Так и должно быть: больно быстро захотел разгадать. Попьют ещё комары твоей кровушки!
   Я выбросил из скворечника все шишки и слез с дерева.
   Через много дней, когда ночи стали холодными и исчезли комары, я снова пришёл к лесному скворечнику. На этот раз в скворечнике поселился берёзовый лист!
   Я долго стоял и смотрел. Листик насторожился, выглянул из летка и... спрятался!
   Лес шуршал: опадали побитые заморозком листья. То мелькали они в воздухе, как иволги - золотые птицы, то сползали с шорохом по стволам, как рыжие белки. Вот осыплется лес, прибьют осенние дожди травы, запорошит землю снег.
   И останется тайна неразгаданной.
   Я опять полез на дерево: не ждать же другого лета!
   Снял крышку - скворечник до летка набит сухими берёзовыми листьями.
   И больше ничего.
   И живого листика нет!
   Поскрипывает берёза.
   Шуршат сухие листья.
   Скоро зима...
   Я вернулся на другой же день.
   - Посмотрим! - пригрозил я скворечниковой невидимке. - Кто кого перетерпит!
   Сел на мох, спиной привалился к дереву.
   Стал смотреть.
   Листья кружат, поворачиваются, порхают; ложатся на голову, на плечи, на сапоги.
   Сидел я, сидел, да вдруг меня и не стало! Так бывает: ты идёшь - тебя все видят, а встал, затаился - и исчез. Теперь другие пойдут, и ты их увидишь.
   ...Дятел прицепился с лёту к скворечнику да как застучит! А из него, из таинственного жилья живой шишки и живого листика, выпорхнули и полетели... мыши! Да нет, не летучие, а самые обыкновенные, лесные желтогорлые. Летели, как на парашютах, растопыря лапки, попадали все на землю; от страха глаза на лоб.
   Была в скворечнике их кладовая и спальня. Это они поворачивали, мне на удивление, шишки и листики в летке. И успевали удрать от меня незаметно и тайно. А дятел свалился им прямо на головы; быстрота и внезапность хороший ключ к лесным тайнам.
   Так скворечник превратился в... мышатник.
   А во что, интересно, могут превратиться синичник и галочник?
   Что ж, походим - узнаем...
   СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
   Приятно встречать старых друзей. Даже в лесу. Но встречи в лесу случайны и мимолётны.
   Увидишь на миг зверя или птицу, и вот уже нету их. И только редко-редко, если здорово повезёт, встречаешь ты их вновь и вновь.
   Я познакомился с дятлом. Шёл по тихой тропинке и вдруг услышал стук. На засохшей вершине сидел дятел и разбивал шишку. Прикрываясь толстой соседней сосной, я подкрался и, осторожно высунувшись, прицелился в него фоторужьём.
   Дятел деловито стучал. Иногда он переворачивал шишку, отдыхал или перебирал пёрышки на спине. На затылке у него было красное пятнышко.
   С тех пор прошло пять осеней. И каждую осень я приходил по тихой тропинке к сухой сосне и встречал на ней знакомого дятла. На сосне у него "кузница", и он разбивает на ней шишки.
   Он не очень меня боится и позволяет себя снимать.
   В последний раз - в пятую осень - я не услышал на сушине знакомого стука. Я долго сидел на валежине, но всё было тихо. В слабой надежде я постучал ножом о пенёк; дятлы не любят, когда другие дятлы стучат на их участке. И сейчас же послышался шорох крыльев - и пёстрая птица прилепилась к дереву над головой. Здравствуй, дятел, я рад, что ты ещё жив!
   Дятел сорвал шишку - и прямиком на свою кузницу. Раздался знакомый стук. Так я снял его в пятый раз.
   СОРОЧИЙ ПОЕЗД
   Полустанок назывался Рыбный. И не зря. На нём всегда, даже зимой, продавали рыбу: жареную, варёную, солёную, вяленую. Только, бывало, остановится поезд, а уж изо всех вагонов выскакивают пассажиры. Ещё не тронется поезд, а уж из окон летят на снег кулёчки с рыбьими головами, хвостами и потрохами.
   И вот повадились на это угощение сороки. Со всей округи слетались. Ровно за минуту до прихода поезда рассаживались на деревьях вдоль пути и нетерпеливо стрекотали. Так они встречали поезд каждый день.
