Скай Кристина. Рубин

   Он на секунду закрыл глаза. Перед ним возникли не карликовые комнатные пальмы, а мягкие изгибы зеленых холмов, засаженные молодыми кустами чая, подставлявшими ветви к безоблачному голубому небу. Боже, как он стремился ко всему этому! И как он ненавидел этот холодный, сырой город с такими же холодными, безразличными мужчинами и женщинами!
   Он хотел бы уехать немедленно!
   Это было невозможно. Предстояло уладить слишком много формальностей, связанных с продажей рубина. Кроме того, ему необходимо сделать важные закупки. Нет, он приехал в такую даль не для того, чтобы сразу же повернуться и уйти.
   «Неужели ты ждешь ее? Неужели ты готов задержаться здесь в надежде, что она может изменить решение? Если так, то ты просто дурак!»
   Раджа нехотя открыл глаза. Он скрыл свое отвращение и изучал салон, медленно разглядывая лица, которые смотрели на него с откровенной ненавистью. Он хотел бы, чтобы кто-то из них решился на что-то большее. Хорошая драка была бы сейчас весьма кстати. Жаль, но это не помогло бы избавиться от неприятного привкуса во рту или от боли ожесточенных воспоминаний. Тем более от вида крови, запятнавшей пол аукционного зала. Но ни одна из этих мыслей не отразилась на его неподвижном смуглом лице. Гордость и привычка к скрытности не допускали такой откровенности.
   Он просто неподвижно и высокомерно стоял в стороне под неприветливыми взглядами. Странно, но ненависть мужчин не разделялась женщинами. Причудливо причесанные и легкомысленно одетые, они изучали высокого широкоплечего жителя Востока с откровенным интересом.
   Почему-то они напомнили ему о голодных кобрах, готовых поразить добычу. Как легко его необычный костюм привлек женское внимание, цинично подумал раджа. Необузданная алчность жительниц Лондона удивила его.
   В конце концов, он был мужчиной, способным доставлять и воспринимать физическое удовольствие. В представлении раджи это было просто естественной функцией человеческой мускулатуры и нервной системы, а он добросовестно относился к поддержанию хорошей физической формы.
   Однако это не было тщеславием. В зарослях джунглей только молниеносная реакция и тренированное тело помогли ему выжить. К счастью, искусная любовная игра была подходящим средством сохранить в прекрасном состоянии его мускулистое тело. Даже теперь он вспоминал своего детского наставника, объясняющего, что духовные качества могли быть достигнуты лишь при надлежащем взаимодействии мужчины и женщины.
   Раджа улыбнулся, наблюдая за страстной блондинкой, на которой не было почти ничего, кроме кружевных чулок.
   Если учение наставника было истинным, он собирался приобрести большой духовный заряд этой ночью. Его улыбка стала шире, как только он припомнил некоторые из наиболее изобретательных методов, которые узнал от старого Шивайи. Да, он действительно показал высокие способности в освоении учения Камы, или чувственного удовольствия. Но улыбка исчезла, когда он осмотрел салон, думая, каким холодным и бездушным было все вокруг по сравнению с розовым павильоном на берегу Ганга, полным приветливых полуодетых красавиц.
   Но вот раджа напрягся. Он увидел, что сэр Джон Хамфри смотрит на него с явной ненавистью. Экс-губернатор с покрытым багровыми пятнами лицом нагнулся и прошептал что-то своей подружке в красном атласе и перьях. Женщина захихикала. Губы сэра Хамфри холодно изогнулись.
   Но предмет этих насмешек не подал виду, что заметил его. Сэр Хамфри ненавидел всех индусов. В Индии это было известным фактом. Этот старательный английский чиновник устанавливал один налог за другим, в то время как колодцы пересыхали, а крестьяне и их скот падали от голода.
