Страница:
– Но... но я не хочу помнить тебя! Я хочу быть с тобой, стать частью твоей жизни здесь, а не где-нибудь в безопасном месте.
Пэйджен судорожно сжал кулаки. Его голос стал резче.
– И все из-за пары часов занятий любовью? Нет, Angrezi, женщине потребуется сделать что-нибудь большее, чтобы войти в мою жизнь. – Пэйджен сверкнул глазами. – Даже такой красивой женщине, как ты.
– Ты... ты так не думаешь... ты не можешь!
– Я? – Мужчина в тени деревьев невесело рассмеялся. – О, эта игра была достаточно приятной, хотя я и не большой любитель совращать девственниц. Что касается тебя, Циннамон, то к тебе этот термин вряд ли можно применить, потому что я почти не почувствовал сопротивления.
Баррет вздрогнула от его жестоких слов, пытаясь убедить себя, что это просто еще одно представление, что на самом деле Пэйджен не мог так думать о ней. Она прижала одежду к груди, стараясь не поддаваться унылой тоске, но все же чувствуя, что последние остатки тепла покидают ее тело. Но вот она распрямила свои тонкие плечи. Она никогда не будет ни о чем просить. Больше никогда. Несмотря на то что ее сердце было вырвано из груди и разбито на крошечные осколки.
– Прекрасно, – сумела она ответить, сама поражаясь тому, что ее голос мог звучать настолько спокойно. – Ты освободил меня от оков невинности, и я благодарна тебе. Это значительно упрощает мое дальнейшее общение с мужчинами и сделает его более приятным.
Как будто подчиняясь демону противоречия, Баррет отбросила на спину волосы, предоставив взгляду Пэйджена свое обнаженное тело во всей его красе, и испытующе посмотрела ему в глаза.
– Я только надеюсь, что ты не ожидаешь платы за свои услуги.
Баррет видела, что он вздрогнул, видела, что его губы сжались в тонкую линию. Это должно было сделать ее счастливой, но почему-то тоска еще сильнее сжала горло. Руки Пэйджена судорожно сжимали приклад винтовки.
– Нет, я не собираюсь брать с тебя деньги за введение в тайны чувственности, Angrezi, хотя и считаю себя неплохим мастером в этом деле. Но в данном случае, моя дорогая, ощущение твоего горячего миниатюрного тела и напряженного, влажного лона было предостаточным вознаграждением. Да, я уверен, что у тебя хорошие способности для занятий любовью. Если ты убедишься, что твоя память утеряна безвозвратно, ты сможешь зарабатывать на жизнь лежа на спине. Когда-нибудь ты достигнешь совершенства.
Пэйджен говорил спокойно и неторопливо, словно желая убедиться, что она понимает каждое слово.
«Почему ты так поступаешь, Пэйджен?» – хотелось закричать Баррет. Но она этого не сделала, гордость заставляла ее слушать молча, хотя в этот момент ее ногти до крови впивались в ладони.
– Возможно, – сказала она холодно. – Но есть и много других способов управлять мужчинами, не так ли? Использование моего тела – просто один из них, как ты знаешь. К сожалению, я не могу сказать, что твое мастерство произвело на меня большое впечатление, милейший.
Ярость вспыхнула на лице Пэйджена.
– Действительно? Твои отчаянные крики говорили о другом. Не говоря уже о царапинах от твоих ногтей и отметинах от зубов, которые ты оставила на моей спине и плечах.
Баррет сумела спокойно и насмешливо улыбнуться.
– Но такие вещи так легко симулировать. Конечно, человек с таким опытом, как у тебя, должен об этом знать, Тигр-сагиб.
Пэйджен окаменел, ярость, казалось, исходила от него черными волнами. Когда он заговорил снова, его голос был низким и грубым:
– Но ты действительно наслаждалась этой игрой, Циннамон. Эти конвульсии восторга едва ли можно симулировать. На самом деле я доставил тебе больше удовольствия за один час, чем большинство английских женщин получают за всю жизнь. Твои болтливые подружки в Лондоне, без сомнения, будут поражены этой историей и потребуют рассказа о мельчайших подробностях. Но на всякий случай, если им покажется мало, моя дорогая, почему бы не потешить их любопытство? Ты только сообщи им, что ты занималась любовью с полукровкой, англоиндийским ублюдком, зачатым при встрече настоящего английского пэра с местной проституткой. И не забудь рассказать им обо всех деталях. Я уверен, что они захотят узнать, как мое тело отличается от тел их высокородных английских кузенов.
Баррет инстинктивно подняла руку, как будто защищаясь от этого потока потрясающих откровений.
– Пэйджен, не надо...
– Тебе мало? Ты маленькая жадная ведьма. Хорошо. Когда эта сплетня перестанет их занимать, ты можешь сообщить им еще одну вещь: твой партнер был ни больше ни меньше, как убийца. Его первой жертвой стала его собственная мать, за гибелью которой он наблюдал, не вымолвив ни одного слова. Я уверен, это надолго развлечет всю компанию.
Пока потрясенная Баррет замерла, не в силах вымолвить ни слова, Пэйджен отвернулся и зашагал к тропе, где Нигал уже карабкался по склону. На этот раз Баррет даже не подумала попытаться остановить его.
Глава 38
Баррет бессознательно повернулась, смахнула слезы и натянула на себя бриджи и рубашку, оставленные Пэйдженом. Она услышала возбужденный голос Нигала, которому вторила резкая тирада Пэйджена на незнакомом ей языке. Ее оцепеневшие пальцы с трудом справились с рядом пуговиц на одежде, потом Баррет пригладила волосы и заплела их в толстую золотую косу. Все это она проделала совершенно механически, ее разбегающиеся мысли были заняты последними резкими признаниями Пэйджена.
Убийца... Полукровка... Ублюдок...
Эти слова бились в ее голове, как град маленьких острых камешков. Боль его предательства и боль ее собственной потери не имели смысла перед этим открытием. Было ли все это истиной? Могло ли это быть правдой?
Баррет вытерла слезы и наклонилась, чтобы надеть ботинки, пробуя забыть мучительную сладость, когда он ворвался в ее лоно, осыпая ее негромкими и таинственными словами любви, не отводя губ от ее обнаженной кожи.
Кто он, защитник или предатель, таинственный герой или хладнокровное животное? Мог ли он одновременно быть и тем и другим? Совершенно растерявшись, Баррет побрела к зарослям бамбука на краю поляны, где спокойно стояли Пэйджен и Нигал, ожидая ее появления. Она ни разу даже не взглянула на Пэйджена, пока они шли назад, торопливо спускаясь к лагерю. Позади них угасли последние слабые отблески света, и ночь опустилась на джунгли.
