Страница:
3
Фильтрация информационного потока на коммуникационных линиях при всей своей технической сложности, хотя и требует известного умения импровизировать, а также тренированного чутья на "необычное", все же относительно управляема и поддается планированию. В виртуальном мире и оперативная обстановка виртуальна.
В реальном же мире, на следующем этапе охоты за шпионом она, соответственно, реальна и напрямую сопряжена со стрессами визуальных и, возможно, боевых контактов в ходе обнаружения, наружного наблюдения и захвата агента. Если электронные инструменты передачи, приема и перехвата информации претерпевают революционные усовершенствования, то выслеживание, выявление связей и арест шпиона и его подельщиков сохранились в неизменном, библейском виде. Конечно, оперативная техника, ауди - и видео записывающие устройства, камеры с телеобъективами, инфракрасные бинокли, спутниковые телефоны, электронные "метки" и радиоэлектронные маяки и тому подобное становятся все совершенней и миниатюрней. Но и только. Захват остается захватом. Никому не придет в голову кричать при аресте "Пожалуйста, без рук!"
Услышать и идентифицировать "позывной" нелегала - только кончик нитки, которую предстоит ещё тянуть и тянуть. Охотник за шпионом считывает и истолковывает его сигналы, выявляя что противник успел натворить и прикидывая на что он нацеливается. Какими бы изощренными ни были перехватываемые коммуникации, для охотника за шпионами они представляют разновидность тропы, на которой все чаще и все более предсказуемо появляется агент. А затем наступает и то долгожданное время, когда на тропе уже не виртуальной, а земной контрразведчик расставит капканы и, наблюдая, как шпион приближается к ловушкам, будет предвкушать захват невидимки, с которым они так долго водили друг друга за нос.
Засады на шпионов - устройства штучные. Как правило, выслеживаемый зверь - это маргинал, индивидуальный предприниматель, чье существование вне подполья подобно засвеченной фотопленке. Такие не просто опасны. Каждый из них опасен, во-первых, по-своему, то есть непредсказуемо, и, во-вторых, целиком и полностью применительно к выполняемой ими задаче, ради которой ни перед чем не останавливаются. Поэтому для заманивания в ловушки и выслеживания шпионов требуются, прежде всего, крайней степени прагматизм, осторожность и тщательность. Профессионализм контрразведчика в этой дуэли подвергаются суровому испытанию. Сама же ловушка, которую он готовит, предназначена не просто для захвата конкретной личности, реально существующей во времени и пространстве, и совсем не ради одного пресечения её подпольной деятельности. Ловушка приспосабливается в первую очередь и прежде всего именно для того, чтобы исчерпывающе идентифицировать преступление попавшего в западню. Без этого она ловушка на половину, если вообще может считаться ловушкой.
Приведем аналогию. Западня, допустим, на слонов, огромная и массивная, поставлена в тропических зарослях. Если слон попался, агрегат оправдал свое предназначение. Трофей именно тот самый, на который и рассчитывали.
Но в слоновью ловушку может угодить и другое животное, мельче и слабее. Это значит, что западня не сработала, идентификатор дичи в агрегате оказался ущербным. Трофей приходиться отпускать за ненадобностью, время и средства растрачены напрасно.
Ловушки, устраиваемые контрразведкой, предназначены, во-первых, для захвата добычи совершенно определенного типа, и, во-вторых, для неоспоримой идентификации трофея. Охотнику за шпионом необходимо точно знать, что попавшийся в его виртуальные силки действительно шпион. Если соответствующих улик ловушка не дает, шпион останется кем-нибудь, ему не предъявить обвинения. Второй этап операции - перехват и арест откладываются тогда, может, и навсегда.
Шпионы идентифицируются по тому, что, когда и как они делают, по их контактам с заказчиком и информаторами, по доказательствам злонамеренности их действий и измене подручных. Ловушка призвана сорвать маску, выставить нелегала на свет Божий в качестве преступника и показать его таким, какой он есть на самом деле, да ещё и сработать при этом, что называется, с тихим шепотом, то есть так, что проведение разоблачения будет невдомек как самому шпиону, так и его подрядчику.
Пока шпион находится под постоянным наблюдением, контрразведка готовит его "изъятие" из ловушки в выгодное для себя время и намечает варианты использования "трофея". Судьба нелегала практически предрешена.
Однако, как говорил князь Сирилл Клинско, чем пристальнее всматриваешься в ночь, тем больше она кажется сумерками.
Шанс на спасение, хотя бы временный, может оставаться у шпиона по найму даже при таких обстоятельствах.
Какие-то сомнения в отношении идентификации нелегала или отдельных эпизодов его "деятельности" не исчерпываются долго. Кроме того, внутри спецслужб амбиции тоже разнятся. Пререкания между людьми контрразведки и разведки относительно того, как использовать шпиона в будущем, тянутся даже после завершения операции.
Сомнения контрразведки, а также возможные споры её людей с разведчиками становятся козырной картой нелегала. Он сможет сыграть ею, правда, практически только в темную, поскольку профессиональная ловушка подобна лабиринту. Шпион, ощутив угрозу, точно не знает где именно действительный выход из положения, а действовать следует быстро. И поэтому приходиться блефовать, выставляя общую раскладку карт, то есть складывающуюся оперативную обстановку, так, будто ловушка ещё не полностью идентифицировала шпионскую подноготную агента, что остаются некие тайны, которые окажутся похороненными в случае преждевременного его "изъятия". Другими словами, шпион по найму делает все возможное и невозможное, чтобы затянуть продолжение негласной проверки за собой под накрывшим его колпаком. А там, будет день, будет и пища...
Нелегалы, побывавшие в таких ситуациях, являются носителями уникального опыта.
На Алексеевских информационных курсах имени проф. А. В. Карташова один из таких, Боб Шпиган, в прошлом частный детектив международного класса, вел семинар "Ломка воли противника". Это был энергичный весельчак, потомок черниговских уроженцев, полное имя которого звучало Борис де-Шпиганович. Приставку "де" к фамилии изобрели его родители, поскольку без неё французам вовек бы не распознать в них шляхтичей.
