Страница:
А мечта эта, если вы помните, возникла у меня под влиянием моего друга Николаи Семерикова. Его девизом было: "Жить и творить на счастье человека" Об этом поведал он мне в одном из своих фронтовых писем. И чтобы оправдать, закрепить этот девиз, Николай очень хотел попасть в такое первоклассное военное учебное заведение, как академия имени Н. Е. Жуковского. Ведь из этого храма авиационной науки вышла целая когорта авиационных конструкторов мировой известности. Академия - поистине кузница инженерных кадров ВВС, достойных великой Страны Сонетов. Академия - мечта Николая Семерикова, которому не довелось дожить до Победы... Но что не осуществили ведущие, должны довести до конца их ведомые.
Храм авиационной науки
Академия произвела на меня, крестьянского сына, познавшего радость полета и опаленного порохом войны, неизгладимое впечатление. Словно зачарованный, ходил я по этажам и коридорам, с затаенным дыханием читал надписи на дверях аудиторий, кабинетов и лабораторий.
Заглядываю в аудиторию и тотчас закрываю дверь. Читаю надпись: "Кафедра динамики полета". Интересно... Но, к сожалению, эту науку предстоит изучать только на третьем курсе.
Поднимаюсь в волнении этажом выше. "Лаборатория кафедры конструкции двигателей". Светлый полукруглый зал. У стен стоят препарированные авиационные моторы разных типов. Ребята заносят какие-то детали. Спрашиваю:
- Что это?
- Части нового двигателя. Оборудование для новой кафедры реактивных двигателей.
Долгое время мне как-то не верилось, что закончились моя странствия по фронтовым аэродромам. Фронтовиков в академию поступило много. Мы с жадностью набросились на духовную пищу знаний. Все науки живо пленили меня и казались самыми интересными. На первом курсе шли общеобразовательные предметы: физика, математика, начертательная геометрия, химия и другие. Интересуемся понаслышке всем, но изучаем по-настоящему на лекциях пока только общеобразовательные дисциплины.
Заниматься самостоятельно приходится много, каждый день после лекций еще часов по пять-шесть. А к концу недели обнаруживаешь, что недоделок еще уйма. Вот и получалось, что выходных почти не было. Иногда успеешь сходить в кино или в театр, но эта роскошь отнюдь не каждую неделю.
Слушатель академии подобен альпинисту. Он идет на трудный штурм одной вершины за другой. Поначалу эти альпинисты весьма и весьма неопытны. На штурм очередной высоты идут они толпой одиночек, и потому среди них нередки случаи "жертв" в виде двоек на экзаменах. Но очень скоро они убеждаются, что и здесь серьезная товарищеская взаимопомощь играет важную роль. И тогда начинает складываться настоящий боевой коллектив альпинистов. А в связке среди верных друзей не такими уж трудными кажутся и самые сложные восхождения...
Высшую математику преподавал у нас Герман Федорович Лаптев, доктор физико-математических наук, добродушный, жизнерадостный человек. Точная наука математика в его лекциях была совсем не академической и сухой, а живой, поэтической наукой. Знал он массу случаев, имевших место в среде математиков, и рассказывал их слушателям, перемежая трудные разделы лекций. Как сейчас помню, говорил он:
- Математик никогда не скажет: возьмем деталь со стола. Он скажет; возьмем одноточечное множество и перенесем его из точки А в точку Б...
Это звучало необычно загадочно, таинственно и притягательно.
Наиболее трудно доступную для восприятия часть высшей математики векторный анализ излагал он интересно и живо. Вот, например, как преподносилось им понятие градиента:
- Вы находитесь в комнате у горячей печи. Пока вы идете пять метров от печи к окну, температура меняется от сорока градусов до нуля. Значит, в вашей комнате градиент температуры восемь градусов на метр... Теперь понятно, что такое градиент?
- Понятно... только раньше мы это называли бесхозяйственностью, - острит кто-то из слушателей с дальнего ряда столов.
Герман Федорович - блестящий методист и высокоэрудированный ученый. Многое он, очевидно, перенял от своего учителя генерала Голубева, профессора МГУ и начальника кафедры математики нашей академии. Герман Федорович часто говорил о нем по ходу своих лекций.
Владимир Васильевич Голубев был одним из выдающихся ученых-механиков МГУ. Много сил отдал он проблемам аэромеханики, в частности теории механизированного крыла, Владимир Васильевич - создатель теории машущего крыла и автор солидных научных трудов в области математики. Был он ярким представителем отечественной школы математиков и механиков. Лекцию на нашем курсе он читал всего один раз. Но она оставила у слушателей неизгладимое впечатление, поразив отточенной филигранностью педагогического мастерства. Ближе довелось мне с ним столкнуться на экзаменах по высшей математике.
Подошел я к столу, вытянул, как обычно, билет. Подготовился, выхожу отвечать. Экзаменаторов много. К кому из них пойти, думаю. Неожиданно поднялся профессор Голубев.
- Товарищ генерал, разрешите сдавать экзамен, я готов...
- Посмотрим, посмотрим, - оживленно и загадочно говорит генерал Голубев. На фронте вы отличились, посмотрим, как сильны в математике.
Он отложил билет в сторону и начал бегло гонять меня по всему курсу.
- Неплохо, - наконец остановился профессор и взялся за авторучку.
"Ну, думаю, пронесло, как над "Голубой линией". А он тем временем вкрадчиво говорит:
- Возьмите, пожалуйста, вот этот интеграл,- в пишет на листке.
Задачу решил быстро. - А ну-ка еще вот этот возьмите, - говорит он и протягивает новый листок бумаги. Взял и этот интеграл.
- Ну, пожалуй, достаточно, - сам с собой говорит профессор и уже мне: Поздравляю вас, в математике вы тоже на уровне своих фронтовых успехов. Продолжайте и дальше в таком же духе...
...Часто вспоминаю однополчан. Они тоже не забывают меня, только успевай отвечать на письма. Вот и сегодня пришло еще одно. "Доброго здоровья, Гриша, Катя! Получили твою весточку. За что большое спасибо.
Наше письмо, наверное, будет как раз ко времени. Так что от имени всего коллектива поздравляем вас с Новым, 1946 годом, в двенадцать ночи.
