Страница:
записку с номером, которую получил накануне от лейтенанта Фримана: "Наберите
этот номер флагами Международного двухфлажного свода сигналов и поднимите
его на фалах". Выполнив приказание, Левек встал у машинного телеграфа, а
вахтенный матрос, протерев стекла ходового мостика, занял свое место у
штурвала. Когда из машины сообщили о полной готовности, лоцман дал команду:
"Средний вперед!" Капитан перевел ее тут же на французский язык, звякнули
звонки машинного телеграфа, и "Монблана двинулся по фарватеру в гавань
Бедфорд.
Примерно в это же время в гавани разводил пары "Имо". Лоцман Вильям
Хэйе стоял на ходовом мостике парохода и молча слушал ворчание капитана
Фрома, что ему не удалось выйти из гавани накануне вечером. "Имо" снялся с
якоря в 8 часов 10 минут утра. Лоцман, время от времени отдавая команды на
руль, уверенно вел судно между стоявшими на рейде судами. Он приказал
увеличить ход, и когда "Имо" подошел к проливу Тэ-Нарроус, ход судна был
равен 7 узлам. Войдя в пролив, Хэйс заметил впереди по курсу судно. Это был
американский грузовой пароход.
Путь между островом Макнаб и мысом Плезант был закрыт минным полем, в
котором имелся только один фарватер.
В это время "Монблана со скоростью 4 узла (Британское адмиралтейство
ограничило скорость движения судов в гавани пятью узлами) приближался к
боновому заграждению с противолодочными сетями. Боны тянулись от мыса Айвез
до волнолома Нового морского вокзала. На сигнальной мачте вокзала был поднят
знак, что проход разрешен. "Монблана прошел между раскачивающимся на волнах
буем и буксиром, тянувшим плавучую секцию бона.
Лоцман "Монблана" Фрэнсис Маккей твердо помнил, что в соответствии с
Правилами предупреждения столкновения судов в море он должен направить судно
вправо, в сторону берега Дартмута. Через 15 минут он вывел судно в восточные
ворота сетевого заграждения гавани, которое шло от острова Джордж. Видимость
была отличной. Это позволило лоцману уверенно вести судно по береговым
ориентирам, которые он знал как свои пять пальцев. До гавани Бедфорд остался
самый легкий отрезок пути...
"Монблан" прошел в полкабельтова от стоявшего на фарватере английского
крейсера "Хайфлайер", который прибыл в Галифакс 1 декабря. Капитан Ле Медэк
первый, как этого требовал обычай, отсалютовал ему флагом. В начале войны
близ Рио-де-Оро этот корабль потопил немецкий вспомогательный крейсер
"Кайзер Вильгельм дер Гроссе" (бывший лайнер).
Вскоре лоцман Маккей заметил пароход, выходивший из излучины пролива.
Это был "Имо". До встречного судна было примерно три четверти мили. Оно шло
курсом, который пересекал курс "Монблана". С французского парохода в
направлении двух румбов с левой скулы ясно видели правый борт норвежца. Было
ясно, что он правит в сторону берега Дартмута. "Кажется, этот дурень
намеревается пересечь нам курс,_ проворчал Маккей. -- Какого дьявола он не
идет на свою сторону фарватера, лучше дать ему гудок". Капитан кивнул
головой. "Монблан" дал один короткий гудок, означающий, что судно меняет
курс вправо. В целях предосторожности Маккей хотел еще больше отвести
пароход вправо и передал Вниз телеграфом снизить скорость до минимума. Не
успел еще стихнуть звук гудка "Монблана", как "Имо", перебивая его, в
нарушение всех правил, дал два коротких гудка, которые означали "Я изменяю
свой курс влево".
Лоцман и капитан "Монблана" были убеждены, что встречное судно возьмет
вправо и приблизится к средней линии фарватера в соответствии с требованием
Правил. Теперь же на "Монблан", который был в 40 м от набережной Дартмута,
буквально лезло встречное и, к тому же, более крупное судно. "Монблан" стал
поворачивать вправо, а "Имо" -- влево. Суда быстро сближались...
У капитана Ле Медэка теперь остался один выход, чтобы избежать
столкновения, -- отвернуть влево и пропустить "Имо" по правому борту.
Расстояние между пароходами составляло уже каких-нибудь 50 м. Маккей
схватился за шнур и дал два коротких гудка. Одновременно капитан, тут же
понявший маневр лоцмана, крикнул рулевому: "Лево на борт!" Хотя машина была
остановлена, судно, глубоко сидевшее в воде, продолжало двигаться по инерции
и послушалось руля. "Монблан" медленно отвернул от берега, и оба парохода
оказались параллельно друг другу правыми бортами на расстоянии 15 м.
Казалось, опасность столкновения миновала.
Но тут произошло непредвиденное. Как только "Монблан" отвернул влево и
стал расходиться с норвежцем правым бортом, "Имо" дал три коротких гудка,
давая понять, что его машина пущена на задний ход. "Монблан" сделал то же
самое: дал реверс на задний ход и три коротких гудка. Оба судна стали
отходить кормой вперед. Но руль "Имо" оставался положенным на левый борт,
что, при работающей полным задним ходом машине, отвело его нос вправо -- в
борт "Монблана". Пытаясь избежать удара, Ле Медэк положил руль на правый
борт так, чтобы отвести нос своего судна влево. Через несколько секунд нос
норвежца с силой ударил в правый борт "Монблана" в районе первого трюма. Те,
кто находился на мостике "Монблана" в момент удара, от ужаса застыли на
месте. Их лица были белы, глаза широко раскрыты. Несмотря на мороз, по их
спинам струился холодный пот. Только экипаж "Монблана", лоцман Маккей и
командование морского штаба в Галифаксе знали о той секретной партии груза,
которая была на борту французского парохода.
"Мы набиты взрывчаткой"
Еще каких-нибудь шесть-семь часов назад Ле Медэк и лоцман Маккей сидели
в капитанской каюте, пили кофе и мирно беседовали. "Я очень сожалею, дорогой
мой лоцман, что не могу вам предложить бутылку "Мартеля". Сами понимаете, по
законам военного времени спиртные напитки запрещены на наших судах". "О, не
беспокойтесь, капитан, -- отвечал лоцман, -- ерунда, у вас отличный кофе".
Капитан рассказывал: "Так вот, господин Маккей, 25 ноября, когда я
привел "Монблана в Нью-Йорк и поставил его к причалу на Ист-Ривер,
американские военные власти приказали мне пропустить на судно партию
плотников. День и ночь они обшивали трюмы толстыми досками. Ни одного
железного гвоздя -- все медные! А через час в конторе агент фирмы сказал
мне: "Боюсь, капитан, что это взрывчатка " притом очень большая партия. При
нормальных условиях мы не стали бы использовать "Монблан" для перевозки
такого груза, но сейчас идет война, у нас не хватает судов, и другого выхода
нет". Через два дня они начали нас грузить. Специальная партия стивидоров
работала медленно и очень осторожно. Их ботинки были обернуты материей. Мне
приказали погасить топки котлов, а у команды отобрали все спички, трубки и
сигареты. Курить разрешалось только на берегу".