Боб утверждал, что любая ловушка, поставленная спецслужбами, может расцениваться в качестве действительно эффективного средства выявления и захвата шпиона только априори. После того, как жертва попалась и её шпионская сущность идентифицирована, следующее первостепенное назначение ловушки - служить лакмусовой бумажкой для определения "породы" и личных качеств человека, с которым контрразведке ещё только предстоит по настоящему схватиться после ареста.
Не секрет, что вооруженное вмешательство США и союзнических им сил в Афганистане являлось, помимо всего прочего, составной частью ловушки, уготованной американскими и британскими спецслужбами для Усамы бен-Ладена. Едва вторжение началось, десятки специалистов оказались привлечены для составления психологических портретов "террориста номер один". Все они легли в основу психоробота для подготовки следователей ФБР к предстоящим допросам "императора страха", подобно тому, как для боксеров под вес и темперамент будущего противника подбирают тяжесть, контуры и динамику подвески тренировочного мешка с опилками.
В качестве примера приведем стенограмму характеристики Усамы бен-Ладена, которую дал петербургский психолог профессор Роман Войтенко:
"...устремления его, по сути, эгоистичны. Мы имеем дело с современным Геростратом. Ему неважно, каким образом он станет известным, даже если ради этого придется стать мучеником. Не имеет для него значения и то, во что это обходиться человечеству.
Бен-Ладен мало заметен. Он мало выступает. Он не принимает на себя ответственности за те террористические действия, в которых он сильно замешан и организатором которых является. Эта особенность его личности. Она и позволяет говорить о том, что, несмотря на всевозможные прикрытия одним из современных направлений ислама, это по сути дела эксцентричный и эгоистичный человек, у которого по шкале ценностей его собственный успех, его собственные свершения, его притязания являются, наверное, ведущими.
Как он организовывает самореализацию, это вопрос другой. Один это делает более открыто, скажем, как Гитлер. А вот Сталин делал это ближе, можно сказать, к [духу] Бен Ладена. Он тоже как бы стоял немножко в стороне, он как бы не сам был на первом плане. И эту особенность необходимо, видимо, тщательно проанализировать и использовать...
Личность Бен Ладена достаточно гармонизирована. Достаточно социабельна. Иначе невозможно было бы создать такую разветвленную хорошо организованную организацию.
С другой стороны, этот эгоцентрический интеграл личности, если рассматривать его как слабость, и позволяет говорить, что здесь заложена личностная его бомба [замедленного действия], личностная его неудача. И, наверное, можно было бы найти пути воздействия, исходя из этих особенностей, на бен-Ладена.
Мне вообще думается, что нужно глубже проанализировать особенности личности противников и сородников этой личности. Потому что такой подход помогает найти ещё один вектор в характере человека, который имеет серьезную общественную значимость.
(Вопрос): В последнее время появились сообщения, что Бен Ладан начал страдать почечной недостаточностью. Как это может повлиять на его психическое здоровье?
(Ответ): Вопрос этот очень интересный... Мы сейчас проводим исследование: больные с хронической почечной недостаточностью, которые находятся на диализе, живут [теперь] достаточно долго. А жизнь в ситуации болезни, при этом тяжелой болезни, ведет к тому, что серьезно меняются и психические процессы, меняется их мотивация, меняется ориентация личности и постепенно [болезнь] может стать одним из посылов такой тяжелой террористической акции как в Нью-Йорке. Одним из посылов.
(Вопрос): А насколько могли бы повлиять на его психологию те сексуальные ограничения, которые существуют в мусульманских странах?
(Ответ): Я не думаю, чтобы они могли повлиять серьезно. Слишком он гармонизирован как личность. Темперамент очень устойчив и я думаю, что эти проблемы он решает достаточно успешно.
(Вопрос): А как можно использовать недостатки его характера в целях продолжения антитеррористической операции?
(Ответ): Эти недостатки бесспорно можно использовать. Во-первых, глубже исследовать информацию о нем. Он плотно закрыт от мира, недостаточно о нем информации. Следует всеми возможными путями собрать о нем информацию. Второе, можно воздействовать не на него самого, а на его окружение..."
Разумеется, не всякий террорист или шпион по найму, оказавшийся под колпаком, заслужит запросов на составление его характеристик на столь высоком научном уровне и в разных странах. Но мини-аналогии существуют всегда. "Вскрытие" подноготной ничтожного агента может дать многое относительно крупной дичи. Профессор Войтенко не просто так сказал: "...воздействовать не на него самого, а на его окружение".
Таким образом, есть все основания устраивать ловушки изначально так, чтобы, упаси Боже, не сломать будущего пленника ни психически, ни морально, ни физически. Она должна обеспечить получение из него главного продукта контрразведывательного производства, а именно ответ на вопрос кардинальной важности - на кого шпион по найму работает. Без такого ответа ловушку считать удавшейся не приходиться.
А между тем, как считал Боб Шпиган, девять из десяти шпионов получают свои подряды через посредников и, добившись сведений о таком посреднике, может быть, более выгодно выпустить "замаранную" птичку на четыре стороны, да и последить за её порханием. Ведь настоящий профи, если и сохраняет верность, то только себе. Для измены ему не нужно обеспечивать себе даже алиби, ибо наемнику некому изменять, для него это не преступление, он служит только в данное время или только по данному подряду.
Рассуждение про алиби Боб, любивший плагиаты, заимствовал у судьи, который вел разбирательство по иску "штат Бомбей против Бориса де-Шпиганович". Дело было возбуждено после того, как ранним утром сработала электронная сигнализация в "Шанхайско-Гонконгском банке", где Боб "несанкционированно провел ночь".
