Баррет вздохнула, ее голова начала болеть, как и во время ходьбы. Высокий англичанин за столом выпустил из рук карту. Баррет наблюдала, как его хмурые глаза уставились на изогнутую рукоятку туземного кинжала, лежащего на краю стола. Баррет опустила ресницы и притворилась спящей, как только Пэйджен неразборчиво что-то пробормотал. В течение долгого времени он наблюдал за игрой света на украшенной драгоценными камнями рукоятке кинжала.
   Внезапно он поднял глаза. Его напряженный взгляд остановился на ее лице. Такой внимательный и пронизывающий, что Баррет была уверена, что он должен разгадать ее притворство. Но ни одного слова не слетело с его губ, сжатых в тонкую напряженную черту. И на этот раз она рассмотрела его потемневшее лицо и крепко сжатые челюсти. На этом лице ясно читалось сожаление наряду с давящими ужасными воспоминаниями. Все, что она увидела в нем сейчас, когда он считал, что его никто не видит, железными тисками сжало ее сердце.
   Его руки непроизвольно напряглись, сжав кинжал, желваки заиграли на сильных скулах. Странно, но Баррет первой заметила цепочку темно-красных капель, сползающих по его пальцам и падающих на карту. Она резко вдохнула и широко открыла глаза. Забыв о своем притворстве, Баррет села на кровати.
   – Ты порезался!
   Как будто во сне их глаза встретились – испытующий оникс и тревожный сапфир. Баррет показалось, что весь воздух покинул ее легкие, как только его пристальный жаждущий взгляд сосредоточился на ней. Он хмуро посмотрел вниз на красные капли, растекающиеся по столу. Потом медленно выпустил кинжал и открыл ладонь, глядя на глубокую рану, пересекающую основание большого пальца. На мгновение губы удивленно дрогнули. Но тотчас же непроницаемый занавес снова окутал его черты.
   Пэйджен невозмутимо достал из кармана носовой платок и обернул его вокруг ладони. Потом он взглянул на Баррет. Его взгляд был подобен электрическому разряду, в нем кипели противоречивые эмоции. В его глазах читалось желание наряду с осторожностью, настойчивостью и сожалением. Но самым сильным было желание, настолько осязаемое, что оно было ощутимо и жило собственной жизнью.
   Широко открыв глаза, Баррет встретила этот пронизывающий пристальный взгляд. Пораженная своим недавним открытием, она чувствовала, что ее тело горело огнем и наполнилось странным беспокойством. Это только из-за опасности, которую они оба чувствуют, сказала она себе.
   «Лжешь, – шептал ей внутренний голос. – Это нечто гораздо большее».
   Баррет стояла перед ним с пересохшими губами, с совершенно пустой головой, неспособная двигаться, едва дыша. В горячем полумраке палатки проходили секунды, сравнимые с часами. Невозможно, пыталась уговорить она себя. Этого не может быть! Но слабость, охватившая ее, говорила о другом, так же как и головокружение, от которого стучало в висках. Она была загипнотизирована силой его желания. Это зажгло холодные искры страха, но не могло освободить ее от магической силы его глаз. В глубокой напряженной тишине Пэйджен медленно поднялся. Как только он двинулся к ней, его массивное тело загородило лампу, палатка погрузилась в темноту. Баррет задрожала, чувствуя приближение опасности. Его пальцы прикоснулись к ее лбу, легкие, как крыло птицы, и тяжелые, как океан.
   – Тебе лучше, Angrezi?
   Она не могла бы ответить, даже если бы захотела, потому что его теплая, покрытая вьющимися волосами грудь была всего в нескольких дюймах от нее, и она могла коснуться его упругого бедра. Его сила была почти осязаемой, все точеные скульптурные черты его лица, полускрытые в темноте, излучали могущество. Пальцы скользнули по щеке, и Баррет закрыла глаза, чувствуя пронзительно острый восторг, наполняющий ее тело. Господи, что случилось с ней?
   – Почему ты не сказала мне, что настолько слаба? Она заморгала, пытаясь вернуться в реальный мир.
