Страница:
– Кое-что почти такое же важное. – Глаза Пэйджена стали темными и бездонными. – И я скоро докажу тебе это.
Дыхание Баррет пресеклось, когда она увидела темную страсть в его глазах и ощутила своим телом бешеное биение его сердца.
– Видишь ли, это работает везде. Где бы ни соединились два сердца, связанные воедино. Так как мое связано с твоим, Циннамон, с тех пор как я впервые встретил тебя, дрожащую от холода, всю в снегу. Так ты пойдешь со мной теперь? Позволишь показать тебе все то, что я мечтал показать тебе раньше?
Впервые Баррет напряглась.
– Что случилось, любимая?
– Я... – Она спрятала лицо у него на груди, по ее пыльным щекам покатились горячие слезы.
Пэйджен сжал пальцами ее подбородок и заставил ее посмотреть ему в лицо.
– Ну же, Angrezi. Не прячься от меня сейчас.
Ее глаза были полны боли.
– Ты... тебе все равно, что Ракели... все это время...
Пэйджен резко выдохнул, он только сейчас заметил, что задержал дыхание. И только об этом она волновалась?
– Да мне наплевать на Джеймса Ракели! То, что происходило между вами, ничего не значит, Циннамон. Не больше чем туман, что накрывает чайные поля перед рассветом, или молния, что сверкает в облаках, прежде чем пройдет дождь.
Баррет тихо всхлипнула.
– Но вы были врагами. Он пытался...
Пэйджен прервал ее низким звуком, чем-то средним между рычанием и стоном. Он прижался губами к ее губам, проникая в теплую сладость ее рта.
Медленно он опустил ее на стелящиеся папоротники и согрел жаром своей жажды, огнем своей любви, губы к губам, тело к телу, пока Баррет не задрожала и не почувствовала как прошлое отступает, ее сердце раскрылось подобно бутону весенней розы.
Далеко наверху, над горами разлился поток света, но любовники едва заметили это, предаваясь страсти.
Потому что жажда исходила от их тел и душ, между ними не было места секретам и старым страхам. Каждое прикосновение исцеляло, каждый взгляд убеждал.
– Великий Шива, Циннамон, возьми меня, прикоснись ко мне. Ближе... о, боже!
– Но твоя рука, Пэйджен! Твои бедные пальцы! – Баррет содрогнулась, посмотрев на опухшую, окровавленную руку, которая так ужасно пострадала сначала от руки Рэнда, а потом от руки Ракели.
– Забудь о моей руке! Мне сейчас есть о чем подумать, кое о чем гораздо более соблазнительном, любовь моя. Я сейчас взорвусь как эта гора, если ты не сжалишься надо мной и...
Через секунду то, что осталось от платья Баррет упало на землю шелковым озерцом, и взгляд Пэйджена опалил ее кожу словно огнем.
– Такая красивая, сокол, сбывшаяся мечта раджи. Но ты уверена, Бретт? В конце концов, я чужой в твоем мире. Я не мягкий, цивилизованный джентльмен. Давным-давно я отказался от тех правил, которыми живут ваши английские джентльмены, с которыми он засыпают и просыпаются. Ты точно уверена, что...
Баррет остановила его, приложив палец к его губам. Другой рукой она прикоснулась к темному шраму около его глаза. На глазах показались слезы, когда она придвинулась ближе и покрыла цепочкой поцелуев уродливый шрам, тянувшийся от угла глаза к скуле.
И под ее нежным прикосновением шрамы стали прекрасными, стали знаками, отличившими воина, побывавшего в битве, честью, признаком истинной гордости.
Огонь опалил чресла Пэйджена.
– Святой боже, Бретт. Достаточно, или я...
Ее глаза блеснули за густыми ресницами.
– Больше разговоров, чем дела, так, лорд Сент-Сир? Я не слышала ничего кроме разговоров о волшебной силе рубина, столько месяцев одни разговоры! Что же должна бедная женщина сделать, что бы испытать на себе эту колдовскую силу?
Дыхание Пэйджена прервалось. Он желал ее так, как еще никогда в жизни не желал женщину.
Больше, чем он желал саму жизнь.
И все еще прошлое не отпускало его, удерживало в своих сетях.
Но на этот раз Баррет не стала ждать ответа. Ее рука скользнула к его бедрам, она расстегнула пуговицы на его брюках одну за другой.
Без сожалений или промедления. Темные тени ее прошлого растворились в огне глаз Пэйджена, в его убеждающих прикосновениях. Между ними теперь ничего не стояло – только их любовь.
Его женщина, сейчас и навсегда, и ему не нужен был рубин, чтобы доказать это.
Она говорила ему об этом не забываемым способом, гораздо убедительней любых слов.
Она клялась каждым неуверенным движением пальцев, каждым нежным поцелуем на уродливом шраме, что расположился паутинкой под его глазом.
И Пэйджен верил ей, хотя ничего в его темной, отнюдь не праведной жизни не подготовило его к тому, чтобы верить в любовь. Именно в такие моменты он учился верить – в нее и в самого себя, в первый раз задумавшись о будущем, будущем, где они, возможно, будут вместе.
Будущее, где будут маленькие, сонные личики и липкие, крохотные пальчики.
Господи, как он мечтал об этом. Он уже сейчас мог представить себе, как лицо Баррет будет светиться, когда она приложит их первого ребенка к своей прекрасной груди.
Да, он даст ей все это и даже больше. Он осыплет ее сапфирами и рубинами, окружит любовью, пока их мрачное прошлое не будет забыто навсегда.
Однако ему потребовалось меньше времени, чем он рассчитывал. Он понял это, сильнее сжав ее бедра, глаза его загорелись жаждой. Тогда он вошел в нее, наслаждаясь тихими стонами, которые срывались с ее губ.
Господи, все было совершенно. Она была совершенством!
Первая жаркая волна заставила Баррет выгнуться, дыхание ее прервалось, она забыла о боли и опасности.
Вторая волна – и она содрогнулась, выкрикивая его имя. Третья – и она обняла его своими стройными ногами, пытаясь удержать жар и сладость, разливавшиеся внутри ее.
– Пэйджен, нет... я...
Но протестовать было поздно. В следующий момент ее душа разлетелась на тысячи сверкающих осколков, более ярких, чем кристаллы в тоннеле, блестевшие в свете фонарей. И каждую секунду Пэйджен был с ней, крепко прижимая ее к себе, испивая каждый мягкий вздох с ее губ. В глазах его светились наслаждение и триумф.
Наконец придя в себя, Баррет слегка усмехнулась.
– Если только я не ошибаюсь, любимый, чтобы получить ребенка, понадобится нечто большее.
Она вытянулась под ним, крепче прижимаясь к его мускулистому телу.
Пэйджен закрыл глаза, когда, шевельнувшись, она сжала его словно в бархатных тисках. Он зарычал, теперь абсолютно уверенный, что взорвется сию же секунду. Черт, он собирался подождать, собирался еще не раз доставить ей наслаждение.
