Страница:
Она оделась, почистила зубы и пошла в кабинет. Стопка около пишущей машинки отца стала потолще. Вероятно, он действительно продолжал работу над пьесой. Джессика почувствовала легкую надежду, но тут же избавилась от нее по той же причине, что и всегда. Лучше ничего не ждать.
Она взяла папку, в которой лежало несколько листков ее работы. Быстро прочитала текст, качая головой над вычурностью своего стиля. Джессика взяла ручку и вычеркнула незаконченное предложение. Хотела написать его заново, но рука плохо слушалась, и почерк был неразборчивым.
Джессика положила дрова на каминную решетку, и вскоре в очаге разгорелся огонь. Она поднялась и пошла на кухню поставить чайник, пока комната нагреется.
Чайник засвистел. Она опустила пакетик чая в чашку. Джессика подумала, может быть, все изменится к лучшему. Может, ее жизнь тоже перевернется. Может, и отец, как это принято говорить, начнет новую жизнь. Можно ли на это надеяться? А какое место займет в ее жизни Коул? Она выловила из чашки пакетик и выбросила его в мусорное ведро.
Джессика понесла чашку с блюдцем в кабинет и была удивлена, увидев там темную фигуру монаха, стоявшего около камина.
– Доброе утро, мисс Ворд.
– Козимо! – проговорила Джессика. – Что ты здесь делаешь в такой час?
– Николо спит, а ты нет. Я воспользовался предоставившимся случаем.
Джессика поставила чашку на письменный стол:
– Хочешь чаю?
– Нет, благодарю.
Она села на край стола и посмотрела на монаха, силуэт которого вырисовывался на фоне горящего камина.
– Козимо, я не говорила тебе раньше, но я так благодарна тебе за то, что ты пришел в пещеру – ты спас мне жизнь.
– Я всегда стараюсь приходить, когда ты нуждаешься во мне.
Никто не помогал Джессике с тех пор, как она помнит себя, даже отец. Один Козимо был постоянной поддержкой.
Но она утаила от него правду, хотя чувствовала, что они были когда-то связаны. Джессика чувствовала себя несчастной и нечестной из-за того, что боялась сказать Козимо правду. Хотя бояться было совершенно нечего.
– Скоро я буду тебе не нужен. – Козимо подошел к ней. – И меня здесь не будет.
– Что ты имеешь в виду?
– Я пришел сказать тебе до свидания, Джессика.
– До свидания? – «О чем он говорит?»
– Николо принимает наследство Каванетти благодаря тебе. И скоро не будет необходимости в моем присутствии.
– Не будет необходимости в твоем присутствии? – Джессика вопросительно посмотрела на Козимо. – А как же я? Что я буду делать без тебя, Козимо? Ты мне нужен!
Он ничего не сказал, просто стоял перед ней и слушал. Джессика слышала свои слова как бы со стороны, удивлялась своей вспышке. Она никогда ни в ком не нуждалась, или, наконец, никогда не позволяла себе в ком-то нуждаться. Она подняла подбородок, пряча появившиеся на ее глазах слезы.
– У тебя будет Николо! – ответил наконец монах.
Джессика сжала губы, стараясь сдержать слезы.
– Но Коул – это не ты.
– Да.
– Но, Козимо, как же наши разговоры, наши...
– Но, Джессика, я не могу остаться. Николо принял наследство, он больше не нуждается в защитнике. И если я попытаюсь что-то изменить, то поврежу этим нам обоим. Кроме того, – его голос стал мягче, – я понимаю, что будет слишком болезненно для меня, если я останусь.
– Но... – Джессика с недоверием качнула головой и посмотрела на Козимо. Как он может так просто бросить ее? Что она будет делать без него? С кем будет советоваться, кто будет о ней заботиться? Перспектива никогда больше не видеть Козимо поразила ее в самое сердце. Джессика, конечно, должна вернуться в Стенфорд, но она не думала, что потеряет дружбу с Козимо навсегда.
– Нет! – Джессика бросилась к нему и прильнула к его темной и огромной фигуре. Она обняла его за шею и сдавила со всей силой, которой обладала:
– О, Козимо! – Она вдохнула его запах – мускатный запах шерстяной одежды и свежий аромат солнца и земли. – Козимо! – Она ухватилась за его капюшон сзади, притягивая голову монаха к себе. – Козимо, ты часть меня! Ты не можешь меня покинуть!
Мгновение он молчал, опустив руки и выпрямив шею – твердый и бескомпромиссный.
– Козимо! Не покидай меня!
– Я должен. – Он взял Джессику за талию, чтобы освободить свою шею от ее рук. – Это моя судьба. Я всегда должен уходить.
– Нет. На этот раз ты имеешь возможность выбора.
– У меня нет выбора. Ты – Джессика Ворд. Ты принадлежишь Николо Каванетти. Ты не помнишь, что когда-то была моей.
– Нет, помню. Я только не говорила тебе...
– О чем ты не говорила мне?
– Что я, – Джессика сглотнула, – думаю, что я Джованна Монтальчино.
– Джованна? – прошептал Козимо.
– Раньше я боялась, Козимо, что ты загипнотизировал меня, упражняясь в колдовстве.
– Я не колдун.
– Когда ты просил меня вспомнить прошлое той ночью, слушая твой голос, у меня появилось сверхъестественное чувство, что я знаю тебя. И тогда, в пещере я сказала, что не могу вспомнить моего безобразного барона. Но я вспомнила!
– Святый Боже! – Козимо сжал ее руки. – Ах, ты ранила меня!
– Извини! Я боялась...
– Я бы никогда не обидел тебя. Никогда!
– Теперь я знаю это. Козимо, ты сказал однажды, что Джованна никогда не была твоей и никогда уже не будет.
– Да, я обещал вернуться к ней, но смерть освободила меня от клятвы. – Он помолчал. Джессика почувствовала прикосновение его руки к своей щеке. – Я никогда бы не мог остаться, думая с том, что могло с ней случиться. Все эти годы, все века, Джессика, я искал и ждал, что наши дороги пересекутся.
– И это произошло, – вздохнула она. – Козимо, я не могу тебе сказать, что случилось с Джованной. Но если ты захочешь ввести меня в транс, ты, возможно, услышишь ответ.
– И ты согласишься на это? – спросил он, почти не скрывая своего изумления.
– Я сделаю для вас все, милорд, – ответила она, склоняя голову.
Он прижал ее к груди от неожиданной радости. Потом погладил по волосам и подвел к стулу возле камина.
– Смотри на пламя, Джессика. Она подчинилась и положила руки на подлокотники.
– Слушай звук моего голоса. – Он встал сзади нее. – Слушай только звук моего голоса. Не думай, – кто я или что я...
