Сладков Николай. Лесные тайнички (Рассказы и сказки)

   И снова под листок спрятался.
   Вернулся грибник, взял свой кузовок и пошагал домой. Так ничего и не заметил. Вот растяпа!
   ЛЕСНЫЕ СИЛАЧИ
   Ударила первая капля дождя, и начались соревнования.
   Соревновались трое: гриб Подосиновик, гриб Подберёзовик и гриб Моховик.
   Первым выжимал вес подберёзовик. Он поднял листик берёзы и улитку.
   Вторым номером был гриб Подосиновик. Он поднял три листика осины и лягушонка.
   Моховик был третьим. Он раззадорился, расхвастался. Раздвинул головой мох, полез под толстый сучок и стал выжимать. Жал-жал, жал-жал - не выжал. Только шляпку свою раздвоил: как заячья губа стала.
   Победителем вышел Подосиновик.
   Награда ему - алая шапка чемпиона.
   ТАИНСТВЕННОЕ ОЗЕРО
   Озеро это красивое и большое. Называется оно Городно. На нём много островов, полуостровов и заливов. А сколько разных мысов! Окуневый мыс, Долгий мыс, Перевозный мыс и даже Собачий.
   Городно - капризное озеро. То тишь да гладь, и тогда все его острова и полуострова как бы повисают в млеющей дымке, отражаясь в зеркальной воде. То вдруг почернеет, взъярится, оскалится белыми гребешками, раскачает волну - и давай бухать в берега.
   Хороши у озера берега: песчаные, каменистые, травяные. На берегах звонкие мачтовые сосны с зелёными парусами вершин.
   Но главная прелесть озера в его таинственной необычности...
   Странные события происходят в нём. Однажды вдруг все мысы его стали вытягиваться и подниматься из воды! Дальше - больше. За мысами стали расти острова. Они соединялись между собой, потом соединялись с берегом и превращались в полуострова. Тут и там из воды, словно спины гигантских тюленей, стали всплывать новые острова, до этого никем не виданные.
   Неудержимо стали расти пляжи. Самый большой пляж - Белые пески - был шириной в десять шагов. И вдруг стал в двадцать, потом в тридцать, сорок шагов! Изумлённые купальщики сперва радовались, а потом испугались: пляж вырос в десять раз и стал шириной в сто шагов!
   А заливы стали исчезать. Там, где недавно кипели волны, стало вдруг сухо. Где плескались щуки и окуни, теперь бегали птицы и порхали бабочки.
   У деревни подсохли мостки и причал. За водой для банек, некогда стоявших у самой воды, теперь приходилось бегать с вёдрами далеко. Вода уходила из озера, как из дырявой лоханки!
   Уходила, уходила - да и ушла! От озера в девять километров осталась лужа метров на сто.
   Обнажённое дно стало сохнуть и трескаться, словно торцовая мостовая. На другое лето всё дно заросло травой - превратилось в луг. На дне озера стали пасти лошадей, коров. Ещё через лето косари косили на дне траву. Посеяли на дне овёс. Превратилось озеро в поле. Накатали по дну дороги. Натоптали тропинки. По ним запылили телеги со снопами и сеном...
   И стали уже забывать, что не так-то уж и давно над этими полями овса и пыльными дорогами качались челны рыбаков...
   Но озеро напомнило о себе. Маленькая, но глубокая лужа, что осталась от озера, как-то однажды вздулась, перелилась через край и поползла на берега! "Яма рыгнула" - так называют это местные жители. Впадающие в лужу ручьи вдруг повернули вспять. Стали тонуть луга; странно было видеть ромашки и колокольчики... под водой! И уже не бабочки порхали над ними, а серебристые рыбки. Тонуло жнивьё - жители торопливо увозили с полей снопы. Утонули дороги. Утонули шалаши и копны сена. Горки снова превратились в острова. Полуострова отделялись от берега. Снова появились заливы. Мыски укорачивали носки, а пляжи сужались на глазах. Снова из края в край покатились по озеру синие волны, и над утонувшими дорогами и полями снова закачались челны.
   А яма неистовствовала, яма гнала и гнала воду - "рыгала"! Гнала с такой же яростью, как когда-то её всасывала.
   Вода подошла к порогам изб. Баньки очутились в воде. В баню приходилось теперь ездить на лодке, нагружая её дровами, тазами и вениками.
   За долгую историю озера так бывало не раз. Вода то куда-то уходит, то откуда-то наливается. И вместе с водой, по неведомым подземным ходам и тоннелям, уходит и приходит рыба. И всё это через одну дыру в дне, "яму", как говорят местные жители, или "понор", "прорву", как говорят краеведы.
