Симпсон Патриция. В омуте блаженства

   – Выпейте, милорд.
   Миллион вопросов остались без ответа, пока Коул огромными глотками пил разбавленное водой вино.
   – Легче, милорд! – Мягкий смешок вырвался у женщины. – Не больше одного глотка за раз. – Она выпрямилась, как будто хотела отойти от кровати.
   Коул поймал ее рукой за талию и удивился, какие тонкие у нее кости. Она подалась назад, глядя на него с тревогой. Очевидно, проявленная им сила удивила ее.
   – Кто вы? – выдохнул Коул. Она расслабилась:
   – Я Джованна Монтальчино.
   – Монтальчино? – повторил Коул, освобождая ее талию и ложась на подушку. Демонстрация силы не могла продолжаться больше нескольких мгновений. Его руки дрожали. – Вы связаны с графом Монтальчино?
   – Он мой отец.
   Коул рассмотрел Джованну. У женщины было мало сходства с осанистым мужчиной, которого он видел на поле боя.
   – Где я?
   – В Иерусалиме.
   – Что делает дочь графа Монтальчино в Иерусалиме?
   – Я паломница, милорд. – Она улыбнулась и повернула голову в сторону. Иисусе, она была прекрасна, гораздо прекраснее, чем он мог представить по голосу.
   – Я думал, что вы ангел, – прошептал он, – так как был уверен, что нахожусь на небесах. Она прищурила глаза от изумления;
   – Вы были близки к небесам долгое время, милорд. Мы так беспокоились о вас.
   – Сколько времени я здесь?
   – Около двух месяцев. Один из ваших людей видел, как вы упали в реку. Он спас вас и передал мне.
   – Почему вам?
   – Потому что я просила об этом. Я ухаживала за ранеными солдатами и многому научилась, заботясь о них. И когда я узнала, что с вами случилось – с великим бароном, сражающимся левой рукой, – я решила, что попытаюсь спасти вас.
   – И вы спасли мне жизнь. Я никогда не смогу отблагодарить вас, Джованна. Никогда.
   Она покраснела от того, что он назвал ее по имени, но не поправила его.
   – Это было честью для меня, милорд. Я видела вас на рыцарском поединке. Я слышала, как трубадуры воспевали вашу доблесть в сражениях. Я слышала, как о вас говорят дамы. Мне доставило радость спасти такого борца.
   – И вы были одна. Никто не ухаживал за мной кроме вас?
   – Нет. Я не могла покинуть вас. Я не могла подумать... – Она взяла бокал. – Теперь выпейте еще немного, милорд.
   Коул подчинился, но когда Джованна отняла от его губ бокал, он накрыл своей рукой ее руку и посмотрел в лицо. Она, краснея, также смотрела на него.
   – Достаточно, милорд? – спросила она.
   – Нет. – Коул снял с ее волос тонкую вуаль. – Жажда моя не прошла, Джованна.
   – Не прошла?
   – Да. – Он дотронулся до ее локона, притянул ее к себе. Джованна наклонилась, все еще держа в руках бокал. Коул взял ее лицо в руки и прижал к своим губам. Его рот наткнулся на сопротивление, но он забыл все, в нем бушевали разбуженные чувства. Такого ощущения Коул никогда не знал. Он любил эту женщину. Господи, помоги ему, но он любил ее.
   Джованна была такой мягкой, такой уступчивой, такой сладкой и утонченной. Ее волосы упали на его грудь, когда Джованна опустилась рядом с ним на кровать. Коул услышал, как бокал упал на пол, теплые ладони согрели его обнаженную грудь.
   – Милорд! – прошептала Джованна. Руки девушки гладили его плечи, она раскрыла навстречу ему свой рот. Коул застонал от наслаждения.
   Нет, наверняка он был на небесах. И Джованна была ангелом, посланным, чтобы привести его в восторг. В полном изнеможении Коул откинулся на подушки, его руки упали на покрывало. Джованна обхватила его голову руками, лаская волосы Коула и покрывая лицо нежными непрерывными поцелуями. Он вздохнул от удовольствия, не веря, что губы девушки касаются его лба, век, щек, подбородка и, наконец, рта. Ни одна женщина никогда не была так смела с ним. Ему казалось, что он парит в воздухе.
