Страница:
— Но зачем же чемоданчик? — возразил Фил. — Раскидайте нам по пачкам на пять брезентовых заплечных мешков — и порядок! Своя ноша не тянет.
— Что ж, по рукам, друзья, — резюмировал майор Платонов, повысивший их до уровня личных друзей, очевидно, по случаю совершения сделки.
Беседа с неизбежностью подходила к концу, и Крошка поспешил задать ещё один важный вопрос:
— С чем связана такая спешка? Поймите, я не пытаюсь влезать в ваши дела, просто хочу понять, что грозит лично нам, если мы по той или иной причине не уложимся в график. На объект нагрянет целая воздушно-десантная дивизия? Или его накроют ракетным ударом вместе с нами, или?..
— Все гораздо проще, капитан, — перебил Платонов. — Просто в ближайшие сутки товарищ Амин, он же господин Павленко будет у себя на даче, и мы точно знаем, что он никого в гости не ждет, а потом… Одному Богу известно, что может случиться потом. Лично я не хочу, чтобы мои родственники узнали о моей смерти из выпуска новостей.
— Ответ принят, — сказал Крошка.
— Ну, вот и славненько, — ответил Платонов с предельно мирной интонацией, словно он агент турфирмы и только что продал клиентам замечательные путевки на острова в Карибском бассейне.
Враг всего прогрессивного человечества кровавый мафиози Аристарх Николаевич Павленко выглядел весьма благообразно. Лет сорока пяти, но моложавый, гладкая кожа лица с этаким юношеским румянцем, зачесанные назад волосы, прямой, открытый взгляд светло-серых глаз, приятные манеры — ну ни дать, ни взять, положительный комсомольский лидер даже не брежневской поры, а давних времен романтической оттепели — таких только в старых фильмах и показывают. А Пиндрик вдруг сказал:
— Улыбка — ну, прямо как у этого, Аникеева, которого убили.
И Циркач согласился:
— Правда, внешне совсем разные люди, но какое-то внутреннее сходство удивительное!
Хорошо, что ни Платонов, ни Мышкин этого разговора не слышали, а девушка-оператор, крутившая им кино про Павленко через большой плоский жидкокристаллический дисплей компьютера, на подобные реплики не реагировала.
Вообще, события разворачивались, как в сказке: и деньги выдали, и оружие, и под конвоем не водили. Но Крошка поминутно напоминал себе, что обязан эту сказку сделать былью, иначе столь приятная обстановка может легко обернуться западней. И теперь самое главное для подстраховки — найти способ как можно скорее сообщить генерал-майору Кулакову следующее: на распрекрасный, во всех отношениях замечательный федеральный (или какой он там — муниципальный?) центр спецтехнологий и информационных ресурсов (или наоборот?) почему-то работает знаменитый агент-перебежчик как минимум трех разведок — старина Эльф. Вряд ли его теперь завербовали в СВР или ГРУ, ох, вряд ли! Годы не те у мужика, чтобы так сразу ориентацию менять. Так что же это значит? А вот пусть Кулаков и решает — ему за это зарплату выдают ежемесячно, и вообще, у него там целый штат, целая система. А они пятеро — кто такие? Просто солдаты удачи, дикие гуси. Пожалуй, у них немного странные для наемников принципы — как можно больше спасать и как можно меньше убивать; прежде чем что-то делать — обязательно думать; наконец, родину любить сильнее денег, а людей — сильнее родины… Но одно остается неизменным — заработали — и на дно. В политику — не соваться, ни в коем случае! Гори она огнем, эта политика! Впрочем, несколько раз влезали уже и всякий раз выбирались назад, как из помойки, и долго-долго потом мыли руки…
Крошка решил поступить наипростейшим способом. Поднявшись наверх и убедившись, что Эльф остался внизу, он перед самым отъездом, внезапно хлопнул себя по лбу и попросил — ну, буквально на три минутки — позвонить жене.
— Ё-моё! Я же ключи от гончарки и от машины оставил в ящике письменного стола — она их в жизни не найдет. Братцы, это важно!
Он уже брал трубку со стола, а мрачный сотрудник, сопровождавший их в верхних помещениях, молчаливо ждал продолжения и пристально вглядывался в Андрея. Однако разговору не препятствовал.
Маша ответила почти сразу. Значит, не спала, а телефон, разумеется, у постели. Отработав легенду с ключами, Крошка как бы совершенно невзначай поведал:
— Я тебе несколько дней не смогу звонить, Шушуня, ты не беспокойся. Все нормально, я тут многих старых друзей встретил — Шкипера, Фила, даже этого — Гнома. Как это, какого? Ну, он ещё в Белорусском национальном десанте служил… Ладно, Шунь, мне уже некогда. Ты обязательно передавай привет дяде Воше, как только он вернется из своей Испании, слышь? Ну, пока!
По глазам мрачного сотрудника ничего понять было нельзя: догадался, не догадался? Эльф обязательно догадается, если они тут всё пишут и если он потом прослушивает, так ведь и Владимир Геннадиевич к тому времени уже мно-о-огое успеет предпринять.
«Хорош, Андрюха, — сказал себе Крошка. — Теперь выкидывай все из головы, часа через два-три будете на месте. Рекогносцировка — дело серьезное — на неё вместе с разведкой дают меньше суток — с утра — и до темноты. А ночью штурм. Ребята не подведут, главное — сам себя не подведи. В этом танковом сражении в мирное время ошибаться будет точно нельзя».
— Есть такое дело, — кивнул его зам генерал-майор Кулаков.
Генералом он стал совсем недавно, а начальником особого отдела ЧГУ отбарабанил добрых три года. Особым называли отдел, занимавшийся непосредственно подготовкой и проведением спецопераций. Так что с очередными и внеочередными отпусками в этом подразделении было не все понятно: если случалось что-то срочное, начальство находило хоть на Марсе. А компенсацию за это… Что ж, ждите, товарищи, в виде добавки к пенсии и прочих благ.
— И, заметь, Алексей Михайлович, — поведал Кулаков, — всего за три дня загорел. А ведь так надеялся по-человечески отдохнуть!..
— Зря, — припечатал Форманов. — А впрочем, не гневи Бога, Геннадич! Три дня без единого ЧП — это уже неплохо.
— Ладно, проехали, — согласился Кулаков. — Вот посмотри лучше: научили меня там цивильные сигареты курить. Представляешь, к чему пристрастился — легкие, ну прямо дамские, да ещё с ментолом! Мексиканского производства, между прочим. «Импала» называются.