Капитан продолжал: "В четырех трюмах у нас находятся бочки с жидкой и
сухой пикриновой кислотой. Вы знаете, что такое ТНТ? Так вот, разрушительная
сила этой штуки гораздо выше, чем ТНТ".
Фрэнсис Маккей, шотландец по происхождению, проработавший лоцманом 24
года и не имевший ни одной аварии, слушал капитана с большим вниманием.
Время от времени ему становилось жутко. Ни разу он еще не проводил суда с
таким адским грузом.
-- Твиндеки третьего и четвертого трюмов забиты бочками и железными
ящиками тринитротолуола, рядом уложены ящики с пороховым хлопком... Мы уже
готовы были выйти в море, когда из Франции в Нью-Йорк пришла телеграмма. В
ней говорилось о дополнительной партии груза, которую, во что бы то ни
стало, должен принять "Монблан". Ле Медэк показал руками в сторону носа и
кормы.
-- Вы заметили у меня на палубах четыре ряда железных бочек -- это
бензол -- новый супергазолин для броневиков и танков. Впрочем, вот
коносамент.
Слегка дрожащей рукой лоцман взял несколько листов с машинописным
текстом: "2300 тонн пикриновой кислоты, 200 тонн тринитротолуола, 35 тонн
бензола, 10 тони порохового хлопка" Порт назначения -- Бордо".
-- Как видите, дорогой лоцман, мм набиты взрывчаткой! Но это не все, --
продолжал Ле Медэк. -- Второй удар меня ждал в кабинете начальника
Управления британского военно-морского флота в Нью-Йорке. Там мне сообщили,
что "Монблан" не войдет в состав конвоя, комплектующегося в гавани. Им
хорошо известно, что трехцилиндровая паровая машина при спокойном море может
дать только 9,5 узла, а на длительном переходе через штормовую Атлантику --
в среднем не превысит 7,5 узла. Эти господа мне объяснили, что безопасность
конвоя в основном зависит от скорости его движения, и судну, загруженному
взрывчаткой, чтобы не отстать от конвоя, нужно следовать со скоростью
минимум 13 узлов. Перегруженный "Монблан" был бы помехой для этого конвоя.
Мне приказали следовать в Галифакс, отдать якорь в гавани Бэдфорд и ждать
здесь формирования другого английского конвоя. "Монблан" войдет в его
состав, если, опять-таки, его скорость не будет конвою помехой. В противном
случае придется следовать в одиночку. Как вы думаете, лоцман, они уже начали
формировать второй конвой?
-- Пожалуй, да, -- ответил Маккей. -- Сейчас в порту уже примерно 150
судов. Из них много военных кораблей.
Ле Медэк пожелал лоцману спокойной ночи, поднялся с мягкого кресла,
давая понять шотландцу, что беседа окончена. В отведенный ему каюте Маккей
до утри не сомкнул глаз.
"Приказываю покинуть судно!"
Когда суда столкнулись, форштевень "Имо", разворотив борт, вошел на 3 м
в глубь трюма. От удара несколько бочек, закрепленных на носовой палубе в
четыре яруса, оказались вскрытыми. Их содержимое потекло на палубу и оттуда,
сквозь зиявшую пробоину, на твиндек, где была уложена пикриновая кислота.
Машина "Имо" уже почти минуту работала на задний ход, и нос норвежца со
скрежетом и снопом искр от трения металла выдернулся из пробоины.
Разлившийся бензол вспыхнул -- бак "Монблана" охватило пламя. Каждое
мгновение мог произойти взрыв адского груза. Капитан Ле Медэк и лоцман
Маккей поняли, что всем находящимся на "Монблане" и тысячам людей на берегу
грозит смерть. Как предотвратить надвигающуюся с каждой секундой катастрофу?
Над баком парохода поднялся столб черного дыма высотой 100 м. Зловещие
языки пламени в утреннем рассвете то и дело меняли свой цвет: из оранжевых
они становились синими и голубыми, потом снова оранжевыми, исчезая в клубах
черного дыма. Гигантский костер разрастался с каждой минутой. От нагрева
взрывались железные бочки с бензолом, кусочки раскаленного металла дождем
осыпали палубу. Погасить пожар ручными огнетушителями, которые имелись на
"Монблане", команда не смогла. Единственное место на носовой палубе для
подключения пожарных рукавов к гидрантам находилось впереди первого трюма,
но путь туда сразу же был отрезан огненной завесой. Нельзя было отдать и
якорь...
"Открыть кингстоны! Затопить судно!" -- пронеслась в голове капитана
мысль. Но, хорошо зная свой старый потрепанный пароход, он тут же представил
себе эти насквозь проржавевшие клапаны приема забортной воды и понял, что,
даже с помощью кувалды, их смогут открыть только минут через пятнадцать, а
на затопление двух носовых трюмов ушло бы минут сорок. Видя, что пожар не
погасить, матросы и кочегары "Монблана", сбивая друг друга с ног, бросились
на верхнюю палубу спардека и начали спускать на воду шлюпки.
Капитан Ле Медэк, едва сдерживая дрожь в ногах, повернулся к вахтенному
штурману, чтобы дать приказ спустить шлюпки и оставить судно. В эту минуту
лоцман сказал: "Немедленно дайте в машину команду сообщить пароходу самый
полный вперед!". Маккей понимал, что это единственный шанс предотвратить
или, в крайнем случае, замедлить на несколько минут катастрофу. Он
рассчитывал, что при полном ходе судна вода каскадом устремится в пробитый
борт и зальет взрывчатку.
Лоцман предвидел, что произойдет, если "Монблана взорвется в этом,
самом узком месте пролива Тэ-Нарроус, разделяющем город на две части. Он
надеялся, что капитан сам догадается развернуть судно в сторону открытого
моря, посадить команду в шлюпки, а "Монблана с пущенной на полный ход
машиной направить в океан, подальше от города.
- Но капитан Ле Медэк и виду не показал, что слышал фразу,
произнесенную лоцманом. Обращаясь к штурману, Жану Плотину, он отдал
команду: "Приказываю покинуть судно!" Но и без его приказа обе шлюпки с
сидевшей в них командой уже стояли у бортов под штормтрапами. Лоцману не
оставалось ничего другого, как последовать за капитаном. Матросы с диким
неистовством навалились на весла, и шлюпки устремились к берегу Дартмута.