"Что? У ответчика нет алиби? - спросил удивленный судья. - Злодей бы заготовил заранее и не одно... Невиновен! Определенно, как и утверждает, явился пьяным перед закрытием и свалился незамеченным за колонной. Штраф за нарушение общественного порядка".
Операционный банковский зал, в который заманили Боба, на самом деле оказался подставой в ловушку. После суда отрыв от "хвоста" индийской контрразведки стоил Шпигану, как он сказал, недели "жуткого существования", огромных расходов из собственного кармана и потери "великолепной южноафриканской идентификации"... Но, как он добавлял в конце своего захватывающего рассказа, цитируя кого-то, "шкура лисы - моя тайная кольчуга".
Возможности выстраивания ловушек для шпионов неограниченны, базовые идеи дают возможность для бесконечных вариантов их устройства, приспособления к обстановке и совершенствования. Каждое "дело" до или после выявления и анализа перехваченных коммуникаций заставляет контрразведку не менее тщательно, чем шпион идентификацию, подбирать варианты и детали ловушек и вообще все, что необходимо для захвата нелегала с поличным.
Шпиону следует помнить, что контрразведчик, правительственный или корпоративный, прежде всего чиновник, клерк. Он выберет наилегчайший служебный путь: сузит всякую идею ловушки до простейшей формы и примется рассматривать поставленную задачу не с точки зрения её особенностей, а исходя из того, что у него имеется на руках, включая время, остающееся от выполнения других обязанностей.
Но на длительность такого везения расчет все же будет неоправданный. Шпион будет продолжать действовать и, значит, преумножать улики, беспокоящие безопасность соответствующей организации. В конце концов, нерадивого контрразведчика заменяют квалифицированным и опытным дознавателем. Этот охотник за шпионами рассмотрит возникшую задачу всесторонне. Прежде всего, он выделит так называемую корневую идею ловушки, вокруг которой и будет строить свои расчеты. В чем главная слабость шпиона? Как использовать её применительно к обстановке? Каковы мелкие недочеты в работе нелегала - личные, организационные, ситуационные или методологические?
На эти вопросы комплексные ответы контрразведка находит в процессе перехвата коммуникаций, затем при выслеживании шпиона и его агентуры, а также его поведения и поведения его осведомителей в тот период, когда они почувствуют себя "под колпаком".
В большинстве случаев запуск соответствующих расследований бывает вызван каким-то происшествием. Чаще всего это внезапно обнаруженные признаки утечки информации или исчезновения материальных ценностей, какие-то другие обстоятельства, которые заставляют думать, что случившееся - работа шпиона. Само существование засланного шпиона или предателя в начале бывает только ещё предположительным. Все дело представляется некоей абстракцией. Но и из первых небольших признаков и свидетельств, тщательно собранных, ловец шпионов может очертить общие контуры того, чего же именно может добиваться шпион. Возможно, возникнут и какие-то зацепки, позволяющие рассчитывать на наличие у шпиона некоей личной слабости. Тогда идеологию ловушки будут основывать на двух моментах - вокруг той цели, на которую, как кажется, нацелен шпион, и с расчетом на имеющуюся у него некую слабость. Остается спровоцировать для шпиона соответствующие обстоятельства, оказавшись в которых, он неминуемо ринется к подставленной в качестве приманки цели и к тому же проявит слабость, на которую и сработает ловушка. Чем больше известно о потенциальном шпионе, тем прицельнее окажется западня на него. Лучшие ловушки делаются штучно.
Шпион должен четко себе представлять, что контрразведка сконцентрирует внимание именно там, где идеология затеянной ею ловушки тесно привязана к игре на его главной цели, на его конкретных личных особенностях и слабостях. Охотник за ним будет не просто сидеть у ловушки, он займется ещё и активным заманиванием в неё агента. Кто первый в этой дуэли заметит что-то или кого-то, тот и получит возможность, образно говоря, сделать первый и, возможно, последний победный выстрел. Это очень важный момент именно в нем закладывается успех или провал операции. И, если охотник за шпионом опередил шпиона, его главным оружием становится - рано или поздно, но непременно - допрос.
Один из высокопоставленных чинов спецслужб, оказавшихся в ловушке, Владимир Крючков, последний председатель КГБ СССР, оставил интересные свидетельства о том, что такое по психологическому и нравственному воздействию допросы и очные ставки, через которые ему довелось пройти в Лефортово после августовского путча 1991 года.
Наиболее характерные выдержки:
"По нагрузке допрос - процедура изнуряющая, очная ставка - ещё тяжелее. О взаимопонимании между допрашиваемым и следователем не может быть и речи. После допроса или очной ставки - глубокие раздумья, внутренняя борьба и одна, не покидающая тебя навязчивая мысль: кому и зачем это нужно?
...В тюрьме чувствуешь, как напряженно работает мозг, как без всякой шелухи выдает оценки, ищет выход...
Но я понимал и другое: на меня пытаются оказать психологическое давление. Стали чаще менять сокамерников, их число увеличивалось, ужесточался порядок общения с адвокатом...
Неравенство сторон - следователя и подследственного - ощущается практически во всем. Во-первых, следователь хозяин времени: день, час, продолжительность допроса, перерывы в работе с подследственным - все в его власти. Характер, направленность допроса также определяются следователем: он подбирает вопросы, очередность постановки, вокруг одних может кружить часами, по другим скользить. Внезапность темы допроса - излюбленный прием, хотя он мало что дает.
Многократный допрос по одним и тем же эпизодам, дополнительные вопросы, уточнения сопровождаются, как правило, подчеркиванием, что он, следователь, только и думает, как бы мне, бедолаге, помочь. Иногда даже становится неудобно оттого, что он усердствует, а ты не ценишь его стараний. Вдруг следователь выходит из себя, изображает обиженного, утверждает, что хотел бы помочь, а подследственный делает себе хуже. Много и других дешевых примитивных приемов, но они, как ни странно, иногда срабатывают, помогают следствию.
