Скай Кристина. Рубин

   – О Господи!
   Она не могла оторвать взгляда от темной стены джунглей, не в силах поверить, что все еще была жива. Когда она поняла, что опасность миновала, выдержка покинула ее, колени подогнулись, и Пэйджену пришлось подхватить ее обеими руками. Он осторожно опустился с ней на песок. Она не только слышала, но и ощущала на лице прерывистое дыхание, вырывавшееся из его губ.
   – Все кончилось невероятно благополучно. Наверное, они только что поели и собирались пройти к воде. Если бы не это, я сомневаюсь, что мы сейчас сидели бы здесь.
   – Но ты сказал... – Темно-голубые глаза его спутницы широко распахнулись. – Ты сказал мне...
   – Боюсь, я обманывал тебя, Angrezi. – Чувственные губы Пэйджена растянулись в мрачной улыбке. – Разве тебе приятнее было бы знать правду, что в любой момент нас могли разорвать на части и проглотить?
   Ее изумление было так сильно, что перехватывало дыхание. Она колебалась между благодарностью к этому мужчине за то, что он спас ей жизнь, и ненавистью из-за его высокомерного обмана. Гнев показался ей более безопасным, и она вооружилась яростью.
   – «Боюсь, что я обманывал тебя», – передразнила она его. – Это все, что можешь сказать?
   Пэйджен нахмурился.
   – Разве я мог рисковать, случись у тебя истерика? Леопардов быстро бы привлекли твои вопли.
   – Вопли? Истерика?
   – Да у тебя уже сейчас начинается приступ, Angrezi.
   Сильно покраснев, она стойко выдержала его взгляд.
   – Я вовсе не истеричка, мистер Пэйджен. Все, что я испытываю, это гнев. Ты предположил, что я всего лишь глупенькая нервная женщина, и поэтому обманул меня!
   Она энергично взмахнула руками, намереваясь поколотить Пэйджена. Он спокойно поймал ее запястья.
   – Это был единственный приемлемый путь, женщина!
   – Обманывать меня? Как будто я беспомощный ребенок? И в то же время позволить мне верить, что ты полностью контролировал ситуацию?
   Дрожа от негодования, она задыхалась, ее грудь тяжело вздымалась. Пэйджен сердито прищурился.
   – О Боже, а я-то думал похвалить тебя за хладнокровие. Побледнев, она свирепо посмотрела ему в лицо.
   – Я могу быть новичком здесь, в джунглях, мистер Пэйджен, но я думаю, вряд ли...
   – В этом твоя беда, глупышка. Ты вряд ли думаешь! Она безуспешно пыталась вырваться из его твердых рук.
   – Я спасла твою жизнь, злюка. Я прекрасно сыграла свою роль, и ты хорошо это знаешь!
   – Да, ты прекрасно играешь, это тебе удается.
   – Почему ты... – Внезапно она напряглась, ловя воздух открытым ртом. – О Боже... – Женщина закрыла глаза и покачнулась. Побледнев, она боролась с жесткими щупальцами боли, обхватывающими ее голову. – Нет...
   Пэйджен крепче прижал ее к груди.
   – Циннамон? Что случилось?
   Но она не отвечала, потому что в ней бушевал шторм, разметавший ее мысли в неистовстве цветов и разноголосье звуков. Как шторм вырывает с корнями деревья и бросает в воздух охапки листьев и ветвей, так и темные видения и обрывки воспоминаний пронеслись в ее голове. Смуглое лицо всплыло перед ней, тонкие губы растянулись в холодной, неестественной улыбке.
   Ее охватил страх, страх более сильный, чем когда-либо еще, гораздо более сильный, чем перед подкрадывающимися леопардами.
   Пэйджен легонько встряхнул ее.
   – Что случилось, Циннамон! Это твоя спина?
   Она едва услышала его слова, конвульсивно вздрагивая, пытаясь справиться с бессмысленным, бесформенным ужасом. «Прекрасная игра... Тебе удается...»