Брошенный на произвол судьбы "Монблана -- этот исполинский брандер -- с
поднимавшимся в ясное голубое небо черным шлейфом дыма, подхваченный
приливным течением, стал дрейфовать к пирсам Ричмонда.
На набережных города по обеим сторонам пролива собрались толпы народа.
Сотни людей выглядывали из окон домов, с крыш домов. Ведь пароходы горят не
так уж часто!
С крейсера "Хайфлайер" видели, что команда покинула горящее судно, и
послали к "Монблану" вельбот. Командир крейсера рассчитывал закрепить на
корме парохода буксир и оттащить горевшее судно, чтобы оно не подожгло пирс.
Об опасности, которую представлял "Монблан", на крейсере не знали. Но было
уже поздно: пароход носом навалился на деревянный пирс No 6 и поджег стоящий
на его краю склад.
О дьявольском грузе "Монблана" в Галифаксе знали только три человека:
контр-адмирал Чандарс, старший офицер штаба Вайятт и старший офицер связи
капитан-лейтенант Мюррей. В момент столкновения пароходов последний
находился на буксире "Хилфорт". Увидя, что "Монблана загорелся, он дал
буксиру самый полный ход и направил его к ближайшему пирсу. Спрыгнув на
берег, капитан-лейтенант побежал в диспетчерскую. На ходу он остановил
какого-то матроса и приказал ему объявить всем вокруг, чтобы все бежали из
порта.
"Бегите, бегите все! Бегите прочь! Начальник сказал, что это
дьявольское судно загружено взрывчаткой, оно сейчас взорвется!" -- кричал
матрос.
Команда вельбота с крейсера "Хайфлайер", по-прежнему ничего не зная об
опасности, уже закрепила трос на корме "Монблана" и передала его конец на
буксирный пароход "Стэлла Марис". Еще каких-нибудь полчаса -- и судьба
Галифакса сложилась бы по-иному. Его жители просто услышали бы со стороны
океана звук сильного взрыва.
Но все обернулось иначе: "Монблана взорвался в тот момент, когда
"Стелла Марис" выбрал втугую с его кормы буксир и начал оттаскивать в море.
Часы на башне ратуши показывали 9 часов 6 минут утра.
Ад
Большинство специалистов-пиротехников сходится во мнении, что до
появления атомной бомбы взрыв, который произошел 6 декабря 1917 г. в
Галифаксе, является самым сильным взрывом, который когда-либо знало
человечество. Он обернулся для Галифакса подлинной катастрофой.
Чтобы читатель имел возможность нагляднее представить себе масштаб
этого взрыва, приведем выдержку из записи в вахтенном журнале, которую
сделал утром того дня капитан английского лайнера "Акадиан" Кампбелл, когда
его судно находились в океане в 15 милях от входа в Галифакскую бухту.
"Сегодня утром, 6 декабря 1917 года, в 9 часов 06 минут, на горизонте в
стороне залива я увидел зарево, которое казалось ярче солнца. Через
несколько секунд над Галифаксом взметнулся гигантский столб дыма, увенчанный
яркими языками пламени. Эти языки сразу же исчезли в серо-черных клубах дыма
и через несколько мгновений снова появились в небе в виде многочисленных
вспышек. Над городом медленно вздымался черный гриб дыма. Потом до нас
донесся звук двух, последовавших один за другим, глухих раскатов взрыва. По
определению секстаном высота этого черного гриба составила более 2 миль. Он
висел над городом неподвижно в течение 15 минута.
Смертельный груз "Монблана", размещенный впереди и позади средней
надстройки и машинного отделения, детонировал почти мгновенно: сначала
взорвались первый и второй трюмы, затем -- третий и четвертый. Пароход
разлетелся на сотни тысяч кусков.
Взрывная волна была направлена по всей картушке компаса. О силе этой
волны можно судить хотя бы по следующим фактам. Стальной кусок шпангоута
"Монблана" весом около 100 кг нашли в лесу в 12 милях от города. Веретено
станового якоря, которое весило около полутонны, перелетело через пролив
Норт-Арм и упало в лесу в 2 милях от места взрыва. Четырехдюймовую пушку,
которая стояла на баке "Монблана", нашли с расплавленным наполовину стволом
на дне озера Албро, расположенного в 1 миле за Дартмутом.
Все каменные здания, не говоря уже о деревянных домах, стоявших по
обоим берегам пролива Тз-Нарроус, в Дартмуте и Ричмонде, почти полностью
оказались снесенными с лица земли. На всех домах, которые находились на
расстоянии 500 м, были сорваны крыши. Телеграфные столбы переломились,
словно спички, сотни деревьев вывернуло с корнем, мосты обрушились, рухнули
водонапорные башни, заводские кирпичные трубы.
Особенно пострадала северная часть Галифакса -- Ричмонд -- район
города, расположенный на склоне холма. Там рухнуло здание протестантского
приюта сирот, похоронив заживо под своими каменными обломками его и без того
несчастных обитателей. Было разрушено три школы: из 500 учеников живых
осталось только 11. Больше всего жертв отмечалось в местах скопления людей
-- на заводах, фабриках и в конторах.
Например, почти никто не уцелел на текстильной фабрике, а в цехе
литейного завода, что стоял недалеко от пирса No 6, из 75 человек спаслось,
получив тяжелые ранения, всего 6. Погибло несколько сот рабочих, собравшихся
на крыше сахарного завода "Акадиа", чтобы посмотреть пожар "Монблана".
Огромное число жертв в Галифаксе объяснялось тем, что когда загорелся
пароход, люди хотели посмотреть на это зрелище -- они стали собираться на
набережных, на крышах, холмах. Те, кто был в это время дома, смотрели на
пролив в окна. Горевший пароход привлек массу людей.
Кроме крупных зданий -- заводов, фабрик, церквей, складов, взрыв
полностью разрушил 1600 и сильно повредил 1200 жилых домов. Едва ли можно
было найти тогда в городе целое оконное стекло.
От действия взрывной волны вылетели окна даже в городе Труро,
расположенном в 30 милях от Галифакса.
В течение нескольких минут после взрыва оба берега пролива Тэ-Нарроус
были окутаны черным дымом и пылью. На город падали не только куски
разорвавшегося парохода, но и огромные обломки скал со дна пролива, камни и
кирпичи домов. Из стоявших в гавани судов погибла дюжина крупных
транспортов, а десятки пароходов и военных кораблей получили очень сильные
повреждения. Ошвартованный у пирса No 8 большой новый пароход "Курака"
оказался полузатопленным и выброшенным на другой берег пролива. Из 45 членов
его экипажа в живых осталось только 8. Стоявший под его прикрытием по
отношению к "Монблану" транспорт "Каление остался без спардека, трубы и
мачт. На крейсере "Хайфлайер" взрывной волной разворотило бронированный
борт, снесло рубки, трубы, мачты и все баркасы. Более 20 человек из команды
крейсера были убиты и более 100 человек ранены. Крейсер "Найоб"
водоизмещением 11'000 т выбросило на берег словно щепку. Стоявший в сухом
доке норвежский пароход "Ховланд" был почти полностью разрушен.
