Страница:
— Вот что, ребята, — сказал я курдам. — Мы ждем ещё двоих. Они поедут с нами. Но на своих колесах. Возражений нет?
— До Ярославля — нет, — ответил старший из двоих. — А дальше вам скажут. Долго ждать еще?
— Нет, — сказал я. — Они подъедут с минуты на минуту.
Это была правда. Циркач за четверть часа до этого звонил уже в третий раз и сказал, что все, наконец, оформлено, что они едут, и кроме традиционных московских пробок, ничто больше задержать их не должно. В конце того разговора Циркач сообщил с гордостью: «По новому сотовому говорю. Дали бесплатно в комплекте с машиной. Чума! У нас прямо как за границей стало. Ну а я ещё четыре штуки взял, тут же в офисе „МТС“, со скидкой, между прочим». Это он остроумно придумал: иметь каждому только что зарегистрированные, то есть нигде не засвеченные сотовые номера — молодец Циркач!
Он влетел во двор на своем сверкающем «Юконе», тормознул нос в нос, в трех, если не в двух сантиметрах от бампера «лексуса» и пижонская тачка курдов сразу показалась каким-то жучком-«фольксвагеном» рядом с громадиной восьмицилиндрового «Джи-Эм-Си». Черный цвет и тонированные стекла делали его похожим на катафалк. Циркач вывалился оттуда, как натуральный новый русский — ба, он ещё и костюм успел прикупить! Умопомрачительный, лиловый, словно мантия католического епископа! Циркач прошагал в нашу сторону походкой героя-любовника и небрежно так спросил:
— А это что за крендели пожаловали?
— Это люди Ахмана, — ответил я солидно, одновременно пытаясь показать глазами, что переигрывать не стоит. — Мы сейчас поедем к нему. Это очень важно, Циркач.
— Раз важно, значит, поедем, — он сбавил обороты. — Только не больше сотни, ребята, — он обратился к курдам из «Лексуса», — у меня машина новая. Обкатку ещё не прошла.
Те пожали плечами, мол, как скажешь.
А Циркач вручил нам с Филом по трубочке фирмы «Нокиа», сзади была прилеплена бумажка с номерами всей нашей команды.
— Что самое ценное — входящий разговор с сотового на сотовый — абсолютно бесплатно.
— Иди ты! — не поверил я.
— Честное слово. Это их последняя рекламная примочка. А нам, кроме как друг другу — кому ещё звонить?
— И то верно, — согласился я. — Ладно. Поехали.
— Погоди, — сказал Циркач. — Дай мне ключи, там, в холодильнике пиво осталось. Возьму с собой — такая жарища!
Дело было, конечно, не в пиве. Совсем не в пиве. Циркач за рулем пить точно не станет. А к тому же впереди полная неизвестность. Просто за долгие годы мы научились понимать друг друга без всяких слов. Он должен был отдать новый аппарат и Шкиперу тоже. Он сразу догадался, что Шкипер в квартире, но понял и другое: об этом не надо говорить вслух, вот и попросил у меня ключи. Я протянул ему связку то ли от бадягинской гончарки, то ли от своего «мицубиси». Ведь от квартиры были только у Шкипера. Циркач пропадал минуты три, но это не вызвало подозрений, тем более, что вернулся он с ополовиненной упаковкой запотевших баночек пива «Миллер» и вежливо предложил нашим гостям. Оба чуть ли не испуганно замотали головами.
— С ума сошел, Циркач? Им же закон запрещает. Давненько ты с мусульманами не общался.
А вообще я очень скоро почувствовал, что эти ребята задних мыслей не имеют. Они вообще не пытались следить за нами и явно не собирались втыкать жучков нам в одежду или в салон «Юкона», они выполняли одну единственную задачу — доставить нас к Ахману целыми и невредимыми. И в какой-то момент я подумал: с уголовниками приятнее работать, чем со спецслужбами: всё как-то честнее и проще.
В общем, я не мудря и не прячась, подошел к открытой водительской дверце новенького джипа и довольно долго инструктировал ребят, вкратце изложив им для начала, с какой радости нас вызывают. А суть инструкции заключалась в том, что при малейшей нештатной обстановке, при малейшем тревожном сигнале с моей стороны, Пиндрик должен был дергать назад в Москву и далее действовать вместе со Шкипером по обстановке и по рекомендациям дяди Воши. Циркачу же вменялось в обязанность подстраховывать нас с Филом как транспортом, так и огнем, если, не дай Бог, придется.
Но не пришлось подстраховывать вообще. Точнее пришлось, но позже.
Так всегда бывает: всего не предусмотришь.
В дороге мы болтали на отвлеченные темы и слушали радио. Смертный приговор Аджалану комментировался на всех каналах, но сообщений о терактах пока не поступало. Лидеры КРП выжидали. Интересно, чего? Вдруг я понял. Или, точнее будет сказать, почувствовал. Они ждали, пока мы встретимся с Ахманом и обо всем договоримся. Наверняка Ахман был не последним человеком в КРП. Наверняка и нам отводилась не последняя роль во всей этой истории. Ну, ни фига себе! Куда нас только не втравливали за последние годы!
И вот опять от моего решения зависят жизни сотен, если не тысяч, людей. Внезапное осознание этого навалилось на плечи тяжестью вещмешка, загруженного по полной программе. И Фил, как видно, думал о том же.
— Послушайте, но ведь ваши за Аджалана обещали взорвать весь мир к чертовой бабушке!
Ответ был на удивление взвешенным:
— Правильно говоришь — за Аджалана. Но не против. Апо пока жив. Решение суда будет пересмотрено, и его выпустят. А если прямо сейчас начинать войну… У поганых турков нервы тоже не железные, они могут дослать в патронник роковой патрон, не дождавшись объявленных сроков.
Меня немножечко отпустило.
«Ну ладно, — подумал я, — значит, не все от меня зависит».
Скорость не выше сотни напрягала нас только на коротком участке от кольцевой до Загорска, то бишь до Сергиева Посада, на прекрасном участке трассы, сделанном, как говорят, ещё при советской власти для иностранцев — типичная показуха того времени. Дальше шоссе делалось узким, его забивали грузовики и дачники, мотающиеся в наше время туда-сюда не только по выходным — в общем, разогнаться все равно негде.
А в Ярославле ждал сюрприз, который, впрочем, легко было предвидеть. На объездной дороге нас встретил обшарпанный микроавтобус «Додж-Караван» с абсолютно глухими задними окнами, забранными стальным листом, как у банковского броневичка. Из кабины вышел заросший до глаз бородою относительно молодой человек и, подойдя к ближе, представился:
— Джемиль.
