Страница:
Потом мы сидели на берегу, обсыхали. Фил и Семецкий курили, а мы просто смотрели вдаль на разноцветные огни порта. Пахло почему-то совсем не сгоревшей соляркой и не мазутом, а пряностями, сдобными булочками и какао. То ли стоял где-нибудь под разгрузкой пришедший из Индии или Африки корабль с кондитерскими изделиями, то ли эти ароматы доносил до нас ветер из ближайшего кафе. Но так или иначе, далекие ночные огоньки, белые, синие, желтые, зеленые, розовые, красные — казались сладкими цукатами в темно-шоколадной коврижке.
— Скажи мне, Юра, — я решил спросить напрямую, — убийство Дитмара — это и есть то, что ты давно задумал?
— Да, — кивнул он, — это не экспромт. Ради этого я и влез в ваши российские дела. Может быть, именно ради этого уже погибло немало людей. Но я поклялся остановить машину убийств.
— Это я уже понял, Но беда в другом, Юра. У нас есть приказ помешать тебе любой ценой.
И кто тянул меня за язык — не знаю. Второй раз подряд я сознательно выбалтывал служебную тайну. Однако теперь, когда все дошло до края, я уже не мог молчать. Эльф не собирался оставлять нас одних. И мы могли обсудить проблему только так, при нем. А если честно, я и не хотел ничего обсуждать без Эльфа. Я до сих пор не знал, на кого он работает, но сам уже давно был на его стороне. А от того, что мы не видели глаз друг друга, мне было намного легче говорить.
— Помешать тебе любой ценой, — повторил я.
— Знаю, — сказал он. — Ваше право поступить так, как вы считаете нужным. Дистанционник у вас в руках. Взрывчатка куплена на ваши деньги. Вся подготовительная работа выполнена вами. Так что — вперед! Можете вызывать полицию и все отменять. Можете позвонить на виллу, предупредить охрану о срочной эвакуации, а потом рвануть пустой дом — и красиво, и совесть чиста. А уж Ахман со товарищи возьмет на себя ответственность с радостью. И даже сам товарищ Аджалан, не исключено, вынесет вам благодарность, телеграммку пришлет из далекой островной тюряги…
— Перестань, Юра, — сказал я, — мне сейчас очень трудно. Я солдат, и привык выполнять приказы.
— Я знаю, — повторил он.
И меня прорвало:
— Откуда ты все знаешь?! Ты следил за нами раньше, чем мы начали работать? Или у тебя прослушка во всех кабинетах ЧГУ?
— Нет у меня никакой прослушки, и агентуры нет. Я — герой-одиночка. И от большинства своих врагов отличаюсь всего лишь умением думать. Не то чтобы они совсем думать не умеют, просто у меня это лучше получается. Я не знаю, кто конкретно давал вам задание, не знаю, как оно звучало. Но суть этого задания я вычислил, как вычислил и вашу подчиненность ЧГУ. Павленко, например, знает, кто дал вам это задание, но он не способен догадаться о сути. Поэтому ему и не суждено спасти своего разлюбезного Навигатора.
— Павленко знает, кто послал нас сюда? — искренне удивился я. — А это-то тебе откуда известно?
— Элементарно, Ватсон! Павленко знает обо всем, что творится в России. Он — один из тех, за кем до сих пор сохраняется привилегия — звонить лично президенту по прямому проводу. В исключительных случаях даже ночью. Так что, судите сами…
— Слушайте, о чем мы говорим? — спросил Фил. — Если ещё есть время для бесед, я предпочел бы выяснить другое: после гибели Линдеманна что случится со всеми этими проклятыми траншами, инвестициями в торговлю, контролем над рынками, налоговой системой, ну и так далее. Что будет с экономикой России?
— Ничего хорошего, — честно признался Эльф. — Жуткий бардак начнется. Передел собственности. Инвестиции временно прекратятся. Какие-нибудь бандиты постреляют друг друга. Товарооборот резко уменьшится. Доллар скаканет, наверно. Цены поползут вверх.
— Еще один август 98-го? — спросил Циркач.
— Не совсем, но что-то вроде.
— Так это же паршиво! — не удержался Шкипер всегда рубивший, правду-матку с плеча.
— Паршиво, — согласился Эльф. — Но если Дитмар останется жив, будет намного хуже.
— Ой ли! — сказал я, не дав ему продолжить и развить эту мысль. — А может, дело не в этом?
Эльф мужик умный. Даже слишком, заболтает кого угодно. Разрисует картину умирающей российской экономики — попробуй потом поспорь с ним! Вот я и намекнул ему совсем на другое.
— В чем ты меня подозреваешь, Крошка? В сведении личных счетов? Да, он увел у меня Нику. Это было девятнадцать лет назад. Признаюсь: я не простил ему до сих пор. Такие вещи срока давности не имеют, просто потому, что это вообще не преступление. Но ты ещё слишком многого не знаешь.
С Балтики налетел порыв влажного ветра, волны глухо ударились о мол, Эльба точно вздохнула на пару с Юриушем Семецким.
— Помнишь, я говорил тебе, что Димыч не раз и не два мечтал убить меня, а я — его. Про Костика Жилу я вам тоже рассказывал, а ведь это тот самый человек, которого Димыч кинул. На деньги Костика он и взлетел. А не вернул ни цента. Ни гроша. Бандит Жила за голову Линевича готов был отдать все, и в восемьдесят восьмом, когда он вышел на свободу и, пользуясь новыми временами, сумел утечь за рубеж, он очень быстро разыскал меня. Кто мог знать лучше всю подноготную Димы Линевича? Ведь я занимался этим уже восемь лет с упорством, которому позавидовал бы и сам Остап Бендер.