Когда взрывная волна утратила свою силу, в проливе Тэ-Нарроус
образовалась придонная волна высотой около 5 м. Она Сорвала с якорей и бочек
десятки судов. Ею был подхвачен и "Имо". С частично снесенным спардеком, без
трубы и с погнутыми мачтами, он был выброшен на берег. На нем погибли
капитан Фром, лоцман Хэйс и 5 матросов.
Берега Ричмонда и Дартмута на протяжении мили были сплошь усеяны и
завалены буксирами, баржами, шхунами, катерами и лодками.
По воде плавала масса обломков и трупов -- людей и лошадей.
На загроможденные обломками улицы города упала искрящаяся паутина
проводов. Из-за развалившихся угольных печей и плит повсюду начались пожары.
Произошла удивительная вещь -- в округе в радиусе 60 миль в церквах от
взрывной волны зазвонили колокола. Их звон был как бы панихидой по погибшему
городу.
Жители вначале не знали, что произошло. По городу прошел слух, что
взрыв был результатом действий немецких диверсантов, высадившихся у
Галифакса с подводных лодок. Поговаривали о налете вражеских дирижаблей.
По официальным данным канадской и американской печати, в городе было
убито 1963 человека, более 2 тысяч пропало без вести, раненых около 9 тысяч
человек, 500 лишилось зрения от разлетевшихся в окнах стекол, 25 тысяч
осталось без крова. Фактически число жертв было значительно больше. Одна
канадская газета того времени сообщает: "Только фирма галифакского
гробовщика Мак-Гилливрея изготовила 3200 могильных надгробных надписей за
три дня". С рассветом 7 декабря над Галифаксом ударили морозы и начался
снежный буран, а через сутки со стороны Атлантики на город налетел шторм,
один из самых сильных за последние 20 лет.
Спасение раненых и заваленных рухнувшими зданиями началось почти сразу
же после взрыва. Командование флотом выделило несколько особых отрядов для
проведения спасательных работ. Уцелевшие здания были превращены во временные
госпитали и морги.
Снежный буран затруднял работу спасательных партий, развалины занесло
снегом, поэтому вытащить из-под обломков удалось не всех. Пожары бушевали в
городе несколько дней. Первые дни отмечались случаи грабежей и мародерства,
злодеи обыскивали и грабили трупы, забирались в брошенные лавки и склады.
Был нарушен "сухой закон".
Снежный буран сменился через день оттепелью с дождем. Люди утопали по
колено в грязи не мощеных улиц города.
Когда мир узнал о катастрофе, в Галифакс направили помощь: из Бостона
прибыл специальный железнодорожный состав с медикаментами и продуктами,
потом еще один состав, оборудованный под госпиталь, с ним приехали 30
врачей-хирургов, окулистов и 100 сестер милосердия. Из Нью-Йорка доставили
10 000 теплых одеял, медикаменты, продукты. Потом в Галифакс стали прибывать
пароходы с грузом одежды, стройматериалов, цемента, гвоздей.
Во многих странах мира проводился сбор пожертвований в пользу жителей
разрушенного города. В итоге Галифакс получил 30 млн. долларов. Но для того
чтобы полностью залечить свои тяжелые раны, городу потребовалось несколько
лет.
Суд
Еще н6 успели в городе затушить все пожары и еще не были извлечены
из-под обломков зданий все трупы, как население Галифакса потребовало у
губернатора выдать им виновников катастрофы.
13 декабря 1917 г. в уцелевшем здании городского суда началось
расследование причин катастрофы. Председателем судебной комиссии назначили
Артура Драйздейла -- верховного судью Канады.
В комиссию вошли представители Британского адмиралтейства, капитаны
кораблей, известные в городе инженеры и юристы.
Суду ясно, что причиной катастрофы явилось столкновение пароходов в
проливе Тэ-Нарроус. Вначале допросили капитана взорвавшегося парохода.
Напомним, что команда "Монблана" высадилась в одной миле от горевшего судна
на побережье Дартмута и залегла в лесу.
Весь экипаж "Монблана" спасся, кроме одного матроса, который в момент
взрыва получил смертельное ранение осколком в спину.
При допросе капитан Ле Медэк детально охарактеризовал погрузку
взрывчатки в Нью-Йорке, объяснил причины прибытия в Галифакс и рассказал об
инструкциях, которые он получил накануне перед входом в бухту. Он доложил
суду, какие он давал гудки и какие делал маневры, потом рассказал, при каких
обстоятельствах суда столкнулись (они совпадают с теми, которые нами
изложены выше).
С норвежской стороны показания давал старший штурман (капитан и лоцман
"Имо" были убиты при взрыве). Согласно норвежской версии, "Имо" входил в
пролив со скоростью не более 5 узлов и отошел влево от оси фарватера, чтобы
разойтись с американским грузовым пароходом, который шел им навстречу.
Норвежские моряки заявили, что "Монблана сам подставил свой борт под
форштевень "Имо".
На второй день допроса капитан Лс Медэк повторил свои показания, а
лоцман Маккей под присягой полностью подтвердил все, что заявил Ле Медэк.
После того как лоцман закончил рассказ о столкновении, Ле Медэку задали
вопрос: "Что произошло потом?" Капитан ответил: "Когда я увидел пламя и дым,
я посчитал, что судно взлетит на воздух немедленно. Невозможно было что-либо
предпринять, чтобы погасить пожар, и, чтобы зря не рисковать жизнью сорока
человек, я отдал команду покинуть судно".
Защитник "Имо" шел на всяческие ухищрения, чтобы сбить с толку
французов, доказать их вину и отстоять норвежцев.
У Ле Медэка не было почти никаких шансов выиграть дело по той причине,
что он был капитаном французского судна, а в то время в Канаде очень не
любили французов. Это объясняется одним политическим конфликтом в самом
начале войны. Многие канадские французы, особенно из провинции Квебек, не
хотели воевать на стороне Англии. В провинции Квебек по этому поводу были
даже волнения. Слова "французский канадец" в те дни звучали как "изменник".
Для жителей Галифакса было более чем достаточно, что судно, погубившее
их город, носило трехцветный флаг...