Он попытался вырваться из влажного жара ее тела, черты его исказились от усилий.
– Перестань, Angrezi. Перестань двигаться, или я...
Она не перестала.
Глаза Пэйджена словно заволокло дымкой, из горла вырвался хриплый стон.
Баррет улыбнулась ему, в глазах ее мерцали слезы.
– Сейчас, тигр. Отдай мне все. Весь ты, полностью во мне. Видишь ли, сегодня я собираюсь получить ребенка. Твоего ребенка.
– Нашего ребенка, – поправил Пэйджен. Его глаза горели как у леопарда во тьме. Он напрягся, каждый его нерв был напряжен от желания, когда он понял, какие огромные обязательства они берут на себя в эту самую секунду.
И с полным доверием, он отдал Баррет все, что она просила, без тени страха или сожаления.
– Я весь твой, Циннамон. Я всегда был твоим, с той самой снежной ночи. Боюсь, я просто был слишком глуп, чтобы сразу понять это. Но я никогда не отпущу тебя, потому что я собираюсь дать тебе как минимум шесть детей.
– Алчный мужчина! – Баррет задохнулась, когда он развел ее бедра, и скользнул глубоко, пронизывающе глубоко. Она содрогнулась, когда Пэйджен полностью заполнил ее, изливая в нее всю свою любовь и гневную жажду.
– Ш-шесть? Ну, надеюсь, не все шесть сразу... если так, я...
Она вскрикнула, тело ее выгнулось. Он еще крепче прижал ее к себе, еще глубже проник в ее тело.
И тогда в теле Баррет вновь вспыхнул огонь, она задохнулась от наслаждения.
Ее тихий стон, легкая дрожь ее тела – и Пэйджен окончательно лишился самообладания. Он прижал ее влажной земле, и излился в нее, подтверждая свой дар обещаниями, шедшими из самой души.
Они обрели свой собственный рай, далеко от дымной пещеры, из которой все еще вырывались пыль и пламя, далеко от ненависти и алчности, которые преследовали их столько месяцев. Этой ночью Пэйджен получил наследника, а Баррет любовь, о которой раньше могла только мечтать.
Высоко наверху первые, кроваво – красные лучи рассвета расцветили небо над Бармой. Листья бамбука на вершине холма зашелестели, тревожимые весенним ветром.
И тогда, хотя любовники вряд ли это заметили, темные облака над горами рассеялись и первые, тяжелые капли весеннего муссонного дождя, наконец-то упали на землю.
ЭПИЛОГ
Дыхание Баррет пресеклось, когда она увидела темную страсть в его глазах и ощутила своим телом бешеное биение его сердца.
– Видишь ли, это работает везде. Где бы ни соединились два сердца, связанные воедино. Так как мое связано с твоим, Циннамон, с тех пор как я впервые встретил тебя, дрожащую от холода, всю в снегу. Так ты пойдешь со мной теперь? Позволишь показать тебе все то, что я мечтал показать тебе раньше?
Впервые Баррет напряглась.
– Что случилось, любимая?
– Я... – Она спрятала лицо у него на груди, по ее пыльным щекам покатились горячие слезы.
Пэйджен сжал пальцами ее подбородок и заставил ее посмотреть ему в лицо.
– Ну же, Angrezi. Не прячься от меня сейчас.
Ее глаза были полны боли.
– Ты... тебе все равно, что Ракели... все это время...
Пэйджен резко выдохнул, он только сейчас заметил, что задержал дыхание. И только об этом она волновалась?
– Да мне наплевать на Джеймса Ракели! То, что происходило между вами, ничего не значит, Циннамон. Не больше чем туман, что накрывает чайные поля перед рассветом, или молния, что сверкает в облаках, прежде чем пройдет дождь.
Баррет тихо всхлипнула.
– Но вы были врагами. Он пытался...
Пэйджен прервал ее низким звуком, чем-то средним между рычанием и стоном. Он прижался губами к ее губам, проникая в теплую сладость ее рта.
Медленно он опустил ее на стелящиеся папоротники и согрел жаром своей жажды, огнем своей любви, губы к губам, тело к телу, пока Баррет не задрожала и не почувствовала как прошлое отступает, ее сердце раскрылось подобно бутону весенней розы.
Далеко наверху, над горами разлился поток света, но любовники едва заметили это, предаваясь страсти.
Потому что жажда исходила от их тел и душ, между ними не было места секретам и старым страхам. Каждое прикосновение исцеляло, каждый взгляд убеждал.
– Великий Шива, Циннамон, возьми меня, прикоснись ко мне. Ближе... о, боже!
– Но твоя рука, Пэйджен! Твои бедные пальцы! – Баррет содрогнулась, посмотрев на опухшую, окровавленную руку, которая так ужасно пострадала сначала от руки Рэнда, а потом от руки Ракели.
– Забудь о моей руке! Мне сейчас есть о чем подумать, кое о чем гораздо более соблазнительном, любовь моя. Я сейчас взорвусь как эта гора, если ты не сжалишься надо мной и...
Через секунду то, что осталось от платья Баррет упало на землю шелковым озерцом, и взгляд Пэйджена опалил ее кожу словно огнем.
– Такая красивая, сокол, сбывшаяся мечта раджи. Но ты уверена, Бретт? В конце концов, я чужой в твоем мире. Я не мягкий, цивилизованный джентльмен. Давным-давно я отказался от тех правил, которыми живут ваши английские джентльмены, с которыми он засыпают и просыпаются. Ты точно уверена, что...
Баррет остановила его, приложив палец к его губам. Другой рукой она прикоснулась к темному шраму около его глаза. На глазах показались слезы, когда она придвинулась ближе и покрыла цепочкой поцелуев уродливый шрам, тянувшийся от угла глаза к скуле.
И под ее нежным прикосновением шрамы стали прекрасными, стали знаками, отличившими воина, побывавшего в битве, честью, признаком истинной гордости.
Огонь опалил чресла Пэйджена.
– Святой боже, Бретт. Достаточно, или я...
Ее глаза блеснули за густыми ресницами.
– Больше разговоров, чем дела, так, лорд Сент-Сир? Я не слышала ничего кроме разговоров о волшебной силе рубина, столько месяцев одни разговоры! Что же должна бедная женщина сделать, что бы испытать на себе эту колдовскую силу?
Дыхание Пэйджена прервалось. Он желал ее так, как еще никогда в жизни не желал женщину.
Больше, чем он желал саму жизнь.
И все еще прошлое не отпускало его, удерживало в своих сетях.
Но на этот раз Баррет не стала ждать ответа. Ее рука скользнула к его бедрам, она расстегнула пуговицы на его брюках одну за другой.
Без сожалений или промедления. Темные тени ее прошлого растворились в огне глаз Пэйджена, в его убеждающих прикосновениях. Между ними теперь ничего не стояло – только их любовь.