   – Я... я бы справилась сама.
   – Справилась? Ты чуть не умерла на ходу, женщина. Когда ты научишься просить о помощи?
   – Наверное, никогда. – Даже теперь в ее ослабевшем голосе слышались упорство и непримиримость.
   – Упрямая женщина.
   Голос Пэйджена прозвучал резко и хрипло. Он слегка коснулся непослушной пряди волос на щеке и провел по теплому изгибу шеи. Она вздрогнула и едва удержалась от стона.
   Пэйджен опустился рядом с ней на кровать и обнял ее. Его лицо было близко, и Баррет как будто впервые увидела его губы, не в силах отвести взгляд от четкой линии чувственной нижней губы. Он взял ее за подбородок и повернул к себе.
   – Ты чертовски глупо вела себя на тропе. Когда ты перестанешь бороться со мной и последуешь моим советам?
   – Советам? Королевским приказам – так будет вернее. Но ее протест прозвучал слабо и неуверенно.
   – Возможно, я был излишне настойчивым, – согласился Пэйджен, примирительно улыбаясь.
   – Оскорбительно-высокомерен. – Ее голос дрогнул. – Совершенно невыносим. – Внезапно ее глаза потемнели от необычной неуверенности. – Я... я умерла бы, если бы ты не подошел?
   Молчание. Потом на скуле Пэйджена дрогнул мускул. Ей было достаточно этого ответа.
   – Это означает, что я обязана тебе своей жизнью. Уже в третий раз. Странно, ты совсем не подходишь для роли ангела-хранителя.
   – Ты так мало знаешь обо мне, Angrezi. – Его голос обволакивал ее, как горячий ночной воздух. – Но теперь у меня будет время познакомиться поближе. Я не собираюсь отпускать тебя еще очень и очень долго.
   В ту же секунду его движения неуловимо изменились, прикосновения стали медленными, более волнующими. И жаркими, они буквально обжигали ее кожу.
   – Я думала... Я думала, что ты хотел напугать меня, – сказала она хрипло.
   – Правда?
   Пэйджен медленно гладил ее волосы.
   – Нет. Нет, я не верю в это.
   – А зря, Циннамон. – Его голос был бархатно-мягким. – Это должно было напугать тебя.
   Баррет вздрогнула, когда его пальцы обнаружили сплетение напряженных мускулов пониже уха и осторожно и искусно стали разминать их. С ловкостью, приобретенной в течение встреч с тысячами женщин в тысячах жарких любовных свиданий, подумала она смутно. Нет, он вовсе не шутил, когда предупреждал ее об опасности.
   – И чего же я должна бояться, Тигр-сагиб? Ты собираешься меня жестоко избить? – Повинуясь какому-то безрассудному импульсу, она задержала взгляд на его губах. – Или ты будешь долго мучить меня? Или ты подчинишь меня своей воле?
   – Намного хуже, Angrezi. Я буду разогревать твою кровь, пока ты не начнешь со стоном выкрикивать мое имя, пока ты не забудешь обо всем, кроме того, как чудесно нам с тобой вдвоем. Я собираюсь изучить каждый горячий дюйм твоего тела, а когда закончу, я начну снова, действуя языком и зубами. – Его жаждущие глаза заглядывали в самую ее душу. – Я собираюсь овладеть тобой, Циннамон. Так, как мужчина может владеть женщиной. Чтобы мой запах въелся в твою кожу, чтобы следы моих зубов остались на твоих шелковистых бедрах. Чтобы мечты о моем теле постоянно, во сне и наяву, преследовали и мучили тебя.
   У Баррет перехватило дыхание. Воздух вокруг них, казалось, искрился от напряжения.
   «Ты уже овладел мной. Ты уже завладел моими мыслями, вторгся в мои дни и ночи».
   Только гордость заставила ее промолчать.
   – Ты догадываешься, правда? Ты уже чувствуешь, как хорошо будет нам обоим.
