Она подняла веки и увидела большого зеленого длиннохвостого попугая, который сидел на подоконнике и пронзительно кричал на ящерицу. Потеря памяти и весь ужас ее положения мгновенно всплыли в мыслях. Она снова закрыла глаза и прижала дрожащие пальцы ко лбу. Лучше не вспоминать. Надо все забыть, потому что там, в прошлом, было слишком много боли. Когда-нибудь, когда боль исчезнет, она могла бы попытаться наконец вспомнить. Но теперь она обрела имя! Память не совсем покинула ее, и следом всплывут все остальные подробности ее прошлого.
   Под окном громко зашелестели ветви дерева. Баррет медленно приподнялась, опершись спиной на изголовье кровати. Боже, только не леопард. С нее хватит, какими бы красивыми они ни были. Сейчас же на подоконнике появилась пушистая фигурка. Симпатичная мордочка в ореоле серебристого меха любопытно заглянула в комнату. Это была озорная любимица Пэйджена.
   – Маг? Кажется, так тебя зовет Пэйджен, правда?
   Пушистое существо спрыгнуло вниз, стрелой перелетело через комнату и легко забралось под полог сетки. Беспрерывно болтая, обезьянка подскочила к Баррет, не переставая вертеть головой.
   Только тогда Баррет увидела, что обезьяна принесла с собой белый бесформенный комок. Баррет с улыбкой приняла драгоценное подношение. Это был ее корсет – скомканный, потрепанный, все ленты на нем были завязаны узлами. Несомненно, обезьянка хорошо потрудилась.
   – Спасибо, Маг. Ты наконец понял, что эта вещь тебе ни к чему?
   Маленькая серая обезьянка наклонила голову и энергично поскребла за ухом. Внезапно она испустила пронзительный визг и принялась скакать вверх-вниз. Баррет подвинулась, давая место новообретенному другу. Обезьянка грациозно уселась, но теперь стала раскачиваться взад и вперед, испуская приятные звуки – что-то среднее между хохотом и свистом. Потом она протянула руку и погладила распущенные волосы Баррет, причем ее черные щеки раздулись от удивления. Она осмотрела длинные золотистые пряди, потом медленно подняла их к своей голове. Растянув губы, она смотрела на Баррет, как будто просила ее оценить свою новую прическу.
   – Прекрасно, Маг. Но, видишь ли, эти волосы прикреплены к моей голове, и я не вижу никакой причины расставаться с ними, даже ради тебя, мой маленький друг.
   С низким воркующим возгласом обезьяна откинулась назад и отпустила волосы Баррет. Внезапно она, прищурив черные глазки, соскочила на пол и начала стаскивать покрывало.
   – Маг! Перестань сейчас же!
   Но обезьяна увернулась от рук Баррет, и покрывало грудой свалилось на пол. Осторожно фыркая, Маг изучил белые пышные панталоны и воздушную сорочку. Медленно, с выражением, которое можно назвать задумчивым, маленькая обезьяна протянула лапку и потрогала пальцами атласную ленту.
   – Тебе так хочется получить ее, странное существо?
   Тихий вздох Мага был красноречивым ответом. Обезьянка резко оттолкнулась от кровати и стрелой метнулась к столу, где остальная часть предметов одежды Баррет была сложена в аккуратную стопку.
   Женщина изумленно увидела, как платье и ботинки полетели в разные стороны, а в лапках обезьяны оказалась нижняя юбка. Восхищенная обезьяна запрыгала на месте, не выпуская из рук белую ткань.
   – Остановись, несчастный воришка!
   Маг положил облюбованный предмет туалета на пол и пристально рассмотрел обновку. Потом тщательно обернул тонкую ткань вокруг головы, пропустив под подбородком. После чего Маг принялся раскланиваться, одной рукой сжимая концы импровизированного чепчика, изящно прижав другую к пушистой серой грудке.
   – О, это великолепно, – смеясь согласилась Баррет. – Я ничуть не сомневаюсь, скоро все леди захотят иметь такие шляпки.