   Внезапно она осознала, что не сможет взглянуть в лицо ужасным видениям.
   – Н-нет, – резко ответила она, яростно мотая головой, боясь увидеть, боясь вспомнить.
   Пэйджен повернул ее лицом к себе.
   – Расскажи мне, черт побери! Сейчас же!
   И вот в волнах беспорядочных вспышек света и звука всплыли воспоминания. Внезапно возвратившаяся память почти ослепила ее.
   – Циннамон? – Руки Пэйджена твердо и осторожно сжимали ее лицо. – У тебя болит спина? – Его лицо выражало нетерпеливое беспокойство. – Неужели соленая вода...
   Слезинки выкатились из уголков ее глаз.
   – Я н-не Циннамон, – наконец сумела она выговорить, и его лицо сказало, что он ей поверил. – Не Циннамон, Б-Бар-рет. Мое имя... Господи, Пэйджен, я вспомнила свое имя!
 

Глава 23

 
   Пэйджен скрипнул зубами.
   – Баррет, – медленно и задумчиво повторил англичанин ее имя. Не Лили или Лола, не Фанни или Герти. Господи, конечно, ее зовут Баррет. Женщина, которую он спас в Лондоне четыре месяца назад. И она, очевидно, совершенно не помнила этого. Он разжал пальцы, державшие ее запястья.
   – Это... это замечательно, Баррет, – добавил он напряженно после небольшой паузы. Его глаз сверкал от желания напомнить ей хотя бы какую-то маленькую деталь той ночи, того невероятного столкновения под газовым фонарем. Но она ничего не помнила. Он остался для нее незнакомцем.
   Безжалостный поток страсти охватил его. Итак, его первое впечатление все-таки оказалось верным. Ее волосы, должно быть, были выкрашены в то время ради отчаянной попытки скрыться от преследователей. Но кто они? И как она оказалась здесь, на другой стороне земного шара, четыре месяца спустя?
   Независимо от того, с какой стороны он обращался к проблеме, Пэйджен всегда приходил к одному и тому же ответу: Джеймс Ракели. Его шпионы, наверное, узнали его той ночью и раскрыли тайну «раджи Ранапура». После этого было достаточно просто для ловкого интригана вроде Ракели загнать в угол женщину и вынудить ее принять участие в их смертельной схватке.
   Мысль о том, как он добился своего, зажгла ярость в крови Пэйджена. Десятки вопросов готовы были сорваться с его губ, но один-единственный взгляд па ее мертвенно-бледное изумленное лицо сказал ему, что она не в силах дать ответ ни на один из них. Теперь он должен дожидаться подходящего времени и скрывать свои собственные знания до тех пор, пока она не вспомнит об этом сама.
   – Как... как это случилось?
   – Я смотрела на деревья, и внезапно что-то возникло там. – Ее сапфировые глаза искали его взгляд. – Я... я схожу с ума, Пэйджен?
   «Нет, Циннамон, ты нет, а вот я, наверное, становлюсь безумным».
   Пэйджен сумел удержаться от этих слов и пожал плечами.
   – Я сомневаюсь, Angrezi. Я знаю, что мозг может работать странным образом. – Он отвел глаза и медленно поднялся с песка. – Теперь нам лучше вернуться в лагерь, в джунглях уже темно.
   Женщина перед ним не двигалась. Широко раскрыв глаза, она смотрела на него, отчаянно пытаясь понять резкую перемену в его настроении.
   – Пойдем, черт побери!
   Не взглянув на нее, Пэйджен забросил винтовку на плечо и зашагал по берегу.
   – Подожди!
   – Если ты поспешишь, возможно, ты вспомнишь остальную часть имени, когда мы вернемся в лагерь. – Он пробормотал это себе под нос, но она услышала. Эти слова заставили ее вскочить на ноги. Стрелой пролетев по песку, она догнала его, схватила за руку и заставила повернуться.
   – П-почему... Почему ты так спешишь?