   Баррет нервно глотнула. Сталь его необузданного копья задевала ее бедро. Ее дыхание участилось, и безумие охватило ее мысли. Это было действительно безумие. Джунгли неумолимо обступали их со всех сторон, смертельно опасные, как укус кобры. Как могла она думать о чем-нибудь еще, кроме возможности выжить в такое время? Но наверное, это и был шанс выжить. Ведь она чувствовала себя живой только в сильных руках Пэйджена. Будь она другой женщиной – менее гордой или более опытной, – Баррет могла бы это понять. Но она не могла. Захваченная врасплох, она чувствовала жар, затопляющий ее щеки.
   Она закрыла глаза, не в силах устоять перед его испытующим взглядом. Она была только очередной жертвой махинаций Ракели, в конце концов. Как мог Пэйджен думать о ней иначе? Закрыв глаза, она не видела дикой надежды, осветившей лицо Пэйджена. Его пальцы оставили ее волосы, и она задрожала от боли этой потери.
   «Лучше уж так, дурочка. Конечно, лучше. Мужчина, подобный байроновскому Каро, безумен, отвратителен и опасен. Пусть будет так».
   – О Господи, Циннамон!
   Когда первое нежное дуновение воздуха коснулось ее шеи, она едва заметила его, слишком занятая собственными усилиями сохранить контроль над своими эмоциями. Губы Пэйджена коснулись изгиба ее уха. Баррет широко распахнула глаза. Она видела длинные пальцы Пэйджена. Затаив дыхание, она наблюдала, как эти пальцы скользнули вниз, медленно и благоговейно отводя белую ткань, обнажая матовую выпуклость груди и порозовевший сосок.
   Она услышала стон Пэйджена, вырвавшийся из его горла. Его сильные пальцы раскрылись, обхватывая ее пышную грудь, трогая напряженный бутон в ее центре. Баррет вздрогнула, когда он обхватил гордый пик ее соска и принялся ласково поглаживать его.
   Она должна остановить его. Нельзя безнаказанно испытывать такой необузданный восторг. Забыть обо всем на свете, кроме его прикосновений. Она уже открыла рот, чтобы сказать ему об этом, но только долгий страстный вздох сорвался с губ, когда другая рука поднялась к вороту рубашки и овладела ее второй грудью. Странный напев стал громче. Напряжение сковало ее.
   – Ты вся горишь, Angrezi, – прошептал Пэйджен.
   Он трогал ладонями ее пышное тело, поглаживая ее ласковыми ритмичными движениями, пока она не начала дрожать и изгибаться навстречу его рукам.
   – А теперь ты должна понять, что значит гореть в огне, как ты заставляешь гореть мою кровь.
   – Пэйджен...
   Это было единственное, что она могла произнести, единственное, что имело смысл в неистовом урагане чувств, под действием которого она сгибалась и дрожала.
   – Что... что за безумие охватило меня?
   – Тише, моя дорогая, я расскажу тебе. Я буду рассказывать разными словами и на разных языках. Но никакими словами невозможно описать твою красоту.
   Пэйджен нагнулся и провел дорожку горячих поцелуев вниз по ее шее. Баррет запрокинула голову. Ни о чем уже не думая, она открыла себя его страсти, ее золотистые волосы водопадом разметались по спине. Прерывистыми лихорадочными фразами Пэйджен воспевал ее красоту, в этой странной речи Баррет не поняла ни слова. Но она чувствовала каждое движение, каждое проявление его чувства. И когда наконец его губы добрались до ее распухшего до боли соска, она застонала от первобытной страсти.
   – Да, маленький сокол, почувствуй мой жар. Почувствуй пожар в своей крови.
   Время, казалось, застыло на месте. Баррет открыла глаза и зачарованно смотрела, как язык Пэйджена скользил по ее потемневшему напряженному соску. Вот Пэйджен поднял свои темные неистовые глаза к ее лицу. Не отводя взгляда, он забрал розовый бутон в рот и стал посасывать его.
   – Н-нет, Пэйджен. Не надо... я не могу... – Ее дыхание прервалось стоном. – Остановись!