Его женщина, сейчас и навсегда, и ему не нужен был рубин, чтобы доказать это.
Она говорила ему об этом не забываемым способом, гораздо убедительней любых слов.
Она клялась каждым неуверенным движением пальцев, каждым нежным поцелуем на уродливом шраме, что расположился паутинкой под его глазом.
И Пэйджен верил ей, хотя ничего в его темной, отнюдь не праведной жизни не подготовило его к тому, чтобы верить в любовь. Именно в такие моменты он учился верить – в нее и в самого себя, в первый раз задумавшись о будущем, будущем, где они, возможно, будут вместе.
Будущее, где будут маленькие, сонные личики и липкие, крохотные пальчики.
Господи, как он мечтал об этом. Он уже сейчас мог представить себе, как лицо Баррет будет светиться, когда она приложит их первого ребенка к своей прекрасной груди.
Да, он даст ей все это и даже больше. Он осыплет ее сапфирами и рубинами, окружит любовью, пока их мрачное прошлое не будет забыто навсегда.
Однако ему потребовалось меньше времени, чем он рассчитывал. Он понял это, сильнее сжав ее бедра, глаза его загорелись жаждой. Тогда он вошел в нее, наслаждаясь тихими стонами, которые срывались с ее губ.
Господи, все было совершенно. Она была совершенством!
Первая жаркая волна заставила Баррет выгнуться, дыхание ее прервалось, она забыла о боли и опасности.
Вторая волна – и она содрогнулась, выкрикивая его имя. Третья – и она обняла его своими стройными ногами, пытаясь удержать жар и сладость, разливавшиеся внутри ее.
– Пэйджен, нет... я...
Но протестовать было поздно. В следующий момент ее душа разлетелась на тысячи сверкающих осколков, более ярких, чем кристаллы в тоннеле, блестевшие в свете фонарей. И каждую секунду Пэйджен был с ней, крепко прижимая ее к себе, испивая каждый мягкий вздох с ее губ. В глазах его светились наслаждение и триумф.
Наконец придя в себя, Баррет слегка усмехнулась.
– Если только я не ошибаюсь, любимый, чтобы получить ребенка, понадобится нечто большее.
Она вытянулась под ним, крепче прижимаясь к его мускулистому телу.
Пэйджен закрыл глаза, когда, шевельнувшись, она сжала его словно в бархатных тисках. Он зарычал, теперь абсолютно уверенный, что взорвется сию же секунду. Черт, он собирался подождать, собирался еще не раз доставить ей наслаждение.
Он попытался вырваться из влажного жара ее тела, черты его исказились от усилий.
– Перестань, Angrezi. Перестань двигаться, или я...
Она не перестала.
Глаза Пэйджена словно заволокло дымкой, из горла вырвался хриплый стон.
Баррет улыбнулась ему, в глазах ее мерцали слезы.
– Сейчас, тигр. Отдай мне все. Весь ты, полностью во мне. Видишь ли, сегодня я собираюсь получить ребенка. Твоего ребенка.
– Нашего ребенка, – поправил Пэйджен. Его глаза горели как у леопарда во тьме. Он напрягся, каждый его нерв был напряжен от желания, когда он понял, какие огромные обязательства они берут на себя в эту самую секунду.
И с полным доверием, он отдал Баррет все, что она просила, без тени страха или сожаления.
– Я весь твой, Циннамон. Я всегда был твоим, с той самой снежной ночи. Боюсь, я просто был слишком глуп, чтобы сразу понять это. Но я никогда не отпущу тебя, потому что я собираюсь дать тебе как минимум шесть детей.
– Алчный мужчина! – Баррет задохнулась, когда он развел ее бедра, и скользнул глубоко, пронизывающе глубоко. Она содрогнулась, когда Пэйджен полностью заполнил ее, изливая в нее всю свою любовь и гневную жажду.
– Ш-шесть? Ну, надеюсь, не все шесть сразу... если так, я...
Она вскрикнула, тело ее выгнулось. Он еще крепче прижал ее к себе, еще глубже проник в ее тело.
И тогда в теле Баррет вновь вспыхнул огонь, она задохнулась от наслаждения.
Ее тихий стон, легкая дрожь ее тела – и Пэйджен окончательно лишился самообладания. Он прижал ее влажной земле, и излился в нее, подтверждая свой дар обещаниями, шедшими из самой души.
Они обрели свой собственный рай, далеко от дымной пещеры, из которой все еще вырывались пыль и пламя, далеко от ненависти и алчности, которые преследовали их столько месяцев. Этой ночью Пэйджен получил наследника, а Баррет любовь, о которой раньше могла только мечтать.
Высоко наверху первые, кроваво – красные лучи рассвета расцветили небо над Бармой. Листья бамбука на вершине холма зашелестели, тревожимые весенним ветром.
И тогда, хотя любовники вряд ли это заметили, темные облака над горами рассеялись и первые, тяжелые капли весеннего муссонного дождя, наконец-то упали на землю.
ЭПИЛОГ
Кент, Англия
Июль, 1870
Над зелеными английскими лужайками разливался радостный смех. Раздавались хлопки множества маленьких ручек. Ужасно серьезный, Маг, одетый в шелковый наряд, украшенный звездами и полумесяцами, крутился, раздавая пригоршни конфет своим маленьким зрителям.
Среди множества маленьких детишек сидел довольно старый человек, с копной седых волос, который изо всех сил пытался подавить улыбку, когда обезьянка вертелась туда сюда, а затем начала вытаскивать игральные карты из своих объемных шелковых рукавов.
Деверил Пэйджен, стоя на террасе, удивленно наблюдал за тем, как на лужайке его отец, благородный герцог Сефтон, нянчил своих внуков-близнецов и радостно улыбался детям грума, лакея и экономки.
Это похоже на сон, подумал виконт. И в этом сне его старый дом выглядел так же как и всегда, и в то же время словно бы по-другому. Теперь его тени исчезли, в длинных коридорах раздавался смех. Даже его отец изменился, его надменная манера поведения осталась в прошлом.
И в этом тоже было ее влияние.
Да, его старый дом изменился, изменился и он сан. И всем этим он был обязан своей прекрасной жене.
– Снова мечтаешь? Если это именно то, что с мужчиной делает женитьба, то я лучше откажусь от этой чести. – Глубокий голос с иностранным акцентом раздался совсем рядом с Пэйдженом, Он повернулся и увидел экзотическую фигуру в шелковой тунике и тюрбане, украшенном драгоценными камнями.
– Снова расхаживаешь как павлин, а? Полагаю, женщины Англии наслаждаются подобной пышностью. – Пэйджен скептически смотрел на стоящего перед ним мужчину, в который раз удивляясь их сходству. Лица обоих были смуглыми, плечи равно широкими. У обоих были твердые челюсти, ясно говорившие, что их обладатели очень упорны в достижении цели.