   Маг раскачивался и танцевал, упоенно размахивая белой тканью. Какие леди? – спросила себя Баррет. Какие женщины живут здесь, в джунглях? Жены губернатора и одного или двух чиновников? Возможно, некоторые из плантаторов были женаты, хотя она подозревала, что скорее всего они предпочитали оставлять жен в Англии и обзаводиться здесь, на острове, местными любовницами.
   Пэйджен тоже поступал так? При этой мысли ее руки внезапно сжались в кулаки. Возник образ красавицы Миты. Неизвестно почему, Баррет вообразила себе звуки приглушенного смеха и скрипа кровати в жарких ночных джунглях. Возможно, у него была жена где-то на родине, в Англии, внезапно подумала Баррет, осознав, что она знает о прошлом Пэйджена так же мало, как и о своем собственном. Почему-то эта мысль поразила ее своей горькой иронией, и она засмеялась. Но очень скоро невеселый смех превратился в тихие приглушенные рыдания.
   Край неба начал светлеть. Золотисто-розовые лучи пробились из-под крон высоких пальм. Сегодня утром они должны отправиться в путь, вспомнила Баррет, к высокогорной чайной плантации Пэйджена. Кажется, он называл это место Виндхэвеном. Она вздохнула. Надо встать и одеться, даже если спина ноет, а виски пульсируют от боли. Она должна умыться и прибрать в комнате, пока за ней не пришла Мита или кто-нибудь из слуг.
   Но стройная англичанка не сделала ничего. Она просто сидела на кровати, глядя в проясняющееся небо, а безмолвные слезы катились по щекам. Она скоро сойдет с ума, если не получит ответов на свои вопросы. Ведь вполне возможно, что у нее были дети, ожидающие ее где-то вдали, они беспокоились и грустили, зовя свою потерявшуюся маму. Перед глазами Баррет внезапно появились мягкие каштановые кудри, яркие розовые щечки и пухлые пальчики, уцепившиеся за ее юбку. Она судорожно поднесла руки к лицу.
   «Не думай об этом. Одного желания недостаточно, чтобы вернуть память. Время, только время может излечить эти раны».
   Если что-нибудь вообще может ей помочь. Она поняла, что память может никогда не вернуться, что она навсегда останется пленницей этого призрачного мира, человеком без прошлого и будущего, сиротой времени. При этой мысли темная стена боли надвинулась на нее. Баррет сжала пальцы. Нет, она все равно вспомнит. Она просто должна вспомнить.
   – Ты закрыл тканью мешки с рисом, Нигал?
   Не отрывая глаз от зеркала, Пэйджен задавал вопросы озабоченному управляющему, пока его бритва скользила по намыленной челюсти. Он нетерпеливо сорвал черную повязку с глаза и небрежно бросил ее на стоявшую рядом кровать.
   Тонкий шрам белой ниткой тянулся по его бронзовой от загара коже от внутреннего края брови через веко до самого подбородка. Слегка сморщившаяся кожа порозовела по обе стороны от рубца. Бормоча проклятия, Пэйджен наклонил лицо ближе к зеркалу, так как его правый глаз видел только неясные цветные пятна. Еще одно последствие той ночи, когда головорезы Ракели выследили его в Коломбо.
   – Да, господин. Двадцать четыре мешка закрыты и сложены на нижней поляне. – Стройный слуга-туземец кивнул. – Новые сорта чая также упакованы в фарфор, как вы приказали.
   – Ты послал кого-нибудь, чтобы привести наших носильщиков?
   – Еще вчера, mahattaya. – В его ответе послышалась тихая гордость, и Пэйджен заметил это.
   – Очень хорошо, Нигал.
   Обернувшись, он осмотрел комнату, отметив скомканные простыни, свешивающиеся с кровати. Это была чертовски жаркая ночь. Он улегся всего несколько часов назад и провалился в беспокойный сон, пока управляющий не разбудил его на рассвете.