   – Потому что я должен вернуться в лагерь, Angrezi. Потому что я устал и голоден, и у меня еще тысяча дел до выхода на рассвете. Главным образом, потому что я хочу, чтобы все это поскорее закончилось и осталось позади.
   Это было ложью.
   «Почему? Потому что тебя зовут Баррет, а не Циннамон, и я полюбил тебя с первого мгновения, как только увидел. Потому что ты принадлежишь кому-то еще. Какому-то другому мужчине, будь он проклят. Потому что я никогда не смогу вернуться домой, в Англию».
   Но Пэйджен ничего этого не сказал. Он только крепко сжал длинными загорелыми пальцами дуло винтовки, висящей у него на плече.
   – Ты лжешь, – спокойно сказала она.
   – Лгу? Ты ничего не знаешь обо мне. – Внезапно он напрягся, схватил ее и прижал к груди. – Ракели сказал тебе, что мне нравятся страстные и послушные женщины, а не упрямые и вздорные? – С этими словами он еще крепче прижал к себе все ее тело, заставляя ощутить жар и твердость его возбуждения. – Разве он не говорил, что мне нравятся опытные партнерши в кровати, которые знают, как доставлять и получать удовольствие?
   Нахмурившись, он сорвал повязку со своего поврежденного глаза. Что с того, если она даже отвернется с отвращением?
   Темный и неспокойный, как небо в период муссонов, глаз уставился в лицо Баррет.
   – А может быть, ты действительно такова, моя дорогая. Да, возможно, эта невинность – наигранная. Давай-ка выясним, а?
   Забавно, но он говорил правду. Пэйджену действительно нравились все эти вещи – по крайней мере, он всегда думал так. Пока он не встретился с упрямой английской красоткой с кожей, как девонширские сливки, и глазами цвета весенних колокольчиков. С женщиной, которая приводила его в бешенство, возбуждала и восхищала его. Такой женщины он никогда не встречал прежде и, конечно, никогда не встретит снова. Эта женщина была близка ему, как никто другой, горько подумал Пэйджен. Потому что она не могла вспомнить, а он не мог забыть.
   Ее грудь резко поднималась и опускалась в такт прерывистому дыханию.
   – П-почему? Почему ты так говоришь?
   – Почему? Потому что я ублюдок, моя дорогая Баррет. – Даже теперь это слово жгло его губы, пробуждая горькие воспоминания. – Потому что я лгун, обманщик и закоренелый негодяй. Никогда не забывай об этом.
   – Это неправда! Ты совсем не такой. По крайней мере, не всегда, – осторожно поправилась она. – И ты можешь быть очень-очень добрым.
   – Хочешь доказательств? Вот, пожалуйста.
   Негромко выругавшись, он приподнял ее с земли и потерся о ее живот своим раздувшимся от возбуждения органом.
   – То единственное, о чем я забочусь, Angrezi, там, против твоего живота. Здесь нет ничего личного, конечно. Сойдет любая женщина. Если ты все еще во что-то веришь, то тебя ждет большое разочарование.
   Это была ложь, но какой-то демон заставлял его шокировать ее, говорить гадости. Возможно, если бы он увидел отвращение в ее красивых глазах, он мог бы забыть эту женщину, забыть этот мучительный голод...
   Пэйджен до скрипа сжал зубы, как только он ощутил податливую мягкость ее бедер, услышал ее прерывистое дыхание. Боже, как он хотел обладать ею! Прямо здесь, разметав по песку шелковым облаком великолепные золотистые волосы, прижавшись пульсирующим копьем к горячей шелковистой коже, слыша прерывистые стоны наслаждения, срывающиеся с полуоткрытых губ...
   Но это было невозможно. Никто не знал этого лучше, чем он сам. Вместо того чтобы бросить ее на песок и накрыть своим изголодавшимся телом, он осторожно поставил ее на ноги и отвернулся от той, которая не могла принадлежать ему.
   – Ты лжешь, – упорствовала Баррет. – Я еще раз спрашиваю тебя: почему?
