Сивков Григорий. Готовность номер один

   - Правильно, товарищи! Летчики-инженеры очень нужны. Их всегда не хватает. Могу всех пересчитать по пальцам.
   Инициативу нашу маршал поддержал. Вскоре последовало соответствующее распоряжение. Стали мы на законном основании летать: две недели за счет учебного времени, а две недели за счет отпуска. И, таким образом, каждый год оставшегося срока учебы мы проводили летную тренировку.
   Летом собиралась летная братия на подмосковном аэродроме. Жили в фанерных домиках лагеря. Летали каждый день. Восстанавливали свои летные навыки.
   Летали не зря. Большинство бывших летчиков, выпускников нашей академии, стало летчиками-испытателями: Георгий Баевский, Вадим Кравченко, Сергей Дедух, Степан Микоян и другие. Многие из них и сегодня испытывают в воздухе новейшие образцы авиационной техники.
   ...У нас в семье появилась маленькая Наташа. Молодая мама еще как следует не знает, как с ней обращаться, а папа совсем в этом деле профан. Выручает старшая сестра Кати - Сима. От нее мы получаем первую консультацию, когда Катя с дочуркой приезжает из роддома.
   Ребенок в семье - большая радость. Но вместе с тем это и большие заботы и трудности. Кате не хотелось отставать от своих подруг по университету, и она продолжала учебу. Очень трудно, конечно, учиться, имея на руках грудного ребенка. В общем, досталось нам обоим. Первую половину дня с Наташей сидела Катя. Сменял ее после обеда я, как только возвращался из академии. Катя ехала в университет готовить дипломную работу. Так распределялся у нас день. Но труднее была ночь. Сначала мы дежурили по полночи, но не получилось: не высыпались оба. Очередной эксперимент - дежурить по целой ночи - оказался более успешным. Через день мы отсыпались, это уже легче. Молодой папа научился пеленать. Удивительно: вышла из меня, как говорили, неплохая няня!
   Катя и ее подруги Ира и Рая блестяще защитили дипломные работы и все трое поступили в аспирантуру. Через три года они ужо стали кандидатами физико-математических наук. А я все еще студент, слушатель академии. Отстаю я от своей жены...
   Но вот и у моля настала пора дипломного проектирования. Мне поручили спроектировать самолет-штурмовик. Задание получено, а что делать дальше, не знаю. Чувствую себя как человек, которого бросили в воду, чтобы научить плавать..
   Читаю книги, готовлюсь. Узнаю, что мой товарищ по фронту Герой Советского Союза Василий Емельяненко закончил диссертационную работу на тему "Требования тактики к самолету-штурмовику".
   Поехал, конечно, к нему за советом, потом послушал защиту диссертации. Попросил официально выслать к нам в академию его диссертационную работу. Извлек все необходимое для начала работы над дипломным проектом.
   Задача передо мной моим научным руководителем Сергеем Владимировичем Ильюшиным поставлена довольно сложная. Спроектировать самолет-штурмовик по своим летным и техническим качествам лучше существующих ИЛов - второго и десятого, то есть на уровне последних достижений науки и техники. Генеральному конструктору, конечно, по плечу решать подобные проблемы: у него колоссальные знания и опыт, лаборатории, специалисты различных профилей. А дипломнику одному каково? Но что поделаешь, такова уж участь каждого студента...
   На какое-то время становлюсь сам себе генеральным конструктором, разве что без необходимого опыта и конструкторского бюро... Двигатель на самолет решаю установить новый, который проектирует мой однокашник слушатель академии Роман Федякин. Выбрано вооружение. Обоснованы тактико-технические требования. Теперь дело "за самым малым": скомпоновать самолет, разработать конструкцию основных элементов силовой схемы, вычертить компоновочный чертеж с несколькими сечениями, провести расчеты на прочность, рассчитать летные характеристики. Словом, работы непочатый край.
   Каждый день - с восьми утра до восьми вечера, включая выходные,- мы в проектном зале. Просмотрена масса литературы. Обдумано и отвергнуто множество идей Почти полгода напряженного труда. Вот это школа! Создается впечатление и не без основания,- что за это время мы выросли примерно на столько же, как и за все предыдущие годы учебы.