   Полупустая чашка чая еще исходила горячим паром, рядом с ней на серебряном подносе лежали нетронутые плоды манго и кокосовые орехи. Пэйджен посмотрел на связку бумаг, приготовленных к упаковке вместе с самыми свежими газетами и письмами из Англии, которые собирался внимательно прочесть на досуге в Виндхэвене.
   Или оставить непрочитанными, подумал он мрачно. Особенно если там находилось и письмо от его отца, хотя это было маловероятно. Сожаления на миг пронзили его мозг, но он безжалостно подавил их.
   Он ничего не должен старику. Седой сторонник строгой дисциплины ясно высказал свое отношение к сыну во время их последней встречи. Совершенно ясно, решил Пэйджен, вспоминая его резкое обвинение безрассудной и безбожной жизни Пэйджена. Прекрасно, герцог и его тысяча акров в Кенте могут провалиться ко всем чертям. Состояние и поместье камнем висели бы на его шее, а он хотел, чтобы его абсолютно ничего не связывало с прошлым.
   «Но когда-то ты хотел получить их. И ты хотел всего, что сопутствовало этим вещам, – от громкого титула, прошедшего через столетия, до преклонения и ответственности, достойных герцога Сеттона. Больше всего ты хотел любви своего отца. И никогда не ощущал ее».
   Пэйджен хмуро вглядывался в щербатое зеркало, внезапно увидев перед собой другое лицо. Длинное, угловатое лицо, на котором господствовали орлиный нос и крутые серебряные брови. Лицо, которое он никогда не любил. Лицо, которое, казалось, никогда не улыбалось в его присутствии.
   Пальцы судорожно сжали лезвие бритвы. Он ощутил боль и увидел, как кровь струится по его ладони. Но Пэйджен уже много лет назад узнал, что человек мог истекать кровью и никто не замечал этого.
   «Итак, ты предпочел оборвать все связи и отношения. А все потому, что ты был слишком труслив, чтобы рассмотреть другие варианты».
   Изрыгая проклятия, Пэйджен перевязал ладонь куском полотна. «Забудь об этом, – сказал он себе, – те дни миновали». Они никогда не могли ужиться, уверял он себя. Теперь он владел чайными плантациями в десятках тысяч миль от открытого всем ветрам поместья на зеленых холмах Кента. Холмах, изобилующих колокольчиками и легкими бабочками, покрытых нарциссами весной и темно-красными розами в июле. Но он не умел забывать, огорченно подумал Пэйджен, завязывая на талии пояс с деньгами для тамильских рабочих, всего около пяти сотен фунтов.
   Иногда он почти завидовал Баррет, лишившейся памяти. Если бы он получил такой же удар по голове, это могло бы сделать его собственную жизнь намного удобнее, горько улыбнулся Пэйджен.
   Он стоял неподвижно в высокой сухой слоновьей траве над бунгало. Его коричневатые бриджи и оливковая рубашка были почти неразличимы на фоне листвы. Острые глаза снова и снова оглядывали поляну, пока не заметили группу сонных тамильских носильщиков, появившихся из хижин, расположенных на склоне холма.
 
   Он насчитал двенадцать носильщиков. Это означало, что в группе имеется три, возможно, четыре винтовки. И, конечно, сам Пэйджен. Холодные серые глаза изучали тяжело нагруженных вьючных животных. Это были запас риса для Виндхэвена и новые дьявольские приспособления, которые Пэйджен вез для своей чайной фабрики. Но каков был его маршрут? Собирался ли он идти по долине или придумал что-нибудь еще? Информацию невозможно было получить от его служащих, даже несмотря на изобилие местной водки при последнем посещении деревни. Хотя, если вспомнить, что Деверил Пэйджен, как известно, был чертовски неразговорчивым ублюдком, это едва ли могло удивлять.
   Те дураки на берегу не справились со своим делом. Но он заранее был почти уверен в их провале.