Я посмотрел на него с сомнением. Наслушавшись радиосводок, я теперь знал, что Джемиль — это второй человек в партии после Аджалана.
Бородатый понял:
— Я не тот Джемиль, я просто в честь него назван.
— Как ты можешь быть в честь него назван, когда ты ему почти ровесник? — удивился я.
— Мое настоящее имя Файзитулла. Джемиль — это прозвище.
— Крошка, — представился я, наконец. — А мое настоящее имя здесь никому не нужно.
С официальной частью было покончено и мы перешли к делу.
Нам предлагалось следовать дальше в закрытой машине, потому что дорогу на секретный объект, кроме членов партии, не должен был знать никто. Все звучало логично. Я только подумал: «Неужели и в ФСБ дороги туда не знают? Или в этом ведомстве тоже служат члены курдской рабочей партии?» Однако с ФСБ можно было разобраться и попозже.
Первоочередной задачей представлялось решение судьбы нашего нового «Юкона». Наивные или наоборот слишком хитрые курды предложили отогнать машину в город на охраняемую стоянку, врубить сигнализацию на всякий случай и всем четверым ехать с ними дальше. Нелепость такого варианта была очевидна. Я только думал, кого оставить с «Юконом» — Пиндрика, Циркача, или обоих.
— Оставляй двоих, — подвел черту Фил. — На переговорах втроем делать нечего, а поскольку неизвестно, сколько мы там проторчим, нехорошо надолго одного человека с новой машиной оставлять.
Это была, конечно, выдуманная причина, но Фил удачно сформулировал, так что всем, включая грозного Джемиля, показалось убедительно.
Собственно, Ахману был нужен только я. Какие могли быть возражения? Ясно, что к нашему «Юкону» они попытаются кого-то приставить, и в такой ситуации двое тоже лучше, чем один.
— Ждите нас здесь, — сказал я ребятам. — Или… дадим знать.
Я вложил в последнюю фразу максимум второго смысла, и Циркач понял. Мы кое-что обсуждали на подобный случай заранее. Да и технику кое-какую заготовили. Дядя Воша снабдил нас пеленгатором и миниатюрным датчиком к нему, чтобы друг друга не теряли.
Ну а пока ехали в закрытом кузове, я пытался по известной методике считать секунды от поворота до поворота и записывать цифры в памяти. Если потом помножить все эти отрезки на приблизительную среднюю скорость и сесть над картой Ярославской губернии, можно, в сущности, вычислить, куда мы ехали. Кто знает, может, и понадобится. Пеленгатор — вещь хорошая, но любая техника иногда не срабатывает. А старый дедовский метод…
Правда, с нами в темноте ехали двое, и они то ли нарочно, то ли случайно невероятно мешали мне, отвлекая разговорами, а ещё периодически чиркали спичками и курили дрянные сигареты. Фил присоединялся к этому богомерзкому занятию, и на каком-то этапе я попросил открыть хоть что-нибудь — иначе сдохну от удушья. Открыли лючок в крыше. Странно, почему раньше нельзя было этого сделать? Не стану же я в самом деле подпрыгивать и высовывать туда голову, и перископа у меня с собой нет.
А ехали долго, я начал сильно путаться, и пользуясь светом, лившимся из люка, внаглую достал блокнот и записал цифры, которые пока ещё не забыл. Сопровождавшим не пришло в голову, что я занимаюсь чем-то предосудительным, но один все-таки спросил довольно неожиданно:
— Стихи, что ли, сочиняешь?
— Почти, — сказал я, — тезисы. Серьезный разговор предстоит. Чтобы ничего не забыть, вот планчик для себя составляю. Привычка.
— А-а, — протянул парень, и вновь утратил ко мне интерес.
В полутьме, да ещё когда трясет, цифры, записанные буквами, действительно от стихов не отличить.
Наконец, часа через полтора, машина остановилась. Нам позволили выйти, и я решил, что это конечная точка маршрута.
Странно выглядел их секретный объект. Небольшой поселок крайне убогого вида, с хрущевскими пятиэтажками, с жухлой травой по краям разбитого асфальта, с кривыми чахлыми яблоньками в садах. По улице двигались неопрятные угрюмые женщины, брели, покачиваясь, пьяные мужички, стояли тут и там ржавые трактора, другая уборочная техника — то ли действующая, то ли давно умершая. В пыли копошились грязные ребятишки и лохматые низкорослые собаки. Джемиль стоял, озираясь в ожидании.
— Это и есть секретный объект? — поинтересовался я.
— Нет, это поселок, который его обслуживает. Неподалеку от объекта. Название поселка вам ни к чему.
«Твою мать! — подумал я. — Кто ж так работает? Считай, что я уже выяснил, и название этого поселка, и место расположения твоего секретного объекта. И уж не знаю, как там ФСБ, а ЧГУ здесь появится и очень скоро».
Но я, конечно, ничего такого не сказал, а скромно двинулся назад к нашей временной тюрьме на колесах, по пути стараясь как можно лучше запомнить каждую мелочь.
Подняв густые облака пыли, рядом с нами тормознул дребезжащий ЗИЛ-157 пятьдесят какого-нибудь года выпуска с драным брезентовым фургоном и полусгнившей мордой. Выскочивший оттуда водитель заговорил с Джемилем. Они общались по-курдски, и я мог только догадываться, что за разговор такой идет на повышенных тонах. Кажется, по поводу некого груза, то ли доставленного не в срок, то ли вообще не доставленного на объект. Потом я заметил, что и детишки на дороге лопочут не по-русски, и проходившие мимо тетки бросили несколько фраз на том же непонятном языке. Ё-моё! Да это ж поселок курдов.
Потом мы поехали дальше, и путь был уже совсем коротким — полчаса максимум. Высадили нас перед воротами воинской части — обычными, зелеными, с ещё не до конца полинявшими красными звездами. Кругом был лес, рассекаемый качественным, но очень узким шоссе, на котором едва-едва могли разъехаться два грузовика. Вышедший с КПП сержант судачил о том, что у него приказ пропустить только одну машину, поэтому «додж» пусть пока останется за воротами. Вот нас и попросили пересесть обратно в «лексус» вместе с Джемилем. А сопровождающих вроде бы собирались отправить назад. Все это заняло минуты полторы. Причем разговоры на двух языках велись весьма экспрессивно, и Филу ничего не стоило незаметно шепнуть мне:
— Ты уже включил свою игрушку?
— Да.
— Так давай её сюда. Быстро!
— Что ты задумал?
Я всегда доверял Филу в подобных делах, но все-таки предпочитал хотя бы вкратце понять суть замысла.
— Там, — кивнул он за ворота, — её обязательно засекут и будут неприятности. Вплоть до беготни со стрельбою. Бросим прямо тут.