Как только на поляне снова стало тихо, над водопадом зашелестели и раздвинулись листья папоротников.
Густую траву примял черный лакированный ботинок. Холодный взгляд единственного глаза спокойно осмотрел поляну. Второго глаза на лице мужчины не было, вместо него осталась только отвратительно пустая глазница, перечеркнутая неровным красным шрамом, протянувшимся от виска до челюсти.
«Итак, мой дорогой Пэйджен, я наконец-то нашел тебя. Сведение старых счетов обещает быть весьма приятным, особенно теперь, когда я увидел эту новую часть в нашей игре. И медленное, жестокое обладание женщиной у тебя на глазах будет самой лучшей частью моей расплаты».
Инструкции Ракели относительно рубина были совершенно определенными. Найти его, и он мог бы назвать свою цену – любую цену. Относительно женщины Ракели выразился менее ясно, оставляя ее на попечение своего наемника. Лишь бы она была возвращена Ракели живой. Или по крайней мере с какими-то признаками жизни.
Человек в зарослях папоротника улыбнулся, но в его улыбке не было ни признака сердечности – только холодный расчет. А теперь женщина становилась неожиданно ценным призом. Ее тело было весьма привлекательным, особенно теперь, когда местные красавицы уже прискучили ему. Да, это весьма страстная маленькая сучка. И скоро она будет стонать для него, как она недавно стонала для Пэйджена. Только он преподаст ей более изобретательные способы развлечения.
Спрятанный и забытый, древний камень сверкал и переливался, его темно-красная глубина полыхала огнем. Лучи света не попадали на его темные грани, пока рубин лежал в забвении в душной темноте. Но даже теперь, как совершенно настроенный инструмент, он улавливал все звуки и вибрации вокруг, преобразовывая их энергию в искры кроваво-красных глубин. Грани рубина стали не такими яркими, как обычно, они слегка потускнели в этой тюрьме. Но даже в темноте его огромная энергия сохранялась, регистрируя звуки и движения, заключая их в хранилище памяти вместе со всей другой информацией, накапливавшейся веками.
На одной из этих граней виднелись две фигуры, слившиеся в древнем танце любви. На соседней высвечивалась другая сцена, в которой длинные худые пальцы гладили пустую, выстланную атласом шкатулку. Луч света на мгновение вспыхнул в темноте, и пронзительный крик, казалось, вырвался из таинственной глубины драгоценного камня.
Скоро эти образы исчезли, оставив только одну фигуру, танцующую на поверхности рубина. Худой человек, одетый только в холщовую набедренную повязку, смотрел в огонь костра, его глаза были глазами джунглей, и его лицо таило в себе саму ночь. Не отрывая взгляда от огня, он произнес нараспев единственное слово. Немедленно огонь затрещал и выстрелил искрами. Рубин, казалось, тоже ответил ему, зазвенев глубоким, неслышным переливом. Даже когда искры угасли и свет костра стал слабеть, он все еще сидел и смотрел, терпеливый, как паук, ткущий свою смертельную невидимую паутину. Мудрый старик знал, что время бесконечно. Возможно, именно поэтому его лицо превратилось в маску бесконечного терпения, как только он рассмотрел последние решающие шаги, которые ему предстояло пройти ради безопасности его любимого острова.
Часть третья
Глава 39
Пэйджен судорожно сжал кулаки. Его голос стал резче.
– И все из-за пары часов занятий любовью? Нет, Angrezi, женщине потребуется сделать что-нибудь большее, чтобы войти в мою жизнь. – Пэйджен сверкнул глазами. – Даже такой красивой женщине, как ты.
– Ты... ты так не думаешь... ты не можешь!
– Я? – Мужчина в тени деревьев невесело рассмеялся. – О, эта игра была достаточно приятной, хотя я и не большой любитель совращать девственниц. Что касается тебя, Циннамон, то к тебе этот термин вряд ли можно применить, потому что я почти не почувствовал сопротивления.
Баррет вздрогнула от его жестоких слов, пытаясь убедить себя, что это просто еще одно представление, что на самом деле Пэйджен не мог так думать о ней. Она прижала одежду к груди, стараясь не поддаваться унылой тоске, но все же чувствуя, что последние остатки тепла покидают ее тело. Но вот она распрямила свои тонкие плечи. Она никогда не будет ни о чем просить. Больше никогда. Несмотря на то что ее сердце было вырвано из груди и разбито на крошечные осколки.
– Прекрасно, – сумела она ответить, сама поражаясь тому, что ее голос мог звучать настолько спокойно. – Ты освободил меня от оков невинности, и я благодарна тебе. Это значительно упрощает мое дальнейшее общение с мужчинами и сделает его более приятным.
Как будто подчиняясь демону противоречия, Баррет отбросила на спину волосы, предоставив взгляду Пэйджена свое обнаженное тело во всей его красе, и испытующе посмотрела ему в глаза.
– Я только надеюсь, что ты не ожидаешь платы за свои услуги.
Баррет видела, что он вздрогнул, видела, что его губы сжались в тонкую линию. Это должно было сделать ее счастливой, но почему-то тоска еще сильнее сжала горло. Руки Пэйджена судорожно сжимали приклад винтовки.
– Нет, я не собираюсь брать с тебя деньги за введение в тайны чувственности, Angrezi, хотя и считаю себя неплохим мастером в этом деле. Но в данном случае, моя дорогая, ощущение твоего горячего миниатюрного тела и напряженного, влажного лона было предостаточным вознаграждением. Да, я уверен, что у тебя хорошие способности для занятий любовью. Если ты убедишься, что твоя память утеряна безвозвратно, ты сможешь зарабатывать на жизнь лежа на спине. Когда-нибудь ты достигнешь совершенства.
Пэйджен говорил спокойно и неторопливо, словно желая убедиться, что она понимает каждое слово.
«Почему ты так поступаешь, Пэйджен?» – хотелось закричать Баррет. Но она этого не сделала, гордость заставляла ее слушать молча, хотя в этот момент ее ногти до крови впивались в ладони.
– Возможно, – сказала она холодно. – Но есть и много других способов управлять мужчинами, не так ли? Использование моего тела – просто один из них, как ты знаешь. К сожалению, я не могу сказать, что твое мастерство произвело на меня большое впечатление, милейший.