   Скоро исчезла даже слоновья трава и ушли леопарды. Но, к счастью для сэра Хамфри, великое индийское восстание охватило страну и дало ему еще один повод ненавидеть индусов. Болезни, убийства и ненависть – вот что принес сэр Хамфри в Индию. И за все это он был награжден титулом баронета. Раджа нахмурился. Один взгляд на этого человека заставил его сжаться от ярости.
   Как будто читая мысли раджи, англичанин напрягся. Блестя ненавидящими глазами, он снова нагнулся и зашептал что-то на ухо своей чувственной партнерше, немедленно разразившейся громким хохотом. Женщина наклонилась ближе, а затем пересказала шутку сэра Хамфри мужчине, сидящему с другой стороны, – тот тоже громко засмеялся.
   Пока не взглянул в лицо раджи. Когда он увидел его, веселье сразу пропало. Индус не спеша размышлял, не пора ли пустить в ход острый как бритва кинжал и преподать этим английским пожирателям падали урок сдержанности и умения держать язык за зубами. Они быстро бы лишились и зубов и языка, если бы не усвоили урока. Да, это могло быть забавно...
   Друг сэра Хамфри внезапно вспотел. Раджа улыбнулся: такая перемена понравилась ему.
   Он решал, что еще можно добавить к своему удовольствию, когда услышал негромкие шаги своего телохранителя. Сикх заговорил, быстро и негромко, и раджа почувствовал, что хорошее настроение исчезло. Он потерял ту женщину, как и опасался раджа. Хуже, чем просто потерял ее, если Сингх сказал правду... Но он отказывался даже думать об этом. Сегодняшний вечер был для удовольствия – или для здоровой драки, которая могла бы удвоить наслаждение. Пальцы медленно сжались в кулаки, когда он рассмотрел под комнатной пальмой горло сэра Хамфри.
   Но вот еще один возглас раздался со ступеней винтовой лестницы. Изящная, как и всегда, с волосами цвета красного золота, блестящими в свете газовых люстр, Элен вбежала в салон.
   – Как приятно, что вы почтили нас своим присутствием, ваше превосходительство. – Ее янтарные глаза отметили напряженность в комнате и воинственную осанку раджи и англичан, стоящих напротив. – Если бы я знала заранее о вашем визите, я обеспечила бы вам более теплый прием. – Она позволила себе допустить мягкий упрек.
   Элен просто кипела от гнева. Проклятие, она чуть не опоздала. Неужели ее служащие не могли предотвратить столкновение? Все приходится делать самой. Но величественная рыжеволосая женщина была осторожна и не показала даже тени раздражения. Ее клиентами были богатые и влиятельные люди, и они хорошо платили за спокойствие, безопасность и приветливость женщин.
   Вместо того чтобы нахмуриться, как ей того хотелось, великолепная Элен заставила себя улыбнуться и, сойдя с лестницы, положила украшенную драгоценными кольцами руку на плечо раджи. Ее губы дрогнули, как только она ощутила, что стальные мускулы раджи напряглись. Боже, да он разъярен. Она заметила, как его рука медленно опустилась в карман блузы. Комнату окутала напряженная тишина. Глаза раджи испепеляли лицо сэра Хамфри. С ним нелегко будет справиться, поняла Элен. Она присела в глубоком реверансе.
   – Я прошу у вас прощения, что не встретила вас лично, ваше превосходительство. Это была моя оплошность.
   Не поднимая головы, Элен ждала, сжав пальцы на мускулистой руке. Она молилась, чтобы ее посетитель выпустил из рук смертоносное оружие, которое он всегда носил в кармане. Если этого не произойдет, в следующий момент она потеряет все, ради чего работала так много лет.
   Раджа остался неподвижным, его глаза не отрывались от насмешливого лица сэра Хамфри.
   – Должна ли я молить о пощаде? – Элен произнесла эти слова так тихо, что никто, кроме раджи, не мог их услышать. – Если вы желаете, я буду. Вы знаете это.
