Скворцов Валериан
Шкура лисы
Валериан Скворцов
Шкура лисы
Антироман
"Шкура лисы" - литературное исследование одного из жестоких теневых явлений повседневной жизни и общественного подсознательного. Книга пронизана личными психологическими мотивациями, практически это исповедь "профи". В её основе лежат конспекты лекций, прочитанных на частных курсах по теории и практике шпионажа по найму, а также конкретные ситуации, которые делают более "прозрачным" ремесло окопников невидимого фронта на всех его этапах - от найма до ликвидации или обмена.
От Автора
Совпадения в названиях отдельных учреждений, должностей и званий следует считать только совпадениями, ничего общего с действительностью не имеющими. Это же относится и к части фигурантов книги, которые полностью подпадают под определение Оскара Уайльда, некогда сказавшего: "Единственные реальные люди - это люди, никогда не существовавшие".
"Предисловия", цитат, статистических данных и "Послесловия" оговорка не касается.
ПРЕДИСЛОВИЕ от ПРОФИ
"В обычном смысле слова профессия, безусловно, отвечает признакам ремесла, но всякое ремесло имеет реальную возможность подняться до уровня искусства. Наиболее к этому критерию приближается нелегальная разведка".
Виталий Павлов
"Если имеют место опасности, хитросплетения, заговоры, то в них участвует агент, а не кадровый разведчик, обязанность которого состоит в том, чтобы направлять деятельность агента, не ставя под угрозу свою безопасность...
Самыми секретными сведениями являются данные о личности самого агента".
Аллен Даллес
"Взломщики секретов представляют собой разведчиков-нелегалов, мутировавших в шпионы по найму, своего рода индивидуальных предпринимателей, существование которых вне подполья подобно засвеченной фотопленке. Подрядчики этих маргиналов - такие же невидимки".
Риан д'Этурно
"Работает один, никогда не входил в состав резидентуры, выполнял задания как частный детектив за вознаграждение. Внешне производит разочаровывающее впечатление. Неулыбчивый, хромой (не пулевое ранение, артрит) и желчный. Типичный желчный старый шпион. Похоже, что его интересуют только суточные, которые он бессовестно завышает. Он неплохо кормится за счет выделяемых ему средств... Вечно просит денег и выклянчивает приличный куш дополнительных ассигнований. Может довести до нервного истощения любого бухгалтера.
Но прекрасно работает. Поэтому фигура священная и неприкосновенная... и, когда возникает настоящая проблема, приходиться обращаться к нему".
Норман Мейлер
"Возможно, я выглядел как бухгалтер с Уолл-Стрит".
Рудольф Абель
"Некоторые из лучших друзей человека - шпионы".
Ладислас Фараго
"Жить в течение бесконечных месяцев в качестве личности, скрывающейся от правосудия (или неправосудия), с сознанием того, что случайно либо по расчету тебя предали в твоем же собственном лагере, видеть, как твои лучшие агенты подвергаются пыткам и уничтожаются - такие условия заставляют думать о некоторых других качествах помимо простой храбрости; я думаю об отваге, о решительности, о некоего вида браваде и страстной предрасположенности к авантюре и опасности, обостренных постоянным преодолением холодящего ощущения страха...".
Питер Томпкинс
"- Вы говорите о нас, как об убийцах. А мы профессионалы. Назовите хоть одного сотрудника ЦРУ, который по нашей вине потерял хотя бы палец.
- Обычно достается наемникам.
- Да, наемным помощникам достается крепко. Это так и у вас, и у нас".
Норман Мейлер
"Едва пропагандистская машина запущена и затарахтела, кто услышит выстрелы в аллее?"
Морис Вест
"Панихида состоялась... В заключение прозвучал гимн "Моя страна, это о тебе". И, когда кто-то высказался в том смысле, что ни одного надгробного слова и вот так-то неблагодарно провожают своих в последний путь, ему заметили: "Это - секретные сведения".
Дэвид Уайз
"Шпион, которому изменила Родина".
Борис Витман
"Кротоподобная тварь, всегда избегавшая дневного света и публичности, а также презиравшая награды и побрякушки...".
Проф. Х. Р. Тревор Ропер
"...Шпионы были людьми меркантильными и эгоистичными. Эта узкая категория зэков держалась обычно особняком и в наших коллективных акциях протеста не участвовала".
Владимир Осипов
"Агент всегда работает на себя. Это ментальная болезнь. Неизлечимая до конца".
Чарльз МакКэрри
"Как и многие другие виды искусства, шпионаж имеет свои неизвестные таланты; нет необходимости говорить о том, что они являются великими практиками".
Жиль Перро
Раздел Первый "АКАДЕМИЯ НЕСУЩЕСТВУЮЩИХ"
1.
Одним прекрасным вечером между красной пустыней и плоским малахитовым морем я почти оглох от сержантского рыка: "Ты кто такой?". Под обвисшим, не опознаваемым из-за безветрия флагом, вокруг которого нас собрали в первое построение, имена значения не имели, и потому, как и полагалось, пришлось проорать номер и воинское звание, самое низшее, разумеется. С расчетом на ослиные уши всего взвода командир завопил в назидание остальным: "Рядовым ещё станешь! А пока ты - вооруженный безработный!"
Шестьдесят, как теперь говорят, банковских дней спустя, после сорокакилометрового марш-броска по барханам, мы получили от сержанта по трети алюминиевого котелка пива из термоса, который он волок лично, и наручные часы. Каждый свои, сданные после вербовки на казенное хранение. Салакам наблюдать время не полагалось... И по собственным кварцевым я обнаружил, что подняли нас трубой на ночь глядя 31 декабря, а боевую задачу мы отработали 1 января.
Убогую выпивку взводный, которого звали Вит Гоздовски, ставил отнюдь не по случаю Сильвестра, как именовался праздник нового года большинством солдат наемного войска. Марш считался "дипломной" работой, мы становились профи, некоторые капралами и время отныне измерялось ощутимыми деньгами. "Новая жизнь с понедельника" и отмечалась.
В то упомянутое утро, прополаскивая горло доставшейся парой глотков пивца, я, конечно, не мог предполагать, что через десять с лишним лет, когда придется переводить жизнь на другой путь, сержант Витек снова исполнит свою роль "стрелочника"...