Причина в том же незавидном положении подследственного - он готов ухватиться за любую соломинку, связывая с ней надежду на спасение. Подследственный даже может наговорить на себя лишнее!
Все уловки приносят только временный успех, только в ходе предварительного расследования, о чем следователи забывают. В судебном заседании "успех" оборачивается брешью и компрометацией следствия".
Боб Шпиган рассказывал курсантам Алексеевских информационных курсов о своей отсидке под следствием в течение двадцати месяцев в Гонконге в бытность этого города британской колонией. Боб оказался за решеткой за превышение полномочий - выследил двух новозеландцев, выкравших партию сырых алмазов в Амстердаме, и допросил их "с пристрастием". Камни возвратили владельцам, а Боба, подставленного подельщиками поисковиков бриллиантового сырья, засадили в тюрьму. Кто-то, как говорил детектив, позаботился о поступлении в полицию свидетельств его причастности к контрабандной торговле опиумом.
В первую же ночь в портовой тюрьме Шпиган поставил себе задачу: "пережить, хотя бы на один час доносчиков". Месяцы шли, казалось, что неволя и допросы не кончатся никогда, но он оставался верен своей "идее-фикс" - пережить "их". Он видел, как европейские сокамерники в этой азиатской тюрьме теряли надежду, впадали в отчаяние и переставали есть. Их живьем пожирало чувство обреченности, а Боб-то знал, что обреченность только изобретение следователей, выдумка глупее, чем сказка о том, что "преступнику положено сидеть в тюрьме". Он не позволял унынию и злобе овладевать собою, поскольку и то, и другое выматывали силы, он экономил в себе "что только мог". Другие отворачивались от реальности, погружались воспоминаниями в прошлое, теряли чувство времени... Боб Шпиган был устремлен всеми помыслами и надеждами в будущее.
"За пятнадцать лет своей авантюрной жизни, - сказал он, - я ввязывался во многие свалки, но тюремную битву, самую трудную, мне приходилось вести против самого себя..."
Примечательно, насколько эти слова перекликается с рассказом, поведанным почти тридцать лет спустя Григорием Пасько, капитаном второго ранга ВМС РФ. Проведя в камере Владивостокского СИЗО свои двадцать месяцев, включая восемь в одиночке, он записал:
"...Я приближусь к той грани человеческого сознания, за которой начинается бессознательное. И испытаю жуткое желание переступить эту грань. От вывода до крика, от крика до мычания, от мычания до физической боли в голове и груди переходил я изо дня в день, путая дни и ночи, с одним приказом самому себе: не сдаваться".
Разумеется, на кафедре Алексеевских информационных курсов под Брюсселем Боб Шпиган появился много позже своих тюремных университетов. Трудно сказать, таким же энергичным и жизнерадостным он выходил из камеры или нет. Но и спустя пять, а может и семь лет после гонконгской отсидки он, хотя и производил впечатление "человека без возраста", все же держался нарочито по-мальчишески. На занятиях, если Боб распалялся, трудно было понять, кто же перед слушателями - детектив международного класса или святоша. Все-таки тюрьма надломила его. Он стал преподавателем потому, что не мог больше работать в полную силу.
"В камере, - сказал он, - мне хотелось, чтобы на меня всегда падал свет, излучаемый Господом. Я был благодарен Ему за силу моего отчаяния. Оно позволяло мне вырываться из апатии...".
А допросы? Как он боролся на допросах?
Боб Шпиган ответил: "Следствие может вытащить из вас, хотя бы клещами, любые показания. Однако, что именно эти показания должны доказывать зависит только от вас".
Может, так с ним и было. Но рубцы от клещей на руках, судя по всему, остались. Боб никогда не появлялся на внутренней лужайке Алексеевского кампуса в рубашке с короткими или закатанными рукавами.
Раздел Девятый "ГАМБУРГСКИЙ СЧЕТ"
1
Разведка подобно политике есть искусство возможного. Профессиональные шпионы по найму затрачивают значительную часть времени и усилий на то, чтобы приспособить это искусство к специфике своего ремесла. Шпионы придают большое значение выявлению всех, включая незначительные и сомнительные, ситуационных возможностей, прикидывая будущий баланс исхода дела. Даже относительно слабый деловой и финансовый расчет, если его подкрепить скрупулезным изучением мелочей и прошлым опытом, может лечь в основу предприятия.
Шпион и его работодатель хорошо осведомлены относительно суровых реальностей и низменной суетности своих забот. Будучи людьми прагматичными, оба знают, где именно положено обретаться им в общей схеме человеческих отношений. Но тот и другой лучше кого-либо знают также, во-первых, собственную цену, во-вторых, цену за последствия рисков, которые несут, и, в-третьих, цену продукта своего производства, который никакими иными путями не добывается. Сложив все эти моменты в некоей формуле, они и выставляют шпионские ценники на информацию или PR-акции по своей линии.
Шпионская деятельность, как и всякое свободное индивидуальное предпринимательство, является эффективной тогда и там, когда и где она с финансовой точки зрения ведется расчетливо, экономно и избирательно. Какой смысл затевать чрезмерно расходную и, вполне возможно, сурово наказуемую уголовно операцию, если информацию или какие-то PR-компоненты, запрашиваемые заказчиком, можно получить с помощью менее дорогих и "мягких средств" - путем перегонки прессы, передач радио и телевидения, через запуск масс-медийной шумихи, из материалов публичной библиотеки, Интернета или по запросу у правительственного или частного агентства, имеющего право продавать ее? Наконец, отчего бы просто не предоставить клиенту соответствующую аппаратуру вроде перехватчика светодиодных импульсов, который подслушает полностью и без остатка "электронный шепот" любых компьютеров с достаточного расстояния даже, скажем, через бронированное стекло, и не оставит никаких следов? И так далее...
Между тем, на услугах шпионов настаивают довольно часто, не считаясь с расходами, и, более того, без крайней надобности, а случается и контрпродуктивно.