Ну, я и передал Жилину всю информацию о Линевиче. Надеясь на хорошее вознаграждение, а главное — на месть чужими руками. Но… Вы уже знаете эту историю — бандитская логика далека от общечеловеческой. Получив всю информацию, Жила решил для начала устранить источник, дабы, кроме него, уже никто не сумел им воспользоваться. Результат той попытки известен…
А Димыч опять вышел сухим из воды. Но про мой контакт с Жилой он узнал. Все понял и придумал, гаденыш, ответный ход. Через третьих, точнее через тридцать третьих подставных лиц, он заказал мне очень высокооплачиваемый теракт на Ближнем Востоке. Я работал тогда на «Моссад», и взялся с энтузиазмом, очень хотелось показать обезумевшим в очередной раз арабам, что, убивая других, рискуешь быть убитым и сам. Причем, строго по той же схеме. Теракт был задуман жестокий, и вряд ли кто-то кроме меня за такую гадость взялся бы…
До сих пор не знаю, как ему это удалось — вне всяких сомнений, ценою нескольких жизней, — но за пару часов до начала операции произошла немыслимая рокировка. В теракте, которым руководил лично я, появились абсолютно незнакомые мне исполнители. Был взорван автобус в Иерусалиме. Автобус, полный евреев, в том числе и детей. Мои отношения с «Моссадом» на том и закончились. Точнее, начались совсем другие отношения. Я был объявлен позором еврейского народа. Петлял тогда, как заяц. Отсиживался в итальянской тюрьме, а там не слишком хорошо кормили… Они охотятся за мной по сей день. А что это значит, если за тобой всю жизнь охотится «Моссад»… Спросите у Эйхмана, когда попадете на тот свет. И вот этого я тоже не прощу Линевичу никогда.
Эльф помолчал, прислушиваясь к рокоту волн.
Гамбург — морской порт, но стоит не на Балтике, а в эстуарии Эльбы. Однако широченная и уже солоноватая в этих местах река ведет себя совсем по-морскому. А ночной прибой звучит как-то особенно зловеще.
Потом Семецкий спросил в пространство:
— Рассказывать дальше?
Никто из нас не ответил, да ему и не нужен был ответ.
— Димыч кидал всех. Его одноклассник Коля Демидов, небезызвестный ныне человек в вашей президентской администрации, тоже помогал ему удирать из страны. И Жилу держал на зоне до упора. Дождался благодарности? Как же! Сегодня у них война компроматов и вооруженный нейтралитет. Один сидит в Кремле, объевшийся властью, другой — в Гамбурге на несуразно огромных деньгах, уже не помещающихся под жопой. Кто круче, не понятно, но каждый мечтает лишь об одном — сожрать другого. Они готовы не просто на убийства ради этого. Они рвут на куски зубами всех, кто встает на их пути, чтобы на финише разнести в клочья друг друга…
Да, я тоже убивал людей. Но, как правило, защищаясь. Димыч — почти всегда нападая, а если и защищался, это все равно выглядело как упреждающий удар. Он как начал с того наглого турка на границе, так и не сумел остановиться. Турок ведь просто деньги хотел отнять, а Димыч его шлепнул, не задумываясь. И так всю жизнь. Он убивал первым.
А когда не то что бы для жизни, а просто для его власти возникла малейшая угроза, он решил всех перессорить насмерть и с этой целью сфабриковал три одинаковых фальшивки, одновременно в трех странах. Этот гениальный интриган распространил такой текст: «Братва угрожает Королю рынков. Если его убьют, рыночной экономике в России придет конец». Вся гэбуха в России стояла на ушах, кому надо, поняли, что Король рынков — это Димыч. Но что сам Линдеманн это все и написал, не догадался почему-то никто. Зато в итоге пошла стрельба по Аникееву и Свирскому. Сценарий сработал.
Эльф ещё немного помолчал. Потом добавил со вздохом:
— Наверно, большая серьезная экономика строится именно по таким законам. Но я не занимаюсь экономикой. По роду своей деятельности я занимаюсь людьми. И таких людей, как Линевич, я считаю своим долгом уничтожать.
Потом добавил после паузы:
— Сегодня уже неважно, что Ника по-прежнему любит его. Она просто не понимает, не может понять, что любит другого Дитмара, того, который перестал существовать много лет назад, превратившись в настоящее чудовище, в адскую машину, грозящую смертью всем вокруг. Гибель Димки Линевича, конечно станет трагедией для Ники, но у неё останусь я, и сумею помочь. А вот окончательная победа Навигатора — это будет кошмар пострашнее и помасштабнее. Для всех, в том числе и для Ники. Я много думал над этим и, наконец, принял решение. Всё, ребята. Теперь вы решайте, как поступать. Приказ — дело серьезное, но если честно, мне кажется, что каждый из вас — тоже своего рода герой-одиночка.
Он попал в яблочко. Мы, конечно, уникальная группа. Но, может быть, в том и заключается наша уникальность, что каждый в этой команде — герой-одиночка.
И я вдруг понял, зачем Кулаков собрал тогда всех пятерых вместе возле этого гаража в Медовом переулке. Он уже чувствовал: Эльф будет перевербовывать нас, и не деньгами, а исключительно силой своего обаяния. И дорогой наш дядя Воша надеялся по наивности, что каждому в отдельности будет стыдно перед остальными отказаться от выполнения приказа. И что хоть один из нас не сломается и сумеет убедить других, что долг выше совести, а офицерская честь выше морали.
Дядя Воша ошибся. Он, наверно, забыл, что бывшие кадровые офицеры спецназа тогда, в Чечне вылетели из регулярных частей как раз за невыполнение приказа. Приказа, который противоречил нашим представлениям о совести и морали.
Мы и на этот раз оказались единодушны все пятеро. Мы остались вместе с Эльфом — до конца.
Яркие картинки той ночи запомнились надолго. Рекламные вывески мерцали, вспыхивали и рассыпались на сотни сверкающих брызг во всех направлениях. В общем, света было больше, чем днем. Мы мотались из кабака в кабак, из одного секс-шоу в другое… Индивидуальные кабинки и номера с девочками нас пока не интересовали, но похоже было, что закончится все именно этим. Циркач в своей излюбленной манере приступил к тесным контактам с профессионалками и любительницами практически сразу. То есть иногда он выхватывал девушек из зала и тащил куда-нибудь в туалетную комнату, иногда после особенно эффектного танца догонял артистку за кулисами. И, по-моему, всякий раз обходился без денег. А вообще платил за все Эльф и только переживал, бедняга, ужасно, что мы до смешного мало пьем, а я так и вовсе отказываюсь от спиртного.
— Вы половину кайфа теряете, ребятки, — повторял он, принимая внутрь очередную порцию какого-нибудь коллекционного напитка.
В эту ночь Эльф пил только коньяк. Причем все время разные марки, но с выдержкой никак не меньше двадцати пяти лет.
А девчонки липли к нам все настойчивей и настойчивей. Иногда изысканно разодетые, иногда условно прикрытые лоскутками и ленточками, а иногда просто голые. Некоторые были дивно как хороши, некоторые — просто безобразны. Но даже в безобразии своем одуряюще сексапильны и многоопытны. Те же, что выступали на сценах, вертелись вокруг шестов в ресторанных залах или запрыгивали в танце к нам на стол, были всегда с прекрасной кожей, юные, гибкие, в меру спортивные, в меру упитанные и очень миловидные.