Пэйджен слегка улыбнулся.
– Ты, конечно же, понимаешь, что этот костюм смотрелся на мне гораздо лучше?
– На тебе? Твой спектакль в лучшем случае можно назвать удовлетворительным, мой дорогой Деверил. Боюсь, у тебя нет к этому способностей.
– Да-а? – Глаза Пэйджена заблестели, пока он смотрел на настоящего раджу Ранапора. – А у тебя значит есть?
Брови его гостя взметнулись.
– Ну конечно! Кстати, я уже упоминал, что наткнулся на несколько древних текстов, связанных с рубином? Персидские, на санскрите – подобного рода. Они были довольно увлекательны, в самом деле.
– Чертов павлин, вот ты кто, Индра!
Раджа слегка поклонился Пэйджену.
– Поскольку предполагается, что я нахожусь в благостном расположении духа, я проигнорирую твое типично английское высокомерие. Да, тексты были весьма интересными, потому что я выяснил, что все упоминания о камне имеют кое-что общее: везде упоминается маленький человек с темными глазами и обветренным лицом, который появляется каждый раз, когда камень находится в опасности или попадает в руки к настоящим злодеям. Так было в дни Александра, и снова во времена хана Китая. Любопытно, не правда ли?
Глаза Пэйджена сузились. Он думал о темноглазом шамане, который пробрался в пещеру, чтобы его освободить. Его больше никогда не видели, и Баррет до сих пор волновалась, что он погиб, когда скала взорвалась.
Милостивый боже, возможно ли что бы... Пэйджен покачал головой. Нет, конечно, нет. О чем он только думает?
В этот момент веселый смех нарушил мысли виконта. Оглянувшись, он увидел своего отца, подхватившего сына кухарки на плечо, чтобы прокатить его.
Кривая ухмылка заиграла на губах плантатора.
– Герцог очень изменился. Ты можешь простить его за его упрямство? В конце концов, он считал, что так будет лучше для тебя.
Пэйджен долго смотрел на седого мужчину, затем небрежно пожал плечами.
– Я пытаюсь, Индра. – Его взгляд проследовал дальше – к рыжеволосой красавице, стоявшей рядом с его отцом, и взгляд его ониксовых глаз смягчился. – С ее помощью, возможно, у меня и получиться.
– Она очень необычная женщина. Да, из нее вышла бы прекрасная правительница. Мне ужасно жаль, что наши пути не пересеклись раньше, потому что я сделал бы ее очень счастливой женщиной.
Пэйджен просто улыбнулся и покачал головой.
– Ты надменный полудурок.
– Естественно. – Раджа кивнул головой, принимая оскорбление. – Полагаю, это в моей королевской крови. Так же как и в твоей. – Он улыбнулся.– Брат мой.
Пэйджен сжал пальцами мраморную балюстраду.
– Братья... до сих пор не могу в это поверить. Если бы я знал раньше...
Вздыхая, раджа смотрел на зеленую лужайку, где листья лимонных деревьев трепетали на ветру.
– Мой народ, конечно, не должен об этом узнать. Иногда они бывают очень проницательными, но по-моему, не в этом случае. Твоя мать – наша мать – очень сильно любила тебя, брат. Она часто говорила о тебе с отцом. На самом деле, их ссоры были весьма известны в зенане. Он хотел, что бы ты был с ним, но мать знала, что герцог нуждается в тебе больше, хотя он и отказывался признать это. Ты был зачат в те последние месяцы, что она была с герцогом, понимаешь, и думаю, она всегда глубоко сожалела об этом, как и махараджа, наш отец. Но так крутиться колесо судьбы, Деверил. Так крутиться колесо судьбы. – Раджа потянулся за веточкой цветущей вишни, аромат которой плыл в воздухе. – Они часто ссорились. Я часто слышал, как они спорили, даже когда был еще совсем мальчиком, и часто они ругались из-за тебя. Но она была убеждена, что тебе будет лучше с герцогом, и что когда-нибудь, она сможет все сама тебе объяснить. – Взгляд его смягчился. – Жаль, что она ни разу не воспользовалось этой возможностью. Да, она была очень необычной женщиной, наша мать. Она прекрасно знала, как разозлить нашего отца до невозможности, но потом ей все равно удавалось обвести его вокруг пальца. Думаю, только один раз я видел, как он действительно вышел из себя – когда она сообщила, что отправляется на юг, чтобы найти тебя и предупредить, что повстанцы наступают.
Пэйджен так сжал холодную мраморную балюстраду, что костяшки его пальцев побелели.
– Ее совершенно невозможно было узнать, теперь я понимаю почему. И я до сих пор не понимаю почему, Индра, как бы я не ломал над этим голову. Теперь я никогда не узнаю, потому что ее нет с нами. Господи, как же много мы упустили...
– Что здесь понимать? Она любила тебя, Деверил, и, любя, сделала трудный выбор. Кто ты такой, чтобы сомневаться в ее решении, ведь любовь сама по себе – лучший закон. Разве ты бы сделал меньше для того, кого любишь?
Пэйджен поджал губы, вспомнив, как близки они с Баррет были к смерти в туннелях Виндхэвена.
– Я думаю, ты очень мудрый человек, – просто сказал он.
– Конечно, я мудрый. А теперь не ищи больше объяснений, брат мой. Просто прими дар нашей матери. И помни о том редком даре, которым ты владеешь. – Взгляд раджи обратился к фигуре стройной женщины, пробиравшейся через толпу смеющихся детей, обнявшей одного ребенка, погладившей другого, смеясь вместе с ними, своим звонким, словно колокольчик смехом. Внезапно высокий, черноволосый мальчик лет пяти, вырвался из толпы и побежал к ней. Мать с нежностью посмотрела не него, провела пальцами по его спутанным кудряшкам. Секунду спустя она подняла голову и взглянула на Деверила.
Взгляд, полный любви, заставил горло Пэйджена сжаться, его колени ослабели, он почувствовал себя самым гордым человеком на земле. Рядом с матерью черноволосый мальчик, зачатый в пыли разрушенной, полувзорвавшейся горы, улыбнулся и радостно махнул рукой своему одурманенному отцу.
– Она очень красива, брат мой, – мягко сказал раджа.
– Действительно. – Губы Пэйджена изогнулись, когда он махнул сыну в ответ. Внезапно одна его темная бровь поднялась. – И, кажется, я припоминаю, как ты провел просто кучу времени с ней, пока она занималась своими экспериментами. Пытался соблазнить мою жену, злодей?
– Попытаться, несомненно, стоило. Да, несомненно, если бы я встретил ее раньше, – подтвердил раджа.
Пэйджен посмотрел на рыжеволосую женщину, только что появившуюся на террасе. Хелен как всегда выглядела великолепно, пышные формы укутаны сапфировым бархатом, над бровью покачивается дерзкое страусиное перо.
– Думаю, у тебя и так уже всего предостаточно.