   – Потому что тебя зовут Баррет, именно поэтому, – отрывисто бросил Пэйджен и шагнул на тропу без дальнейших объяснений.
   Когда они добрались до бунгало Пэйджена, уже горели фонари. Как только Пэйджен появился из джунглей, навстречу ему со ступеней бросилась Мита, ее тонкое лицо выражало крайнее беспокойство.
   – Сагиб! Мы все так волновались за вас! Нигал только что ушел за винтовкой, чтобы отправиться на поиски в сторону пляжа. С вами ничего не случилось? Мы слышали рев леопарда.
   Пэйджен молча пересек маленькую лужайку и затопал по ступеням веранды. Когда свет фонаря упал на его лицо, служанка испуганно вскрикнула:
   – Сагиб, вы ранены!
   – Ничего серьезного, Мита. Просто очередная шайка Ракели застала нас врасплох на берегу.
   – Где теперь эти грязные пожиратели падали?
   – Двое сбежали в джунгли. А третий остался лежать на берегу. Он уже никуда не сможет уйти. Скажи Нигалу, чтобы он распорядился похоронить его. Если леопарды еще не опередили нас.
   – Это все, чего заслуживает сын шакала! Я пойду за лекарствами и повязками, господин.
   Мита метнулась назад в бунгало, и Пэйджен направился следом за ней. На верхней ступеньке он обернулся. В дрожащем свете масляного фонаря шрам на его лице блестел металлическим оттенком.
   – Я советую тебе пораньше идти спать, Angrezi. Тебе понадобится много сил. Завтра на рассвете мы отправляемся в путь.
   Пэйджен не последовал собственному совету той ночью. После очистки и перевязки раны на виске он расхаживал взад и вперед, слишком беспокойный, чтобы спать. Разувшись, он не раз подкрадывался к закрытой двери своей комнаты, не в силах успокоиться. Он раздраженно хмурился на бумаги, лежавшие на столе. Все было в том же самом состоянии, что и три дня тому назад, хотя все дела должны были быть переданы с посыльным до отъезда.
   Но всякий раз, как только он всматривался в листы бумаги, Пэйджен видел перед собой бледное лицо Баррет, когда леопарды появились из джунглей, или ее прямую спину, когда она мчалась стрелой к океану. Или ее обнаженные стройные бедра, едва прикрытые мужской рубашкой.
   Пэйджен нахмурился, налил в стакан на три пальца виски и выпил не разбавляя. Его лицо исказилось гримасой, когда жидкий огонь проложил жгучую дорожку.
   Но огонь виски был ничто по сравнению с огнем, опаляющим его мозг при мысли о женщине, спящей в соседней комнате. Сейчас ее волосы цвета заката разметались по подушке. Тело, прикрытое полупрозрачной сорочкой, напоминает теплый атлас.
   Если бы он пошел к ней, она воспылала бы страстью прежде, чем смогла бы проснуться. В одну минуту он мог заставить ее сгорать и задыхаться от желания, страстно умолять его о близости.
   Грубо выругавшись, Пэйджен отодвинул пустой стакан и снова принялся расхаживать взад и вперед.
   Как удалось этой ведьме так сильно задеть его чувства?
   Может быть, это все еще последствия последней встречи с малярией? Или это случилось из-за длинных недель вынужденного одиночества вдали от женского общества? В тот момент ему было все равно.
   Все, чего он хотел, – это освободиться от наваждения, чтобы его голова снова стала ясной и трезвой. Уже сегодня эта проклятая навязчивая идея могла стоить ему жизни – и ей тоже. Только законченный идиот мог допустить, чтобы его застали без оружия.
   И положение могло только ухудшиться. Ему не станет легче – ни голове, ни телу, – пока он не вытравит ее из своих мыслей раз и навсегда. Но, возможно, имелся другой путь? Пэйджен прищурил глаза, темные, как тени вокруг бунгало.