Ярость вспыхнула на лице Пэйджена.
– Действительно? Твои отчаянные крики говорили о другом. Не говоря уже о царапинах от твоих ногтей и отметинах от зубов, которые ты оставила на моей спине и плечах.
Баррет сумела спокойно и насмешливо улыбнуться.
– Но такие вещи так легко симулировать. Конечно, человек с таким опытом, как у тебя, должен об этом знать, Тигр-сагиб.
Пэйджен окаменел, ярость, казалось, исходила от него черными волнами. Когда он заговорил снова, его голос был низким и грубым:
– Но ты действительно наслаждалась этой игрой, Циннамон. Эти конвульсии восторга едва ли можно симулировать. На самом деле я доставил тебе больше удовольствия за один час, чем большинство английских женщин получают за всю жизнь. Твои болтливые подружки в Лондоне, без сомнения, будут поражены этой историей и потребуют рассказа о мельчайших подробностях. Но на всякий случай, если им покажется мало, моя дорогая, почему бы не потешить их любопытство? Ты только сообщи им, что ты занималась любовью с полукровкой, англоиндийским ублюдком, зачатым при встрече настоящего английского пэра с местной проституткой. И не забудь рассказать им обо всех деталях. Я уверен, что они захотят узнать, как мое тело отличается от тел их высокородных английских кузенов.
Баррет инстинктивно подняла руку, как будто защищаясь от этого потока потрясающих откровений.
– Пэйджен, не надо...
– Тебе мало? Ты маленькая жадная ведьма. Хорошо. Когда эта сплетня перестанет их занимать, ты можешь сообщить им еще одну вещь: твой партнер был ни больше ни меньше, как убийца. Его первой жертвой стала его собственная мать, за гибелью которой он наблюдал, не вымолвив ни одного слова. Я уверен, это надолго развлечет всю компанию.
Пока потрясенная Баррет замерла, не в силах вымолвить ни слова, Пэйджен отвернулся и зашагал к тропе, где Нигал уже карабкался по склону. На этот раз Баррет даже не подумала попытаться остановить его.
Глава 38
Баррет бессознательно повернулась, смахнула слезы и натянула на себя бриджи и рубашку, оставленные Пэйдженом. Она услышала возбужденный голос Нигала, которому вторила резкая тирада Пэйджена на незнакомом ей языке. Ее оцепеневшие пальцы с трудом справились с рядом пуговиц на одежде, потом Баррет пригладила волосы и заплела их в толстую золотую косу. Все это она проделала совершенно механически, ее разбегающиеся мысли были заняты последними резкими признаниями Пэйджена.
Убийца... Полукровка... Ублюдок...
Эти слова бились в ее голове, как град маленьких острых камешков. Боль его предательства и боль ее собственной потери не имели смысла перед этим открытием. Было ли все это истиной? Могло ли это быть правдой?
Баррет вытерла слезы и наклонилась, чтобы надеть ботинки, пробуя забыть мучительную сладость, когда он ворвался в ее лоно, осыпая ее негромкими и таинственными словами любви, не отводя губ от ее обнаженной кожи.
Кто он, защитник или предатель, таинственный герой или хладнокровное животное? Мог ли он одновременно быть и тем и другим? Совершенно растерявшись, Баррет побрела к зарослям бамбука на краю поляны, где спокойно стояли Пэйджен и Нигал, ожидая ее появления. Она ни разу даже не взглянула на Пэйджена, пока они шли назад, торопливо спускаясь к лагерю. Позади них угасли последние слабые отблески света, и ночь опустилась на джунгли.
Как только на поляне снова стало тихо, над водопадом зашелестели и раздвинулись листья папоротников.
Густую траву примял черный лакированный ботинок. Холодный взгляд единственного глаза спокойно осмотрел поляну. Второго глаза на лице мужчины не было, вместо него осталась только отвратительно пустая глазница, перечеркнутая неровным красным шрамом, протянувшимся от виска до челюсти.
«Итак, мой дорогой Пэйджен, я наконец-то нашел тебя. Сведение старых счетов обещает быть весьма приятным, особенно теперь, когда я увидел эту новую часть в нашей игре. И медленное, жестокое обладание женщиной у тебя на глазах будет самой лучшей частью моей расплаты».
Инструкции Ракели относительно рубина были совершенно определенными. Найти его, и он мог бы назвать свою цену – любую цену. Относительно женщины Ракели выразился менее ясно, оставляя ее на попечение своего наемника. Лишь бы она была возвращена Ракели живой. Или по крайней мере с какими-то признаками жизни.
Человек в зарослях папоротника улыбнулся, но в его улыбке не было ни признака сердечности – только холодный расчет. А теперь женщина становилась неожиданно ценным призом. Ее тело было весьма привлекательным, особенно теперь, когда местные красавицы уже прискучили ему. Да, это весьма страстная маленькая сучка. И скоро она будет стонать для него, как она недавно стонала для Пэйджена. Только он преподаст ей более изобретательные способы развлечения.
Спрятанный и забытый, древний камень сверкал и переливался, его темно-красная глубина полыхала огнем. Лучи света не попадали на его темные грани, пока рубин лежал в забвении в душной темноте. Но даже теперь, как совершенно настроенный инструмент, он улавливал все звуки и вибрации вокруг, преобразовывая их энергию в искры кроваво-красных глубин. Грани рубина стали не такими яркими, как обычно, они слегка потускнели в этой тюрьме. Но даже в темноте его огромная энергия сохранялась, регистрируя звуки и движения, заключая их в хранилище памяти вместе со всей другой информацией, накапливавшейся веками.
На одной из этих граней виднелись две фигуры, слившиеся в древнем танце любви. На соседней высвечивалась другая сцена, в которой длинные худые пальцы гладили пустую, выстланную атласом шкатулку. Луч света на мгновение вспыхнул в темноте, и пронзительный крик, казалось, вырвался из таинственной глубины драгоценного камня.
Скоро эти образы исчезли, оставив только одну фигуру, танцующую на поверхности рубина. Худой человек, одетый только в холщовую набедренную повязку, смотрел в огонь костра, его глаза были глазами джунглей, и его лицо таило в себе саму ночь. Не отрывая взгляда от огня, он произнес нараспев единственное слово. Немедленно огонь затрещал и выстрелил искрами. Рубин, казалось, тоже ответил ему, зазвенев глубоким, неслышным переливом. Даже когда искры угасли и свет костра стал слабеть, он все еще сидел и смотрел, терпеливый, как паук, ткущий свою смертельную невидимую паутину. Мудрый старик знал, что время бесконечно. Возможно, именно поэтому его лицо превратилось в маску бесконечного терпения, как только он рассмотрел последние решающие шаги, которые ему предстояло пройти ради безопасности его любимого острова.