   Услышав сорочье чекотанье, пассажиры брали свои чемоданы и выходили на платформу.
   Начальник полустанка, не глядя на часы, надевал красную фуражку. Выходил из будки и стрелочник, засунув флажок за голенище.
   Поезд приходил - и на снег летели кулёчки с рыбьими головами и потрохами. Начинался сорочий пир! Подобрав всё до косточки, сороки улетали в лес по своим сорочьим делам.
   Сороки к поезду никогда не опаздывали. Но вот однажды опоздал поезд. Волновался начальник в красной фуражке. Волновались ожидающие на полустанке пассажиры. Все были очень недовольны.
   Но больше всех волновались, больше всех были недовольны сороки. Они вертелись на сучках, перелетали с дерева на дерево, по очереди взлетали на вершину самой высокой сосны и, вытянув шейки, смотрели в ту сторону, откуда должен был показаться поезд. Какой гвалт, какой переполох подняли сороки, когда наконец увидели далёкий дымок!
   Ох и досталось же машинисту от начальника станции, от разволновавшихся пассажиров! А больше всего - от сорок: оглушили криком! До сих пор встречают сороки поезд на Рыбном полустанке. До сих пор, заслышав сорочью трескотню, пассажиры берут свои чемоданы, а начальник надевает красную фуражку. Все твёрдо знают: ровно через минуту к полустанку подойдёт поезд. Поезд теперь не опаздывает. Пассажиры вовремя уезжают, а сороки вовремя обедают.
   И все довольны.
   ОСЕННЯЯ ЁЛОЧКА
   Весной ёлочки не было, летом не было, а осенью вдруг появилась. Раздвинула листья, травинки, высунулась из земли и удивлённо осмотрелась.
   Деревья роняли листья.
   Много-много лет прошло с тех пор, но каждую осень, в день ёлочкиного рождения, деревья вспоминают о ней и дарят ей подарки. Осина дарит красные китайские фонарики, клён роняет оранжевые звёзды, а ива засыпает ёлочку тонкими золотыми рыбками.
   И стоит ёлочка растерянная, счастливая; раскинула лапки, а на ладошках подарки. И уж некуда их девать, а ей всё дарят и дарят.
   И у всех на глазах становится ёлочка из колючей и хвойной мягкой и лиственной. Вся в золоте, багрянце и бронзе. Вся нарядная и разноцветная. Не то что зимой и летом - одним цветом.
   УПРЯМЫЙ ЗЯБЛИК
   Октябрь так птиц пугнул, что иные до самой Африки без оглядки летели! Да не все такие пугливые. Другие и с места не тронулись. Ворона вон - хоть бы ей что! Каркает. Галки остались. Воробьи. Ну да с этими Октябрь и связываться не хочет. Этим и Январь нипочём! А вот за зябликов взялся. Потому что фамилия у них такая - Зяблик - и должны они Октября бояться. Взялся - и всех разогнал.
   Один только остался. Самый упрямый.
   - Зяблик ты, так зябни! - рассердился Октябрь. И стряхнул термометр.
   А зяблик не зябнет!
   - Небось озябнешь! - разбушевался Октябрь. И давай зяблику под перо ветром дуть.
   А зяблик не зябнет! У него от озноба верное средство - тугой животок. Прыгает по веткам, как по ступенькам. И склёвывает: то жука, то семечко. А раз животок тугой, то и температура у него нормальная птичья - плюс сорок четыре градуса! С такой температурой и в октябре май.
   - Холодом не пронял - голодом доконаю! - скрипнул Октябрь морозцем. И так ветром дунул, что сдул с деревьев все листья и всех насекомых.
   А зяблик - порх! - и на землю. Стал на земле кормиться.
   Октябрь на недельку задумался, потом землю дождичком спрыснул и морозцем застудил.
   - Ужо тебе!
   Раззадорился зяблик - порх! - и наверх.
   - Ты землю заморозил, а я рябину мороженную клевать буду. Была не была!
   И стал клевать рябину.
   Посинел Октябрь от злости. Ветром дует. Дождём полощет. Снежком сечёт. И морозцем прихватывает, прихватывает...
   А зяблик не зябнет. Рябина-то от мороза только вкусней становится!
   ЛЕСНЫЕ ШОРОХИ
   Сорока и Енот
   - Енот, а Енот, а ты ягоды есть любишь?
   - Люблю!
   - А птенцов и яйца любишь?
   - Люблю!