Джованна взглянула на окруженную горами долину. Она была измучена. Ее чрево было отягощено ребенком, и было трудно ехать верхом. Но Джованна продолжала свой путь. Она должна была достичь стен монастыря, который маячил на горизонте. В Бенедиктинском монастыре она должна найти Козимо и там родить ему ребенка. Она передаст дитя в его руки и потом расскажет об их одиннадцатилетнем сыне, которого он никогда не видел. Джованна содрогнулась и приложила руку к своему чреву, когда ее лошадь двинулась по неровной дороге.
Она передвигалась от одной деревни к другой, скрывая от всех, кто она такая, в поисках своего милорда. Его переводили из одного монастыря в другой и поэтому поиски были долгими и трудными. Она передвигалась, пока беременность не стала слишком заметной. Джованна была уверена, что Козимо не узнает ее в бледном и сморщенном существе, в какое она превратилась. Она боялась, что растущий в ней ребенок будет испытывать те же трудности, что и она в своих скитаниях, и это скажется на его развитии. Деньги у нее давно кончились, и она испытывала голод и жажду впервые в жизни. Только надежда найти наконец его держала ее в седле, хотя ей хотелось лечь прямо у дороги и заснуть.
Лошадь продолжала брести вперед, постоянно тряся ее. Джованна задремала, пока дорога не вывела к реке, на берегу которой стоял монастырь. Августовская жара превратила окружающие виноградники в сияющее море зелени. Джованна стерла текший по лицу пот и попробовала глубоко вздохнуть. Желудок сводило от голода и зарождающейся в ней жизни. Воздух был так горяч, что, казалось, звенел. Как долго она могла еще терпеть? Джованна зажмурилась от приступа боли в животе. Сколько еще она продержится на лошади, если ее голова стала тяжелой, а чрево таким твердым.
Вскоре она въехала в каменную арку и очутилась во дворе. Цоканье копыт привело ее в чувство, и Джованна подняла голову. Мужчины в черных рясах появились из тени строения, стоявшего впереди. Джованна наконец попала в монастырь, и вид монахов заставил ее заплакать.
К ней протянулись руки. Джованна пыталась справиться со своей лошадью, но ее тело больше не подчинилось ей. Она хотела сказать монахам, что у нее нет сил, но не могла произнести ни слова. Что-то горячее и влажное текло по ее голым ногам под одеждой. О, Господи, ее ребенок выходит на свет! Она должна собрать остатки сил, но их уже не было. Рождение ребенка – самая тяжкая обязанность, которую женщина взяла на себя. Джованна потеряла сознание.
Она очнулась в холодной неприбранной комнате, Первое, что увидела Джованна, было распятие на стене около детской кроватки. Она с трудом перевела взгляд на маленькое оконце на другой стене комнаты. На темном небе мерцали звезды, и прохладный ветерок овевал лицо.
Джованна поморщилась. Голова была тяжелой, кожа горела – дурной знак для роженицы. А где ее ребенок? Она осмотрела комнату, та была пустой. Джованна легла на спину и закрыла глаза, ее живот был весь в огне.
– Помоги, Господи, – прошептала она, и горячие слезы потекли из глаз. – Пожалуйста! – Но у Джованны не было сил, чтобы выразить словами свою мольбу. Она забылась, молясь о ребенке, о Козимо и чтобы Создатель услышал ее.
Наутро ей стало еще хуже. Она больше не могла поднимать голову. Когда молодой священник вошел в комнату, неся ребенка, завернутого в одеяло, у нее не было сил взять свое дитя. Джованна плакала, а священник держал перед ней черноволосого ребенка.
– Это твой сын, – сказал он, улыбаясь. Но глаза его были печальными. Они оба были уверены, что горячка и потеря сил убьют ее. Многие женщины умирали от этой горячки.
– Ax, – Джованна сложила губы в дрожащую улыбку. – Он прекрасен!
– Он совершенно здоров. С ним все будет хорошо.
– Благодарю вас, брат, – с трудом выговаривала Джованна, ее губы свело от боли, прогнавшей радость из голоса. – Скажи, есть среди вас брат-мирянин по имени Козимо Каванетти?
– Козимо? – Священник бросил на нее настороженный взгляд, а затем занялся одеяльцем ребенка.
– Мне сказали, что он должен быть здесь.
– Он был, но...
– Пожалуйста. Я должна его увидеть.
– Виноват, но это невозможно.
– Это очень важно. Я ищу его, чтобы...
– Брат Козимо мертв.
– Что?
– Разве вы не знали, что он колдун? Он воскресил женщину. И это не рассказ трубадура. Есть свидетель его колдовства – старуха, видевшая, как он оживил мертвую женщину!
Джованна смотрела в потолок. Ее взор померк. Козимо мертв. Это невозможно. Она должна была сказать ему о сыне, о том, что любит его, что она свободна и будет его женой. Рыдания, которые можно было принять за приступ боли, сотрясли Джованну.
– Я думал, что все слышали рассказ о Козимо Каванетти.
– Я не слышала.
– Они замуровали его живьем. Это делают с колдунами, как вы знаете. Как вы назовете сына? – спросил он, пытаясь подбодрить ее.
– Козимо.
– Вы не должны и думать об этом! – Он перекрестился, его глаза были полны ужаса.
– Обещайте мне, брат. Назовите его Козимо! – Джованна попыталась сесть. – Назовите его Козимо – я прошу вас!
Священник отступил, прижимая ее ребенка к своей груди:
– Вы сумасшедшая!
– Он не был колдуном! – закричала Джованна в гневе. – За что убили его? Почему его нужно было лишить жизни?
Священник некоторое время смотрел на нее.
Джованна плакала, а фигура священника становилась перед ее затуманенным взором то белой, то черной. Затем все померкло. Джованна упала на бок. Последнее, что она почувствовала, был каменный пол, к которому она прижалась пылающей щекой.
Открыв глаза, Джессика увидела Козимо на коленях перед ней. Она взглянула на него и испугалась, увидев так близко.
– Она умерла, – сказал он тихо. – Она умерла именно так.
– Думаю, да.
– Она родила мне двух сыновей. – Он в изумлении покачал головой. – У меня было два сына.
– Как еще ты мог стать родоначальником рода Каванетти?
– Действительно, я совсем не думал об этом.
– Кажется, Джованна долго искала тебя, Козимо. Она тебя очень любила.
– Да. – Он погладил ее руку, но не встал. – Но почему она не сказала мне, что Николо мой сын?
Она должна была сказать.
– Может, она боялась рисковать. Боялась, что ты вызовешь Рондольфо ли Бриндизи и сразишь его. А когда тот умер, она не смогла найти тебя.