Часть третья
ВИНДХЭВЕН
Есть люди, которые будут утверждать, что у них нет никакого страха перед джунглями, что они знают их так же хорошо, как улицы Маханувара или свои собственные поместья. Эти люди либо лгуны, либо хвастуны, либо они – дураки...
Леонард Вульф. Деревня в джунглях
У гнева нет глаз.
Пословица хинди
Глава 39
Виндхэвен. Такой же гордый, как и его название[13]. Большой дом возвышался на гребне покрытых туманом холмов подобно сверкающему драгоценному камню в изумрудном море джунглей. Десятки окон ловили лучи встающего солнца и отбрасывали бледно-лиловые и коралловые блики в долину, над которой господствовало здание. Его блеск ослеплял своей неожиданностью среди пышных лесистых холмов и богатых зеленых чайных полей.
Стертые ноги, искусанные москитами руки, пульсирующая головная боль – все было забыто, как только Баррет в безмолвном удивлении взглянула на этот замечательный дом. Построенный из редкой твердой древесины и розоватого гранита, он отражал явное влияние Древнего Востока, видное в изящно изогнутых арках и узорной решетке на широких верандах, которые опоясывали южный фасад. Несмотря на свою величину, он казался легким и изящным благодаря изобилию окон. Не совсем западный и не совсем восточный, решила Баррет. И именно поэтому он был совершенным воплощением сущности Деверила Пэйджена.
Прошлая ночь доставила ей адские мучения, пока она напряженно лежала в кровати, пытаясь забыть сурового мужчину, спящего – или бодрствующего – у противоположной стороны палатки. Сама она старалась не спать из опасений, что снова будет ходить во сне. Но все ее усилия были напрасны. В самое темное время между заходом луны и восходом солнца она поднялась с кровати и выскользнула наружу в гудящую москитами ночь.
Она узнала об этом только потому, что Пэйджен догнал ее, поднял на руки и отнес назад на кровать. Там она и проснулась окончательно, потрясенная путаницей реальных и вымышленных видений, задыхаясь от странного смешения эротических фантазий, воспоминаний и страстного желания. И Пэйджен присутствовал в каждом из ее кошмаров.
Даже когда он разбудил ее, вспыхнувшая от стыда Баррет не произнесла ни слова, как и Пэйджен. Они не обменялись ни одной фразой с момента их последнего разговора у водопада. Это и к лучшему, считала Баррет. Если он начнет с ней разговаривать, она расплачется. Но ни он, ни любой другой мужчина никогда не должен видеть ее слез, поклялась она себе. Так что Баррет выпрямила спину и подняла вверх хрупкий, точеный подбородок, скрывая боль и желание под маской безразличия. В конце концов, у нее был превосходный учитель.
– Ах, Хадли, я никогда прежде не ценил, как чертовски хорошо оказаться дома.
Пэйджен поднялся на ступени и схватил руку седого и морщинистого человека, ожидающего перед полированной дверью из тикового дерева. Стройный мужчина с крючковатым носом – слуга, ближайший помощник и друг – подарил Пэйджену одну из своих редких улыбок и сильно встряхнул его руку.
– Мне тоже очень приятно видеть тебя снова, Тигр, если ты позволишь мне быть откровенным.
Бровь Пэйджена насмешливо изогнулась.
– Тебе никогда прежде, как я помню, не были свойственны такие нежности, суровый шотландец.
– Да, но и ты никогда еще не подвергался такой опасности из-за вооруженных туземцев, леопардов и пуль бандитов, как мне кажется. – Резкий акцент его речи смягчался приветливой улыбкой.
– Проклятие, они чуть не достали меня на этот раз. – Голос Пэйджена стал напряженным. Он собрался было продолжить, но остановился, увидев, что морщинистое лицо Хадли нахмурилось.
– Что это, черт побери... – Старик заморгал и протер глаза. – Женщина, если я еще не сошел с ума! Боже, женщина?
Пэйджен напрягся, почувствовав присутствие Баррет у себя за спиной, как будто она прикоснулась к нему. Воздух вокруг него внезапно стал теплее и наполнился прекрасным слабым ароматом жасмина. Лицо Пэйджена превратилось в неподвижную задумчивую маску.
– Хадли, поприветствуй... э-э-э... мисс Браун. Ты можешь называть ее Баррет, поскольку мы здесь не соблюдаем официальных условностей. Она останется у нас в течение нескольких дней, пока я не смогу предоставить ей охрану для путешествия в Коломбо.
– Милосердный Бог, Тигр, где ты... То есть ты никогда не говорил мне ни слова о... – Шотландец оборвал себя на полуслове, встряхнув головой, чтобы привести в порядок разбежавшиеся мысли. – Конечно, Тигр. – Он протянул огрубевшие скрюченные пальцы, и Баррет автоматически пожала их.
– Мисс Браун, я имею удовольствие представить вам полковника Адриана Хадли. Он проводит вас в ваши комнаты и окажет всевозможную помощь, если вам что-нибудь потребуется.
Хадли обратился к Баррет:
– Пойдемте, моя дорогая. Я провожу вас. И прослежу, чтобы вы получили единственную цивилизованную комнату в этом большом языческом дворце, построенном по настоянию Тигра. Мавританские арки! Памятник его колоссальному тщеславию, вот что я думаю по этому поводу. Да, этот парень обладает тщеславием, сравнимым только с его упрямством.
Полковник похлопал по замерзшим пальчикам Баррет, предложил ей свою руку и повел в дом.
– Вам холодно, моя дорогая? Меня это не удивляет. Оставьте прогулки по холмам перед рассветом молодым глупцам с горячей кровью. Прекрасный способ подхватить малярию!
Баррет хмурилась, чувствуя себя как в калейдоскопе, где изображения с головокружительной быстротой сменяли друг друга. Дружелюбие и обыденность смешивались с ошеломляющей сдержанностью. Пока Баррет и полковник проходили по коридорам, отделанным полированным тиком и розовым деревом, она чувствовала, что красота дома, подобно наркотику, проникала в ее кровь. Даже воздух здесь был мягким и благоухал лимоном, камфарой и сандаловым деревом. Так чудесно, подумала она. И так незнакомо... Она вздрогнула, поняв, что ее провожатый не перестает говорить с ней.