   Ни один человек ещё не видел понора озера Городно. Ни один аквалангист не стоял на краю этой чёрной ямы. Никто не знает, куда ведут и где выходят наружу подземные карстовые ходы. И куда время от времени исчезает на год, на два, на три года огромное озеро со своей рыбой?
   Туман лёг на воду. Не видно ни островов, ни берегов. Кричат в тумане гнусавые чайки. Туман. Тишина. И тайна...
   ЗАГАДОЧНЫЙ ЗВЕРЬ
   Кошка ловит мышей, чайка ест рыбу, мухоловка - мух. Скажи, что ты ешь, и я скажу, кто ты.
   И слышу я голосок:
   - Угадай, кто я? Я ем жуков и муравьёв!
   Я подумал и твёрдо сказал:
   - Дятел!
   - Вот и не угадал! Ещё я ем ос и шмелей!
   - Ага! Ты птица осоед!
   - Не осоед! Ещё я ем гусениц и личинок.
   - Гусениц и личинок любят дрозды.
   - А я не дрозд! Ещё я грызу сброшенные лосями рога.
   - Тогда ты, наверное, лесная мышь.
   - И вовсе не мышь. Бывает, я сама ем даже мышей!
   - Мышей? Тогда ты, конечно, кошка.
   - То мышка, то кошка! И совсем ты не угадал.
   - Покажись! - крикнул я. И стал вглядываться в тёмную ель, откуда слышался голосок.
   - Покажусь. Только ты признай себя побеждённым.
   - Рано! - ответил я.
   - Иногда я ем ящериц. А изредка рыбу.
   - Может, ты цапля?
   - Не цапля. Я ловлю птенцов и таскаю из птичьих гнёзд яйца.
   - Похоже, что ты куница.
   - Не говори мне про куницу. Куница мой старый враг. А ем я ещё почки, орехи, семена ёлок и сосен, ягоды и грибы.
   Я рассердился и крикнул:
   - Скорей всего, ты - свинья! Ты лопаешь всё подряд. Ты одичавшая свинья, которая сглупу забралась на ёлку!
   - Сдаёшься? - спросил голосок.
   Ветки качнулись, раздвинулись, и увидел я... белку!
   - Запомни! - сказала она. - Кошки едят не только мышей, чайки ловят не только рыбу, мухоловки глотают не одних мух. А белки грызут не только орешки.
   БАБОЧКИ
   Бабочки только тогда живут, когда хорошо живётся. Чуть только им плохо - холодно, ветрено, сыро, - они обмирают. Впадают в особый сон: ничего не видят, не слышат, не чувствуют. И тогда всё плохое и неприятное проходит мимо, будто и вовсе его нет. Нет в жизни бабочек дней тяжёлых и пасмурных - только светлые, тёплые, солнечные. Потому-то так беззаботно и весело порхают они над лугом.
   ЗАДУМЧИВЫЙ ДЯТЕЛ
   Было лето - и нет, загудел над лесами ветер. Солнце теперь появляется только вдруг, и тогда всё просияет! Блеснёт вода, блеснут склонённые травы - и воздух заструится блескучими паутинками.
   В тёмном лесу сыро сейчас, а над лесом солнце и ветер. И чёрные ели, как вышки, торчат из багрового и золотого. И на каждой вышке белый сверкающий флаг - прицепились летучие паутинки.
   На елях таких любит осенью сидеть дятел. Всё лето возился он в чапыге - сейчас захотел на простор.
   С елововой вышки далеко видно. Над головой небо и облака. Горизонт как лиловое колесо.
   А внизу, а внизу - даже в глазах рябит! И жёлтое там, как янтарная смола, и багряное, как закат, и зелёное, как предрассветное небо.
   Всё лето дятел носом стучал: в барабан бил, дупло долбил, личинок выстукивал.
   С рассвета до темноты, от зелёной зари до красной, некогда и вокруг посмотреть было. Всё заботы, заботы, заботы.
   И вот сам себе голова.
   Нет больше суеты у гнезда. Дятлята выросли и разлетелись.
   Хорошо теперь просто так посидеть, вокруг посмотреть, послушать писк золотых паутинок.
   Ветер уносит лето. Внизу уже осень. А вверху небо и облака. Далёкие-далёкие, как воспоминания...
   КОЗОДОЙ
   Назвали птицу козодоем, а она молока в рот не берёт! Осоед ос ест, овсянка овёс клюёт. Что правда, то правда. А вот козодой коз не доит.
   Летать над стадом он любит. Бывает, покрикивает над стадом и в крылья, как в ладошки, похлопывает. Но это он не молока выпрашивает, просто жуков и бабочек ловит. Стадо вспугивает их из травы, а он ловит. Рот у него большущий, словно сачок. Ловкий рот. Но коз он не доит. И не доил никогда.
   ...А всё равно козодой!
   ПТИЧЬИ ПОСТЫ
   Залетела осенью на нашу речку серая цапля. Стал я за ней охотиться. Да только время зря потерял.