Французского капитана пытались сбить с толку, запутать в его же
показаниях о сигналах, которые давал "Монблан". Но Ле Медэк оставался
спокойным. Газета "Галифакс Геральд" отмечала: "...на все вопросы судей он
давал прямые ответы, его глаза все время смотрели в глаза спрашивающего". --
этот номер флагами Международного двухфлажного свода сигналов и поднимите
его на фалах". Выполнив приказание, Левек встал у машинного телеграфа, а
вахтенный матрос, протерев стекла ходового мостика, занял свое место у
штурвала. Когда из машины сообщили о полной готовности, лоцман дал команду:
"Средний вперед!" Капитан перевел ее тут же на французский язык, звякнули
звонки машинного телеграфа, и "Монблана двинулся по фарватеру в гавань
Бедфорд.
Примерно в это же время в гавани разводил пары "Имо". Лоцман Вильям
Хэйе стоял на ходовом мостике парохода и молча слушал ворчание капитана
Фрома, что ему не удалось выйти из гавани накануне вечером. "Имо" снялся с
якоря в 8 часов 10 минут утра. Лоцман, время от времени отдавая команды на
руль, уверенно вел судно между стоявшими на рейде судами. Он приказал
увеличить ход, и когда "Имо" подошел к проливу Тэ-Нарроус, ход судна был
равен 7 узлам. Войдя в пролив, Хэйс заметил впереди по курсу судно. Это был
американский грузовой пароход.
Путь между островом Макнаб и мысом Плезант был закрыт минным полем, в
котором имелся только один фарватер.
В это время "Монблана со скоростью 4 узла (Британское адмиралтейство
ограничило скорость движения судов в гавани пятью узлами) приближался к
боновому заграждению с противолодочными сетями. Боны тянулись от мыса Айвез
до волнолома Нового морского вокзала. На сигнальной мачте вокзала был поднят
знак, что проход разрешен. "Монблана прошел между раскачивающимся на волнах
буем и буксиром, тянувшим плавучую секцию бона.
Лоцман "Монблана" Фрэнсис Маккей твердо помнил, что в соответствии с
Правилами предупреждения столкновения судов в море он должен направить судно
вправо, в сторону берега Дартмута. Через 15 минут он вывел судно в восточные
ворота сетевого заграждения гавани, которое шло от острова Джордж. Видимость
была отличной. Это позволило лоцману уверенно вести судно по береговым
ориентирам, которые он знал как свои пять пальцев. До гавани Бедфорд остался
самый легкий отрезок пути...
"Монблан" прошел в полкабельтова от стоявшего на фарватере английского
крейсера "Хайфлайер", который прибыл в Галифакс 1 декабря. Капитан Ле Медэк
первый, как этого требовал обычай, отсалютовал ему флагом. В начале войны
близ Рио-де-Оро этот корабль потопил немецкий вспомогательный крейсер
"Кайзер Вильгельм дер Гроссе" (бывший лайнер).
Вскоре лоцман Маккей заметил пароход, выходивший из излучины пролива.
Это был "Имо". До встречного судна было примерно три четверти мили. Оно шло
курсом, который пересекал курс "Монблана". С французского парохода в
направлении двух румбов с левой скулы ясно видели правый борт норвежца. Было
ясно, что он правит в сторону берега Дартмута. "Кажется, этот дурень
намеревается пересечь нам курс,_ проворчал Маккей. -- Какого дьявола он не
идет на свою сторону фарватера, лучше дать ему гудок". Капитан кивнул
головой. "Монблан" дал один короткий гудок, означающий, что судно меняет
курс вправо. В целях предосторожности Маккей хотел еще больше отвести
пароход вправо и передал Вниз телеграфом снизить скорость до минимума. Не
успел еще стихнуть звук гудка "Монблана", как "Имо", перебивая его, в
нарушение всех правил, дал два коротких гудка, которые означали "Я изменяю
свой курс влево".
Лоцман и капитан "Монблана" были убеждены, что встречное судно возьмет
вправо и приблизится к средней линии фарватера в соответствии с требованием
Правил. Теперь же на "Монблан", который был в 40 м от набережной Дартмута,
буквально лезло встречное и, к тому же, более крупное судно. "Монблан" стал
поворачивать вправо, а "Имо" -- влево. Суда быстро сближались...
У капитана Ле Медэка теперь остался один выход, чтобы избежать
столкновения, -- отвернуть влево и пропустить "Имо" по правому борту.
Расстояние между пароходами составляло уже каких-нибудь 50 м. Маккей
схватился за шнур и дал два коротких гудка. Одновременно капитан, тут же
понявший маневр лоцмана, крикнул рулевому: "Лево на борт!" Хотя машина была
остановлена, судно, глубоко сидевшее в воде, продолжало двигаться по инерции
и послушалось руля. "Монблан" медленно отвернул от берега, и оба парохода
оказались параллельно друг другу правыми бортами на расстоянии 15 м.
Казалось, опасность столкновения миновала.
Но тут произошло непредвиденное. Как только "Монблан" отвернул влево и
стал расходиться с норвежцем правым бортом, "Имо" дал три коротких гудка,
давая понять, что его машина пущена на задний ход. "Монблан" сделал то же
самое: дал реверс на задний ход и три коротких гудка. Оба судна стали
отходить кормой вперед. Но руль "Имо" оставался положенным на левый борт,
что, при работающей полным задним ходом машине, отвело его нос вправо -- в
борт "Монблана". Пытаясь избежать удара, Ле Медэк положил руль на правый
борт так, чтобы отвести нос своего судна влево. Через несколько секунд нос
норвежца с силой ударил в правый борт "Монблана" в районе первого трюма. Те,
кто находился на мостике "Монблана" в момент удара, от ужаса застыли на
месте. Их лица были белы, глаза широко раскрыты. Несмотря на мороз, по их
спинам струился холодный пот. Только экипаж "Монблана", лоцман Маккей и
командование морского штаба в Галифаксе знали о той секретной партии груза,
которая была на борту французского парохода.
"Мы набиты взрывчаткой"
Еще каких-нибудь шесть-семь часов назад Ле Медэк и лоцман Маккей сидели
в капитанской каюте, пили кофе и мирно беседовали. "Я очень сожалею, дорогой
мой лоцман, что не могу вам предложить бутылку "Мартеля". Сами понимаете, по
законам военного времени спиртные напитки запрещены на наших судах". "О, не
беспокойтесь, капитан, -- отвечал лоцман, -- ерунда, у вас отличный кофе".
Капитан рассказывал: "Так вот, господин Маккей, 25 ноября, когда я
привел "Монблана в Нью-Йорк и поставил его к причалу на Ист-Ривер,
американские военные власти приказали мне пропустить на судно партию
плотников. День и ночь они обшивали трюмы толстыми досками. Ни одного
железного гвоздя -- все медные! А через час в конторе агент фирмы сказал
мне: "Боюсь, капитан, что это взрывчатка " притом очень большая партия. При
нормальных условиях мы не стали бы использовать "Монблан" для перевозки
такого груза, но сейчас идет война, у нас не хватает судов, и другого выхода
нет". Через два дня они начали нас грузить. Специальная партия стивидоров
работала медленно и очень осторожно. Их ботинки были обернуты материей. Мне
приказали погасить топки котлов, а у команды отобрали все спички, трубки и
сигареты. Курить разрешалось только на берегу".