– ...Ничего, кроме отдыха, моя дорогая. Без сомнения, вам захочется... – Здесь Хадли сердито закашлялся. – Освежиться и все такое. Я пришлю Миту, чтобы позаботиться об этом. А потом вы должны хорошенько отдохнуть.
Губы Баррет задрожали от усилия сохранить контроль над своими мыслями. Бесконечная болтовня полковника о всяких пустяках казалась ей одновременно и успокаивающей, и раздражающей после резкой сдержанности прошлых дней.
– Это... это звучит как приглашение в рай. Вы... вы очень добры.
Ее ответ звучат натянуто, и она не смогла изобразить на лице даже подобие улыбки. Слишком многое обрушилось па нее, слишком быстро менялась ситуация. Вчера она спала в душной палатке посреди девственных джунглей и даже находила там какой-то комфорт в окружении экзотических туземцев и буйной незнакомой растительности.
Сегодня она попала в блестящий и прекрасный дворец, обставленный с пышной роскошью. И все же она видела только плотно сжатые губы Пэйджена и холодное, непроницаемое лицо. Несмотря на все свои усилия, она не могла забыть спокойной решимости в его голосе, когда он заявил о своем намерении как можно скорее отправить ее из Виндхэвена. Она давно ожидала этого, но теперь его слова почему-то жестоко обидели ее.
– Ну, ну, не беспокойтесь о Деве. Он бывает груб иногда, но под грубостью он скрывает свою доброту. – Грубые старческие пальцы похлопали по ее ладони. – Да, он кажется жестоким снаружи, но внутри он мягок и сентиментален. Важно только проникнуть сквозь его броню, вы это, наверное, знаете?
Баррет не знала. И не хотела знать, говорила она себе. Все, чего она хотела, – это горячая ванна, мягкая кровать и сон – сон на целый год.
Кабинет Пэйджена был темноватым, богато отделанным кожей и красным деревом. Сугубо мужская комната была полна мебели, но не захламлена; стулья, расставленные в кажущемся беспорядке, на самом деле подчинялись строгим требованиям комфорта и практичности. Два больших продавленных кожаных кресла стояли друг против друга в центре кабинета. Сейчас Пэйджен развалился в одном из них и вытянул ноги.
– Хорошо, Деверил, но что ты собираешься предпринять прямо сейчас?
Хадли стоял перед массивным столом розового дерева, заваленным корреспонденцией, счетами, письмами и неразвернутыми газетами за последние месяцы, посылаемыми сюда еженедельно из Лондона. На его морщинистом лице читалось явное неодобрение.
– Ты едва сказал пару слов этой молодой женщине, а она сказала и того меньше, но даже слепому ясно, что между вами пробежала черная кошка.
Пэйджен поднялся и шагнул к красновато-коричневому шкафу, уставленному резными хрустальными графинами и бокалами. С мрачной усмешкой он плеснул себе виски и выпил.
– Немного рановато для выпивки, тебе не кажется?
– Просто маленький тост в честь нашего прибытия. С одной стороны, – мрачно добавил Пэйджен.
Что было с другой стороны, знал только он сам. Был след царапины на щеке и отметины зубов на плечах, когда она теряла голову от страсти. Были шрамы на лице и на плече. Но единственная рана, которая беспокоила его больше остальных, была невидима. И это было зияющее отверстие в груди, где раньше находилось сердце. Но никто не мог бы догадаться о мыслях Пэйджена. Он поставил стакан на полированный стол и открыл ставень, чтобы посмотреть на быстро разгорающийся день. Роса блестела, подобно рассеянным алмазам, на траве в нескольких сотнях футов от дома. Окружающий воздух был влажен и насыщен ароматами – жасмина, лимона и роз. Пэйджен нахмурился, глядя на пустой стакан. Господи, почему каждый взгляд, каждый аромат напоминает ему о ней?
– Ты привел ее сюда против ее воли?
Хадли напряженно стоял около китайской лакированной ширмы, его взгляд казался непроницаемым.
– Мой дорогой Адриан, ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы задавать такие вопросы.
Голос Пэйджена стал угрожающе тихим. Всего лишь несколько человек смели говорить с Деверилом Пэйдженом таким образом. Полковник Адриан Хадли был одним из них. Долгие годы дружбы и в лучшие, и в горестные периоды их жизни давали этому человеку право на искренность. Поэтому Пэйджен подавил свой гнев, снова удобно расположился в кресле и пристально посмотрел в серые глаза своего друга. Морщинистый шотландец не собирался отказываться от преимуществ этих дружественных отношений.
– Именно потому, что хорошо знаю тебя, я и спрашиваю! Эта женщина красива и хорошо сложена, если я не ошибаюсь в своих догадках. Но каждая черточка ее лица выражала враждебность, как и твоего, когда вы подошли к дому. И я настаиваю, чтобы ты все же ответил на мой вопрос.
Пэйджен задумался было об обмане, но только на мгновение. Он уставился на свой пыльный ботинок и пристально изучал его в течение минуты, а потом тяжело вздохнул.
– Очень хорошо, Адриан, ты узнаешь всю эту отвратительную историю. Только сначала завари нам обоим по чашке чая из нового урожая, чтобы поддержать меня во время рассказа. И постарайся, если это возможно, укротить свой пыл.
Седой полковник крикнул слуге, который скоро возвратился с чайным подносом. Хадли молча ополоснул кипятком китайский фарфоровый заварной чайник, потом осторожно добавил чай и воду – почти, но только почти кипевшую. Здесь, в Виндхэвене, существовал строгий ритуал заваривания чая – результата тяжелой работы, которой посвятил себя Пэйджен. Выращивание чая на холмах Виндхэвена никогда не было легким занятием, и все знали, каким долгим и трудным был путь зеленого золота от посадки саженцев до стола.
Долгое время Пэйджен сидел с дымящейся фарфоровой чашкой в руке, вдыхая пряный аромат. Он даже прищурил глаза, пристально изучая напиток, слегка покачивая янтарную жидкость и снова вдыхая горячий пар. Только потом он медленно отхлебнул. И тогда в отличие от дегустаторов, которые выплевывают продукт, когда оценка закончена, Пэйджен проглотил янтарный напиток с почтительным вздохом.
