Отдельно стоят тейпократия и геронтократия, но я их сейчас рассматривать не буду, так как в применении к России, такой большой империи в 200 народов, они не имеют никакого значения. Я их рассмотрю немного ниже, после разделения людоедства на два вида.
   Вот эта гремучая смесь «в одной упаковке» и есть людоедство, людоедская власть, «людоедократия». На чем она основывается? На беззаконии. Тирания не может опираться на закон, так как она сама незаконна. Олигархия не может опираться на закон, так как стать олигархом на законных основаниях невозможно. И даже Билл Гейтс – самый «законный» из олигархов, то и дело походя нарушает законы, но у него много хороших адвокатов. И он не нарушает фундаментальных законов, тоже благодаря хорошим адвокатам. Остальные олигархи, включая русских, во–первых, сделались олигархами нечестными путями, во–вторых, став ими, еще больше стали нарушать законы. Теократия вообще не признает светских законов, а действует по своим, специально разработанным, обманным законам. Ибо Христос, собственно, как и Магомет, никогда и нигде не соблюдали элементарные человеческие законы, наказывая направо и налево без суда и следствия.
   Партократы всегда имели два закона под одним названием: для себя и прочих. Для себя дворяне избрали суд присяжных, для рабов своих – суд военный. Коммунисты делали изящнее: по одному и тому же закону судили по–разному, внедрив в наше сознание «телефонное право». Финансократия ничем не отличается от олигархии, может быть, я зря их привел по отдельности. Хотя у них и есть некоторые отличия, прежде всего родовые. Олигархи, как правило, получают свои права по наследству, финансократы, за редким исключением, — сами зарабатывают этот статус, так как наследники быстренько проматывают колоссальные наследства. Что касается мафии, то у них вообще свои «понятия», к законам никакого отношения не имеющие.
   Таким образом, людоедство основано на беззаконии, как и его составные части, только беззаконие в людоедстве так беспредельно, что уму непостижимо. Как беспредельность Вселенной.
   Историки говорят, что закон и законопослушание родились в Древнем Риме. Теперь я им не верю в этом благодаря своим исследованиям. Закон и законопослушание родились там, где родился Моисей, наверное, в Египте, который был не в современном Египте, а на севере Аравии, в Малой Азии и Междуречье, а может быть и в пустынях Центральной Аравии. Только закон и законопослушание по Моисею касалось только евреев, для всех остальных было – людоедство. Все остальные – амхаарцы, обработчики земли, презренные люди, предназначенные служить рабами для евреев. Таким образом, евреи – первые люди на Земле, познавшие закон. Иудаизм – закон религиозный, касающийся только идентификации евреев между собой по вере, частная или гражданская жизнь евреев между собой бога Яхве абсолютно не касалась. Именно поэтому был создан гражданский закон.
   Первозаконие Моисея сложило в одну кучу религиозные и гражданские законы. Моисей, подумав хорошенько, напрочь выбросил гражданские законы из иудаизма. Отныне у евреев стали «щи – отдельно, мухи – отдельно». В еврейском Второзаконии, которое не надо путать с христианским Второзаконием (Оно – Первозаконие), не было уделено ни одной строчки гражданской жизни, включая кровную родню. Именно поэтому началось самостоятельное развитие гражданского закона и гражданская законопослушность. Древние «греки», которые больше половины состояли из евреев, продолжили гражданское законотворчество, отделенное от иудаизма, но, все–таки, настоящий гражданский закон, действующий поныне под названием прав человека, родился в Северной Европе благодаря борьбе против «возрождения» Медичи, оно же католицизм. Эта борьба вылилась в лютеранство, протестантизм, кальвинизм, англиканство, и в конечном счете в Просвещение.
   На всей остальной Земле религия и гражданский закон так перепутались, что их друг от друга теперь не оторвать. Из всей этой гремучей смеси и родилось людоедство, получившее свой наивысший расцвет в нашей империи.