— Водка у них — текила, сигареты — импала, — задумчиво проговорил Форманов.
— Текила — это не водка, — осторожно поправил Кулаков. — А импала — это такой олень.
— Олени, значит, говоришь… — ещё более задумчиво пробормотал Форманов, потом вскинулся, словно проснувшись: — Однако хорошие сигареты. Когда после второй за день пачки в горле першит — с ментолом в самый раз, это я знаю. Сам когда-то баловался. Но ты давай, говори по сути, отдых-то уже кончился. Досрочно, — сурово добавил начальник. — Рассказывай. Откуда информация? С какой радости шухер поднимаешь?
— А ты ещё не понял? Информация, как всегда, из Гамбурга. От нашего агента. Очень мутная, должен тебе сказать, информация. Дескать, кто-то из немецких ультраправых заказывает убийства русских бизнесменов. Где? Не известно. Когда? Тем более. Но это все — сведения трехдневной давности. Они же мне ещё в день приезда сбросили шифровку по электронке прямо в номер, через Интернет, разумеется. Только я сообразил, как в ихнюю телефонную розетку мой ноутбук воткнуть, а там уже — пожалте! — имеется почта, и не от любимой женушки, понятно, а от любимых сотрудников. Пришлось изучать какую-то ересь о транснациональных объединениях уголовных авторитетов, контролирующих рыночную торговлю. Управлению МВД по борьбе с экономическими преступлениями было там над чем мозгами пораскинуть, уж это точно, а мы-то здесь при чем — я все никак не въезжал. И вообще, информация не носила срочного характера и по спецканалам через спутник не передавалась. Но вчера днем, сам понимаешь, такое дело… А ночью ещё один выстрел…
— Все, стоп, — прервал его Форманов. — Раз информация из Гамбурга мутная, послушай меня. Я получил твою шифровку рано утром и сразу запросил все, что можно, у МВД и ФСБ по Аникееву и Свирскому. Сведений, честно скажу, маловато, но ознакомиться уже есть с чем. Турецких убийц мы пока найти не можем. А вот московский наемник — очень любопытный персонаж — это действующий международный мастер по стрельбе из винтовки Анатолий Глаголев — ученик великого Кручинина, ну, помнишь, этого нашего чемпиона, которого ещё подозревали в нескольких заказных убийствах, но так и не сумели ничего доказать. Слишком серьезный оказался заказчик. Госзаказ, как говорили при советской власти. У нас, кстати, были данные на Кручинина, но меня вовремя тормознули. Ну, а ученичок его, понятно, даже и не представляет себе, на кого работал. Цепочка заказа на этот раз безумно длинная и наверняка рвется где-нибудь посередине в самом интересном месте. Я попросил проанализировать все трупы последнего месяца, но это же адова работа! А к тому же, кто сказал, что покушение не готовилось в течение, допустим, полугода. И наконец, вместо материалов допроса гражданина Глаголева, у нас только обрывочные данные прослушки, полученные через ФСБ. Ведь парнишка то сидит даже не в Лефортове, а в «частной тюрьме», то есть просто на чьей-то даче или квартире.
Кулаков слушал это все довольно внимательно, но все же думал параллельно о своем. «Частная тюрьма» заставила его усмехнуться и помотать головой, но вообще как раз то, что команда Аникеева могла отмазать убийцу не только от милиции, но и от ФСБ, уже не удивляло. Еще пара лет такой жизни, и мафиозники будут подменять собою все госструктуры, включая армию и МЧС. Меж тем Кулаков догадывался, что скоро в монологе Форманова возникнет пауза, и шеф, наконец, спросит о главном более предметно, чем вначале.
Так и вышло. Форманов встал, подошел к окну, посмотрел во дворик и проговорил:
— Ну, и с чего ты вдруг переменил мнение? Почему решил, что вся эта история все-таки будет касаться нашего ведомства.
— Так ведь я уже в Бадягине побывал и дискету прочел, которую Циркач для меня там оставил, а вместе с ней Маша, Андрюшкина жена передала мне запись последнего звонка Большакова из Москвы. Вот после этого, Михалыч, Турция, Германия, и Измайловский рынок — все склеилось. А не ты ли мне ещё весной давал в разработку «короля рынков»? Тогда это дело замяли, известно по чьей просьбе, а сегодня, когда «короля» не стало…
Форманов резко обернулся.
— Доказательства, дядя Воша! Где доказательства, что «королем рынков», на которого собирались открыть охоту, был именно Аникеев?
Кулаков молчал.
— Что, сплошная интуиция, которая в некоторых случаях дороже логики? — поинтересовался Форманов язвительно.
— Нет, — замялся Кулаков, — чистейшая логика. Видишь ли, Крошка, ну то есть Большаков узнал в лицо одного из замов Аникеева и уже успел мне сообщить об этом.
— И кто же он, этот зам?
— Агент БНД Клаус Штайнер по кличке Эльф, он же агент Моссада Миньян, он же польский разведчик Юриуш Семецкий, он же…
— Твою мать! — вырвалось у Форманова. — А Эльф не мог узнать Большакова?
— Не мог. Он его не видел. Ты забыл, наверное, на том задержании ребята работали порознь, только Циркач стоял рядом, но он был в очень хитром гриме. Крошка вообще сидел в баре к Эльфу спиной, ну а потом… Потом этот дьявол ушел, ты должен помнить…
— Да, да, конечно, — пробормотал Форманов и повторил с ещё большей экспрессией. — Твою мать!
Новая пауза была долгой. Кулаков успел размять и раскурить набитую какими-то опилками, но любимую с юных лет сигарету «Дымок», и за этим процессом напрочь забыл об «Импале» с ментолом.
И, наконец, до генерала Форманова дошло.
— Постой, где, говоришь, Большаков опознал Эльфа?!
— Не знаю точно. Может быть, в машине, а может, и в офисе Аникеева. Ты лучше глянь на расшифровку этого телефонного разговора. Это же поэма! Эльф называется старым другом по кличке Гном, служившим в Белорусском национальном десанте.
— Белорусский национальный десант — это сильно, БНД, значит, получается, — оценил Форманов, а потом словно ещё раз проснулся: — Ладно. Ты мне своими десантами имени Лукашенко зубы-то не заговаривай. Что делает Большаков в фирме Аникеева?
— Работает вместе со своей группой на ЧГУ, — не задумываясь отрапортовал Кулаков.