   И вот уже проект почти готов. В целом самолет-штурмовик у меня на бумаге получился (по отзыву научного руководителя) неплохой конструкции. Двигатель новый. Для защиты самолета сзади теперь вместо одного пулемета - две пушки с широчайшим сектором обстрела - почти во всю заднюю полусферу. Летно-технические данные моего самолета приближались к данным первоклассного истребителя первых послевоенных лет ЛА-11
   Дипломное проектирование - большая школа для будущего инженера, проверка его теоретических знаний. Работая над проектом, ощущаешь радость творчества в поисках и открытиях для самого себя. Это, пожалуй, один из ранних этапов шлифовки будущего самостоятельного работника.
   С руководителем дипломного проекта Сергеем Владимировичем Ильюшиным мне приходилось тогда не так уж много раз встречаться. Он был сильно загружен в своем конструкторском бюро и к тому же нередко болел. Но и эти короткие встречи оставили во мне навсегда большое впечатление и удовлетворение.
   Сергей Владимирович - человек весьма рационалистичный. Дипломниками он руководил не только для того, чтобы передать свои знания и опыт будущим инженерам, но строил работа таким образом, чтобы привлечь своих подопечных к конкретным, практическим проблемам, над которыми трудился коллектив возглавляемого им конструкторского бюро. В это время Сергей Владимирович проектировал новый самолет-штурмовик.
   Одному дипломнику он дал задание спроектировать штурмовик с поршневым двигателем, другому - с турбореактивным, а третьему - с турбовинтовым двигателем. В эти проекты он вкладывал свою инженерную мысль конструктора, учил нас методологии конструкторского мышления и, очевидно, одновременно получал для заводского проектирования от нас, бывших летчиков-штурмовиков, кое-какую дополнительную информацию, проверял свои мысли по проектированию нового штурмовика.
   Как сейчас помню, появляется в зале для дипломников невысокого роста, подвижный, моложавый на вид генерал. Мы замираем каждый на своем месте в ожидании четких по форме и глубоких по существу формулировок своего руководителя. Соображает он моментально, речь его насыщена меткими образными выражениями, иногда он дает лишь острые реплики на вопросы или ответы своих подопечных. Каждое его слово ловится на лету и откладывается в памяти благодарных и любознательных слушателей.
   Вот генеральный конструктор объясняет очередную трудную для нас проблему. Слушаем, раскрыв, как говорится, рты. Вдруг кто-нибудь из дипломников находит для себя противоречие: малая посадочная скорость и максимальная скорость в полете. Тут же следует вопрос (Сергей Владимирович очень не любил, когда слушатели оставались с невыясненными для себя вопросами). Ученый моментально дает исчерпывающее объяснение и четкую установку:
   - Проектируемому самолету действительно предъявляется много противоречивых требований. Например, малый вес и большая дальность полета, хорошая устойчивость и управляемость и максимальная простота у надежность оборудования. Задача в том и состоит, чтобы наиболее полно и разумно удовлетворить всем требованиям и при этом обеспечить максимально простую технологию производства самолета в заводских условиях. Таким образом, мысль направлена в трех аспектах: летчик, самолет, завод.
   Слушатель задает другой вопрос. Сергей Владимирович моментально дает ответ. Метким выражением парирует сомнение дипломника. Сразу все встает на свои места...
   В стенах академии довелось мне встретиться с еще одним авиаконструктором мировой известности - Виктором Федоровичем Болховитиновым. Им создано много различных конструкций самолетов. В частности, он спроектировал первый в Советском Союзе реактивный самолет с жидкостно-ракетным двигателем.
   Виктор Федорович был известен нам еще до войны, когда мы с Николаем Семериковым учились в техникуме. Но первый раз мне удалось с ним поговорить в театре на чествовании Андрея Николаевича Туполева - академика, одного из выдающихся создателей отечественных самолетов. Это было в пору, когда уже летали наши реактивные самолеты.
   - Когда мы будем летать на сверхзвуке?- задал я вопрос Виктору Федоровичу после юбилейного заседания.
   - По уровню развития двигателей уже давно пора. Тяга двигателя достаточна. Но очень сложны вопросы устойчивости и управляемости самолета при переходе через скорость звука.
   Тут мне неожиданно вспомнилось, что на самолете его конструкции погиб замечательный летчик-испытатель Григорий Бахчиванджи. Почему он погиб, мне не было известно, а спросить постеснялся: может, думаю, этот разговор будет неприятен Виктору Федоровичу, Но я ошибся: оказывается, тот самолет не был рассчитан на преодоление скорости звука.