– Это прекрасный чай, старина. Ярко выраженный вкус, но не слишком острый. Молодой лист, прекрасно высушенный. И превосходный запах. Да, за такую партию можно взять приличную цену в Лондоне. Между прочим, я рад, что здесь было прохладно в течение прошлой недели. Эта партия, должно быть, собрана с нижних полей. – Пэйджен сосредоточенно помолчал. – С южного склона, я думаю.
Хадли не мог удержаться от невольного восхищения при очередном доказательстве мастерства Пэйджена при оценке чая. Только самые опытные дегустаторы могли бы распознать такие детали. Но чай был жизнью Пэйджена и давал ему средства к существованию, и он углубился в работу со всей своей энергией, постигая секреты английских, индийских и китайских экспертов. Остальному Пэйджену пришлось научиться самостоятельно. Что он и сделал после пяти лет осторожных экспериментов. Но, несмотря на свое восхищение, Хадли не собирался отклоняться от главной темы.
– Браво. Ты, как и всегда, прав. Твое мастерство иногда даже пугает меня. Еще пару столетий назад тебя могли сжечь на костре за такие фокусы. Ну а теперь я собираюсь услышать твой рассказ о мисс Браун, кажется, так ты ее назвал?
Пэйджен посмотрел из окна на зеленые ряды посадок чая, покрывающие склоны холмов и долину, насколько мог видеть глаз. Несколько минут спустя, сжав пальцами полупустую чашку, он начал рассказывать обо всем, что он знал о златовласой нарушительнице, появившейся на его пляже. Пэйджен утаил только одну подробность в своей истории – то, что случилось с ними на поляне под водопадом, когда он обнаружил ее после встречи с белым тигром.
С каждым словом брови Хадли поднимались все выше и выше, пока Пэйджен не испугался, что они уйдут на затылок.
– О Господи, и это случилось в девятнадцатом веке! Кто мог совершить подобную гнусность? И бедное беззащитное существо не имеет никакого понятия относительно происхождения или подробностей своего появления на твоем берегу?
Пэйджен слабо улыбнулся Хадли:
– Это «бедное беззащитное существо», как ты ее называешь, разыграло сцену, которая внушила ужас троим отпетым бандитам, и может обращаться с винтовкой так же хорошо, а возможно, и лучше, чем я сам. А еще она дважды спасла мою жизнь. Даже без памяти, она наименее беззащитная женщина, которую я когда-либо имел несчастье встретить.
– Я услышал восторг в твоем голосе, или мне показалось?
– Вполне вероятно. Мисс... э-э-э... Браун – исключительная женщина.
– Но... – вопросительно протянул Хадли.
Хрипло выругавшись, Пэйджен встал и резко зашагал по комнате.
– Но она, что весьма вероятно, является самым опасным агентом Джеймса Ракели, посланным в поисках рубина. – Пэйджен небрежно взъерошил пальцами свою шевелюру, превратив ее в буйную гриву. – У меня нет ни малейшего понятия, где сейчас находится этот проклятый камень. Но по крайней мере мы знаем, что у Ракели его тоже нет, иначе он не стал бы разыгрывать весь этот спектакль.
– Это серьезное обвинение, Деверил. – Лицо Хадли стало строгим. – Ты можешь представить доказательства?
– Конечно, не могу, черт побери! Когда это Ракели был настолько небрежен, чтобы оставить хоть малейшие следы своей причастности? Нет, только инстинкт говорит мне, что она фигура Ракели, да еще уверенность, что ее появление на том удаленном участке пустынного берега вряд ли было простым совпадением.
Хадли глубокомысленно поскреб свой подбородок.
– Возможно, ты прав.
– Конечно, я прав. Не позволяй этому ангелочку хоть на секунду одурачить себя. Баррет... э-э-э... Браун – хладнокровная интриганка, способная позаботиться о себе. Даже сейчас, когда она не может вспомнить, зачем ее сюда послали. И я уверен, что ее память скоро вернется, чтобы подсказать ей следующие шаги.
Стертые ноги, искусанные москитами руки, пульсирующая головная боль – все было забыто, как только Баррет в безмолвном удивлении взглянула на этот замечательный дом. Построенный из редкой твердой древесины и розоватого гранита, он отражал явное влияние Древнего Востока, видное в изящно изогнутых арках и узорной решетке на широких верандах, которые опоясывали южный фасад. Несмотря на свою величину, он казался легким и изящным благодаря изобилию окон. Не совсем западный и не совсем восточный, решила Баррет. И именно поэтому он был совершенным воплощением сущности Деверила Пэйджена.
Прошлая ночь доставила ей адские мучения, пока она напряженно лежала в кровати, пытаясь забыть сурового мужчину, спящего – или бодрствующего – у противоположной стороны палатки. Сама она старалась не спать из опасений, что снова будет ходить во сне. Но все ее усилия были напрасны. В самое темное время между заходом луны и восходом солнца она поднялась с кровати и выскользнула наружу в гудящую москитами ночь.
Она узнала об этом только потому, что Пэйджен догнал ее, поднял на руки и отнес назад на кровать. Там она и проснулась окончательно, потрясенная путаницей реальных и вымышленных видений, задыхаясь от странного смешения эротических фантазий, воспоминаний и страстного желания. И Пэйджен присутствовал в каждом из ее кошмаров.
Даже когда он разбудил ее, вспыхнувшая от стыда Баррет не произнесла ни слова, как и Пэйджен. Они не обменялись ни одной фразой с момента их последнего разговора у водопада. Это и к лучшему, считала Баррет. Если он начнет с ней разговаривать, она расплачется. Но ни он, ни любой другой мужчина никогда не должен видеть ее слез, поклялась она себе. Так что Баррет выпрямила спину и подняла вверх хрупкий, точеный подбородок, скрывая боль и желание под маской безразличия. В конце концов, у нее был превосходный учитель.
– Ах, Хадли, я никогда прежде не ценил, как чертовски хорошо оказаться дома.
Пэйджен поднялся на ступени и схватил руку седого и морщинистого человека, ожидающего перед полированной дверью из тикового дерева. Стройный мужчина с крючковатым носом – слуга, ближайший помощник и друг – подарил Пэйджену одну из своих редких улыбок и сильно встряхнул его руку.
– Мне тоже очень приятно видеть тебя снова, Тигр, если ты позволишь мне быть откровенным.
Бровь Пэйджена насмешливо изогнулась.
– Тебе никогда прежде, как я помню, не были свойственны такие нежности, суровый шотландец.
– Да, но и ты никогда еще не подвергался такой опасности из-за вооруженных туземцев, леопардов и пуль бандитов, как мне кажется. – Резкий акцент его речи смягчался приветливой улыбкой.
