, и, сделав несколько глотков, поднялся.
- Что же не допил? - спросил Проценко.
- Пора, товарищ генерал.
- Значит, если ракет нет, дадите автоматные очереди, три и одну.
- Ясно,- сказал Сабуров.
- В сторону Волги...
- Ясно.
Откозыряв, Сабуров повернулся и вышел. Проценко и начальник штаба помолчали.
- Ну как,- обратился Проценко к вошедшему штабному командиру,- людей из батальонов вывели сюда?
- Выводят.
- Поторапливайтесь, скоро рассвет. Тогда выводить будете- людей потеряете... Считаешь, дойдет? - подумав о Сабурове, спросил Проценко начальника штаба.
- Надеюсь, что да.
- И я надеюсь. Была минута, когда отправлял его, хотел сказать прямо: дойдешь в третий раз - орден Ленина тебе, генеральское слово. Не утвердят, свой сниму, отдам!
Тем временем Сабуров полз по окончательно обледеневшей земле. То ли дело близилось к рассвету и немцы считали, что никто здесь больше не пойдет, то ли им просто надоело всю ночь стрелять по берегу, но он уже прополз половину пути, а сверху не грохнуло ни одного выстрела. Его даже начало пугать это - не будет ли засады? Он взвел парабеллум и, отвязав от пояса одну "лимонку", взял ее в правую руку. Хотя так ему было труднее ползти, но он не выпускал гранаты, держа ее таким образом, чтобы метнуть в первое же опасное мгновение. Потом он вспомнил о приказе. Ну что ж, вторую гранату в крайнем случае он бросит себе под ноги. Он благополучно прополз еще полсотни шагов и начал отгонять эти мысли. Подсознательное чувство говорило ему, что и на этот раз все сойдет. И действительно, он дополз до развалин на той стороне без единого выстрела за всю дорогу.
- Опять ты, Сабуров? - окликнул Григорович.
- Я.
- А Филипчук где?
- Убит.
- Где?
- Шагов семьдесят не доползли,- сказал Сабуров и вспомнил мертвое лицо Филипчука. Возвращаясь сюда, он спросил у командира роты, вытащен ли Филипчук. Услышав, что вытащен, он захотел сам посмотреть, где лежит тело, и посветил ручным фонарем в лицо Филипчука. Лицо было бледно. Кто-то из бойцов стер с него грязь и кровь. И в который раз в жизни Сабурову стало не по себе, что вот с этим человеком какой-нибудь час назад он перешептывался: "Ты здесь?" - говорил он. "Я здесь",- отвечал Филипчук.
Войдя к Ремизову, Сабуров вручил ему приказ. Ремизов прочел приказ, потом спросил о Филипчуке. Повторился почти тот же разговор, что с Григоровичем.
- А документы принес? - спросил Ремизов.
- Генералу отдал. Приказано дать сигнал, что я добрался. У вас зеленые и красные ракеты есть?
- Должны быть. Посмотри, Шарапов, есть ракеты?
- Ракеты все, товарищ полковник.
- Тогда приказано дать три автоматные очереди трассирующими над Волгой. Три сразу и одну вслед.
- Это можно,- оживился Ремизов и снова крикнул: - Шарапов! Помоги мне встать.
Шарапов помог ему встать, и он, кряхтя и разминаясь, пошел по блиндажу.
- Дай мне автомат и диск с трассирующими. Пойдемте, Сабуров. Я сам, коли так, тоже очередь дам.
Шарапов и еще один автоматчик вышли из блиндажа вслед за Ремизовым и Сабуровым.
- Становись рядом со мной. Стрелять по команде "три", очередью. Будем считать, что это наш прощальный салют Филипчуку.- Ремизов повернулся к автоматчику: - Отдайте свой автомат капитану. Возьмите, Сабуров. Вместе с вами помянем товарища!
Небо уже начинало сереть, когда по команде "три" они выпустили по автоматной очереди. Светящиеся трассы пуль, изгибаясь где-то в конце пути, взлетели высоко в темно-сером воздухе над Волгой. Ремизов дал вдогонку еще одну очередь и посмотрел на Сабурова, как раз в эту минуту хотевшего сказать, что ему пора идти обратно.