   В своих работах я в основном исследовал непротивление евреев симбиозу закона и религии для неевреев. Более того, их прямое участие в производстве и становлении христианства и ислама с использованием такого симбиоза на основе Первозакония Моисея, для них самих – пройденный этап. Теперь я хочу заострить внимание читателя, уточнить, что это касается только христианства и ислама и тех стран и народов, где они процветают. Но это далеко не вся Земля, а по народонаселению даже – меньшая часть. Людоедство же (Вы еще не забыли, что это термин новый, с прямым каннибализмом не связанный?) процветает на Земле гораздо шире, и в основном связано с империями, которые иногда по размеру площади, занимаемой ими, совсем маленькие, не чета России. Поэтому самих евреев в создании социального общежития людей – людоедства обвинять ни в коем случае нельзя. Они тут совершенно не причем. Евреи ни одной империи не создавали, а как я покажу несколько ниже, именно империя – причина людоедства.
   Но сперва несколько слов о терминах. У нас в мозгах уже нарубцевалось, что социальный – это нечто вроде «заботливый» о каждом члене социума, откуда и произошло слово социализм в чрезвычайно узком понятии в сегодняшних головах. Поэтому и слова социальность нет в русском словаре, и программа проверки орфографии все время его подчеркивает. По большому счету, социальное общежитие – это масло масляное, как говорят педагоги. Ибо, социум – это и есть общежитие людей, совместное проживание. Я же взял прилагательное социальное к существительному общежитие потому, что само слово общежитие столь же затасканное, обозначает сегодня в русских головах только дом с коридором посредине и комнатами по обе стороны его, в каковых живет одновременно от двух до ста человек, никакими отношениями не связанные. Здесь главное, что никто друг с другом в этом гигантском муравейнике под названием общежитие не связан никакими человеческими отношениями, как жареные семечки подсолнуха в стакане, в отличие от семечек того же подсолнуха, но находящихся в его «шляпе», покояшейся на длинном, толстом стебле с листьями. Вот слово социум и говорит о семечках связанных между собой в шляпе подсолнуха. Социальность – это именно эта связь, и она вовсе не ограничивается только «заботливостью» как у социалистов. Социальность – это связь всеобъемлющая как сама жизнь. Именно поэтому мне пришлось говорить «масло масляное», то есть «социальное общежитие» под названием «людоедство». Чтобы у вас не оставалось никаких сомнений, что все семечки в подсолнухе – родня, а семечки в стакане – только общежитие, например студентов или солдат.
   Второе мое замечание состоит в том, как надо понимать закон и законопослушание в гражданском смысле? Сам смысл гражданства состоит в том, что граждане – семечки в стакане, а не в подсолнухе. Но им желательно придать некоторые свойства семечек в подсолнухе. Это достигается законом, равным для всех семечек, хоть в стакане, хоть в подсолнухе. Это объединяет «семечки» во всех стаканах целого мешка. На этом же основана и религиозная общность.
   Но в головах большинства людей, особенно русских, закон ассоциируется только с уголовным кодексом. И для этого прилагаются немалые усилия со стороны владельцев народа. Между тем закон – это, прежде всего, права человека, как такового, данные ему по праву самого его рождения. Выше этого права ничего нет. А уголовный кодекс – это только малая часть закона о правах человека, предназначенная ограничивать эти самые права человека у тех людей, например, которые вознамерятся убивать друг друга. Таким образом, права человека первичны, а уголовный кодекс – вторичен. Поэтому все «семечки», во всех стаканах мешка, и даже во всех мешках на Земле – равноправны. И это их чрезвычайно сближает. Их сближает именно это, а не тряпичные стенки мешка, как может показаться с разбегу. Стенки мешка же не сближают души, а сближают только тела, души же всегда в таких случаях – за пределами мешка.