Он достал пачку «Кента», протянул мне и совсем тихо, одними губами, проговорил: «Давай!»
Я понял, потянулся вроде как за сигаретой, аккуратно уронил черный кругляш датчика от пеленгатора в почти пустую пачку, потом улыбнулся и громко сказал:
— Издеваешься? Я же три дня, как бросил. И вообще, последнюю даже воры не берут.
А Фил, конечно, взял свою якобы последнюю, а пачку, чуть смяв, лихо бросил через плечо в придорожную канаву.
— Поехали, — сказал Джемиль.
Не дать, не взять, Гагарин!
Что ж, поехали!
Мы подъехали к штабному зданию и поднялись на второй этаж. В приемной командующего адъютант козырнул нам. Глядел он при этом на Джемиля, хотя тот, как и все прочие, ходил без формы. А в кабинете за столом нас ждал сам Ахман, собственной персоной. Хорошо хоть не в генеральском мундире. А то это было бы уж слишком.
— Здравствуйте, ребята, садитесь. Джемиль, останься. Остальные — свободны.
Мы с Филом подсели к его столу друг напротив друга. Фил спросил разрешения закурить, а я представил друга:
— Это — Фил. Вы можете считать, что я и он — это одно лицо. Мы слушаем вас, Ахман.
— Крошка, по телефону ты говорил мне «ты».
— По телефону не так заметна разница в возрасте.
— Так не замечай её и теперь.
— Я постараюсь, Ахман. Рассказывай.
— Сначала ты скажи, Крошка. Твою команду нанял Князь, правильно? Чтобы уничтожить Аристарха.
— Чтобы захватить Аристарха, — осторожно поправил я. — Захватить в заложники и выдвинуть условия, но кто-то в ответ захватил Князя.
— Правильно, — сказал Ахман, — Князя захватили мои люди.
— Зачем? — спросил я.
— Однажды Павленко спас мне жизнь. Долг платежом красен.
— Ясно. А потом, почему ва… твои люди попытались захватить Павленко.
— Потому что он не выполнил обещания.
— Какого обещания?
(Как лихо получалось у меня допрашивать этого старика! Без всякой подготовки, экспромтом.)
— Он сказал, что, как только убедится в собственной безопасности, сразу позвонит в Германию и добьется отмены смертного приговора Аджалану.
Ну вот, наконец, и выяснилось, какая связь между Аджаланом и Павленко! Конечно, это был не допрос. Конечно, Ахман специально хотел подвести меня к самой главной теме. Но причем здесь Германия? Если я ещё не сошел с ума, Аджалана судили в Турции.
— Куда он должен был звонить? — переспросил я ошарашенно.
— В Германию, — повторил Ахман. — Он не позвонил. Вот ты мне и скажи. Он хоть пытался?
— Он все время пытался куда-то звонить, — ответил я дипломатично и в то же время искренне. — Но мы не могли ему этого позволить. Сам понимаешь. Заложнику дают трубку только в совершенно определенных случаях.
— Да, да, — кивнул Ахман, как бы подтверждая, что не имеет к нам претензий. — Вот если б он объяснил, куда звонит, вы бы ему разрешили…
Логика была странной, но раз ему хотелось так думать, я предпочел не возражать.
— Аристарх обманул меня, — решительно подвел черту Ахман. — И вчера это сделалось очевидным всему миру.
Ахман замолчал надолго, и я решил спросить.
— Но ты же спас его, потому что он спас тебя. А вовсе не под обещание этого звонка! Я правильно понял?
— Правильно. Вот потому теперь я и обращаюсь к тебе, а не к нему.
И он опять замолчал, ну прямо Фунт какой-то из «Золотого теленка». Циркач наверняка бы сейчас вспомнил Ильфа и Петрова — это его любимые книги, он и меня всякими цитатами заразил.
Фил закуривал уже вторую сигарету. А я думал, о чем бы ещё спросить у этого старика курда. Ведь не о том же, что именно он хочет нам поручить. Это как-то глупо, в конце концов, не я же просился к нему на работу, он сам уговаривал. И я полюбопытствовал совсем о другом:
— А тут у вас, значит, центр подготовки террористов?
— Да, — кивнул он и счел своим долгом немного подредактировать формулировку. — Центр подготовки бойцов Курдской рабочей партии.
— А почему на территории России? — не без вызова поинтересовался я.
— Дурацкий вопрос, — припечатал Ахман.
И с ним неожиданно согласился Фил:
— Действительно дурацкий. Россия спокон веку была центром подготовки всяких террористов. Надо спрашивать, почему именно курдов.
— А вот об этом как раз спрашивать не надо. Я все равно не отвечу. У меня высокое положение в партии. Но я не командующий учебным центром и не уполномочен рассказывать о нем.
— А о поселке вы уполномочены рассказывать? — вдруг вскинулся Фил.
— Что о поселке? — не понял Ахман.
— Почему ваш народ так плохо живет здесь?
— Мой народ живет плохо по всему миру, — провозгласил Ахман с пафосом. — Мой народ лишен своей родины. И пока на нашей земле бесчинствуют турецкие оккупанты, ни один курд не сможет жить по-настоящему хорошо. Права не имеет.
Что-то подобное мы слыхали и от вайнахов в их «маленькой гордой Ичкерии». А меж тем всему миру известно ни об одном и не о двух чеченских миллионерах и в Грозном, и в Москве. Знаем мы этих народных заступников! Навидались уже. Меня вдруг зло взяло:
— Ну, ты-то Ахман, поди, ни в чем себе не отказываешь? Или все деньги отдаешь на независимость Курдистана? А сам на старом «уазике» ездишь?
Ахман поднялся так резко, что даже поморщился от боли в больной ноге, и я почувствовал, что сказал лишнее. Джемиль тоже вскочил и едва не начал вытаскивать пистолет. Но, перехватив взгляд шефа, замер. Мы с Филом продолжали сидеть, сохраняя достоинство. Не на тех напали — не страшно. Ахман понял это. Но уже не мог остановиться. Он навис над столом и очень грозно вещал:
— Машины, на которых я езжу, используются для дела. Они должны быть хорошими, если мы хотим победить. Да, у меня много денег, но это деньги общака и деньги партии, а лично для себя я никогда не куплю даже пары лишних башмаков. Ты понял, Крошка? Можешь спросить об этом у любого.
До меня дошло, я чуть было не начал извиняться. Но потом вспомнил, с кем имею дело, и сдержал себя. Просто проговорил тихо:
— Так ты правильный вор, Ахман! Ты действительно живешь по понятиям?