– Проклятие, они чуть не достали меня на этот раз. – Голос Пэйджена стал напряженным. Он собрался было продолжить, но остановился, увидев, что морщинистое лицо Хадли нахмурилось.
– Что это, черт побери... – Старик заморгал и протер глаза. – Женщина, если я еще не сошел с ума! Боже, женщина?
Пэйджен напрягся, почувствовав присутствие Баррет у себя за спиной, как будто она прикоснулась к нему. Воздух вокруг него внезапно стал теплее и наполнился прекрасным слабым ароматом жасмина. Лицо Пэйджена превратилось в неподвижную задумчивую маску.
– Хадли, поприветствуй... э-э-э... мисс Браун. Ты можешь называть ее Баррет, поскольку мы здесь не соблюдаем официальных условностей. Она останется у нас в течение нескольких дней, пока я не смогу предоставить ей охрану для путешествия в Коломбо.
– Милосердный Бог, Тигр, где ты... То есть ты никогда не говорил мне ни слова о... – Шотландец оборвал себя на полуслове, встряхнув головой, чтобы привести в порядок разбежавшиеся мысли. – Конечно, Тигр. – Он протянул огрубевшие скрюченные пальцы, и Баррет автоматически пожала их.
– Мисс Браун, я имею удовольствие представить вам полковника Адриана Хадли. Он проводит вас в ваши комнаты и окажет всевозможную помощь, если вам что-нибудь потребуется.
Хадли обратился к Баррет:
– Пойдемте, моя дорогая. Я провожу вас. И прослежу, чтобы вы получили единственную цивилизованную комнату в этом большом языческом дворце, построенном по настоянию Тигра. Мавританские арки! Памятник его колоссальному тщеславию, вот что я думаю по этому поводу. Да, этот парень обладает тщеславием, сравнимым только с его упрямством.
Полковник похлопал по замерзшим пальчикам Баррет, предложил ей свою руку и повел в дом.
– Вам холодно, моя дорогая? Меня это не удивляет. Оставьте прогулки по холмам перед рассветом молодым глупцам с горячей кровью. Прекрасный способ подхватить малярию!
Баррет хмурилась, чувствуя себя как в калейдоскопе, где изображения с головокружительной быстротой сменяли друг друга. Дружелюбие и обыденность смешивались с ошеломляющей сдержанностью. Пока Баррет и полковник проходили по коридорам, отделанным полированным тиком и розовым деревом, она чувствовала, что красота дома, подобно наркотику, проникала в ее кровь. Даже воздух здесь был мягким и благоухал лимоном, камфарой и сандаловым деревом. Так чудесно, подумала она. И так незнакомо... Она вздрогнула, поняв, что ее провожатый не перестает говорить с ней.
– ...Ничего, кроме отдыха, моя дорогая. Без сомнения, вам захочется... – Здесь Хадли сердито закашлялся. – Освежиться и все такое. Я пришлю Миту, чтобы позаботиться об этом. А потом вы должны хорошенько отдохнуть.
Губы Баррет задрожали от усилия сохранить контроль над своими мыслями. Бесконечная болтовня полковника о всяких пустяках казалась ей одновременно и успокаивающей, и раздражающей после резкой сдержанности прошлых дней.
– Это... это звучит как приглашение в рай. Вы... вы очень добры.
Ее ответ звучат натянуто, и она не смогла изобразить на лице даже подобие улыбки. Слишком многое обрушилось па нее, слишком быстро менялась ситуация. Вчера она спала в душной палатке посреди девственных джунглей и даже находила там какой-то комфорт в окружении экзотических туземцев и буйной незнакомой растительности.
Сегодня она попала в блестящий и прекрасный дворец, обставленный с пышной роскошью. И все же она видела только плотно сжатые губы Пэйджена и холодное, непроницаемое лицо. Несмотря на все свои усилия, она не могла забыть спокойной решимости в его голосе, когда он заявил о своем намерении как можно скорее отправить ее из Виндхэвена. Она давно ожидала этого, но теперь его слова почему-то жестоко обидели ее.
– Ну, ну, не беспокойтесь о Деве. Он бывает груб иногда, но под грубостью он скрывает свою доброту. – Грубые старческие пальцы похлопали по ее ладони. – Да, он кажется жестоким снаружи, но внутри он мягок и сентиментален. Важно только проникнуть сквозь его броню, вы это, наверное, знаете?
Баррет не знала. И не хотела знать, говорила она себе. Все, чего она хотела, – это горячая ванна, мягкая кровать и сон – сон на целый год.
Кабинет Пэйджена был темноватым, богато отделанным кожей и красным деревом. Сугубо мужская комната была полна мебели, но не захламлена; стулья, расставленные в кажущемся беспорядке, на самом деле подчинялись строгим требованиям комфорта и практичности. Два больших продавленных кожаных кресла стояли друг против друга в центре кабинета. Сейчас Пэйджен развалился в одном из них и вытянул ноги.
– Хорошо, Деверил, но что ты собираешься предпринять прямо сейчас?
Хадли стоял перед массивным столом розового дерева, заваленным корреспонденцией, счетами, письмами и неразвернутыми газетами за последние месяцы, посылаемыми сюда еженедельно из Лондона. На его морщинистом лице читалось явное неодобрение.
– Ты едва сказал пару слов этой молодой женщине, а она сказала и того меньше, но даже слепому ясно, что между вами пробежала черная кошка.
Пэйджен поднялся и шагнул к красновато-коричневому шкафу, уставленному резными хрустальными графинами и бокалами. С мрачной усмешкой он плеснул себе виски и выпил.
– Немного рановато для выпивки, тебе не кажется?
– Просто маленький тост в честь нашего прибытия. С одной стороны, – мрачно добавил Пэйджен.
Что было с другой стороны, знал только он сам. Был след царапины на щеке и отметины зубов на плечах, когда она теряла голову от страсти. Были шрамы на лице и на плече. Но единственная рана, которая беспокоила его больше остальных, была невидима. И это было зияющее отверстие в груди, где раньше находилось сердце. Но никто не мог бы догадаться о мыслях Пэйджена. Он поставил стакан на полированный стол и открыл ставень, чтобы посмотреть на быстро разгорающийся день. Роса блестела, подобно рассеянным алмазам, на траве в нескольких сотнях футов от дома. Окружающий воздух был влажен и насыщен ароматами – жасмина, лимона и роз. Пэйджен нахмурился, глядя на пустой стакан. Господи, почему каждый взгляд, каждый аромат напоминает ему о ней?