– Если бы только она сказала мне раньше, я бы украл ее у этого животного. Я ведь любил ее.
Тоска в его голосе пронзила сердце Джессики. Какую любовь он пронес через века! С неожиданной для себя ясностью Джессика поняла, как ему помочь, как дать Козимо, чего он так страстно жаждал. Она может ничего не бояться.
– Козимо. – Она потянулась к его капюшону. – Дай мне взглянуть на тебя.
– Нет. – Он отстранился и плотнее натянул капюшон. – Нет, Джессика.
– Но я хочу видеть тебя.
Она взялась за его капюшон и потихоньку стала сдвигать его назад. Джессика приготовилась к тому, что увидит в свете огня из камина. Френк рухнул, увидев лицо Козимо, но Джессика знала, что она должна увидеть его ужасную внешность. Но знала она и то, что ее любовь к душевным достоинствам Козимо даст ей силу посмотреть на его изуродованное лицо.
– Нет, – возражал Козимо. Но капюшон все-таки упал ему на плечи, открыв израненное лицо.
Рот Козимо был перекошен на одну сторону, на нем постоянно была сардоническая улыбка, на щеках пролегли красные продольные шрамы. Белые полосы и пятна сходились около уха. Левое веко покрывало ослепший глаз. Лоб был изрезан морщинами и шрамами, убегавшими под волосы. Однако правый глаз был зрячим и блестящим, полным ума и доброты. Вероятно, он был очень привлекателен раньше и был похож на Коула. Сердце Джессики наполнилось страданием, когда он закрыл свое лицо руками.
– Нет, – протестовал он слабым голосом.
– Да, – отвечала Джессика. Она отняла его руки и, наклонившись, поцеловала его израненное лицо. Джессика почувствовала, что напряжение покидает его тело, его руки обвились вокруг ее талии.
– Нет, Джессика, – бормотал он. – Только Джованна.
– Вы забыли, милорд, – она провела рукой по его густым черным волосам, – что Джованна – это я.
– Ты Джессика.
– Нет. – Она взяла его лицо в руки, их взгляды встретились. Я – Джованна Монтальчино. А вы Козимо Каванетти. И мы нашли наконец друг друга, и это навсегда.
Она наклонилась вперед, притягивая его голову к своим губам. Она осторожно поцеловала его в губы, удивляясь, что не чувствует шрамов. Он обхватил ее своими огромными руками, почти свалив ее со стула, возбужденно дыша, прижимаясь к ней губами, чувствуя, что она принимает его со всеми его ранами.
Джессика не чувствовала страха, не чувствовала отвращения от его прикосновений, над всем этим царила любовь и желание. Она соскользнула на пол и упала на него. Он целовал ее сначала слегка, а потом со все большей страстью, погружая свое лицо в ее черные волосы, приходя в восторг от их прикосновения к его коже. Джессика откинула голову назад, и он целовал ее в шею, одновременно прижимаясь к ней бедрами. Его поцелуи заставили Джессику забыть, кто она такая. Вскоре она впала в странный сон, когда могла чувствовать только его губы, руки, а все, что она могла слышать, было его дыхание, становящееся все более быстрым и тяжелым. Козимо обнажил ее плечи и взял руками ее груди, качая их, в то время как она бормотала его имя. Джессика закрыла глаза и забыла все на свете.
– Я ваша, милорд, – шептала она, – а вы мой.
Проснувшись через несколько часов, Джессика обнаружила, что лежит на софе напротив камина. Огонь почти потух, а ноги замерзли, бедра сводила судорога. Джессика села, внезапно поняв, что она совсем голая под покрывалом, заботливо подоткнутым под нее. Который теперь час? Где Козимо?
Она вспомнила часы их любви и, покраснев, вскочила, как будто затем, чтобы отделаться от воспоминаний. Она осмотрела комнату, ища следы Козимо. С добром ли он ее покинул?
Вдруг Джессика увидела необычную книгу на столе. Она пробежала по полу, на ходу натягивая одежду. На столе лежал старинный манускрипт в тисненом кожаном переплете. Взглянув на него, Джессика сразу поняла, что это музейная книга. Она подошла и трепещущей рукой осторожно ее открыла.
Это было описание наблюдений за небом. На каждой странице была дата: «Пятое мая 1101», «Шестое мая 1101». Сердце ее забилось. Откуда взялся этот том? Тут она увидела парчовую закладку между двух страниц. Джессика бережно открыла заложенную страницу и взглянула на звездную карту. Там была ее комета, летящая по небу в двенадцатом веке, как она и предполагала, но не могла доказать без документов.
– Да! – прошептала она с торжествующей усмешкой.
И тут Джессика заметила, что на парчовой закладке что-то написано. Она поднесла ее к лицу, щурясь при слабом утреннем свете.
«Миледи, как звезды на небесах, моя любовь навсегда останется с тобой! И подпись: «Козимо Каванетти, 1074-1991».
Джессика еще долго смотрела на закладку, пока на лице ее не появилась грустная улыбка. Она осторожно положила в книгу парчовую закладку и закрыла ее.
Глава 24
Она взяла папку, в которой лежало несколько листков ее работы. Быстро прочитала текст, качая головой над вычурностью своего стиля. Джессика взяла ручку и вычеркнула незаконченное предложение. Хотела написать его заново, но рука плохо слушалась, и почерк был неразборчивым.
Джессика положила дрова на каминную решетку, и вскоре в очаге разгорелся огонь. Она поднялась и пошла на кухню поставить чайник, пока комната нагреется.
Чайник засвистел. Она опустила пакетик чая в чашку. Джессика подумала, может быть, все изменится к лучшему. Может, ее жизнь тоже перевернется. Может, и отец, как это принято говорить, начнет новую жизнь. Можно ли на это надеяться? А какое место займет в ее жизни Коул? Она выловила из чашки пакетик и выбросила его в мусорное ведро.
Джессика понесла чашку с блюдцем в кабинет и была удивлена, увидев там темную фигуру монаха, стоявшего около камина.
– Доброе утро, мисс Ворд.
– Козимо! – проговорила Джессика. – Что ты здесь делаешь в такой час?
– Николо спит, а ты нет. Я воспользовался предоставившимся случаем.
Джессика поставила чашку на письменный стол:
– Хочешь чаю?
– Нет, благодарю.
Она села на край стола и посмотрела на монаха, силуэт которого вырисовывался на фоне горящего камина.
– Козимо, я не говорила тебе раньше, но я так благодарна тебе за то, что ты пришел в пещеру – ты спас мне жизнь.
– Я всегда стараюсь приходить, когда ты нуждаешься во мне.
Никто не помогал Джессике с тех пор, как она помнит себя, даже отец. Один Козимо был постоянной поддержкой.