   Человек, стоявший в высокой траве, нахмурился. Его сильные пальцы сомкнулись на прикладе винтовки. Он медленно поднял дуло и прицелился. Отметка прицела пересекла зеленую поляну и наконец остановилась на стройной мускулистой фигуре управляющего. Пальцы дрогнули на курке. Он жаждал выстрелить и увидеть, как упадет мертвое тело. Так, как он видел их падение в Аллахабаде, Лакхнау и Патне. Воспоминания все еще тревожили его... Но он подождет. Скоро настанет день, когда лицо Деверила Пэйджена пополнит его воспоминания.
   И тогда рубин будет принадлежать ему, несмотря на великие замыслы Ракели. Такой драгоценный камень не может принадлежать никому, кроме него.
 

Глава 25

 
   Баррет все еще сражалась со своим корсетом, который наконец сумела вырвать из лап Мага, когда услышала шум в коридоре. Она напряглась от странного ощущения, возникшего в позвоночнике и обнаженных плечах. Только один человек мог заставить ее чувствовать себя подобным образом. Выпрямив плечи, она сосредоточилась на шнуровке корсета.
   – Ты не будешь носить эту проклятую вещь в джунглях, слышишь?
   Пэйджен возвышался в дверном проеме, его лицо было мрачным, повязка отсутствовала, и его холодные глаза повелительно сверкали.
   – Я буду носить то, что захочу, мистер Пэйджен. Маршрут путешествия определяете вы, но одежду по крайней мере я выберу сама.
   – Действительно? – Глаза Пэйджена блеснули. – Тогда позволь мне просветить тебя, Angrezi. Ты наденешь то, что я прикажу тебе надеть, даже если я прикажу тебе не надевать ничего.
   Баррет слегка подняла брови.
   – Не говорили ли тебе когда-либо, что ты высокомерная, презренная свинья? – спокойно спросила она.
   На лице Пэйджена не шевельнулся ни один мускул.
   – Весьма часто, моя дорогая. И это ничего не меняло, ручаюсь тебе. Ни тогда, ни теперь.
   Неистовая ярость вспыхнула в крови Баррет.
   – Я не принадлежу к числу твоих тамильских носильщиков, которыми ты можешь командовать. И я не одна из твоих послушных привлекательных служанок, которые спешат исполнить любое твое желание!
   – Это, моя дорогая, я также хорошо знаю. Пальцы Баррет замерли на шнурках корсета.
   – И что это означает?
   – Это означает, моя дорогая Баррет, что мы еще не в Виндхэвене, – с насмешливой улыбкой произнес Пэйджен. – Это означает, что у нас впереди десять дней трудного путешествия через населенные леопардами и пиявками джунгли. Что по нашим следам, вероятно, устремятся туземные охотники вместе с посланными Ракели мерзавцами. И если ты хочешь остаться в живых, ты должна повиноваться любому моему приказу, который я найду нужным отдать. – Его глаза гневно блеснули. – Начиная с отказа от этого дьявольского корсета.
   Баррет сжала губы в тонкую ниточку.
   – Сейчас же, – зарычал он.
   Ее глаза сверкнули, как самый яркий сапфир.
   – Идите к черту, мистер Пэйджен.
   – В таком случае ты останешься здесь, на попечении двух моих слуг-туземцев, пока следующий белый чиновник не посетит это забытое Богом местечко по пути из Канди. Это случится приблизительно... – Его темные брови задумчиво сошлись на переносице. – Через четыре месяца, как я предполагаю. После муссонных ливней, если не начнутся новые волнения среди местного населения.
   Пальцы Баррет вздрогнули.
   – Ты не можешь так поступить! Ты... ты не посмеешь!
   – Не посмею? – Взгляд Пэйджена стал жестким. – Ты была поймана при нарушении границ частного владения, если ты еще не забыла. Дважды я подвергался нападению наемных головорезов Ракели, которые подтверждали твое соучастие. Этого вполне хватило бы, ручаюсь тебе, даже если бы судья случайно не оказался моим хорошим другом.
   Холодный и оценивающий взгляд Пэйджена скользнул по ее полуприкрытой груди. Она повернулась спиной к нему, отчаянно пытаясь сосредоточиться. Пэйджен тихонько подошел ближе. Его дыхание опалило ее спину.