– Ты привел ее сюда против ее воли?
Хадли напряженно стоял около китайской лакированной ширмы, его взгляд казался непроницаемым.
– Мой дорогой Адриан, ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы задавать такие вопросы.
Голос Пэйджена стал угрожающе тихим. Всего лишь несколько человек смели говорить с Деверилом Пэйдженом таким образом. Полковник Адриан Хадли был одним из них. Долгие годы дружбы и в лучшие, и в горестные периоды их жизни давали этому человеку право на искренность. Поэтому Пэйджен подавил свой гнев, снова удобно расположился в кресле и пристально посмотрел в серые глаза своего друга. Морщинистый шотландец не собирался отказываться от преимуществ этих дружественных отношений.
– Именно потому, что хорошо знаю тебя, я и спрашиваю! Эта женщина красива и хорошо сложена, если я не ошибаюсь в своих догадках. Но каждая черточка ее лица выражала враждебность, как и твоего, когда вы подошли к дому. И я настаиваю, чтобы ты все же ответил на мой вопрос.
Пэйджен задумался было об обмане, но только на мгновение. Он уставился на свой пыльный ботинок и пристально изучал его в течение минуты, а потом тяжело вздохнул.
– Очень хорошо, Адриан, ты узнаешь всю эту отвратительную историю. Только сначала завари нам обоим по чашке чая из нового урожая, чтобы поддержать меня во время рассказа. И постарайся, если это возможно, укротить свой пыл.
Седой полковник крикнул слуге, который скоро возвратился с чайным подносом. Хадли молча ополоснул кипятком китайский фарфоровый заварной чайник, потом осторожно добавил чай и воду – почти, но только почти кипевшую. Здесь, в Виндхэвене, существовал строгий ритуал заваривания чая – результата тяжелой работы, которой посвятил себя Пэйджен. Выращивание чая на холмах Виндхэвена никогда не было легким занятием, и все знали, каким долгим и трудным был путь зеленого золота от посадки саженцев до стола.
Долгое время Пэйджен сидел с дымящейся фарфоровой чашкой в руке, вдыхая пряный аромат. Он даже прищурил глаза, пристально изучая напиток, слегка покачивая янтарную жидкость и снова вдыхая горячий пар. Только потом он медленно отхлебнул. И тогда в отличие от дегустаторов, которые выплевывают продукт, когда оценка закончена, Пэйджен проглотил янтарный напиток с почтительным вздохом.
– Это прекрасный чай, старина. Ярко выраженный вкус, но не слишком острый. Молодой лист, прекрасно высушенный. И превосходный запах. Да, за такую партию можно взять приличную цену в Лондоне. Между прочим, я рад, что здесь было прохладно в течение прошлой недели. Эта партия, должно быть, собрана с нижних полей. – Пэйджен сосредоточенно помолчал. – С южного склона, я думаю.
Хадли не мог удержаться от невольного восхищения при очередном доказательстве мастерства Пэйджена при оценке чая. Только самые опытные дегустаторы могли бы распознать такие детали. Но чай был жизнью Пэйджена и давал ему средства к существованию, и он углубился в работу со всей своей энергией, постигая секреты английских, индийских и китайских экспертов. Остальному Пэйджену пришлось научиться самостоятельно. Что он и сделал после пяти лет осторожных экспериментов. Но, несмотря на свое восхищение, Хадли не собирался отклоняться от главной темы.
– Браво. Ты, как и всегда, прав. Твое мастерство иногда даже пугает меня. Еще пару столетий назад тебя могли сжечь на костре за такие фокусы. Ну а теперь я собираюсь услышать твой рассказ о мисс Браун, кажется, так ты ее назвал?
Пэйджен посмотрел из окна на зеленые ряды посадок чая, покрывающие склоны холмов и долину, насколько мог видеть глаз. Несколько минут спустя, сжав пальцами полупустую чашку, он начал рассказывать обо всем, что он знал о златовласой нарушительнице, появившейся на его пляже. Пэйджен утаил только одну подробность в своей истории – то, что случилось с ними на поляне под водопадом, когда он обнаружил ее после встречи с белым тигром.
С каждым словом брови Хадли поднимались все выше и выше, пока Пэйджен не испугался, что они уйдут на затылок.
– О Господи, и это случилось в девятнадцатом веке! Кто мог совершить подобную гнусность? И бедное беззащитное существо не имеет никакого понятия относительно происхождения или подробностей своего появления на твоем берегу?
Пэйджен слабо улыбнулся Хадли:
– Это «бедное беззащитное существо», как ты ее называешь, разыграло сцену, которая внушила ужас троим отпетым бандитам, и может обращаться с винтовкой так же хорошо, а возможно, и лучше, чем я сам. А еще она дважды спасла мою жизнь. Даже без памяти, она наименее беззащитная женщина, которую я когда-либо имел несчастье встретить.
– Я услышал восторг в твоем голосе, или мне показалось?
– Вполне вероятно. Мисс... э-э-э... Браун – исключительная женщина.
– Но... – вопросительно протянул Хадли.
Хрипло выругавшись, Пэйджен встал и резко зашагал по комнате.
– Но она, что весьма вероятно, является самым опасным агентом Джеймса Ракели, посланным в поисках рубина. – Пэйджен небрежно взъерошил пальцами свою шевелюру, превратив ее в буйную гриву. – У меня нет ни малейшего понятия, где сейчас находится этот проклятый камень. Но по крайней мере мы знаем, что у Ракели его тоже нет, иначе он не стал бы разыгрывать весь этот спектакль.
– Это серьезное обвинение, Деверил. – Лицо Хадли стало строгим. – Ты можешь представить доказательства?
– Конечно, не могу, черт побери! Когда это Ракели был настолько небрежен, чтобы оставить хоть малейшие следы своей причастности? Нет, только инстинкт говорит мне, что она фигура Ракели, да еще уверенность, что ее появление на том удаленном участке пустынного берега вряд ли было простым совпадением.
Хадли глубокомысленно поскреб свой подбородок.
– Возможно, ты прав.
– Конечно, я прав. Не позволяй этому ангелочку хоть на секунду одурачить себя. Баррет... э-э-э... Браун – хладнокровная интриганка, способная позаботиться о себе. Даже сейчас, когда она не может вспомнить, зачем ее сюда послали. И я уверен, что ее память скоро вернется, чтобы подсказать ей следующие шаги.