Но она утаила от него правду, хотя чувствовала, что они были когда-то связаны. Джессика чувствовала себя несчастной и нечестной из-за того, что боялась сказать Козимо правду. Хотя бояться было совершенно нечего.
– Скоро я буду тебе не нужен. – Козимо подошел к ней. – И меня здесь не будет.
– Что ты имеешь в виду?
– Я пришел сказать тебе до свидания, Джессика.
– До свидания? – «О чем он говорит?»
– Николо принимает наследство Каванетти благодаря тебе. И скоро не будет необходимости в моем присутствии.
– Не будет необходимости в твоем присутствии? – Джессика вопросительно посмотрела на Козимо. – А как же я? Что я буду делать без тебя, Козимо? Ты мне нужен!
Он ничего не сказал, просто стоял перед ней и слушал. Джессика слышала свои слова как бы со стороны, удивлялась своей вспышке. Она никогда ни в ком не нуждалась, или, наконец, никогда не позволяла себе в ком-то нуждаться. Она подняла подбородок, пряча появившиеся на ее глазах слезы.
– У тебя будет Николо! – ответил наконец монах.
Джессика сжала губы, стараясь сдержать слезы.
– Но Коул – это не ты.
– Да.
– Но, Козимо, как же наши разговоры, наши...
– Но, Джессика, я не могу остаться. Николо принял наследство, он больше не нуждается в защитнике. И если я попытаюсь что-то изменить, то поврежу этим нам обоим. Кроме того, – его голос стал мягче, – я понимаю, что будет слишком болезненно для меня, если я останусь.
– Но... – Джессика с недоверием качнула головой и посмотрела на Козимо. Как он может так просто бросить ее? Что она будет делать без него? С кем будет советоваться, кто будет о ней заботиться? Перспектива никогда больше не видеть Козимо поразила ее в самое сердце. Джессика, конечно, должна вернуться в Стенфорд, но она не думала, что потеряет дружбу с Козимо навсегда.
– Нет! – Джессика бросилась к нему и прильнула к его темной и огромной фигуре. Она обняла его за шею и сдавила со всей силой, которой обладала:
– О, Козимо! – Она вдохнула его запах – мускатный запах шерстяной одежды и свежий аромат солнца и земли. – Козимо! – Она ухватилась за его капюшон сзади, притягивая голову монаха к себе. – Козимо, ты часть меня! Ты не можешь меня покинуть!
Мгновение он молчал, опустив руки и выпрямив шею – твердый и бескомпромиссный.
– Козимо! Не покидай меня!
– Я должен. – Он взял Джессику за талию, чтобы освободить свою шею от ее рук. – Это моя судьба. Я всегда должен уходить.
– Нет. На этот раз ты имеешь возможность выбора.
– У меня нет выбора. Ты – Джессика Ворд. Ты принадлежишь Николо Каванетти. Ты не помнишь, что когда-то была моей.
– Нет, помню. Я только не говорила тебе...
– О чем ты не говорила мне?
– Что я, – Джессика сглотнула, – думаю, что я Джованна Монтальчино.
– Джованна? – прошептал Козимо.
– Раньше я боялась, Козимо, что ты загипнотизировал меня, упражняясь в колдовстве.
– Я не колдун.
– Когда ты просил меня вспомнить прошлое той ночью, слушая твой голос, у меня появилось сверхъестественное чувство, что я знаю тебя. И тогда, в пещере я сказала, что не могу вспомнить моего безобразного барона. Но я вспомнила!
– Святый Боже! – Козимо сжал ее руки. – Ах, ты ранила меня!
– Извини! Я боялась...
– Я бы никогда не обидел тебя. Никогда!
– Теперь я знаю это. Козимо, ты сказал однажды, что Джованна никогда не была твоей и никогда уже не будет.
– Да, я обещал вернуться к ней, но смерть освободила меня от клятвы. – Он помолчал. Джессика почувствовала прикосновение его руки к своей щеке. – Я никогда бы не мог остаться, думая с том, что могло с ней случиться. Все эти годы, все века, Джессика, я искал и ждал, что наши дороги пересекутся.
– И это произошло, – вздохнула она. – Козимо, я не могу тебе сказать, что случилось с Джованной. Но если ты захочешь ввести меня в транс, ты, возможно, услышишь ответ.
– И ты согласишься на это? – спросил он, почти не скрывая своего изумления.
– Я сделаю для вас все, милорд, – ответила она, склоняя голову.
Он прижал ее к груди от неожиданной радости. Потом погладил по волосам и подвел к стулу возле камина.
– Смотри на пламя, Джессика. Она подчинилась и положила руки на подлокотники.
– Слушай звук моего голоса. – Он встал сзади нее. – Слушай только звук моего голоса. Не думай, – кто я или что я...
Джованна взглянула на окруженную горами долину. Она была измучена. Ее чрево было отягощено ребенком, и было трудно ехать верхом. Но Джованна продолжала свой путь. Она должна была достичь стен монастыря, который маячил на горизонте. В Бенедиктинском монастыре она должна найти Козимо и там родить ему ребенка. Она передаст дитя в его руки и потом расскажет об их одиннадцатилетнем сыне, которого он никогда не видел. Джованна содрогнулась и приложила руку к своему чреву, когда ее лошадь двинулась по неровной дороге.
Она передвигалась от одной деревни к другой, скрывая от всех, кто она такая, в поисках своего милорда. Его переводили из одного монастыря в другой и поэтому поиски были долгими и трудными. Она передвигалась, пока беременность не стала слишком заметной. Джованна была уверена, что Козимо не узнает ее в бледном и сморщенном существе, в какое она превратилась. Она боялась, что растущий в ней ребенок будет испытывать те же трудности, что и она в своих скитаниях, и это скажется на его развитии. Деньги у нее давно кончились, и она испытывала голод и жажду впервые в жизни. Только надежда найти наконец его держала ее в седле, хотя ей хотелось лечь прямо у дороги и заснуть.
Лошадь продолжала брести вперед, постоянно тряся ее. Джованна задремала, пока дорога не вывела к реке, на берегу которой стоял монастырь. Августовская жара превратила окружающие виноградники в сияющее море зелени. Джованна стерла текший по лицу пот и попробовала глубоко вздохнуть. Желудок сводило от голода и зарождающейся в ней жизни. Воздух был так горяч, что, казалось, звенел. Как долго она могла еще терпеть? Джованна зажмурилась от приступа боли в животе. Сколько еще она продержится на лошади, если ее голова стала тяжелой, а чрево таким твердым.
Вскоре она въехала в каменную арку и очутилась во дворе. Цоканье копыт привело ее в чувство, и Джованна подняла голову. Мужчины в черных рясах появились из тени строения, стоявшего впереди. Джованна наконец попала в монастырь, и вид монахов заставил ее заплакать.