Гриша, сейчас коротко напишу тебе о наших друзьях, близких и знакомых. Терехов со всеми своими друзьями уехал. Заблудовский и Провоторов - тоже. Так что на старом месте никого нет.
Лещинер убыл, Шуляков также. Так что все сейчас разбрелись, кто куда. Мы пока еще на старом месте, ожидаем эшелона. Как там на новом месте, еще ничего не можем сказать, по прибытии туда сообщим.
Отпускники наши все переженились, но женушки еще на родине. Привез только Заблудовский...
Много войска нашего демобилизовалось, убыл и Боря Корецкий.
Учеба проходит нормально: восемь часов в день и даже больше. Ну, как будто бы охватили все, в дальнейшей нашей переписке будем подробней информировать.
С новым Годом! С новым счастьем! Долгая вам и вашему потомству жизнь!
Привет и наилучшие пожелания от всей фронтовой братии.
Привет Москве белокаменной!
Жмем крепко ваши руки.
К сему: Кучеренко, Малютенко.
Верно: старший писарь Аношкин".
...Катя учится на четвертом курсе мехмата Московского университета. Я - на первом курсе академии. Получилось так, что мы оказались продолжателями традиционных связей академии и университета.
Традиция эта возникла давно, со времен Николая Егоровича Жуковского, профессора МГУ и первого ректора Московского авиатехникума, созданного по указанию В. И. Ленина в 1919 году для подготовки авиационных инженеров. Авиатехникум через год был преобразован в институт инженеров Красного воздушного флота, а затем в 1922 году - в Академию воздушного флота имени Н. Е. Жуковского. С тех пор деловая дружба коллективов двух выдающихся высших учебных заведений страны развивалась и крепла.
В трудные для Родины дни войны большая группа студентов четвертого курса мехмата университета стала слушателями академии.
А теперь у нас были "общие профессора". Н. Н. Бухгольц, А. П. Минаков, В. В. Голубев, А. А. Космодемьянский, Н. Д. Моисеев читали лекции и в университете, и в академии.
Три подруги, студентки МГУ, Рая Надеева, Ира Тюлина и Катя Рябова в 1941-м году ушли на фронт с третьего курса мехмата. Сейчас они снова вместе, вернулись с разных фронтов войны и опять продолжают учебу на том же факультете университета,
В прошлом году они восстанавливали знания за первые два курса, забытые за время войны. Кое-что надо было досдавать: учебная программа изменилась. Поднатужиться им пришлось крепко. Изголодавшись за войну по учебе, они с превеликим энтузиазмом и упорством догоняли ушедших вперед товарищей и уже принялись за программу третьего курса. Они "зубрили" теоретическую механику и математические науки, а потом досрочно сдавали экзамены. В это время я готовился к вступительным экзаменам в академию и краем уха прислушивался к их оживленному "триалогу". Они говорили почти всегда одновременно. Я слышал массу непонятных мне терминов, а иногда даже пытался вникнуть в их "высокие науки".
И вот теперь и я слушаю лекции по теоретической механике. Читает их доцент, кандидат физико-математических наук Кузнецов, тоже воспитанник мехмата университета. Он нам преподносит необычно короткие и четкие доказательства теорем векторным методом. А в учебнике те же доказательства даются длинными, на страничку и более, обычными математическими выкладками. Как ему удается все так коротко доказать, ну прямо в одну строчку? Восхищаемся мы своим преподавателем. Но однажды вышла загвоздка. Объясняет он довольно сложное понятие эллипсоида инерции, потом спрашивает:
- Поняли?.
- Нет...
Преподаватель объясняет еще раз. Опять не поняли. И так -несколько безуспешных попыток. Ушли мы с лекции, не поняв, что хотел сказать нам преподаватель.
А при подготовке к экзамену мы неожиданно для себя обнаружили, что конспекты его лекций удивительно ясны и логичны.
На втором курсе теоретическую механику продолжает читать профессор Аркадий Александрович Космодемьянский. Он покоряет аудиторию, заражает ее своим энтузиазмом и увлеченностью наукой. Механика тела переменной массы - это его специальность. К тому же он страстный рыболов и до мозга костей русской души человек, любитель жаркой бани и ядреного кваса. За всю свою жизнь профессор не был ни в доме отдыха, ни в санатории. Он признавал отдых только в родной деревне в Горьковской области.
- Самые лучшие мысли, - говорил он, - появились у меня в лесной тиши, на берегу озера, с первыми лучами солнца.
Речь его всегда красочна и образна:
- Приходит инженер в математическую мастерскую. А там по стенам развешаны различные математические инструменты: дифференциальное и интегральное исчисление, векторный анализ, операционное исчисление, вариационное исчисление... Самым подходящим инструментом для исследования ракет оказалось вариационное исчисление. Снимает инженер этот инструмент со стены и, засучив рукава, начинает исследование...
Профессор Уманский читает курс сопротивления материалов и строительную механику. Удивительно просто обращается он с математическими понятиями; режет и изгибает дифференциалы, принципиально неразрешимые задачи механики в сопромате становятся разрешимыми. Вот это инженер, математика для него - наука ради дела, а не ради науки.
А его коллега Масалов на лекциях неистощим на всевозможные истории с неудачными конструкциями:
- Всякая конструкция должна быть рассчитана не только на прочность, но и на жесткость. Представьте себе, что Иван Иваныч любит попить чайку из самовара на свежем воздухе. Выходит он на балкон с кипящим самоваром в руках, а консольные балки балкона изгибаются вниз под действием силы веса Ивана Иваныча с самоваром на семьдесят градусов. Иван Иваныч вместе с самоваром сваливается с балкона, а балкон, как ни в чем не бывало, выпрямляется снова в горизонтальное положение. Вот что значит рассчитать конструкцию на прочность, но забыть про ее жесткость...
Да, нужно быть хорошим специалистом, чтобы правильно сделать все расчеты. А сколько требуется разных специалистов нашей стране! Мы, будущие инженеры ВВС, - лишь капля в море среди них. Тысячи вузов готовят огромную армию специалистов, а их все не хватает. Особенно остро ощущает недостаток в кадрах деревня...
Деревня... Как трудно тебе досталась война. Не успели еще окрепнуть юношеские плечи колхозов, как на них упало тяжелое бремя войны. Все лучшие силы деревни ушли на фронт. Одни женщины и дети обеспечивали хлебом фронт и заводы, ковавшие оружие, делали все возможное и невозможное, чтобы накормить и одеть миллионы солдат.