Ахман промолчал. Он просто сел на свое место, а вскинулся вдруг Джемиль:
— Вы должны понять. Общак уходит на грев зоны. Общак уходит на вызволение братков. А средства партии не так велики. Мы не сумеем помочь Абдулле деньгами. Мы надеялись на «Феникс». Но Павленко, волчина позорный, кинул нас. Теперь остались только другие средства. Мы не будем звонить в Германию, нам некому звонить, мы просто туда поедем и рванем что-нибудь. Ну, скажем, главный офис «Мерседеса» в Западном Берлине…
Ахман опять поморщился. Как давеча от боли. Поднял руку ладонью вперед. Видно, молодой задор партайгеноссе, предложившего рвануть офис «Мерседеса», не нравился ему.
— Мы найдем, что рвануть, Джемиль. Сориентируемся на месте. Главное, мне хочется, чтобы вы, ребята, помогли нам. Как профессионалы.
— В организации теракта? — невинным голосом поинтересовался я.
— Скорее в обеспечении тылов. Германия — не Турция, там очень хорошие подразделения антитеррора.
— Но работа профессионалов дорого стоит, — решил я начать как бы с главного, опуская до поры моральный аспект проблемы.
На самом деле подписаться на взрыв в центре большого города с десятками невинных жертв — это было абсолютно исключено для нас. Ни я, ни мои ребята, не за какие деньги не стали бы выполнять подобной работы, но… Дальше стало ещё интереснее.
— Я знаю, — сказал Ахман, — сколько вам заплатили за Павленко. Но давайте начистоту. Вы же не отработали своих денег! Вы просто унесли их, вместе со своими шкурами.
Ни хрена себе! Вот так нас уже давно никто не оскорблял.
Теперь я решительно поднялся и бросил Филу:
— Пошли отсюда.
Фил встал и, интеллигентно улыбнувшись, промолвил:
— До свидания.
И мы уже сделали шагов пять к двери, когда этот тормозной Ахман окликнул нас.
— Стойте! Вы ничего не поняли.
Я очень боялся, что он сейчас начнет угрожать, мол, вы отсюда все равно не выйдете, мол, вариантов нет… И уж тогда бы мы точно завелись и угнали какой-нибудь бэтер у этого гордого народца. И, прорываясь к воротам, наверняка убили бы кого-то, а всем остальным безумно осложнили жизнь. Всем. Включая себя. Но он, к счастью, сказал очень просто:
— Стойте! Вы ничего не поняли.
Ну ладно. Мы вернулись. Сели. Давай, дяденька. Объясняй непонятливым дурачкам, как это они спасали свою шкуру и свои бабки во дворце Павленко. И что ещё и кому конкретно за эти же бабки мы должны сделать. Сам Павленко уже дал понять, что за свое спасение платить не намерен. Кулаков тоже намекнул, что на ЧГУ придется пока поработать бесплатно. Мышкин, понятное дело, считает, что оплатил наши услуги до конца дней своих, а теперь ещё и этот уголовный умник на что-то рассчитывает. Но Ахман и впрямь оказался далеко не глупым человеком.
— Видите ли, ребята, каждый велик в своем деле. Я никогда не умел брать штурмом бастионы. И очень уважаю тех, кто умеет. Но если вы ни черта не понимаете в финансах, так и не беритесь судить. Да, я знаю, что вы всегда берете наличными и вперед. Но я предлагаю немного иную сделку. Мышкин выдал вам наличными и вперед такую сумму, которую, мягко говоря, нелегко удержать в руках без посторонней помощи. Четверть миллиона каждому — это очень много, Поверьте мне, ребята. Так вот. Я предлагаю вам гарантию сохранности ваших денег в обмен на определенные услуги. Об услугах мы уже говорили вкратце. Подробности изложу, когда вы дадите согласие. А мои гарантии — стопроцентные. Если люди не сумеют уберечь ваших денег, я обещаю восстановить полностью, до последней копейки — сукой буду! — все утраченные вами суммы. Понятно?
Вообще это было бы сильно — забрать деньги у генерала Кулакова и доверить их ворам и экстремистам. Но если встать на позицию Ахмана, рассуждал он по-своему очень логично. Когда слишком много людей знает, что у тебя есть большие деньги полученные совершенно шальным способом, можешь считать, что у тебя их уже нет. Или, как минимум, следует быстро-быстро вложить их во что-то такое, откуда вынуть будет нелегко. Но даже Фил, как я догадался, ещё не придумал, куда можно поместить наши бешеные суммы. В Москве он встретился с каким-то знакомым из Питера, но никого не посвящал в подробности — и правильно.
— Время на размышление даете? — спросил я.
— Ну, разумеется, господин Большаков, раз уж вы опять так официально, — подколол Ахман. — Я сейчас приглашаю вас отобедать и позволяю сделать сколько угодно звонков, но в моем присутствии. А то ещё ваши друзья начнут вас пеленговать, или вы сами каким-нибудь образом станете им диктовать координаты…
— Которых я не знаю, — непочтительно перебил я. — Нас же сюда в «гробу» везли.
— И это правильно! — подхватил Ахман с энтузиазмом. — Но в любом случае помните мою демократичность — я разрешил звонить со своего секретного объекта.
«Спасибочки, дорогой Ахман, — ответил я про себя. — Обойдемся без твоей демократичности. Тем более, что ты сам подсказываешь ответ. Наверно, тут тоже установлена неплохая техника, и вы попытаетесь засечь моих абонентов. Допустим, наружка уже потеряла их в Ярославле. Ах, как правильно поступил Фил, выкинув у ворот наш пеленгатор!»
— Мне будет достаточно посоветоваться с моим замом, — сказал я. — Оставив вам телефоны, мы можем поговорить наедине?
— Пойдемте. За обеденным столом у вас будет такая возможность.
«Ага. И микрофон в солонке», — хотел добавить я.
Обойдемся и без этого. Фил, кажется, по глазам понял, что я буду соглашаться на все. Нас же вербуют, и в интересах дела мы должны проникнуть как можно глубже в стан врага. Опять же в Германии ни я, ни мои ребята толком ещё ни разу не были, прошлогодняя безумная командировка на один день — не в счет. Почему бы не съездить туда сегодня за счет Курдской рабочей партии? Пусть хоть раз в жизни террористы доброе дело сделают.
И тут в кабинете командующего открылась дверь и без стука, без доклада, без единого слова вообще вошел, как к себе домой — кто бы вы думали?
Правильно, наш общий друг Эльф.
— До Ярославля — нет, — ответил старший из двоих. — А дальше вам скажут. Долго ждать еще?
— Нет, — сказал я. — Они подъедут с минуты на минуту.