Под конец, уже ближе к рассвету, мы почувствовали себя пьяными от этой эротической чехарды, и я, наконец, позволил ребятам махнуть граммов по сто очередного потрясающего коньяка, кажется, это был «Курвуазье Эмпериаль». Хуже не будет. Было ведь ясно, что спать не придется вовсе, и небольшая доза спиртного могла их даже взбодрить. Это подтвердил и наш всеобщий персональный доктор, который сам, как выяснилось позже, уже накатил где-то граммов двести тайком от меня. Неслыханно! Но я простил ему.
А себе я заказал, понятное дело, лишь крепкого кофе и оглоушил три чашки подряд.
Эльф к этому моменту дозу набрал изрядную, он был в ударе и не очень-то считал, сколько выпил, особенно когда слизывал свой дорогущий коньяк с грудей или лобка какой-нибудь очередной и тоже не слишком дешевой красавицы. Поэтому, поглядев на мой кофе, Юра сказал:
— Нет, это уже не поможет.
И запил пепси-колой три больших голубых таблетки.
— Что это было? — спросил я.
— Неважно, — сказал он. — Жуткая, очень вредная гадость. Зато уже через час буду снова, как огурец.
— Жаль, Фила нет, ему было бы интересно, — сказал я.
Фил к тому времени нашел девушку своей мечты, радостно сообщил, что её зовут Роксана (девушка не возражала), и «молодые» удалились в уютный номер. Доктор наш выпил больше остальных ребят, поэтому пока был свято уверен: перед ним та самая потерянная шлюшка с Савиньиплатц. Я понимал, что с ней он выпьет еще, скорее всего шампанского, и тогда обнаружит, что его сегодняшняя партнерша — это и есть его жена Роксана. Каждый сходит с ума по-своему.
Ночь катилась к финишу, и Пиндрик со Шкипером тоже отправились ставить победную точку в отношениях с женщинами. Пиндрик продекламировал, вспоминая анекдот о поручике Ржевском:
— Плывет по морю клипер, на клипере шкипер, у шкипера триппер. Не боишься?
— Ерунда! — сказал Шкипер. — Мне тут одна русская девчонка поведала. Наши так и зовут эту улицу — Триппербан. Одни болеют, другие не болеют. На все воля Божья.
— Может ты и прав, — философски заметил Пиндрик. — А давай-ка, чтоб все было по-честному, возьмем одну девочку на двоих. Уж лечиться, так вместе!
Кажется, они так и поступили. Не из экономии, а из солидарности. И ради эксперимента.
Только Циркач сидел теперь за столиком вместе со мной и Эльфом, заявив, что уже никого и ничего не хочет. Он тупо смотрел на очередное разнузданное шоу под тихую вкрадчивую музыку и удивленно бормотал:
— Не возбуждает! Ну, совсем не возбуждает.
— Все, братец, — констатировал я, — ты, наконец, объелся. Шесть партнерш за одну ночь — это все-таки перебор.
— И это, ещё не считая тех, которые меня заводили, но не отдавались, — почти застонал Циркач.
— Коньячку? — предложил Эльф.
— Не хочу, — вяло отозвался Борька. — А впрочем… Давай! Вдруг поможет.
И Циркач принялся вдумчиво потягивать «Эмпериаль», вдыхая аромат и закатывая глаза от неземного блаженства, словно кто-то ему под столом делал минет.
— Хорошо погуляли, — резюмировал Эльф. — Ты-то хоть получил удовольствие, аскетище? Не пьет, не курит, женщин только щупает робко, как мальчик… Что за жизнь у тебя, Крошка? Может ты и не человек вовсе?
Я посмотрел на него долгим взглядом. На что намек? На мои алкогольные экзерсисы? Знает ведь наверняка. Этот — все знает. Но говорить о собственной феноменальности сейчас не хотелось, и я мгновенно перевел стрелку.
— Я-то человек, а вот ты, Юра… Ты так и не объяснил нам, на чьей стороне играешь.
— Хорошо! — Эльф был все-таки уже пьян и говорил хоть и четко, но с неумеренной аффектацией. — Хорошо, рассказываю. Только слушай внимательно и не переспрашивай потом. Я уже объяснял тебе, что на этой планете есть две противоборствующих силы. Если угодно, добро и зло, если угодно, демократия и тоталитаризм, если угодно, стремление к порядку и стремление к хаосу, назови, как хочешь, но силы все равно две. Конфессии, концепции, государства, партии, нации — это все лирика. Есть две силы, которым не можно победить друг друга. Победа одной из них означает конец света. В противостоянии заключено равновесие. Но проклятый технический прогресс дает все больше шансов смещать естественное равновесие в ту или иную сторону.
Он сделал паузу, хотел ещё выпить, потом вспомнил, что после таблеток уже не пьет. И продолжил:
— Во все века кто-то должен был следить за борьбой титанов. Назовем этих людей третьей силой. Они всегда действовали предельно аккуратно и незаметно, но сегодня, приходится вмешиваться все активнее и активнее. Иначе — хана. Вот и все. Так что я ни на чьей стороне. Я — на стороне жизни. И против смерти. Понятно?
— Более-менее, — пробормотал я растерянно.
Потом все-таки нащупал следующий вопрос:
— И где же находится центр этой контролирующей всех организации?
— Не здесь, — серьезно сказал Эльф. — Он и не может находиться на Земле.
— А-а, — разочарованно протянул Циркач, напоминая о своем присутствии. — Ты — инопланетянин!
— Сами вы инопланетяне, — обиделся Эльф и цинично затушил сигарету в фужере с недопитым коньяком стоимостью четыреста долларов за порцию. — Я связан с Землей гораздо сильнее, чем вы. Просто вы живете здесь впервые, а я в девятнадцатый раз.
Даже Циркач не нашелся, что ответить, а я глупо спросил у этого самозванного Дункана Маклауда:
— Ты бессмертный?
— Все люди бессмертны, — скучно ответил он, — только не все знают об этом.
Я поморщился, уже готовясь спросить, какой именно из христианских церквей он отдает предпочтение, но продолжение оказалось неординарным.
— Дослушай, Крошка. Не все знают о своем бессмертии. Я — знаю. Достаточно давно и наверняка. Заметь, не верю, а знаю. Такое знание называется Посвящением. С большой буквы. А такие люди, как я, — Посвященными. Посвященных намного больше, чем принято считать. Но только некоторые из них, называемые избранными, умеют после смерти возвращаться назад, на Землю. Вот они-то и осуществляют контроль за равновесием в мире.