Деревня глубокого тыла. О тебе совсем мало сказано в книгах, это еще впереди. На тебя не падали бомбы, на твоей земле не рвались снаряды, но силы твои истощались от неимоверного напряжения. И ты вынесла все эти адские муки ради жизни своей Родины, ради счастья детей города и деревни...
После войны очень быстро восстанавливались разрушенные города, на месте эвакуированных в глубокий тыл заводов вырастали новые, оснащенные первоклассной современной техникой предприятия. А деревне труднее было подняться на ноги. Ее здоровье было надорвано тяжестью войны, как организм юноши непосильным грузом. Заросли поля, соскучилась земля по пахарю и плугу, недоставало семян, тракторов, горючего. Помощь деревне шла из города. Рабочий протягивал дружескую руку колхознику...
Отец постоянно держит нас с Катей в курсе своей деревенской жизни и событий в родном колхозе.
"Здравствуйте, Григорий и Катя! Прежде всего шлем вам свой семейный привет. Живем мы пока ничего, все живы, здоровы. Евгений работает в заводе, где работает Василий, после работы учится. Виталий в ремесленном училище. Да, чуть не забыл, Евгений-то ведь женился, невесту затребовал из Омска, с которой ранее был знакомый. Звать ее Надей, неделю была у нас, кое-что помогала матери. Пока нам с матерью понравилась, такая же по нам, небогатая. Свадьбу, конечно, праздновать не пришлось, потому что живем небогато.
Погода у нас всю осень стояла дождливая, так что уборка хлеба шла очень медленно, а уже валит снег...
Ну, и немного о себе. Живем мы почти так же, как и жили. Завтра собираемся съездить в Пермь, может быть, есть какие-нибудь продукты.
Промлимитная книжка получена, только не был с ней в дирекции универмага на прикрепление, завтра тоже зайду. За 4-й квартал по книжке купили Виталию костюм, Евгению брюки, Александру ботинки; юбку, платье, 4 метра ткани, галоши и одну простыню.
Ну пока все. До свидания. Ждем ответа. С приветом Флегонт Сивков. Передайте привет Катиной мамаше, братьям и сестрам. Извиняюсь, что письмо послал без марки; не пришлось купить. Желаем здоровья и хороших успехов в учебе".
...Третий курс. Мы входим в аэродинамическую лабораторию. И снова, уже и который раз, наше воображение поражают загадочные приборы и установки. Здесь проводятся уникальные эксперименты, от них во многом зависит будущее нашей авиации. Недаром совсем недавно группе сотрудников этой лаборатории присуждена Государственная премия!
Мы слушаем лекции по экспериментальной аэродинамике и по теоретической аэрогидромеханике.
Курс экспериментальной аэродинамики читает ученик Н. Е. Жуковского академик Борис Николаевич Юрьев. Никогда не подумаешь, что это выдающийся ученый,- до чего он всегда обыденно и просто излагает материал в своих лекциях. Но вот картина дорисована до конца и сделаны выводы. И тогда невольно проникаешься глубочайшим уважением к лектору: во всем чувствуется крупный специалист, одержимый наукой человек с кладезем капитальных знаний.
Борис Николаевич - ученый разносторонней эрудиции, специалист широкого профиля. Еще будучи студентом третьего курса МВТУ, он изобрел автомат перекоса, обеспечивающий устойчивость и управляемость вертолета. Конструктивная схема автомата перекоса осталась практически до сих пор неизменной, и сегодня почти все вертолеты мира летают с этим автоматом.
Еще в 1912 году на международной авиационной выставке Борис Николаевич получил золотую медаль "За прекрасную теоретическую разработку проекта геликоптера и его конструктивное осуществление". В 1964 году ему была присуждена Государственная премия за разработку конструкции двухвинтового геликоптера "Омега".
Борис Николаевич в совершенстве владел и теоретической аэрогидромеханикой. Он был создателем импульсной теории воздушного винта, в которой развил теорию винта Н. Е. Жуковского, и одним из первых авторов современного аэродинамического расчета вертолета.
...Кафедра теории реактивных двигателей. Мы слушаем лекции академика Бориса Сергеевича Стечкина. Он, как и Б. Н. Юрьев, ближайший ученик Н. Е. Жуковского. Оба они в юности были энтузиастами воздухоплавательного кружка, руководимого Николаем Егоровичем.
Борис Сергеевич - крупный специалист по теории реактивных двигателей, выдающийся представитель технической мысли, но разговаривал он со слушателями как с себе равными. И потому как-то незаметно будил у своих учеников мысль, заставлял относиться к любому вопросу творчески.
Во многих своих лекциях он высказывал совершенно новые, оригинальные идеи и делал это как само собой разумеющееся, будто бы все люди без исключения могли делать то же самое.
Крупный ученый не всегда бывает хорошим методистом. Так и Борис Сергеевич. Иногда в середине сложных рассуждений, когда уже вся доска заполнена длинными формулами, у него появлялась новая мысль. Он стирал написанное и начинал все сызнова, но мы этого как будто и не замечали. Мы глубоко уважали Бориса Сергеевича за широкую эрудицию и человечность, за приобщение всех нас, слушателей академии, обычных людей, к тайнам большого творчества, за то, что он, крупный ученый, всем своим поведением показывал: "Не боги горшки обжигают".
...Началась пора курсового проектирования. По курсу "Детали машин" получаем задание спроектировать редуктор. Казалось бы, совсем простой механизм, но ведь его конструкцию надо разработать и рассчитать самостоятельно!
Сразу же возникло множество вопросов; с чего начать? Из чего сделать корпус? Какой толщины стенки корпуса? Как его изготовить? И т. д. Впервые в жизни мы попробовали на вкус, что значит техническое творчество. Расчеты сделаны. Чертежи изготовлены. На душе радостно, как перед первым самостоятельным полетом.
Подошло время защиты. Моя очередь через десять минут. Последний раз пробегаю глазами по чертежам и вдруг замечаю: корпус редуктора при перечерчивании листа уменьшен на десять миллиметров. Ну, думаю, завернут обратно и начинай все сначала. А времени, как у студента, всегда в обрез.
Вышел все же на защиту. Бойко рассказал расчетную и пояснительную части. Преподаватель спрашивает:
- А это у вас, очевидно, описка?-и показывает на ошибку в размере корпуса редуктора.