   Ближе с Виктором Федоровичем познакомился я при работе над дипломным проектом. Он нам читал лекции по проектированию самолета. Когда мы только начинали дипломные работы, на его кафедре зародилось новое направление в науке конструирования самолетов. Прежде чем браться за создание новой машины, нужно было оценить ее боевую эффективность. Но как? По каким критериям? С чем сравнить? Пока еще не было четкой методологии. Этой проблемой и занялся Виктор Федорович со своим коллективом. Подобрал он себе талантливых учеников, и они, как в бою - отважно и смело, ринулись в атаку. За короткий срок проблема была научно разработана во многих аспектах. Защищены докторские и кандидатские диссертации. Сейчас это направление в авиационной пауке уже устоялось и получило множество разветвлений в самых различных направлениях.
   Виктор Федорович Болховитинов был поистине выдающимся ученым, умеющим видеть перспективу развития авиационной техники, автором большого количества научных работ, воспитателем целой плеяды ученых и конструкторов, создателем советской школы теории боевой эффективности самолетов.
   Во время дипломного проектирования познакомился я и с сыном генерального конструктора С. В. Ильюшина Володей. Он тоже был слушателем академии и поставил перед собой задачу стать летчиком-испытателем. Учась в академии, он одновременно начал летать в аэроклубе, много тренировал себя физически. Он, как и его отец, очень целеустремленно шел к намеченной цели и после успешного окончания академии стал инженером-летчиком. Только благодаря огромному желанию, настойчивости и железному упорству, он преодолел все трудности и преграды, добился направления в школу летчиков-испытателей и с честью оправдал оказанное ему высокое доверие. Теперь вся страна знает летчика-испытателя Владимира Ильюшина, удостоенного звания Героя Советского Союза за многочисленные, сложные и весьма опасные испытания опытных образцов авиационной техники.
   Напряженные дни дипломного проектирования подходят к концу.
   На защиту мы одеваемся в парадную форму. Волнуемся как перед боем... Двадцать минут доклада проходят, словно в тумане. И только под перекрестным огнем вопросов членов Государственной комиссии приходишь в себя: тут уже надо сосредоточиться и думать! Но, как ни странно, все кончается благополучно.
   Торжественное вручение дипломов. Выпускной вечер. Откровенный разговор "по душам" со своими любимыми и "не очень" преподавателями. А на сердце как-то немного грустно... Мы так сроднились с академией, так много получили от наших наставников, что теперь жаль расставаться с этими чудесными людьми. Они крепко потрудились над нами - "сырым материалом", чтобы выковать из нас инженеров. Каждому они отдали частицу своего сердца. Успехов вам в вашем благородном деле, дорогие незабываемые учителя!...
   Впереди захватывающая перспектива - работа летчика-испытателя. Однако это получилось не просто, и об этом следует рассказать немного подробнее.
   Занимаясь в академии, мы продолжали летать. Немалую роль в нашей летной тренировке сыграл Юра Носенко, отчаянный энтузиаст авиации. "Летать, летать и никаких гвоздей!"- часто, бывало, говаривал он. Мастер самолетного спорта, заядлый волейболист. Его часто принимали, глядя на значок, за мастера волейбольного спорта. Он действительно, как мастер, блестяще играл в волейбол одинаково что в защите, что в линии нападения.
   Тогда у нас ужо официально маршалом авиации Вершининым была введена летная тренировка. Но нам хотелось тренироваться не месяц в году, а побольше и на новых самолетах.
   Подходило время войсковой стажировки на инженерных должностях в строевых частях ВВС. На очередной летной тренировке мы размечтались
   - Неплохо бы во время стажировки полетать на реактивных...
   - Кто ж тебе разрешит?
   - Новый человек в части, да за один месяц выпустить самостоятельно на реактивном. Где это видано!
   И в самом деле, это были практически неосуществимые мечты. А Юра Носенко тем не менее уже успел сделать несколько полетов с инструктором на реактивном самолете. Великой и завидной пробойной силой обладал Юра!
   Взялся он и нам организовать такие же полеты. Благодаря его настойчивости слушателям академия - бывшим летчикам разрешили наконец пройти стажировку на испытательном аэродроме Это было тем более полезным, ибо многие из нас мечтали стать летчиками-испытателями.