   – Прекрасно, – шепнул он.
   Руки Баррет опустились, и незашнурованный корсет внезапно приоткрылся.
   – Ты... ты...
   – Отдай его мне, Angrezi. Если не хочешь, чтобы я сорвал его с тебя.
   Она не двигалась. Пэйджен обошел вокруг и встал лицом к ней, глядя прямо в глаза.
   – Дело не в скромности, черт побери! Тебе необходимо двигаться быстро и тихо во время нашего перехода. И тебе не должно быть жарко.
   Он опустил взгляд, рассматривая матовый изгиб ее плеч и возвышающиеся холмики полных грудей. Еле сдерживаясь, Пэйджен поднял руку.
   – Почему ты так невыносимо упряма, Баррет?
   Англичанка свирепо смотрела ему в лицо, не в силах разобраться в своих собственных мыслях. Ее пальцы дрожали на жестких косточках корсета. Она понимала, что, если уступит ему сейчас, ей придется уступать и в других, более опасных ситуациях.
   – Потому что мое упрямство – все, что у меня осталось. – Она пыталась скрыть дрожь в голосе, но не смогла.
   В следующее мгновение, к ее великому изумлению, Пэйджен повернулся спиной, бормоча неразборчивые проклятия; не глядя на нее, он снова протянул руку:
   – Отдай мне эту проклятую вещь!
   Баррет изумленно подняла брови, поняв, что она выиграла первую схватку с Деверилом Пэйдженом.
   – Скорее, женщина! Пока я не передумал!
   На этот раз Баррет поспешила подчиниться и стащила корсет. Потом развернулась и стрелой метнулась к кровати, где лежала ее сорочка. Надев ее, она гневно взглянула на Пэйджена.
   – Надеюсь, я получу его назад, как только мы достигнем Виндхэвена.
   Его глаза опять уперлись в ее лицо.
   – Я не совсем уверен в этом, Angrezi.
   Лицо Баррет вспыхнуло под его пристальным взглядом.
   – Ты не джентльмен!
   – Там, куда мы идем, тебе не понадобится джентльмен, дорогая, – рассмеялся Пэйджен. – Нет, в джунглях нужнее всего просто мужчина. Безжалостный мужчина, забывший о цивилизации. – Его блестящие черные глаза возбужденно сверкали. – Ты будешь нуждаться в нем – и ты будешь желать его еще до окончания перехода. Подумай об этом, Angrezi. Только ты и я на многие мили вокруг. Если не считать аборигенов, которых я не принимаю всерьез.
   – А Мита? – Вопрос сорвался с ее губ прежде, чем она успела подумать.
   – Ревнуешь, Циннамон?
   – Ревновать тебя? Ха! Я скорее бы стала добиваться привязанности шакала!
   – Интересно, где будет твоя храбрость, когда ты проснешься и увидишь питона, обмотавшего твои ноги, – тихонько пробормотал Пэйджен. – Десять секунд, и все кончено, помнишь?
   Дрожь волной захлестнула Баррет, но она справилась с этим.
   – Я уверена, что ты говоришь одно и то же всем своим женщинам, – произнесла она. – Небольшая доза страха, вероятно, делает их более податливыми.
   – О, далеко не всем, – возразил Пэйджен. – Только самым непокорным. – Он ухмыльнулся. – И, поверь мне, таких совсем немного. Особенно после первой ночи. Но я никогда еще не брал ни одну из моих женщин в поход на высокогорье.
   – Если маршрут настолько опасен, почему мы должны идти этим путем?
   – Именно потому, что ни Ракели, ни любопытные аборигены не ожидают этого. Этот маршрут дает нам преимущество неожиданности. И преимущество путешествия по джунглям.
   – Джунгли? Преимущество?
   – Это уравнивает шансы. Любые преследователи столкнутся с такими же трудностями, что и мы, как ты понимаешь.
   – Нет, я не понимаю, – резко откликнулась Баррет. – Совершенно ничего не понимаю!