Случилось это уже после прохождения иных, кроме капральского, университетов, когда всякий день давно приобрел для меня большую, нежели денежная, ценность и в храме, ставя свечку, я уже не просто всучивал отступного доброму Боженьке. Эта внутренняя коррозия, отчего не сказать и так, осложненная обстоятельствами правового характера, однажды должна была в конце концов потребовать смены внешнего оформления собственной личности. И я откликнулся на объявление в белградском еженедельнике: "Новое прошлое это новое будущее. Родитесь второй раз в Европе, Южной Африке, Австралии или Новой Зеландии. Смена идентификации, подлинные документы. Уникальное образование. Знание русского языка обязательно".
Из дырочек тускловатой бронзовой заглушки домофона у двустворчатой двери особняка на варшавской аллее Шуха резанул слух узнаваемый даже на польском хрипловатый рык: "Ты кто такой?"
Мир людей, которые пытаются выиграть у судьбы, делая ставки в дешевой валюте вроде собственной шкуры, тоже тесен. Обрюзгший Витек, пристроившийся швейцаром с правом ношения оружия в контактной конторе, давшей объявление по поручению Алексеевских информационных курсов имени проф. А. В. Карташова, и обеспечил все те рекомендации, без которых в своем тогдашнем положении я бы не преодолел приемные формальности.
Дорогу на курсы, находившиеся в пригороде Брюсселя, помогала коротать в поезде кассета, выданная божьим одуванчиком, проводившим приемный опрос.
Из услышанного с плеера следовало, что международный шпионаж (так на пленке) переживает поистине потрясающий подъем. Нелегальная разведка вершится постоянно, всеми и всюду, включая семью, а также дружеские и любовные отношения, в особенности не традиционные. И это - не паранойя. Когда разражаются скандалы вокруг некоторых шпионов, мы видим лишь ничтожную верхушку айсберга. Подлинных размеров ледяной глыбы никто не знает и не узнает никогда, в том числе и сами директора спецслужб как правительственных, так и частных. Всеохватывающий характер тайных войн перемешал, кто на какой стороне, кто на кого работает, а также кто кому и за что платит. Границы государств и частных владений обретают прозрачность, идеологии и религии утрачивают святость и таинства. Но непроницаемость барьеров, прикрывающих информацию, её базовые хранилища и в особенности сливки сливок секретных сведений - о намерениях или отсутствии таковых у властных, финансовых, индустриальных, коммерческих и силовых организаций, структур и систем полностью сохраняется, более того - она становится с каждым днем изощренней и непреодолимей. И поэтому толпы шпионов осаждают всевозможные плановые комитеты и мозговые центры!
Алексеевские информационные курсы, как сообщалось далее на пленке, неизменно предвосхищают потребности времени, и выпускают специалистов высокой квалификации, которые владеют абсолютными навыками изъятия и взлома секретной информации. Или, наоборот, её защиты, а также перехвата несанкционированного проникновения в те или иные структуры.
И здесь восторженный тон читчика пикировал на похоронный. Почти рыдая, диктор, сокрушаясь, перечислял ужасы, которые подстерегают мужчин и женщин, пытающихся вырваться из атмосферы мертвящей скуки тупой повседневности путем овладения профессией разведчика-нелегала. Психолог Алексеевских курсов, видно, не зря получал свои гонорары. Ирония начинала угадываться в этом пассаже не сразу, только где-то на десятой секунде...
И теоретики, и практики разведки, вещал читчик, едины во мнении, что шпионаж является второй древнейшей профессией после проституции. Поэтому-то у этой вполне традиционной общественной деятельности (так на пленке) как и у проституции, блестящее настоящее и сулящее безостановочные заработки будущее. Владеющий информацией о намерениях - владеет властью. Стоит ли говорить о могуществе, которое обретает обладатель сведений о тайных планах, вынашиваемых противником, а тем более другом или партнером? Шпионы могут приходить и уходить, но необходимость в их услугах остается всегда.
Окончательное и всестороннее осмысление шпионажа в жизни обществ, любых - закрытых тоталитарных или открытых демократических, дело далекого будущего. Тем, кто гниет в окопах секретных войн, пока не до философских обобщений. Густые дымовые завесы и отравляющие миазмы стелятся над полями их битв. Да и секреты, которые они добывают, не их секреты, а потому профи молчат. Частенько на глубине полутора метров, если, конечно, повезет с погребением. А ведь, что бы там ни говорили, именно шпионы предопределяют течение истории, хотя ни в одном научном фолианте ссылок на их донесения не найдешь...
Далее предлагалось заранее - полностью и до конца - отдать себе отчет, что шпионаж при всей его финансовой привлекательности - крайне неблагодарное занятие. Во-первых, это безвестность. И, во-вторых, пожизненное рабство. Если случится однажды осознать, что совершил ошибку, выбрав в качестве поприща (так на пленке) нечто не по плечу, назад, в прошлое, не вырваться. Уход, каким бы обоснованным ни казался, объективно становится переходом к противнику. Покинувший "свой" лагерь уносит многое, что представляет ценность для тех, против кого он работал. Шпион изначально только фрагмент сложной и пестрой, замаскированной мозаики, которую кто-то и где-то начал складывать, может, ещё и сто лет назад, задолго до появления на свет Божий бедолаги, решившего дезертировать. Вывалившийся или выковырнутый из мозаики оставляет прогалину, которая дает противнику возможность вычислить другие контуры и фигуры, располагавшиеся вокруг, а также их положение в организации.
Дисциплина и субординация - законы для шпиона; самоуправство и не продиктованная обстановкой самодеятельность кончаются плохо, всегда наказуемы. Немногие, конечно, способны на тотальный самоконтроль, по сути на пожизненное самоотречение. Большинство, при этом подавляющее, ищут сублимацию свободы в накопительстве денег на счетах, в дорогих ресторанах, сексе, пьянстве, наркотиках и припадках ипохондрии или буйства. Именно в этой зоне "диких настроений" высматривают добычу шпионы, которые шпионят за шпионами. И тогда рождается двойное рабство двойников...
Словоизлияние, затянувшееся на полчаса с лишним, отдавало компьютерной игровой страшилкой.
Я подумал, что читчик, варьируя интонации, иронизирует все же над текстом, а не над теми, для кого он предназначается.
Позже, на курсах я разобрался, что правда не кажется правдой в двух крайних случаях - когда этой правды слишком много или когда её же слишком мало. Пленка, выданная божьим одуванчиком на варшавской аллее Шуха, подходила под оба.