Это была правда. Циркач за четверть часа до этого звонил уже в третий раз и сказал, что все, наконец, оформлено, что они едут, и кроме традиционных московских пробок, ничто больше задержать их не должно. В конце того разговора Циркач сообщил с гордостью: «По новому сотовому говорю. Дали бесплатно в комплекте с машиной. Чума! У нас прямо как за границей стало. Ну а я ещё четыре штуки взял, тут же в офисе „МТС“, со скидкой, между прочим». Это он остроумно придумал: иметь каждому только что зарегистрированные, то есть нигде не засвеченные сотовые номера — молодец Циркач!
Он влетел во двор на своем сверкающем «Юконе», тормознул нос в нос, в трех, если не в двух сантиметрах от бампера «лексуса» и пижонская тачка курдов сразу показалась каким-то жучком-«фольксвагеном» рядом с громадиной восьмицилиндрового «Джи-Эм-Си». Черный цвет и тонированные стекла делали его похожим на катафалк. Циркач вывалился оттуда, как натуральный новый русский — ба, он ещё и костюм успел прикупить! Умопомрачительный, лиловый, словно мантия католического епископа! Циркач прошагал в нашу сторону походкой героя-любовника и небрежно так спросил:
— А это что за крендели пожаловали?
— Это люди Ахмана, — ответил я солидно, одновременно пытаясь показать глазами, что переигрывать не стоит. — Мы сейчас поедем к нему. Это очень важно, Циркач.
— Раз важно, значит, поедем, — он сбавил обороты. — Только не больше сотни, ребята, — он обратился к курдам из «Лексуса», — у меня машина новая. Обкатку ещё не прошла.
Те пожали плечами, мол, как скажешь.
А Циркач вручил нам с Филом по трубочке фирмы «Нокиа», сзади была прилеплена бумажка с номерами всей нашей команды.
— Что самое ценное — входящий разговор с сотового на сотовый — абсолютно бесплатно.
— Иди ты! — не поверил я.
— Честное слово. Это их последняя рекламная примочка. А нам, кроме как друг другу — кому ещё звонить?
— И то верно, — согласился я. — Ладно. Поехали.
— Погоди, — сказал Циркач. — Дай мне ключи, там, в холодильнике пиво осталось. Возьму с собой — такая жарища!
Дело было, конечно, не в пиве. Совсем не в пиве. Циркач за рулем пить точно не станет. А к тому же впереди полная неизвестность. Просто за долгие годы мы научились понимать друг друга без всяких слов. Он должен был отдать новый аппарат и Шкиперу тоже. Он сразу догадался, что Шкипер в квартире, но понял и другое: об этом не надо говорить вслух, вот и попросил у меня ключи. Я протянул ему связку то ли от бадягинской гончарки, то ли от своего «мицубиси». Ведь от квартиры были только у Шкипера. Циркач пропадал минуты три, но это не вызвало подозрений, тем более, что вернулся он с ополовиненной упаковкой запотевших баночек пива «Миллер» и вежливо предложил нашим гостям. Оба чуть ли не испуганно замотали головами.
— С ума сошел, Циркач? Им же закон запрещает. Давненько ты с мусульманами не общался.
А вообще я очень скоро почувствовал, что эти ребята задних мыслей не имеют. Они вообще не пытались следить за нами и явно не собирались втыкать жучков нам в одежду или в салон «Юкона», они выполняли одну единственную задачу — доставить нас к Ахману целыми и невредимыми. И в какой-то момент я подумал: с уголовниками приятнее работать, чем со спецслужбами: всё как-то честнее и проще.
В общем, я не мудря и не прячась, подошел к открытой водительской дверце новенького джипа и довольно долго инструктировал ребят, вкратце изложив им для начала, с какой радости нас вызывают. А суть инструкции заключалась в том, что при малейшей нештатной обстановке, при малейшем тревожном сигнале с моей стороны, Пиндрик должен был дергать назад в Москву и далее действовать вместе со Шкипером по обстановке и по рекомендациям дяди Воши. Циркачу же вменялось в обязанность подстраховывать нас с Филом как транспортом, так и огнем, если, не дай Бог, придется.
Но не пришлось подстраховывать вообще. Точнее пришлось, но позже.
Так всегда бывает: всего не предусмотришь.
В дороге мы болтали на отвлеченные темы и слушали радио. Смертный приговор Аджалану комментировался на всех каналах, но сообщений о терактах пока не поступало. Лидеры КРП выжидали. Интересно, чего? Вдруг я понял. Или, точнее будет сказать, почувствовал. Они ждали, пока мы встретимся с Ахманом и обо всем договоримся. Наверняка Ахман был не последним человеком в КРП. Наверняка и нам отводилась не последняя роль во всей этой истории. Ну, ни фига себе! Куда нас только не втравливали за последние годы!
И вот опять от моего решения зависят жизни сотен, если не тысяч, людей. Внезапное осознание этого навалилось на плечи тяжестью вещмешка, загруженного по полной программе. И Фил, как видно, думал о том же.
— Послушайте, но ведь ваши за Аджалана обещали взорвать весь мир к чертовой бабушке!
Ответ был на удивление взвешенным:
— Правильно говоришь — за Аджалана. Но не против. Апо пока жив. Решение суда будет пересмотрено, и его выпустят. А если прямо сейчас начинать войну… У поганых турков нервы тоже не железные, они могут дослать в патронник роковой патрон, не дождавшись объявленных сроков.
Меня немножечко отпустило.
«Ну ладно, — подумал я, — значит, не все от меня зависит».
Скорость не выше сотни напрягала нас только на коротком участке от кольцевой до Загорска, то бишь до Сергиева Посада, на прекрасном участке трассы, сделанном, как говорят, ещё при советской власти для иностранцев — типичная показуха того времени. Дальше шоссе делалось узким, его забивали грузовики и дачники, мотающиеся в наше время туда-сюда не только по выходным — в общем, разогнаться все равно негде.
А в Ярославле ждал сюрприз, который, впрочем, легко было предвидеть. На объездной дороге нас встретил обшарпанный микроавтобус «Додж-Караван» с абсолютно глухими задними окнами, забранными стальным листом, как у банковского броневичка. Из кабины вышел заросший до глаз бородою относительно молодой человек и, подойдя к ближе, представился:
— Джемиль.
Я посмотрел на него с сомнением. Наслушавшись радиосводок, я теперь знал, что Джемиль — это второй человек в партии после Аджалана.
Бородатый понял:
— Я не тот Джемиль, я просто в честь него назван.
— Как ты можешь быть в честь него назван, когда ты ему почти ровесник? — удивился я.
— Мое настоящее имя Файзитулла. Джемиль — это прозвище.