- Дал промашку. Торопился...
Проект редуктора принят. А для меня опять урок: в науке никогда не следует ничего делать наспех...
Однажды, когда я учился уже на четвертом курсе, приехал ко мне однополчанин Иван Митрохович.
- Поступаем в академию вместе с Анатолием Чемеркиным.
Вспомнил я тогда изобретательную жилку этих двух неразлучных друзей и спрашиваю:
- Ну, а как дела с изобретениями?
- Да вот об этом я и хочу поговорить с тобой. Понимаешь, разработал я тут новый прицел, такой, чтобы и маневру для ухода от зенитного огня не мешал, и чтобы бомбы при этом точно в цель ложились.
- Интересно. Но возможно ли это?
- Возможно и почти все уже сделано. Но только вот рассчитать форму одной ответственной детали надо весьма точно, В этом вся загвоздка. Нужно несколько переделать баллистические таблицы.
- Ну, это не велик труд, сделаем.
Иван Митрохович довел до конца не только это свое изобретение. Он, пока учился в академии, получил несколько авторских свидетельств за весьма важные изобретения. Очень жаль мне было, что он не остался после академии в адъюнктуре. Вышел бы из него хороший конструктор. Но его потянуло ближе к жизни, к практическим делам сегодняшнего дня. Возможно, он и прав. Талантливые люди, новаторы по натуре нужны всюду.
...Наконец, дошел черед и до динамики полета. Из вводной лекции профессора Б. Т. Горощенко мы узнали, что эта наука создавалась многими учеными, однако основы ее заложил опять-таки Н. Е. Жуковский. Недаром В. И. Ленин назвал его "отцом русской авиации"!
У Николая Егоровича было много учеников, работавших под eго непосредственным руководством в воздухоплавательном кружке при МВТУ. Одним из лучших и наиболее талантливых учеников был Владимир Петрович Ветчинкин. Именно так и сказал Николай Егорович в одном из своих писем: "Я считаю В. П. Ветчинкина моим лучшим учеником".
Владимир Петрович всегда проявлял особый интерес к новым, совершенно неразработанным, но актуальным вопросам. Один из таких новых и весьма сложных вопросов - расчет тяжелого самолета - В. П. Ветчинкин выбрал в качестве темы своего дипломного проекта и в 1915 году блестяще защитил его. Он был первым русским инженером, получившим диплом по авиационной специальности.
Владимир Петрович считал, что "авиационный инженер должен уметь летать, так же как инженер-путеец управлять паровозом". И он первым среди авиационных инженеров научился управлять самолетом, стал инженером-летчиком.
И в создании авиационного расчетно-испытательного бюро при МВТУ, и в организации работы "летучей лаборатории", и, наконец, в работах по организации знаменитого ЦАГИ - всюду Владимир Петрович развивает кипучую творческую деятельность. Круг его научных интересов весьма широк: новые методы расчета на прочность авиационных конструкций, проектирование и расчет воздушных винтов и ветровых двигателей, расчеты на устойчивость и на прочность артиллерийских снарядов, экспериментальные исследования в полете, астрономия и навигация, движение ракет и реактивных самолетов, бомбометание и новые методы приближенных вычислений. Но самое важное место в его исследованиях занимают работы по динамике полета. Начиная с 1917 года, он провел более тридцати исследований в этой области науки. И не случайно поэтому первое в мире наиболее подробное систематическое изложение всех вопросов динамики полета в капитальном труде и оформление ее в самостоятельную науку принадлежит Владимиру Петровичу Ветчинкину.
Профессор В. В. Голубев о нем писал: "В. П. Ветчинкин был поэт в области науки и техники. Всякая новая техническая идея, особенно если она была неожиданна по своей смелости и открывала необъятные горизонты, увлекала его и целиком захватывала его творческое воображение.
Для Владимира Петровича решение научных вопросов было главным и единственным содержанием его жизни, и эта творческая напряженность его научных исканий была особенно привлекательна для всех, кто имел удовольствие встретиться с ним в жизни. Этот невысокий, необычайно живой и энергичный человек с доброй улыбкой на лице прежде всего поражал взглядом своих ясных голубых глаз: они всегда смотрели куда-то в одному ему видимую даль".
Вот каков он был, профессор В. П. Ветчинкин, лучший ученик Н. Е. Жуковского, блестяще сочетавший глубокую теорию с тонким научным эскпериментом, один из основных создателей науки о динамике полета.
Мне довелось лишь однажды увидеть его из глубины зала - в президиуме на одном из торжественных собраний. К сожалению, я тогда еще совершенно не представлял, кто этот симпатичный, небольшого роста, белый, как лунь, но весьма подвижный старичок.
Через несколько лет мне пришлось довольно близко познакомиться с его учеником и продолжателем дела развития науки о динамике полета В. С. Пышновым.
А теперь мы слушаем лекции профессора Бориса Тимофеевича Горощенко. Поначалу эта наука не вызвала у нас особого восхищения. Может, это случилось потому, что лекции профессора Горощенко не были столь увлекательными, как, например, лекции В. В. Голубева. Только позднее, уже при дипломном проектировании более трезво и полно мы оценили курс "Динамика полета", когда пришлось выполнять аэродинамический расчет самолета, определять его летные характеристики, рассчитывать боевые маневры.
Военно-воздушная академия готовит авиационных инженеров. Полеты здесь не предусмотрены по учебной программе. А летать ох как хочется! Не у одного меня такое желание. Из бывших летчиков в академии учатся только на нашем курсе человек десять, и все тоже хотят летать.
При академии тогда имелся учебный полк. Он только так громко назывался, а на.самом-то деле это было нечто похожее на полк скорее лишь по названию. Но здесь находились различные типы самолетов; истребители, бомбардировщики, штурмовики. Слушателей-оружейников в соответствии с учебной программой возили на полигон бомбить и стрелять, но они не управляли самолетом. А нам хотелось именно летать.
Во время очередного летнего отпуска группе слушателей-летчиков удалось как-то проникнуть в этот полк. Командир полка майор Константинов, посвятивший свою жизнь авиации, "седой ветеран неба", не выдержал горячих просьб молодых энтузиастов, выпустил их в воздух. Но после окончания недельной тренировки в заключение сказал:
- Такая партизанщина не пойдет! Надо узаконить ваши полеты.