Раджа улыбнулся.
– Возможно, ты и прав, брат мой.
Со спокойным величием индийский правитель поднялся и поймал руку Хелен, которую та подняла для продолжительного поцелуя. Хелен улыбнулась, прошептав что-то в его ухо. Его пальцы сжались, он кивнул. Секунду спустя они повернулись и непринужденно пошли по террасе, но Пэйджен заметил, что они направились в свои комнаты в южном крыле.
Виконт усмехнулся и покачал головой. Как странна жизнь и как непредсказуема. Правда, он только начинал понимать, как мало он понимал других людей – и самого себя.
И тогда Пэйджен услышал голос, которого ждал, тихий смех, нежный шелест шелка.
Он повернулся.
Его дыхание пресеклось и сердце дрогнуло, как всегда, когда он смотрел на нее.
Она была даже прекраснее, чем была в двадцать, ее волосы вились мягкими локонами, ее прекрасные глаза блистали серыми искрами.
Ни говоря ни слова, она обвила руки вокруг его шеи и притянула его лицо к своему для поцелуя. В следующую секунду Пэйджен забыл о философии и глубоких размышлениях, забыл все, кроме того, как сильно он хочет ее.
Ее губы открылись навстречу его рту, мягкие и сладкие от сока весенней земляники.
Пэйджен зарычал и прижал ее к себе, мечтая, чтобы все вокруг исчезли, и он мог уложить ее на землю прямо здесь и погрузится в тепло и сладость ее тела.
Мягкий звук, нечто среднее между стоном и сдавленным смехом сорвалось с губ Баррет.
– Порочный мужчина, что ты делаешь со мной! – Она откинулась назад, изучая его лицо сверкающими глазами, пытаясь пригладить непокорные кудри. – У нас гости, если ты еще не забыл!
– Да, конечно. Дети слуг, которых мой отец качает на коленях вместе с собственными внуками. Я поражен – как тебе это удалось, Angrezi? Все это не доступно моему пониманию.
– Он на самом деле очень милый, знаешь ли, когда перестает быть таким высокомерным, – нежно подтвердила его жена.
– Но, кажется, никому кроме тебя не удается этого добиться.
– Джулиану удается.
Они оба обернулись и посмотрели на темноволосого мальчика, который, ухватив деда за пальцы, тащил его посмотреть на некое новое открытие, которые он сделал в пруду с золотыми рыбками.
– Действительно, – признал Пэйджен. – Это больше, чем я когда-либо мог сделать. – Он внезапно сощурился. – Твой дед приезжает сегодня к вечеру, верно?
– Как раз к ужину, по крайней мере, так он обещал. Ты был очень добр, подумав о нем, любимый. Он трудный человек, я знаю, и временами весьма заносчивый, но это просто потому, что он все время погружен в расчеты, задумывает новые эксперименты.
– Ну, тут я его прекрасно понимаю. Я точно знаю, каково это, когда твои мысли заняты совершенно посторонними вещами, – хрипло сказал Пэйджен. Его взгляд скользнул к полоске нежной кожи над белым корсажем Баррет.
Красный поясок плотно охватывал ее талию, все еще стройную, даже после рождения трех детей и пяти лет замужества. А ее грудь! Господи, она была по-прежнему высокой и упругой, розовые вершинки ее сосков просвечивали через белый шелк.
Пальцы Пэйджена сжались. Он почувствовал, как в нем поднимается прежнее пламя. Они уже много времени сегодня уделили делам. Слишком много, решил он.
– Пойдем, жена, – прошептал он, сжимая ее пальцы, и уводя ее с террасы.
Ни говоря ни слова, он увлек ее к маленькому водопаду, который он велел построить в рощице рядом с домом. Маленький сад из цветущих лилий, роз и бугенвеллий обрамлял маленькую поляну, так похожую на поляну в Виндхэвене.
Баррет кокетливо взглянула на мужа.
– Здесь нет тигров, я проверяла.
Пэйджен уже расстегивал свой сюртук.
– Ни одного. Хотя, если юному Джулиану удастся добиться своего, поместье скоро превратиться в зверинец.
Баррет улыбнулась.
– Он действительно чертовски упрям. Должно быть, это у него от отца. – Глаза ее заблестели. – Да, я вижу поблизости только одного хищника. – Она поиграла с воротом его рубашки. – Ужасного хищника. Дедушка говорил, я должна опасаться подобных существ.
Она расстегнула пуговицу, затем еще одну.
В это самый момент папоротники у водопада внезапно зашевелились, и появился седовласый человек, в криво сидящих очках, бормоча что-то себе под нос.
– Скорость ветра. Да, скорость ветра будет решающим фактором. Но ведь еще вес, и плотность, их тоже необходимо учитывать... – Он провел пальцами по седым волосам, приводя их в еще больший беспорядок.
Пэйджен молча смотрел на руку Баррет на своей голой груди. На дальней стороне поляны старик остановился.
– Конечно, керосин подойдет! Если количество будет правильным...
Позади него раздался приглушенный смех. Старик обернулся, и его морщинистое лицо осветилось.
– О, вот вы где! Извините, что приехал днем раньше... или днем позже? О, ну, не важно. Понимаете, нужно было поговорить с Сефтоном. У меня есть новая идея, а он чертовски хорош в таких вещах – для любителя, конечно.
Внезапно дед Баррет вздохнул, изучая две фигуры у бассейна более внимательно.
– Собираетесь искупаться, да? Прекрасно для легких, для кровообращения, но не стоит перебарщивать. – Он посмотрел на Пэйджена. – Держи ее в узде, мой мальчик. Она всегда была слишком упряма, точно как и ее мать. Еще один ребенок, вот что ей нужно. Позаботишься об этом, да, Деверил?
И произнеся это магическое напутствие, Эдвард Уинслоу повернулся и направился обратно к дому.
– Итак, на чем я остановился? О, да, расплавленная сталь... подойдет, я думаю... а для самого шара можно попробовать...
Через секунду он уже исчез за холмом, продолжая что-то бормотать. Пэйджен вздохнул с облегчением, Баррет весело рассмеялась.
– "Позаботишься об этом, да, Деверил?"– хрипло сказала она, имитируя голос деда. Челюсть ее мужа напряглась. С тихим рычанием он привлек ее ближе, запустил пальцы в ее волосы, прижал ее мягкие бедра к своему напрягшемуся достоинству.
– Надеюсь! Потому что я очень свирепый хищник, Циннамон. И всегда буду, когда дело касается тебя! – Он внимательно всматривался в ее пылающее лицо. – Ты счастлива, сокол? По-настоящему?
Его жена просто улыбнулась. Ее пальцы скользнули ниже, играя с завитками волос на его груди.
Глаза Пэйджена затуманились.
– Мы уезжаем в Виндхэвен на следующей неделе. Ты не будешь жалеть о том, что мы уезжаем из Англии?