   Раджа нахмурился, вспомнив, где он находится. Постепенно его лицо приняло обычный невозмутимый вид. Элен позволила себе медленно вздохнуть, как только почувствовала, что упругие мускулы расслабились под ее рукой.
   – Вы слишком добры к бедному иностранцу, – сказал, наконец, странный посетитель низким сильным голосом, слышным в самом дальнем уголке комнаты. – Боюсь, это я был неучтив.
   Он помог ей подняться. Нервный румянец опалил ее щеки.
   Она почувствовала опасность? Раджа должен быть благодарен ей. Если бы не ее заступничество, тот проклятый служака был бы уже мертв.
   Его глаза сверкнули, разглядывая лицо сэра Хамфри.
   – Боюсь, я должен получше изучить образ жизни англичан, дорогая Элен. Но я до сих пор не могу понять, зачем вы держите здесь, в Англии, тявкающих шавок, как мы делаем в Индии.
   – Ну, ты... – Разъяренный баронет тяжеловесно поднялся на ноги. – Клянусь Богом, я вызову тебя на поединок! То есть вызвал бы, если бы ты был джентльменом. Но такой мерзавец, как ты, не может быть джентльменом!
   Внезапно побледневший сосед сэра Хамфри попытался оттащить его назад к дивану, но тот только грубо отпихнул его в сторону.
   – Для Англии было бы великим благом, если бы она избавилась от слизняков вроде тебя. Удивительно странное государство, в котором приличный англичанин не может пройти и шагу по своим делам, чтобы не столкнуться с язычником. – Цвет его лица напоминал вид сырой говядины, слишком долго пролежавшей на солнце.
   – Достаточно, сэр Хамфри! – Янтарные глаза Элен сверкнули гневом, она моментально заняла позицию между двумя мужчинами. – Вы, кажется, злоупотребляете моим шампанским, сэр. Вы бы лучше позволили Заре проводить вас наверх и показать вам более приятный способ избавляться от дурного настроения. Зара сказала мне, что она долго не видела вас, правда, моя дорогая?
   Зара энергично кивнула и потащила своего партнера к лестнице, скрытой позади ряда комнатных пальм. Хотя и не так решительно, Элен тоже поторопилась увести своего гостя подальше.
   Они поднимались по большой мраморной лестнице в полном молчании, не произнеся ни слова, пока не достигли уединенной комнаты в конце коридора. Как только Элен открыла дверь, лучи света вспыхнули, отражаясь от зеркальных столов, хрустальных светильников и эротических гравюр в позолоченных рамках.
   Эта комната не была ни уютной, ни просто удобной, но не по вине Элен. Убранство было смелым, агрессивным и изящным, отражая характер ее владельца. Совсем не такой предпочитали видеть спальню клиенты Элен. Все, кроме этого человека, который был, возможно, самым странным из всех ее посетителей.
   Как только дверь за ними закрылась, Элен повернулась к своему спутнику.
   – Ты сошел с ума? – резко спросила она.
   – Не дави на меня, дорогая. – Голос раджи был низок и угрожающ. – Не сегодня. – Внезапно его интонации изменились, пропал иностранный акцент, уступая место быстрому выговору прирожденного англичанина. – Ей-богу, если мне что и требуется, так это не твои поучения.
   – Хочешь чаю?
   Он насмешливо поднял бровь.
   – Того, что у тебя подают? Одна пыль и сплошное надувательство, даже хуже, чем надувательство. Нет, этого я не хочу.
   Глаза Элен сверкнули.
   – Молю простить меня, ваше превосходительство. У нас нет ни «Прекрасного дракона», ни «Падре Сушонга», ни других подобных сортов чая. Мы не большие знатоки, в конце концов. Да и мои клиенты заботятся совсем не о виде чая, который я подаю.
   Ее посетитель рассмеялся:
   – Я и не ожидал от них этого. Но вот виски у тебя превосходное, и мне более чем достаточно этого напитка, Элен. Надеюсь, мое поведение не слишком расстроило тебя?