На одном из партийных активов академии обращаемся к Главкому ВВС Константину Андреевичу Вершинину. Окружили его в фойе и попросили:
- Товарищ маршал, нельзя ли в академии организовать регулярную летную тренировку? После академии хотим быть на летной работе. А тренироваться негде.
Храм авиационной науки
Академия произвела на меня, крестьянского сына, познавшего радость полета и опаленного порохом войны, неизгладимое впечатление. Словно зачарованный, ходил я по этажам и коридорам, с затаенным дыханием читал надписи на дверях аудиторий, кабинетов и лабораторий.
Заглядываю в аудиторию и тотчас закрываю дверь. Читаю надпись: "Кафедра динамики полета". Интересно... Но, к сожалению, эту науку предстоит изучать только на третьем курсе.
Поднимаюсь в волнении этажом выше. "Лаборатория кафедры конструкции двигателей". Светлый полукруглый зал. У стен стоят препарированные авиационные моторы разных типов. Ребята заносят какие-то детали. Спрашиваю:
- Что это?
- Части нового двигателя. Оборудование для новой кафедры реактивных двигателей.
Долгое время мне как-то не верилось, что закончились моя странствия по фронтовым аэродромам. Фронтовиков в академию поступило много. Мы с жадностью набросились на духовную пищу знаний. Все науки живо пленили меня и казались самыми интересными. На первом курсе шли общеобразовательные предметы: физика, математика, начертательная геометрия, химия и другие. Интересуемся понаслышке всем, но изучаем по-настоящему на лекциях пока только общеобразовательные дисциплины.
Заниматься самостоятельно приходится много, каждый день после лекций еще часов по пять-шесть. А к концу недели обнаруживаешь, что недоделок еще уйма. Вот и получалось, что выходных почти не было. Иногда успеешь сходить в кино или в театр, но эта роскошь отнюдь не каждую неделю.
Слушатель академии подобен альпинисту. Он идет на трудный штурм одной вершины за другой. Поначалу эти альпинисты весьма и весьма неопытны. На штурм очередной высоты идут они толпой одиночек, и потому среди них нередки случаи "жертв" в виде двоек на экзаменах. Но очень скоро они убеждаются, что и здесь серьезная товарищеская взаимопомощь играет важную роль. И тогда начинает складываться настоящий боевой коллектив альпинистов. А в связке среди верных друзей не такими уж трудными кажутся и самые сложные восхождения...
Высшую математику преподавал у нас Герман Федорович Лаптев, доктор физико-математических наук, добродушный, жизнерадостный человек. Точная наука математика в его лекциях была совсем не академической и сухой, а живой, поэтической наукой. Знал он массу случаев, имевших место в среде математиков, и рассказывал их слушателям, перемежая трудные разделы лекций. Как сейчас помню, говорил он:
- Математик никогда не скажет: возьмем деталь со стола. Он скажет; возьмем одноточечное множество и перенесем его из точки А в точку Б...
Это звучало необычно загадочно, таинственно и притягательно.
Наиболее трудно доступную для восприятия часть высшей математики векторный анализ излагал он интересно и живо. Вот, например, как преподносилось им понятие градиента:
- Вы находитесь в комнате у горячей печи. Пока вы идете пять метров от печи к окну, температура меняется от сорока градусов до нуля. Значит, в вашей комнате градиент температуры восемь градусов на метр... Теперь понятно, что такое градиент?
- Понятно... только раньше мы это называли бесхозяйственностью, - острит кто-то из слушателей с дальнего ряда столов.
Герман Федорович - блестящий методист и высокоэрудированный ученый. Многое он, очевидно, перенял от своего учителя генерала Голубева, профессора МГУ и начальника кафедры математики нашей академии. Герман Федорович часто говорил о нем по ходу своих лекций.
Владимир Васильевич Голубев был одним из выдающихся ученых-механиков МГУ. Много сил отдал он проблемам аэромеханики, в частности теории механизированного крыла, Владимир Васильевич - создатель теории машущего крыла и автор солидных научных трудов в области математики. Был он ярким представителем отечественной школы математиков и механиков. Лекцию на нашем курсе он читал всего один раз. Но она оставила у слушателей неизгладимое впечатление, поразив отточенной филигранностью педагогического мастерства. Ближе довелось мне с ним столкнуться на экзаменах по высшей математике.
Подошел я к столу, вытянул, как обычно, билет. Подготовился, выхожу отвечать. Экзаменаторов много. К кому из них пойти, думаю. Неожиданно поднялся профессор Голубев.
- Товарищ генерал, разрешите сдавать экзамен, я готов...
- Посмотрим, посмотрим, - оживленно и загадочно говорит генерал Голубев. На фронте вы отличились, посмотрим, как сильны в математике.
Он отложил билет в сторону и начал бегло гонять меня по всему курсу.
- Неплохо, - наконец остановился профессор и взялся за авторучку.
"Ну, думаю, пронесло, как над "Голубой линией". А он тем временем вкрадчиво говорит:
- Возьмите, пожалуйста, вот этот интеграл,- в пишет на листке.
Задачу решил быстро. - А ну-ка еще вот этот возьмите, - говорит он и протягивает новый листок бумаги. Взял и этот интеграл.
- Ну, пожалуй, достаточно, - сам с собой говорит профессор и уже мне: Поздравляю вас, в математике вы тоже на уровне своих фронтовых успехов. Продолжайте и дальше в таком же духе...
...Часто вспоминаю однополчан. Они тоже не забывают меня, только успевай отвечать на письма. Вот и сегодня пришло еще одно. "Доброго здоровья, Гриша, Катя! Получили твою весточку. За что большое спасибо.
Наше письмо, наверное, будет как раз ко времени. Так что от имени всего коллектива поздравляем вас с Новым, 1946 годом, в двенадцать ночи.
Гриша, сейчас коротко напишу тебе о наших друзьях, близких и знакомых. Терехов со всеми своими друзьями уехал. Заблудовский и Провоторов - тоже. Так что на старом месте никого нет.
Лещинер убыл, Шуляков также. Так что все сейчас разбрелись, кто куда. Мы пока еще на старом месте, ожидаем эшелона. Как там на новом месте, еще ничего не можем сказать, по прибытии туда сообщим.