— Крошка, — представился я, наконец. — А мое настоящее имя здесь никому не нужно.
С официальной частью было покончено и мы перешли к делу.
Нам предлагалось следовать дальше в закрытой машине, потому что дорогу на секретный объект, кроме членов партии, не должен был знать никто. Все звучало логично. Я только подумал: «Неужели и в ФСБ дороги туда не знают? Или в этом ведомстве тоже служат члены курдской рабочей партии?» Однако с ФСБ можно было разобраться и попозже.
Первоочередной задачей представлялось решение судьбы нашего нового «Юкона». Наивные или наоборот слишком хитрые курды предложили отогнать машину в город на охраняемую стоянку, врубить сигнализацию на всякий случай и всем четверым ехать с ними дальше. Нелепость такого варианта была очевидна. Я только думал, кого оставить с «Юконом» — Пиндрика, Циркача, или обоих.
— Оставляй двоих, — подвел черту Фил. — На переговорах втроем делать нечего, а поскольку неизвестно, сколько мы там проторчим, нехорошо надолго одного человека с новой машиной оставлять.
Это была, конечно, выдуманная причина, но Фил удачно сформулировал, так что всем, включая грозного Джемиля, показалось убедительно.
Собственно, Ахману был нужен только я. Какие могли быть возражения? Ясно, что к нашему «Юкону» они попытаются кого-то приставить, и в такой ситуации двое тоже лучше, чем один.
— Ждите нас здесь, — сказал я ребятам. — Или… дадим знать.
Я вложил в последнюю фразу максимум второго смысла, и Циркач понял. Мы кое-что обсуждали на подобный случай заранее. Да и технику кое-какую заготовили. Дядя Воша снабдил нас пеленгатором и миниатюрным датчиком к нему, чтобы друг друга не теряли.
Ну а пока ехали в закрытом кузове, я пытался по известной методике считать секунды от поворота до поворота и записывать цифры в памяти. Если потом помножить все эти отрезки на приблизительную среднюю скорость и сесть над картой Ярославской губернии, можно, в сущности, вычислить, куда мы ехали. Кто знает, может, и понадобится. Пеленгатор — вещь хорошая, но любая техника иногда не срабатывает. А старый дедовский метод…
Правда, с нами в темноте ехали двое, и они то ли нарочно, то ли случайно невероятно мешали мне, отвлекая разговорами, а ещё периодически чиркали спичками и курили дрянные сигареты. Фил присоединялся к этому богомерзкому занятию, и на каком-то этапе я попросил открыть хоть что-нибудь — иначе сдохну от удушья. Открыли лючок в крыше. Странно, почему раньше нельзя было этого сделать? Не стану же я в самом деле подпрыгивать и высовывать туда голову, и перископа у меня с собой нет.
А ехали долго, я начал сильно путаться, и пользуясь светом, лившимся из люка, внаглую достал блокнот и записал цифры, которые пока ещё не забыл. Сопровождавшим не пришло в голову, что я занимаюсь чем-то предосудительным, но один все-таки спросил довольно неожиданно:
— Стихи, что ли, сочиняешь?
— Почти, — сказал я, — тезисы. Серьезный разговор предстоит. Чтобы ничего не забыть, вот планчик для себя составляю. Привычка.
— А-а, — протянул парень, и вновь утратил ко мне интерес.
В полутьме, да ещё когда трясет, цифры, записанные буквами, действительно от стихов не отличить.
Наконец, часа через полтора, машина остановилась. Нам позволили выйти, и я решил, что это конечная точка маршрута.
Странно выглядел их секретный объект. Небольшой поселок крайне убогого вида, с хрущевскими пятиэтажками, с жухлой травой по краям разбитого асфальта, с кривыми чахлыми яблоньками в садах. По улице двигались неопрятные угрюмые женщины, брели, покачиваясь, пьяные мужички, стояли тут и там ржавые трактора, другая уборочная техника — то ли действующая, то ли давно умершая. В пыли копошились грязные ребятишки и лохматые низкорослые собаки. Джемиль стоял, озираясь в ожидании.
— Это и есть секретный объект? — поинтересовался я.
— Нет, это поселок, который его обслуживает. Неподалеку от объекта. Название поселка вам ни к чему.
«Твою мать! — подумал я. — Кто ж так работает? Считай, что я уже выяснил, и название этого поселка, и место расположения твоего секретного объекта. И уж не знаю, как там ФСБ, а ЧГУ здесь появится и очень скоро».
Но я, конечно, ничего такого не сказал, а скромно двинулся назад к нашей временной тюрьме на колесах, по пути стараясь как можно лучше запомнить каждую мелочь.
Подняв густые облака пыли, рядом с нами тормознул дребезжащий ЗИЛ-157 пятьдесят какого-нибудь года выпуска с драным брезентовым фургоном и полусгнившей мордой. Выскочивший оттуда водитель заговорил с Джемилем. Они общались по-курдски, и я мог только догадываться, что за разговор такой идет на повышенных тонах. Кажется, по поводу некого груза, то ли доставленного не в срок, то ли вообще не доставленного на объект. Потом я заметил, что и детишки на дороге лопочут не по-русски, и проходившие мимо тетки бросили несколько фраз на том же непонятном языке. Ё-моё! Да это ж поселок курдов.
Потом мы поехали дальше, и путь был уже совсем коротким — полчаса максимум. Высадили нас перед воротами воинской части — обычными, зелеными, с ещё не до конца полинявшими красными звездами. Кругом был лес, рассекаемый качественным, но очень узким шоссе, на котором едва-едва могли разъехаться два грузовика. Вышедший с КПП сержант судачил о том, что у него приказ пропустить только одну машину, поэтому «додж» пусть пока останется за воротами. Вот нас и попросили пересесть обратно в «лексус» вместе с Джемилем. А сопровождающих вроде бы собирались отправить назад. Все это заняло минуты полторы. Причем разговоры на двух языках велись весьма экспрессивно, и Филу ничего не стоило незаметно шепнуть мне:
— Ты уже включил свою игрушку?
— Да.
— Так давай её сюда. Быстро!
— Что ты задумал?
Я всегда доверял Филу в подобных делах, но все-таки предпочитал хотя бы вкратце понять суть замысла.
— Там, — кивнул он за ворота, — её обязательно засекут и будут неприятности. Вплоть до беготни со стрельбою. Бросим прямо тут.
Он достал пачку «Кента», протянул мне и совсем тихо, одними губами, проговорил: «Давай!»
Я понял, потянулся вроде как за сигаретой, аккуратно уронил черный кругляш датчика от пеленгатора в почти пустую пачку, потом улыбнулся и громко сказал:
— Издеваешься? Я же три дня, как бросил. И вообще, последнюю даже воры не берут.