* * *
22 мая 1942 года в столовой своей ставки в Ростенбурге, на территории Восточной Пруссии, фюрер Третьего Рейха Адольф Шикльгрубер, разговорившись за десертом, дал социальную характеристику разведывательного сообщества, противостоящего Гестапо и Абверу. Высказывание застенографировали в назидание грядущим поколениям негодяев:
"Индивиды, занимающиеся шпионажем, вербуются либо в кругах, претендующих на то, чтобы называться приличными, либо в пролетарской среде. Выходцы из среднего класса достаточно серьезны, чтобы увлекаться подобными вещами. Поэтому для искоренения шпионажа наиболее подходящим представляется единственный способ: убедить склонных к такой деятельности в абсолютной невозможности сносить голову на плечах..."
После этого охотников до чужих секретов мужского пола вешали на фортепьянных струнах и голыми словно червяков, как, например, коротенького адмирала Вильгельма Франца Канариса *), а женского вроде Анны де-Максимович **) - совали под стамеску гильотины.
Спустя два десятилетия преподаватели Алексеевских информационных курсов имени профессора А. В. Карташова под Брюсселем, включая четырех не повешенных мужчин и двух женщин, сносивших головы на плечах и после 22 мая 1942 года, создали научный кружок, названный ими ехидно Козьма-Прутковскими посиделками. Выходцы из кругов, претендующих на то, чтобы называться приличными, запускали на запись студийный магнитофон "Хитачи" и изощрялись с высот накопленного опыта в комментариях к высказываниям великих по поводу их ремесла, в том числе и к откровениям основателя Третьего рейха. Обширные как сибирские блины четыре бобины по 1800 футов пленки старинной марки "Американский орел" составили аудио архив самого невероятного, на мой взгляд, учебного пособия в мире. Оно называлось "Шпион по найму как индивидуальный предприниматель, философия ремесла, практическое и теоретическое пособие для желающих свернуть шею".
Бобины позже перекопировали на кассеты и си-ди-ромовские диски, комплект которых в сафьяновой коробке вручался выпускникам курсов в качестве "сувенира". Что-то полагалось же вручать, поскольку официальной или неофициальной бумаги о пройденных науках и сданных экзаменах не выдавалось. Да, думаю, многие бы и не приняли такую. И без диплома свидетельств и свидетелей судьбоносного выбора ремесла, о котором предпочтительно помалкивать, набиралось достаточно. Включая наставников и однокашников, которых согласно обретенному образованию полагалось бы сразу же после выпуска уложить из пулемета, взорвать тротилом или облучить из обработанных радиацией тарелок за прощальным ужином. Как высказался один японец на одном из наших семинаров, тайну о прошлом всякого индивидуума хранят только мертвые, да и то не всегда. А будущим выпускникам предстояло вступать в схватки, скорее всего, именно друг с другом.
На Алексеевских информационных курсах имени профессора А. В. Карташова под Брюсселем в те времена ещё преподавали старички из этнических русских, вышедшие в отставку после службы в американских, европейских, израильских, австралийских и даже советских органах. Так что, профессура досконально знала повадки ведущих спецконтор мира не понаслышке, а из собственного участия в их операциях. Мэтры вооружали курсантов, в число которых попасть было сложнее, чем в нобелевские лауреаты, уникальными сведениями и навыками. Ротационная реинтеграция выпускников в практику, которой некогда занимались наставники, и затем, в свою очередь, в преподавание обеспечивала непрекращающееся обновление знаний, о доступе к которым возмечтали бы богатейшие секретные конторы, узнай они о существовании курсов. При этом предполагалось - наверное, при полном осознании наивности этого предположения, что алексеевцы послужат Третьей России, которая явится (если явится, конечно) после Первой - монархической и Второй - тогдашней, да и нынешней, возможно.
В начале 90-х по мере вымирания популяции снежных людей, кормившихся на ледниках "холодной войны", курсы "потеплели" и стали формально коммерческими, то есть открытыми, однако, именно формально. Недоступность для "недостойных" обеспечивалась экстремальной дороговизной науки. Оправдательное мотто приемной комиссии курсов было несокрушимым: "Дешевая безопасность - не безопасность".
Не трудно догадаться, из каких ресурсов неимущие абитуриенты, алчущие шпионских знаний и навыков, могли черпать средства на утоление жажды специфического просвещения, принимая во внимание его чудовищную стоимость. Уж, не от Третьей России с несуществующим бюджетом, конечно... А спустя ещё пять лет преподавание стали вести на английском.
Таким образом, старая российская ориентация Алексеевского заведения, основанного профессором А. В. Карташовым при негласной поддержке окружения генерала барона П. Н. Врангеля, обрела на международном рынке образовательных услуг иное товарное качество. На курсы теперь принимаются, оплачивая занятия по семестрам большими деньгами, все желающие, кому предстоит в роли "практикующих юристов", то есть частных детективов, соприкасаться со специфическим обслуживанием специфических клиентов.
Узнать обо всех этих переменах довелось, правда, спустя много лет после окончания курсов из статьи в лондонском журнале "Low and Order, An Independent Magazine for Police Management", подвернувшемся в самолете на перелете из Кельна в Париж. Кто-то заткнул журнал в карман на спинке сиденья, а бортовая уборщица не удосужилась выгрести оттуда мусор. После чтения до самого аэропорта "Шарль де-Голль" не покидало чувство, будто оказался обобранным.
Некоторое время утешался мыслью, что статья - не слишком изощренный трюк, чтобы прикрыть преднамеренную утечку сведений об Алексеевской "яшиве". Когда-нибудь такая утечка должна же была произойти, и в дирекции посчитали, что лучше подконтрольная, чем непредвиденная. Хотелось думать, что преподавание на английском и открытый набор - это вроде прикрытия, а главное, то есть подготовка избранных профессиональных кадров и бесценная база данных о выпускниках, припрятано или перепрятано от правительственных спецконтор мира, готовых на все это наброситься.
Впрочем, такие мысли тоже не очень-то тешили. В общем-то они были только предположениями. Но, с другой стороны, после утраты Алексеевскими курсами характера закрытого учебного заведения мой старый "диплом" выданные "на память" кассеты в сафьяновой коробке - становился дороже, возможно и на пару порядков, и кое-что из содержащегося на них заслуживало публикации на продажу. Журнальная статья формально отменяла данное при выпуске обязательство держать язык за зубами относительно пройденных наук.