— Ой ли? — улыбнулся Форманов. — Не сходятся у тебя концы с концами, Владим Геннадич! Получается, когда ты спрашивал у меня разрешения подключить к работе группу Большакова, он уже работал. И не на нас — на Аникеева. Так, что ли?
— Не так. Большаков работал на себя. Но постарайся понять: я-то у тебя хотя бы пост фактум разрешения спросил, а Андрей меня вежливо так в известность поставил — и все…
Генерал-полковник Форманов вдруг начал неудержимо хохотать, хотя ситуация, скажем прямо, к этому не располагала.
— Я одну историю вспомнил, — пояснил он, наконец. — Про Льва Толстого и великого кинооператора Пате. Толстой, как известно, терпеть не мог кино во всех видах. Пате его втихаря снимал на перроне железнодорожной станции, а потом интеллигентному французу неловко стало. Он подошел и спрашивает: «Можно я буду вас снимать?» «Так вы меня уже снимаете!» — резко так отвечает Толстой. «Но мне неудобно как-то, — говорит Пате, — я бы хотел ваше разрешение получить…» «Хотели получить?! — говорит Толстой, окончательно озверев. — Так я вам не разрешаю этого делать!» После чего Толстой идет дальше, а Пате продолжает его снимать.
Кулаков даже не улыбнулся:
— Но ты же дал мне разрешение…
— Так я и не знал, что ты меня уже снимаешь…
Помолчали. Кулаков потянулся за второй чудовищно набитой сигаретой «Дымок».
— Кем был этот Иван Аникеев по данным из Гамбурга? — решил первым нарушить молчание Форманов. — По официальным сводкам МВД он обычный уголовный авторитет, державший все московские рынки.
— А по неофициальным догадкам аналитиков гамбургской резидентуры он и есть король рынков, не имеющий прямого отношения к уголовщине. Мы считали весной, что король — это кто-то из турецких финансовых магнатов или — версия номер два — кто-то из кремлевских кураторов рыночной теневой экономики. Но в Турции неожиданно убивают нашего владимирского парня, а в Кремле вообще не трогают никого. Остается Иван Лазаревич Аникеев. Именно он оказывается в своем рыночном королевстве одновременно и серым кардиналом и публичным политиком. Вот для борьбы с ним западники и внедряют в фирму своего Эльфа. Собственно, это не называется внедрить, они его официально вводят, присылают в качестве консультанта. Словно какого-нибудь Джеффри Сакса в правительство Гайдара. Уму не постижимо: агент которого, сбившись с ног, ищут пять разведок и шесть контрразведок, спокойно приезжает в Россию и даже не слишком прячется.
— А от кого ему прятаться? — ещё более обиженно, чем Кулаков, запыхтел Форманов. — У него тут все свои. Сам посуди. Если какой-то Мышкин, зам директора пресловутого центра «Сфера» получает разрешение Вашингтона и Брюсселя на коридор для вылета военного самолета с территории Турции! И не только не скрывается от спецслужб, но даже согласовывает свои действия с официальными структурами России. Хочется верить, что Мышкин на пару с Эльфом ещё не знают про нас, но если завтра они оба придут ко мне в кабинет, я даже не слишком удивлюсь…
— Ну, не надо, — не поверил Кулаков такому дикому предположению, а потом, некоторое время помямлив, сообщил:
— Ты все-таки дослушай некоторые подробности, Михалыч. Циркач, то бишь Боря Зисман уже пару месяцев работает в охране фирмы Аникеева, этого самого «Муниципального центра информационных технологий и спецресурсов», то бишь «Сферы», и после вчерашнего убийства именно он решил собрать остальных. Не советуясь с нами. До поры. Но это не было придумано, как своя игра, ведь именно он заготовил для нас информационную дискету — изучишь на досуге. Там много интересного.
Такая была у них дежурная шутка — изучать самую срочную оперативную информацию «на досуге».
— Весело, — проговорил Форманов. — Значит, все-таки наших людей нанимают другие. А они даже не ставят об этом в известность ЧГУ? Я правильно понял?
— Нет, товарищ генерал, — равнодушно и даже хмуро произнес Кулаков это, в общем-то, привычное, но теперь звучащее как издевка обращение. — Они наши, когда они — команда. Поодиночке никто из них подписку не давал и в штат ЧГУ обратно не зачислялся. Тем-то и ценна группа Большакова. И сегодня их вроде бы пугающая автономность на самом деле необычайно на руку именно нам. Ну, попробуй сказать, что я не прав.
— Не буду пробовать, — проворчал генерал Форманов. — Скажи лучше, куда их направили теперь?
— Наверняка говорить рано. В офисе Аникеева у нас «ушей» нет. Весной пытались подключиться, да столкнулись с такой техникой, что чуть было не засветили собственные номера. Но по косвенным данным наша группа выдвинулась в направлении так называемой резиденции Павленко. Аристарх Николаевич Павленко — глава «Корпорации Феникс», очень серьезный персонаж, его продвижение после девяносто первого года…
— Спасибо, я помню, кто это, — перебил Форманов.
— Хорошо, — кивнул Кулаков, словно проверял память начальника. — Так вот. Объясняю, откуда возникла гипотеза. Наружка вела наших ребят до Вязников, а дальше стало невозможно, но там уже до пресловутой резиденции рукой подать. А вот телефоны Павленко мы как раз прослушиваем. Даже разговоры в его главном офисе должны писаться. И ещё плюс: Павленко не ждет гостей. Так что раньше времени влезать туда физически не стоит, дабы никого не спугнуть, однако к завтрашнему утру, я считаю, надо иметь мобильную группу именно в Вязниках.
— Вот ты её и возглавь, — принял Форманов неожиданное решение и нажатием кнопки вызвал адъютанта, чтобы отдать все необходимые распоряжения.
— Ты знаешь, я сам об этом подумал, но…
— Решил, что дело начальника сидеть в кабинете на телефонах и руководить? Ты же боевой генерал, Геннадич! А телефон — в наше время не проблема, спасибо последним достижениям конструкторов, космическая связь теперь в кармане помещается. Вот и звони из владимирских лесов хоть в Нью-Йорк, хоть в Брюссель. Очень может статься, что именно в этой глуши и пойдет охота на нашего главного фигуранта. Иван Аникеев, безусловно, был королем рынков, но берут меня сильные сомнения, что весной под этим именем проходил именно он. Разберись, дядя Воша. А папочку мою просмотри до отъезда повнимательнее.
И он выдал Кулакову все, что удалось нарыть в МВД и ФСБ об Аникееве, Мышкине, Свирском и Павленко.