   Он удивленно и задумчиво рассматривал ее совершенную красоту.
   – Остановиться, – повторил он, не отводя губ от ее болящей кожи. – Конечно. Должен остановиться... остановиться... Господи, насколько чутко твое тело!
   И его язык снова начал двигаться, описывая медленные, возбуждающие круги на ее нетерпеливо горящей коже. Секундой позже твердые настойчивые губы прикоснулись к ней. Она почти теряла сознание. Она слышала его стон, но он показался ей далеким, очень далеким. Не востребованные до сих пор мускулы пробуждались к жизни, требуя того, чего она все еще не понимала. Вслепую она обхватила его плечи, приникнув к его силе, шепча и выкрикивая его имя, поскольку мир рушился вокруг нее. На мгновение она почувствовала страх, когда его руки отыскали ее сгорающее лоно. Нежно, осторожно он обнажал ее, ласкал каждую клеточку ее тела. Требовал ее.
   – Нежный маленький цветок. – Его голос звучал еле слышно. – Господи, такой нежный, такой красивый. Здесь, ты чувствуешь? Здесь. Тебе нравится?
   В ответ ему раздался только ее приглушенный стон. Она вонзила ногти в спину Пэйджена, как только он обнаружил вход. Баррет чувствовала, что ее тело горит и тает, она чувствовала, как волшебные волны плавно качают ее тело. Но Пэйджен не останавливался, он склонился еще ниже, и в следующую секунду его нетерпеливые губы устремились вслед за пальцами.
   – П-Пэйджен!
   Он не отводил рта, его дыхание обжигало ее кожу.
   – Все хорошо, мой маленький цветок. Дрожи для меня. Раскрывайся для меня. Желай меня. Позволь мне показать тебе все лица твоего желания.
   И потом его губы сомкнулись вокруг ее влажной, нежной и ослепительной красоты.
   Баррет напряглась. Яростное безмолвное желание взорвалось в ее теле, разрушая последние барьеры рассудка и страха. С приглушенным рыданием она упала на кровать, дрожа от восторга и наслаждения, волнами экстаза прокатывающихся через ее тело. Это повторялось снова и снова. Снова и снова он увлекал ошеломленную и пылающую женщину в глубины высшего наслаждения.
   И тогда надежда и страстное желание Баррет слились в одно целое, обозначившись в ее мыслях одним звуком, и этим звуком было его имя. Она шептала его долго и исступленно, и его имя все еще дрожало на ее губах, когда ее тело разлетелось на тысячи ослепительных искр.
 

Глава 31

 
   Она снова ощутила свое тело. В напряженной дрожащей тишине огонь погас, вернулись прежние ощущения. Наконец ее дыхание стало ровным. Баррет чувствовала, что рассудок вернулся к ней, и вместе с ним вернулось чувство стыда. Боже, что случилось с ней? Как мог этот мужчина заставить ее испытывать такие чувства?
   Зажмурив глаза, она отвернулась, страшась признаться самой себе, во что она превратилась. И тогда она ощутила, что губы Пэйджена щекочут ее шею. Она напряглась и широко открыла глаза. Его пристальный взгляд остановился на ее лице – уверенный, жаждущий, проницательный. Взгляд собственника. Краска стыда разлилась по ее шее и лицу, становясь с каждой секундой все жарче под его завораживающим взглядом. Господи, что она наделала? Тихо вскрикнув, она отпрянула.
   – Не разыгрывай теперь передо мной старую деву, маленький цветок.
   Баррет потеряла дар речи, она снова зажмурила глаза.
   – Посмотри на меня, Angrezi. Я никогда не считал тебя трусливой.
   При этих словах ее глаза распахнулись, как и хотел Пэйджен. Все еще ошеломленный ее неискушенной реакцией, великолепием ее раскованной страсти, он подавлял свой дикий голод, зная, что слишком многое зависит от следующих минут. Он уже видел отказ, затемняющий ее глаза, закрывавший ее от него. А этого Пэйджен не мог допустить, особенно теперь, когда он наконец обнаружил, какая неистовая страстность скрывалась в этом прекрасном теле. И Деверил Пэйджен, наполовину язычник, убежденный циник и сластолюбец, не хотел гасить пожар этой страсти и растрачивать впустую такую красоту.