К ней протянулись руки. Джованна пыталась справиться со своей лошадью, но ее тело больше не подчинилось ей. Она хотела сказать монахам, что у нее нет сил, но не могла произнести ни слова. Что-то горячее и влажное текло по ее голым ногам под одеждой. О, Господи, ее ребенок выходит на свет! Она должна собрать остатки сил, но их уже не было. Рождение ребенка – самая тяжкая обязанность, которую женщина взяла на себя. Джованна потеряла сознание.
Она очнулась в холодной неприбранной комнате, Первое, что увидела Джованна, было распятие на стене около детской кроватки. Она с трудом перевела взгляд на маленькое оконце на другой стене комнаты. На темном небе мерцали звезды, и прохладный ветерок овевал лицо.
Джованна поморщилась. Голова была тяжелой, кожа горела – дурной знак для роженицы. А где ее ребенок? Она осмотрела комнату, та была пустой. Джованна легла на спину и закрыла глаза, ее живот был весь в огне.
– Помоги, Господи, – прошептала она, и горячие слезы потекли из глаз. – Пожалуйста! – Но у Джованны не было сил, чтобы выразить словами свою мольбу. Она забылась, молясь о ребенке, о Козимо и чтобы Создатель услышал ее.
Наутро ей стало еще хуже. Она больше не могла поднимать голову. Когда молодой священник вошел в комнату, неся ребенка, завернутого в одеяло, у нее не было сил взять свое дитя. Джованна плакала, а священник держал перед ней черноволосого ребенка.
– Это твой сын, – сказал он, улыбаясь. Но глаза его были печальными. Они оба были уверены, что горячка и потеря сил убьют ее. Многие женщины умирали от этой горячки.
– Ax, – Джованна сложила губы в дрожащую улыбку. – Он прекрасен!
– Он совершенно здоров. С ним все будет хорошо.
– Благодарю вас, брат, – с трудом выговаривала Джованна, ее губы свело от боли, прогнавшей радость из голоса. – Скажи, есть среди вас брат-мирянин по имени Козимо Каванетти?
– Козимо? – Священник бросил на нее настороженный взгляд, а затем занялся одеяльцем ребенка.
– Мне сказали, что он должен быть здесь.
– Он был, но...
– Пожалуйста. Я должна его увидеть.
– Виноват, но это невозможно.
– Это очень важно. Я ищу его, чтобы...
– Брат Козимо мертв.
– Что?
– Разве вы не знали, что он колдун? Он воскресил женщину. И это не рассказ трубадура. Есть свидетель его колдовства – старуха, видевшая, как он оживил мертвую женщину!
Джованна смотрела в потолок. Ее взор померк. Козимо мертв. Это невозможно. Она должна была сказать ему о сыне, о том, что любит его, что она свободна и будет его женой. Рыдания, которые можно было принять за приступ боли, сотрясли Джованну.
– Я думал, что все слышали рассказ о Козимо Каванетти.
– Я не слышала.
– Они замуровали его живьем. Это делают с колдунами, как вы знаете. Как вы назовете сына? – спросил он, пытаясь подбодрить ее.
– Козимо.
– Вы не должны и думать об этом! – Он перекрестился, его глаза были полны ужаса.
– Обещайте мне, брат. Назовите его Козимо! – Джованна попыталась сесть. – Назовите его Козимо – я прошу вас!
Священник отступил, прижимая ее ребенка к своей груди:
– Вы сумасшедшая!
– Он не был колдуном! – закричала Джованна в гневе. – За что убили его? Почему его нужно было лишить жизни?
Священник некоторое время смотрел на нее.
Джованна плакала, а фигура священника становилась перед ее затуманенным взором то белой, то черной. Затем все померкло. Джованна упала на бок. Последнее, что она почувствовала, был каменный пол, к которому она прижалась пылающей щекой.
Открыв глаза, Джессика увидела Козимо на коленях перед ней. Она взглянула на него и испугалась, увидев так близко.
– Она умерла, – сказал он тихо. – Она умерла именно так.
– Думаю, да.
– Она родила мне двух сыновей. – Он в изумлении покачал головой. – У меня было два сына.
– Как еще ты мог стать родоначальником рода Каванетти?
– Действительно, я совсем не думал об этом.
– Кажется, Джованна долго искала тебя, Козимо. Она тебя очень любила.
– Да. – Он погладил ее руку, но не встал. – Но почему она не сказала мне, что Николо мой сын?
Она должна была сказать.
– Может, она боялась рисковать. Боялась, что ты вызовешь Рондольфо ли Бриндизи и сразишь его. А когда тот умер, она не смогла найти тебя.
– Если бы только она сказала мне раньше, я бы украл ее у этого животного. Я ведь любил ее.
Тоска в его голосе пронзила сердце Джессики. Какую любовь он пронес через века! С неожиданной для себя ясностью Джессика поняла, как ему помочь, как дать Козимо, чего он так страстно жаждал. Она может ничего не бояться.
– Козимо. – Она потянулась к его капюшону. – Дай мне взглянуть на тебя.
– Нет. – Он отстранился и плотнее натянул капюшон. – Нет, Джессика.
– Но я хочу видеть тебя.
Она взялась за его капюшон и потихоньку стала сдвигать его назад. Джессика приготовилась к тому, что увидит в свете огня из камина. Френк рухнул, увидев лицо Козимо, но Джессика знала, что она должна увидеть его ужасную внешность. Но знала она и то, что ее любовь к душевным достоинствам Козимо даст ей силу посмотреть на его изуродованное лицо.
– Нет, – возражал Козимо. Но капюшон все-таки упал ему на плечи, открыв израненное лицо.
Рот Козимо был перекошен на одну сторону, на нем постоянно была сардоническая улыбка, на щеках пролегли красные продольные шрамы. Белые полосы и пятна сходились около уха. Левое веко покрывало ослепший глаз. Лоб был изрезан морщинами и шрамами, убегавшими под волосы. Однако правый глаз был зрячим и блестящим, полным ума и доброты. Вероятно, он был очень привлекателен раньше и был похож на Коула. Сердце Джессики наполнилось страданием, когда он закрыл свое лицо руками.
– Нет, – протестовал он слабым голосом.
– Да, – отвечала Джессика. Она отняла его руки и, наклонившись, поцеловала его израненное лицо. Джессика почувствовала, что напряжение покидает его тело, его руки обвились вокруг ее талии.
– Нет, Джессика, – бормотал он. – Только Джованна.
– Вы забыли, милорд, – она провела рукой по его густым черным волосам, – что Джованна – это я.
– Ты Джессика.