   - А лягушек и ящериц любишь?
   - Люблю!
   - А жуков и сороконожек любишь?
   - Люблю!
   - А... а червяков и улиток любишь?
   - Тоже люблю!
   - А чего же ты тогда не любишь?
   - Не люблю, когда меня глупыми вопросами от еды отвлекают!
   Медведь и Крот
   - Послушай, Крот, ты весь век в земле возишься, вот-то, поди, умываться часто приходится?
   - Ой, Медведь, и не говори! Замучали меня умывания. До того часто, до того часто - два раза в год. Раз - весной, в половодье, раз - осенью, в ненастье. Завидую, косолапый, тебе: медведи, говорят, век не моются!
   Желна и Сорока
   - Ой, Желна, что-то с Филином нашим неладно! Каждую ночь стонет и охает! Уж не заболел ли, не простудился? То хрипит, то бурчит, то ворчит словно ежом подавился!
   - Что ты, Сорока, что ты! Да это он самые свои нежные песни поёт! Самые развесёлые! Молчи уж, а то услышит ещё, обидится. Тс-с!
   Карась и Окунь
   - Охо-хо, Окунь, горемычная я рыба! Вся-то моя жизнь в грязи да в тине.
   - А ты, Карась, клюнь на крючок - попадёшь в сметану...
   Лисица и Заяц
   - Слыхал, заяц, как охотники мой лисий хвост называют? Трубой! Хи-хи-хи...
   - А мой заячий хвост охотники прозвали цветком. Цветком, цветиком, цветочком.
   - Да ну-у! А ну дай-ка мне цветочек понюхать...
   - Но-но-но! Я твою лисью породу знаю! Цветок понюхаешь, а ногу откусишь. Проходи, проходи со своей трубой!
   Дуб и Рябина
   - Ой, Рябина-Рябинушка, что взгрустнула ты?
   - Была я, Дуб, тонкой рябинкой, а стала сухой корягой. Ободрали меня ребятишки как липку, разделали под орех. Ни ягод на мне, ни сучков, ни веток - хоть в костёр головой! Хоть бы ты, Дуб, меня защитил.
   - Что ты, что ты! Я сам теперь, голубушка, такой, что краше в дровяной склад кладут. Всю-то осень жёлуди с меня сшибали, камнями да палками по голове молотили. Всю душу вытрясли! Был я дубом, стал дубиной...
   Сорока и Медведь
   - Эй, Медведь, ты днём что делаешь?
   - Я-то? Да ем.
   - А ночью?
   - И ночью ем.
   - А утром?
   - И утром.
   - А вечером?
   - И вечером ем.
   - Когда же ты тогда не ешь?
   - Когда сыт бываю.
   - А когда же ты сытым бываешь?
   - Да никогда...
   Н о я б р ь
   Сыплет белый снег на чёрную землю.
   Всё вокруг становится пегим.
   Лес полосатый, как бока зебры. Борозды пашни - как клавиши у рояля.
   На белых речках - чёрные полыньи, на чёрных дорогах - белые лужи. На бело-чёрных берёзах чёрно-белые сороки сидят.
   "Приехал ноябрь на пегой кобыле".
   Чёрное озеро и белые берега. Чёрные пни в белых шапках. Чёрные галки над белым полем.
   Белые зайцы на чёрной земле. Белые муравейники у чёрных стволов. Белые кочки на чёрном болоте.
   Всё двухцветное и рябое.
   Чёрный дом с белой крышей. Белый дым из чёрной трубы. Чёрный стог с белым боком.
   Одно небо ровное - серое и глухое.
   Ни звонкого голоса, ни гулкого эха.
   Всё как-то исподволь, шёпотом, стороной.
   То дряблая оттепель, то упругий мороз.
   Сыро и серо, пусто и глухо.
   Полузима - полуосень, полудень - полувечер.
   Робко напутали, напетляли по снегу птицы и звери.
   А человек прошагал - как расписался.
   Чётко и твёрдо - как чёрным по белому.
   ПОЧЕМУ НОЯБРЬ ПЕГИЙ?
   Высунулась из-за леса снеговая туча, наделала в лесу переполоху!
   Увидал тучу Заяц-беляк да как заверещит:
   - Скорей, туча, скорей! Я давным-давно белый, а снегу всё нет да нет! Того и гляди, охотники высмотрят!
   Услыхала туча Зайца и двинулась в лес.