— Здорово, — сказал Циркач, почти увлекшийся этой байкой. — Значит все-таки центр вашего тайного общества где-нибудь на Тау Кита?
— На Тау Кита — погода не та, — задумчиво проговорил Эльф и небрежно прикурил новую сигарету от указательного пальца. Как от зажигалки.
— Браво, — апатично похлопал Борька. — Ты готовил этот номер к шестидесятилетию Советского цирка?
И мне вдруг подумалось, что он со своими девочками тоже выпил не сто граммов коньяка, а раз в пять больше. Я не мог поддержать ироничного настроя Циркача. Потому что ясно видел собственными глазами: не было никакого фокуса — просто человек прикурил сигарету от указательного пальца. Потому что он не совсем человек.
— Видите ли, других обитаемых планет в том смысле, как вы себе представляете, не существует в природе, — зачем-то начал объяснять Эльф. — Есть только разные уровни бытия. Их всего десять, но сейчас не об этом речь. С Земли, то есть с первого уровня бытия люди, умирая, переходят на второй, и вот оттуда мы умеем возвращаться обратно. Но, к сожалению, даже мы, избранные, до сих пор не научились на втором уровне бытия находить своих погибших друзей, которые не были Посвященными. Вот такая беда. Научиться бы! И можно больше не возвращаться. Честно говоря, я уже устал от этих перелетов.
Эльф говорил спокойно, буднично, словно речь шла о регулярных рейсах Москва — Берлин, а не о жизни и смерти.
— Мне кажется, я уже выполнил свою миссию. Вот только очень больно оставлять на Земле Нику…
Потом он внезапно, оборвал сам себя.
— Все, ребята, я пошел в душ. И вы собирайтесь потихонечку. Каких-нибудь два часа осталось. Надо быть в форме.
Эльф намерен был позвонить Линдеманну часов в семь утра, когда тот, по расчетам, собирался ехать из аэропорта домой, но хитрый Димыч опередил давнего соперника и позвонил сам в половине седьмого. Не из аэропорта, а уже из дома.
— Юрка! Куда ты пропал? Быстро дуй ко мне!
— Как это, быстро? — обалдел Эльф. — Я только проснулся. Я сейчас не могу, мне ехать далеко.
Он нес какую-то мутную ахинею. Он оказался не готов. И, наконец, сообразил разорвать связь:
— Я тебе перезвоню, Димыч.
Мы посмотрели друг на друга шальными глазами, и Эльф еле слышно произнес:
— Пли!
Я нажал на кнопку дистанционника, не испытывая ни малейших угрызений совести. В тот момент мне хотелось только одного — поскорее добраться до самолета, откинуться в кресле и спать.
Но ничего не случилось.
Объект был от нас меньше, чем в полукилометре, и не услышать взрыва было просто нельзя. Значит, что-то произошло, что-то из ряда вон выходящее.
— Звони ему, — приказал я, чувствуя, что Эльф уже плохо соображает и вряд ли способен принять решение самостоятельно.
Он набрал номер.
— Ты чего трубку бросаешь, урод?! — снова заорал Линдеманн с истеричными нотками в голосе. — Ты хоть представляешь, что здесь у меня происходит?! Кто-то заминировал мой дом. Я послал вперед себя профессиональную группу антитеррора. Не обижайся Юрка, это не потому, что я тебе не доверяю, это потому, что мои аналитики предсказали возможную ловушку, засаду. Видишь ли, за время моего отсутствия в Гамбург — по агентурным данным — прибыли враги. Много врагов. Понимаешь, я ждал живых террористов под диваном, а оказалось кто-то напичкал весь мой дом тротилом. Или чем сейчас принято взрывать дома? Аммонитом?
— Си-4, — подсказал Эльф.
— Что ты говоришь? — не расслышал Дитмар.
— Си-4 — это такая американская взрывчатка, — тупо повторил Эльф.
Он вел себя как сомнамбула. Он уже ничего не соображал. И мне сделалось страшно.
— Правильно! — обрадовался Дитмар. — Мои спецы как раз и обнаружили некоторое количество Си-4. Им только не удалось найти всю взрывчатку, зато они обнаружили пару детонаторов, поняли принцип взрывного устройства и отключили его. Теперь дистанционный взрыватель не работает. Но все равно опасность сохраняется. Юрка, приезжай скорее, помоги мне разобраться с этой ерундой!
— Позови Нику. На минуточку, — выдавил Эльф тихим, бесцветным голосом.
Он словно бы и не слышал всего, что говорил ему Дитмар.
Но просьба была настолько решительной и неожиданной, что Линдеманн, конечно, подчинился и крикнул жену.
— Ника, — сказал Эльф, не меняя интонации. — Срочно приезжай ко мне. — Эльбхаусзее, четырнадцать. Ты помнишь этот дом?
— Помню, — сказал она.
— Приезжай, это вопрос жизни и смерти. Я уже девятнадцать лет не просил тебя ни о чем. Сегодня — прошу.
Он был уверен, что Ника поедет. В его голосе звучала эта уверенность. Звучала сквозь усталость и тоску и набирала силу победного клича.
— Все, — сказал нам Эльф. — Ника едет сюда. Задержите её. Я скоро вернусь.
Он поднялся и ринулся к двери.
— Ты куда? — спросил я, жестом прося остановиться хоть на секунду. — Черт с ним, с Димычем. Пусть живет. Полетели вместе с Никой в Москву.
— Нет, — ответил он. — В Москве меня «Моссад» отыщет быстрее, чем в Берлине. Лучше мы вместе с Никой уйдем на второй уровень.
— Юра, ты бредишь, — сказал я.
Потом вспомнил недавний, а казалось, уже вчерашний разговор, сообразил, что он имеет в виду дружное самоубийство на пару с любимой, и решил уточнить:
— А разве Ника тоже Посвященная?
— Нет, в том-то и дело, что нет. Но мы должны уйти вместе, я думаю, у меня получится.
— То есть ты хочешь убить и ее?
Эльф поморщился, как от боли.
— Я хочу убить его. А с ней я хочу уйти вместе, — тупо повторил он.
— Давай ты никуда не пойдешь, — предложил я, заступая ему путь. — А мы вместо тебя закончим твою работу. Сиди здесь и жди свою Нику.
На какую-то секунду легкое колебание отразилось на лице Эльфа. Но он потряс головой и сказал упрямо:
— Нет. Я должен идти. А вы задержите её.
Я понял, что все равно не смогу его остановить и отошел в сторону.