Отпускники наши все переженились, но женушки еще на родине. Привез только Заблудовский...
Много войска нашего демобилизовалось, убыл и Боря Корецкий.
Учеба проходит нормально: восемь часов в день и даже больше. Ну, как будто бы охватили все, в дальнейшей нашей переписке будем подробней информировать.
С новым Годом! С новым счастьем! Долгая вам и вашему потомству жизнь!
Привет и наилучшие пожелания от всей фронтовой братии.
Привет Москве белокаменной!
Жмем крепко ваши руки.
К сему: Кучеренко, Малютенко.
Верно: старший писарь Аношкин".
...Катя учится на четвертом курсе мехмата Московского университета. Я - на первом курсе академии. Получилось так, что мы оказались продолжателями традиционных связей академии и университета.
Традиция эта возникла давно, со времен Николая Егоровича Жуковского, профессора МГУ и первого ректора Московского авиатехникума, созданного по указанию В. И. Ленина в 1919 году для подготовки авиационных инженеров. Авиатехникум через год был преобразован в институт инженеров Красного воздушного флота, а затем в 1922 году - в Академию воздушного флота имени Н. Е. Жуковского. С тех пор деловая дружба коллективов двух выдающихся высших учебных заведений страны развивалась и крепла.
В трудные для Родины дни войны большая группа студентов четвертого курса мехмата университета стала слушателями академии.
А теперь у нас были "общие профессора". Н. Н. Бухгольц, А. П. Минаков, В. В. Голубев, А. А. Космодемьянский, Н. Д. Моисеев читали лекции и в университете, и в академии.
Три подруги, студентки МГУ, Рая Надеева, Ира Тюлина и Катя Рябова в 1941-м году ушли на фронт с третьего курса мехмата. Сейчас они снова вместе, вернулись с разных фронтов войны и опять продолжают учебу на том же факультете университета,
В прошлом году они восстанавливали знания за первые два курса, забытые за время войны. Кое-что надо было досдавать: учебная программа изменилась. Поднатужиться им пришлось крепко. Изголодавшись за войну по учебе, они с превеликим энтузиазмом и упорством догоняли ушедших вперед товарищей и уже принялись за программу третьего курса. Они "зубрили" теоретическую механику и математические науки, а потом досрочно сдавали экзамены. В это время я готовился к вступительным экзаменам в академию и краем уха прислушивался к их оживленному "триалогу". Они говорили почти всегда одновременно. Я слышал массу непонятных мне терминов, а иногда даже пытался вникнуть в их "высокие науки".
И вот теперь и я слушаю лекции по теоретической механике. Читает их доцент, кандидат физико-математических наук Кузнецов, тоже воспитанник мехмата университета. Он нам преподносит необычно короткие и четкие доказательства теорем векторным методом. А в учебнике те же доказательства даются длинными, на страничку и более, обычными математическими выкладками. Как ему удается все так коротко доказать, ну прямо в одну строчку? Восхищаемся мы своим преподавателем. Но однажды вышла загвоздка. Объясняет он довольно сложное понятие эллипсоида инерции, потом спрашивает:
- Поняли?.
- Нет...
Преподаватель объясняет еще раз. Опять не поняли. И так -несколько безуспешных попыток. Ушли мы с лекции, не поняв, что хотел сказать нам преподаватель.
А при подготовке к экзамену мы неожиданно для себя обнаружили, что конспекты его лекций удивительно ясны и логичны.
На втором курсе теоретическую механику продолжает читать профессор Аркадий Александрович Космодемьянский. Он покоряет аудиторию, заражает ее своим энтузиазмом и увлеченностью наукой. Механика тела переменной массы - это его специальность. К тому же он страстный рыболов и до мозга костей русской души человек, любитель жаркой бани и ядреного кваса. За всю свою жизнь профессор не был ни в доме отдыха, ни в санатории. Он признавал отдых только в родной деревне в Горьковской области.
- Самые лучшие мысли, - говорил он, - появились у меня в лесной тиши, на берегу озера, с первыми лучами солнца.
Речь его всегда красочна и образна:
- Приходит инженер в математическую мастерскую. А там по стенам развешаны различные математические инструменты: дифференциальное и интегральное исчисление, векторный анализ, операционное исчисление, вариационное исчисление... Самым подходящим инструментом для исследования ракет оказалось вариационное исчисление. Снимает инженер этот инструмент со стены и, засучив рукава, начинает исследование...
Профессор Уманский читает курс сопротивления материалов и строительную механику. Удивительно просто обращается он с математическими понятиями; режет и изгибает дифференциалы, принципиально неразрешимые задачи механики в сопромате становятся разрешимыми. Вот это инженер, математика для него - наука ради дела, а не ради науки.
А его коллега Масалов на лекциях неистощим на всевозможные истории с неудачными конструкциями:
- Всякая конструкция должна быть рассчитана не только на прочность, но и на жесткость. Представьте себе, что Иван Иваныч любит попить чайку из самовара на свежем воздухе. Выходит он на балкон с кипящим самоваром в руках, а консольные балки балкона изгибаются вниз под действием силы веса Ивана Иваныча с самоваром на семьдесят градусов. Иван Иваныч вместе с самоваром сваливается с балкона, а балкон, как ни в чем не бывало, выпрямляется снова в горизонтальное положение. Вот что значит рассчитать конструкцию на прочность, но забыть про ее жесткость...
Да, нужно быть хорошим специалистом, чтобы правильно сделать все расчеты. А сколько требуется разных специалистов нашей стране! Мы, будущие инженеры ВВС, - лишь капля в море среди них. Тысячи вузов готовят огромную армию специалистов, а их все не хватает. Особенно остро ощущает недостаток в кадрах деревня...
Деревня... Как трудно тебе досталась война. Не успели еще окрепнуть юношеские плечи колхозов, как на них упало тяжелое бремя войны. Все лучшие силы деревни ушли на фронт. Одни женщины и дети обеспечивали хлебом фронт и заводы, ковавшие оружие, делали все возможное и невозможное, чтобы накормить и одеть миллионы солдат.
Деревня глубокого тыла. О тебе совсем мало сказано в книгах, это еще впереди. На тебя не падали бомбы, на твоей земле не рвались снаряды, но силы твои истощались от неимоверного напряжения. И ты вынесла все эти адские муки ради жизни своей Родины, ради счастья детей города и деревни...