Так возникла идея этой книги.
2
На Алексеевских информационных курсах имени профессора А. В. Карташова предмет "Разведка и контрразведка как факторы национального подсознания" преподавал чех Йозеф Глава. В прошлом штатный психолог Чехословацкой разведывательной службы (ЧРС), он рано вышел на пенсию. И слыл слегка сумасшедшим. Во-первых, ежегодно, не пользуясь конспектом или записями, Глава слово в слово повторял то же, что прослушал предыдущий поток. Дополнительные вопросы оказывались бесполезными. Ответы складывались из кусков озвученного раньше. А во-вторых, сама трактовка предмета вызывала подлинное омерзение к окопникам тайных войн любой, абсолютно любой национальности до такой степени, что вопрос о расизме или фобиях увядал сам собой. Профессора зашкаливало за эти понятия. Мэтр считал, что нации, их правительства, государственные, общественные и частные структуры, да и самих обывателей тянет к шпионажу точно так же, как психически неуравновешенных людей к тому, чтобы стать психиатрами, а импотентов заняться порнографией. Спецконторы трактовались как исчадия общественной шизофрении или паранойи, которые разнятся лишь внешними символами историческими или религиозными, а не приемами и сутью гнусных выходок.
Подспудные национальные и интернациональные комплексы, страхи и мифы и как часть их шпиономанию Глава называл живой накипью на элементах коллективного бессознательного. Под этими элементами подразумевалось абсолютно все, о чем говорилось, скажем, в энциклопедии "Британика" от первой до последней статьи, включая вегетативное размножение. И приводил примеры этой накипи, нарастающей из поколения в поколения, по отдельно взятым странам.
Относительно Чехии профессор излагал сюжет о Карле Кехере, нелегале ЧРС, первом шпионе из стран Восточного блока, внедрившемся в ЦРУ США.
Самое забавное, говорил Глава, заключалось в том, что Карл проскочил тестирование на изощренном "детекторе лжи" ФБР. Пересилив внутреннюю мизантропию, Йозеф, слегка гордый за соотечественника и коллегу, занимался исследованием этого психологического феномена. Правда, закончилось исследование несколько в швейковской манере, поскольку выяснилось, что ответы Карла Кехера нерадивый оператор "полиграфа" просто перепутал с ответами другого человека.
Чеху везло и дальше. В сущности, за него работала жена. Пани Кехерова обеспечивала передачу секретных материалов в Прагу и делала это так ловко, что после ареста мужа в 1984 году ему не смогли предъявить обвинение в суде США из-за формальных зацепок. Парочку в 1986 году обменяли на советского диссидента Анатолия Щаранского, сдав агентам ЧРС на берлинском мосту Глинике. Усы и пальто с меховым воротником делали Кехера в этот момент похожим на мудрого и ловкого лиса. Пани Кехерова пересекала границу между зонами так, будто шествовала, стильно вихляясь, по подиуму высокой моды в парижском "Атенеуме" - в норковой шубе и высокой белой шляпе. Белокурая и привлекательная, с огромными голубыми глазами, стройная и гибкая она вообще походила на модель на видеоролике, который сопровождал лекцию.
Йозеф Глава, читая свой курс, ехидно замечал, что тотемным символом спецслужб следует считать паука. Избравший ремесло шпиона уподобляется мухе, присевшей на его паутину, пусть даже интернетовскую. Он подползет однажды, этот паук, возможно и не скоро, но подползет непременно, поскольку уже получил сигнал по паутинке, что лакомое блюдо готово, и явиться, обязательно явиться с пастью, полной кислотного желудочного сока...
Профессор, излагавший предмет "Разведка и контрразведка как факторы национального подсознания", умел внушать отвращение у курсантов к тщете и суетности, характерных для выбранного ими поприща. Он употреблял именно эти слова - "тщета, суетность и поприще". Но он же говаривал: где черти спешат, ангелы боятся и шагу ступить. Суетные и торопливые, наплевав на страх, иногда добиваются, конечно, успеха. Но они не могут служить моделью. Англичане, считал Глава, признаны лучшими разведчиками мира именно потому, что каждая операция, какой бы короткой по времени не предполагалась, тщательно планируется и организовывается ими заранее. Это старание особенное, оно - старание "давным-давно свободных людей, владеющих искусством инициативы". В подтверждение цитировался испанец Хосе Марти: "Свобода - сущность жизни. Все, что делается, когда её нет, несовершенно".
Такой навык - тщательное планирование и личная инициатива, утверждал профессор, передаваясь из поколения в поколение, закрепился на генетическом уровне, поскольку в отличие от американцев, французов, русских, немцев и остальных, исключая, разумеется, китайцев, британцы занимаются профессиональным шпионажем восемь веков. Они лучше других готовы для инициативы и импровизации на уровне подсознательного, а на уровне сознательного - к разработке операций. И наносят удар в точно рассчитанное время с заранее взвешенным балансом между затратами, включая людские, и ожидаемым исходом, в том числе и последствий на перспективу. В основе каждой разведывательной операции, таким образом, лежит выгода, только она и только реальная, а уже потом какая-то политическая или пропагандистская интрига, престиж или похвальба. Барабанов в войске, повторял Глава шотландскую присказку, не должно быть больше, чем шиллингов в солдатских кошельках.
Равно в контрразведке. Планирование и инициатива. Двадцать четыре часа в сутки. Если механизм защиты и выявления проникновения не совершенствуется ежеминутно или находиться не в полном рабочем состоянии, рутинно вял, шпион, диверсант или террорист, сделав дело, исчезает. В худшем случае незамеченным, так, будто ничего и не произошло. В лучшем об этом, возможно, и узнают, когда, как говорится, зазвенят пустые консервные банки на ограде, через которую перекинули добычу. Судорожные и поспешные меры в последнем случае - показуха. Агентам безопасности остается чесать в затылке, разглядывая опустошенные хранилища секретов своих нанимателей, или руины и трупы, оставленные террористами. Совсем не смешно, когда приходиться назначать служебное расследование вместо трибунала для злоумышленников. Те, кто шпионит за шпионами, оказались либо сонными, либо коррумпированными сторожами. А уж то, что в их среде завелся агент противника - аксиома.