   - Нельзя, туча, назад, назад! - закричала серая Куропатка. - Землю снегом засыплешь - что я есть стану? Ножки у меня слабые, как я до земли дороюсь?
   Туча двинулась назад.
   - Давай вперёд, нечего пятиться! - заворчал Медведь. - Засыпай берлогу мою скорей: от ветра и мороза укрой, от глаза чужого спрячь!
   Туча помедлила и опять двинулась в лес.
   - Сто-ой, сто-ой! - завыли волки. - Насыплешь снегу - ни пройти, ни пробежать. А нас, волков, ноги кормят!
   Туча заколыхалась - остановилась.
   А из лесу крик и вой.
   - Лети к нам, туча, засыпай лес снегом! - кричат одни.
   - Не смей снег высыпать! - воют другие. - Назад поворачивай!
   Туча то вперёд, то назад. То посыплет снежком, то перестанет.
   Потому-то ноябрь и пегий: то дождь, то снег, то мороз, то оттепель. Где снежок белый, где земля чёрная.
   Ни зима, ни осень!
   КУРОРТ "СОСУЛЬКА"
   Сидела Сорока на заснеженной ёлке и плакалась:
   - Все перелётные птицы на зимовку улетели, одна я, дура оседлая, морозы и вьюги терплю. Ни поесть сытно, ни попить вкусно, ни поспать сладко. А на зимовке-то, говорят, курорт... Пальмы, бананы, жарища!
   И слышит вдруг голос:
   - Это смотря на какой зимовке, Сорока!
   - На какой, на какой - на обыкновенной!
   - Обыкновенных зимовок, Сорока, не бывает. Бывают зимовки жаркие - в Индии, в Африке, в Южной Америке, а бывают холодные - как у вас в средней полосе. Вот мы, например, к вам зимовать-курортничать с Севера прилетели. Я - Сова белая, они - Свиристель и Снегирь, и они - Пуночка и белая Куропатка.
   - Что-то я вас не пойму толком! - удивляется Сорока. - Зачем же вам было в такую даль лететь киселя хлебать? У вас в тундре снег - и у нас снег, у вас мороз - и у нас мороз. Тоже мне курорт - одно горе.
   Но Свиристель не согласен:
   - Не скажи, Сорока, не скажи! У вас и снега поменьше, и морозы полегче, и вьюги поласковей. Но главное - это рябина! Рябина для нас дороже всяких пальм и бананов.
   И белая Куропатка не согласна:
   - Вот наклююсь ивовых вкусных почек, в снег головой зароюсь - чем не курорт? Сытно, мягко, не дует.
   И белая Сова не согласна:
   - В тундре сейчас спряталось всё, а у вас и мыши, и зайцы. Весёлая жизнь!
   И все другие зимовщики кивают, поддакивают.
   - Век живи, век учись! - удивляется Сорока. - Выходит, мне не плакать надо, а веселиться! Я, выходит, сама всю зиму на курорте живу. Ну чудеса, ну дивеса!
   - Так-то, Сорока! - кричат все. - А о жарких зимовках ты не жалей, тебе на твоих куцых крыльях всё равно в такую даль не долететь. Курортничай лучше с нами!
   Снова тихо в лесу. Сорока успокоилась. Холодные курортники едой занялись. Ну а те, что на жарких зимовках, - от них пока ни слуху ни духу.
   ВОЛШЕБНАЯ ПОЛОЧКА
   Я - П о в е л и т е л ь п т и ц!
   Захочу - и птицы сами прилетят ко мне.
   Захочу - прилетят голуби и воробьи. Захочу - синицы. Захочу - явятся гости Севера - снегири и свиристели.
   Нет, я не волшебник. Я не шепчу таинственных заклинаний. И у меня нет волшебной палочки. Но зато у меня есть волшебная полочка.
   На вид полочка совсем проста: простая фанерка с простыми деревянными бортиками. Но в полочке волшебная сила!
   Так и быть, я открою свой секрет. И к вам, стоит вам только захотеть, станут прилетать дикие птицы. Для этого надо на простую полочку насыпать простой крупы и простых хлебных крошек. Потом полочку надо выставить за окно. И полочка сразу станет волшебной! На неё сразу же прилетят голуби и воробьи.
   А если вы живёте у парка или в деревне, укрепите на полочке кусочек сала - к вам прилетят синицы!