   – Джованна, – выдохнул Коул недоверчиво. Ее губы были сильнее всех лекарств. Его чувства были, как водоворот, и он боялся, что может упасть в обморок. Джованна плакала, целуя его, и он не знал, почему. Коул хотел спросить об этом, но не мог прерывать поцелуев, поэтому молчал, очарованный волнами наслаждения, которые струились по его коже.
   Коул был настолько слаб, что даже не мог ласкать Джованну. Однако его тело гудело от желания. Если бы только у него были силы. Он страстно желал сокрушить ее изящное телосложение и показать, на что он способен. Но его страсть должна ждать, пока он поправится.
   Джованна накрыла его горностаевым покрывалом и поцеловала в грудь. Дыхание Коула стало коротким и быстрым, когда она приблизилась к месту, где линия темных волос продолжалась к пупку и дальше – под покрывало. Ее руки гладили его мощную грудь и скользнули вниз, к животу. Джованна откинула покрывало и продолжала целовать его ниже живота.
   – О, Джованна... – Голос Коула дрожал. Он хотел сказать, чтобы она остановилась, но протест умер в его горле.
 
   Коул вздрогнул и открыл глаза. Он лежал щекой на ковре. Его грубая поверхность царапала лицо. Он поднял голову и постарался опереться на локоть. Коул, должно быть, упал рядом с кроватью. Хорошо еще, что не разбил голову о край ночного столика. Однажды он убьется до смерти во время этих обмороков.
   Коул с трудом поднялся на четвереньки, стараясь понять, почему кожу покалывало как от сильного жара. Он поднялся и прошел в ванную. Тело одеревенело, и ему трудно было двигаться. Нахмурившись, он снял джинсы. Много раз Коул просыпался с эрекцией, но никогда не было такой сильной, как в этот раз.
   Коул взялся за вентиль душа. Сильная струя воды приведет его в чувство. Он снял одежду и вошел под душ.
   Кто-то прикасался к нему. Это точно. Его трогала женщина, она целовала его. Коул провел двумя пальцами по нижней губе и закрыл глаза от приступа сильного желания, вздымавшегося в нем. Женщина целовала его во сне, и это ощущение было настолько реальным и сильным, что осталось в памяти и после пробуждения. Что с ним происходит? С ума он сходит? И почему этот проклятый душ совсем не успокаивает.

Глава 12

   Френк чувствовал себя несчастным. Вода, которую он плескал себе на лицо в мужской комнате, не давала облегчения сильнейшей головной боли и тошноте. Он не знал, страдает ли от похмелья после предыдущего вечера, или от совершенно непроницаемого лица матери. Его часто тошнило в детстве, и эта тенденция сохранилась, когда Френк стал взрослым. Френк сморщился. Желудок выворачивало, он боялся, что это язва. Но откуда у него язва? Ему всего двадцать пять.
   Мать сидела, словно проглотив аршин, на стуле с высокой спинкой, пила чай и смотрела в окно, ожидая его. Френк привел ее в этот ресторан, потому что знал, она отдает ему предпочтение. Ресторан был отделан обоями в цветочек, в стиле королевы Анны, и устлан пыльными розовыми коврами.
   Френк ненавидел это место. Он здесь задыхался и мучился, что может проболтаться об этом. Мать взглянула на сына и ничего не сказала. Она смотрела на него, сжав губы так, будто ему снова было пять лет и он обмочился в постели.
   Из-за этого Френк и согласился, чтобы Шон приехала к ним в дом на Рождество. Шон могла послужить буфером. Он знал, что мать выльет всю злость на Шон, оставив его в покое. Изабелла часто выводила его из себя.
   Он знал, что мать хочет лучшего для него, желает ему блестящей карьеры и удачи в жизни, но временами думал, что она хочет этого больше для себя. Френк знал, что должен бороться за то же, за что борется его мать, но он никогда не достигал цели. Он никогда не был достаточно остроумным или способным самостоятельно выбиться в люди. Мать никогда этого не говорила, но он видел утомление в ее глазах, когда она ради него шла на компромиссы.