Шкура лисы
Антироман
"Шкура лисы" - литературное исследование одного из жестоких теневых явлений повседневной жизни и общественного подсознательного. Книга пронизана личными психологическими мотивациями, практически это исповедь "профи". В её основе лежат конспекты лекций, прочитанных на частных курсах по теории и практике шпионажа по найму, а также конкретные ситуации, которые делают более "прозрачным" ремесло окопников невидимого фронта на всех его этапах - от найма до ликвидации или обмена.
От Автора
Совпадения в названиях отдельных учреждений, должностей и званий следует считать только совпадениями, ничего общего с действительностью не имеющими. Это же относится и к части фигурантов книги, которые полностью подпадают под определение Оскара Уайльда, некогда сказавшего: "Единственные реальные люди - это люди, никогда не существовавшие".
"Предисловия", цитат, статистических данных и "Послесловия" оговорка не касается.
ПРЕДИСЛОВИЕ от ПРОФИ
"В обычном смысле слова профессия, безусловно, отвечает признакам ремесла, но всякое ремесло имеет реальную возможность подняться до уровня искусства. Наиболее к этому критерию приближается нелегальная разведка".
Виталий Павлов
"Если имеют место опасности, хитросплетения, заговоры, то в них участвует агент, а не кадровый разведчик, обязанность которого состоит в том, чтобы направлять деятельность агента, не ставя под угрозу свою безопасность...
Самыми секретными сведениями являются данные о личности самого агента".
Аллен Даллес
"Взломщики секретов представляют собой разведчиков-нелегалов, мутировавших в шпионы по найму, своего рода индивидуальных предпринимателей, существование которых вне подполья подобно засвеченной фотопленке. Подрядчики этих маргиналов - такие же невидимки".
Риан д'Этурно
"Работает один, никогда не входил в состав резидентуры, выполнял задания как частный детектив за вознаграждение. Внешне производит разочаровывающее впечатление. Неулыбчивый, хромой (не пулевое ранение, артрит) и желчный. Типичный желчный старый шпион. Похоже, что его интересуют только суточные, которые он бессовестно завышает. Он неплохо кормится за счет выделяемых ему средств... Вечно просит денег и выклянчивает приличный куш дополнительных ассигнований. Может довести до нервного истощения любого бухгалтера.
Но прекрасно работает. Поэтому фигура священная и неприкосновенная... и, когда возникает настоящая проблема, приходиться обращаться к нему".
Норман Мейлер
"Возможно, я выглядел как бухгалтер с Уолл-Стрит".
Рудольф Абель
"Некоторые из лучших друзей человека - шпионы".
Ладислас Фараго
"Жить в течение бесконечных месяцев в качестве личности, скрывающейся от правосудия (или неправосудия), с сознанием того, что случайно либо по расчету тебя предали в твоем же собственном лагере, видеть, как твои лучшие агенты подвергаются пыткам и уничтожаются - такие условия заставляют думать о некоторых других качествах помимо простой храбрости; я думаю об отваге, о решительности, о некоего вида браваде и страстной предрасположенности к авантюре и опасности, обостренных постоянным преодолением холодящего ощущения страха...".
Питер Томпкинс
"- Вы говорите о нас, как об убийцах. А мы профессионалы. Назовите хоть одного сотрудника ЦРУ, который по нашей вине потерял хотя бы палец.
- Обычно достается наемникам.
- Да, наемным помощникам достается крепко. Это так и у вас, и у нас".
Норман Мейлер
"Едва пропагандистская машина запущена и затарахтела, кто услышит выстрелы в аллее?"
Морис Вест
"Панихида состоялась... В заключение прозвучал гимн "Моя страна, это о тебе". И, когда кто-то высказался в том смысле, что ни одного надгробного слова и вот так-то неблагодарно провожают своих в последний путь, ему заметили: "Это - секретные сведения".
Дэвид Уайз
"Шпион, которому изменила Родина".
Борис Витман
"Кротоподобная тварь, всегда избегавшая дневного света и публичности, а также презиравшая награды и побрякушки...".
Проф. Х. Р. Тревор Ропер
"...Шпионы были людьми меркантильными и эгоистичными. Эта узкая категория зэков держалась обычно особняком и в наших коллективных акциях протеста не участвовала".
Владимир Осипов
"Агент всегда работает на себя. Это ментальная болезнь. Неизлечимая до конца".
Чарльз МакКэрри
"Как и многие другие виды искусства, шпионаж имеет свои неизвестные таланты; нет необходимости говорить о том, что они являются великими практиками".
Жиль Перро
Раздел Первый "АКАДЕМИЯ НЕСУЩЕСТВУЮЩИХ"
1.
Одним прекрасным вечером между красной пустыней и плоским малахитовым морем я почти оглох от сержантского рыка: "Ты кто такой?". Под обвисшим, не опознаваемым из-за безветрия флагом, вокруг которого нас собрали в первое построение, имена значения не имели, и потому, как и полагалось, пришлось проорать номер и воинское звание, самое низшее, разумеется. С расчетом на ослиные уши всего взвода командир завопил в назидание остальным: "Рядовым ещё станешь! А пока ты - вооруженный безработный!"
Шестьдесят, как теперь говорят, банковских дней спустя, после сорокакилометрового марш-броска по барханам, мы получили от сержанта по трети алюминиевого котелка пива из термоса, который он волок лично, и наручные часы. Каждый свои, сданные после вербовки на казенное хранение. Салакам наблюдать время не полагалось... И по собственным кварцевым я обнаружил, что подняли нас трубой на ночь глядя 31 декабря, а боевую задачу мы отработали 1 января.
Убогую выпивку взводный, которого звали Вит Гоздовски, ставил отнюдь не по случаю Сильвестра, как именовался праздник нового года большинством солдат наемного войска. Марш считался "дипломной" работой, мы становились профи, некоторые капралами и время отныне измерялось ощутимыми деньгами. "Новая жизнь с понедельника" и отмечалась.
В то упомянутое утро, прополаскивая горло доставшейся парой глотков пивца, я, конечно, не мог предполагать, что через десять с лишним лет, когда придется переводить жизнь на другой путь, сержант Витек снова исполнит свою роль "стрелочника"...