   Он прикоснулся к ее щеке большим пальцем.
   – Так-то лучше, Циннамон. Ты не должна ничего скрывать от меня. Может быть, я и не самый терпеливый человек, но я опытен. Я видел вещи, которые ты не можешь себе даже вообразить, да тебе это и ни к чему. Но поверь: ничто сказанное или сделанное тобой не может шокировать или оскорбить меня. И пусть это не шокирует и не оскорбляет тебя. – Он обхватил ладонями ее лицо. – Ты понимаешь меня, маленький сокол? Ты теперь находишься на Востоке. Пора принять его обычаи.
   Баррет дрожала, попадая под обаяние его таинственной власти, как и прежде почти способная поверить, что его грубые и потрясающие эмоции могли быть совершенно естественными и приемлемыми. Она страстно желала, чтобы это было так, потому что она вновь жаждала его ласк. Но рассудок удерживал ее, рассудок и твердые принципы, приобретенные с детства. Она перевела дыхание и попробовала освободиться, но его сильные пальцы крепко держали ее плечо.
   – Нет, Angrezi, я не отпущу тебя, пока мы не поговорим.
   Она напряглась, зная, что не может вырваться, пока он сам не позволит ей.
   – Очень хорошо, – сказала она, и ее голос все еще звучал хрипловато.
   Пэйджен снова привлек ее к своей груди, одновременно пытаясь повернуться так, чтобы не чувствовать горячего напряжения в паху. Но он знал, что его пожар уймется только в одном случае – когда он погрузится глубоко в ее атласное жаркое лоно и услышит ее нежные страстные стоны, когда обоюдный экстаз поднимет их на волне наслаждения. Он пробормотал проклятие, прогоняя это видение.
   – В твоем теле заключена великая страсть, маленький сокол. Это очень редкое явление. Ты действительно не помнишь вкуса таких удовольствий?
   Щеки Баррет вспыхнули.
   – Я... нет... Я, конечно, помнила бы, если...
   Краска на ее щеках стала гуще. Боже, как могла она сидеть, обнявшись с ним, спокойно обсуждая такие запрещенные вещи?
   После ее безыскусного признания восторг торжества охватил Пэйджена. Он понял, как хотел услышать эти слова, как хотел быть ее первым любовником, ее лучшим любовником. Черт побери, ее последним и единственным любовником! Но это было невозможно, и он тоже знал это. Невозможность воплощения его мечты заставила Пэйджена твердо взглянуть в ее глаза. По крайней мере он мог бы позаботиться о ней.
   – Наслаждайся своей страстью, Angrezi. Береги ее. – Он сжал ее вспыхнувшие щеки. – Твое прекрасное тело создано для наслаждения – твоего и любого мужчины, кому посчастливится стать твоим избранником. Радуйся этому подарку небес, малышка. Это бывает не часто, – добавил он мрачно.
   «Но ты единственный любовник, которого я хочу. Я жажду только твоих рук и губ».
   Эти слова пронеслись в мозгу Баррет с пугающей ясностью. Она опустила голову, волосы сияющим занавесом закрыли лицо. Она не могла позволить ему увидеть ее боль и уязвимость, пока он оставался таким хладнокровным и циничным.
   Пэйджен вздохнул. Внезапно какое-то волшебное и теплое чувство возникло в его душе, чувство, опасно напоминающее доверие и надежду. Он вообразил себе то, о чем никогда не осмеливался даже мечтать.
   – Meri jaan.
   – Почему... почему ты так называешь меня?
   – Это только слова, Циннамон.
   Он задумался: а не рассказать ли ей о Лондоне? В конце концов, она вправе узнать о своем прошлом.
   – Помнишь ли ты что-нибудь о Лондоне, Angrezi? Освещенные газом улицы, бег лошадей. Снег, может быть?