После войны очень быстро восстанавливались разрушенные города, на месте эвакуированных в глубокий тыл заводов вырастали новые, оснащенные первоклассной современной техникой предприятия. А деревне труднее было подняться на ноги. Ее здоровье было надорвано тяжестью войны, как организм юноши непосильным грузом. Заросли поля, соскучилась земля по пахарю и плугу, недоставало семян, тракторов, горючего. Помощь деревне шла из города. Рабочий протягивал дружескую руку колхознику...
Отец постоянно держит нас с Катей в курсе своей деревенской жизни и событий в родном колхозе.
"Здравствуйте, Григорий и Катя! Прежде всего шлем вам свой семейный привет. Живем мы пока ничего, все живы, здоровы. Евгений работает в заводе, где работает Василий, после работы учится. Виталий в ремесленном училище. Да, чуть не забыл, Евгений-то ведь женился, невесту затребовал из Омска, с которой ранее был знакомый. Звать ее Надей, неделю была у нас, кое-что помогала матери. Пока нам с матерью понравилась, такая же по нам, небогатая. Свадьбу, конечно, праздновать не пришлось, потому что живем небогато.
Погода у нас всю осень стояла дождливая, так что уборка хлеба шла очень медленно, а уже валит снег...
Ну, и немного о себе. Живем мы почти так же, как и жили. Завтра собираемся съездить в Пермь, может быть, есть какие-нибудь продукты.
Промлимитная книжка получена, только не был с ней в дирекции универмага на прикрепление, завтра тоже зайду. За 4-й квартал по книжке купили Виталию костюм, Евгению брюки, Александру ботинки; юбку, платье, 4 метра ткани, галоши и одну простыню.
Ну пока все. До свидания. Ждем ответа. С приветом Флегонт Сивков. Передайте привет Катиной мамаше, братьям и сестрам. Извиняюсь, что письмо послал без марки; не пришлось купить. Желаем здоровья и хороших успехов в учебе".
...Третий курс. Мы входим в аэродинамическую лабораторию. И снова, уже и который раз, наше воображение поражают загадочные приборы и установки. Здесь проводятся уникальные эксперименты, от них во многом зависит будущее нашей авиации. Недаром совсем недавно группе сотрудников этой лаборатории присуждена Государственная премия!
Мы слушаем лекции по экспериментальной аэродинамике и по теоретической аэрогидромеханике.
Курс экспериментальной аэродинамики читает ученик Н. Е. Жуковского академик Борис Николаевич Юрьев. Никогда не подумаешь, что это выдающийся ученый,- до чего он всегда обыденно и просто излагает материал в своих лекциях. Но вот картина дорисована до конца и сделаны выводы. И тогда невольно проникаешься глубочайшим уважением к лектору: во всем чувствуется крупный специалист, одержимый наукой человек с кладезем капитальных знаний.
Борис Николаевич - ученый разносторонней эрудиции, специалист широкого профиля. Еще будучи студентом третьего курса МВТУ, он изобрел автомат перекоса, обеспечивающий устойчивость и управляемость вертолета. Конструктивная схема автомата перекоса осталась практически до сих пор неизменной, и сегодня почти все вертолеты мира летают с этим автоматом.
Еще в 1912 году на международной авиационной выставке Борис Николаевич получил золотую медаль "За прекрасную теоретическую разработку проекта геликоптера и его конструктивное осуществление". В 1964 году ему была присуждена Государственная премия за разработку конструкции двухвинтового геликоптера "Омега".
Борис Николаевич в совершенстве владел и теоретической аэрогидромеханикой. Он был создателем импульсной теории воздушного винта, в которой развил теорию винта Н. Е. Жуковского, и одним из первых авторов современного аэродинамического расчета вертолета.
...Кафедра теории реактивных двигателей. Мы слушаем лекции академика Бориса Сергеевича Стечкина. Он, как и Б. Н. Юрьев, ближайший ученик Н. Е. Жуковского. Оба они в юности были энтузиастами воздухоплавательного кружка, руководимого Николаем Егоровичем.
Борис Сергеевич - крупный специалист по теории реактивных двигателей, выдающийся представитель технической мысли, но разговаривал он со слушателями как с себе равными. И потому как-то незаметно будил у своих учеников мысль, заставлял относиться к любому вопросу творчески.
Во многих своих лекциях он высказывал совершенно новые, оригинальные идеи и делал это как само собой разумеющееся, будто бы все люди без исключения могли делать то же самое.
Крупный ученый не всегда бывает хорошим методистом. Так и Борис Сергеевич. Иногда в середине сложных рассуждений, когда уже вся доска заполнена длинными формулами, у него появлялась новая мысль. Он стирал написанное и начинал все сызнова, но мы этого как будто и не замечали. Мы глубоко уважали Бориса Сергеевича за широкую эрудицию и человечность, за приобщение всех нас, слушателей академии, обычных людей, к тайнам большого творчества, за то, что он, крупный ученый, всем своим поведением показывал: "Не боги горшки обжигают".
...Началась пора курсового проектирования. По курсу "Детали машин" получаем задание спроектировать редуктор. Казалось бы, совсем простой механизм, но ведь его конструкцию надо разработать и рассчитать самостоятельно!
Сразу же возникло множество вопросов; с чего начать? Из чего сделать корпус? Какой толщины стенки корпуса? Как его изготовить? И т. д. Впервые в жизни мы попробовали на вкус, что значит техническое творчество. Расчеты сделаны. Чертежи изготовлены. На душе радостно, как перед первым самостоятельным полетом.
Подошло время защиты. Моя очередь через десять минут. Последний раз пробегаю глазами по чертежам и вдруг замечаю: корпус редуктора при перечерчивании листа уменьшен на десять миллиметров. Ну, думаю, завернут обратно и начинай все сначала. А времени, как у студента, всегда в обрез.
Вышел все же на защиту. Бойко рассказал расчетную и пояснительную части. Преподаватель спрашивает:
- А это у вас, очевидно, описка?-и показывает на ошибку в размере корпуса редуктора.
- Дал промашку. Торопился...
Проект редуктора принят. А для меня опять урок: в науке никогда не следует ничего делать наспех...
Однажды, когда я учился уже на четвертом курсе, приехал ко мне однополчанин Иван Митрохович.