   Пэйджен напряженно изучал ее лицо.
   – Видела ли ты когда-нибудь рубин, Angrezi? Великолепный рубин. Рубин сорока шести безупречных каратов.
   – Нет.
   – Ты уверена?
   – Конечно, я уверена!
   – Возможно, ты поняла бы мои объяснения лучше, если бы увидела его, – спокойно сказал Пэйджен.
   – Ты хочешь сказать, что этот волшебный камень обладает сверхъестественными свойствами? – насмешливо спросила она.
   – Не смейся над тем, чего не знаешь, женщина. Люди убивали без раскаяния, чтобы обладать этим драгоценным камнем. Они предавали самых близких друзей и продавали близких в рабство в надежде обладать тайнами рубина.
   – Какая жуткая чепуха!
   Пэйджен хладнокровно, молча рассматривал ее лицо, потом прикрыл темные глаза.
   – Теперь я знаю, что ты не жила на Востоке, Циннамон. Иначе ты никогда не сказала бы таких слов.
   Пэйджен повернулся к открытому окну, за которым из-за зеленой стены джунглей поднималось солнце, окрасившее небо багрянцем и золотом.
   – Здесь совсем другая жизнь, Баррет. – Его голос звучал серьезно, как никогда раньше. – Вещи, в которые ты ни на мгновение не могла бы поверить, если бы осталась на шумной Оксфорд-стрит, весьма нередки здесь, в джунглях. – Пэйджен улыбнулся. – Ты все еще не веришь мне?
   – В то, что камни имеют странную власть и влияют на человеческую судьбу? Едва ли.
   Лицо Пэйджена стало суровым. Баррет не должна была почувствовать нотки страха в его следующих словах:
   – Мне остается только надеяться, что не случится ничего такого, что заставит тебя изменить свое мнение, Angrezi.
   Через двадцать минут Баррет с каменным лицом появилась на веранде. Она тщательно поправила непослушную прядь волос, выбившуюся из строгой прически. Это был серьезный стиль, который, по ее мнению, не станет привлекать излишнего мужского внимания. И предохранит от цепляющихся лиан и ветвей деревьев, напомнила она себе торопливо.
   Пэйджен бросил в ее сторону один пристальный взгляд, в котором она успела заметить отвращение к пышной юбке и сильно затянутому лифу. Плантатор что-то неразборчиво пробормотал и отвернулся. Поднявшееся солнце уже наливалось жаром, который угрожал им в течение всего дня. Баррет сжала губы, стараясь не думать об этом.
   Повинуясь команде Пэйджена, они вышли за пределы ограды. Всего было девятнадцать человек. Впереди шли десять носильщиков, нагруженных мешками риса, следом за ними отправились пять вооруженных охранников. Управляющий Нигал шел впереди каравана, а Пэйджен очень скоро исчез из поля зрения. Уже через несколько минут пути местность вокруг них изменилась. Деревья обступили людей, тесно смыкаясь над извилистым, покрытым валунами руслом пересохшего ручья.
   Мита шла рядом с Баррет, показывая и называя растения, объясняя, каких из них Баррет должна избегать из-за их колючих листьев и стеблей.
   По словам Миты, они шли на север. Кроме этого, она не знала ничего. Сагиб так решил. Так безопаснее. Капелька пота стекла по лицу Баррет. Плотная ткань терлась о заживающую кожу спины, подобно наждачной бумаге, и ей захотелось одеться так, как Мита, – в тонкую юбку из марли от талии до лодыжек и очень коротенькую блузку, открывающую часть живота.
   Она сжала зубы и сосредоточилась на ящерицах, спящих на нагретых солнцем валунах. К полудню у нее заболели ноги и пересохло в горле, а они все еще не останавливались. Пэйджен не появлялся, и это почему-то больше всего бесило Баррет. Она прихлопнула москита, воображая себе приятную картину – связанного Пэйджена в самой середине сердитого роя жадных насекомых. Но ее воображаемое торжество быстро исчезло, как только она осознала, что в ее фантазиях его бронзовое тело было полностью обнажено. Подобное видение заставило ее задыхаться и проклинать свое буйное воображение.