   Положите на полочку кисти рябины - прилетят снегири и свиристели.
   Сделайте себе В о л ш е б н у ю п о л о ч к у.
   Каждый день станут прилетать к вам разные птицы.
   Вы станете Д о б р ы м п о в е л и т е л е м п т и ц!
   ПОРОША
   Первая пороша, первая пороша - как белая июньская ночь! Всё невидимое делает видимым, всё тайное - явным.
   Был лес тёмен и глух и вдруг просветлел и ожил. Никто незаметно не пробежит, никто невидимо не пройдёт. Каждый оставит след, сам о себе расскажет.
   Рассказы, рассказы - нет им конца. Смешные и грустные, страшные и бесстрашные, длинные и короткие.
   Вот короткий рассказ.
   Выпал снег - вот-то перетрусили все первогодки! В жизни такого ещё не видели.
   Первые ночь и день смирно сидели: а вдруг да что-то случится? Но ничего не случилось. Белое лежит и молчит.
   Потрогали лапой - мягкое.
   Ткнули носом - не пахнет.
   Прикусили зубами - холодное. Не огрызается, не дерётся.
   Обрадовался заяц-беляк: "Теперь меня, белого, на белом никто не увидит". Сорока запрыгала, задрав хвост. Лисёнок шагнул.
   Начались и потянулись лесные рассказы.
   Диковинный мне повстречался след: крестик и скобочки, крестик и скобочки. Сразу и не прочтёшь.
   Всё короче прыжки, всё глубже скобочки по бокам. Немного прошёл - и конец: лежит на снегу певчий дрозд. Жалкий комочек встопорщенных перьев. Ножка отбита, вывернуто крыло. Видно, охотник осенью его подстрелил. С дрозда проку нет: подержал да и бросил.
   Жил дрозд калекой, еду на земле находил. На ножке скакал, на крылышки опирался. Как инвалид на костылях. Перебивался с брусники на клюкву, пока снег их не укрыл.
   Тогда совсем отощал: упирается в ладонь грудная косточка. От голода и околел.
   Жаль, не просвистит он весной своих песен, а до чего ж они хороши!
   Пороша, пороша: кому диковина, кому белая книга, кому спасенье и радость, а кому и конец.
   ТРЯСОГУЗКИНЫ ПИСЬМА
   У калитки в сад прибит почтовый ящик. Ящик самодельный, деревянный, с узкой щелью для писем. Почтовый ящик так долго висел на заборе, что доски его стали серыми и в них завёлся древоточец.
   Осенью залетел в сад дятел. Прицепился к ящику, стукнул носом и сразу угадал: внутри древоточина! И у самой щели, в которую опускают письма, выдолбил круглую дырку.
   А весной прилетела в сад трясогузка - тоненькая серенькая птичка с длинным хвостиком. Она вспорхнула на почтовый ящик, заглянула одним глазком в дырку, пробитую дятлом, и облюбовала ящик под гнездо.
   Трясогузку эту мы прозвали Почтальоном. Не потому, что она поселилась в почтовом ящике, а потому, что она, как настоящий почтальон, стала приносить и опускать в ящик разные бумажки.
   Когда же приходил настоящий почтальон и опускал в ящик письмо, перепуганная трясогузка вылетала из ящика и долго бегала по крыше, тревожно попискивая и качая длинным хвостиком. И мы уже знали: тревожится птичка - значит, есть нам письмо.
   Скоро вывела наша почтальонша птенцов. Тревог и забот у неё на целый день: и кормить птенцов надо, и от врагов защищать. Стоило теперь почтальону только показаться на улице, как трясогузка уже летела ему навстречу, порхала у самой головы и тревожно пищала. Птичка хорошо узнавала его среди других людей.
   Услыхав отчаянный писк трясогузки, мы выбегали навстречу почтальону и брали у него газеты и письма: мы не хотели, чтобы он тревожил птичку.
   Птенцы быстро росли. Самые ловкие стали уже выглядывать из щели ящика, крутя носами и жмурясь от солнца. И однажды вся весёлая семейка улетела на широкие, залитые солнцем речные отмели.
   А когда пришла осень, в сад опять прилетел бродяга дятел. Он прицепился к почтовому ящику и носом своим, как долотом, так раздолбил дыру, что в неё можно было просовывать руку.