   Коллектив, в который мы прибыли на стажировку, радушно принял нас, будущих инженеров, в свою семью.
   - Значит, летать хотите?- спросили нас.
   - Конечно, за тем и прибыли!
   - Порядок, друзья, у нас строгий. Сначала изучите двигатель, самолет и все инструкции. Сдадите зачеты, и тогда приступим к полетам.
   С превеликим энтузиазмом "набросились" мы на живой реактивный самолет, на котором предстояло летать. Теорию изучили еще в академии и прекрасно знали, как работает реактивный двигатель. Но когда на реальном самолете впереди вместо привычного винта мы видели "дыру"-устройство для входа воздуха в двигатель,- нам делалось как-то не по себе. "Неужели он все-таки летает?.."
   Зачеты сдали. Приступили к полетам. И тут неожиданно со мной произошло ЧП.
   Дело в том, что в то время при посадке довольно часто случался так называемый "прогрессирующий козел". Что это означает? Когда самолет садится, он касается земли и отскакивает, а затем следует каскад возрастающих отскоков. Самолет становится неуправляем, и, значит, можно разбиться... Самолет МИГ-15 был исключительно хорошей машиной во всех отношениях. Опытному летчику не составляло большого труда исправить "козла". Но, наслушавшись всяких рассказов, мы с опаской думали про себя: как будем производить посадку?
   Слетали товарищи, наступила и моя очередь. Со мной в качестве инструктора летит опытный летчик-испытатель. Жду его инструкций относительно полета, а он вдруг спокойно говорит:
   - На ИЛе "козла" исправлял, здесь тоже исправишь. А дальше разговариваем обо всем, только не о полете. С точки зрения преодоления психологического барьера это, очевидно, правильно. Инструктор, между прочим, говорит:
   - Первый полет. Ты слабенько держишься за управление, чтобы почувствовать, как все я буду делать. Во втором полете делаешь все сам, кроме посадки. В третьем полете делаешь все самостоятельно от начала до конца и после посадки заруливаешь на стоянку.
   Первый и второй полеты прошли удачно. Все делал самостоятельно, кроме посадки. Наступил третий полет. В воздухе все было нормально. Идем на посадку. Я отлично "вижу землю"{5} и чувствую, что уже смогу посадить машину, но снова слабенько держусь за управление, чтобы почувствовать, как это делает мой инструктор. Вдруг замечаю, когда колеса коснулись земли, самолет на несколько сантиметров отошел от земли. "Это "козел"!" - тревожно думаю про себя и жду действий инструктора, а он не обращает внимания. Самолет снова толкнулся о землю и отскочил уже на полметра, а инструктор не берет управления, чтобы исправить "козла".
   Когда машина ударилась третий раз, тут уж он, чувствую по движению ручки, взялся за управление. Понял я, что до этого самолетом никто не управлял. Но было уже поздно...
   Самолет снова ударился колесами о землю и, как ретивый конь, взмыл вверх под таким большим углом, что мне стало по-настоящему страшно.
   А самолет в эти томительные секунды медленно перевалился через нос и с треском упал. "Ну, думаю, пришел конец моим полетам"...
   К счастью, все обошлось более или менее благополучно.
   Поломалась передняя стойка шасси. Самолет, опираясь на стволы пушек, проскрежетал по бетонной полосе и, как вкопанный, остановился. Мы оба живы и невредимы. А самолет часа через два был снова готов к полету.
   Однако "удовольствие" испытать на себе "прогрессирующего козла" стоило нам дорого. Инструктор получил взыскание за нечеткость инструктажа. А всем нам, слушателям академии, тотчас отменили всякую летную тренировку.
   Вот так неудачно окончилась моя первая попытка овладеть реактивным самолетом и первое знакомство с коллективом летчиков-испытателей.
   После этого малоприятного случая я, откровенно говоря, уже не рассчитывал по окончании академии попасть в летчики-испытатели. Но все обернулось иначе. Окончившим академию с золотой медалью командование предоставило право выбора будущей работы из нескольких вариантов, в числе которых мне было предложено место на испытательном аэродроме. Я, конечно, согласился. Очень хотелось летать. Таким неожиданным путем попал я все же в летчики-испытатели. Осуществились сразу две мои заветные мечты; получил диплом инженер-механика ВВС и должность летчика-испытателя.