   С кем она его сравнивала? Желудок Френка снова вывернуло. В глубине сердца он знал, что его сравнивают с Коулом. Даже если не мать, то он сам и все остальные. Френк затянул узел своего галстука. Он жил в тени своего брата слишком долго. Временами ему казалось, что он тонет в ней.
   – Вот ты где, – повернулась к нему Изабелла. – Я думала, ты потерялся.
   – Нет. – Френк опустился на стул и придвинул его. – Мне нужно было позвонить. – Он взял меню и переменил тему. – Ты уже заказала, мама?
   – Да. Я взяла тебе флорентийский омлет с фруктами. Неплохо звучит?
   Френк предпочел бы яйца по-бенедиктински, но решил не придавать этому большого значения. Он был благодарен, что мать не спросила, кому он звонил. Френк неумел ей лгать. Он отпил кофе, но не смог ничего съесть, опасаясь за свой желудок.
   Во время их позднего завтрака Френк дважды собирался начать разговор, который перевернул бы все его внутренности, но оба раза он проглатывал свои слова. Мать была счастлива и оживлена, и он не хотел все испортить. Когда они кончили, Изабелла взяла свою сумочку и достала маленький подарок. Она толкнула его по столу.
   – Это мне?
   – Да. – Она смотрела, как он открывает его. – Это пригодится тебе в юридической фирме. Рука Френка остановилась посредине:
   – Юридической конторе?
   – Да. – Она нетерпеливо улыбнулась. – Открывай же.
   – Но, мама, я хочу сказать тебе кое-что...
   – Скажешь позже. Я хочу, чтобы ты увидел, что я купила тебе.
   Френк вздохнул и достал... По форме коробки он ожидал, что там окажется ручка или карандаш. Так и есть – ручка с карандашом.
   – Очень элегантно. Не правда ли?
   – Очень, мама. Спасибо.
   Время шло, он рвал полоски из бумаги и откладывал их в сторону. Как сказать ей о новости? Но он не может больше откладывать. Френк вздохнул:
   – Мама, нам надо кое-что обсудить, – начал Френк серьезно, но когда встретил ее взгляд, растерялся и начал путаться в словах. Смелость покинула его, но он знал, что уже не может отступать.
   – О чем ты, Френк?
   – Мама, я подумал.
   – О чем?
   – О винном заводе. О моей карьере.
   – Все идет превосходно. Как только ты получишь развод, он пойдет на продажу. Ты можешь жениться на Кимберли Блейк, и ты на пути к вершине.
   – К вершине? – Его голос сломался. Френк ненавидел себя в такие моменты, как будто он был заикающимся подростком. – Мама, я думаю, что не создан быть юристом. Я теннисист.
   – Френк, не будь идиотом!
   – Я всегда хотел основать теннисный клуб. Я бы мог это сделать на нашей земле. Я могу взять порядочную часть моего наследства и заложить его. Я смогу это сделать. Все получится прекрасно. – Он изучал ее лицо, в надежде увидеть признаки энтузиазма, но увидел лишь осуждение.
   – Френк, о чем ты говоришь? Ты никогда не говорил ни о каком теннисном клубе.
   – Говорил, мама. Я всегда говорил об этом.
   Она сжала губы. Френк увидел ее выражение и потерял присутствие духа.
   – Ты несешь чушь, Френк. Ты только что окончил Гарвард, получил профессию юриста. Никто в здравом уме не станет заниматься созданием теннисного клуба! Что на тебя нашло?
   – Ничего. Просто я не думал...
   – Официант! – позвала Изабелла. Стройный молодой человек подошел к столу. – Дайте счет.
   Официант кивнул и ушел. Френк смотрел на мать. Она даже не дала ему закончить фразу.
   – Мама...
   – Хватит, Френк! Я не хочу говорить об этом сейчас... Ты... ты... не в своем уме. Это Шон тебя втравила в это дело.
   – Ради Бога, мама.