А Фил, конечно, взял свою якобы последнюю, а пачку, чуть смяв, лихо бросил через плечо в придорожную канаву.
— Поехали, — сказал Джемиль.
Не дать, не взять, Гагарин!
Что ж, поехали!
* * *
Территория воинской части выглядела почти обыкновенно. С первого взгляда видно было, что здесь базируются не танкисты, не ракетчики и не авиаторы — общевойсковики. А со второго взгляда ощущался специфический характер объекта. Уж слишком все было знакомо: и полоса препятствий, и более чем современный спортгородок с пятидесятиметровым бассейном и специально сохраненные, а то и специально возведенные развалины некого промышленного объекта неясного (для большинства) назначения. Мне-то как раз все было предельно ясно. Перед нами во всем великолепии простирался учебный центр диверсионно-разведовательных групп.Мы подъехали к штабному зданию и поднялись на второй этаж. В приемной командующего адъютант козырнул нам. Глядел он при этом на Джемиля, хотя тот, как и все прочие, ходил без формы. А в кабинете за столом нас ждал сам Ахман, собственной персоной. Хорошо хоть не в генеральском мундире. А то это было бы уж слишком.
— Здравствуйте, ребята, садитесь. Джемиль, останься. Остальные — свободны.
Мы с Филом подсели к его столу друг напротив друга. Фил спросил разрешения закурить, а я представил друга:
— Это — Фил. Вы можете считать, что я и он — это одно лицо. Мы слушаем вас, Ахман.
— Крошка, по телефону ты говорил мне «ты».
— По телефону не так заметна разница в возрасте.
— Так не замечай её и теперь.
— Я постараюсь, Ахман. Рассказывай.
— Сначала ты скажи, Крошка. Твою команду нанял Князь, правильно? Чтобы уничтожить Аристарха.
— Чтобы захватить Аристарха, — осторожно поправил я. — Захватить в заложники и выдвинуть условия, но кто-то в ответ захватил Князя.
— Правильно, — сказал Ахман, — Князя захватили мои люди.
— Зачем? — спросил я.
— Однажды Павленко спас мне жизнь. Долг платежом красен.
— Ясно. А потом, почему ва… твои люди попытались захватить Павленко.
— Потому что он не выполнил обещания.
— Какого обещания?
(Как лихо получалось у меня допрашивать этого старика! Без всякой подготовки, экспромтом.)
— Он сказал, что, как только убедится в собственной безопасности, сразу позвонит в Германию и добьется отмены смертного приговора Аджалану.
Ну вот, наконец, и выяснилось, какая связь между Аджаланом и Павленко! Конечно, это был не допрос. Конечно, Ахман специально хотел подвести меня к самой главной теме. Но причем здесь Германия? Если я ещё не сошел с ума, Аджалана судили в Турции.
— Куда он должен был звонить? — переспросил я ошарашенно.
— В Германию, — повторил Ахман. — Он не позвонил. Вот ты мне и скажи. Он хоть пытался?
— Он все время пытался куда-то звонить, — ответил я дипломатично и в то же время искренне. — Но мы не могли ему этого позволить. Сам понимаешь. Заложнику дают трубку только в совершенно определенных случаях.
— Да, да, — кивнул Ахман, как бы подтверждая, что не имеет к нам претензий. — Вот если б он объяснил, куда звонит, вы бы ему разрешили…
Логика была странной, но раз ему хотелось так думать, я предпочел не возражать.
— Аристарх обманул меня, — решительно подвел черту Ахман. — И вчера это сделалось очевидным всему миру.
Ахман замолчал надолго, и я решил спросить.
— Но ты же спас его, потому что он спас тебя. А вовсе не под обещание этого звонка! Я правильно понял?
— Правильно. Вот потому теперь я и обращаюсь к тебе, а не к нему.
И он опять замолчал, ну прямо Фунт какой-то из «Золотого теленка». Циркач наверняка бы сейчас вспомнил Ильфа и Петрова — это его любимые книги, он и меня всякими цитатами заразил.
Фил закуривал уже вторую сигарету. А я думал, о чем бы ещё спросить у этого старика курда. Ведь не о том же, что именно он хочет нам поручить. Это как-то глупо, в конце концов, не я же просился к нему на работу, он сам уговаривал. И я полюбопытствовал совсем о другом:
— А тут у вас, значит, центр подготовки террористов?
— Да, — кивнул он и счел своим долгом немного подредактировать формулировку. — Центр подготовки бойцов Курдской рабочей партии.
— А почему на территории России? — не без вызова поинтересовался я.
— Дурацкий вопрос, — припечатал Ахман.
И с ним неожиданно согласился Фил:
— Действительно дурацкий. Россия спокон веку была центром подготовки всяких террористов. Надо спрашивать, почему именно курдов.
— А вот об этом как раз спрашивать не надо. Я все равно не отвечу. У меня высокое положение в партии. Но я не командующий учебным центром и не уполномочен рассказывать о нем.
— А о поселке вы уполномочены рассказывать? — вдруг вскинулся Фил.
— Что о поселке? — не понял Ахман.
— Почему ваш народ так плохо живет здесь?
— Мой народ живет плохо по всему миру, — провозгласил Ахман с пафосом. — Мой народ лишен своей родины. И пока на нашей земле бесчинствуют турецкие оккупанты, ни один курд не сможет жить по-настоящему хорошо. Права не имеет.
Что-то подобное мы слыхали и от вайнахов в их «маленькой гордой Ичкерии». А меж тем всему миру известно ни об одном и не о двух чеченских миллионерах и в Грозном, и в Москве. Знаем мы этих народных заступников! Навидались уже. Меня вдруг зло взяло:
— Ну, ты-то Ахман, поди, ни в чем себе не отказываешь? Или все деньги отдаешь на независимость Курдистана? А сам на старом «уазике» ездишь?
Ахман поднялся так резко, что даже поморщился от боли в больной ноге, и я почувствовал, что сказал лишнее. Джемиль тоже вскочил и едва не начал вытаскивать пистолет. Но, перехватив взгляд шефа, замер. Мы с Филом продолжали сидеть, сохраняя достоинство. Не на тех напали — не страшно. Ахман понял это. Но уже не мог остановиться. Он навис над столом и очень грозно вещал:
— Машины, на которых я езжу, используются для дела. Они должны быть хорошими, если мы хотим победить. Да, у меня много денег, но это деньги общака и деньги партии, а лично для себя я никогда не куплю даже пары лишних башмаков. Ты понял, Крошка? Можешь спросить об этом у любого.