   Третье мое замечание, – о евреях. Ни одна моя работа не обходится без них. Потому, что я не люблю их, но преклоняюсь перед ними. Они дали миру почти все: письменность, науки, искусства, Первозаконие, Второзаконие, методы подчинения. И именно они владеют и управляют миром сегодня. Поэтому я их не люблю. Но все это произошло не от замены Первозакония на Второзаконие Моисеем, как можно подумать, а потому, что этот народ впервые в истории Земли догадался профессионально торговать, притом международно, пронизывая народы и государства, как расческа волосы. Следствием этого и явилась замена Первозакония на Второзаконие, по которому они живут поныне. Тогда как мусульмане и христиане живут по Первозаконию. Подробности в других моих работах. Торговля принудила их создать не только себя, но и полмира. Почему и говорят ныне, что они виноваты во всем. Но повторяю еще раз, что в создании «людоедства» они не виноваты, хотя по Талмуду им «надо вечно пользоваться рабами». Согласно Аристотелю, с чем я полностью согласен, склонность к рабству – такая же черта характера некоторых людей, как влюбчивость. И именно влюбчивость часто становится причиной «склонности к рабству». Влюбленный человек очень часто – совершенно добровольный раб.
   Рабовладельческое государство и империя – это разные вещи. Хотя в иной империи «свободным» ее гражданам живется хуже, чем рабам в рабовладельческом государстве. Империи, как я уже говорил, бывают двух видов: основанные, как ни странно, на страхе перед завоеванием, и, основанные на идеологии. К империям, основанным на идеологии, безусловно, приложили руку евреи, дав миру Христа. Но сами непосредственно не создавали империй, они просто пользовались результатами империализма. Христос же создал идеологию империализма, внушив миру переход к пройденному евреями этапу Первозакония, то есть объединения «в одном флаконе» религии и нравственности, религии и закона, разделенные Второзаконием по разным «флаконам». На основе идеологии Первозакония легко создавались империи (подробности – в других работах). В этом евреев можно обвинять, но не сегодняшних, а древних. Идеологические империи – это христианские империи, мусульманские, они развалились административно, но все еще живы идеологически. Потом идеологии империализма росли как на дрожжах: коммунизм, фашизм, нацизм, в которых есть немалая доля еврейского ума. Но все это, повторяю, началось с Христа. И эти идеологические империи – это, так сказать, позднейшие изобретения, но началось–то все не с этого.
   Началось с того, что люди почувствовали: если не будешь сильным, то тебя сильные будут обижать. Началось с героев, сильных физически. Но быстро заметили, что любого силача четверо–шестеро слабаков одолеют непременно. Потом слабаки заметили, что хитрость, изобретательность и ум помогают даже больше, чем численность. С тех пор предводители кланов стали чаще быть умными, чем сильными. Они быстренько сообразили, что нужно иметь в своей команде больше людей, больше изобретателей, больше хитрецов, которых позднее назвали стратегами.
   И тут мне надо, чтобы вы поняли дальнейшее, остановиться на матриархате и патриархате. Эти две штуки историки разделяют на многие тысячи лет, хотя фактически они сосуществовали одновременно даже на первых порах Возрождения, которое началось, как известно, в 15 веке. Одного историки не знают, что была еще одна форма организации жизни. На примере животноводства это называется раздельным содержанием полов. У людей – женские и мужские кланы, встречавшиеся несколько раз в году у речки под песню–пляску «А мы просо сеяли, сеяли…, а мы просо вытопчем, вытопчем…» В некоторых случаях они назывались амазонками. У отцов в таких случаях отцовские чувства не возникали. Поэтому им легко было воровать и продавать детей из женских кланов. Это я говорю о наших лесных дебрях, древней Руси. И о равнинных северных немцах, поляках, финнах – тоже. Кстати финны жили на Руси, начиная от Оки и до самой нынешней Финляндии под названием чудь, то есть чудаки, потому, что не знали никакого оружия. Потому их всех и продали потом «русские», которых в природе нет и не было, в рабство, в Кафу. Но были и такие племена (четвертая разновидность), в которых никогда не было ни патриархата, ни матриархата, ни кланового полового разделения, а были хорошие семьи, такие, например, как у пингвинов или у некоторых видов обезьян, у которых папаша сразу же взваливал новорожденного на свою спину и носился с ним по веткам, отдавая его матери только пососать грудь. Это северные и сибирские народы, которым без семьи не продолжить даже свой род. Все это я говорю к тому, чтобы перейти к империям, основанным на страхе перед завоеванием.