   Баррет задумчиво прикусила губу. Она пробовала вспомнить, пробовала заполнить пустое пространство в ее мыслях. Но, как и раньше, это усилие было бесполезным. Негромкое рыдание сорвалось с ее губ.
   – Ничего. Опять ничего. Господи, неужели я никогда не вспомню?
   Безнадежность в ее голосе убедила Пэйджена в тщетности его попытки. Она нуждалась теперь только в спокойствии и защите, ей ни к чему новые проблемы.
   – Не отчаивайся, маленький сокол. Я только думал, что ты могла начать вспоминать что-то. Я... я был не прав.
   – Возможно, я никогда не вспомню. Возможно, я навсегда останусь где-то между прошлым и будущим, между явью и сном.
   – Тебе остается настоящее, а это не самое худшее, Angrezi. У каждого есть воспоминания, от которых хорошо бы избавиться. Я снова расстроил тебя. Я только хотел...
   Пэйджен порывисто вскочил с кровати. Задыхающийся шепот Баррет заставил его замереть на месте.
   – Подожди, пожалуйста! Пэйджен напрягся:
   – Еще вопросы, сокол? Боюсь, я плохо подхожу для роли доверенного лица.
   Она собрала всю свою храбрость.
   – Ты всегда... Часто ли женщины... – Она не смогла закончить фразу.
   – Чувствуют такую страсть? – Лицо Пэйджена стало серьезным. – В большинстве случаев – нет, Angrezi. Но многие женщины симулируют страсть.
   – Но почему...
   – Почему? – Он невесело рассмеялся. – Потому что мужчинам доставляет огромное удовольствие сознавать, что они могут возбуждать такие чувства. Дураки... – пробормотал он.
   Щеки Баррет снова вспыхнули, руки судорожно сжали рубашку на груди.
   – Но тогда...
   Пэйджен грубо прервал ее:
   – Больше никаких вопросов, сокол. Не теперь. Мне не до них.
   В течение долгого времени он стоял, глядя на нее, его лицо стало твердым и непроницаемым, его могучая сила подчинилась трезвому рассудку.
   – Видишь ли, возможно, ты более молода, чем я предполагал, Циннамон. Возможно, это я старше, чем я думал. – Он, казалось, с трудом подавил вздох, его руки сжались в кулаки. – В одном я уверен, однако. Любая из твоих слезинок дороже тысячи рубинов. Береги их, маленький сокол. Не трать впустую ради мужчин, мы не стоим этого. – Его голос окреп. – Особенно не трать их из-за иллюзий вроде любви.
   С этими словами он повернулся и исчез в беспокойной ветреной ночи.
   Баррет долго неподвижно сидела на кровати, забыв о том, что она почти раздета, забыв о слезах, застилающих ей глаза и скатывающихся по бледным щекам.
   Она любила его. Она любила его, а он не имел никакого чувства к ней, иначе не смог бы уйти так быстро. Боже, показав ей такие красоты чувств, как мог он спокойно говорить о других мужчинах, которых она выберет когда-нибудь? Неудержимо рыдая, она поднялась, стерла слезы и посмотрела в темноту, где растворился Пэйджен. Ночь, как и сами джунгли, казалось, была вечной.
   Пэйджен мрачно шагал через поляну, глаза сверкали холодным блеском, как темное небо у него над головой. Сегодня в душной палатке он сделал два открытия, причем второе было намного важнее первого. У нее был кто-то еще. Он почувствовал это в беспокойной напряженности Баррет, в слепой боли в ее глазах. Вероятно, это был человек, который привез ее сюда. Возможно, она сама даже не догадывалась об этом, но он был достаточно опытен, чтобы понять. Ее сердце уже принадлежало кому-то. Эта мысль заставила его сжать кулаки. Были ли они любовниками? Или это было давнее несбывшееся желание, которое всплыло на поверхность в его палатке?