— Скажи мне, Юра, — я решил спросить напрямую, — убийство Дитмара — это и есть то, что ты давно задумал?
— Да, — кивнул он, — это не экспромт. Ради этого я и влез в ваши российские дела. Может быть, именно ради этого уже погибло немало людей. Но я поклялся остановить машину убийств.
— Это я уже понял, Но беда в другом, Юра. У нас есть приказ помешать тебе любой ценой.
И кто тянул меня за язык — не знаю. Второй раз подряд я сознательно выбалтывал служебную тайну. Однако теперь, когда все дошло до края, я уже не мог молчать. Эльф не собирался оставлять нас одних. И мы могли обсудить проблему только так, при нем. А если честно, я и не хотел ничего обсуждать без Эльфа. Я до сих пор не знал, на кого он работает, но сам уже давно был на его стороне. А от того, что мы не видели глаз друг друга, мне было намного легче говорить.
— Помешать тебе любой ценой, — повторил я.
— Знаю, — сказал он. — Ваше право поступить так, как вы считаете нужным. Дистанционник у вас в руках. Взрывчатка куплена на ваши деньги. Вся подготовительная работа выполнена вами. Так что — вперед! Можете вызывать полицию и все отменять. Можете позвонить на виллу, предупредить охрану о срочной эвакуации, а потом рвануть пустой дом — и красиво, и совесть чиста. А уж Ахман со товарищи возьмет на себя ответственность с радостью. И даже сам товарищ Аджалан, не исключено, вынесет вам благодарность, телеграммку пришлет из далекой островной тюряги…
— Перестань, Юра, — сказал я, — мне сейчас очень трудно. Я солдат, и привык выполнять приказы.
— Я знаю, — повторил он.
И меня прорвало:
— Откуда ты все знаешь?! Ты следил за нами раньше, чем мы начали работать? Или у тебя прослушка во всех кабинетах ЧГУ?
— Нет у меня никакой прослушки, и агентуры нет. Я — герой-одиночка. И от большинства своих врагов отличаюсь всего лишь умением думать. Не то чтобы они совсем думать не умеют, просто у меня это лучше получается. Я не знаю, кто конкретно давал вам задание, не знаю, как оно звучало. Но суть этого задания я вычислил, как вычислил и вашу подчиненность ЧГУ. Павленко, например, знает, кто дал вам это задание, но он не способен догадаться о сути. Поэтому ему и не суждено спасти своего разлюбезного Навигатора.
— Павленко знает, кто послал нас сюда? — искренне удивился я. — А это-то тебе откуда известно?
— Элементарно, Ватсон! Павленко знает обо всем, что творится в России. Он — один из тех, за кем до сих пор сохраняется привилегия — звонить лично президенту по прямому проводу. В исключительных случаях даже ночью. Так что, судите сами…
— Слушайте, о чем мы говорим? — спросил Фил. — Если ещё есть время для бесед, я предпочел бы выяснить другое: после гибели Линдеманна что случится со всеми этими проклятыми траншами, инвестициями в торговлю, контролем над рынками, налоговой системой, ну и так далее. Что будет с экономикой России?
— Ничего хорошего, — честно признался Эльф. — Жуткий бардак начнется. Передел собственности. Инвестиции временно прекратятся. Какие-нибудь бандиты постреляют друг друга. Товарооборот резко уменьшится. Доллар скаканет, наверно. Цены поползут вверх.
— Еще один август 98-го? — спросил Циркач.
— Не совсем, но что-то вроде.
— Так это же паршиво! — не удержался Шкипер всегда рубивший, правду-матку с плеча.
— Паршиво, — согласился Эльф. — Но если Дитмар останется жив, будет намного хуже.
— Ой ли! — сказал я, не дав ему продолжить и развить эту мысль. — А может, дело не в этом?
Эльф мужик умный. Даже слишком, заболтает кого угодно. Разрисует картину умирающей российской экономики — попробуй потом поспорь с ним! Вот я и намекнул ему совсем на другое.
— В чем ты меня подозреваешь, Крошка? В сведении личных счетов? Да, он увел у меня Нику. Это было девятнадцать лет назад. Признаюсь: я не простил ему до сих пор. Такие вещи срока давности не имеют, просто потому, что это вообще не преступление. Но ты ещё слишком многого не знаешь.
С Балтики налетел порыв влажного ветра, волны глухо ударились о мол, Эльба точно вздохнула на пару с Юриушем Семецким.
— Помнишь, я говорил тебе, что Димыч не раз и не два мечтал убить меня, а я — его. Про Костика Жилу я вам тоже рассказывал, а ведь это тот самый человек, которого Димыч кинул. На деньги Костика он и взлетел. А не вернул ни цента. Ни гроша. Бандит Жила за голову Линевича готов был отдать все, и в восемьдесят восьмом, когда он вышел на свободу и, пользуясь новыми временами, сумел утечь за рубеж, он очень быстро разыскал меня. Кто мог знать лучше всю подноготную Димы Линевича? Ведь я занимался этим уже восемь лет с упорством, которому позавидовал бы и сам Остап Бендер.
Ну, я и передал Жилину всю информацию о Линевиче. Надеясь на хорошее вознаграждение, а главное — на месть чужими руками. Но… Вы уже знаете эту историю — бандитская логика далека от общечеловеческой. Получив всю информацию, Жила решил для начала устранить источник, дабы, кроме него, уже никто не сумел им воспользоваться. Результат той попытки известен…
А Димыч опять вышел сухим из воды. Но про мой контакт с Жилой он узнал. Все понял и придумал, гаденыш, ответный ход. Через третьих, точнее через тридцать третьих подставных лиц, он заказал мне очень высокооплачиваемый теракт на Ближнем Востоке. Я работал тогда на «Моссад», и взялся с энтузиазмом, очень хотелось показать обезумевшим в очередной раз арабам, что, убивая других, рискуешь быть убитым и сам. Причем, строго по той же схеме. Теракт был задуман жестокий, и вряд ли кто-то кроме меня за такую гадость взялся бы…
До сих пор не знаю, как ему это удалось — вне всяких сомнений, ценою нескольких жизней, — но за пару часов до начала операции произошла немыслимая рокировка. В теракте, которым руководил лично я, появились абсолютно незнакомые мне исполнители. Был взорван автобус в Иерусалиме. Автобус, полный евреев, в том числе и детей. Мои отношения с «Моссадом» на том и закончились. Точнее, начались совсем другие отношения. Я был объявлен позором еврейского народа. Петлял тогда, как заяц. Отсиживался в итальянской тюрьме, а там не слишком хорошо кормили… Они охотятся за мной по сей день. А что это значит, если за тобой всю жизнь охотится «Моссад»… Спросите у Эйхмана, когда попадете на тот свет. И вот этого я тоже не прощу Линевичу никогда.