   Само собой разумеется, что для того, чтобы противостоять завоеванию, надо быть сильным племенем. Сила эта дается на первоначальном этапе природными условиями – еды много. От сытности охота размножаться. Но это чисто случайный фактор. У сильного племени получается сильным вождь. И он, в конце концов, начинает понимать, что свалившейся с неба силой надо воспользоваться, чтобы подчинить более слабые племена, чтобы стать еще сильнее. Сила перерождается в экспансию. Но наступает сатурация, насыщение, так как с покорением все новых владений сила должна пропорционально возрастать, но она не возрастает пропорционально, так как затраты силы на удержание в повиновении начинают превышать приращение силы, полученной от завоевания. То есть устанавливается естественное равновесие, когда больше завоевывать нельзя, удержать бы прежнее.
   Но математическая формула этого равновесия неизвестна до сих пор, и вряд ли ее когда–нибудь откроют. Но если и откроют, то кто же из царей ей последует, ибо с силой непременно и автоматически приобретается самоуверенность. Причем такая самоуверенность, что ни одной науке она становится не под силу. Более того, самоуверенность побеждает науки и изгоняет их от себя подальше, чтобы не раздражали самоуверенность, ибо самоуверенность – сама себе наука, так как считает, что и без науки проживет, на основе только силы.
   В местах на Земле наиболее благодатных, наиболее заселенных, в конце концов, устанавливается равновесие силы и противосилы, захвата и удержания. Так возникают государства, которые ныне называются мононациональными, хотя все они – первоначально империи. И зачастую, например, гасконцы и бретонцы, венеты и неаполитанцы, псковичи и рязанцы, баварцы и пруссаки больше ненавидят друг друга, чем они же по отдельности англичан или турок. Между тем по порядку эти пары будут французами, итальянцами, русскими и немцами. Особенно это заметно в самых насыщенных древними племенами местах, например, на Кавказе или в Эфиопии. Вы едва ли даже посадите за один сельский стол, например мингрела и кахетинца, хотя они оба – вроде бы грузины. Естественное равновесие между государствами такого вида устанавливалось несколько веков подряд, но все еще иногда возникают конфликты, правда, все реже и реже. И внутри этих государств – псевдоимперий возникают конфликты. И замечу, конфликты эти разрешаются не по формуле, о которой я говорил выше, а естественным путем, методом проб и ошибок. Кажется, я достиг понятия дипломатии, а мне это совершенно не нужно.
   Другое дело в местах, где племена редки как волоски на некоторых головах. Здесь, если места относительно благоприятны, образуются государства – империи того же вида, что я рассмотрел выше, но между этими государствами полдня на лошади скакать по межграничной пустоте. И уже в бескрайней тундре государств вовсе нет, если их понимать как маленькие империи. Там все живут сами по себе как деревья в лесу, если крона – это племя.
   Когда такие «деревья» живут тесно, как, например, в чеченских долинах среди гор, получается тейпократия, наиболее мощные «деревья» вытягиваются выше соседних деревьев и затеняют их, закрывают солнце своими разросшимися ветвями. В тени кроны соседних деревьев начинают хиреть.
   В разрозненных же семьях–племенах на просторах тундры «деревья» не пересекаются, «солнца» хватает всем, но там другая проблема возникает. Старый человек в кочевой жизни, который большую часть суток должен проводить на ногах, каждую неделю строя хотя и простенький, но новый дом, становится обузой семьи. Пока он ходит, он живет, как слег, то не выдержит даже переезда на новое стойбище – замерзнет в пути, прямо на нартах. Поэтому лежачих стариков просто оставляют умирать у костра, а сами уезжают на новое стойбище, обливаясь слезами. Отъехали, костер горит, старик лежит возле него, костер потух, старик умер – такова жизнь. Поэтому в таких условиях нет геронтократии.
   При тейпократии одновременно существует и геронтократия. Старики лежат в самом теплом углу сакли и все их беспрекословно слушаются, они опытны, дальновидны, потеряли любовное либидо, поэтому ничто не отвлекает их от дум о вечном. Сильный тейп имеет сильный совет старейшин, этот совет доминирует по отношению к другим советам на общем совете. Все очень просто, если не обращать внимания на мелочи, которые хотя и двигают туда–сюда равновесие, но силы эти хаотичны, равнодействующая их близка к нулю.