Капитан продолжал: "В четырех трюмах у нас находятся бочки с жидкой и
сухой пикриновой кислотой. Вы знаете, что такое ТНТ? Так вот, разрушительная
сила этой штуки гораздо выше, чем ТНТ".
Фрэнсис Маккей, шотландец по происхождению, проработавший лоцманом 24
года и не имевший ни одной аварии, слушал капитана с большим вниманием.
Время от времени ему становилось жутко. Ни разу он еще не проводил суда с
таким адским грузом.
-- Твиндеки третьего и четвертого трюмов забиты бочками и железными
ящиками тринитротолуола, рядом уложены ящики с пороховым хлопком... Мы уже
готовы были выйти в море, когда из Франции в Нью-Йорк пришла телеграмма. В
ней говорилось о дополнительной партии груза, которую, во что бы то ни
стало, должен принять "Монблан". Ле Медэк показал руками в сторону носа и
кормы.
-- Вы заметили у меня на палубах четыре ряда железных бочек -- это
бензол -- новый супергазолин для броневиков и танков. Впрочем, вот
коносамент.
Слегка дрожащей рукой лоцман взял несколько листов с машинописным
текстом: "2300 тонн пикриновой кислоты, 200 тонн тринитротолуола, 35 тонн
бензола, 10 тони порохового хлопка" Порт назначения -- Бордо".
-- Как видите, дорогой лоцман, мм набиты взрывчаткой! Но это не все, --
продолжал Ле Медэк. -- Второй удар меня ждал в кабинете начальника
Управления британского военно-морского флота в Нью-Йорке. Там мне сообщили,
что "Монблан" не войдет в состав конвоя, комплектующегося в гавани. Им
хорошо известно, что трехцилиндровая паровая машина при спокойном море может
дать только 9,5 узла, а на длительном переходе через штормовую Атлантику --
в среднем не превысит 7,5 узла. Эти господа мне объяснили, что безопасность
конвоя в основном зависит от скорости его движения, и судну, загруженному
взрывчаткой, чтобы не отстать от конвоя, нужно следовать со скоростью
минимум 13 узлов. Перегруженный "Монблан" был бы помехой для этого конвоя.
Мне приказали следовать в Галифакс, отдать якорь в гавани Бэдфорд и ждать
здесь формирования другого английского конвоя. "Монблан" войдет в его
состав, если, опять-таки, его скорость не будет конвою помехой. В противном
случае придется следовать в одиночку. Как вы думаете, лоцман, они уже начали
формировать второй конвой?
-- Пожалуй, да, -- ответил Маккей. -- Сейчас в порту уже примерно 150
судов. Из них много военных кораблей.
Ле Медэк пожелал лоцману спокойной ночи, поднялся с мягкого кресла,
давая понять шотландцу, что беседа окончена. В отведенный ему каюте Маккей
до утри не сомкнул глаз.
"Приказываю покинуть судно!"
Когда суда столкнулись, форштевень "Имо", разворотив борт, вошел на 3 м
в глубь трюма. От удара несколько бочек, закрепленных на носовой палубе в
четыре яруса, оказались вскрытыми. Их содержимое потекло на палубу и оттуда,
сквозь зиявшую пробоину, на твиндек, где была уложена пикриновая кислота.
Машина "Имо" уже почти минуту работала на задний ход, и нос норвежца со
скрежетом и снопом искр от трения металла выдернулся из пробоины.
Разлившийся бензол вспыхнул -- бак "Монблана" охватило пламя. Каждое
мгновение мог произойти взрыв адского груза. Капитан Ле Медэк и лоцман
Маккей поняли, что всем находящимся на "Монблане" и тысячам людей на берегу
грозит смерть. Как предотвратить надвигающуюся с каждой секундой катастрофу?
Над баком парохода поднялся столб черного дыма высотой 100 м. Зловещие
языки пламени в утреннем рассвете то и дело меняли свой цвет: из оранжевых
они становились синими и голубыми, потом снова оранжевыми, исчезая в клубах
черного дыма. Гигантский костер разрастался с каждой минутой. От нагрева
взрывались железные бочки с бензолом, кусочки раскаленного металла дождем
осыпали палубу. Погасить пожар ручными огнетушителями, которые имелись на
"Монблане", команда не смогла. Единственное место на носовой палубе для
подключения пожарных рукавов к гидрантам находилось впереди первого трюма,
но путь туда сразу же был отрезан огненной завесой. Нельзя было отдать и
якорь...
"Открыть кингстоны! Затопить судно!" -- пронеслась в голове капитана
мысль. Но, хорошо зная свой старый потрепанный пароход, он тут же представил
себе эти насквозь проржавевшие клапаны приема забортной воды и понял, что,
даже с помощью кувалды, их смогут открыть только минут через пятнадцать, а
на затопление двух носовых трюмов ушло бы минут сорок. Видя, что пожар не
погасить, матросы и кочегары "Монблана", сбивая друг друга с ног, бросились
на верхнюю палубу спардека и начали спускать на воду шлюпки.
Капитан Ле Медэк, едва сдерживая дрожь в ногах, повернулся к вахтенному
штурману, чтобы дать приказ спустить шлюпки и оставить судно. В эту минуту
лоцман сказал: "Немедленно дайте в машину команду сообщить пароходу самый
полный вперед!". Маккей понимал, что это единственный шанс предотвратить
или, в крайнем случае, замедлить на несколько минут катастрофу. Он
рассчитывал, что при полном ходе судна вода каскадом устремится в пробитый
борт и зальет взрывчатку.
Лоцман предвидел, что произойдет, если "Монблана взорвется в этом,
самом узком месте пролива Тэ-Нарроус, разделяющем город на две части. Он
надеялся, что капитан сам догадается развернуть судно в сторону открытого
моря, посадить команду в шлюпки, а "Монблана с пущенной на полный ход
машиной направить в океан, подальше от города.
- Но капитан Ле Медэк и виду не показал, что слышал фразу,
произнесенную лоцманом. Обращаясь к штурману, Жану Плотину, он отдал
команду: "Приказываю покинуть судно!" Но и без его приказа обе шлюпки с
сидевшей в них командой уже стояли у бортов под штормтрапами. Лоцману не
оставалось ничего другого, как последовать за капитаном. Матросы с диким
неистовством навалились на весла, и шлюпки устремились к берегу Дартмута.