   Глаза раджи были жесткими, как полированный обсидиан, когда он прошел к буфету из розового дерева и налил себе изрядную порцию виски. В мрачном молчании он выпил его одним глотком и налил еще. Только тогда обратил свои необычные проницательные глаза к молчавшей хозяйке.
   – Ты не хочешь присоединиться ко мне?
   Элен без слов покачала головой. Раджа пожал плечами.
   – Хамфри чертовски повезло, что его язык еще на месте.
   – Тебе тоже. Что ты собирался сделать? Предпочитая не отвечать, бородатый мужчина снова осушил свой бокал. Элен не удержалась от хмурого взгляда.
   – Я не понимаю тебя! Сначала снимаешь комнату в моем доме, чтобы обеспечить свое инкогнито. Потом совершаешь безумные поступки, которые угрожают раскрытием твоей тайны!
   – Чуть не совершаю, моя дорогая Элен. И я нижайше благодарю тебя за твое своевременное вмешательство.
   Без остановки он еще раз наполнил и осушил бокал.
   – Увы, боюсь, я не совсем разумен сегодня вечером. – Темные глаза мужчины блестели, отражая свет камина. – У меня даже сейчас стоит перед глазами эта кровавая вещица. Нет, я просто чувствую этот камень, горячий и жестокий, как будто он все еще лежит в моем кармане. Это проклятие – самое страшное проклятие в этом мире.
   Его собеседница нетерпеливо щелкнула пальцами.
   – Мой господин, иногда я думаю, что ты пробыл на Востоке слишком долго. Это изменило тебя настолько, что ты даже не можешь себе представить.
   – Ты действительно так думаешь? – насмешливо спросил ее мужчина. – Сам-то я думаю, что я был там недолго.
   Не отрывая глаз от мерцающего в камине огня, раджа небрежно отцепил булавку с сапфиром от своего тюрбана и положил на стол. Огромный изумруд на пальце сверкнул холодным огнем, когда он начал разматывать плотный атлас.
   Густые черные волосы появились из-под пурпурной ткани. В следующий момент украшенная драгоценными камнями блуза и вышитый пояс упали на пол. В свете камина его стройное мускулистое тело поблескивало, похожее на литую бронзу. Он нетерпеливо сорвал с себя свободные шелковые штаны и туфли и остался совсем нагим.
   – Деверил.
   Это слово прозвучало как голодный вздох. Элен облизнула губы, пристально глядя на высокую, стройную фигуру. Странный мужчина, высокомерный мужчина. И этот мужчина был раджой не больше, чем она француженкой.
   Имя и титул ее посетителя на самом деле были сугубо английскими. Так как человек, стоящий перед огнем, был не кто иной, как неуловимый Джулиан Фицрой Деверил Пэйджен, маркиз Гамильтон и Стэнтон, виконт Сент-Сир.
   И это его рубин был продан на аукционе сегодня вечером.
 

Глава 7

 
   Даже за столько лет его тело ничуть не изменилось, заметила Элен. Ее янтарные глаза потемнели при виде гибкой спины. Перед ней было устрашающее, мощное и свободное тело совершенных пропорций.
   Да, в этой маскировке он был копией своего старого друга, настоящего раджи Ранапура. Только тот был сейчас в Индии. Внезапно глаза Элен заблестели. Если бы он был лет на пять старше или она на пять помоложе, подумала Элен. Она жадно разглядывала мощные плавные изгибы плеча и бронзовые бедра, стройные и неукротимые.
   Пресыщенная и многоопытная владелица самого прекрасного публичного дома в Лондоне чуть было не поддалась безумию. Она готова была бросить все свои дела ради кратковременной близости с великолепным мужчиной, стоящим перед ней.