   Вернемся к империи, основанной на страхе завоевания. Как мы видели выше, как правило, наступает равновесие между микроимпериями, образуются государства, и среди них наступает равновесие сил. Но дамоклов меч потенциальной опасности завоевания соседями всегда висит над государством. Но это очень отвлеченное понятие, ведь государство, если его сузить до народа, неоднородно. Народ и элита, правители – вот из чего состоит государство, если отбросить понятие земли, территории. И эти две составляющие государства, вернее, совокупного народа, очень по–разному относятся к завоеванию извне.
   Конечно, простому народу не совсем все равно, если его завоюют, но народ знает, что уж очень худо ему не будет, иногда может быть даже лучше. Я не буду приводить примеры, их можно приводить бессчетно. Главное, налоги народ будет платить, грубо говоря, те же самые, только другим правителям. И, естественно, народ быстро сообразит, что его завоевали не для того, чтобы живьем съесть. Народ любым правителям нужен живой, здоровый и размножающийся. Основная проблема будет только в народном самолюбии, оно будет здорово ущемлено. Но опять же, это ущемление – не голод, к которому нельзя привыкнуть. К ущемленному самолюбию быстро привыкают, и наступает ассимиляция. Котел любви все постепенно перемешает. Особенно, если завоеватели и завоеванные примерно на равной стадии развития, а носы, глаза и овалы лица примерно одинаковы.
   Этот мой тезис не понравится ни одному правительству и ни одной национальной элите, ни в одной стране мира. Вот к ним и перейду, чтобы и вам стало понятно, почему этот мой тезис им не понравится, притом так сильно, что я стану врагом всей совокупной элите всех стран на нашей грешной Земле. Элита при внешнем завоевании теряет все свои исключительные права и привилегии среди своего народа, наперед зная, что, в общем–то, она их и недостойна. А привилегии и права эти весьма и весьма велики, иногда так велики, что если бы свой собственный народ даже о небольшой части их догадывался, то давно бы сам собрался с силами и завоевал свою страну. И в прямом, и в фигуральном смысле. Я приведу только один малюсенький пример. Все дети простого народа России играют в русскую рулетку в 18 лет, называемую армией. В этой рулетке, как известно, ставка – жизнь, не говоря уже о страдании родителей. А внучок даже не действующего, а «прошлого» президента в эту рулетку не играет, и играть никогда не будет.
   Элита прекрасно понимает, хотя дураков в ней не меньше чем в простом народе, если она прямо и открыто скажет своему народу, что он должен защищать ее, элиты исключительные права и привилегии от внешних врагов, то народ этому не очень обрадуется. Может даже вообще нисколько не обрадоваться, а напротив, сильно загрустить, и даже обозлиться. Поэтому говорить так совершенно невозможно. Нужно говорить как можно больше бодрых, призывных, не допускающих возражений слов, попросту – шаманских, но таких слов в природе мало. «Родина–мать», которую невозможно себе представить, «единая и неделимая», которую невозможно понять, немного зная физику. «Святой долг» при абсолютном безбожии. Вот, кажется, и все. Поэтому слова переходят в юридическую экспансию: «гражданская обязанность», переходящая в тюремное заключение на максимальный срок, а в военное время – в расстрел, которые действует уже лучше, радикальнее. Но еще менее понятно, чем предыдущие слова. Ибо по Всеобщей декларации прав человека никто не может обязать убивать, даже для защиты элиты.
   Кажется, я добрался до причины устройства людоедского правления. И сразу же хотел бы привести пример, не вдаваясь в правовые аспекты разногласий. Когда две страны с общей численностью около полумиллиарда человек из–за разногласий между собой совсем недавно чуть не отправили на тот свет все население Земли в пять миллиардов человек. Этот пример я привел не для иллюстрации людоедства, а для иллюстрации степени напряженности, которая может возникнуть между элитами двух стран. А уже из этой напряженности должно происходить людоедство, когда у страны не хватает сил.