   Изабелла встала. Не дожидаясь, пока официант подаст ей счет, она открыла сумку и поспешила к кассе у выхода.
   Нахмурившись, Френк взял ручку и карандаш в коробочке. Она даже не выслушала. Мать никогда не слушает. Френк давно уже понял, что гораздо легче следовать за ее желаниями, чем пытаться бороться с ней. Он вздохнул и направился к двери, держа ее открытой, пока мать выходила.
   Френк распахнул дверь машины. Изабелла не взглянула на него, ее лицо было жестким и ничего не выражающим. Мать положила руки на колени, пока он пристегивался ремнем.
   – Френк. – Изабелла подняла подбородок. – Не делай этого.
   – Я только подумал, что могу употребить свое наследство на то, чего я хочу.
   – Нет наследства, Френк. Его голова дернулась:
   – Что?
   – Я должна была тратить его в эти годы. Гарвард дорог, ты знаешь. Очень дорог.
   – И денег не осталось?
   – Ничего, о чем можно было бы говорить. Я считала, что вкладывала их в твое будущее.
   – Мое будущее? – Френк сжал баранку, его скулы побелели. Он рассчитывал на наследство. Эти деньги должны были стать его будущим после окончания колледжа. Теперь у него ничего не было.
   – Френк. – Изабелла дотронулась до его руки, – как еще могла я приобрести этот миленький автомобиль для нас, всю твою одежду, давать тебе карманные деньги?
   – Я думал, что мы богаты. – Он повернул ключ зажигания, зажмурившись от подступающей тошноты. – Я никогда не думал, что ты растратишь мои деньги.
   – Френк, я сделала это, разве ты не видишь? – Она воздела руки. – Но все будет хорошо. Все идет к тому. Мы не в таком плохом положении. Аренда на виноградники кончается, но мы заплатим за нее премиальными деньгами, которые ты получишь у Блейка.
   – Премиальными? – Френк влился в поток, мир рушился у него на глазах. – Я не получу никаких премиальных.
   – Но ты сказал...
   – Я не поступаю к Блейку.
   – Френк, будь разумным!
   – Я не могу поступить на фирму, мама. – Френк зажмурился, представив, как будет смеяться над ним Шон. Он смотрел вперед, ожидая вопроса, который непременно последует.
   – Почему не можешь?
   – Потому что я провалился на адвокатском экзамене, мама, – Френк бросил твердый взгляд на нее, осмелев от открытой им правды.
   Она удивленно посмотрела на него, затем лицо ее побледнело.
   – Не будет премии?
   – Не будет никаких денег, мама!
 
   Утром Джессика позвонила Марии, чтобы спросить о здоровье Майкла Каванетти, и узнала: пока рабочие клеили гостиную и мыли холл, Изабелла и Френк уехали в ресторан, приказав Марии и сиделке не впускать Коула в дом. Сиделка ожидала увидеть замечательного защитника, соглашаясь на эту работу, но у Марии была другая мысль.
   Она впустила Коула и Джессику в боковую дверь. Коул был одет в монашеское одеяние, взятое в часовне. Это была идея Джессики. Этот костюм нужен был не только для маскировки, но и оправдывал его визит к Майклу Каванетти. Каждый знал, что Майкл – набожный католик, которому очень нравилось общаться со священниками. Монахи редко появлялись в этих краях, но сиделке это посещение не покажется странным, ведь облаченный в рясу монах пришел, чтобы помолиться о выздоровлении Майкла Каванетти.
   Коул проделал замечательную работу, чтобы научиться подражать жестам и позам монаха, Джессике было трудно сохранять серьезное выражение лица в это время.
   – Благословляю вас, сестра, – сказал он, торжественно склоняясь перед сиделкой, когда та поднималась со стула.
   – Доброе утро, отец, – сказала сиделка, заикаясь. Она разгладила складки на своей одежде.
   – Как себя чувствует Майкл?
   – Ему лучше, – ответила сиделка, глядя на старика в постели. – Он проспал всю ночь.
   – Я пришел почитать ему Святое писание. Может быть. Божье слово дойдет до Майкла и поднимет его дух.