   Слава Богу, момент слабости прошел. Элен уже давно – еще когда она была просто Хелен Лоуренс убедилась, что любовь для женщины была всего лишь слабостью, которой лучше избегать. Поэтому, вместо того чтобы поддаться безрассудному порыву страсти и все испортить, Элен только нахмурилось и покачала головой.
   – Деверил, ты действительно сошел с ума! Если кто-нибудь еще раскрыл твой маскарад...
   Ее гость невозмутимо улыбнулся одними глазами.
   – Да, но маскарад удался, как видишь. Рубин продан, и никто ничего не заподозрил. Ни один человек в этой пресыщенной толпе не имел ни малейшего сомнения относительно моей личности, даже ублюдок Ракели. – Лицо виконта помрачнело, он стукнул стаканом о каминную доску. – Моя тайна не раскрыта, я тебе доверяю. Завтра вечером ты можешь рассказать об этом кому угодно, Элен, я буду уже далеко. Но теперь давай представим, что я не в восторге от королевских чиновников, слетевшихся, как туча прожорливых москитов, не дающих мне возможности управлять... – Он не закончил.
   – Что ты делал в Канпуре? Спасал женщин и детей от мятежников?
   Глаза Пэйджена блеснули в красных бликах танцующего в камине огня.
   – Бог свидетель, я не хочу, чтобы это повторилось. – На его скулах заходили желваки. – Тогда я не смог спасти собственную мать!
   – Твою мать? – Элен нахмурилась. – Из всего, что ты рассказал мне, я поняла, что у тебя не было выбора на том утесе около Канпура. Ни герцогиня, ни твоя ayah^[6] не могли бы спастись без твоей помощи. А ты мог спасти только одну из них – мятежники висели у вас на хвосте. Будь доволен, что ayah, твоя настоящая мать, сделала выбор за тебя, подтолкнув герцогиню к лодке и уйдя в джунгли. Это был ее выбор, Дев, ее жизнь, добровольно отданная за тебя и других женщин и детей, которых ты спас. Тебе не в чем упрекнуть себя!
   На виске Пэйджена запульсировала вена.
   – Но она была моей матерью, Элен. Не нянькой, а матерью! А я только стоял и наблюдал, как она бежит навстречу смерти, ничего не говоря, не делая ничего, чтобы остановить ее! Как будто я сам приставил дуло к ее голове.
   – Чушь. Ты ничего не мог поделать при этих обстоятельствах. Она знала это.
   Пэйджен резко провел рукой по волосам.
   – Мне бы очень хотелось поверить. Но я должен был предусмотреть это и найти путь...
   – Не было никакого другого пути! Почему ты не можешь смириться с этим?
   Лицо Пэйджена подернулось грустью.
   – Почему? Потому что я никогда не считал ее своей матерью. Потому что я никогда не сказал ей ни одного нежного слова после того, как она призналась, что я был действительно ее сыном, а не сыном герцогини. Боже, я помню день, когда она сказала мне об этом, как будто это было вчера. Я мог только молча смотреть на нее, как потерявший дар речи безмозглый школьник.
   – Это было ужасным ударом для тебя. Пэйджен резко рассмеялся:
   – Ударом. Да, ты можешь назвать это так. В тот день я понял, что во мне намного больше высокомерия, чем я думал, Элен. И, с Божьей помощью, я никогда не задумывался над тем, как она должна себя чувствовать. Все, о чем я тогда мог беспокоиться, так только о том, что будут говорить люди, если они узнают, как это отразится на моих друзьях – тех немногих, что у меня были. Самодовольный маленький выскочка – вот каким я был тогда. – Его глаза стали строгими. – И тогда в джунглях все изменилось в одну ночь. После ее гибели я мог бы все отрицать, понимаешь? Я был волен считать себя чистокровным англичанином. Мой высокородный отец, конечно, никогда не стал бы отрицать этого – по крайней мере, публично. Он слишком хотел иметь сына и наследника. Хотя на самом деле...
   Элен робко коснулась руки Пэйджена.