Баррет тщательно подбирала слова.
– Может быть, и нет, – наконец сказала она. – Но ты должен отвлекать меня, милорд. – Она обвела пальцем его сосок.
Дыхание Пэйджена прервалось.
– Отвлечь, да? О, боже, я всегда знаю, как отвлечь тебя, дорогая!
С тихим рычанием он поднял ее в воздух и отнес к обвитой папоротником скамейке, где воздух был полон цветочным ароматом.
Баррет улыбнулась, медленно спуская шелковую рубашку с его плеч.
– О господи, Angrezi, ты убиваешь меня, – прохрипел он.
Откинув голову, она провела языком по его нижней губе.
– Там в воде, в чашке, я оставила несколько ягод земляники... Сейчас они должны быть уже восхитительно холодными. Думаю, я должна немного покормить тебя, муж. – Ее глаза потемнели. – С рук, естественно.
Ее улыбка сама по себе была уроком соблазна.
– На мне нет корсета. Нет рубашки. Нет панталон. Как видишь, я хорошо запомнила четкие инструкции, что ты дал мне в джунглях.
– Да... теперь я вижу. – Внезапно в горле Пэйджена встал комок.
– Ты выглядишь... расстроенным. Я что-нибудь забыла? – невинно поинтересовалась Баррет, вытягиваясь на траве. Пэйджен подавил тихий стон, увидев, как его жена освободилась от белого шелка, ее золотая кожа открылась его горящему взору.
– Рас... расстроенным? – к его удивлению и раздражению, Пэйджену пришлось прочистить горло, прежде чем он смог это выговорить. – Да, верно, я расстроен. А ты ничего, ничего не забыла, соблазнительница. Тебе все удалось как нельзя лучше.
С трудом приходя в себя, он запустил пальцы в карман своего сюртука, и извлек оттуда пригоршню блестящих драгоценных камней и приложил их к золотой коже Баррет.
Рубины, изумруды, и сапфиры блистали на солнце словно радуга, как и элегантное жемчужное ожерелье, и рубин, окруженный маленькими, сверкающими бриллиантами. У Баррет перехватило дыхание.
– Деверил, это не...
– Нет, любовь моя, это не Глаз Шивы. К сожалению, этот камень не столь огромен, но, по крайней мере, владеть им не так опасно.
Пэйджен ласково приложил прекрасные камни к шее своей жены, любуясь их сиянием в солнечном свете.
– Но... ты не должен был... тебе понадобятся деньги, когда ты откроешь еще несколько тысяч акров новых чайных плантаций...
Июль, 1870
Над зелеными английскими лужайками разливался радостный смех. Раздавались хлопки множества маленьких ручек. Ужасно серьезный, Маг, одетый в шелковый наряд, украшенный звездами и полумесяцами, крутился, раздавая пригоршни конфет своим маленьким зрителям.
Среди множества маленьких детишек сидел довольно старый человек, с копной седых волос, который изо всех сил пытался подавить улыбку, когда обезьянка вертелась туда сюда, а затем начала вытаскивать игральные карты из своих объемных шелковых рукавов.
Деверил Пэйджен, стоя на террасе, удивленно наблюдал за тем, как на лужайке его отец, благородный герцог Сефтон, нянчил своих внуков-близнецов и радостно улыбался детям грума, лакея и экономки.
Это похоже на сон, подумал виконт. И в этом сне его старый дом выглядел так же как и всегда, и в то же время словно бы по-другому. Теперь его тени исчезли, в длинных коридорах раздавался смех. Даже его отец изменился, его надменная манера поведения осталась в прошлом.
И в этом тоже было ее влияние.
Да, его старый дом изменился, изменился и он сан. И всем этим он был обязан своей прекрасной жене.
– Снова мечтаешь? Если это именно то, что с мужчиной делает женитьба, то я лучше откажусь от этой чести. – Глубокий голос с иностранным акцентом раздался совсем рядом с Пэйдженом, Он повернулся и увидел экзотическую фигуру в шелковой тунике и тюрбане, украшенном драгоценными камнями.
– Снова расхаживаешь как павлин, а? Полагаю, женщины Англии наслаждаются подобной пышностью. – Пэйджен скептически смотрел на стоящего перед ним мужчину, в который раз удивляясь их сходству. Лица обоих были смуглыми, плечи равно широкими. У обоих были твердые челюсти, ясно говорившие, что их обладатели очень упорны в достижении цели.
Пэйджен слегка улыбнулся.
– Ты, конечно же, понимаешь, что этот костюм смотрелся на мне гораздо лучше?
– На тебе? Твой спектакль в лучшем случае можно назвать удовлетворительным, мой дорогой Деверил. Боюсь, у тебя нет к этому способностей.
– Да-а? – Глаза Пэйджена заблестели, пока он смотрел на настоящего раджу Ранапора. – А у тебя значит есть?
Брови его гостя взметнулись.
– Ну конечно! Кстати, я уже упоминал, что наткнулся на несколько древних текстов, связанных с рубином? Персидские, на санскрите – подобного рода. Они были довольно увлекательны, в самом деле.
– Чертов павлин, вот ты кто, Индра!
Раджа слегка поклонился Пэйджену.
– Поскольку предполагается, что я нахожусь в благостном расположении духа, я проигнорирую твое типично английское высокомерие. Да, тексты были весьма интересными, потому что я выяснил, что все упоминания о камне имеют кое-что общее: везде упоминается маленький человек с темными глазами и обветренным лицом, который появляется каждый раз, когда камень находится в опасности или попадает в руки к настоящим злодеям. Так было в дни Александра, и снова во времена хана Китая. Любопытно, не правда ли?
Глаза Пэйджена сузились. Он думал о темноглазом шамане, который пробрался в пещеру, чтобы его освободить. Его больше никогда не видели, и Баррет до сих пор волновалась, что он погиб, когда скала взорвалась.
Милостивый боже, возможно ли что бы... Пэйджен покачал головой. Нет, конечно, нет. О чем он только думает?
В этот момент веселый смех нарушил мысли виконта. Оглянувшись, он увидел своего отца, подхватившего сына кухарки на плечо, чтобы прокатить его.
Кривая ухмылка заиграла на губах плантатора.
– Герцог очень изменился. Ты можешь простить его за его упрямство? В конце концов, он считал, что так будет лучше для тебя.
Пэйджен долго смотрел на седого мужчину, затем небрежно пожал плечами.
– Я пытаюсь, Индра. – Его взгляд проследовал дальше – к рыжеволосой красавице, стоявшей рядом с его отцом, и взгляд его ониксовых глаз смягчился. – С ее помощью, возможно, у меня и получиться.
– Она очень необычная женщина. Да, из нее вышла бы прекрасная правительница. Мне ужасно жаль, что наши пути не пересеклись раньше, потому что я сделал бы ее очень счастливой женщиной.
Пэйджен просто улыбнулся и покачал головой.