Глава вторая. Штурмуем «Дворец Амина-2»
— Подожди, мой маленький, я сейчас!
Она так смешно и мило называет меня — «маленький». Если мы оба стоим, её губы утыкаются чуть повыше моего пупка. Восторг! А какой-то дурак ещё говорил мне, что рост мужчины и женщины в идеале должен быть примерно одинаков.
— Кто тут маленький, — картинно сержусь я.
— Вот он — мой маленький, — отвечает она обычно, показывает пальчиком и начинает ласкать моего красавца, поглаживая, как младенца, по головке и не только.
Так мы играем. Но на этот раз моей Машуни все нет.
— Шушуня! — кричу я.
— Я тут! — отвечает она.
Мы перекликаемся, как в лесу. А ведь сидим оба в номере роскошного отеля и за окном теплое море, не остывающее за ночь, и кудлатые пальмы, склонившиеся над крупным песком. На Юге страшно обостряются все желания: есть, пить, двигаться, смотреть, слушать — всего хочется, как в первый раз. И это желание тоже обостряется, быть может, оно-то и становится сильнее всех прочих.
Я сижу на белоснежной ароматной постели и схожу с ума от желания, а она все не выходит из ванной. Нарочно, что ли? Включаю телевизор. И попадаю на ночной эротический канал. Кажется, французский. Танцуют безумно красивые длинноногие девки. Ну, что они, издеваются, в самом-то деле? Я же сейчас просто не дождусь Маши, и…
Машуня выпархивает из ванной в легком купальном халатике, и я захлебываюсь от восторга при виде её.
— Погаси свет, маленький!
— С чего это? — удивляюсь я.
— Ну, погаси, пожалуйста, я прошу тебя!
Она прижимается ко мне всем телом и нежно облизывает грудь, я целую её плечи и шею. Ну, как тут не выполнить просьбу? Свободной рукой дотягиваюсь до выключателя. А что я делаю не свободной, догадайтесь сами.
— Шуня, ты вся дрожишь. Тебе холодно?
— Дурачок, — шепчет она, — я просто очень хочу тебя! Почему мы так редко видимся, маленький? Словно я и не жена, а так, какая-нибудь любовница… Или это только лучше?
Но я уже не слышу, что она там шепчет, я уже ничего не слышу, потому что рука моя нашаривает нечто восхитительно непривычное.
Пауза. Машуня тихо смеется.
— Что это? — выдыхаю я.
— Ой, мне щекотно! — она продолжает смеяться.
Нет, теперь уж я точно зажгу свет.
— Не надо, я стесняюсь, — она продолжает дурачиться. — Это тебе сюрприз — мой новый причесон.
— Ты сделала это бритвой? — при свете я просто в полном восторге.
— Дурачок, сейчас же есть специальные кремы.
— Какая красота!
— Но я стесняюсь!..
Она дурачится ещё ровно две секунды, потом раскрывается мне навстречу, как нежный розовый бутон…
— Шуня, я так люблю тебя, Шуня!..
Слава Богу, ребята ничего не услышали. Стыдоба — такой сентиментальный командир!
Для всех желающих, предлагались таблетки кофеина и более серьезные препараты, даже мышечные стимуляторы. Бромантан например. Я от этой дряни всегда воздерживаюсь. Один раз только и попробовал. Но, доложу вам: реакция, резкость ударов, быстрота перемещений — возрастает все! И очень заметно — летаешь, как на крыльях. Однако Фил мне по секрету объяснил тогда, что от этой «бормотухи» (а так зовут бромантан все медики и спортсмены) начинаются некоторые осложнения в весьма деликатной сфере, а попросту говоря, встает плохо. И при частом употреблении в больших дозах можно сделаться вообще импотентом. Ну, я и зарекся его глотать.
А между прочим, бромантан (за границей его называют «русским допингом») наши умельцы народные именно для спецназа разрабатывали (спасибо вам, дорогие товарищи ученые!), но его, как водится, нежно полюбили эти психи, охочие до медалей и рекордов — спринтеры, конькобежцы, пловцы, профессионалы в игровых видах. И в отличие от наших бойцов, к таблеткам прибегающих только в исключительной ситуации, спортсмены травятся регулярно, поэтому именно они очень быстро и наглядно показали всему миру, как действует на человека новейший мышечный стимулятор. Согласитесь, приятнее учиться на чужих ошибках.
Короче и на этот раз я решил: обойдемся без химии, не маленькие.
Оказывается, Иван Аникеев, начинал свою торговую карьеру именно с Измайловской оптовой ярмарки. Вот вчера и приехал туда в честь десятилетнего юбилея. Захотелось ритуал соблюсти, вновь пройти собственными ногами по той земле, откуда стартовал в заоблачные выси. Так вот за эти десять лет Аникеев-младший действительно практически не пользовался воровскими связями отца, ну, если не считать, что в некоторых кругах само его имя работало. «Лазарь, сын Лазаря, — шептали друг другу уркаганы, — уважать надо». А он плевать хотел на уважение воров. Просто делал дело: координировал, концентрировал, расширял, разветвлял, упорядочивал. В итоге, грубо говоря, прибрал к рукам все оптовые рынки Москвы. А потом и всей России. А потом и значительную часть мелкооптовиков в других странах бывшего СССР. Распределение сфер влияния, дележка собственности движимой и недвижимой — это всегда процесс кровавый. Крыша наезжала на крышу, устраивались разборки со стрельбой, кого-то сдавали ментам или гэбухе, кто-то «рвал нитку», то есть делал ноги за рубеж. И конечно, в известном смысле кровь многих самоуверенных авторитетов, претендовавших на большую власть, чем они того заслуживали, могла быть списана на Аникеева, но он никогда и никого не убивал лично, своими руками, и даже никогда не заказывал киллеров. У него были другие методы. Просто очень богатые люди вдруг становились бедными. А деньги направлялись на благие дела.
— Что ж, по рукам, друзья, — резюмировал майор Платонов, повысивший их до уровня личных друзей, очевидно, по случаю совершения сделки.
Беседа с неизбежностью подходила к концу, и Крошка поспешил задать ещё один важный вопрос:
— С чем связана такая спешка? Поймите, я не пытаюсь влезать в ваши дела, просто хочу понять, что грозит лично нам, если мы по той или иной причине не уложимся в график. На объект нагрянет целая воздушно-десантная дивизия? Или его накроют ракетным ударом вместе с нами, или?..