   – Ты сделал все, что мог, Дев. Так же, как и она. Но теперь это все в прошлом, и пора забыть.
   – Эти события никогда не станут прошлым. Нет, я не смогу забыть, что моя жизнь была спасена ценой ее крови. И я так и не успел поговорить с ней, спросить, почему... – Пэйджен замолчал и снова наполнил стакан. – Извини, если расстроил тебя сентиментальными рассказами. Забудь об этом.
   Элен хотела было ответить, но выражение глаз Пэйджена заставило ее удержаться от слов.
   – А теперь я должен подумать об отъезде. Я не хочу, чтобы Ракели узнал, что Виндхэвен оставлен без присмотра. Нет, как только формальности будут закончены, я должен возвратиться на Цейлон. – На какое-то мгновение выражение его лица смягчилось. – Назад в Виндхэвен.
   Элен молча изучала его. Она многого не понимала в характере Сент-Сира, но больше всего ее поражала эта привязанность.
   – Ты действительно любишь это место, не так ли?
   Глаза Пэйджена блеснули.
   – Больше, чем я сам до сих пор думал, – сказал он наконец. – Это мой дом, Элен. И я буду за него драться. Иначе они отнимут его.
   – Кто отнимет?
   Но он просто отвернулся. Элен не могла удержаться от вздоха. Разглядывая эти непроницаемые глаза, эти надменно чувственные губы, Элен вспомнила некоторые из особенно возмутительных слухов об этой заблудшей овце одного из самых аристократических семейств Англии.
   Одни называли его шпионом и хладнокровным авантюристом. Другие считали его кровавым язычником, человеком, предавшим своих предков ради языческого Востока. Даже Элен не могла понять, как он мог променять привилегированное общество Англии на дьявольский труд под слепящим солнцем в обиталище москитов на задворках Азии.
   И теперь он спокойно отказался от владения всемирно известным, самым большим в мире рубином, по воле аукциона сделавшим его почти таким же богатым, как королева Виктория. Элен хмурилась, понимая, что она знает этого человека ничуть не лучше, чем пятнадцать лет назад. Она неодобрительно фыркнула.
   – Я рада, что ты по крайней мере снял этот странный восточный наряд. Он как-то уж слишком... слишком подходит тебе. Это неестественно. Ведь ты – такой же англичанин, как и я! – сказала она обвиняющим тоном.
   – Ах, дорогая, а я-то думал, что ты француженка.
   Элен вздохнула, понимая, что ей никогда не справиться с этим мужчиной.
   Еще раз раздраженно фыркнув, она повернулась, чтобы уйти. Только тогда Элен заметила глубокую рваную рану на бедре Сент-Сира. Ее лицо побледнело.
   – Боже мой, Дев! Что случилось с твоей ногой?
   Он равнодушно поглядел на рану, покрытую запекшейся кровью, и пожал плечами:
   – Только царапина.
   – Только царапина? Что ты...
   – Не надо, Элен. – Его глаза были холодными, такими холодными, какими она никогда не видела их. – Это пустяк. Мне и не то приходилось переносить в Индии. Меньше, чем я переносил от рук моего собственного отца. Так что давай не будем разыгрывать мелодраму, ладно?
   – Прекрати, Дев! Ты не должен...
   – Что? Отказываться от спектакля? Но это не спектакль, Элен. Когда же ты поймешь это? То, чем я являюсь, или, по крайней мере то, чем я стал. Копай как угодно глубоко, и ты обнаружишь там то же самое.
   Элен вздохнула. Это она уже поняла.
   Она тоже изменилась за последние пятнадцать лет. Но, кроме того, в нем появилось что-то еще сегодня вечером – почти осязаемая напряженность, которой не было, когда он уезжал обедать. И теперь эта напряженность делала его похожим на туго натянутый лук.
   – Ты расстроен из-за того, что случилось на аукционе? Когда этот ужасный индус пытался убить тебя и украсть рубин?