Случилось это уже после прохождения иных, кроме капральского, университетов, когда всякий день давно приобрел для меня большую, нежели денежная, ценность и в храме, ставя свечку, я уже не просто всучивал отступного доброму Боженьке. Эта внутренняя коррозия, отчего не сказать и так, осложненная обстоятельствами правового характера, однажды должна была в конце концов потребовать смены внешнего оформления собственной личности. И я откликнулся на объявление в белградском еженедельнике: "Новое прошлое это новое будущее. Родитесь второй раз в Европе, Южной Африке, Австралии или Новой Зеландии. Смена идентификации, подлинные документы. Уникальное образование. Знание русского языка обязательно".
Из дырочек тускловатой бронзовой заглушки домофона у двустворчатой двери особняка на варшавской аллее Шуха резанул слух узнаваемый даже на польском хрипловатый рык: "Ты кто такой?"
Мир людей, которые пытаются выиграть у судьбы, делая ставки в дешевой валюте вроде собственной шкуры, тоже тесен. Обрюзгший Витек, пристроившийся швейцаром с правом ношения оружия в контактной конторе, давшей объявление по поручению Алексеевских информационных курсов имени проф. А. В. Карташова, и обеспечил все те рекомендации, без которых в своем тогдашнем положении я бы не преодолел приемные формальности.
Дорогу на курсы, находившиеся в пригороде Брюсселя, помогала коротать в поезде кассета, выданная божьим одуванчиком, проводившим приемный опрос.
Из услышанного с плеера следовало, что международный шпионаж (так на пленке) переживает поистине потрясающий подъем. Нелегальная разведка вершится постоянно, всеми и всюду, включая семью, а также дружеские и любовные отношения, в особенности не традиционные. И это - не паранойя. Когда разражаются скандалы вокруг некоторых шпионов, мы видим лишь ничтожную верхушку айсберга. Подлинных размеров ледяной глыбы никто не знает и не узнает никогда, в том числе и сами директора спецслужб как правительственных, так и частных. Всеохватывающий характер тайных войн перемешал, кто на какой стороне, кто на кого работает, а также кто кому и за что платит. Границы государств и частных владений обретают прозрачность, идеологии и религии утрачивают святость и таинства. Но непроницаемость барьеров, прикрывающих информацию, её базовые хранилища и в особенности сливки сливок секретных сведений - о намерениях или отсутствии таковых у властных, финансовых, индустриальных, коммерческих и силовых организаций, структур и систем полностью сохраняется, более того - она становится с каждым днем изощренней и непреодолимей. И поэтому толпы шпионов осаждают всевозможные плановые комитеты и мозговые центры!
Алексеевские информационные курсы, как сообщалось далее на пленке, неизменно предвосхищают потребности времени, и выпускают специалистов высокой квалификации, которые владеют абсолютными навыками изъятия и взлома секретной информации. Или, наоборот, её защиты, а также перехвата несанкционированного проникновения в те или иные структуры.
И здесь восторженный тон читчика пикировал на похоронный. Почти рыдая, диктор, сокрушаясь, перечислял ужасы, которые подстерегают мужчин и женщин, пытающихся вырваться из атмосферы мертвящей скуки тупой повседневности путем овладения профессией разведчика-нелегала. Психолог Алексеевских курсов, видно, не зря получал свои гонорары. Ирония начинала угадываться в этом пассаже не сразу, только где-то на десятой секунде...
И теоретики, и практики разведки, вещал читчик, едины во мнении, что шпионаж является второй древнейшей профессией после проституции. Поэтому-то у этой вполне традиционной общественной деятельности (так на пленке) как и у проституции, блестящее настоящее и сулящее безостановочные заработки будущее. Владеющий информацией о намерениях - владеет властью. Стоит ли говорить о могуществе, которое обретает обладатель сведений о тайных планах, вынашиваемых противником, а тем более другом или партнером? Шпионы могут приходить и уходить, но необходимость в их услугах остается всегда.
Окончательное и всестороннее осмысление шпионажа в жизни обществ, любых - закрытых тоталитарных или открытых демократических, дело далекого будущего. Тем, кто гниет в окопах секретных войн, пока не до философских обобщений. Густые дымовые завесы и отравляющие миазмы стелятся над полями их битв. Да и секреты, которые они добывают, не их секреты, а потому профи молчат. Частенько на глубине полутора метров, если, конечно, повезет с погребением. А ведь, что бы там ни говорили, именно шпионы предопределяют течение истории, хотя ни в одном научном фолианте ссылок на их донесения не найдешь...
Далее предлагалось заранее - полностью и до конца - отдать себе отчет, что шпионаж при всей его финансовой привлекательности - крайне неблагодарное занятие. Во-первых, это безвестность. И, во-вторых, пожизненное рабство. Если случится однажды осознать, что совершил ошибку, выбрав в качестве поприща (так на пленке) нечто не по плечу, назад, в прошлое, не вырваться. Уход, каким бы обоснованным ни казался, объективно становится переходом к противнику. Покинувший "свой" лагерь уносит многое, что представляет ценность для тех, против кого он работал. Шпион изначально только фрагмент сложной и пестрой, замаскированной мозаики, которую кто-то и где-то начал складывать, может, ещё и сто лет назад, задолго до появления на свет Божий бедолаги, решившего дезертировать. Вывалившийся или выковырнутый из мозаики оставляет прогалину, которая дает противнику возможность вычислить другие контуры и фигуры, располагавшиеся вокруг, а также их положение в организации.
Дисциплина и субординация - законы для шпиона; самоуправство и не продиктованная обстановкой самодеятельность кончаются плохо, всегда наказуемы. Немногие, конечно, способны на тотальный самоконтроль, по сути на пожизненное самоотречение. Большинство, при этом подавляющее, ищут сублимацию свободы в накопительстве денег на счетах, в дорогих ресторанах, сексе, пьянстве, наркотиках и припадках ипохондрии или буйства. Именно в этой зоне "диких настроений" высматривают добычу шпионы, которые шпионят за шпионами. И тогда рождается двойное рабство двойников...
Словоизлияние, затянувшееся на полчаса с лишним, отдавало компьютерной игровой страшилкой.
Я подумал, что читчик, варьируя интонации, иронизирует все же над текстом, а не над теми, для кого он предназначается.
Позже, на курсах я разобрался, что правда не кажется правдой в двух крайних случаях - когда этой правды слишком много или когда её же слишком мало. Пленка, выданная божьим одуванчиком на варшавской аллее Шуха, подходила под оба.