– Нет. – Она взяла его лицо в руки, их взгляды встретились. Я – Джованна Монтальчино. А вы Козимо Каванетти. И мы нашли наконец друг друга, и это навсегда.
Она наклонилась вперед, притягивая его голову к своим губам. Она осторожно поцеловала его в губы, удивляясь, что не чувствует шрамов. Он обхватил ее своими огромными руками, почти свалив ее со стула, возбужденно дыша, прижимаясь к ней губами, чувствуя, что она принимает его со всеми его ранами.
Джессика не чувствовала страха, не чувствовала отвращения от его прикосновений, над всем этим царила любовь и желание. Она соскользнула на пол и упала на него. Он целовал ее сначала слегка, а потом со все большей страстью, погружая свое лицо в ее черные волосы, приходя в восторг от их прикосновения к его коже. Джессика откинула голову назад, и он целовал ее в шею, одновременно прижимаясь к ней бедрами. Его поцелуи заставили Джессику забыть, кто она такая. Вскоре она впала в странный сон, когда могла чувствовать только его губы, руки, а все, что она могла слышать, было его дыхание, становящееся все более быстрым и тяжелым. Козимо обнажил ее плечи и взял руками ее груди, качая их, в то время как она бормотала его имя. Джессика закрыла глаза и забыла все на свете.
– Я ваша, милорд, – шептала она, – а вы мой.
Проснувшись через несколько часов, Джессика обнаружила, что лежит на софе напротив камина. Огонь почти потух, а ноги замерзли, бедра сводила судорога. Джессика села, внезапно поняв, что она совсем голая под покрывалом, заботливо подоткнутым под нее. Который теперь час? Где Козимо?
Она вспомнила часы их любви и, покраснев, вскочила, как будто затем, чтобы отделаться от воспоминаний. Она осмотрела комнату, ища следы Козимо. С добром ли он ее покинул?
Вдруг Джессика увидела необычную книгу на столе. Она пробежала по полу, на ходу натягивая одежду. На столе лежал старинный манускрипт в тисненом кожаном переплете. Взглянув на него, Джессика сразу поняла, что это музейная книга. Она подошла и трепещущей рукой осторожно ее открыла.
Это было описание наблюдений за небом. На каждой странице была дата: «Пятое мая 1101», «Шестое мая 1101». Сердце ее забилось. Откуда взялся этот том? Тут она увидела парчовую закладку между двух страниц. Джессика бережно открыла заложенную страницу и взглянула на звездную карту. Там была ее комета, летящая по небу в двенадцатом веке, как она и предполагала, но не могла доказать без документов.
– Да! – прошептала она с торжествующей усмешкой.
И тут Джессика заметила, что на парчовой закладке что-то написано. Она поднесла ее к лицу, щурясь при слабом утреннем свете.
«Миледи, как звезды на небесах, моя любовь навсегда останется с тобой! И подпись: «Козимо Каванетти, 1074-1991».
Джессика еще долго смотрела на закладку, пока на лице ее не появилась грустная улыбка. Она осторожно положила в книгу парчовую закладку и закрыла ее.
Глава 24
Джессика стояла на кухне в доме Каванетти и держала руки над дымящейся кружкой кофе, который подала ей Мария:
– Спасибо, Мария. На улице так холодно.
– Ты показала им это место? – Мария налила кофе Коулу и себе.
Джессика кивнула. Утро было для нее отвратительным. Она была рада, что Коул настоял на том, чтобы пойти вместе с нею на то место на болоте, где Френк утопил тело Шон, чтобы показать его полицейским. Коул все время стоял позади, держа Джессику за плечи, и заставил ее уйти, когда начались поиски. Она была благодарна Коулу за то, что он избавил ее от необходимости смотреть на разлагающееся тело Шон.
– Теперь они ищут ее, – сказал Коул. – И неизвестно, когда найдут. Нам остается только ждать.
– Бедная Шон, – сказала Мария, отпивая кофе. – Она не заслужила такой смерти.
Послышался дверной звонок, Мария поставила свою кружку и вышла из кухни. Джессика посмотрела, как та идет, и почувствовала, что коченеет. События последних дней измотали ее. Да и часы, проведенные с Козимо, не прибавили ей сил. Она вздохнула, и Коул погладил ее волосы.
Он молча провел рукой по ее затылку. Джессика закрыла глаза и позволила обнять себя. Она любила Коула, но между ними невидимым барьером стояла гордость. Как она хотела сказать слова, которые разрушили бы эту сцену и позволили бы им стать такими же, как Козимо и Джованна. Но гордость и страх держали ее губы и сердце на замке.
Осталось всего четыре дня до ее возвращения в Калифорнию, слишком мало, чтобы развить-на-ладившиеся в последние дни отношения с Коулом. Они растратили драгоценное время на перебранки и споры.
Джессика снова вздохнула, понимая, что уже слишком поздно налаживать что-либо. Может быть, ей повторить опыт Козимо и ждать несколько веков, пока их пути снова не пересекутся.
– Коул, – мучительно прошептала она.
– Все будет хорошо, Джесс, – пробормотал он, думая, что она расстроилась из-за Шон. – Скоро все кончится.
Он еще продолжал ее держать, когда послышались шаги Марии, которая вела за собой Люси. Джессика отстранилась от Коула и взяла свою кружку, которую поднесла ко рту.
Люси торопливо вошла в комнату, и по ее виду Джессика поняла, что что-то случилось. Люси потрясла газетой:
– Ты это видел, Коул?
– Нет.
– Посмотри! – Люси подошла к нему, показывая передовицу.
– Прочитай!
Коул поднял брови на Джессику и только потом обратил внимание на статью. Люси смотрела на него с нетерпением и ждала, когда он дочитает.
– Как вам это нравится! – воскликнул Коул.
– В чем дело? – спросила Джессика, стараясь заглянуть через его плечо.
– Эта женщина в Филадельфии. – Люси показала на фотографию в газете. – Она лгала, что Коул напал на нее. Она выдумала эту историю, чтобы вызвать ревность своего дружка.
– Что? – воскликнула Джессика с недоверием.
– Я знала это! – проворчала Мария.
– Она созналась во лжи. Она видела по телевизору, как Коул поймал маньяка-убийцу, и решила рассказать правду.
Джессика сжала руку Коула:
– О, Коул, это прекрасно!
– Это нужно отпраздновать! – воскликнула Мария. – Я пошла за шампанским.
Они допивали шампанское, когда появился Грег Кесслер. Джессика улыбнулась, увидев, как самоуверенно он отдает свое пальто Марии. Она была отнюдь не рада видеть его, тем более, что Коул стоял рядом с ней и обнимал ее за талию, что Джессике очень нравилось.