   Да, возможно, Мита могла ему помочь. Девушка явно обожала его, хотя ее поклонение в основном относилось к его несуществующему героическому образу. Уже не один раз после их возвращения из Лондона она приглашала его в свою кровать, так почему он продолжает упорствовать? Он был бы нежен с ней, в конце концов, и смог бы доставить ей удовольствие, прежде чем достигнет собственного освобождения.
   Плантатор остановился, чтобы налить себе еще стакан виски. Такие мысли были ему противны. Господи, неужели он растерял последние остатки английской морали? В этот момент тихий звук в зале привлек его внимание. Он осторожно поставил стакан и внимательно прислушался. Звук повторился – он напоминал мягкий шелест легкой ткани. В этих звуках было что-то непонятное. Для Нигала или одного из домашних слуг они были слишком тихими, а шаги Миты были более быстрыми. Оставалось одно... Мрачно вглядываясь в темноту, Пэйджен ждал. Шаги приближались. Он чувствовал, как его пальцы судорожно сжали прохладный стакан. Всего в нескольких дюймах от него послышался слабый шелест.
   Сдерживая барабанную дробь сердцебиения, он заставил себя ждать и не двигаться. После показавшейся вечностью паузы тихие шаги послышались в коридоре, ведущем к передней части бунгало. Выходит наружу?
   Сжав зубы, Пэйджен медленно приоткрыл дверь. Единственная масляная лампа мерцала на резном шкафу в дальнем конце коридора, проливая золотой свет на гладкий деревянный пол. И в его лучах появилось захватывающее видение – прекрасная женщина, одетая в прозрачную батистовую сорочку, облегающую плавные изгибы ее стройных бедер. Так это была Баррет!
   Пока он наблюдал, одетая в белое фигурка медленно двигалась по коридору, ее роскошные распущенные волосы переливались тысячами оттенков золота, янтаря и меди, они были похожи на солнце, осветившее тьму. Как в тумане, Пэйджен продолжал наблюдать, как она подошла к входной двери.
   «Так ты решила поиграть, моя красавица? В таком случае давай посмотрим, с кем ты намерена встретиться украдкой».
   Пока он тихо и неподвижно ждал, англичанка открыла ротанговую дверь и выскользнула на веранду. Затаив дыхание, Пэйджен последовал за ней, не сводя настороженного взгляда с ее спины. Справа от нее находились кухня, комната для слуг и склад продовольствия. Слева были навесы для сушки чая и помещения для рабочих Пэйджена. Куда она направляется?
   Несколько долгих секунд она стояла не двигаясь, обхватив себя руками за плечи. Наклонив голову набок, она прислушивалась к мириадам шумов ночных джунглей. Громче и громче колотилось сердце Пэйджена. С каждым ударом в нем сильнее разгоралась ярость.
   Еще несколько секунд, говорил он себе. Тогда он мог бы получить ответы на все вопросы. Тогда он сможет поступить с этой маленькой шлюхой так, как она этого заслуживает. Но объект его негодования не двигался ни вправо, ни влево. Она просто покачивалась слегка, переступая с ноги на ногу, отчего белый подол ее одеяния шелестел по деревянным доскам веранды. Какая-то новая уловка? Пэйджен мучился от неизвестности, внимательно наблюдая горящими глазами за ее странным тихим танцем.
   «Чего ты ждешь, Циннамон? Тихого шепота сообщника, скрывающегося где-то в ночи? Вспышки света от края дорожки, ведущей к берегу? Или, возможно, стука камешков по бамбуковой решетке? А когда появится этот ублюдок, замрешь ли ты в его объятиях? Будешь дрожать и прижиматься к нему, как ты проделывала со мной?»
   Безумная ярость охватила Пэйджена от сознания того, что она обманула его. Это было ловко проделано, ей-богу, все до последней мелочи. Несомненно, даже ее имя было ложью! Почему-то эта мысль привела его в бешенство, как ничто другое.
   Он прокрался через зал. Его походка напоминала кошачью, и шагов не было слышно среди какофонии ночных джунглей – пронзительной и непрерывной болтовни обезьян, скрипа и стона деревьев под порывами ветра. Даже когда он остановился в дюйме от ее спины, женщина не пошевелилась.