До меня дошло, я чуть было не начал извиняться. Но потом вспомнил, с кем имею дело, и сдержал себя. Просто проговорил тихо:
— Так ты правильный вор, Ахман! Ты действительно живешь по понятиям?
Ахман промолчал. Он просто сел на свое место, а вскинулся вдруг Джемиль:
— Вы должны понять. Общак уходит на грев зоны. Общак уходит на вызволение братков. А средства партии не так велики. Мы не сумеем помочь Абдулле деньгами. Мы надеялись на «Феникс». Но Павленко, волчина позорный, кинул нас. Теперь остались только другие средства. Мы не будем звонить в Германию, нам некому звонить, мы просто туда поедем и рванем что-нибудь. Ну, скажем, главный офис «Мерседеса» в Западном Берлине…
Ахман опять поморщился. Как давеча от боли. Поднял руку ладонью вперед. Видно, молодой задор партайгеноссе, предложившего рвануть офис «Мерседеса», не нравился ему.
— Мы найдем, что рвануть, Джемиль. Сориентируемся на месте. Главное, мне хочется, чтобы вы, ребята, помогли нам. Как профессионалы.
— В организации теракта? — невинным голосом поинтересовался я.
— Скорее в обеспечении тылов. Германия — не Турция, там очень хорошие подразделения антитеррора.
— Но работа профессионалов дорого стоит, — решил я начать как бы с главного, опуская до поры моральный аспект проблемы.
На самом деле подписаться на взрыв в центре большого города с десятками невинных жертв — это было абсолютно исключено для нас. Ни я, ни мои ребята, не за какие деньги не стали бы выполнять подобной работы, но… Дальше стало ещё интереснее.
— Я знаю, — сказал Ахман, — сколько вам заплатили за Павленко. Но давайте начистоту. Вы же не отработали своих денег! Вы просто унесли их, вместе со своими шкурами.
Ни хрена себе! Вот так нас уже давно никто не оскорблял.
Теперь я решительно поднялся и бросил Филу:
— Пошли отсюда.
Фил встал и, интеллигентно улыбнувшись, промолвил:
— До свидания.
И мы уже сделали шагов пять к двери, когда этот тормозной Ахман окликнул нас.
— Стойте! Вы ничего не поняли.
Я очень боялся, что он сейчас начнет угрожать, мол, вы отсюда все равно не выйдете, мол, вариантов нет… И уж тогда бы мы точно завелись и угнали какой-нибудь бэтер у этого гордого народца. И, прорываясь к воротам, наверняка убили бы кого-то, а всем остальным безумно осложнили жизнь. Всем. Включая себя. Но он, к счастью, сказал очень просто:
— Стойте! Вы ничего не поняли.
Ну ладно. Мы вернулись. Сели. Давай, дяденька. Объясняй непонятливым дурачкам, как это они спасали свою шкуру и свои бабки во дворце Павленко. И что ещё и кому конкретно за эти же бабки мы должны сделать. Сам Павленко уже дал понять, что за свое спасение платить не намерен. Кулаков тоже намекнул, что на ЧГУ придется пока поработать бесплатно. Мышкин, понятное дело, считает, что оплатил наши услуги до конца дней своих, а теперь ещё и этот уголовный умник на что-то рассчитывает. Но Ахман и впрямь оказался далеко не глупым человеком.
— Видите ли, ребята, каждый велик в своем деле. Я никогда не умел брать штурмом бастионы. И очень уважаю тех, кто умеет. Но если вы ни черта не понимаете в финансах, так и не беритесь судить. Да, я знаю, что вы всегда берете наличными и вперед. Но я предлагаю немного иную сделку. Мышкин выдал вам наличными и вперед такую сумму, которую, мягко говоря, нелегко удержать в руках без посторонней помощи. Четверть миллиона каждому — это очень много, Поверьте мне, ребята. Так вот. Я предлагаю вам гарантию сохранности ваших денег в обмен на определенные услуги. Об услугах мы уже говорили вкратце. Подробности изложу, когда вы дадите согласие. А мои гарантии — стопроцентные. Если люди не сумеют уберечь ваших денег, я обещаю восстановить полностью, до последней копейки — сукой буду! — все утраченные вами суммы. Понятно?
Вообще это было бы сильно — забрать деньги у генерала Кулакова и доверить их ворам и экстремистам. Но если встать на позицию Ахмана, рассуждал он по-своему очень логично. Когда слишком много людей знает, что у тебя есть большие деньги полученные совершенно шальным способом, можешь считать, что у тебя их уже нет. Или, как минимум, следует быстро-быстро вложить их во что-то такое, откуда вынуть будет нелегко. Но даже Фил, как я догадался, ещё не придумал, куда можно поместить наши бешеные суммы. В Москве он встретился с каким-то знакомым из Питера, но никого не посвящал в подробности — и правильно.
— Время на размышление даете? — спросил я.
— Ну, разумеется, господин Большаков, раз уж вы опять так официально, — подколол Ахман. — Я сейчас приглашаю вас отобедать и позволяю сделать сколько угодно звонков, но в моем присутствии. А то ещё ваши друзья начнут вас пеленговать, или вы сами каким-нибудь образом станете им диктовать координаты…
— Которых я не знаю, — непочтительно перебил я. — Нас же сюда в «гробу» везли.
— И это правильно! — подхватил Ахман с энтузиазмом. — Но в любом случае помните мою демократичность — я разрешил звонить со своего секретного объекта.
«Спасибочки, дорогой Ахман, — ответил я про себя. — Обойдемся без твоей демократичности. Тем более, что ты сам подсказываешь ответ. Наверно, тут тоже установлена неплохая техника, и вы попытаетесь засечь моих абонентов. Допустим, наружка уже потеряла их в Ярославле. Ах, как правильно поступил Фил, выкинув у ворот наш пеленгатор!»
— Мне будет достаточно посоветоваться с моим замом, — сказал я. — Оставив вам телефоны, мы можем поговорить наедине?
— Пойдемте. За обеденным столом у вас будет такая возможность.
«Ага. И микрофон в солонке», — хотел добавить я.
Обойдемся и без этого. Фил, кажется, по глазам понял, что я буду соглашаться на все. Нас же вербуют, и в интересах дела мы должны проникнуть как можно глубже в стан врага. Опять же в Германии ни я, ни мои ребята толком ещё ни разу не были, прошлогодняя безумная командировка на один день — не в счет. Почему бы не съездить туда сегодня за счет Курдской рабочей партии? Пусть хоть раз в жизни террористы доброе дело сделают.
И тут в кабинете командующего открылась дверь и без стука, без доклада, без единого слова вообще вошел, как к себе домой — кто бы вы думали?
Правильно, наш общий друг Эльф.