– С чем пожаловал? – спросил Коул холодно.
– Я слышал, что здесь произошло несчастье, – ответил Грег. – Могу я чем-нибудь помочь?
– Ничем. – Рука Коула еще сильнее обняла Джессику за талию. – Мы справимся сами.
Грег посмотрел на Коула, потом на Джессику, сделав вид, что сконфужен их близостью.
– Правда ли, что Изабелла в тюрьме?
– Кажется, Изабелла и Френк нарушили закон, – просто ответил Коул.
– О, – Грег сжал губы. – А я насчет аренды. Нельзя ли подписать документы поскорее?
– Но я не думаю, что Изабелла правомочна вступать с кем-либо в деловые отношения, – усмехнулся Коул. – Тебе, видимо, не повезло, Кесслер.
– Может быть, я могу подписать вместо нее, – предложил Грег. – Мы с ней уже почти партнеры.
– Нет, – ответила Джессика. – Подписывать должны только Каванетти.
– Ну хорошо, а что, если я отвезу документы Изабелле? Я был бы рад способствовать этому делу.
– Я уверена, что ты можешь, Грег. Только вот Изабелла вряд ли подходящая кандидатура для этого, – сказала Джессика, не желая продолжать этот пустой разговор. Хлопот с убийством было вполне достаточно для одной семьи, чтобы решать вопрос о законности подписи. – А кроме того, – добавила она, – я решаю, кто из Каванетти имеет право подписи.
– Но, Джессика, я думал, мы поняли друг друга, – запротестовал Грег.
– Ты думал неверно, Грег.
Он посмотрел на Джессику, потом на Коула, очевидно расстроенный тем, что ничего не может сделать в этом случае.
– Как насчет тебя, Коул? – спросила Джессика, зная, что ее слова не понравятся Грегу. – Мог бы ты подписать бумаги?
– Я сделаю это с удовольствием. Я также подпишу и чек. – Он прижал Джессику к себе, на что Грег посмотрел с неодобрением. – Я всегда хотел владеть виноградником.
Грег вскоре уехал, и Джессика решила пойти в бунгало за бумагами на аренду, чтобы Коул подписал их. Люси проводила ее до дверей.
– Только посмотри на этот снег – воскликнула она. – Разве не прелесть?
Джессика кивнула. Вся земля была покрыта блестящим снегом, превратившем все вокруг в волшебную страну.
– Как я люблю это место, – продолжала Люси. – Я не жила раньше на северо-западе.
– Это прекрасно. Особенно здесь, на вершине Мосс-Клиффа. – Разве можно уезжать отсюда?
– Не знаю, Люси.
Она могла поддержать Люси, что кругом красиво, но дальше разговаривать не могла. Окружающее не интересовало ее, когда сердце страдало.
– Скажи, Джессика... – начала Люси. – Я не хотела бы быть навязчивой, но подумала, что, если я встречу Рождество с тобой и Робертом?
Джессика взглянула на нее. Что за странный вопрос. А как же Коул?
– Поскольку Коул уезжает, я остаюсь одна. А я ненавижу встречать Рождество в одиночестве.
Коул уезжает? Джессика выглядела ошарашенной, затем она отвела взгляд, чтобы Люси не увидела ее убитого вида. Люси взяла ее за рукав.
– Джессика, ты не знала, что Коул уезжает?
– Он ничего не говорил об этом.
– Ну да, ему позвонили только сегодня утром, и потом все эти события, полиция и прочее. Он уезжает после обеда. Будет большое совещание по поводу возвращения его в команду. Филадельфийская история сослужила ему хорошую службу.
– Так он отправляется в Сент-Луис?
– Его парни почти взбунтовались, когда узнали, что его исключили из команды. А потом эта история с убийцей. Тренер, вероятно, изменит свое решение. Как он может посадить на скамейку героя?
– Значит, Коула могут вернуть?
– По этому поводу и собирается совещание. Джессика постаралась быть счастливой. Ведь это означало, что мир Коула восстановлен. Но почему он не сказал ей об этом сам? Разве она так мало значит для него? Она поднялась на крыльцо бунгало. Коул уезжает, снова оставляя ее одну. Его отнимает у нее футбол, как это было тринадцать лет назад.
– Надеюсь, ты не догадалась, что это я нарядила елку, – сказала Люси, входя в дом. – Твой отец помогал – он был уверен, что ты удивишься.
– Он помогал?
– Да, и с удовольствием. Я уже столько лет не занималась этим! Это всегда означало наступление Рождества.
– С Коулом?
– Не всегда. У меня есть и другие пациенты, ты же знаешь.
– Конечно.
Люси смотрела на Джессику, поджав губы:
– Ты не должна думать, что я... Что Коул и я... Джессика моргнула от волнения и стала возиться с молнией своей куртки:
– Конечно, нет. Люси подошла к ней:
– Слушай, Джессика. Коул сходит сума по тебе.
Разве ты этого не знаешь?
Джессика почувствовала, что уши ее покраснели:
– Спасибо, Мария. На улице так холодно.
– Ты показала им это место? – Мария налила кофе Коулу и себе.
Джессика кивнула. Утро было для нее отвратительным. Она была рада, что Коул настоял на том, чтобы пойти вместе с нею на то место на болоте, где Френк утопил тело Шон, чтобы показать его полицейским. Коул все время стоял позади, держа Джессику за плечи, и заставил ее уйти, когда начались поиски. Она была благодарна Коулу за то, что он избавил ее от необходимости смотреть на разлагающееся тело Шон.
– Теперь они ищут ее, – сказал Коул. – И неизвестно, когда найдут. Нам остается только ждать.
– Бедная Шон, – сказала Мария, отпивая кофе. – Она не заслужила такой смерти.
Послышался дверной звонок, Мария поставила свою кружку и вышла из кухни. Джессика посмотрела, как та идет, и почувствовала, что коченеет. События последних дней измотали ее. Да и часы, проведенные с Козимо, не прибавили ей сил. Она вздохнула, и Коул погладил ее волосы.
Он молча провел рукой по ее затылку. Джессика закрыла глаза и позволила обнять себя. Она любила Коула, но между ними невидимым барьером стояла гордость. Как она хотела сказать слова, которые разрушили бы эту сцену и позволили бы им стать такими же, как Козимо и Джованна. Но гордость и страх держали ее губы и сердце на замке.
Осталось всего четыре дня до ее возвращения в Калифорнию, слишком мало, чтобы развить-на-ладившиеся в последние дни отношения с Коулом. Они растратили драгоценное время на перебранки и споры.
Джессика снова вздохнула, понимая, что уже слишком поздно налаживать что-либо. Может быть, ей повторить опыт Козимо и ждать несколько веков, пока их пути снова не пересекутся.