   – Ты кого-то ждешь?
   Сверкая потемневшими до черноты глазами, Пэйджен ожидал, что она подскочит от неожиданности и повернет к нему побелевшее от страха лицо. Но ничего этого не произошло. Она даже не шевельнулась и продолжала молча смотреть на фонарь, висящий на выступе крыши веранды.
   – Повернись ко мне, Angrezi, – бесцеремонно приказал Пэйджен. – Представление слишком затянулось!
   Она не двигалась. Губы Пэйджена сжались в тонкую линию.
   – Я с тобой разговариваю, черт побери!
   Она медленно повела бровью. Ее губы слегка вздрогнули и начали беззвучно шевелиться. Пэйджен не выдержал. С звериным рычанием он схватил ее едва прикрытые батистом плечи и развернул лицом к себе. Огромные и совершенно пустые глаза скользнули по его лицу. И продолжали смотреть куда-то вдаль сквозь него.
   – Что это за новые трюки, женщина?
   Он резко встряхнул ее, выведенный из себя ее поведением. Но снова встретил пустой рассеянный взгляд. Слабое подозрение возникло в сумятице его мыслей. Господи, неужели она на самом деле не притворялась?
   – Проснись, женщина!
   Он обхватил ее щеки ладонями и пробормотал проклятие, так как она никак не отреагировала на его действия. Женщина на самом деле спала! Пэйджен ошеломленно смотрел на ее лицо. Она не видела ни его самого, ни бунгало, ни джунглей вокруг. Конечно, ему приходилось слышать о таких вещах прежде, но никогда не приходилось сталкиваться с этим самому. Возможно, потеря памяти привела к тому, что она повторно переживала свое прошлое во сне, вспоминая о том, чего не могла вспомнить наяву.
   Мозолистыми пальцами, внезапно ставшими удивительно нежными, Пэйджен попробовал отвернуть ее от света, но она не двигалась. Она смотрела на фонарь как завороженная.
   Но вот ее губы стали шевелиться, послышалась тихая неразборчивая речь. Внезапно она напряглась, потом изогнулась, поднимая руку, чтобы закрыть голову от удара призрака. Снова и снова она уворачивалась от воображаемых ударов, ее широко раскрытые, полные отчаяния глаза были прикованы к несуществующему мучителю. Эта мрачная пантомима потрясла Пэйджена. Он понял, что наблюдал что-то из ее прошлого. Он осторожно обнял ее за плечи.
   – Пойдем, Циннамон, – прошептал он, гладя ее рукой по рассыпавшимся волосам и пытаясь увести в дом. – Забудь все. Это только причиняет тебе боль. Ты в безопасности здесь, со мной.
   Она прикусила дрожащую губу. Пэйджен увидел пятнышко крови на нежной коже.
   – Я... я не должна говорить, – отрывисто прошептала она. – Н-никогда. К-клянусь, дедушка.
   Она вздрогнула, почувствовав наконец руки, лежащие на ее плечах. Она стала отчаянно вырываться из его рук, принимая Пэйджена за своего преследователя.
   Пэйджен тихонько выругался и прижал ее запястья к груди, чтобы она не могла причинить никакого вреда – ни себе, ни ему. Она продолжала безуспешно сопротивляться, ее прекрасные глаза затуманились слезами.
   – П-пусти меня! Боже... хватит! Дайте мне умереть!
   Ее приглушенные крики терзали сердце Пэйджена. Его охватила ненависть к тем мерзавцам, кто творил с ней подобные вещи.
   – Перестань, Баррет, – сказал он.
   Ее плечи напряглись при звуке этого имени. Или ему просто почудилось?
   – Ты в безопасности, – медленно и отчетливо произнес Пэйджен. – Уже поздно. Луна почти на середине небосклона. Пора идти.
   Он услышал ее тихий хрипловатый шепот:
   – Идти? Куда?