Фильтрация информационного потока на коммуникационных линиях при всей своей технической сложности, хотя и требует известного умения импровизировать, а также тренированного чутья на "необычное", все же относительно управляема и поддается планированию. В виртуальном мире и оперативная обстановка виртуальна.
В реальном же мире, на следующем этапе охоты за шпионом она, соответственно, реальна и напрямую сопряжена со стрессами визуальных и, возможно, боевых контактов в ходе обнаружения, наружного наблюдения и захвата агента. Если электронные инструменты передачи, приема и перехвата информации претерпевают революционные усовершенствования, то выслеживание, выявление связей и арест шпиона и его подельщиков сохранились в неизменном, библейском виде. Конечно, оперативная техника, ауди - и видео записывающие устройства, камеры с телеобъективами, инфракрасные бинокли, спутниковые телефоны, электронные "метки" и радиоэлектронные маяки и тому подобное становятся все совершенней и миниатюрней. Но и только. Захват остается захватом. Никому не придет в голову кричать при аресте "Пожалуйста, без рук!"
Услышать и идентифицировать "позывной" нелегала - только кончик нитки, которую предстоит ещё тянуть и тянуть. Охотник за шпионом считывает и истолковывает его сигналы, выявляя что противник успел натворить и прикидывая на что он нацеливается. Какими бы изощренными ни были перехватываемые коммуникации, для охотника за шпионами они представляют разновидность тропы, на которой все чаще и все более предсказуемо появляется агент. А затем наступает и то долгожданное время, когда на тропе уже не виртуальной, а земной контрразведчик расставит капканы и, наблюдая, как шпион приближается к ловушкам, будет предвкушать захват невидимки, с которым они так долго водили друг друга за нос.
Засады на шпионов - устройства штучные. Как правило, выслеживаемый зверь - это маргинал, индивидуальный предприниматель, чье существование вне подполья подобно засвеченной фотопленке. Такие не просто опасны. Каждый из них опасен, во-первых, по-своему, то есть непредсказуемо, и, во-вторых, целиком и полностью применительно к выполняемой ими задаче, ради которой ни перед чем не останавливаются. Поэтому для заманивания в ловушки и выслеживания шпионов требуются, прежде всего, крайней степени прагматизм, осторожность и тщательность. Профессионализм контрразведчика в этой дуэли подвергаются суровому испытанию. Сама же ловушка, которую он готовит, предназначена не просто для захвата конкретной личности, реально существующей во времени и пространстве, и совсем не ради одного пресечения её подпольной деятельности. Ловушка приспосабливается в первую очередь и прежде всего именно для того, чтобы исчерпывающе идентифицировать преступление попавшего в западню. Без этого она ловушка на половину, если вообще может считаться ловушкой.
Приведем аналогию. Западня, допустим, на слонов, огромная и массивная, поставлена в тропических зарослях. Если слон попался, агрегат оправдал свое предназначение. Трофей именно тот самый, на который и рассчитывали.
Но в слоновью ловушку может угодить и другое животное, мельче и слабее. Это значит, что западня не сработала, идентификатор дичи в агрегате оказался ущербным. Трофей приходиться отпускать за ненадобностью, время и средства растрачены напрасно.
Ловушки, устраиваемые контрразведкой, предназначены, во-первых, для захвата добычи совершенно определенного типа, и, во-вторых, для неоспоримой идентификации трофея. Охотнику за шпионом необходимо точно знать, что попавшийся в его виртуальные силки действительно шпион. Если соответствующих улик ловушка не дает, шпион останется кем-нибудь, ему не предъявить обвинения. Второй этап операции - перехват и арест откладываются тогда, может, и навсегда.
Шпионы идентифицируются по тому, что, когда и как они делают, по их контактам с заказчиком и информаторами, по доказательствам злонамеренности их действий и измене подручных. Ловушка призвана сорвать маску, выставить нелегала на свет Божий в качестве преступника и показать его таким, какой он есть на самом деле, да ещё и сработать при этом, что называется, с тихим шепотом, то есть так, что проведение разоблачения будет невдомек как самому шпиону, так и его подрядчику.
Пока шпион находится под постоянным наблюдением, контрразведка готовит его "изъятие" из ловушки в выгодное для себя время и намечает варианты использования "трофея". Судьба нелегала практически предрешена.
Однако, как говорил князь Сирилл Клинско, чем пристальнее всматриваешься в ночь, тем больше она кажется сумерками.
Шанс на спасение, хотя бы временный, может оставаться у шпиона по найму даже при таких обстоятельствах.
Какие-то сомнения в отношении идентификации нелегала или отдельных эпизодов его "деятельности" не исчерпываются долго. Кроме того, внутри спецслужб амбиции тоже разнятся. Пререкания между людьми контрразведки и разведки относительно того, как использовать шпиона в будущем, тянутся даже после завершения операции.
Сомнения контрразведки, а также возможные споры её людей с разведчиками становятся козырной картой нелегала. Он сможет сыграть ею, правда, практически только в темную, поскольку профессиональная ловушка подобна лабиринту. Шпион, ощутив угрозу, точно не знает где именно действительный выход из положения, а действовать следует быстро. И поэтому приходиться блефовать, выставляя общую раскладку карт, то есть складывающуюся оперативную обстановку, так, будто ловушка ещё не полностью идентифицировала шпионскую подноготную агента, что остаются некие тайны, которые окажутся похороненными в случае преждевременного его "изъятия". Другими словами, шпион по найму делает все возможное и невозможное, чтобы затянуть продолжение негласной проверки за собой под накрывшим его колпаком. А там, будет день, будет и пища...
Нелегалы, побывавшие в таких ситуациях, являются носителями уникального опыта.
На Алексеевских информационных курсах имени проф. А. В. Карташова один из таких, Боб Шпиган, в прошлом частный детектив международного класса, вел семинар "Ломка воли противника". Это был энергичный весельчак, потомок черниговских уроженцев, полное имя которого звучало Борис де-Шпиганович. Приставку "де" к фамилии изобрели его родители, поскольку без неё французам вовек бы не распознать в них шляхтичей.