- Не пущу вас, уже светает. И вообще не пущу. До трех раз судьбу испытывать можно, больше не надо. Пробьемся завтра ночью - вернетесь.
- У меня там батальон без командира,- сказал Сабуров.
- А у меня тут два батальона без командиров. Идите спать. Шарапов, устрой капитана на комиссарскую койку. Погиб у меня комиссар. Прекрасный был человек. Только месяц назад из райкома партии прислали. Воевать не умел, а бодрость душевную даже в меня, в старого черта, вселял. Очень жалею. Даже удивительно, как жалею. Пойдемте в блиндаж.
XIX
Когда Сабуров проснулся, было уже три часа дня: он проспал почти восемь часов. В углу блиндажа кто-то копошился.
- Кто там? - спросил Сабуров.
- Я.
Перед ним стояла толстая девушка, рукава у нее были засучены, а поверх гимнастерки надет передник.
- А где полковник? - спросил Сабуров.
- На передовой.
- А где у вас передовая?
- А тут, рядом.
Сабуров спустил ноги на пол и только теперь обнаружил, что во время сна кто-то снял с него сапоги и портянки.
- Сидите,- сказала девушка.- Портянки сушатся, сейчас принесу.
- Кто же это с меня сапоги снял? - спросил Сабуров.
- Ясно кто - Шарапов.
Девушка вышла и тут же вернулась, держа в одной руке покоробившиеся просушенные сапоги Сабурова, а в другой - портянки.
- Нате, надевайте.
- Как вас зовут? - спросил Сабуров.
- Паша.
- Что ж вы тут одна за всех?
- Одна,- ответила Паша.- Все на передовую ушли, и телефон там.
- Стало быть, вся охрана штаба на вас возложена? - спросил Сабуров, подвертывая портянки.
Паша промолчала, видимо не одобряя этого праздного вопроса.
- Кушать хотите?
- Хочу.
- Полковник приказал, чтобы вы, как проснетесь и покушаете, к нему шли. Вас автоматчик проводит.
- А чем же ты меня кормить будешь?
Паша огорченно пожала плечами: этот вопрос ей доставил страдание.
- Кицытратом. Грешневым. Кушали?
- Случалось.
- Я в него сала положила. А чего завтра буду готовить, не знаю.
- Все еще не стала Волга? - спросил Сабуров.
- А шут ее знает. То говорят - стала, то - не стала. А продуктов не везут. Вот и мучайся.
Она вышла и вернулась со сковородкой каши.
- Кушайте.
Потом полезла в угол, достала флягу, встряхнула и, не спрашивая Сабурова, налила ему полстакана.
- Где Шарапов? - спросил Сабуров.
- С полковником. Он всегда с полковником, от полковника не отстает.
Она, не дожидаясь приглашения, села на табуретку напротив Сабурова и, подперев рукой подбородок, стала его разглядывать. В полку она, наверное, уже всех разглядела, а он был новенький.
- Ну что ты смотришь? - сказал Сабуров.
- Ничего, так. Теперь у нас будете?
- Нет, не у вас.
- А чего же вы?
- Временно сюда прибыл. Завтра отбуду. Как, можно?
- А почему же нельзя? - не поняв шутки, сказала она.- Может, еще чего хотите покушать, так больше нет ничего. Может, чаю еще хотите, так чай есть.
- Нет, не хочу,- ответил Сабуров.
- А Сергей Васильевич всегда чай пьет. - Кто это Сергей Васильевич?
- Да полковник.
- Ну, а я не хочу.
- Как ваше желание. Может, вам шоколаду дать?
- Нет.
- Сергей Васильевич сказал, чтоб вас всем, что есть, кормить.
- Спасибо, не хочу.
- Ладно, как хотите, а то у него одна плитка осталась,- как показалось Сабурову, с некоторым облегчением сказала девушка.
- Так где же автоматчик? - спросил он, доев концентрат.