   Внезапно сильные руки легли ей на плечи. Баррет негодующе обернулась и застыла на месте от удивления. Его можно было принять за сингалезца – высокий, бронзовый от загара, одетый в традиционную белую рубашку и саронг, завязанный вокруг стройных бедер. Лицо стало красновато-коричневым, а скулы и подбородок спрятались под густой черной бородой.
   – Ч-что это...
   – Это один из методов маскировки, одно из многих моих преимуществ, особенно в пути.
   Пэйджен, прищурившись, осмотрел ее потрепанный рукав, к которому прицепились колючки и обломки веточек.
   – А теперь тебе пора уже снять это платье и надеть кое-что более подходящее для джунглей. – Он снял с плеча сумку и достал оттуда сверток белой ткани, который протянул ей. – Возьми эти вещи и надень.
   Ярость вспыхнула на щеках Баррет, как только она рассмотрела одежду. Он дал ей одну из собственных рубашек и темно-желтые саржевые бриджи. Кроме этого, в свертке оказалась пара мягких кожаных ботинок.
   – Мне нравится, как ты выглядишь в моей рубашке, Циннамон, – тихонько прошептал Пэйджен, насмешливо подняв брови. – Но на этот раз я должен позволить тебе надеть еще и штаны.
   – Я... я отказываюсь!
   – Нет, ты сделаешь это, маленькая ведьма, и ты сделаешь это прямо сейчас. Иначе я отведу тебя назад и оставлю на пляже.
   Баррет тяжело дышала и свирепо смотрела в его лицо.
   – И не пытайся убедить меня, что тебе приятнее носить твою нелепую одежду. Я наблюдал за тобой в течение последнего часа, Angrezi, и каждый шаг причинял тебе мучения. Я весьма удивлен, что ты до сих пор не упала. А это доказывает, что я уже понял, – ты чрезвычайно упрямое существо. Но я не могу позволить, чтобы ты отстала. Мы должны идти как можно быстрее, если хотим разбить лагерь до наступления сумерек. А теперь иди в ту бамбуковую рощицу и переоденься.
   Она не смогла даже ответить, когда он поймал ее за локоть, повернул и подтолкнул к зарослям.
   – Превосходно, будь по-твоему, проклятый, невыносимый мерзавец, – шипела она, неохотно шагая в заданном направлении.
   Единственным ответом Пэйджена был раскатистый взрыв смеха. Тщательно осмотревшись в поисках пауков и других неприятных обитателей джунглей, Баррет начала расстегивать платье. Затем она сняла юбку, не переставая проклинать своего мучителя.
   – И лиф тоже, – напомнил он.
   Она подумала было отказаться, но сдержалась. Возможность освободиться от лишней одежды показалась ей в данный момент очень приятной.
   – Я ненавижу это место, – бормотала она. – Я ненавижу эту одежду. Больше всего я ненавижу тебя, проклятый Пэйджен!
   Убедившись, что он не шпионит за ней, Баррет разделась, накинула на себя белую рубашку Пэйджена из тончайшего мягкого батиста и запахнула ее на груди. Рукава были, конечно, длинноваты, и открытый ворот слишком сильно обнажал шею, но в целом ей пришлось признаться, что эта одежда была намного приятнее, чем ее тугое платье.
   Что-то зашелестело в траве, и она поспешила натянуть бриджи, стянув их мягким поясом. Удивительно, но они чудесно сидели на ее фигуре.
   Если это были его бриджи, то он, вероятно, носил их очень давно. Сейчас его бедра были намного шире, подумала она.
   Смущенно покраснев, она прогнала прочь непослушные мысли, опасаясь более откровенного взлета фантазии. Потом надела ботинки, пришедшиеся ей удивительно впору. Как только Баррет одернула рубашку, она уловила запах дыма, оглянулась и увидела, что Пэйджен удобно устроился на поваленном дереве и курил сигару.