   Я просунул руку в ящик и вынул из ящика все трясогузкины "письма". Были там сухие травинки, обрывки газет, клочки ваты, волосы, фантики от конфет, стружки.
   За зиму ящик совсем одряхлел, для писем он уже не годился. Но мы его не выбрасываем: ждём возвращения серенького Почтальона. Ждём, когда он опустит в наш; ящик своё первое весенние письмо.
   ОТЧАЯННЫЙ ЗАЯЦ
   Вылиняли у зайца-беляка задние ноги. Снега ещё нет, а у него ноги белые стали. Будто белые штаны надел. Раньше серого зайца никто и на поляне не замечал, а теперь он и за кустом сквозит. Всем как бельмо на глазу! В ельник забился - синицы увидели. Окружили и давай пищать:
   - Заяц в штанах, заяц в штанах!
   Того и гляди, лиса услышит.
   Заковылял заяц в осинник.
   Только под осинкой залёг - сороки увидели! Как затрещат:
   - Заяц в штанах, заяц в штанах!
   Того и гляди, волк услышит.
   Замелькал заяц в густель. Там ёлку вихрь повалил. Легла ёлка вершиной на пень. Как шалашиком, пень накрыла. Вспрыгнул беляк на пень и притих. "Вот, - думает, - теперь от всех спрятался!"
   Шёл по лесу охотник и видит: в самой густели будто глазок на небо сквозит. А какое там небо, если позади лес чёрный! Заглянул охотник в лесной глазок - заяц! Да близко - ружьём ткнуть можно. Ахнул охотник шепотком. А заяц - некуда податься - шасть прямо на охотника! Отшатнулся охотник, запутался ногами в валежнике и упал. А когда вскочил, только белые штаны заячьи мелькали вдали.
   Опять увидели зайца синицы, запищали:
   - Заяц в штанах, заяц в штанах!
   Сороки увидели, затрещали:
   - Заяц в штанах, заяц в штанах!
   И охотник кричит:
   - Заяц в штанах!
   Вот штаны - ни спрятать, ни переменить, ни сбросить! Хоть бы уж снег скорей - беспокойству конец.
   СИНИЧИЙ ЗАПАС
   Собирать в запас - значит себя спасать. Каждый спасает себя на свой лад. Суслик зерно с полей ворует и прячет в свою нору. Даже особые кладовые роет для ворованного зерна. Водяная крыса забивает отнорки картошкой. До пуда, бывает, натаскает. Сыч на зиму замораживает в дупле, как в холодильнике, мышей и птичек. У одного такого запасливого сыча нашли однажды целых два килограмма лесных мышей! А один горностай сложил в норе пять водяных крыс, семь полёвок, синичку, гадюку, ящерицу, тритона, лягушку и плавунца!
   Всё это - на чёрный день.
   Запасают как могут, где могут. Все по-разному, но все для себя: в своей кладовой, в своём дупле, в своей норе.
   И только одни весёлые синички-хохлатки собирают запасы совсем не так. Хоть они и весёлые, но и у них бывают чёрные дни. И потому запасают они неустанно. Жучок, паучок, муха - годится. Семечко, зёрнышко, ягодка подойдёт. Нет у них собственных кладовых: ни норок, ни дупел. Была бы удобная трещинка в коре, особенно под сучком, куда не пробьётся ни дождь, ни ветер.
   В лесу деревьев - не сосчитать. И на каждом найдётся укромная трещинка. С дерева на дерево, с сучка на сучок, от трещинки к трещинке. Куда жука, куда зёрнышко; осенью еды много. А зимой и сушёному комару будешь рад.
   Сотни деревьев, тысячи кладовых. Но разве все их запомнишь?
   А их и не надо запоминать: кладовые-то эти для всех! Не всё ли равно, чей запас ты найдёшь: свой или чужой? Ты чей-то склевал, и твой кто-то забрал. Ты для всех, и все для тебя.
   Чёрный день всем страшен: всем надо иметь запас. А собирать его можно по-разному. Можно как крыса - только себе. Или как синичка-хохлатка - для всех.
   СКВОРЦЫ ПРИЛЕТЕЛИ
   Скворцы прилетели!
   Это такое же радостное известие, как "прилетели грачи", "прилетели жаворонки". Радостное потому, что вместе с грачами, скворцами и жаворонками летит к нам весна - лучшая пора года. Весна, за весной лето радости-то сколько!
   Скворцы прилетели!