Брошенный на произвол судьбы "Монблана -- этот исполинский брандер -- с
поднимавшимся в ясное голубое небо черным шлейфом дыма, подхваченный
приливным течением, стал дрейфовать к пирсам Ричмонда.
На набережных города по обеим сторонам пролива собрались толпы народа.
Сотни людей выглядывали из окон домов, с крыш домов. Ведь пароходы горят не
так уж часто!
С крейсера "Хайфлайер" видели, что команда покинула горящее судно, и
послали к "Монблану" вельбот. Командир крейсера рассчитывал закрепить на
корме парохода буксир и оттащить горевшее судно, чтобы оно не подожгло пирс.
Об опасности, которую представлял "Монблан", на крейсере не знали. Но было
уже поздно: пароход носом навалился на деревянный пирс No 6 и поджег стоящий
на его краю склад.
О дьявольском грузе "Монблана" в Галифаксе знали только три человека:
контр-адмирал Чандарс, старший офицер штаба Вайятт и старший офицер связи
капитан-лейтенант Мюррей. В момент столкновения пароходов последний
находился на буксире "Хилфорт". Увидя, что "Монблана загорелся, он дал
буксиру самый полный ход и направил его к ближайшему пирсу. Спрыгнув на
берег, капитан-лейтенант побежал в диспетчерскую. На ходу он остановил
какого-то матроса и приказал ему объявить всем вокруг, чтобы все бежали из
порта.
"Бегите, бегите все! Бегите прочь! Начальник сказал, что это
дьявольское судно загружено взрывчаткой, оно сейчас взорвется!" -- кричал
матрос.
Команда вельбота с крейсера "Хайфлайер", по-прежнему ничего не зная об
опасности, уже закрепила трос на корме "Монблана" и передала его конец на
буксирный пароход "Стэлла Марис". Еще каких-нибудь полчаса -- и судьба
Галифакса сложилась бы по-иному. Его жители просто услышали бы со стороны
океана звук сильного взрыва.
Но все обернулось иначе: "Монблана взорвался в тот момент, когда
"Стелла Марис" выбрал втугую с его кормы буксир и начал оттаскивать в море.
Часы на башне ратуши показывали 9 часов 6 минут утра.
Ад
Большинство специалистов-пиротехников сходится во мнении, что до
появления атомной бомбы взрыв, который произошел 6 декабря 1917 г. в
Галифаксе, является самым сильным взрывом, который когда-либо знало
человечество. Он обернулся для Галифакса подлинной катастрофой.
Чтобы читатель имел возможность нагляднее представить себе масштаб
этого взрыва, приведем выдержку из записи в вахтенном журнале, которую
сделал утром того дня капитан английского лайнера "Акадиан" Кампбелл, когда
его судно находились в океане в 15 милях от входа в Галифакскую бухту.
"Сегодня утром, 6 декабря 1917 года, в 9 часов 06 минут, на горизонте в
стороне залива я увидел зарево, которое казалось ярче солнца. Через
несколько секунд над Галифаксом взметнулся гигантский столб дыма, увенчанный
яркими языками пламени. Эти языки сразу же исчезли в серо-черных клубах дыма
и через несколько мгновений снова появились в небе в виде многочисленных
вспышек. Над городом медленно вздымался черный гриб дыма. Потом до нас
донесся звук двух, последовавших один за другим, глухих раскатов взрыва. По
определению секстаном высота этого черного гриба составила более 2 миль. Он
висел над городом неподвижно в течение 15 минута.
Смертельный груз "Монблана", размещенный впереди и позади средней
надстройки и машинного отделения, детонировал почти мгновенно: сначала
взорвались первый и второй трюмы, затем -- третий и четвертый. Пароход
разлетелся на сотни тысяч кусков.
Взрывная волна была направлена по всей картушке компаса. О силе этой
волны можно судить хотя бы по следующим фактам. Стальной кусок шпангоута
"Монблана" весом около 100 кг нашли в лесу в 12 милях от города. Веретено
станового якоря, которое весило около полутонны, перелетело через пролив
Норт-Арм и упало в лесу в 2 милях от места взрыва. Четырехдюймовую пушку,
которая стояла на баке "Монблана", нашли с расплавленным наполовину стволом
на дне озера Албро, расположенного в 1 миле за Дартмутом.
Все каменные здания, не говоря уже о деревянных домах, стоявших по
обоим берегам пролива Тз-Нарроус, в Дартмуте и Ричмонде, почти полностью
оказались снесенными с лица земли. На всех домах, которые находились на
расстоянии 500 м, были сорваны крыши. Телеграфные столбы переломились,
словно спички, сотни деревьев вывернуло с корнем, мосты обрушились, рухнули
водонапорные башни, заводские кирпичные трубы.
Особенно пострадала северная часть Галифакса -- Ричмонд -- район
города, расположенный на склоне холма. Там рухнуло здание протестантского
приюта сирот, похоронив заживо под своими каменными обломками его и без того
несчастных обитателей. Было разрушено три школы: из 500 учеников живых
осталось только 11. Больше всего жертв отмечалось в местах скопления людей
-- на заводах, фабриках и в конторах.
Например, почти никто не уцелел на текстильной фабрике, а в цехе
литейного завода, что стоял недалеко от пирса No 6, из 75 человек спаслось,
получив тяжелые ранения, всего 6. Погибло несколько сот рабочих, собравшихся
на крыше сахарного завода "Акадиа", чтобы посмотреть пожар "Монблана".
Огромное число жертв в Галифаксе объяснялось тем, что когда загорелся
пароход, люди хотели посмотреть на это зрелище -- они стали собираться на
набережных, на крышах, холмах. Те, кто был в это время дома, смотрели на
пролив в окна. Горевший пароход привлек массу людей.
Кроме крупных зданий -- заводов, фабрик, церквей, складов, взрыв
полностью разрушил 1600 и сильно повредил 1200 жилых домов. Едва ли можно
было найти тогда в городе целое оконное стекло.
От действия взрывной волны вылетели окна даже в городе Труро,
расположенном в 30 милях от Галифакса.
В течение нескольких минут после взрыва оба берега пролива Тэ-Нарроус
были окутаны черным дымом и пылью. На город падали не только куски
разорвавшегося парохода, но и огромные обломки скал со дна пролива, камни и
кирпичи домов. Из стоявших в гавани судов погибла дюжина крупных
транспортов, а десятки пароходов и военных кораблей получили очень сильные
повреждения. Ошвартованный у пирса No 8 большой новый пароход "Курака"
оказался полузатопленным и выброшенным на другой берег пролива. Из 45 членов
его экипажа в живых осталось только 8. Стоявший под его прикрытием по
отношению к "Монблану" транспорт "Каление остался без спардека, трубы и
мачт. На крейсере "Хайфлайер" взрывной волной разворотило бронированный
борт, снесло рубки, трубы, мачты и все баркасы. Более 20 человек из команды
крейсера были убиты и более 100 человек ранены. Крейсер "Найоб"
водоизмещением 11'000 т выбросило на берег словно щепку. Стоявший в сухом
доке норвежский пароход "Ховланд" был почти полностью разрушен.