   Нищий не очень боится, что его ограбят, а вот богатому есть что терять, поэтому он всегда боится. Бессильный только боится, а сильный предусматривает защиту, чтобы стать еще сильней. Для усиления нужны деньги, но денег негде взять кроме как у своего народа. Можно «присоединить» еще народ и брать деньги уже с двух народов, с трех и так далее, до 200 народов. Это хорошо, но трудно. Чем больше народов, тем большая между ними разница, тем они хуже уживаются друг с другом, то и дело хотят отпрыгнуть подальше. Поэтому все меньше силы приобретается с «приобретением» новых народов, так как большая ее часть начинает уходить на принуждение к «содружеству наций».
   Тут возникает несколько вариантов по русской поговорке: знай край, и не падай. То есть, можно остановиться на каком–то этапе истощения народных сил, в той или иной степени. Чем меньше истощен народ, тем он быстрее движется по научно–техническому прогрессу, из которого возникают культурный, правовой и прочие прогрессы. В том числе и прогресс в добывании народом денег. Чем больше истощен народ, тем быстрее все происходит наоборот и главное – денег становится все меньше и меньше. Но элита врет, что все деньги, собираемые с народа на защиту отечества, на нее и тратит. Больший кусок этих денег она тратит на себя. И когда истощенное отечество уже не в состоянии содержать и элиту, и армию, элита переключает почти все деньги на себя, а что останется, то – на армию. Но одновременно усиливается налоговый гнет на народ, так как в элите начинают соревноваться между собой страх и жадность. Нужно и безопасность свою блюсти и сытость своего брюха. Разрываясь между этими двумя желаниями элита начинает раздевать народ до нитки. В результате всяческие прогрессы начинают пятиться, а обезумевшая элита постепенно, по мере своего «обнищания» вводит элементы людоедства, пока не перейдет к полному их набору.
   Как ни странно, за редким исключением, такие процессы идут почти параллельно во всех соседних странах, особенно у скученных государств. Параллельно и одновременно. Поэтому статус–кво между ними сохраняется, только этот статус проявляется с каждым годом на более низком научно–техническом уровне. Скоро эти страны вообще не могут производить никакого оружия кроме кинжалов, все остальное им приходится покупать. А страны–производители оружия, которые остановились на самом краю пропасти, о которой я только что сказал, и не упали в нее, прогрессивно развились, но особо прогрессивно они уже сами повысили цены на свое оружие. И государствам с людоедским правлением ничего не остается, как его покупать, еще более угнетая свой народ. А экспортеры все сильнее богатеют и движутся все быстрее в сторону всяческих прогрессов. Но, так как у меня о таких странах речь впереди, замечу по поводу стран с людоедским правлением, что эта людоедская форма, как ни странно – непреложное правило на Земле. А страны прогрессивные – исключение из этого правила. Иначе бы я и не поднимал этого вопроса.
   Влюбленный в «новую хронологию» я не полезу вглубь веков за доказательствами этого. Историю можно читать только после начала эры книгопечатания, с середины 15 века. Бросим взгляд на мир с 15 по 20 век, исключая Америку, Россию и те острова, где съели капитана Кука. Первые микроимперии, считающиеся ныне мононациональными государствами, созданы из «малых» народностей – племен, но до сих пор эти праплемена не очень любят друг друга, хотя и живут в одной стране, и зачастую как, например, в Италии не очень хорошо понимают друг друга на «итальянском» языке. Это произошло во всем «цивилизованном» мире, от Японии до Атлантики. Сколько же войн претерпели все эти праимперии–государства друг с другом, так сказать по–соседски, уму непостижимо. Но постепенно все «устаканилось», мне очень нравится сие жаргонное простонародное словечко, оно значительно шире по смыслу, чем, например, успокоилось.
   Можно подумать, что островная Япония мононациональна, но айны – ныне «японцы» – отнюдь не японцы на самом деле. И ирландцы, шотландцы не англичане, хотя живут ныне в Англии. О некоторых других странах и входящих в них народах я говорил выше. Это же можно сказать о любой другой стране мира, но не в этом главное. Главное в том, как эти первичные народы сожительствуют. Насколько сильны относительно друг друга входящие в миниимперию народы. И насколько амбициозны превалирующие элиты. В конце концов, одна элита выбирается из кучи элит наверх и остается сидеть на этой куче, питаясь на «подножном» корму.