— Все гораздо проще, капитан, — перебил Платонов. — Просто в ближайшие сутки товарищ Амин, он же господин Павленко будет у себя на даче, и мы точно знаем, что он никого в гости не ждет, а потом… Одному Богу известно, что может случиться потом. Лично я не хочу, чтобы мои родственники узнали о моей смерти из выпуска новостей.
— Ответ принят, — сказал Крошка.
— Ну, вот и славненько, — ответил Платонов с предельно мирной интонацией, словно он агент турфирмы и только что продал клиентам замечательные путевки на острова в Карибском бассейне.
* * *
Затем псевдо-майор удалился на пару минут и вернулся с чемоданом денег и пятью вещмешками. Поприсутствовал при процессе перекладывания и выборочного пролистывания пачек, запечатанных в стандартную банковскую упаковку, и прежде чем уйти, предложил посетить соседний офис, где можно познакомиться с фотографиями и видеозаписью.Враг всего прогрессивного человечества кровавый мафиози Аристарх Николаевич Павленко выглядел весьма благообразно. Лет сорока пяти, но моложавый, гладкая кожа лица с этаким юношеским румянцем, зачесанные назад волосы, прямой, открытый взгляд светло-серых глаз, приятные манеры — ну ни дать, ни взять, положительный комсомольский лидер даже не брежневской поры, а давних времен романтической оттепели — таких только в старых фильмах и показывают. А Пиндрик вдруг сказал:
— Улыбка — ну, прямо как у этого, Аникеева, которого убили.
И Циркач согласился:
— Правда, внешне совсем разные люди, но какое-то внутреннее сходство удивительное!
Хорошо, что ни Платонов, ни Мышкин этого разговора не слышали, а девушка-оператор, крутившая им кино про Павленко через большой плоский жидкокристаллический дисплей компьютера, на подобные реплики не реагировала.
Вообще, события разворачивались, как в сказке: и деньги выдали, и оружие, и под конвоем не водили. Но Крошка поминутно напоминал себе, что обязан эту сказку сделать былью, иначе столь приятная обстановка может легко обернуться западней. И теперь самое главное для подстраховки — найти способ как можно скорее сообщить генерал-майору Кулакову следующее: на распрекрасный, во всех отношениях замечательный федеральный (или какой он там — муниципальный?) центр спецтехнологий и информационных ресурсов (или наоборот?) почему-то работает знаменитый агент-перебежчик как минимум трех разведок — старина Эльф. Вряд ли его теперь завербовали в СВР или ГРУ, ох, вряд ли! Годы не те у мужика, чтобы так сразу ориентацию менять. Так что же это значит? А вот пусть Кулаков и решает — ему за это зарплату выдают ежемесячно, и вообще, у него там целый штат, целая система. А они пятеро — кто такие? Просто солдаты удачи, дикие гуси. Пожалуй, у них немного странные для наемников принципы — как можно больше спасать и как можно меньше убивать; прежде чем что-то делать — обязательно думать; наконец, родину любить сильнее денег, а людей — сильнее родины… Но одно остается неизменным — заработали — и на дно. В политику — не соваться, ни в коем случае! Гори она огнем, эта политика! Впрочем, несколько раз влезали уже и всякий раз выбирались назад, как из помойки, и долго-долго потом мыли руки…
Крошка решил поступить наипростейшим способом. Поднявшись наверх и убедившись, что Эльф остался внизу, он перед самым отъездом, внезапно хлопнул себя по лбу и попросил — ну, буквально на три минутки — позвонить жене.
— Ё-моё! Я же ключи от гончарки и от машины оставил в ящике письменного стола — она их в жизни не найдет. Братцы, это важно!
Он уже брал трубку со стола, а мрачный сотрудник, сопровождавший их в верхних помещениях, молчаливо ждал продолжения и пристально вглядывался в Андрея. Однако разговору не препятствовал.
Маша ответила почти сразу. Значит, не спала, а телефон, разумеется, у постели. Отработав легенду с ключами, Крошка как бы совершенно невзначай поведал:
— Я тебе несколько дней не смогу звонить, Шушуня, ты не беспокойся. Все нормально, я тут многих старых друзей встретил — Шкипера, Фила, даже этого — Гнома. Как это, какого? Ну, он ещё в Белорусском национальном десанте служил… Ладно, Шунь, мне уже некогда. Ты обязательно передавай привет дяде Воше, как только он вернется из своей Испании, слышь? Ну, пока!
По глазам мрачного сотрудника ничего понять было нельзя: догадался, не догадался? Эльф обязательно догадается, если они тут всё пишут и если он потом прослушивает, так ведь и Владимир Геннадиевич к тому времени уже мно-о-огое успеет предпринять.
«Хорош, Андрюха, — сказал себе Крошка. — Теперь выкидывай все из головы, часа через два-три будете на месте. Рекогносцировка — дело серьезное — на неё вместе с разведкой дают меньше суток — с утра — и до темноты. А ночью штурм. Ребята не подведут, главное — сам себя не подведи. В этом танковом сражении в мирное время ошибаться будет точно нельзя».
7
— Ну, ты, брат, загорел, — сказал начальник ЧГУ генерал-лейтенант Форманов.— Есть такое дело, — кивнул его зам генерал-майор Кулаков.
Генералом он стал совсем недавно, а начальником особого отдела ЧГУ отбарабанил добрых три года. Особым называли отдел, занимавшийся непосредственно подготовкой и проведением спецопераций. Так что с очередными и внеочередными отпусками в этом подразделении было не все понятно: если случалось что-то срочное, начальство находило хоть на Марсе. А компенсацию за это… Что ж, ждите, товарищи, в виде добавки к пенсии и прочих благ.
— И, заметь, Алексей Михайлович, — поведал Кулаков, — всего за три дня загорел. А ведь так надеялся по-человечески отдохнуть!..
— Зря, — припечатал Форманов. — А впрочем, не гневи Бога, Геннадич! Три дня без единого ЧП — это уже неплохо.
— Ладно, проехали, — согласился Кулаков. — Вот посмотри лучше: научили меня там цивильные сигареты курить. Представляешь, к чему пристрастился — легкие, ну прямо дамские, да ещё с ментолом! Мексиканского производства, между прочим. «Импала» называются.
— Водка у них — текила, сигареты — импала, — задумчиво проговорил Форманов.
— Текила — это не водка, — осторожно поправил Кулаков. — А импала — это такой олень.