Эльф помолчал, прислушиваясь к рокоту волн.
Гамбург — морской порт, но стоит не на Балтике, а в эстуарии Эльбы. Однако широченная и уже солоноватая в этих местах река ведет себя совсем по-морскому. А ночной прибой звучит как-то особенно зловеще.
Потом Семецкий спросил в пространство:
— Рассказывать дальше?
Никто из нас не ответил, да ему и не нужен был ответ.
— Димыч кидал всех. Его одноклассник Коля Демидов, небезызвестный ныне человек в вашей президентской администрации, тоже помогал ему удирать из страны. И Жилу держал на зоне до упора. Дождался благодарности? Как же! Сегодня у них война компроматов и вооруженный нейтралитет. Один сидит в Кремле, объевшийся властью, другой — в Гамбурге на несуразно огромных деньгах, уже не помещающихся под жопой. Кто круче, не понятно, но каждый мечтает лишь об одном — сожрать другого. Они готовы не просто на убийства ради этого. Они рвут на куски зубами всех, кто встает на их пути, чтобы на финише разнести в клочья друг друга…
Да, я тоже убивал людей. Но, как правило, защищаясь. Димыч — почти всегда нападая, а если и защищался, это все равно выглядело как упреждающий удар. Он как начал с того наглого турка на границе, так и не сумел остановиться. Турок ведь просто деньги хотел отнять, а Димыч его шлепнул, не задумываясь. И так всю жизнь. Он убивал первым.
А когда не то что бы для жизни, а просто для его власти возникла малейшая угроза, он решил всех перессорить насмерть и с этой целью сфабриковал три одинаковых фальшивки, одновременно в трех странах. Этот гениальный интриган распространил такой текст: «Братва угрожает Королю рынков. Если его убьют, рыночной экономике в России придет конец». Вся гэбуха в России стояла на ушах, кому надо, поняли, что Король рынков — это Димыч. Но что сам Линдеманн это все и написал, не догадался почему-то никто. Зато в итоге пошла стрельба по Аникееву и Свирскому. Сценарий сработал.
Эльф ещё немного помолчал. Потом добавил со вздохом:
— Наверно, большая серьезная экономика строится именно по таким законам. Но я не занимаюсь экономикой. По роду своей деятельности я занимаюсь людьми. И таких людей, как Линевич, я считаю своим долгом уничтожать.
Потом добавил после паузы:
— Сегодня уже неважно, что Ника по-прежнему любит его. Она просто не понимает, не может понять, что любит другого Дитмара, того, который перестал существовать много лет назад, превратившись в настоящее чудовище, в адскую машину, грозящую смертью всем вокруг. Гибель Димки Линевича, конечно станет трагедией для Ники, но у неё останусь я, и сумею помочь. А вот окончательная победа Навигатора — это будет кошмар пострашнее и помасштабнее. Для всех, в том числе и для Ники. Я много думал над этим и, наконец, принял решение. Всё, ребята. Теперь вы решайте, как поступать. Приказ — дело серьезное, но если честно, мне кажется, что каждый из вас — тоже своего рода герой-одиночка.
Он попал в яблочко. Мы, конечно, уникальная группа. Но, может быть, в том и заключается наша уникальность, что каждый в этой команде — герой-одиночка.
И я вдруг понял, зачем Кулаков собрал тогда всех пятерых вместе возле этого гаража в Медовом переулке. Он уже чувствовал: Эльф будет перевербовывать нас, и не деньгами, а исключительно силой своего обаяния. И дорогой наш дядя Воша надеялся по наивности, что каждому в отдельности будет стыдно перед остальными отказаться от выполнения приказа. И что хоть один из нас не сломается и сумеет убедить других, что долг выше совести, а офицерская честь выше морали.
Дядя Воша ошибся. Он, наверно, забыл, что бывшие кадровые офицеры спецназа тогда, в Чечне вылетели из регулярных частей как раз за невыполнение приказа. Приказа, который противоречил нашим представлениям о совести и морали.
Мы и на этот раз оказались единодушны все пятеро. Мы остались вместе с Эльфом — до конца.
4
Время до утра он предложил убить на Рипербане. Это было не слишком оригинально, зато довольно полезно для нас. Перед последним аккордом серьезной и грязной (чего греха таить!) работы, самое лучшее — расслабиться, забыться, выкинуть все из головы. Тогда в нужный момент достигаешь максимальной собранности. А кто мог знать, что ещё ожидает нас наутро в этом безумном, безумном, безумном деле? (Или в знаменитом фильме Стенли Крамера слово «безумный» повторено четыре раза?)Яркие картинки той ночи запомнились надолго. Рекламные вывески мерцали, вспыхивали и рассыпались на сотни сверкающих брызг во всех направлениях. В общем, света было больше, чем днем. Мы мотались из кабака в кабак, из одного секс-шоу в другое… Индивидуальные кабинки и номера с девочками нас пока не интересовали, но похоже было, что закончится все именно этим. Циркач в своей излюбленной манере приступил к тесным контактам с профессионалками и любительницами практически сразу. То есть иногда он выхватывал девушек из зала и тащил куда-нибудь в туалетную комнату, иногда после особенно эффектного танца догонял артистку за кулисами. И, по-моему, всякий раз обходился без денег. А вообще платил за все Эльф и только переживал, бедняга, ужасно, что мы до смешного мало пьем, а я так и вовсе отказываюсь от спиртного.
— Вы половину кайфа теряете, ребятки, — повторял он, принимая внутрь очередную порцию какого-нибудь коллекционного напитка.
В эту ночь Эльф пил только коньяк. Причем все время разные марки, но с выдержкой никак не меньше двадцати пяти лет.
А девчонки липли к нам все настойчивей и настойчивей. Иногда изысканно разодетые, иногда условно прикрытые лоскутками и ленточками, а иногда просто голые. Некоторые были дивно как хороши, некоторые — просто безобразны. Но даже в безобразии своем одуряюще сексапильны и многоопытны. Те же, что выступали на сценах, вертелись вокруг шестов в ресторанных залах или запрыгивали в танце к нам на стол, были всегда с прекрасной кожей, юные, гибкие, в меру спортивные, в меру упитанные и очень миловидные.