Боб утверждал, что любая ловушка, поставленная спецслужбами, может расцениваться в качестве действительно эффективного средства выявления и захвата шпиона только априори. После того, как жертва попалась и её шпионская сущность идентифицирована, следующее первостепенное назначение ловушки - служить лакмусовой бумажкой для определения "породы" и личных качеств человека, с которым контрразведке ещё только предстоит по настоящему схватиться после ареста.
Не секрет, что вооруженное вмешательство США и союзнических им сил в Афганистане являлось, помимо всего прочего, составной частью ловушки, уготованной американскими и британскими спецслужбами для Усамы бен-Ладена. Едва вторжение началось, десятки специалистов оказались привлечены для составления психологических портретов "террориста номер один". Все они легли в основу психоробота для подготовки следователей ФБР к предстоящим допросам "императора страха", подобно тому, как для боксеров под вес и темперамент будущего противника подбирают тяжесть, контуры и динамику подвески тренировочного мешка с опилками.
В качестве примера приведем стенограмму характеристики Усамы бен-Ладена, которую дал петербургский психолог профессор Роман Войтенко:
"...устремления его, по сути, эгоистичны. Мы имеем дело с современным Геростратом. Ему неважно, каким образом он станет известным, даже если ради этого придется стать мучеником. Не имеет для него значения и то, во что это обходиться человечеству.
Бен-Ладен мало заметен. Он мало выступает. Он не принимает на себя ответственности за те террористические действия, в которых он сильно замешан и организатором которых является. Эта особенность его личности. Она и позволяет говорить о том, что, несмотря на всевозможные прикрытия одним из современных направлений ислама, это по сути дела эксцентричный и эгоистичный человек, у которого по шкале ценностей его собственный успех, его собственные свершения, его притязания являются, наверное, ведущими.
Как он организовывает самореализацию, это вопрос другой. Один это делает более открыто, скажем, как Гитлер. А вот Сталин делал это ближе, можно сказать, к [духу] Бен Ладена. Он тоже как бы стоял немножко в стороне, он как бы не сам был на первом плане. И эту особенность необходимо, видимо, тщательно проанализировать и использовать...
Личность Бен Ладена достаточно гармонизирована. Достаточно социабельна. Иначе невозможно было бы создать такую разветвленную хорошо организованную организацию.
С другой стороны, этот эгоцентрический интеграл личности, если рассматривать его как слабость, и позволяет говорить, что здесь заложена личностная его бомба [замедленного действия], личностная его неудача. И, наверное, можно было бы найти пути воздействия, исходя из этих особенностей, на бен-Ладена.
Мне вообще думается, что нужно глубже проанализировать особенности личности противников и сородников этой личности. Потому что такой подход помогает найти ещё один вектор в характере человека, который имеет серьезную общественную значимость.
(Вопрос): В последнее время появились сообщения, что Бен Ладан начал страдать почечной недостаточностью. Как это может повлиять на его психическое здоровье?
(Ответ): Вопрос этот очень интересный... Мы сейчас проводим исследование: больные с хронической почечной недостаточностью, которые находятся на диализе, живут [теперь] достаточно долго. А жизнь в ситуации болезни, при этом тяжелой болезни, ведет к тому, что серьезно меняются и психические процессы, меняется их мотивация, меняется ориентация личности и постепенно [болезнь] может стать одним из посылов такой тяжелой террористической акции как в Нью-Йорке. Одним из посылов.
(Вопрос): А насколько могли бы повлиять на его психологию те сексуальные ограничения, которые существуют в мусульманских странах?
(Ответ): Я не думаю, чтобы они могли повлиять серьезно. Слишком он гармонизирован как личность. Темперамент очень устойчив и я думаю, что эти проблемы он решает достаточно успешно.
(Вопрос): А как можно использовать недостатки его характера в целях продолжения антитеррористической операции?
(Ответ): Эти недостатки бесспорно можно использовать. Во-первых, глубже исследовать информацию о нем. Он плотно закрыт от мира, недостаточно о нем информации. Следует всеми возможными путями собрать о нем информацию. Второе, можно воздействовать не на него самого, а на его окружение..."
Разумеется, не всякий террорист или шпион по найму, оказавшийся под колпаком, заслужит запросов на составление его характеристик на столь высоком научном уровне и в разных странах. Но мини-аналогии существуют всегда. "Вскрытие" подноготной ничтожного агента может дать многое относительно крупной дичи. Профессор Войтенко не просто так сказал: "...воздействовать не на него самого, а на его окружение".
Таким образом, есть все основания устраивать ловушки изначально так, чтобы, упаси Боже, не сломать будущего пленника ни психически, ни морально, ни физически. Она должна обеспечить получение из него главного продукта контрразведывательного производства, а именно ответ на вопрос кардинальной важности - на кого шпион по найму работает. Без такого ответа ловушку считать удавшейся не приходиться.
А между тем, как считал Боб Шпиган, девять из десяти шпионов получают свои подряды через посредников и, добившись сведений о таком посреднике, может быть, более выгодно выпустить "замаранную" птичку на четыре стороны, да и последить за её порханием. Ведь настоящий профи, если и сохраняет верность, то только себе. Для измены ему не нужно обеспечивать себе даже алиби, ибо наемнику некому изменять, для него это не преступление, он служит только в данное время или только по данному подряду.
Рассуждение про алиби Боб, любивший плагиаты, заимствовал у судьи, который вел разбирательство по иску "штат Бомбей против Бориса де-Шпиганович". Дело было возбуждено после того, как ранним утром сработала электронная сигнализация в "Шанхайско-Гонконгском банке", где Боб "несанкционированно провел ночь".