— Олени, значит, говоришь… — ещё более задумчиво пробормотал Форманов, потом вскинулся, словно проснувшись: — Однако хорошие сигареты. Когда после второй за день пачки в горле першит — с ментолом в самый раз, это я знаю. Сам когда-то баловался. Но ты давай, говори по сути, отдых-то уже кончился. Досрочно, — сурово добавил начальник. — Рассказывай. Откуда информация? С какой радости шухер поднимаешь?
— А ты ещё не понял? Информация, как всегда, из Гамбурга. От нашего агента. Очень мутная, должен тебе сказать, информация. Дескать, кто-то из немецких ультраправых заказывает убийства русских бизнесменов. Где? Не известно. Когда? Тем более. Но это все — сведения трехдневной давности. Они же мне ещё в день приезда сбросили шифровку по электронке прямо в номер, через Интернет, разумеется. Только я сообразил, как в ихнюю телефонную розетку мой ноутбук воткнуть, а там уже — пожалте! — имеется почта, и не от любимой женушки, понятно, а от любимых сотрудников. Пришлось изучать какую-то ересь о транснациональных объединениях уголовных авторитетов, контролирующих рыночную торговлю. Управлению МВД по борьбе с экономическими преступлениями было там над чем мозгами пораскинуть, уж это точно, а мы-то здесь при чем — я все никак не въезжал. И вообще, информация не носила срочного характера и по спецканалам через спутник не передавалась. Но вчера днем, сам понимаешь, такое дело… А ночью ещё один выстрел…
— Все, стоп, — прервал его Форманов. — Раз информация из Гамбурга мутная, послушай меня. Я получил твою шифровку рано утром и сразу запросил все, что можно, у МВД и ФСБ по Аникееву и Свирскому. Сведений, честно скажу, маловато, но ознакомиться уже есть с чем. Турецких убийц мы пока найти не можем. А вот московский наемник — очень любопытный персонаж — это действующий международный мастер по стрельбе из винтовки Анатолий Глаголев — ученик великого Кручинина, ну, помнишь, этого нашего чемпиона, которого ещё подозревали в нескольких заказных убийствах, но так и не сумели ничего доказать. Слишком серьезный оказался заказчик. Госзаказ, как говорили при советской власти. У нас, кстати, были данные на Кручинина, но меня вовремя тормознули. Ну, а ученичок его, понятно, даже и не представляет себе, на кого работал. Цепочка заказа на этот раз безумно длинная и наверняка рвется где-нибудь посередине в самом интересном месте. Я попросил проанализировать все трупы последнего месяца, но это же адова работа! А к тому же, кто сказал, что покушение не готовилось в течение, допустим, полугода. И наконец, вместо материалов допроса гражданина Глаголева, у нас только обрывочные данные прослушки, полученные через ФСБ. Ведь парнишка то сидит даже не в Лефортове, а в «частной тюрьме», то есть просто на чьей-то даче или квартире.
Кулаков слушал это все довольно внимательно, но все же думал параллельно о своем. «Частная тюрьма» заставила его усмехнуться и помотать головой, но вообще как раз то, что команда Аникеева могла отмазать убийцу не только от милиции, но и от ФСБ, уже не удивляло. Еще пара лет такой жизни, и мафиозники будут подменять собою все госструктуры, включая армию и МЧС. Меж тем Кулаков догадывался, что скоро в монологе Форманова возникнет пауза, и шеф, наконец, спросит о главном более предметно, чем вначале.
Так и вышло. Форманов встал, подошел к окну, посмотрел во дворик и проговорил:
— Ну, и с чего ты вдруг переменил мнение? Почему решил, что вся эта история все-таки будет касаться нашего ведомства.
— Так ведь я уже в Бадягине побывал и дискету прочел, которую Циркач для меня там оставил, а вместе с ней Маша, Андрюшкина жена передала мне запись последнего звонка Большакова из Москвы. Вот после этого, Михалыч, Турция, Германия, и Измайловский рынок — все склеилось. А не ты ли мне ещё весной давал в разработку «короля рынков»? Тогда это дело замяли, известно по чьей просьбе, а сегодня, когда «короля» не стало…
Форманов резко обернулся.
— Доказательства, дядя Воша! Где доказательства, что «королем рынков», на которого собирались открыть охоту, был именно Аникеев?
Кулаков молчал.
— Что, сплошная интуиция, которая в некоторых случаях дороже логики? — поинтересовался Форманов язвительно.
— Нет, — замялся Кулаков, — чистейшая логика. Видишь ли, Крошка, ну то есть Большаков узнал в лицо одного из замов Аникеева и уже успел мне сообщить об этом.
— И кто же он, этот зам?
— Агент БНД Клаус Штайнер по кличке Эльф, он же агент Моссада Миньян, он же польский разведчик Юриуш Семецкий, он же…
— Твою мать! — вырвалось у Форманова. — А Эльф не мог узнать Большакова?
— Не мог. Он его не видел. Ты забыл, наверное, на том задержании ребята работали порознь, только Циркач стоял рядом, но он был в очень хитром гриме. Крошка вообще сидел в баре к Эльфу спиной, ну а потом… Потом этот дьявол ушел, ты должен помнить…
— Да, да, конечно, — пробормотал Форманов и повторил с ещё большей экспрессией. — Твою мать!
Новая пауза была долгой. Кулаков успел размять и раскурить набитую какими-то опилками, но любимую с юных лет сигарету «Дымок», и за этим процессом напрочь забыл об «Импале» с ментолом.
И, наконец, до генерала Форманова дошло.
— Постой, где, говоришь, Большаков опознал Эльфа?!
— Не знаю точно. Может быть, в машине, а может, и в офисе Аникеева. Ты лучше глянь на расшифровку этого телефонного разговора. Это же поэма! Эльф называется старым другом по кличке Гном, служившим в Белорусском национальном десанте.
— Белорусский национальный десант — это сильно, БНД, значит, получается, — оценил Форманов, а потом словно ещё раз проснулся: — Ладно. Ты мне своими десантами имени Лукашенко зубы-то не заговаривай. Что делает Большаков в фирме Аникеева?
— Работает вместе со своей группой на ЧГУ, — не задумываясь отрапортовал Кулаков.
— Ой ли? — улыбнулся Форманов. — Не сходятся у тебя концы с концами, Владим Геннадич! Получается, когда ты спрашивал у меня разрешения подключить к работе группу Большакова, он уже работал. И не на нас — на Аникеева. Так, что ли?
— Не так. Большаков работал на себя. Но постарайся понять: я-то у тебя хотя бы пост фактум разрешения спросил, а Андрей меня вежливо так в известность поставил — и все…
Генерал-полковник Форманов вдруг начал неудержимо хохотать, хотя ситуация, скажем прямо, к этому не располагала.