* * *
22 мая 1942 года в столовой своей ставки в Ростенбурге, на территории Восточной Пруссии, фюрер Третьего Рейха Адольф Шикльгрубер, разговорившись за десертом, дал социальную характеристику разведывательного сообщества, противостоящего Гестапо и Абверу. Высказывание застенографировали в назидание грядущим поколениям негодяев:
"Индивиды, занимающиеся шпионажем, вербуются либо в кругах, претендующих на то, чтобы называться приличными, либо в пролетарской среде. Выходцы из среднего класса достаточно серьезны, чтобы увлекаться подобными вещами. Поэтому для искоренения шпионажа наиболее подходящим представляется единственный способ: убедить склонных к такой деятельности в абсолютной невозможности сносить голову на плечах..."
После этого охотников до чужих секретов мужского пола вешали на фортепьянных струнах и голыми словно червяков, как, например, коротенького адмирала Вильгельма Франца Канариса *), а женского вроде Анны де-Максимович **) - совали под стамеску гильотины.
Спустя два десятилетия преподаватели Алексеевских информационных курсов имени профессора А. В. Карташова под Брюсселем, включая четырех не повешенных мужчин и двух женщин, сносивших головы на плечах и после 22 мая 1942 года, создали научный кружок, названный ими ехидно Козьма-Прутковскими посиделками. Выходцы из кругов, претендующих на то, чтобы называться приличными, запускали на запись студийный магнитофон "Хитачи" и изощрялись с высот накопленного опыта в комментариях к высказываниям великих по поводу их ремесла, в том числе и к откровениям основателя Третьего рейха. Обширные как сибирские блины четыре бобины по 1800 футов пленки старинной марки "Американский орел" составили аудио архив самого невероятного, на мой взгляд, учебного пособия в мире. Оно называлось "Шпион по найму как индивидуальный предприниматель, философия ремесла, практическое и теоретическое пособие для желающих свернуть шею".
Бобины позже перекопировали на кассеты и си-ди-ромовские диски, комплект которых в сафьяновой коробке вручался выпускникам курсов в качестве "сувенира". Что-то полагалось же вручать, поскольку официальной или неофициальной бумаги о пройденных науках и сданных экзаменах не выдавалось. Да, думаю, многие бы и не приняли такую. И без диплома свидетельств и свидетелей судьбоносного выбора ремесла, о котором предпочтительно помалкивать, набиралось достаточно. Включая наставников и однокашников, которых согласно обретенному образованию полагалось бы сразу же после выпуска уложить из пулемета, взорвать тротилом или облучить из обработанных радиацией тарелок за прощальным ужином. Как высказался один японец на одном из наших семинаров, тайну о прошлом всякого индивидуума хранят только мертвые, да и то не всегда. А будущим выпускникам предстояло вступать в схватки, скорее всего, именно друг с другом.
На Алексеевских информационных курсах имени профессора А. В. Карташова под Брюсселем в те времена ещё преподавали старички из этнических русских, вышедшие в отставку после службы в американских, европейских, израильских, австралийских и даже советских органах. Так что, профессура досконально знала повадки ведущих спецконтор мира не понаслышке, а из собственного участия в их операциях. Мэтры вооружали курсантов, в число которых попасть было сложнее, чем в нобелевские лауреаты, уникальными сведениями и навыками. Ротационная реинтеграция выпускников в практику, которой некогда занимались наставники, и затем, в свою очередь, в преподавание обеспечивала непрекращающееся обновление знаний, о доступе к которым возмечтали бы богатейшие секретные конторы, узнай они о существовании курсов. При этом предполагалось - наверное, при полном осознании наивности этого предположения, что алексеевцы послужат Третьей России, которая явится (если явится, конечно) после Первой - монархической и Второй - тогдашней, да и нынешней, возможно.
В начале 90-х по мере вымирания популяции снежных людей, кормившихся на ледниках "холодной войны", курсы "потеплели" и стали формально коммерческими, то есть открытыми, однако, именно формально. Недоступность для "недостойных" обеспечивалась экстремальной дороговизной науки. Оправдательное мотто приемной комиссии курсов было несокрушимым: "Дешевая безопасность - не безопасность".
Не трудно догадаться, из каких ресурсов неимущие абитуриенты, алчущие шпионских знаний и навыков, могли черпать средства на утоление жажды специфического просвещения, принимая во внимание его чудовищную стоимость. Уж, не от Третьей России с несуществующим бюджетом, конечно... А спустя ещё пять лет преподавание стали вести на английском.
Таким образом, старая российская ориентация Алексеевского заведения, основанного профессором А. В. Карташовым при негласной поддержке окружения генерала барона П. Н. Врангеля, обрела на международном рынке образовательных услуг иное товарное качество. На курсы теперь принимаются, оплачивая занятия по семестрам большими деньгами, все желающие, кому предстоит в роли "практикующих юристов", то есть частных детективов, соприкасаться со специфическим обслуживанием специфических клиентов.
Узнать обо всех этих переменах довелось, правда, спустя много лет после окончания курсов из статьи в лондонском журнале "Low and Order, An Independent Magazine for Police Management", подвернувшемся в самолете на перелете из Кельна в Париж. Кто-то заткнул журнал в карман на спинке сиденья, а бортовая уборщица не удосужилась выгрести оттуда мусор. После чтения до самого аэропорта "Шарль де-Голль" не покидало чувство, будто оказался обобранным.
Некоторое время утешался мыслью, что статья - не слишком изощренный трюк, чтобы прикрыть преднамеренную утечку сведений об Алексеевской "яшиве". Когда-нибудь такая утечка должна же была произойти, и в дирекции посчитали, что лучше подконтрольная, чем непредвиденная. Хотелось думать, что преподавание на английском и открытый набор - это вроде прикрытия, а главное, то есть подготовка избранных профессиональных кадров и бесценная база данных о выпускниках, припрятано или перепрятано от правительственных спецконтор мира, готовых на все это наброситься.
Впрочем, такие мысли тоже не очень-то тешили. В общем-то они были только предположениями. Но, с другой стороны, после утраты Алексеевскими курсами характера закрытого учебного заведения мой старый "диплом" выданные "на память" кассеты в сафьяновой коробке - становился дороже, возможно и на пару порядков, и кое-что из содержащегося на них заслуживало публикации на продажу. Журнальная статья формально отменяла данное при выпуске обязательство держать язык за зубами относительно пройденных наук.