   Сент-Сир сделал большой глоток и рассмеялся. Грубо и невесело.
   – Тот человек был не больше индусом, чем ты. Начать с того, что он слишком мускулист для индуса, и при этом, я совершенно уверен, он не был сикхом. Нет, он мог быть кем угодно – голландцем, португальцем, испанцем, даже англичанином. Но только не индусом. – Деверил посмотрел на огонь. – И он не был фанатиком, он был просто упаковщиком чая. Он работал на пристани, вероятно, принимая и сгружая товар.
   – Почему ты так думаешь?
   – Потому что его ботинки были покрыты чайной пылью и лошадиным навозом, а такая комбинация встречается только на восточной пристани. – Пэйджен прищурился. – И еще из-за одной вещи. Его руки. – Он посмотрел вниз на огонь, как будто что-то вспоминая – Его кожа была толстой, со шрамами от деревянных щепок. И у него были мозоли по всему внешнему краю ладони. Так бывает только в одном случае – если ты постоянно сжимаешь деревянные ручки корзин с чаем.
   Пэйджен вытянул свои руки и молча разглядывал их некоторое время.
   – Я должен знать такие вещи. Мои руки – такие же, – сказал он, наконец.
   Элен широко раскрыла глаза.
   – Но почему он устроил такой маскарад?
   – Пока не могу сказать. Но я узнаю, можешь быть уверена. И когда я найду ублюдка, который все это устроил, я посажу его на кол и...
   Своими сильными руками Пэйджен сжал каминную доску и замолчал, не закончив фразы.
   Да, он изменился, поняла Элен. И эта напряженность ужасно волновала ее. Но она прекрасно знала, что сочувствие – это последняя вещь, которую он примет от нее. Без слов она разыскала марлевый бинт и положила его на каминную полку.
   – Промой рану, по крайней мере. Если ты этого не сделаешь, ты никуда не сможешь завтра уехать. – И сердито добавила, не дождавшись ответа: – Деверил, ты бы лучше позаботился о себе, а то ты совсем одичал в своих джунглях. – Какое-то время она смотрела на него, собираясь еще что-то сказать, но не решилась. – Теперь мне пора идти и посмотреть, что еще натворил глупый сэр Хамфри.
   У двери она обернулась:
   – Может, тебе кого-то прислать? Хлою? Или Аманду? Они обе спрашивали о тебе. Ты пренебрегал ими последнее время. – Она не смогла скрыть игривых интонаций в голосе.
   Но человек у огня не отвечал; его подбородок напряженно выдавался вперед, глаза не отрывались от мерцающего в камине огня.
   Элен нахмурилась, поняв, что Деверил Пэйджен был за много тысяч миль отсюда, не слыша ее вопроса и не замечая ее присутствия. Сердито прошелестев шелковым платьем, она вышла из комнаты, бормоча себе под нос что-то о высокомерных англичанах, которые обезумели от тропического солнца. Дверь закрылась с громким щелчком, но обнаженный мужчина, стоящий перед огнем, ничем не показал, что слышал его.
   Потому что сейчас, находясь в зимнем Лондоне, Деверил Пэйджен был действительно далеко за горизонтом, на зеленой земле, где приветственно кричали длиннохвостые попугаи, и летний ветер доносил горячие и приятные ароматы апельсиновых деревьев и чайных полей. На восьми сотнях плодородных, покрытых туманом акрах, названных им Виндхэвеном. Единственная вещь, оставшаяся в этом мире, к которой он мог чувствовать хоть какую-то привязанность.
 
   Сначала Баррет решила, что умирает. Она была больна, ужасно больна, из ее пересохшего горла вырывались стоны, но она знала, что никто не ответит ей.
   Скорее бы все закончилось, молила она, как только следующая волна боли обрушилась на нее, сотрясая все тело в агонии. Но, конечно, ничего не произошло. Ничего не изменилось. Только боль все усиливалась и усиливалась.