— Я одну историю вспомнил, — пояснил он, наконец. — Про Льва Толстого и великого кинооператора Пате. Толстой, как известно, терпеть не мог кино во всех видах. Пате его втихаря снимал на перроне железнодорожной станции, а потом интеллигентному французу неловко стало. Он подошел и спрашивает: «Можно я буду вас снимать?» «Так вы меня уже снимаете!» — резко так отвечает Толстой. «Но мне неудобно как-то, — говорит Пате, — я бы хотел ваше разрешение получить…» «Хотели получить?! — говорит Толстой, окончательно озверев. — Так я вам не разрешаю этого делать!» После чего Толстой идет дальше, а Пате продолжает его снимать.
Кулаков даже не улыбнулся:
— Но ты же дал мне разрешение…
— Так я и не знал, что ты меня уже снимаешь…
Помолчали. Кулаков потянулся за второй чудовищно набитой сигаретой «Дымок».
— Кем был этот Иван Аникеев по данным из Гамбурга? — решил первым нарушить молчание Форманов. — По официальным сводкам МВД он обычный уголовный авторитет, державший все московские рынки.
— А по неофициальным догадкам аналитиков гамбургской резидентуры он и есть король рынков, не имеющий прямого отношения к уголовщине. Мы считали весной, что король — это кто-то из турецких финансовых магнатов или — версия номер два — кто-то из кремлевских кураторов рыночной теневой экономики. Но в Турции неожиданно убивают нашего владимирского парня, а в Кремле вообще не трогают никого. Остается Иван Лазаревич Аникеев. Именно он оказывается в своем рыночном королевстве одновременно и серым кардиналом и публичным политиком. Вот для борьбы с ним западники и внедряют в фирму своего Эльфа. Собственно, это не называется внедрить, они его официально вводят, присылают в качестве консультанта. Словно какого-нибудь Джеффри Сакса в правительство Гайдара. Уму не постижимо: агент которого, сбившись с ног, ищут пять разведок и шесть контрразведок, спокойно приезжает в Россию и даже не слишком прячется.
— А от кого ему прятаться? — ещё более обиженно, чем Кулаков, запыхтел Форманов. — У него тут все свои. Сам посуди. Если какой-то Мышкин, зам директора пресловутого центра «Сфера» получает разрешение Вашингтона и Брюсселя на коридор для вылета военного самолета с территории Турции! И не только не скрывается от спецслужб, но даже согласовывает свои действия с официальными структурами России. Хочется верить, что Мышкин на пару с Эльфом ещё не знают про нас, но если завтра они оба придут ко мне в кабинет, я даже не слишком удивлюсь…
— Ну, не надо, — не поверил Кулаков такому дикому предположению, а потом, некоторое время помямлив, сообщил:
— Ты все-таки дослушай некоторые подробности, Михалыч. Циркач, то бишь Боря Зисман уже пару месяцев работает в охране фирмы Аникеева, этого самого «Муниципального центра информационных технологий и спецресурсов», то бишь «Сферы», и после вчерашнего убийства именно он решил собрать остальных. Не советуясь с нами. До поры. Но это не было придумано, как своя игра, ведь именно он заготовил для нас информационную дискету — изучишь на досуге. Там много интересного.
Такая была у них дежурная шутка — изучать самую срочную оперативную информацию «на досуге».
— Весело, — проговорил Форманов. — Значит, все-таки наших людей нанимают другие. А они даже не ставят об этом в известность ЧГУ? Я правильно понял?
— Нет, товарищ генерал, — равнодушно и даже хмуро произнес Кулаков это, в общем-то, привычное, но теперь звучащее как издевка обращение. — Они наши, когда они — команда. Поодиночке никто из них подписку не давал и в штат ЧГУ обратно не зачислялся. Тем-то и ценна группа Большакова. И сегодня их вроде бы пугающая автономность на самом деле необычайно на руку именно нам. Ну, попробуй сказать, что я не прав.
— Не буду пробовать, — проворчал генерал Форманов. — Скажи лучше, куда их направили теперь?
— Наверняка говорить рано. В офисе Аникеева у нас «ушей» нет. Весной пытались подключиться, да столкнулись с такой техникой, что чуть было не засветили собственные номера. Но по косвенным данным наша группа выдвинулась в направлении так называемой резиденции Павленко. Аристарх Николаевич Павленко — глава «Корпорации Феникс», очень серьезный персонаж, его продвижение после девяносто первого года…
— Спасибо, я помню, кто это, — перебил Форманов.
— Хорошо, — кивнул Кулаков, словно проверял память начальника. — Так вот. Объясняю, откуда возникла гипотеза. Наружка вела наших ребят до Вязников, а дальше стало невозможно, но там уже до пресловутой резиденции рукой подать. А вот телефоны Павленко мы как раз прослушиваем. Даже разговоры в его главном офисе должны писаться. И ещё плюс: Павленко не ждет гостей. Так что раньше времени влезать туда физически не стоит, дабы никого не спугнуть, однако к завтрашнему утру, я считаю, надо иметь мобильную группу именно в Вязниках.
— Вот ты её и возглавь, — принял Форманов неожиданное решение и нажатием кнопки вызвал адъютанта, чтобы отдать все необходимые распоряжения.
— Ты знаешь, я сам об этом подумал, но…
— Решил, что дело начальника сидеть в кабинете на телефонах и руководить? Ты же боевой генерал, Геннадич! А телефон — в наше время не проблема, спасибо последним достижениям конструкторов, космическая связь теперь в кармане помещается. Вот и звони из владимирских лесов хоть в Нью-Йорк, хоть в Брюссель. Очень может статься, что именно в этой глуши и пойдет охота на нашего главного фигуранта. Иван Аникеев, безусловно, был королем рынков, но берут меня сильные сомнения, что весной под этим именем проходил именно он. Разберись, дядя Воша. А папочку мою просмотри до отъезда повнимательнее.
И он выдал Кулакову все, что удалось нарыть в МВД и ФСБ об Аникееве, Мышкине, Свирском и Павленко.
Глава вторая. Штурмуем «Дворец Амина-2»
1
— Шушуня! Ты где?— Подожди, мой маленький, я сейчас!
Она так смешно и мило называет меня — «маленький». Если мы оба стоим, её губы утыкаются чуть повыше моего пупка. Восторг! А какой-то дурак ещё говорил мне, что рост мужчины и женщины в идеале должен быть примерно одинаков.