- Поступаем в академию вместе с Анатолием Чемеркиным.
Вспомнил я тогда изобретательную жилку этих двух неразлучных друзей и спрашиваю:
- Ну, а как дела с изобретениями?
- Да вот об этом я и хочу поговорить с тобой. Понимаешь, разработал я тут новый прицел, такой, чтобы и маневру для ухода от зенитного огня не мешал, и чтобы бомбы при этом точно в цель ложились.
- Интересно. Но возможно ли это?
- Возможно и почти все уже сделано. Но только вот рассчитать форму одной ответственной детали надо весьма точно, В этом вся загвоздка. Нужно несколько переделать баллистические таблицы.
- Ну, это не велик труд, сделаем.
Иван Митрохович довел до конца не только это свое изобретение. Он, пока учился в академии, получил несколько авторских свидетельств за весьма важные изобретения. Очень жаль мне было, что он не остался после академии в адъюнктуре. Вышел бы из него хороший конструктор. Но его потянуло ближе к жизни, к практическим делам сегодняшнего дня. Возможно, он и прав. Талантливые люди, новаторы по натуре нужны всюду.
...Наконец, дошел черед и до динамики полета. Из вводной лекции профессора Б. Т. Горощенко мы узнали, что эта наука создавалась многими учеными, однако основы ее заложил опять-таки Н. Е. Жуковский. Недаром В. И. Ленин назвал его "отцом русской авиации"!
У Николая Егоровича было много учеников, работавших под eго непосредственным руководством в воздухоплавательном кружке при МВТУ. Одним из лучших и наиболее талантливых учеников был Владимир Петрович Ветчинкин. Именно так и сказал Николай Егорович в одном из своих писем: "Я считаю В. П. Ветчинкина моим лучшим учеником".
Владимир Петрович всегда проявлял особый интерес к новым, совершенно неразработанным, но актуальным вопросам. Один из таких новых и весьма сложных вопросов - расчет тяжелого самолета - В. П. Ветчинкин выбрал в качестве темы своего дипломного проекта и в 1915 году блестяще защитил его. Он был первым русским инженером, получившим диплом по авиационной специальности.
Владимир Петрович считал, что "авиационный инженер должен уметь летать, так же как инженер-путеец управлять паровозом". И он первым среди авиационных инженеров научился управлять самолетом, стал инженером-летчиком.
И в создании авиационного расчетно-испытательного бюро при МВТУ, и в организации работы "летучей лаборатории", и, наконец, в работах по организации знаменитого ЦАГИ - всюду Владимир Петрович развивает кипучую творческую деятельность. Круг его научных интересов весьма широк: новые методы расчета на прочность авиационных конструкций, проектирование и расчет воздушных винтов и ветровых двигателей, расчеты на устойчивость и на прочность артиллерийских снарядов, экспериментальные исследования в полете, астрономия и навигация, движение ракет и реактивных самолетов, бомбометание и новые методы приближенных вычислений. Но самое важное место в его исследованиях занимают работы по динамике полета. Начиная с 1917 года, он провел более тридцати исследований в этой области науки. И не случайно поэтому первое в мире наиболее подробное систематическое изложение всех вопросов динамики полета в капитальном труде и оформление ее в самостоятельную науку принадлежит Владимиру Петровичу Ветчинкину.
Профессор В. В. Голубев о нем писал: "В. П. Ветчинкин был поэт в области науки и техники. Всякая новая техническая идея, особенно если она была неожиданна по своей смелости и открывала необъятные горизонты, увлекала его и целиком захватывала его творческое воображение.
Для Владимира Петровича решение научных вопросов было главным и единственным содержанием его жизни, и эта творческая напряженность его научных исканий была особенно привлекательна для всех, кто имел удовольствие встретиться с ним в жизни. Этот невысокий, необычайно живой и энергичный человек с доброй улыбкой на лице прежде всего поражал взглядом своих ясных голубых глаз: они всегда смотрели куда-то в одному ему видимую даль".
Вот каков он был, профессор В. П. Ветчинкин, лучший ученик Н. Е. Жуковского, блестяще сочетавший глубокую теорию с тонким научным эскпериментом, один из основных создателей науки о динамике полета.
Мне довелось лишь однажды увидеть его из глубины зала - в президиуме на одном из торжественных собраний. К сожалению, я тогда еще совершенно не представлял, кто этот симпатичный, небольшого роста, белый, как лунь, но весьма подвижный старичок.
Через несколько лет мне пришлось довольно близко познакомиться с его учеником и продолжателем дела развития науки о динамике полета В. С. Пышновым.
А теперь мы слушаем лекции профессора Бориса Тимофеевича Горощенко. Поначалу эта наука не вызвала у нас особого восхищения. Может, это случилось потому, что лекции профессора Горощенко не были столь увлекательными, как, например, лекции В. В. Голубева. Только позднее, уже при дипломном проектировании более трезво и полно мы оценили курс "Динамика полета", когда пришлось выполнять аэродинамический расчет самолета, определять его летные характеристики, рассчитывать боевые маневры.
Военно-воздушная академия готовит авиационных инженеров. Полеты здесь не предусмотрены по учебной программе. А летать ох как хочется! Не у одного меня такое желание. Из бывших летчиков в академии учатся только на нашем курсе человек десять, и все тоже хотят летать.
При академии тогда имелся учебный полк. Он только так громко назывался, а на.самом-то деле это было нечто похожее на полк скорее лишь по названию. Но здесь находились различные типы самолетов; истребители, бомбардировщики, штурмовики. Слушателей-оружейников в соответствии с учебной программой возили на полигон бомбить и стрелять, но они не управляли самолетом. А нам хотелось именно летать.
Во время очередного летнего отпуска группе слушателей-летчиков удалось как-то проникнуть в этот полк. Командир полка майор Константинов, посвятивший свою жизнь авиации, "седой ветеран неба", не выдержал горячих просьб молодых энтузиастов, выпустил их в воздух. Но после окончания недельной тренировки в заключение сказал:
- Такая партизанщина не пойдет! Надо узаконить ваши полеты.
На одном из партийных активов академии обращаемся к Главкому ВВС Константину Андреевичу Вершинину. Окружили его в фойе и попросили:
- Товарищ маршал, нельзя ли в академии организовать регулярную летную тренировку? После академии хотим быть на летной работе. А тренироваться негде.