– Ты надменный полудурок.
– Естественно. – Раджа кивнул головой, принимая оскорбление. – Полагаю, это в моей королевской крови. Так же как и в твоей. – Он улыбнулся.– Брат мой.
Пэйджен сжал пальцами мраморную балюстраду.
– Братья... до сих пор не могу в это поверить. Если бы я знал раньше...
Вздыхая, раджа смотрел на зеленую лужайку, где листья лимонных деревьев трепетали на ветру.
– Мой народ, конечно, не должен об этом узнать. Иногда они бывают очень проницательными, но по-моему, не в этом случае. Твоя мать – наша мать – очень сильно любила тебя, брат. Она часто говорила о тебе с отцом. На самом деле, их ссоры были весьма известны в зенане. Он хотел, что бы ты был с ним, но мать знала, что герцог нуждается в тебе больше, хотя он и отказывался признать это. Ты был зачат в те последние месяцы, что она была с герцогом, понимаешь, и думаю, она всегда глубоко сожалела об этом, как и махараджа, наш отец. Но так крутиться колесо судьбы, Деверил. Так крутиться колесо судьбы. – Раджа потянулся за веточкой цветущей вишни, аромат которой плыл в воздухе. – Они часто ссорились. Я часто слышал, как они спорили, даже когда был еще совсем мальчиком, и часто они ругались из-за тебя. Но она была убеждена, что тебе будет лучше с герцогом, и что когда-нибудь, она сможет все сама тебе объяснить. – Взгляд его смягчился. – Жаль, что она ни разу не воспользовалось этой возможностью. Да, она была очень необычной женщиной, наша мать. Она прекрасно знала, как разозлить нашего отца до невозможности, но потом ей все равно удавалось обвести его вокруг пальца. Думаю, только один раз я видел, как он действительно вышел из себя – когда она сообщила, что отправляется на юг, чтобы найти тебя и предупредить, что повстанцы наступают.
Пэйджен так сжал холодную мраморную балюстраду, что костяшки его пальцев побелели.
– Ее совершенно невозможно было узнать, теперь я понимаю почему. И я до сих пор не понимаю почему, Индра, как бы я не ломал над этим голову. Теперь я никогда не узнаю, потому что ее нет с нами. Господи, как же много мы упустили...
– Что здесь понимать? Она любила тебя, Деверил, и, любя, сделала трудный выбор. Кто ты такой, чтобы сомневаться в ее решении, ведь любовь сама по себе – лучший закон. Разве ты бы сделал меньше для того, кого любишь?
Пэйджен поджал губы, вспомнив, как близки они с Баррет были к смерти в туннелях Виндхэвена.
– Я думаю, ты очень мудрый человек, – просто сказал он.
– Конечно, я мудрый. А теперь не ищи больше объяснений, брат мой. Просто прими дар нашей матери. И помни о том редком даре, которым ты владеешь. – Взгляд раджи обратился к фигуре стройной женщины, пробиравшейся через толпу смеющихся детей, обнявшей одного ребенка, погладившей другого, смеясь вместе с ними, своим звонким, словно колокольчик смехом. Внезапно высокий, черноволосый мальчик лет пяти, вырвался из толпы и побежал к ней. Мать с нежностью посмотрела не него, провела пальцами по его спутанным кудряшкам. Секунду спустя она подняла голову и взглянула на Деверила.
Взгляд, полный любви, заставил горло Пэйджена сжаться, его колени ослабели, он почувствовал себя самым гордым человеком на земле. Рядом с матерью черноволосый мальчик, зачатый в пыли разрушенной, полувзорвавшейся горы, улыбнулся и радостно махнул рукой своему одурманенному отцу.
– Она очень красива, брат мой, – мягко сказал раджа.
– Действительно. – Губы Пэйджена изогнулись, когда он махнул сыну в ответ. Внезапно одна его темная бровь поднялась. – И, кажется, я припоминаю, как ты провел просто кучу времени с ней, пока она занималась своими экспериментами. Пытался соблазнить мою жену, злодей?
– Попытаться, несомненно, стоило. Да, несомненно, если бы я встретил ее раньше, – подтвердил раджа.
Пэйджен посмотрел на рыжеволосую женщину, только что появившуюся на террасе. Хелен как всегда выглядела великолепно, пышные формы укутаны сапфировым бархатом, над бровью покачивается дерзкое страусиное перо.
– Думаю, у тебя и так уже всего предостаточно.
Раджа улыбнулся.
– Возможно, ты и прав, брат мой.
Со спокойным величием индийский правитель поднялся и поймал руку Хелен, которую та подняла для продолжительного поцелуя. Хелен улыбнулась, прошептав что-то в его ухо. Его пальцы сжались, он кивнул. Секунду спустя они повернулись и непринужденно пошли по террасе, но Пэйджен заметил, что они направились в свои комнаты в южном крыле.
Виконт усмехнулся и покачал головой. Как странна жизнь и как непредсказуема. Правда, он только начинал понимать, как мало он понимал других людей – и самого себя.
И тогда Пэйджен услышал голос, которого ждал, тихий смех, нежный шелест шелка.
Он повернулся.
Его дыхание пресеклось и сердце дрогнуло, как всегда, когда он смотрел на нее.
Она была даже прекраснее, чем была в двадцать, ее волосы вились мягкими локонами, ее прекрасные глаза блистали серыми искрами.
Ни говоря ни слова, она обвила руки вокруг его шеи и притянула его лицо к своему для поцелуя. В следующую секунду Пэйджен забыл о философии и глубоких размышлениях, забыл все, кроме того, как сильно он хочет ее.
Ее губы открылись навстречу его рту, мягкие и сладкие от сока весенней земляники.
Пэйджен зарычал и прижал ее к себе, мечтая, чтобы все вокруг исчезли, и он мог уложить ее на землю прямо здесь и погрузится в тепло и сладость ее тела.
Мягкий звук, нечто среднее между стоном и сдавленным смехом сорвалось с губ Баррет.
– Порочный мужчина, что ты делаешь со мной! – Она откинулась назад, изучая его лицо сверкающими глазами, пытаясь пригладить непокорные кудри. – У нас гости, если ты еще не забыл!
– Да, конечно. Дети слуг, которых мой отец качает на коленях вместе с собственными внуками. Я поражен – как тебе это удалось, Angrezi? Все это не доступно моему пониманию.
– Он на самом деле очень милый, знаешь ли, когда перестает быть таким высокомерным, – нежно подтвердила его жена.
– Но, кажется, никому кроме тебя не удается этого добиться.
– Джулиану удается.
Они оба обернулись и посмотрели на темноволосого мальчика, который, ухватив деда за пальцы, тащил его посмотреть на некое новое открытие, которые он сделал в пруду с золотыми рыбками.
– Действительно, – признал Пэйджен. – Это больше, чем я когда-либо мог сделать. – Он внезапно сощурился. – Твой дед приезжает сегодня к вечеру, верно?