— Кто тут маленький, — картинно сержусь я.
— Вот он — мой маленький, — отвечает она обычно, показывает пальчиком и начинает ласкать моего красавца, поглаживая, как младенца, по головке и не только.
Так мы играем. Но на этот раз моей Машуни все нет.
— Шушуня! — кричу я.
— Я тут! — отвечает она.
Мы перекликаемся, как в лесу. А ведь сидим оба в номере роскошного отеля и за окном теплое море, не остывающее за ночь, и кудлатые пальмы, склонившиеся над крупным песком. На Юге страшно обостряются все желания: есть, пить, двигаться, смотреть, слушать — всего хочется, как в первый раз. И это желание тоже обостряется, быть может, оно-то и становится сильнее всех прочих.
Я сижу на белоснежной ароматной постели и схожу с ума от желания, а она все не выходит из ванной. Нарочно, что ли? Включаю телевизор. И попадаю на ночной эротический канал. Кажется, французский. Танцуют безумно красивые длинноногие девки. Ну, что они, издеваются, в самом-то деле? Я же сейчас просто не дождусь Маши, и…
Машуня выпархивает из ванной в легком купальном халатике, и я захлебываюсь от восторга при виде её.
— Погаси свет, маленький!
— С чего это? — удивляюсь я.
— Ну, погаси, пожалуйста, я прошу тебя!
Она прижимается ко мне всем телом и нежно облизывает грудь, я целую её плечи и шею. Ну, как тут не выполнить просьбу? Свободной рукой дотягиваюсь до выключателя. А что я делаю не свободной, догадайтесь сами.
— Шуня, ты вся дрожишь. Тебе холодно?
— Дурачок, — шепчет она, — я просто очень хочу тебя! Почему мы так редко видимся, маленький? Словно я и не жена, а так, какая-нибудь любовница… Или это только лучше?
Но я уже не слышу, что она там шепчет, я уже ничего не слышу, потому что рука моя нашаривает нечто восхитительно непривычное.
Пауза. Машуня тихо смеется.
— Что это? — выдыхаю я.
— Ой, мне щекотно! — она продолжает смеяться.
Нет, теперь уж я точно зажгу свет.
— Не надо, я стесняюсь, — она продолжает дурачиться. — Это тебе сюрприз — мой новый причесон.
— Ты сделала это бритвой? — при свете я просто в полном восторге.
— Дурачок, сейчас же есть специальные кремы.
— Какая красота!
— Но я стесняюсь!..
Она дурачится ещё ровно две секунды, потом раскрывается мне навстречу, как нежный розовый бутон…
— Шуня, я так люблю тебя, Шуня!..
* * *
И я вдруг понимаю что забывшись шепчу это вслух, не в номере клубного отеля на Кипре, и даже не на сеновале в Бадягине, а во чреве ревущего военно-транспортного вертолета, куда нас пятерых только что загрузили, и позволили подремать с полчасика, так как после уж точно некогда будет.Слава Богу, ребята ничего не услышали. Стыдоба — такой сентиментальный командир!
* * *
Завтрашний день обещал быть нелегким. Ночь — ещё тяжелее. А сейчас — этакая расслабуха. К рассвету планируется только плотный, но быстрый завтрак и больше ничего до самого следующего утра — перед серьезными операциями штурмового типа, наедаться вообще не рекомендуется. Даже пить — самый минимум. Выспаться, конечно, не вредно, но это уже по обстоятельствам, будет возможность — поспим и днем.Для всех желающих, предлагались таблетки кофеина и более серьезные препараты, даже мышечные стимуляторы. Бромантан например. Я от этой дряни всегда воздерживаюсь. Один раз только и попробовал. Но, доложу вам: реакция, резкость ударов, быстрота перемещений — возрастает все! И очень заметно — летаешь, как на крыльях. Однако Фил мне по секрету объяснил тогда, что от этой «бормотухи» (а так зовут бромантан все медики и спортсмены) начинаются некоторые осложнения в весьма деликатной сфере, а попросту говоря, встает плохо. И при частом употреблении в больших дозах можно сделаться вообще импотентом. Ну, я и зарекся его глотать.
А между прочим, бромантан (за границей его называют «русским допингом») наши умельцы народные именно для спецназа разрабатывали (спасибо вам, дорогие товарищи ученые!), но его, как водится, нежно полюбили эти психи, охочие до медалей и рекордов — спринтеры, конькобежцы, пловцы, профессионалы в игровых видах. И в отличие от наших бойцов, к таблеткам прибегающих только в исключительной ситуации, спортсмены травятся регулярно, поэтому именно они очень быстро и наглядно показали всему миру, как действует на человека новейший мышечный стимулятор. Согласитесь, приятнее учиться на чужих ошибках.
Короче и на этот раз я решил: обойдемся без химии, не маленькие.
* * *
В вертолете под монотонный гул всех сморило, но, пока не заснули, Циркач ещё кое-что интересное успел поведать. Фил сидел от него слева, я справа, а Пиндрик и Шкипер расположились напротив.Оказывается, Иван Аникеев, начинал свою торговую карьеру именно с Измайловской оптовой ярмарки. Вот вчера и приехал туда в честь десятилетнего юбилея. Захотелось ритуал соблюсти, вновь пройти собственными ногами по той земле, откуда стартовал в заоблачные выси. Так вот за эти десять лет Аникеев-младший действительно практически не пользовался воровскими связями отца, ну, если не считать, что в некоторых кругах само его имя работало. «Лазарь, сын Лазаря, — шептали друг другу уркаганы, — уважать надо». А он плевать хотел на уважение воров. Просто делал дело: координировал, концентрировал, расширял, разветвлял, упорядочивал. В итоге, грубо говоря, прибрал к рукам все оптовые рынки Москвы. А потом и всей России. А потом и значительную часть мелкооптовиков в других странах бывшего СССР. Распределение сфер влияния, дележка собственности движимой и недвижимой — это всегда процесс кровавый. Крыша наезжала на крышу, устраивались разборки со стрельбой, кого-то сдавали ментам или гэбухе, кто-то «рвал нитку», то есть делал ноги за рубеж. И конечно, в известном смысле кровь многих самоуверенных авторитетов, претендовавших на большую власть, чем они того заслуживали, могла быть списана на Аникеева, но он никогда и никого не убивал лично, своими руками, и даже никогда не заказывал киллеров. У него были другие методы. Просто очень богатые люди вдруг становились бедными. А деньги направлялись на благие дела.