   В семье одержимых
   Вадим Кравченко и я прибыли на аэродром, где у нас был "первый блин комом". Нам повезло. Мы снова в семье замечательных летчиков-испытателей! Нам снова предстоит летать!
   Заместитель начальника отдела по летной части Сергей Бровцев, молодой на вид, серьезный и энергичный, принял нас и без лишних слов сказал:
   - Знакомьтесь с товарищами и готовьтесь к зачетам, Подготовитесь, доложите. Полеты запланирую через неделю,- и исчез так же внезапно, как и появился.
   Примерно годом раньше к нам после окончания нашей академии пришли замечательные товарищи, о которых я уже упоминал: Саша Щербаков, Степан Микоян и Сергей Дедух. С ними познакомился я еще во время летной тренировки в академии.
   "Старожилы" познакомили нас с другими новичками: - Это Миша, самый спокойный по характеру человек в отделе.
   Добродушный здоровяк, с открытой обворожительной улыбкой на лице, протянул огромную лапу.
   - Борошенко. Кто из вас играет в шахматы? Миша-опытный испытатель. Он работает уже давно, чуть ли не с самой войны.
   - А это кто только что пробежал по коридору?
   - С Золотой Звездой?
   - Да.
   - Жора Береговой. Парень что надо. Между прочим, летчик-штурмовик. Звезду, как и ты, получил за полеты на ИЛах.
   - Интересно... А здесь что он делает?
   - Испытателем у Иванова.
   - А это кто?
   - Василий Гаврилович Иванов-то? Самый опытный среди испытателей. Умнейший человек. Академий он, правда, не кончал, как мы с тобой, но очень грамотный летчик-испытатель. Ловим на лету каждое его слово, оно, как всегда, по делу. Испытывает сейчас новую микояновскую машину.
   - Первый сверхзвуковой самолет?
   - Да!
   А несколько дней спустя выходим мы утром из столовой после завтрака, Вадим Кравченко говорит:
   - Смотри! Видишь плотного, чернявого человека со строгим лицом?
   - Вижу.
   - Это и ость Василий Гаврилович Иванов. Смотри, он никак пошел на штопор на новом самолете Микояна.
   - Жаль, не удастся поглядеть. У нас сейчас занятия с Бровцевым...
   Собираемся в летной комнате. Бровцев говорит:
   - Начинаем полеты согласно плановой таблице. Услышав рев мотора взлетающего самолета, подбегает к окну. Мы, конечно, за ним.
   - Василий Гаврилович взлетел!-благоговейно и с уважением говорит нам Бровцев.- Вот это техника! Ввести новую машину в штопор, это вам не фунт изюма слопать! Неизвестно, что у новой модели за характер, может еще не захочет выходить из штопора. Правда, на самолете, установлены противоштопорные ракеты на всякий случай,- да и не в первый раз Василий Гаврилович идет на штопор. Много раз видел и каждый раз восхищаюсь! Пойдемте посмотрим.
   Хорошая видимость. Самолет стремительно набирает высоту. Вот он перешел в горизонтальный полет и уже на глаз видно, как уменьшается скорость.
   - Сейчас будет входить в штопор. Наблюдаем, затаив дыхание.
   Самолет кренится, но быстро и послушно выходит в горизонтальный полет.
   - Это только проба, срыв в штопор, но не сам еще штопор,-говорит Бровцев.-На этом этапе самолет выводится из штопора легко. Это уже неплохо. Посмотрим, что будет дальше.
   Самолет делает один виток, и снова Иванов выводит машину из штопора. Она послушно выводится, почти без запаздывания.
   Самолет снова набирает высоту.
   - Смотрите, сейчас будет более продолжительный штопор,- комментирует Бровцев.- Несколько витков! Самолет входит в штопор.
   - Один, два, три, четыре,- считает вслух витки Бровцев.-Пора выводить!
   А самолет почему-то не хочет выходить из штопора. До земли остается не более трех тысяч метров. Чувствую, как у меня замирает от волнения сердце. Вдруг раздается сухой треск ракеты, и самолет, неестественно покачнувшись и прекратив вращение, выходит из пикирования.
   За время последних секунд, чуть было не окончившихся трагедией, никто из нас не вымолвил ни слова. Всем было и так все ясно.
   А самолет между тем заходил на посадку.