Когда взрывная волна утратила свою силу, в проливе Тэ-Нарроус
образовалась придонная волна высотой около 5 м. Она Сорвала с якорей и бочек
десятки судов. Ею был подхвачен и "Имо". С частично снесенным спардеком, без
трубы и с погнутыми мачтами, он был выброшен на берег. На нем погибли
капитан Фром, лоцман Хэйс и 5 матросов.
Берега Ричмонда и Дартмута на протяжении мили были сплошь усеяны и
завалены буксирами, баржами, шхунами, катерами и лодками.
По воде плавала масса обломков и трупов -- людей и лошадей.
На загроможденные обломками улицы города упала искрящаяся паутина
проводов. Из-за развалившихся угольных печей и плит повсюду начались пожары.
Произошла удивительная вещь -- в округе в радиусе 60 миль в церквах от
взрывной волны зазвонили колокола. Их звон был как бы панихидой по погибшему
городу.
Жители вначале не знали, что произошло. По городу прошел слух, что
взрыв был результатом действий немецких диверсантов, высадившихся у
Галифакса с подводных лодок. Поговаривали о налете вражеских дирижаблей.
По официальным данным канадской и американской печати, в городе было
убито 1963 человека, более 2 тысяч пропало без вести, раненых около 9 тысяч
человек, 500 лишилось зрения от разлетевшихся в окнах стекол, 25 тысяч
осталось без крова. Фактически число жертв было значительно больше. Одна
канадская газета того времени сообщает: "Только фирма галифакского
гробовщика Мак-Гилливрея изготовила 3200 могильных надгробных надписей за
три дня". С рассветом 7 декабря над Галифаксом ударили морозы и начался
снежный буран, а через сутки со стороны Атлантики на город налетел шторм,
один из самых сильных за последние 20 лет.
Спасение раненых и заваленных рухнувшими зданиями началось почти сразу
же после взрыва. Командование флотом выделило несколько особых отрядов для
проведения спасательных работ. Уцелевшие здания были превращены во временные
госпитали и морги.
Снежный буран затруднял работу спасательных партий, развалины занесло
снегом, поэтому вытащить из-под обломков удалось не всех. Пожары бушевали в
городе несколько дней. Первые дни отмечались случаи грабежей и мародерства,
злодеи обыскивали и грабили трупы, забирались в брошенные лавки и склады.
Был нарушен "сухой закон".
Снежный буран сменился через день оттепелью с дождем. Люди утопали по
колено в грязи не мощеных улиц города.
Когда мир узнал о катастрофе, в Галифакс направили помощь: из Бостона
прибыл специальный железнодорожный состав с медикаментами и продуктами,
потом еще один состав, оборудованный под госпиталь, с ним приехали 30
врачей-хирургов, окулистов и 100 сестер милосердия. Из Нью-Йорка доставили
10 000 теплых одеял, медикаменты, продукты. Потом в Галифакс стали прибывать
пароходы с грузом одежды, стройматериалов, цемента, гвоздей.
Во многих странах мира проводился сбор пожертвований в пользу жителей
разрушенного города. В итоге Галифакс получил 30 млн. долларов. Но для того
чтобы полностью залечить свои тяжелые раны, городу потребовалось несколько
лет.
Суд
Еще н6 успели в городе затушить все пожары и еще не были извлечены
из-под обломков зданий все трупы, как население Галифакса потребовало у
губернатора выдать им виновников катастрофы.
13 декабря 1917 г. в уцелевшем здании городского суда началось
расследование причин катастрофы. Председателем судебной комиссии назначили
Артура Драйздейла -- верховного судью Канады.
В комиссию вошли представители Британского адмиралтейства, капитаны
кораблей, известные в городе инженеры и юристы.
Суду ясно, что причиной катастрофы явилось столкновение пароходов в
проливе Тэ-Нарроус. Вначале допросили капитана взорвавшегося парохода.
Напомним, что команда "Монблана" высадилась в одной миле от горевшего судна
на побережье Дартмута и залегла в лесу.
Весь экипаж "Монблана" спасся, кроме одного матроса, который в момент
взрыва получил смертельное ранение осколком в спину.
При допросе капитан Ле Медэк детально охарактеризовал погрузку
взрывчатки в Нью-Йорке, объяснил причины прибытия в Галифакс и рассказал об
инструкциях, которые он получил накануне перед входом в бухту. Он доложил
суду, какие он давал гудки и какие делал маневры, потом рассказал, при каких
обстоятельствах суда столкнулись (они совпадают с теми, которые нами
изложены выше).
С норвежской стороны показания давал старший штурман (капитан и лоцман
"Имо" были убиты при взрыве). Согласно норвежской версии, "Имо" входил в
пролив со скоростью не более 5 узлов и отошел влево от оси фарватера, чтобы
разойтись с американским грузовым пароходом, который шел им навстречу.
Норвежские моряки заявили, что "Монблана сам подставил свой борт под
форштевень "Имо".
На второй день допроса капитан Лс Медэк повторил свои показания, а
лоцман Маккей под присягой полностью подтвердил все, что заявил Ле Медэк.
После того как лоцман закончил рассказ о столкновении, Ле Медэку задали
вопрос: "Что произошло потом?" Капитан ответил: "Когда я увидел пламя и дым,
я посчитал, что судно взлетит на воздух немедленно. Невозможно было что-либо
предпринять, чтобы погасить пожар, и, чтобы зря не рисковать жизнью сорока
человек, я отдал команду покинуть судно".
Защитник "Имо" шел на всяческие ухищрения, чтобы сбить с толку
французов, доказать их вину и отстоять норвежцев.
У Ле Медэка не было почти никаких шансов выиграть дело по той причине,
что он был капитаном французского судна, а в то время в Канаде очень не
любили французов. Это объясняется одним политическим конфликтом в самом
начале войны. Многие канадские французы, особенно из провинции Квебек, не
хотели воевать на стороне Англии. В провинции Квебек по этому поводу были
даже волнения. Слова "французский канадец" в те дни звучали как "изменник".
Для жителей Галифакса было более чем достаточно, что судно, погубившее
их город, носило трехцветный флаг...
Французского капитана пытались сбить с толку, запутать в его же
показаниях о сигналах, которые давал "Монблан". Но Ле Медэк оставался
спокойным. Газета "Галифакс Геральд" отмечала: "...на все вопросы судей он
давал прямые ответы, его глаза все время смотрели в глаза спрашивающего". --