   – Хорошая идея, – Сиделка отошла от кровати. – Не хотите ли сесть?
   – Благодарю вас, сестра... – Коул сделал паузу, чтобы услышать ее имя.
   – Кэрол, Кэрол Бэнкс.
   – Благодарю вас, Кэрол. – Он указал на Джессику. – Может быть, мисс Ворд тоже хочет присесть.
   – О да. – Она поспешила к двери. – Я попрошу Марию. Я скоро вернусь.
   Как только она вышла, Коул наклонился над кроватью.
   – Пала, это я, Николо.
   Старик пошевелился, его веки вздрогнули.
   – Они не хотят, чтобы мы виделись с тобой., папа. Поэтому я переоделся, чтобы проникнуть сюда.
   – Николо? – вздохнул Майкл. Он открыл глаза и моргнул.
   – Да, это я. Ник.
   Майкл покосился, разглядывая его лицо.
   – Не надо таблеток, – пробормотал он. Его веки дрожали.
   – Что он сказал? – спросил Коул, оборачиваясь к Джессике. – Ты разобрала?
   – Не надо пилюль.
   – Они вылечат его. – воскликнул Коул.
   – А, может, они дают ему что-то, помогающее уснуть?
   – Господи, а если это наркотики?..
   – Ш-ш-ш, Коул, – Джессика схватила его руку. – Сюда идет сиделка.
   Коул немедленно выпрямился.
   – Ах, это вы, сестра Кэрол. – Он взял стул:
   – Благодарю вас.
   – Не стоит, святой отец. – Сиделка осталась стоять. Коул раскрыл Библию и выбрал место, которое собирался читать.
   – Извините меня, но я подумала, что хорошо было бы приготовить кофе? Вы не возражаете? – спросила сиделка.
   – Нет, конечно, – тихо ответил Коул. – Майкл останется в хороших руках.
   – Спасибо. Я могу сделать перерыв, святой отец. Я ведь часами остаюсь в его комнате.
   – Не беспокойтесь, сестра. – Коул поклонился сиделке, вспомнив, чему его учила Джессика.
   Когда сиделка вышла, Коул взял руку отца, пытаясь заставить его заговорить. Джессика выглядела озабоченной. Она видела, что Майклу трудно подыскать слова – то ли из-за перенесенного удара, то ли от того, что он находился под влиянием каких-то наркотиков.
   – Вы упоминали о монахе в последний раз, – наклонилась к Майклу Джессика. – Вы говорили о брате Козимо?
   Майкл покосился на нее.
   – Защитнике, – добавила она. – Джессике показалось, что по лицу Майкла пробежала тень. – Козимо причинил вам зло?
   Майкл потряс головой. Его правая рука дрожала, и он пытался говорить:
   – Помогите, – произнес Майкл еле слышно. Коул схватил руку отца:
   – Изабелла дает тебе наркотики? Майкл закрыл глаза от утомления.
   – Проклятье! – Коул вскочил на ноги. – Он снова заснул.
   – Он болен, Коул. И старый человек. В это время дверь скрипнула, и Кэрол Бэнкс вошла с кофе.
   – Закончили, отец? – спросила она, ставя чашку на ночной столик.
   – Да. Он утомился.
   – Время приема пилюль. Лучше дать ему лекарство до того, как он совсем заснет.
   Кэрол достала из кармана пузырек и вынула оттуда две голубых таблетки.
   – Это для чего? – спросила Джессика.
   – О, это успокоительное, – ответила Кэрол. – Паралич сильно на него подействовал, как вы знаете. Миссис Каванетти рассказывала, каким бодрым мужчиной он был. Я подозреваю, что у него начинается припадок. Мы его сейчас успокоим вот этим.
   Ужасное подозрение осенило Джессику. Они травят Майкла наркотиками? Он, по всей вероятности, живет на одних транквилизаторах.
   – Вот лекарство, мистер Каванетти. Откройте рот.
   – Кажется, он слишком слаб, – вмешался Коул. – Почему вы должны давать пилюли именно сейчас?