"Что? У ответчика нет алиби? - спросил удивленный судья. - Злодей бы заготовил заранее и не одно... Невиновен! Определенно, как и утверждает, явился пьяным перед закрытием и свалился незамеченным за колонной. Штраф за нарушение общественного порядка".
Операционный банковский зал, в который заманили Боба, на самом деле оказался подставой в ловушку. После суда отрыв от "хвоста" индийской контрразведки стоил Шпигану, как он сказал, недели "жуткого существования", огромных расходов из собственного кармана и потери "великолепной южноафриканской идентификации"... Но, как он добавлял в конце своего захватывающего рассказа, цитируя кого-то, "шкура лисы - моя тайная кольчуга".
Возможности выстраивания ловушек для шпионов неограниченны, базовые идеи дают возможность для бесконечных вариантов их устройства, приспособления к обстановке и совершенствования. Каждое "дело" до или после выявления и анализа перехваченных коммуникаций заставляет контрразведку не менее тщательно, чем шпион идентификацию, подбирать варианты и детали ловушек и вообще все, что необходимо для захвата нелегала с поличным.
Шпиону следует помнить, что контрразведчик, правительственный или корпоративный, прежде всего чиновник, клерк. Он выберет наилегчайший служебный путь: сузит всякую идею ловушки до простейшей формы и примется рассматривать поставленную задачу не с точки зрения её особенностей, а исходя из того, что у него имеется на руках, включая время, остающееся от выполнения других обязанностей.
Но на длительность такого везения расчет все же будет неоправданный. Шпион будет продолжать действовать и, значит, преумножать улики, беспокоящие безопасность соответствующей организации. В конце концов, нерадивого контрразведчика заменяют квалифицированным и опытным дознавателем. Этот охотник за шпионами рассмотрит возникшую задачу всесторонне. Прежде всего, он выделит так называемую корневую идею ловушки, вокруг которой и будет строить свои расчеты. В чем главная слабость шпиона? Как использовать её применительно к обстановке? Каковы мелкие недочеты в работе нелегала - личные, организационные, ситуационные или методологические?
На эти вопросы комплексные ответы контрразведка находит в процессе перехвата коммуникаций, затем при выслеживании шпиона и его агентуры, а также его поведения и поведения его осведомителей в тот период, когда они почувствуют себя "под колпаком".
В большинстве случаев запуск соответствующих расследований бывает вызван каким-то происшествием. Чаще всего это внезапно обнаруженные признаки утечки информации или исчезновения материальных ценностей, какие-то другие обстоятельства, которые заставляют думать, что случившееся - работа шпиона. Само существование засланного шпиона или предателя в начале бывает только ещё предположительным. Все дело представляется некоей абстракцией. Но и из первых небольших признаков и свидетельств, тщательно собранных, ловец шпионов может очертить общие контуры того, чего же именно может добиваться шпион. Возможно, возникнут и какие-то зацепки, позволяющие рассчитывать на наличие у шпиона некоей личной слабости. Тогда идеологию ловушки будут основывать на двух моментах - вокруг той цели, на которую, как кажется, нацелен шпион, и с расчетом на имеющуюся у него некую слабость. Остается спровоцировать для шпиона соответствующие обстоятельства, оказавшись в которых, он неминуемо ринется к подставленной в качестве приманки цели и к тому же проявит слабость, на которую и сработает ловушка. Чем больше известно о потенциальном шпионе, тем прицельнее окажется западня на него. Лучшие ловушки делаются штучно.
Шпион должен четко себе представлять, что контрразведка сконцентрирует внимание именно там, где идеология затеянной ею ловушки тесно привязана к игре на его главной цели, на его конкретных личных особенностях и слабостях. Охотник за ним будет не просто сидеть у ловушки, он займется ещё и активным заманиванием в неё агента. Кто первый в этой дуэли заметит что-то или кого-то, тот и получит возможность, образно говоря, сделать первый и, возможно, последний победный выстрел. Это очень важный момент именно в нем закладывается успех или провал операции. И, если охотник за шпионом опередил шпиона, его главным оружием становится - рано или поздно, но непременно - допрос.
Один из высокопоставленных чинов спецслужб, оказавшихся в ловушке, Владимир Крючков, последний председатель КГБ СССР, оставил интересные свидетельства о том, что такое по психологическому и нравственному воздействию допросы и очные ставки, через которые ему довелось пройти в Лефортово после августовского путча 1991 года.
Наиболее характерные выдержки:
"По нагрузке допрос - процедура изнуряющая, очная ставка - ещё тяжелее. О взаимопонимании между допрашиваемым и следователем не может быть и речи. После допроса или очной ставки - глубокие раздумья, внутренняя борьба и одна, не покидающая тебя навязчивая мысль: кому и зачем это нужно?
...В тюрьме чувствуешь, как напряженно работает мозг, как без всякой шелухи выдает оценки, ищет выход...
Но я понимал и другое: на меня пытаются оказать психологическое давление. Стали чаще менять сокамерников, их число увеличивалось, ужесточался порядок общения с адвокатом...
Неравенство сторон - следователя и подследственного - ощущается практически во всем. Во-первых, следователь хозяин времени: день, час, продолжительность допроса, перерывы в работе с подследственным - все в его власти. Характер, направленность допроса также определяются следователем: он подбирает вопросы, очередность постановки, вокруг одних может кружить часами, по другим скользить. Внезапность темы допроса - излюбленный прием, хотя он мало что дает.
Многократный допрос по одним и тем же эпизодам, дополнительные вопросы, уточнения сопровождаются, как правило, подчеркиванием, что он, следователь, только и думает, как бы мне, бедолаге, помочь. Иногда даже становится неудобно оттого, что он усердствует, а ты не ценишь его стараний. Вдруг следователь выходит из себя, изображает обиженного, утверждает, что хотел бы помочь, а подследственный делает себе хуже. Много и других дешевых примитивных приемов, но они, как ни странно, иногда срабатывают, помогают следствию.