   Но сейчас не весна, сейчас осень, - где же можно услышать такие слова?
   Можно услышать: мне довелось. Но сказаны они были не радостным, а печальным-печальным голосом.
   - Скворцы прилетели, - сказал человек тихо и задумчиво. - Значит, впереди осень, слякоть и холод. Значит, ветры, дожди и туманы. Значит, прощай, красное лето, здравствуй, зима!
   Да, не весна, а зима!
   Потому что скворцы, те самые скворцы, что когда-то принесли к нам с юга весну, сейчас несут от нас на юг осень. В рощах, скверах и парках на берегу Чёрного моря появляются они осенью густыми стаями; все сразу обращают на них внимание.
   Скворцы прилетели... Нет, не радостное это там событие! Ведь за скворцами надвигается зима.
   Так по-разному могут звучать одни и те же слова!
   Видно, не в словах дело, а в том, что за ними таится.
   ЛЕСНЫЕ ШОРОХИ
   Сорока и Крот
   - Хорошо, Крот, тебе под землёй! А у нас семь бед на день: то снег, то ветер, то заморозок.
   - Это кому же хорошо - мне, что ли?
   - Тебе, убогий! Под землёй - как под крышей.
   - Это кто же под крышей - я, что ли?
   - Ты, ты, а кто же! Тебе хорошо, ты под крышей!
   - Так полезай ко мне, и тебе хорошо будет!
   - Я? Под землю? Нет уж, лучше в лесу: семь бед - один ответ!
   Сойка и Дятел
   - Чжээ - чжээ! Кгха!
   - Что с тобой, Сойка, жёлудем, что ли, подавилась? Чего хрипишь на весь лес?
   - Обманули меня, Дятел, люди. Вот и верь им после этого! Яйца, говорят, полезно сырые пить, то да сё... Я целое лето птичьи гнёзда грабила, всё лето сырые яйца пила, а что толку? Как был голос противный, хрипучий, так и остался! Гха! Чжээ!
   Лисица и Ёж
   - Всем ты, Ёж, хорош и пригож, да вот колючки тебе не к лицу!
   - А что, Лиса, я с колючками некрасивый, что ли?
   - Да не то чтоб некрасивый...
   - Может, я с колючками неуклюжий?
   - Да не то чтоб неуклюжий!
   - Ну так какой же я такой с колючками-то?!
   - Да какой-то ты с ними, брат, несъедобный...
   Грачонок и Жук
   - Ну, Жук, прощайся с белым светом - сейчас я тебя съем! Скажи на прощанье, как хоть зовут-то тебя, бедолагу?
   - Зовут меня, Грачонок, Жук-могильщик!
   - Фу, гадость какая! От одного названия подавиться можно. А ну проваливай с глаз долой, не омрачай своей фамилией ясный день и моё весёлое настроение!
   Лиса и Мышь
   - Мышка-трусишка, ты треска боишься?
   - Ни крошечки не боюсь.
   - А громкого топота?
   - Ни капельки не боюсь!
   - А страшного рёва?
   - Нисколечко не боюсь!
   - А чего ж ты тогда боишься?
   - Да тихого шороха...
   Заяц и Медведь
   - Белка на зиму грибы запасает, Бурундук - орехи. А ты, Медведь, всё без дела шатаешься. Вот засыплет снег землю, что лопать-то станешь?
   - Ты, косой, за меня не волнуйся. Я, брат, самоед. Я зимой сам себя ем. На-ко, пощупай, сколько сала под шкурой я припас - на всю зиму хватит. Я не зря по лесу шатаюсь, я сало коплю. Чего и тебе, косой, советую.
   - Э-э, Медведь, какое там сало... Нам, зайцам, в лесу не до жиру, быть бы хоть живу!
   Д е к а б р ь
   Всё куда-то скрылось и подевалось. Звуки приглушены, запахи заморожены. Время тянется еле-еле. Где вы, зелёные листья? Где вы, густые травы? Где вы, пёстрые бабочки?
   Льды закрыли озёра, снега укутали землю. Солнце всё ниже и ниже. А тени длинней и длинней. И день короче воробьиного носа.
   Сумерки старого года...
   И вдруг что-то случилось!
   Солнце всё выше и выше, тени короче и короче. И день хоть на воробьиный скок, а прибавился.
   Значит, солнце повернуло на лето. Пришёл рассвет нового года. Совершился солнцеворот!