Под конец, уже ближе к рассвету, мы почувствовали себя пьяными от этой эротической чехарды, и я, наконец, позволил ребятам махнуть граммов по сто очередного потрясающего коньяка, кажется, это был «Курвуазье Эмпериаль». Хуже не будет. Было ведь ясно, что спать не придется вовсе, и небольшая доза спиртного могла их даже взбодрить. Это подтвердил и наш всеобщий персональный доктор, который сам, как выяснилось позже, уже накатил где-то граммов двести тайком от меня. Неслыханно! Но я простил ему.
А себе я заказал, понятное дело, лишь крепкого кофе и оглоушил три чашки подряд.
Эльф к этому моменту дозу набрал изрядную, он был в ударе и не очень-то считал, сколько выпил, особенно когда слизывал свой дорогущий коньяк с грудей или лобка какой-нибудь очередной и тоже не слишком дешевой красавицы. Поэтому, поглядев на мой кофе, Юра сказал:
— Нет, это уже не поможет.
И запил пепси-колой три больших голубых таблетки.
— Что это было? — спросил я.
— Неважно, — сказал он. — Жуткая, очень вредная гадость. Зато уже через час буду снова, как огурец.
— Жаль, Фила нет, ему было бы интересно, — сказал я.
Фил к тому времени нашел девушку своей мечты, радостно сообщил, что её зовут Роксана (девушка не возражала), и «молодые» удалились в уютный номер. Доктор наш выпил больше остальных ребят, поэтому пока был свято уверен: перед ним та самая потерянная шлюшка с Савиньиплатц. Я понимал, что с ней он выпьет еще, скорее всего шампанского, и тогда обнаружит, что его сегодняшняя партнерша — это и есть его жена Роксана. Каждый сходит с ума по-своему.
Ночь катилась к финишу, и Пиндрик со Шкипером тоже отправились ставить победную точку в отношениях с женщинами. Пиндрик продекламировал, вспоминая анекдот о поручике Ржевском:
— Плывет по морю клипер, на клипере шкипер, у шкипера триппер. Не боишься?
— Ерунда! — сказал Шкипер. — Мне тут одна русская девчонка поведала. Наши так и зовут эту улицу — Триппербан. Одни болеют, другие не болеют. На все воля Божья.
— Может ты и прав, — философски заметил Пиндрик. — А давай-ка, чтоб все было по-честному, возьмем одну девочку на двоих. Уж лечиться, так вместе!
Кажется, они так и поступили. Не из экономии, а из солидарности. И ради эксперимента.
Только Циркач сидел теперь за столиком вместе со мной и Эльфом, заявив, что уже никого и ничего не хочет. Он тупо смотрел на очередное разнузданное шоу под тихую вкрадчивую музыку и удивленно бормотал:
— Не возбуждает! Ну, совсем не возбуждает.
— Все, братец, — констатировал я, — ты, наконец, объелся. Шесть партнерш за одну ночь — это все-таки перебор.
— И это, ещё не считая тех, которые меня заводили, но не отдавались, — почти застонал Циркач.
— Коньячку? — предложил Эльф.
— Не хочу, — вяло отозвался Борька. — А впрочем… Давай! Вдруг поможет.
И Циркач принялся вдумчиво потягивать «Эмпериаль», вдыхая аромат и закатывая глаза от неземного блаженства, словно кто-то ему под столом делал минет.
— Хорошо погуляли, — резюмировал Эльф. — Ты-то хоть получил удовольствие, аскетище? Не пьет, не курит, женщин только щупает робко, как мальчик… Что за жизнь у тебя, Крошка? Может ты и не человек вовсе?
Я посмотрел на него долгим взглядом. На что намек? На мои алкогольные экзерсисы? Знает ведь наверняка. Этот — все знает. Но говорить о собственной феноменальности сейчас не хотелось, и я мгновенно перевел стрелку.
— Я-то человек, а вот ты, Юра… Ты так и не объяснил нам, на чьей стороне играешь.
— Хорошо! — Эльф был все-таки уже пьян и говорил хоть и четко, но с неумеренной аффектацией. — Хорошо, рассказываю. Только слушай внимательно и не переспрашивай потом. Я уже объяснял тебе, что на этой планете есть две противоборствующих силы. Если угодно, добро и зло, если угодно, демократия и тоталитаризм, если угодно, стремление к порядку и стремление к хаосу, назови, как хочешь, но силы все равно две. Конфессии, концепции, государства, партии, нации — это все лирика. Есть две силы, которым не можно победить друг друга. Победа одной из них означает конец света. В противостоянии заключено равновесие. Но проклятый технический прогресс дает все больше шансов смещать естественное равновесие в ту или иную сторону.
Он сделал паузу, хотел ещё выпить, потом вспомнил, что после таблеток уже не пьет. И продолжил:
— Во все века кто-то должен был следить за борьбой титанов. Назовем этих людей третьей силой. Они всегда действовали предельно аккуратно и незаметно, но сегодня, приходится вмешиваться все активнее и активнее. Иначе — хана. Вот и все. Так что я ни на чьей стороне. Я — на стороне жизни. И против смерти. Понятно?
— Более-менее, — пробормотал я растерянно.
Потом все-таки нащупал следующий вопрос:
— И где же находится центр этой контролирующей всех организации?
— Не здесь, — серьезно сказал Эльф. — Он и не может находиться на Земле.
— А-а, — разочарованно протянул Циркач, напоминая о своем присутствии. — Ты — инопланетянин!
— Сами вы инопланетяне, — обиделся Эльф и цинично затушил сигарету в фужере с недопитым коньяком стоимостью четыреста долларов за порцию. — Я связан с Землей гораздо сильнее, чем вы. Просто вы живете здесь впервые, а я в девятнадцатый раз.
Даже Циркач не нашелся, что ответить, а я глупо спросил у этого самозванного Дункана Маклауда:
— Ты бессмертный?
— Все люди бессмертны, — скучно ответил он, — только не все знают об этом.
Я поморщился, уже готовясь спросить, какой именно из христианских церквей он отдает предпочтение, но продолжение оказалось неординарным.
— Дослушай, Крошка. Не все знают о своем бессмертии. Я — знаю. Достаточно давно и наверняка. Заметь, не верю, а знаю. Такое знание называется Посвящением. С большой буквы. А такие люди, как я, — Посвященными. Посвященных намного больше, чем принято считать. Но только некоторые из них, называемые избранными, умеют после смерти возвращаться назад, на Землю. Вот они-то и осуществляют контроль за равновесием в мире.
— Здорово, — сказал Циркач, почти увлекшийся этой байкой. — Значит все-таки центр вашего тайного общества где-нибудь на Тау Кита?