   Доклад Иванова мы не слышали. Но потом узнали, что он применил три различных способа, но самолет из штопора вышел лишь с помощью ракеты.
   Теперь конструктор будет устранять дефект. Но это сложное и нелегкое дело: надо сначала установить причину. И в этом полет и рассказ испытателя Иванова окажется неоценимым в новых поисках конструктора Микояна.
   Когда мы поднимались наверх, то увидели Ольгу Николаевну Ямщикову, она встречала самолет Иванова.
   Ольга Николаевна Ямщикова была летчиком-испытателем и первой в мире женщиной, летавшей на реактивном истребителе! - Ольга Николаевна, расскажите о полете Иванова. Вы в курсе.
   - Какие дела?-говорит она.-Не выходит из штопора, и все тут. Думать надо теперь, почему? Вы академики, вот и помогайте...
   - Куда нам! Пока еще немногое осилили... Ольга Николаевна Ямщикова человек трудной и любопытной судьбы. С раннего детства она мечтала попасть в авиацию. Это не всем ребятам удавалось сделать. А тут девушка, да еще худенькая, тонкая, как былинка... Но никакие преграды не могли остановить настойчивую дивчину. В летчики ее не берут, так она пошла работать на аэродром. Стала на тракторе развозить по самолетам масло. Люди, работавшие в аэродромной службе, с уважением относились к маленькой Оле. А однажды с ней произошел такой случай. Ехала она, как обычно, на тракторе. То ли груза много взяла, то ли дорога была неровной, колесный трактор вдруг остановился, не в силах преодолеть груза. Но мотор не заглох, продолжал работать. Оля не понимает, в чем дело, прибавила газ. Трактор был настолько легок, а груз и колеса его так велики, что он сам стал медленно вращаться, встал на дыбы и лег на спину. Оля едва успела спрыгнуть с сиденья и удивилась: "Полупетлю сделал мой "Фордзон".
   - Не удается полетать на самолете,- подтрунивали над Олей товарищи,- так решила пилотировать трактор...
   Но Ольга Николаевна все же стала летчиком. Однако ей, неугомонной, хочется быть не просто летчиком, а еще и инженером. И ее направляют в академию. Командование академии колеблется. Она тогда идет к начальнику академии, был он тоже летчиком.
   - Хочу учиться и летать!- говорит она.
   - Что же, посмотрим, какой вы летчик... Идемте к самолету!
   А была Ольга в узкой юбочке и туфельках. Что же делать? Так ведь не полетишь на пилотаж. Не растерялась. Сбросила туфли, поддернула юбку, вскочила на крыло и в кабину самолета. Так вот и полетела!
   Когда вернулась, начальник академии говорит:
   - Летаете хорошо! Значит, будете учиться. Перед самой войной окончила Ольга Николаевна инженерный факультет академии и была на фронте командиром эскадрильи истребителей. А теперь она работала инженером-испытателем. Одной академии для этого было явно недостаточно, нужна многолетняя напряженная работа, чтобы приобрести необходимые для летчика-испытателя навыки. С усердием и большим желанием принимаюсь за любимое дело.
   Порядок на новой работе мне очень понравился. Летать можно было сколько хочешь, без ограничения. Все полеты, разумеется, планировались заранее. Но учебно-тренировочные полеты мы планировали себе сами. Планировали, конечно, таких полетов много. Летали с увлечением, почти на всех типах самолетов, имевшихся в отделе: от реактивных машин до вертолетов.
   Словом, перед нами открывалось широкое поле деятельности. Летай, если хочешь, на чем хочешь и сколько хочешь!
   Мне удалось полетать на всех тренировочных и реактивных самолетах. С превеликим удовольствием летал на МИГ-15, никаких "козлов" больше не было. В самостоятельных полетах наиболее ощутимо и зримо прочувствовал, что такое высший пилотаж на реактивном самолете. Пересесть с поршневого самолета на реактивный было приблизительно так же, как с телеги, ехавшей по булыжной мостовой, в комфортабельный автомобиль, идущий по ровному и гладкому асфальтовому шоссе.
   Мягкий шум, никаких вибраций и огромная скорость. Реактивный самолет кажется всесильным, не знающим никаких преград. Лети хоть до Луны, не сбавляя вертикальной скорости. Ощущение такое, будто умная, послушная машина все может, только прикажи...