– Коул, – мучительно прошептала она.
– Все будет хорошо, Джесс, – пробормотал он, думая, что она расстроилась из-за Шон. – Скоро все кончится.
Он еще продолжал ее держать, когда послышались шаги Марии, которая вела за собой Люси. Джессика отстранилась от Коула и взяла свою кружку, которую поднесла ко рту.
Люси торопливо вошла в комнату, и по ее виду Джессика поняла, что что-то случилось. Люси потрясла газетой:
– Ты это видел, Коул?
– Нет.
– Посмотри! – Люси подошла к нему, показывая передовицу.
– Прочитай!
Коул поднял брови на Джессику и только потом обратил внимание на статью. Люси смотрела на него с нетерпением и ждала, когда он дочитает.
– Как вам это нравится! – воскликнул Коул.
– В чем дело? – спросила Джессика, стараясь заглянуть через его плечо.
– Эта женщина в Филадельфии. – Люси показала на фотографию в газете. – Она лгала, что Коул напал на нее. Она выдумала эту историю, чтобы вызвать ревность своего дружка.
– Что? – воскликнула Джессика с недоверием.
– Я знала это! – проворчала Мария.
– Она созналась во лжи. Она видела по телевизору, как Коул поймал маньяка-убийцу, и решила рассказать правду.
Джессика сжала руку Коула:
– О, Коул, это прекрасно!
– Это нужно отпраздновать! – воскликнула Мария. – Я пошла за шампанским.
Они допивали шампанское, когда появился Грег Кесслер. Джессика улыбнулась, увидев, как самоуверенно он отдает свое пальто Марии. Она была отнюдь не рада видеть его, тем более, что Коул стоял рядом с ней и обнимал ее за талию, что Джессике очень нравилось.
– С чем пожаловал? – спросил Коул холодно.
– Я слышал, что здесь произошло несчастье, – ответил Грег. – Могу я чем-нибудь помочь?
– Ничем. – Рука Коула еще сильнее обняла Джессику за талию. – Мы справимся сами.
Грег посмотрел на Коула, потом на Джессику, сделав вид, что сконфужен их близостью.
– Правда ли, что Изабелла в тюрьме?
– Кажется, Изабелла и Френк нарушили закон, – просто ответил Коул.
– О, – Грег сжал губы. – А я насчет аренды. Нельзя ли подписать документы поскорее?
– Но я не думаю, что Изабелла правомочна вступать с кем-либо в деловые отношения, – усмехнулся Коул. – Тебе, видимо, не повезло, Кесслер.
– Может быть, я могу подписать вместо нее, – предложил Грег. – Мы с ней уже почти партнеры.
– Нет, – ответила Джессика. – Подписывать должны только Каванетти.
– Ну хорошо, а что, если я отвезу документы Изабелле? Я был бы рад способствовать этому делу.
– Я уверена, что ты можешь, Грег. Только вот Изабелла вряд ли подходящая кандидатура для этого, – сказала Джессика, не желая продолжать этот пустой разговор. Хлопот с убийством было вполне достаточно для одной семьи, чтобы решать вопрос о законности подписи. – А кроме того, – добавила она, – я решаю, кто из Каванетти имеет право подписи.
– Но, Джессика, я думал, мы поняли друг друга, – запротестовал Грег.
– Ты думал неверно, Грег.
Он посмотрел на Джессику, потом на Коула, очевидно расстроенный тем, что ничего не может сделать в этом случае.
– Как насчет тебя, Коул? – спросила Джессика, зная, что ее слова не понравятся Грегу. – Мог бы ты подписать бумаги?
– Я сделаю это с удовольствием. Я также подпишу и чек. – Он прижал Джессику к себе, на что Грег посмотрел с неодобрением. – Я всегда хотел владеть виноградником.
Грег вскоре уехал, и Джессика решила пойти в бунгало за бумагами на аренду, чтобы Коул подписал их. Люси проводила ее до дверей.
– Только посмотри на этот снег – воскликнула она. – Разве не прелесть?
Джессика кивнула. Вся земля была покрыта блестящим снегом, превратившем все вокруг в волшебную страну.
– Как я люблю это место, – продолжала Люси. – Я не жила раньше на северо-западе.
– Это прекрасно. Особенно здесь, на вершине Мосс-Клиффа. – Разве можно уезжать отсюда?
– Не знаю, Люси.
Она могла поддержать Люси, что кругом красиво, но дальше разговаривать не могла. Окружающее не интересовало ее, когда сердце страдало.
– Скажи, Джессика... – начала Люси. – Я не хотела бы быть навязчивой, но подумала, что, если я встречу Рождество с тобой и Робертом?
Джессика взглянула на нее. Что за странный вопрос. А как же Коул?
– Поскольку Коул уезжает, я остаюсь одна. А я ненавижу встречать Рождество в одиночестве.
Коул уезжает? Джессика выглядела ошарашенной, затем она отвела взгляд, чтобы Люси не увидела ее убитого вида. Люси взяла ее за рукав.
– Джессика, ты не знала, что Коул уезжает?
– Он ничего не говорил об этом.
– Ну да, ему позвонили только сегодня утром, и потом все эти события, полиция и прочее. Он уезжает после обеда. Будет большое совещание по поводу возвращения его в команду. Филадельфийская история сослужила ему хорошую службу.
– Так он отправляется в Сент-Луис?
– Его парни почти взбунтовались, когда узнали, что его исключили из команды. А потом эта история с убийцей. Тренер, вероятно, изменит свое решение. Как он может посадить на скамейку героя?
– Значит, Коула могут вернуть?
– По этому поводу и собирается совещание. Джессика постаралась быть счастливой. Ведь это означало, что мир Коула восстановлен. Но почему он не сказал ей об этом сам? Разве она так мало значит для него? Она поднялась на крыльцо бунгало. Коул уезжает, снова оставляя ее одну. Его отнимает у нее футбол, как это было тринадцать лет назад.
– Надеюсь, ты не догадалась, что это я нарядила елку, – сказала Люси, входя в дом. – Твой отец помогал – он был уверен, что ты удивишься.
– Он помогал?
– Да, и с удовольствием. Я уже столько лет не занималась этим! Это всегда означало наступление Рождества.
– С Коулом?
– Не всегда. У меня есть и другие пациенты, ты же знаешь.
– Конечно.
Люси смотрела на Джессику, поджав губы:
– Ты не должна думать, что я... Что Коул и я... Джессика моргнула от волнения и стала возиться с молнией своей куртки:
– Конечно, нет. Люси подошла к ней:
– Слушай, Джессика. Коул сходит сума по тебе.
Разве ты этого не знаешь?
Джессика почувствовала, что уши ее покраснели: