2
   А стол-то нам накрыли неслабый. Не иначе доставляли все из лучшего ярославского ресторана. Или в части был свой повар высшей квалификации. А продукты, в конце концов, включая деликатесы, можно привозить хоть из Москвы, хоть из Парижа. Кстати, о Париже. Помимо вина и водки был подан умопомрачительный коньяк, я о таком только в книжках читал — «Хэннеси-Парадис» в хрустальной бутылке и чуть ли не столетней выдержки. Коллекционный напиток ценою в несколько тысяч долларов за бутылку, как минимум. Эльф разливался соловьем, рекомендуя нам попробовать это чудо. Я-то, конечно, отказался. А вот Фил не устоял — когда ещё придется, а своих денег на такую ерунду всегда жалко будет. Даже если миллионером станешь. Это он понимал.
   И Филу очень понравилось. Он медленно тянул свои пятьдесят граммов, и я очень боялся, что он попросит добавки. Не зря боялся: он таки попросил. Конечно, Фил — мужик крепкий. Что ему сто граммов коньяку? Но если вдруг придется стрелять или драться… Это уже беда. Реакция, координация — все слетает на добрый порядок. И даже нашатыря с собой нет. Даже дурацкого кофеина.
   Я начал нервничать. Тем более, что разговор с Эльфом становился все более серьезным и напряженным.
   Ахман довольно быстро покинул нас. Он так, из вежливости пожевал каких-то закусок, запил соком и, сообщив, что в это время суток не имеет обыкновения принимать пищу, заспешил по делам. На прощание сказал:
   — У вас есть время до вечера. Я все равно смогу выделить машину только после девяти. Давай так и договоримся, Крошка: в двадцать один ноль-ноль я жду от тебя ответа. А с майором Платоновым вы, как я понимаю, знакомы оба. Надеюсь, он поможет вам принять правильное решение.
   Достаточно было сказать просто: «принять решение», но Ахман уж очень любил слово «правильный». У него все было правильно, он и переспрашивал поминутно, правильно ли его поняли, и себя считал правильным вором. А мне все вокруг наоборот казалось абсолютно неправильным. Особенно после того, как Эльф-Платонов заявил:
   — Ну вот, теперь, когда остались все свои, давайте поговорим серьезно.
   — А вам не кажется, что для серьезного разговора лучше выйти на улицу.
   — Пустое, — сказал Эльф. — Я вас уверяю, здесь нет жучков на дне блюда с салатом или в ракушечках устриц. А если вы не доверяете мне, тогда нам просто не о чем разговаривать. Меня же вы не станете обыскивать? Так что, если захочу, потом все равно свои записи Ахману представлю.
   Трудно было отказать ему в логике. И выходить из-за прекрасного стола, уставленного деликатесами, из кабинета с искусственной прохладой в пыльную духоту июньского вечера на самом деле не хотелось.
   — Тогда объясните. Мышкин представлял вас как своего зама. Павленко уверял, что вы работаете на него. (Это было легким преувеличением, но для начала разговора в самый раз.) Теперь мы встречаем вас у Ахмана. Так кто на кого работает сегодня: вы на этого вора, или он на вас. Это весьма существенно для дальнейшего.
   — Вам, Большаков, пора в аналитики подаваться. А вы все дворцы аминов штурмуете.
   — Спасибо, герр майор, но вы не ответили на вопрос, герр майор.
   — А почему герр? Кстати, по-немецки правильно «херр» и нечего стесняться грамотного слова.
   — Герр — потому что так говорят по телевизору. Вы не смотрите программу «Каламбур» по утрам в субботу. У меня сын очень любит. Ему, правда, больше всего нравится «Деревня дураков», а меня прикалывают сюжеты под рубрикой «Железный капут». Там рядовые Дранкель и Шванкель из экипажа страшенного танка ко всем фразам прибавляют в конце «герр майор».
   Эльф покорно выслушал мой рассказ и ответил:
   — Я вообще редко смотрю телевизор.
   — Охотно верю. Но на вопрос вы так и не ответили.
   — А он поставлен некорректно, — улыбнулся Эльф. — Ахман не может работать на меня, он работает только на Аджалана, да ещё на свой воровской закон. И я не могу работать на Ахмана. Для меня это слишком мелко. Просто сегодня Ахман мне интересен. И вы мне тоже интересны. Вот я и пришел поговорить с вами здесь.
   Он вел эту партию. Вел на два хода вперед, и меня такая ситуация начинала раздражать. У меня была одна сильная домашняя заготовка, которая могла переломить ход нашей встречи, я только все сомневался, стоит ли идти ва-банк. Что за жизнь такая? В самый ответственный момент никогда нет возможности посоветоваться со старшим товарищем. Ну и ладно! Надоело защищаться.
   — Вот вы и проговорились, герр майор. Ахман — крупный уголовный авторитет, сидящий сегодня реально в генеральском кресле и имеющий влияние за рубежом. Это не может быть для вас мелко, если вы действительно герр майор. А вот если вы этакий злобный гном с крылышками…
   Эльф посмотрел на меня долгим взглядом. Подцепил вилкой симпатичную толстенькую мидию, выжал лимонный сок на кусочек авокадо, пожевал вдумчиво и наконец запил это все щедрым глотком белого «шардоне». После аккуратно вытер губы салфеткой и, отложив вилку в сторону, три раза тихо похлопал в ладоши.
   — Браво, Большаков! Помните у Высоцкого: «Я обидел его, я сказал: „Капитан, никогда ты не будешь майором!“»? Так вот вы будете. Вы, может, ещё и до генерала дослужитесь.
   — Спасибо, Эльф. От вас слышать особенно приятно.
   — На здоровье. И кто же трепанул сгоряча? Мышкин или Павленко?
   — Павленко.
   — Вот, холера! Значит, он мог трепануть и наверху. Вовремя я уезжаю.
   — Куда? — спросил я внаглую.
   — А туда же, куда и вы — в Германию. Вы в какой город едете?
   — В Берлин, кажется, — вступил в разговор Фил. — Мы же будем взрывать центральный офис «Мерседеса».
   — А-а, — задумчиво протянул Эльф. — Центральный офис «Мерседеса» лучше взрывать в Москве.
   — Почему? — удивился я.
   — Да потому что в Москве «мерседесов» больше.
   Наш разговор делался окончательно бессмысленным. Он опять вел партию. И как минимум на два хода вперед. Он все уже решил за нас. Мы уже ехали в Берлин в одной связке. Так не годилось, и я рискнул использовать последнее тайное оружие:
   — А почему вы, собственно, решаете за нас, Юриуш, — спросил я, глядя ему прямо в глаза. — Или лучше называть вас Миньяном?
   Надо отдать должное Эльфу, он не поперхнулся, не закашлялся, только доцедил коньяк чуточку быстрее, чем полагается пить напиток столь солидного возраста и столь изысканного букета.
   — Ну, вот что, ребята, мое настоящее имя чисто теоретически Павленко мог знать. А про Миньяна вы откопали совсем в другом месте. И это наводит на очень серьезные размышления. Исходя из вашего возраста и специфических навыков, в руководстве ведущих резидентур работать вы не могли, нелегалами — тоже вряд ли. Значит… Все. Я понял. Вас готовили для Вроцлава. Это вы ловили меня там.
   Мне было жутко обидно, что он так мгновенно нас вычислил, я опять, как тогда, в Польше, ощутил его недостижимое превосходство. И может быть, именно от обиды сморозил, не подумав:
   — В каком ещё Рославле?
   — Бросьте, капитан. Вам не идет косить под дурачка. Да ещё тугого на ухо. Давайте перестанем играть в прятки. Я знаю, что во Вро-цла-ве вы работали на ЦРУ.
   «Во, здорово, — подумал я, — он знает, а мы нет!»
   Меж тем Эльф продолжал:
   — То, что сегодня ЦРУ интересуется курдами, абсолютно естественно и понятно, но какого черта вы полезли в Вязники? Что вам понадобилось в Измайлове? Наконец, в Кемере?
   Вопросики были что надо. Их бы Кулакову переадресовать!
   И я ответил вопросом на вопрос:
   — А вам? Или станете рассказывать, что вы давно уже российский гражданин и интересы России для вас превыше всего?
   — Ну, вот и начался, наконец-то, серьезный разговор! Давайте попросим, чтобы подали горячее.
   Да, пикироваться с ним было бесполезно. Такого на кривой кобыле не объедешь.
   А едва сделав заказ, Эльф повернулся к нам и быстро-быстро заговорил по-английски. Я понял только то, что это по-английски. Фил понял существенно больше. И после рассказал мне, что первые фразы означали примерно следующее: «Господи! Да вы же из наших! Чего ж вы раньше молчали? Чудаки! Делаем одно дело, а столько масок сменили, что уже сами запутались…» В таком духе. Реакция должна была последовать мгновенная. Даже у хорошо подготовленного человека. А потом, уже для очистки совести он выдал несколько шуток, которые просто не могли не вызвать если не смех, то хотя бы улыбку, и под конец — пару жутко обидных грязных ругательств.
   — Все, я выдохся, — сказал он, наконец, по-русски. — Или вы действительно не знаете английского, или это такой ультрасуперэкстракласс, какой мне и не снился.
   Я по-простецки пожал плечами, предлагая ему самому решать этот вопрос. А у Фила хватило скромности не демонстрировать свой английский. Собственно, скажи он хоть фразу, и ответ на вопрос был бы у Эльфа в кармане: до свободного владения языком Пете Головленке было все-таки далеко. Меж тем всякая загадочность с нашей стороны — это козырь.
   В общем, разговор начался при двух главных неизвестных. Мы упорно скрывали, кто вербовал нас перед Польшей, а он, признав свое сотрудничество с БНД, не менее упорно скрывал истинные цели нынешней поездки в Германию. Зато общих интересов и точек соприкосновения нашлось много.
   За Польшу он на нас обиды не держал. И мы на него, впрочем, тоже. А вот с Вязниками решили разобраться поподробнее. Кто распорядился мальчишек в мясорубку бросать? Оказывается, все приказы отдавал Мышкин. А что делал во Владимирских лесах Эльф? Инструктировал. Давал ЦУ. Трогательно. Так кто же бросил мальчишек в мясорубку?
   Какая все-таки у этого шпиона скользкая манера уходить от любого вопроса! И ведь опять ушел. Поведал, что не такие уж они и мальчишки, братва переодетая. Да, из молодых. Ну и что? На шальные деньги потянуло. Кто колес наглотался, кто травки употребил и — вперед, с воплями «Банзай!» Все сходилось, было такое. Я вспомнил двух обкурившихся на парадном входе, которые, быть может, спасли нам жизнь, и чуточку переменил свое отношение к Эльфу.
   Ну, хорошо. А что случилось на даче у Павленко после нашего отъезда? Кого самым крутым признали после всего? Оказалось, никого. И вообще, ничего особо интересного не было. Аристарха в чувство привели быстро. Он, правда, долго булькал и успокоиться не мог, обещал всех в расход пустить. Но постепенно смирился с поражением, ведь даже Эльф признал, что проиграл нам.
   — Я непобедим, как герой-одиночка, — объяснил Эльф, — а в команде чаще всего проигрываю. Потому что никогда не умел создавать команды. Мышкин, между прочим, пытался изображать победителя, но был откровенно смешон в этом стремлении. Ведь деньги уплыли в никуда. Кстати, я оставался и остаюсь формально его помощником и заместителем, — добавил Эльф, — поэтому обещал проконтролировать движение выданных вам средств и использование их «в мирных целях». Это его формулировка. А реально хотелось бы, как минимум, чтобы деньги «Сферы» не обернулись против «Сферы».
   Ну, это я мог ему обещать. Зачем нам воевать с Мышкиным? А вообще, если я правильно понял, каждый там, на разгромленной даче вынашивал свои планы мести и не спешил делиться с другими. Потом они расстались. Эльф уехал с Мышкиным, дабы не провоцировать новых столкновений. Ахману был сделан строгий звонок-предупреждение, но это уж скорее показуха для Павленко. Чихал Ахман на любые предупреждения, тем более после таких наворотов.
   — В общем, ребята, — подытожил Эльф. — Насолили вы всем, кроме меня.
   Наметилось явное потепление. Фил, уже потягивавший вторую дозу сказочного «Хэннеси», принялся вспоминать Эдика Свирского. Эльф, к сожалению, знал владимирского бизнесмена шапочно, но много слышал о знаменитом Ежике. И не поленился в связи с этим изложить нам свою версию случившегося.
   Примечательная оказалась версия. Философская.
   Марксизм, конечно, учение вредное. Но в области чистой философии определенные достижения у старика Карла были. В диалектике, например. И вообще диалектику придумал не Маркс, а Гегель, Маркс с Энгельсом только развили и переосмыслили кое-что.
   Все это длинное вступление понадобилось Эльфу лишь для того, чтобы напомнить нам принцип единства и борьбы противоположностей из школьного курса обществоведения. Или как там при советской власти назывался этот предмет?
   — Это великий принцип, ребята: единство и борьба противоположностей, — вещал Эльф, как на митинге, и снова переставал мне нравиться. — Во всяком, государстве, во всяком обществе, во всяком большом деле даже, должны наличествовать противоборствующие стороны. Чем точнее уравновешены их силы, тем стабильнее вся система в целом. Политика — это искусство сдержек и противовесов. Не мною сказано. Политики балансируют между противоборствующими силами и не дают ни одной из них победить. В этом смысл их работы. Но иногда появляются безумцы. Злые гении или наивные романтики, им вдруг кажется, что можно убить всех врагов или никого не убивать, жить со всеми дружно. Как кот Леопольд. И те, и другие очень опасны. И тех, и других общество, как правило, отторгает и в итоге уничтожает физически. Македонский, Наполеон, Гитлер, Сталин были типичными злыми гениями. Романтики менее заметны в истории. Величайшими можно считать Христа и Магомета. Чистой воды романтики — Мартин Лютер Кинг, Джон Леннон, Александр Мень…
   Свирский тоже был типичным романтиком. Он решил примирить противоборствующие стороны в современной российской экономике. Он не понял, что Аникеев и Павленко — это не просто министерство торговли и налоговая полиция, которые, конечно, должны, но не могут жить дружно. Аникеев и Павленко — это вся экономика в целом. Ведь за одним стоят нефтяные магнаты и Росвооружение, за другим — Газпром и РАО ЕЭС. Все деньги России так или иначе завязаны в этом конфликте. И вот какой-то Свирский решает конфликт погасить навсегда. Добро и зло сольются в экстазе на вечные времена. И все прогрессивное человечество будет рукоплескать ему.
   Сам по себе Свирский был ещё не страшен, но он заразил своими идеями Лазаря и даже Фарида. Вот когда прозвенел первый звоночек.
   Свирскому пытались мягко объяснить, что он не прав. Эдуард не внял, полез в бутылку. Организовал встречу Фарида и Аникеева в Москве, итогом которой должно было стать уже всеобщее совещание во Владимире. Совещание готовилось сугубо конспиративно, и уж кто его знает, каким способом Свирский вышел на вас, Фил, но он хотел подстраховаться надежной службой безопасности. Не успел. И это естественно. Его просто не могли не убить. Считайте, что это само мироздание, стремясь сохранить равновесие в природе, убирает людей, подобных Свирскому. И даже аникеевым достается попутно…
   Эльф предложил Филу ещё коньяка. Но Фил благоразумно отказался. А Эльф принялся спокойно уничтожать четвертую, если не пятую порцию. Потом закурил тонкую белую сигарету и прокомментировал:
   — Перебьет, конечно, вкус этого божественного напитка. Но курить хочется — сил нет!
   — Красивую концепцию вы нам изложили, — оценил Фил. — Только старо это все как мир. В смысле устарело. Кто-то из древних сформулировал ваш псевдомарксистский принцип гораздо короче: разделяй и властвуй.
   — Не совсем то, — улыбнулся Эльф, — но вы близки к истине. Это один из принципов науки управления. Если трезво смотреть на вещи, в нем нет ничего оскорбительного для человека.
   — А, по-моему, есть, — возразил Фил. — Специально сталкивать людей лбами. Во имя их же блага? Специально убирать неугодных. Во имя кого? Во имя детей тех, кого убили? Я что-то теряю внутреннюю логику. Большевизм какой-то получается. Убили Эдика во имя стабильности. Никакой стабильности в нашей экономике я не видел и не вижу. А с Эдиком познакомился, и он мне был симпатичен. Так что клал я с прибором на экономику, ради которой нужно убивать романтика Свирского!
   — Привет вам от Достоевского, — заметил Эльф. — Он только слов таких не употреблял.
   — И ему от меня передавайте. Когда встретите, — огрызнулся Фил. — Однако я о принципе не договорил. Разделяй и властвуй — это не для людей. Это для тех, кто властвует. А я их ненавижу.
   — Э, да вы тоже романтик! — удивился Эльф.
   Я и сам удивлялся, глядя на Фила. Видно, это коньяк так подействовал. И на всякий случай я поспешил вклиниться:
   — Мы не романтики, наоборот — практики. И как практик я хочу спросить, кто в данный момент разделяет и властвует? Навигатор?
   В эту секунду мне почудилось, что Эльф вздрогнул. Конечно, он владел собою в совершенстве, но моя последняя догадка оказалась, очевидно, уж слишком точной. И подействовала сильнее, чем напоминание о его израильском прозвище.
   — Почему только Навигатор? — вопросил Эльф, быстро совладав с собою. — Властвуют сейчас многие.
   — Но Навигатор сидит в Кремле? — быстро задал я свой следующий вопрос.
   И проиграл вчистую.
   — А вот это уже будет лишняя для вас информация, — заявил Эльф, подчеркнуто меняя тон разговора и дистанцируясь.
   Словно наша доверительная, чуточку пьяная беседа заканчивалась, участники стремительно трезвели и готовились расходиться по домам. Стало ясно, что больше ничего интересного из него вытянуть не удастся. А значит, пора возвращаться к делам практическим.
   — Хорошо, — сказал я. — А если мы откажемся ехать в Германию?
   — У вас выбора нет, — ответил он жестко, провоцировал на откровенное возмущение.
   Но мы уже перегорели оба, и я, и Фил. Поэтому спокойно, молча ждали объяснений.
   — У вас нет выбора, — повторил Эльф. — Потому что, во-первых, здесь и сейчас за вами будут охотиться Мышкин и Павленко одновременно. Возможно, не с целью убить, но охотиться будут. Во-вторых, Ахман не тот человек, который безропотно принимает отказы. А вам оно надо — прорываться отсюда с боем? И, наконец, в-третьих, деньги, которые вы получили от нас, слишком велики, чтобы впятером, без посторонней помощи, удержать их в руках.
   — Вы повторяете слова Ахмана, — заметил я.
   — Я их цитирую, — уточнил Эльф. — Я же слышал всю вашу беседу. Но учтите, тот миллион с хвостиком выдал вам я, и только я смогу гарантировать его сохранность. Ахман не сумеет. Поверьте старому разведчику. Нет хуже, чем связаться с уголовниками. Они, конечно, чтут воровской закон, но до известной цифры в долларах. А после этой цифры — причем, граница может проходить иной раз ниже сотни тысяч — обязательно находится беспредельщик, дикий, бешеный. Он сдаст всех — своих, чужих, порежет пятнадцать человек и уйдет с деньгами. Ахман интересен лишь потому, что он член КРП. Там законы другие, поэтому он частично управляем. Хотя по большому счету, КРП — тоже бандитская организация. Уверяю вас. Только благодаря настоящей политической дисциплине, я и могу держать их в кулаке. У меня есть очень серьезные связи в Германии, Турции, Штатах. Ахман знает это, и не тронет меня, прикажи ему хоть Павленко, хоть Мышкин, хоть сам Ельцин. Разве что приказ Аджалана будет для него действителен. Но товарищ Апо, он же Абдулла не прикажет — это я знаю точно. Вот так. А вы спрашиваете, кто на кого работает… — вспомнил он вдруг.
   Мы глубокомысленно помолчали, теперь уже лениво жуя поданные на десерт фрукты. За окном начало темнеть. Или это просто туча наползла откуда-то с севера.
   — А знаете, — спросил вдруг Эльф, — что означает на иврите слово «миньян».
   Мы, конечно, не знали. Циркач мог знать, но его с нами не было.
   — Очень интересное слово. Это круг людей, собравшихся в синагоге для утренней молитвы. Их должно быть непременно десять, иначе миньян не полон. А в еврейских народных поверьях бытует страшная легенда о миньяне покойников. Когда их в одном месте собирается девять, то любой проходящий мимо живой человек непременно присоединится и останется с мертвецами. Потому что образовавшийся миньян уже нельзя разрушить.
   Пока он излагал всю эту несусветную жуть, я невольно стал перебирать в памяти всех людей завязанных в нашей истории: Мышкин, Павленко, Ахман, Эльф, нас пятеро… Кто десятый? Да, но мы же ещё не покойники. Так, а если мертвецов посчитать? Аникеев, Свирский, четверо на дороге, солдатики из братвы — восемь человек, двое курдов смертников… Итого шестнадцать трупов, явный перебор.
   Господи, о чем это я?!
   И почему он нам все это рассказал?
   Фил сидел какой-то совсем потухший. И тогда Эльф вдруг предложил.
   — Пойдемте погуляем. Может, похолодало.
   Но ни черта там не похолодало, солнце ещё и не думало садиться, в июне ночи короткие. А уж чем ближе к Северу — тем более. Почти одновременно с нами вышел на терраску Ахман. Было уже без десяти девять. И не дожидаясь его вопроса, я сказал:
   — Мы согласны. Когда ехать?
   — Можно прямо сегодня. Даже лучше, если буквально сейчас. Звоните своим ребятам, мы отвезем вас в аэропорт, от Ярославля до Питера полчаса лету, даже меньше, А там есть удобный ночной рейс с посадкой в Тегеле.
   — Где? — переспросил я.
   — Тегель — это название аэропорта в Западном Берлине.
   — Нет, — сказал я жестко и решительно, как будто мне именно Тегель не понравился. — Сегодня это никак невозможно. Мы должны вернуться в Москву. Хоть под конвоем, но вернуться. И кстати, мы бы предпочли лететь по своим документам.
   — Это как раз не важно, — махнул рукою Ахман. — Пойдете по виповскому коридору.
   — Ну, ни хрена себе! — вырвалось у меня. — Вам-то кто крышу дает?
   — Министерство обороны.
   Похоже, он отвечал честно. То есть это было настолько неправдоподобно, что я сразу поверил. Так нелепо не врут. Дожили. Министерство обороны России, курдские террористы и липовые въездные визы в Германию! Вот уж действительно, в огороде бузина, а в Киеве… даже не дядька, а просто полная задница!
   — И все равно, — сказал я. — Если вы хотите, чтобы мы работали на вас, пойдите и нам навстречу. Возвращение в Москву обязательно. Подберите подходящий рейс из Шереметьева. Мы улетим с любой крышей.
   — Я должен позвонить, — заявил Ахман и удалился.
   — Ну вот, — сказал Эльф. — Уже начинаются трудности. — Сейчас он будет пытаться сам вызвонить твою команду. Потом пообещает дать машину или даже вертолет до Москвы и увезет не в ту сторону. Начнется дурацкая стрельба… С этими всегда так. Матка Боска, как я устал от идиотов!
   И он добавил что-то совсем уж по-польски.
   Потом помолчал и вдруг начал рассказывать:
   — Однажды — это было в Стамбуле — некий человек в своем офисе попытался меня убить. Получил очень важную информацию и захотел стать её единственным обладателем. Я был один и без оружия, а с ним — шестеро охранников. Он только не знал, дурачок, что когда для жизни Эльфа возникает реальная угроза, все материальные предметы вокруг него становятся оружием. Абсолютно все: ручки, карандаши, компьютерные диски, пепельницы, бутылки, электрические провода… В общем, живых в том офисе скорее всего не осталось, хотя последних двух охранников я просто стукнул лбами друг о друга. Потом узнал, туда приезжали парни из ЦРУ во главе с подполковником Кейси, и тот сразу вспомнил, как они по дури пытались убрать меня на Занзибаре. Почерк узнавался на раз… И к чему я вам это все рассказываю? — философски вопросил он.
   Я думал о том же, а спросил о другом:
   — Как звали того человека?
   — Думаешь, тебе это нужно, Крошка? — он как-то внезапно перешел на «ты» именно теперь, хотя в бытность свою майором Платоновым во владимирской губернии тыкал мне постоянно. И я ему.
   — А впрочем, очень может быть, что и пригодится. Его звали Жила. Костик Жилин. Крупный был авторитет. Я думаю, Ахман про него многое может рассказать. Но не расскажет. Ахман сидел тогда в соседнем офисе, и мой уход запомнил на всю жизнь… Ладно ребята, к делу! Вам нельзя уезжать с Ахманом. Это — труба.
   — Ваши предложения, Эльф?
   — А собственно, остался один-единственный вариант. Мой «линкольн» стоит неподалеку на лесной дороге. Я сейчас прощаюсь с вами и жду за воротами. Ахман будет вывозить вас на «лексусе» а снаружи опять подгонит закрытый «караван». Но вы туда не садитесь, а быстро загружайтесь ко мне. Все понятно?
   — Чего уж тут не понять! Договорились, Эльф. Вы отвезете нас в Москву?
   — Да нет, я думаю, достаточно будет в Ярославль. А там же у вас своя машина.
   — Почему вы помогаете нам?
   — Потому что хочу вместе с вами оказаться в Германии, по возможности скоро и не поссорившись с курдами.
   — Но мы же не сошлись во взглядах на мировую политику и экономику?
   — Слушай, Крошка, — Эльф посмотрел мне в глаза очень серьезно. — Меня пугает ваш с Филом романтизм. Ты помни все-таки: за это убивают. Люди нужны друг другу — это основа всей жизни. А бескорыстное служение кому-либо и чему-либо оставь для литературы.
   — А как же Костюшко? — спросил я.
   Он ответил очень странно:
   — Великий пан Тадеуш? Это тоже литература. Литература и живопись, не было в жизни никакого Костюшки, точнее был, но совсем другой, наверняка отпетый мерзавец. Все. Я жду вас, ребята
   И он ушел в сторону КПП быстрой уверенной походкой молодого спортсмена. Пятидесятилетний майор Платонов. Нестареющий Эльф.
   Но Фил вдруг сказал:
   — Не знаю, в каком миньяне его не хватает, но это сломленный человек. Он больше не хочет жить. Он мечтает сделать что-то важное для себя и самое последнее в жизни. После этого готов умереть.
   — Ты так считаешь?
   — Да, — сказал Фил, — он порядочная сволочь, как и все люди подобного сорта. Но ставку сегодня мы будем делать именно на него.
   — А мне так не кажется, — возразил я осторожно.
   — Ты по поводу ставки на него? — решил уточнить Фил.
   — Нет, я по поводу сволочи. Мне кажется Эльф не просто суперагент и хладнокровный убийца, в нем кроется какая-то тайна.