   – Спать, meri jaan, – сказал он нежно. – Забыть все или, вернее, забыть, что ты все забыла.
   На этот раз она позволила ему увести себя, слегка склонившись к его плечу. Они вошли внутрь бунгало.
   С каждым шагом мучения Пэйджена увеличивались. Он боролся с собой, но уже не мог не смотреть на соблазнительно выступающие под тонкой сорочкой темнеющие соски, неистовое биение пульса на шее, золотой локон, задевающий его обнаженную грудь.
   И, как уже не раз бывало после его возвращения из Лондона, Пэйджен снова проклял навязчивую страсть фанатика Джеймса Ракели. Но больше всего он проклинал себя. За то, что у него не хватало сил и изворотливости избежать последней и самой хитроумной западни Ракели.
   За то, что полюбил ее.
 

Глава 24

 
   Она спала, прижавшись порозовевшей щекой к простыне, как маленький ребенок. Но Баррет уже не была ребенком. В ее теле начиналось волшебное пробуждение чувственности. Она дрожала от прилива странной энергии. Она была совершенно не готова к вступлению в это неизведанное царство, где отдавать означало получать, где мучение и удовольствие были равнозначны. Она спала и видела сон – и сознавала, что видела сон. Она все забыла и потом забыла даже о своем забвении. И в своих снах она носила золотые колокольчики и прекраснейший шелк – и ничего больше. Ее распущенные волосы сверкали в дрожащих лучах тысяч свечей, и сама она была прекраснейшим светочем среди них.
   Пламя любви исходило из глубины ее души, а предметом любви был мужчина, созданный из теней и стали и с глазами чернее ночи. Ей казалось, что она всегда любила этого сурового незнакомца, являвшегося к ней в волшебных снах. И в кошмарах. Она задыхалась, глядя на его пульсирующую силу, чувствуя острейшую боль и желание...
   Она даже не знала, чего хотела. Она закрыла глаза, пытаясь удержать слезы. В тот же момент его руки оказались рядом, поддерживали, ласкали ее и изучали. Перестань, хотела возразить она, но он не послушался, и теперь с ее губ слетали только приглушенные вздохи и тихие стоны желания.
   Он раздел ее. Он открыл ей путь к опаляющему наслаждению и тысячам поразительных открытий. Он защитил ее от ее прошлого и заставил мечтать только о будущем. В его объятиях желание становилось осязаемым, наслаждение становилось реальным, их дыхания сливались в один вздох, и разгоряченные тела становились единым целым.
   Во сне она умирала, охваченная обжигающей тишиной, и сгорала в темноте пылающим факелом страсти. Но он снова отыскал ее, прижал к своему твердому бронзовому телу и снова начал двигаться медленными, восхитительными толчками, которые убедили ее, что эта смерть была только началом и что желание никогда не исчезало, а только менялось, похожее на блики, танцующие в потоке, похожее на изменчивые фосфоресцирующие следы, возникающие в ночном море.
   – Сейчас, – шептал он, зажигая пожар в глубине ее сознания. – Моя, – вздыхал он, проникая так глубоко в ее тело, что огонь сплавлял их вместе. – Моя – сейчас и навсегда.
   Баррет дрожала, принимая его огонь. Она уже не сопротивлялась, слишком увлеченная внезапной ошеломляющей новизной, удивляясь этому странному суровому мужчине, который заново создавал ее тело, и оно становилось странно незнакомым ей. И невыразимо красивым.
   – Твоя, – ответила она, не зная, что это означало, и не беспокоясь об этом.
   Все, что было раньше, было забыто. И в этом забвении она возродилась и обрела новые силы. И всецело отдалась ему.
   Она спала несколько часов, а может, целую вечность, как спящая красавица в ее заколдованном замке.
   И проснулась не от кошмаров, а от пронзительного жужжания насекомых и звука хриплого смеха. Исчезла бархатная темнота, исчезло волшебное соединение гладкой горячей плоти. Теперь ее голова пульсировала от боли, и израненная спина напомнила о себе мучительным покалыванием.