– Как раз к ужину, по крайней мере, так он обещал. Ты был очень добр, подумав о нем, любимый. Он трудный человек, я знаю, и временами весьма заносчивый, но это просто потому, что он все время погружен в расчеты, задумывает новые эксперименты.
– Ну, тут я его прекрасно понимаю. Я точно знаю, каково это, когда твои мысли заняты совершенно посторонними вещами, – хрипло сказал Пэйджен. Его взгляд скользнул к полоске нежной кожи над белым корсажем Баррет.
Красный поясок плотно охватывал ее талию, все еще стройную, даже после рождения трех детей и пяти лет замужества. А ее грудь! Господи, она была по-прежнему высокой и упругой, розовые вершинки ее сосков просвечивали через белый шелк.
Пальцы Пэйджена сжались. Он почувствовал, как в нем поднимается прежнее пламя. Они уже много времени сегодня уделили делам. Слишком много, решил он.
– Пойдем, жена, – прошептал он, сжимая ее пальцы, и уводя ее с террасы.
Ни говоря ни слова, он увлек ее к маленькому водопаду, который он велел построить в рощице рядом с домом. Маленький сад из цветущих лилий, роз и бугенвеллий обрамлял маленькую поляну, так похожую на поляну в Виндхэвене.
Баррет кокетливо взглянула на мужа.
– Здесь нет тигров, я проверяла.
Пэйджен уже расстегивал свой сюртук.
– Ни одного. Хотя, если юному Джулиану удастся добиться своего, поместье скоро превратиться в зверинец.
Баррет улыбнулась.
– Он действительно чертовски упрям. Должно быть, это у него от отца. – Глаза ее заблестели. – Да, я вижу поблизости только одного хищника. – Она поиграла с воротом его рубашки. – Ужасного хищника. Дедушка говорил, я должна опасаться подобных существ.
Она расстегнула пуговицу, затем еще одну.
В это самый момент папоротники у водопада внезапно зашевелились, и появился седовласый человек, в криво сидящих очках, бормоча что-то себе под нос.
– Скорость ветра. Да, скорость ветра будет решающим фактором. Но ведь еще вес, и плотность, их тоже необходимо учитывать... – Он провел пальцами по седым волосам, приводя их в еще больший беспорядок.
Пэйджен молча смотрел на руку Баррет на своей голой груди. На дальней стороне поляны старик остановился.
– Конечно, керосин подойдет! Если количество будет правильным...
Позади него раздался приглушенный смех. Старик обернулся, и его морщинистое лицо осветилось.
– О, вот вы где! Извините, что приехал днем раньше... или днем позже? О, ну, не важно. Понимаете, нужно было поговорить с Сефтоном. У меня есть новая идея, а он чертовски хорош в таких вещах – для любителя, конечно.
Внезапно дед Баррет вздохнул, изучая две фигуры у бассейна более внимательно.
– Собираетесь искупаться, да? Прекрасно для легких, для кровообращения, но не стоит перебарщивать. – Он посмотрел на Пэйджена. – Держи ее в узде, мой мальчик. Она всегда была слишком упряма, точно как и ее мать. Еще один ребенок, вот что ей нужно. Позаботишься об этом, да, Деверил?
И произнеся это магическое напутствие, Эдвард Уинслоу повернулся и направился обратно к дому.
– Итак, на чем я остановился? О, да, расплавленная сталь... подойдет, я думаю... а для самого шара можно попробовать...
Через секунду он уже исчез за холмом, продолжая что-то бормотать. Пэйджен вздохнул с облегчением, Баррет весело рассмеялась.
– "Позаботишься об этом, да, Деверил?"– хрипло сказала она, имитируя голос деда. Челюсть ее мужа напряглась. С тихим рычанием он привлек ее ближе, запустил пальцы в ее волосы, прижал ее мягкие бедра к своему напрягшемуся достоинству.
– Надеюсь! Потому что я очень свирепый хищник, Циннамон. И всегда буду, когда дело касается тебя! – Он внимательно всматривался в ее пылающее лицо. – Ты счастлива, сокол? По-настоящему?
Его жена просто улыбнулась. Ее пальцы скользнули ниже, играя с завитками волос на его груди.
Глаза Пэйджена затуманились.
– Мы уезжаем в Виндхэвен на следующей неделе. Ты не будешь жалеть о том, что мы уезжаем из Англии?
Баррет тщательно подбирала слова.
– Может быть, и нет, – наконец сказала она. – Но ты должен отвлекать меня, милорд. – Она обвела пальцем его сосок.
Дыхание Пэйджена прервалось.
– Отвлечь, да? О, боже, я всегда знаю, как отвлечь тебя, дорогая!
С тихим рычанием он поднял ее в воздух и отнес к обвитой папоротником скамейке, где воздух был полон цветочным ароматом.
Баррет улыбнулась, медленно спуская шелковую рубашку с его плеч.
– О господи, Angrezi, ты убиваешь меня, – прохрипел он.
Откинув голову, она провела языком по его нижней губе.
– Там в воде, в чашке, я оставила несколько ягод земляники... Сейчас они должны быть уже восхитительно холодными. Думаю, я должна немного покормить тебя, муж. – Ее глаза потемнели. – С рук, естественно.
Ее улыбка сама по себе была уроком соблазна.
– На мне нет корсета. Нет рубашки. Нет панталон. Как видишь, я хорошо запомнила четкие инструкции, что ты дал мне в джунглях.
– Да... теперь я вижу. – Внезапно в горле Пэйджена встал комок.
– Ты выглядишь... расстроенным. Я что-нибудь забыла? – невинно поинтересовалась Баррет, вытягиваясь на траве. Пэйджен подавил тихий стон, увидев, как его жена освободилась от белого шелка, ее золотая кожа открылась его горящему взору.
– Рас... расстроенным? – к его удивлению и раздражению, Пэйджену пришлось прочистить горло, прежде чем он смог это выговорить. – Да, верно, я расстроен. А ты ничего, ничего не забыла, соблазнительница. Тебе все удалось как нельзя лучше.
С трудом приходя в себя, он запустил пальцы в карман своего сюртука, и извлек оттуда пригоршню блестящих драгоценных камней и приложил их к золотой коже Баррет.
Рубины, изумруды, и сапфиры блистали на солнце словно радуга, как и элегантное жемчужное ожерелье, и рубин, окруженный маленькими, сверкающими бриллиантами. У Баррет перехватило дыхание.
– Деверил, это не...
– Нет, любовь моя, это не Глаз Шивы. К сожалению, этот камень не столь огромен, но, по крайней мере, владеть им не так опасно.
Пэйджен ласково приложил прекрасные камни к шее своей жены, любуясь их сиянием в солнечном свете.
– Но... ты не должен был... тебе понадобятся деньги, когда ты откроешь еще несколько тысяч акров новых чайных плантаций...