   Но Пэйджен не знал ответа. Он знал только, что отдаст все на свете, чтобы научить ее наслаждаться бесценным даром страсти. И восхищенно наблюдать, как она совершенствует свою власть. Возможно, ее любовником мог быть Ракели, но Пэйджен просто не мог допустить этого, потому что при одной мысли о холодных грязных пальцах на ее коже он становился безумным. И еще он не позволял себе думать о ее пышной красоте, о ее возбуждении, о диких криках, которые срывались с ее губ в порыве страсти. Он мог сойти с ума.
   Вместо этого он позвал Нигала и направился с ним в скалы, сосредоточившись на неотложных делах. Ему еще многое предстояло сделать до того, как луна поднимется над джунглями.
   Прошел час, за ним второй.
   Баррет молча умылась и оделась. Она только начала заплетать волосы, когда услышала топот его ботинок. Створка палатки распахнулась. Мрачное лицо Пэйджена было покрыто потом и пылью.
   – Ты что-нибудь ела? – отрывисто спросил он. Она кивнула, плотно сжав губы.
   – Хорошо.
   Он уже вытащил чемодан и доставал оттуда вещи, бросая их на кровать. Он запихал подушку в рубашку и засунул брючины в оба рукава. Затем вытащил угол подушки в ворот рубашки и насадил на него шляпу. Баррет молча наблюдала. Что еще задумал этот человек?
   Удовлетворенно взглянув на свое произведение, Пэйджен положил его в чемодан и повернулся к Баррет:
   – Я уверен, ты догадываешься, что за нами следят. Кто они, сколько их, я не могу сказать. Я ожидаю нападения сегодня вечером. Нигал и носильщики готовы. Кажется, ты знаешь, как обращаться с оружием, так что возьми вот это. – Он бросил ей двуствольный револьвер. – Держи его при себе, даже когда спишь.
   Баррет почувствовала холодок страха в позвоночнике. Она показала на одежду в чемодане:
   – А это?
   – Небольшой маскарад. Никто не знает, что может пригодиться.
   За палаткой Нигал что-то спросил, и Пэйджен ответил быстрой сингалезской фразой.
   – Отправляйся в кровать. Я собираюсь погасить лампу.
   Баррет не могла спорить, когда его лицо было таким напряженным и встревоженным. Когда она чувствовала нависшую над ними невидимую и безмолвную угрозу.
   – Через пару секунд после того, как я уйду, ты должна снова зажечь лампу, – торопливо продолжал Пэйджен. – Это чучело будет изображать мою тень на стене палатки. Попозже Нигал принесет тебе что-нибудь поесть, а потом ты окончательно погасишь лампу. После этого ты должна остаться здесь, в палатке. И не забудь держать тот чертов револьвер под рукой.
   Раздражение Баррет, медленно накапливающееся в течение последних часов, взорвалось при этих равнодушных приказах. Да, прежде чем он уйдет, она постарается выяснить одну вещь. Сверкнув глазами, она медленно подняла руки и собрала распущенные волосы, наблюдая за лицом Пэйджена. Она увидела, как его глаза потемнели, и ощутила мгновенную вспышку его страсти, похожую на порыв горячего тропического ветра. Это понравилось ей. Да, это бесконечно понравилось ей. Оказывается, этот мужчина не был так равнодушен, каким хотел казаться. Со спокойным соблазнительным изяществом она подняла волосы и начала заплетать их, зная, что каждое ее движение прижимало рубашку к груди, показывая темные вздернутые выпуклости ее сосков. Глаза Пэйджена метнули молнию.
   – Что ты делаешь, ведьма?
   – Я? – тихо повторила Баррет, молясь, чтобы голос не подвел ее. – Только причесываюсь. И, Пэйджен, относительно того, что случилось, – это был только вопрос физиологии. Простое вожделение. Я так долго обходилась без мужчины, ты понимаешь. Тебе должно быть знакомо это чувство. – Голова Баррет запрокинулась назад, и она испытующе изучала его лицо своими темно-голубыми сверкающими глазами. – Но я думаю, не стоит объяснять такие вещи опытному мужчине вроде тебя. Человеку, который знает все способы... – Баррет позволила легкому намеку прозвучать в ее голосе.