Так возникла идея этой книги.
2
На Алексеевских информационных курсах имени профессора А. В. Карташова предмет "Разведка и контрразведка как факторы национального подсознания" преподавал чех Йозеф Глава. В прошлом штатный психолог Чехословацкой разведывательной службы (ЧРС), он рано вышел на пенсию. И слыл слегка сумасшедшим. Во-первых, ежегодно, не пользуясь конспектом или записями, Глава слово в слово повторял то же, что прослушал предыдущий поток. Дополнительные вопросы оказывались бесполезными. Ответы складывались из кусков озвученного раньше. А во-вторых, сама трактовка предмета вызывала подлинное омерзение к окопникам тайных войн любой, абсолютно любой национальности до такой степени, что вопрос о расизме или фобиях увядал сам собой. Профессора зашкаливало за эти понятия. Мэтр считал, что нации, их правительства, государственные, общественные и частные структуры, да и самих обывателей тянет к шпионажу точно так же, как психически неуравновешенных людей к тому, чтобы стать психиатрами, а импотентов заняться порнографией. Спецконторы трактовались как исчадия общественной шизофрении или паранойи, которые разнятся лишь внешними символами историческими или религиозными, а не приемами и сутью гнусных выходок.
Подспудные национальные и интернациональные комплексы, страхи и мифы и как часть их шпиономанию Глава называл живой накипью на элементах коллективного бессознательного. Под этими элементами подразумевалось абсолютно все, о чем говорилось, скажем, в энциклопедии "Британика" от первой до последней статьи, включая вегетативное размножение. И приводил примеры этой накипи, нарастающей из поколения в поколения, по отдельно взятым странам.
Относительно Чехии профессор излагал сюжет о Карле Кехере, нелегале ЧРС, первом шпионе из стран Восточного блока, внедрившемся в ЦРУ США.
Самое забавное, говорил Глава, заключалось в том, что Карл проскочил тестирование на изощренном "детекторе лжи" ФБР. Пересилив внутреннюю мизантропию, Йозеф, слегка гордый за соотечественника и коллегу, занимался исследованием этого психологического феномена. Правда, закончилось исследование несколько в швейковской манере, поскольку выяснилось, что ответы Карла Кехера нерадивый оператор "полиграфа" просто перепутал с ответами другого человека.
Чеху везло и дальше. В сущности, за него работала жена. Пани Кехерова обеспечивала передачу секретных материалов в Прагу и делала это так ловко, что после ареста мужа в 1984 году ему не смогли предъявить обвинение в суде США из-за формальных зацепок. Парочку в 1986 году обменяли на советского диссидента Анатолия Щаранского, сдав агентам ЧРС на берлинском мосту Глинике. Усы и пальто с меховым воротником делали Кехера в этот момент похожим на мудрого и ловкого лиса. Пани Кехерова пересекала границу между зонами так, будто шествовала, стильно вихляясь, по подиуму высокой моды в парижском "Атенеуме" - в норковой шубе и высокой белой шляпе. Белокурая и привлекательная, с огромными голубыми глазами, стройная и гибкая она вообще походила на модель на видеоролике, который сопровождал лекцию.
Йозеф Глава, читая свой курс, ехидно замечал, что тотемным символом спецслужб следует считать паука. Избравший ремесло шпиона уподобляется мухе, присевшей на его паутину, пусть даже интернетовскую. Он подползет однажды, этот паук, возможно и не скоро, но подползет непременно, поскольку уже получил сигнал по паутинке, что лакомое блюдо готово, и явиться, обязательно явиться с пастью, полной кислотного желудочного сока...
Профессор, излагавший предмет "Разведка и контрразведка как факторы национального подсознания", умел внушать отвращение у курсантов к тщете и суетности, характерных для выбранного ими поприща. Он употреблял именно эти слова - "тщета, суетность и поприще". Но он же говаривал: где черти спешат, ангелы боятся и шагу ступить. Суетные и торопливые, наплевав на страх, иногда добиваются, конечно, успеха. Но они не могут служить моделью. Англичане, считал Глава, признаны лучшими разведчиками мира именно потому, что каждая операция, какой бы короткой по времени не предполагалась, тщательно планируется и организовывается ими заранее. Это старание особенное, оно - старание "давным-давно свободных людей, владеющих искусством инициативы". В подтверждение цитировался испанец Хосе Марти: "Свобода - сущность жизни. Все, что делается, когда её нет, несовершенно".
Такой навык - тщательное планирование и личная инициатива, утверждал профессор, передаваясь из поколения в поколение, закрепился на генетическом уровне, поскольку в отличие от американцев, французов, русских, немцев и остальных, исключая, разумеется, китайцев, британцы занимаются профессиональным шпионажем восемь веков. Они лучше других готовы для инициативы и импровизации на уровне подсознательного, а на уровне сознательного - к разработке операций. И наносят удар в точно рассчитанное время с заранее взвешенным балансом между затратами, включая людские, и ожидаемым исходом, в том числе и последствий на перспективу. В основе каждой разведывательной операции, таким образом, лежит выгода, только она и только реальная, а уже потом какая-то политическая или пропагандистская интрига, престиж или похвальба. Барабанов в войске, повторял Глава шотландскую присказку, не должно быть больше, чем шиллингов в солдатских кошельках.
Равно в контрразведке. Планирование и инициатива. Двадцать четыре часа в сутки. Если механизм защиты и выявления проникновения не совершенствуется ежеминутно или находиться не в полном рабочем состоянии, рутинно вял, шпион, диверсант или террорист, сделав дело, исчезает. В худшем случае незамеченным, так, будто ничего и не произошло. В лучшем об этом, возможно, и узнают, когда, как говорится, зазвенят пустые консервные банки на ограде, через которую перекинули добычу. Судорожные и поспешные меры в последнем случае - показуха. Агентам безопасности остается чесать в затылке, разглядывая опустошенные хранилища секретов своих нанимателей, или руины и трупы, оставленные террористами. Совсем не смешно, когда приходиться назначать служебное расследование вместо трибунала для злоумышленников. Те, кто шпионит за шпионами, оказались либо сонными, либо коррумпированными сторожами. А уж то, что в их среде завелся агент противника - аксиома.