— На Тау Кита — погода не та, — задумчиво проговорил Эльф и небрежно прикурил новую сигарету от указательного пальца. Как от зажигалки.
— Браво, — апатично похлопал Борька. — Ты готовил этот номер к шестидесятилетию Советского цирка?
И мне вдруг подумалось, что он со своими девочками тоже выпил не сто граммов коньяка, а раз в пять больше. Я не мог поддержать ироничного настроя Циркача. Потому что ясно видел собственными глазами: не было никакого фокуса — просто человек прикурил сигарету от указательного пальца. Потому что он не совсем человек.
— Видите ли, других обитаемых планет в том смысле, как вы себе представляете, не существует в природе, — зачем-то начал объяснять Эльф. — Есть только разные уровни бытия. Их всего десять, но сейчас не об этом речь. С Земли, то есть с первого уровня бытия люди, умирая, переходят на второй, и вот оттуда мы умеем возвращаться обратно. Но, к сожалению, даже мы, избранные, до сих пор не научились на втором уровне бытия находить своих погибших друзей, которые не были Посвященными. Вот такая беда. Научиться бы! И можно больше не возвращаться. Честно говоря, я уже устал от этих перелетов.
Эльф говорил спокойно, буднично, словно речь шла о регулярных рейсах Москва — Берлин, а не о жизни и смерти.
— Мне кажется, я уже выполнил свою миссию. Вот только очень больно оставлять на Земле Нику…
Потом он внезапно, оборвал сам себя.
— Все, ребята, я пошел в душ. И вы собирайтесь потихонечку. Каких-нибудь два часа осталось. Надо быть в форме.
* * *
И он действительно был в форме — бодр и подтянут, когда мы, покинув утомленный, засыпающий на глазах Рипербан, поехали в офис маленькой фирмы в районе Альтона, в удобной близости от объекта.Эльф намерен был позвонить Линдеманну часов в семь утра, когда тот, по расчетам, собирался ехать из аэропорта домой, но хитрый Димыч опередил давнего соперника и позвонил сам в половине седьмого. Не из аэропорта, а уже из дома.
— Юрка! Куда ты пропал? Быстро дуй ко мне!
— Как это, быстро? — обалдел Эльф. — Я только проснулся. Я сейчас не могу, мне ехать далеко.
Он нес какую-то мутную ахинею. Он оказался не готов. И, наконец, сообразил разорвать связь:
— Я тебе перезвоню, Димыч.
Мы посмотрели друг на друга шальными глазами, и Эльф еле слышно произнес:
— Пли!
Я нажал на кнопку дистанционника, не испытывая ни малейших угрызений совести. В тот момент мне хотелось только одного — поскорее добраться до самолета, откинуться в кресле и спать.
Но ничего не случилось.
Объект был от нас меньше, чем в полукилометре, и не услышать взрыва было просто нельзя. Значит, что-то произошло, что-то из ряда вон выходящее.
— Звони ему, — приказал я, чувствуя, что Эльф уже плохо соображает и вряд ли способен принять решение самостоятельно.
Он набрал номер.
— Ты чего трубку бросаешь, урод?! — снова заорал Линдеманн с истеричными нотками в голосе. — Ты хоть представляешь, что здесь у меня происходит?! Кто-то заминировал мой дом. Я послал вперед себя профессиональную группу антитеррора. Не обижайся Юрка, это не потому, что я тебе не доверяю, это потому, что мои аналитики предсказали возможную ловушку, засаду. Видишь ли, за время моего отсутствия в Гамбург — по агентурным данным — прибыли враги. Много врагов. Понимаешь, я ждал живых террористов под диваном, а оказалось кто-то напичкал весь мой дом тротилом. Или чем сейчас принято взрывать дома? Аммонитом?
— Си-4, — подсказал Эльф.
— Что ты говоришь? — не расслышал Дитмар.
— Си-4 — это такая американская взрывчатка, — тупо повторил Эльф.
Он вел себя как сомнамбула. Он уже ничего не соображал. И мне сделалось страшно.
— Правильно! — обрадовался Дитмар. — Мои спецы как раз и обнаружили некоторое количество Си-4. Им только не удалось найти всю взрывчатку, зато они обнаружили пару детонаторов, поняли принцип взрывного устройства и отключили его. Теперь дистанционный взрыватель не работает. Но все равно опасность сохраняется. Юрка, приезжай скорее, помоги мне разобраться с этой ерундой!
— Позови Нику. На минуточку, — выдавил Эльф тихим, бесцветным голосом.
Он словно бы и не слышал всего, что говорил ему Дитмар.
Но просьба была настолько решительной и неожиданной, что Линдеманн, конечно, подчинился и крикнул жену.
— Ника, — сказал Эльф, не меняя интонации. — Срочно приезжай ко мне. — Эльбхаусзее, четырнадцать. Ты помнишь этот дом?
— Помню, — сказал она.
— Приезжай, это вопрос жизни и смерти. Я уже девятнадцать лет не просил тебя ни о чем. Сегодня — прошу.
Он был уверен, что Ника поедет. В его голосе звучала эта уверенность. Звучала сквозь усталость и тоску и набирала силу победного клича.
— Все, — сказал нам Эльф. — Ника едет сюда. Задержите её. Я скоро вернусь.
Он поднялся и ринулся к двери.
— Ты куда? — спросил я, жестом прося остановиться хоть на секунду. — Черт с ним, с Димычем. Пусть живет. Полетели вместе с Никой в Москву.
— Нет, — ответил он. — В Москве меня «Моссад» отыщет быстрее, чем в Берлине. Лучше мы вместе с Никой уйдем на второй уровень.
— Юра, ты бредишь, — сказал я.
Потом вспомнил недавний, а казалось, уже вчерашний разговор, сообразил, что он имеет в виду дружное самоубийство на пару с любимой, и решил уточнить:
— А разве Ника тоже Посвященная?
— Нет, в том-то и дело, что нет. Но мы должны уйти вместе, я думаю, у меня получится.
— То есть ты хочешь убить и ее?
Эльф поморщился, как от боли.
— Я хочу убить его. А с ней я хочу уйти вместе, — тупо повторил он.
— Давай ты никуда не пойдешь, — предложил я, заступая ему путь. — А мы вместо тебя закончим твою работу. Сиди здесь и жди свою Нику.
На какую-то секунду легкое колебание отразилось на лице Эльфа. Но он потряс головой и сказал упрямо:
— Нет. Я должен идти. А вы задержите её.
Я понял, что все равно не смогу его остановить и отошел в сторону.