Причина в том же незавидном положении подследственного - он готов ухватиться за любую соломинку, связывая с ней надежду на спасение. Подследственный даже может наговорить на себя лишнее!
Все уловки приносят только временный успех, только в ходе предварительного расследования, о чем следователи забывают. В судебном заседании "успех" оборачивается брешью и компрометацией следствия".
Боб Шпиган рассказывал курсантам Алексеевских информационных курсов о своей отсидке под следствием в течение двадцати месяцев в Гонконге в бытность этого города британской колонией. Боб оказался за решеткой за превышение полномочий - выследил двух новозеландцев, выкравших партию сырых алмазов в Амстердаме, и допросил их "с пристрастием". Камни возвратили владельцам, а Боба, подставленного подельщиками поисковиков бриллиантового сырья, засадили в тюрьму. Кто-то, как говорил детектив, позаботился о поступлении в полицию свидетельств его причастности к контрабандной торговле опиумом.
В первую же ночь в портовой тюрьме Шпиган поставил себе задачу: "пережить, хотя бы на один час доносчиков". Месяцы шли, казалось, что неволя и допросы не кончатся никогда, но он оставался верен своей "идее-фикс" - пережить "их". Он видел, как европейские сокамерники в этой азиатской тюрьме теряли надежду, впадали в отчаяние и переставали есть. Их живьем пожирало чувство обреченности, а Боб-то знал, что обреченность только изобретение следователей, выдумка глупее, чем сказка о том, что "преступнику положено сидеть в тюрьме". Он не позволял унынию и злобе овладевать собою, поскольку и то, и другое выматывали силы, он экономил в себе "что только мог". Другие отворачивались от реальности, погружались воспоминаниями в прошлое, теряли чувство времени... Боб Шпиган был устремлен всеми помыслами и надеждами в будущее.
"За пятнадцать лет своей авантюрной жизни, - сказал он, - я ввязывался во многие свалки, но тюремную битву, самую трудную, мне приходилось вести против самого себя..."
Примечательно, насколько эти слова перекликается с рассказом, поведанным почти тридцать лет спустя Григорием Пасько, капитаном второго ранга ВМС РФ. Проведя в камере Владивостокского СИЗО свои двадцать месяцев, включая восемь в одиночке, он записал:
"...Я приближусь к той грани человеческого сознания, за которой начинается бессознательное. И испытаю жуткое желание переступить эту грань. От вывода до крика, от крика до мычания, от мычания до физической боли в голове и груди переходил я изо дня в день, путая дни и ночи, с одним приказом самому себе: не сдаваться".
Разумеется, на кафедре Алексеевских информационных курсов под Брюсселем Боб Шпиган появился много позже своих тюремных университетов. Трудно сказать, таким же энергичным и жизнерадостным он выходил из камеры или нет. Но и спустя пять, а может и семь лет после гонконгской отсидки он, хотя и производил впечатление "человека без возраста", все же держался нарочито по-мальчишески. На занятиях, если Боб распалялся, трудно было понять, кто же перед слушателями - детектив международного класса или святоша. Все-таки тюрьма надломила его. Он стал преподавателем потому, что не мог больше работать в полную силу.
"В камере, - сказал он, - мне хотелось, чтобы на меня всегда падал свет, излучаемый Господом. Я был благодарен Ему за силу моего отчаяния. Оно позволяло мне вырываться из апатии...".
А допросы? Как он боролся на допросах?
Боб Шпиган ответил: "Следствие может вытащить из вас, хотя бы клещами, любые показания. Однако, что именно эти показания должны доказывать зависит только от вас".
Может, так с ним и было. Но рубцы от клещей на руках, судя по всему, остались. Боб никогда не появлялся на внутренней лужайке Алексеевского кампуса в рубашке с короткими или закатанными рукавами.
Раздел Девятый "ГАМБУРГСКИЙ СЧЕТ"
1
Разведка подобно политике есть искусство возможного. Профессиональные шпионы по найму затрачивают значительную часть времени и усилий на то, чтобы приспособить это искусство к специфике своего ремесла. Шпионы придают большое значение выявлению всех, включая незначительные и сомнительные, ситуационных возможностей, прикидывая будущий баланс исхода дела. Даже относительно слабый деловой и финансовый расчет, если его подкрепить скрупулезным изучением мелочей и прошлым опытом, может лечь в основу предприятия.
Шпион и его работодатель хорошо осведомлены относительно суровых реальностей и низменной суетности своих забот. Будучи людьми прагматичными, оба знают, где именно положено обретаться им в общей схеме человеческих отношений. Но тот и другой лучше кого-либо знают также, во-первых, собственную цену, во-вторых, цену за последствия рисков, которые несут, и, в-третьих, цену продукта своего производства, который никакими иными путями не добывается. Сложив все эти моменты в некоей формуле, они и выставляют шпионские ценники на информацию или PR-акции по своей линии.
Шпионская деятельность, как и всякое свободное индивидуальное предпринимательство, является эффективной тогда и там, когда и где она с финансовой точки зрения ведется расчетливо, экономно и избирательно. Какой смысл затевать чрезмерно расходную и, вполне возможно, сурово наказуемую уголовно операцию, если информацию или какие-то PR-компоненты, запрашиваемые заказчиком, можно получить с помощью менее дорогих и "мягких средств" - путем перегонки прессы, передач радио и телевидения, через запуск масс-медийной шумихи, из материалов публичной библиотеки, Интернета или по запросу у правительственного или частного агентства, имеющего право продавать ее? Наконец, отчего бы просто не предоставить клиенту соответствующую аппаратуру вроде перехватчика светодиодных импульсов, который подслушает полностью и без остатка "электронный шепот" любых компьютеров с достаточного расстояния даже, скажем, через бронированное стекло, и не оставит никаких следов? И так далее...
Между тем, на услугах шпионов настаивают довольно часто, не считаясь с расходами, и, более того, без крайней надобности, а случается и контрпродуктивно.