   – О, у него жесткий график, отец. Было бы не правильно прерывать лечение.
   Она влила воду в рот Майкла, заставив его проглотить пилюли.
   – Хороший мальчик, мистер Каванетти. Джессика была близка к тому, чтобы вскипеть. Майкл Каванетти не был изнеженным ребенком или собакой, требующей ухода и похвал. Они должны помогать ему так, чтобы он не терял собственного достоинства и рассудка одновременно.
   Она обменялась беспокойным взглядом с Коулом. Он, очевидно, думал то же самое.
   Снизу послышался голос Изабеллы. Каванетти вернулись. Коул поклонился Кэрол.
   – Я, вероятно, вернусь завтра. До свиданья, сестра Кэрол.
   – До свиданья, отец. Спасибо, что пришли. Может быть, это и не так, но мистер Каванетти, вероятно, благодарен вам за визит.
   – Надеюсь, что так. – Коул спрятал руки в рукава сутаны и вышел вслед за Джессикой из комнаты. Они спустились по черной лестнице, которая вела на кухню. Там их встретила Мария.
   – Торопитесь, – подгоняла она их. – Миссис Каванетти вернулась!
   – Мы слышали. – Коул подошел к боковой двери.
   – Мария, – Джессика повернулась к ней, прежде чем выйти, – постарайся заполучить пустой пузырек из-под пилюль, которыми лечат Майкла. Может быть, ты найдешь его в мусоре.
   – Зачем, бамбина?
   – Мы должны знать, что они ему дают и сколько, – Ну конечно, я попытаюсь.
   – И позвони Джессике, если нам можно будет прийти завтра, Мария.
   – Позвоню, Николо!
   Он обнял ее и поспешил из дома. Джессика почти бежала за ним, такие широкие были у него шаги.
   – Я собираюсь похитить его, – сказал Коул. – Клянусь, я украду его.
   Коул нырнул в часовню, а Джессика продолжила путь к бунгало. Он видел, как она уходит. Она помогла ему, но, казалось, не была заинтересована проводить больше времени в его компании. Это его ошибка. Коул, кажется, был несдержан в эти дни, особенно по отношению к ней. Ничего удивительного, что она холодна к нему.
   Коул вошел в алтарь. Возможно, когда все это кончится, он постарается возобновить дружбу с Джессикой. Он развязал льняную веревку на поясе. Дьявол, он хотел бы больше, чем дружбы, если он достоин этого.
   Коул снял капюшон и начал стягивать тяжелую шерстяную рясу через голову. Холодный воздух охватил его руки.
   – Продолжай, почему ты остановился, – прозвучал чей-то голос.
   Коул встрепенулся от неожиданности. Он думал, что часовня пуста. Однако у задних дверей сидела Шон Каванетти, поставив ноги на скамейку, и курила.
   – Продолжай, малыш. – Шон опустила ноги и поднялась. – Я хочу посмотреть на тебя.
   – Что ты здесь делаешь?
   – Курю. Миссис Каванетти не любит, когда я курю в доме. – Шон прошла легкой походкой, ее туфли постукивали по каменному полу. Коул сворачивал одежду и не смотрел на нее.
   – Дай взглянуть на это большое зовущее тело. – Шон затянулась сигаретой. – Трудно поверить, что вы с Френком братья.
   – Сводные братья, – ответил Коул, аккуратно складывая одежду в стеклянный ящик.
   – Ну да. – Она засмеялась. – Полубратья. И ты большая, я бы сказала, половина.
   Коул криво усмехнулся. Он взглянул на нее. Это была маленькая женщина, претендующая на то, чтобы быть упрямей и старше своих лет.
   Она была бы хорошенькой, если бы не грубый макияж и вульгарные манеры, убивающие природную красоту.
   Шон восприняла улыбку, как приглашение, и бочком приблизилась к нему.
   – Клянусь, чтобы стать таким мужчиной, как ты, нужно много тренироваться. – Она протянула руку и провела ладонью по его бицепсам. – Что ты делаешь на тренировках, брат Коул?
   – Много чего. – На него не подействовали ее прикосновения.
   – Я тоже тренируюсь, – продолжала она. – Ты удивишься, какая я сильная.
   – Ты – настоящая леди. – Он взял рубашку и продел одну руку в рукав. – Френк – счастливчик.
   – Ты тоже можешь стать счастливчиком, Коул.
   Я имею в виду, что могу думать о вещах, которые мы проделаем с тобой...
   – Звучит соблазнительно, Шон, но, ты знаешь, что они говорят...
   Ее брови смущенно поднялись:
   – Что?
   – Никаких женщин перед игрой.
   – Ты же не играешь в футбол. Я слышала, что ты в запасе.
   – Да. – Он застегнул рубашку. – Но не надолго. И я не могу рисковать моей формой ради глупостей с женщинами, несмотря на темперамент. – Он подмигнул ей.
   Она прищурилась, как будто решая, дурит он ее или говорит правду. Коул надеялся, что не причинил вреда ее чувствам. Он давно усвоил, что женщин легко обидеть, особенно когда они предлагают себя. Ироничные и нахальные, как Шон, чаще всего бывают хрупкими и ранимыми, в то время как спокойные и уверенные женщины, похожие на Джессику, имеют настоящую броню, а не кожу.
   Коул заправил рубашку в брюки:
   – Скажи, а почему бы нам с тобой не побегать трусцой, Шон?
   – Трусцой?
   – Ну да. Ты сказала, что тренируешься. Тут есть прекрасная тропинка на берегу. – Я не думала...
   – Ты будешь чувствовать себя обновленной.
   – Хорошо.
   – Встретимся на старом теннисном корте после ленча. Договорились?
   – Ладно.
 
   Изабелла заняла делами Марию на кухне и поднялась в комнату Шон. Она вошла в спальню, уверенная, что никто не заметил ее. В доме никого не было, кроме сиделки, а она не могла покинуть комнату Майкла без крайней необходимости. Изабелла подошла к окну и украдкой выглянула наружу, сквозь плотно задернутую занавеску. Около часовни, на теннисном корте, она увидела Френка, который отбивал подачи. Какое-то время она рассматривала изящную фигуру сына, пригнувшегося в ожидании мяча. Она никогда не видела, как он играет в теннис. Может быть, он и хороший игрок, однако это совсем не то, чему можно предпочесть адвокатскую практику.
   Изабелла могла видеть Коула и Шон, бегущих по дорожке. Они были бы парой, если бы браки действительно заключались на небесах. Как ей хотелось, чтобы Шон одурачила и заставила на себе жениться Коула, а не Френка. Он был слишком чувствительным и легко поддающимся обману, чтобы справиться с такой женщиной, как Шон. Она обвела Френка вокруг пальца и получила его, ничего для этого не сделав. Коул же способен и припугнуть женщину.
   Изабелла презрительно рассматривала черные волосы Коула и его широкие плечи, губы ее в этот момент расслабились. Вид Коула напоминал ей мужа. Майкл был хорош и в пятьдесят, когда она встретила его. Он был достаточно добрым, достаточно богатым, но его волосы уже седели и тело начинало слабеть.
   Глаза Изабеллы сузились. Только в годы после рождения Френка, когда Майкл наконец женился на ней, она поняла, что ему было нужно. Он не любил ее. Он просто хотел еще одного сына. Он был еще одним гнусным мужчиной, полным итальянских предрассудков, хотевший сына в качестве доказательства, что он еще способен переспать с женщиной и сделать ребенка.
   Последние двадцать лет она была связана с мужчиной, живя жизнью монахини, мечтающей о том дне, когда она сможет похоронить старого негодяя и наконец освободиться от него. Однако, глядя на Коула, она представляла, какой могла бы быть ее жизнь, если бы она встретила молодого Майкла Каванетти.
   Изабелла фыркнула с презрением и занялась делом, за которым пришла. Она выдвинула ящик для одежды и стала рыться в белье Шон. Ее губы искривились от отвращения. Изабелла была уверена, что это Шон внушила Френку идею открыть теннисный клуб. Откуда еще могла появиться такая дурацкая идея?