   Ноги у цапли высокие, шея длинная. Вытянется, жёлтым глазом с высоты поведёт - сразу увидит охотника. Днём от её глаз не спрячешься.
   Стал я ночью счастье пытать.
   Я так думал: замечу с вечера, на какой речной косе цапля сядет на ночлег, и ночью, в темноте, подтаюсь к ней.
   Лёг я с вечера на высокий берег и стал смотреть.
   Вода в реке розовая, и сизый парок над ней шевелится. На розовом речная коса - как чёрный клин. И на самом острие клина - точка. Это цапля. Днём по такому открытому месту подобраться и не думай. Тут всё как на ладони. А вот ночью попробовать можно. По песку можно тихо пройти. Заблудиться негде - справа и слева вода. Прямо к цапле и выйду.
   Солнце опустилось за лес. Река стала серой. Холодом потянуло. Жду. Вот и первые звёздочки на небе: одна, две, три... Пора! До полной темноты добрался я до кустов у основания косы.
   Тишина. Слышно только, как вода под берегом бормочет да сердце моё стучит.
   Постоял, отдышался, ружьё половчее перехватил: ни пуха ни пера!
   Но только шагнул - хрустнула под сапогом сухая тростинка! Я замер. Но, кажется, обошлось. Только луговые коньки в тростнике услыхали перепискнулись. Коньков кулички услышали - ответили с косы тонким куличным свистом. Еще дальше селезень крякнул. И стихло всё.
   Крадусь по песку чуть слышно.
   Чувствую, что суживается клин косы всё больше и больше - всё громче бормочет вода справа и слева. И какой-то шорох - то ли ветерок, то ли птичьи крылья.
   Стоп! Конец косы, самое остриё. А цапли нет!
   Свечу фонариком: вот следы трёхпалые на песке, белые кляксы, пёрышко серое. Только что тут была!
   Топчусь по песку на одном месте. Увидеть цапля меня не могла. Ночь хоть глаз выколи. И услышать не могла. По песку я неслышно шёл, а что тростинка под сапогом хрустнула, так то полкилометра от цапли. Разве хруст тростинки за полкилометра слышен?
   Тростинка... А зачем ей тростинка? Цапля другое услыхала!
   Хрустнула тростинка - всё равно что сказала: "Враг!" Услыхали хруст только коньки в кустах. Услыхали и пискнули по-своему: "Враг! Враг!" Коньков кулики услыхали, по-куличному свистнули: "Враг!" Куликов - утки. Утиный кряк услышала цапля. Все насторожились.
   Я ещё далеко, а про меня уже все знают, все ждут. Не спят, прислушиваются, всматриваются.
   Кулички крылышками прошумели - утки шеи вытянули: близко! Утки взлетели - цапля приготовилась. И улетела.
   Вот что значит наступить на тростинку, когда вокруг тебя птичьи посты!
   Хитрые птицы! На ночлег так садятся, чтобы их кто-нибудь да сторожил.
   Коньков - тростинки сухие сторожат. Куликов - коньки. Уток - кулики. А цапля ночует посреди стаи уток. Попробуй-ка захвати таких врасплох!
   Здорово у птиц: всяк пищит за себя, а польза всем!
   Так и не добыл я для музея цаплю. Не сумел перехитрить птиц.
   ДУБ И ВЕТЕР
   - Ну, Дуб, и вымахал же ты, братец, - чуть не до неба! Выше тебя в лесу и дерева нет. С чего это тебя так вытянуло?
   - От любопытства, Ветер, от любопытства! Я страх какой любопытный. Помню, только ещё из жёлудя высунулся, траву вокруг увидел, а уж думаю про себя: "А что там, за травой, скрывается?" Вырос выше травы, кусты увидел и опять думаю: "А что там дальше, за кустами?" Ни днём ни ночью покою не было: так и хотелось узнать, что за низенькими деревцами, что за высокими? Всё тянулся да тянулся - эвон какой вымахал!
   - Ну, теперь-то небось успокоился? Теперь-то всё вокруг видишь, всё вокруг знаешь?
   - Где там успокоился! Разве всё увидишь да узнаешь? А вон там, за горизонтом, что? А за горами, за морями? Эх, мне бы ещё подрасти да потом на цыпочки встать - хоть бы одним глазком туда заглянуть!
   СОРОЧИЙ КЛАД
   Клад я нашёл там, где кладу и должно быть, - в папоротнике. В сказках клад скрывается под цветущим папоротником. Мой папоротник не цвёл, да и не может папоротник цвести, но клад под ним сказочный. На чёрной земле, под зелёной замшелой корягой, лежали драгоценные камни, золото и серебро.
   Когда солнце пробивалось сквозь резные листья, то золото становилось золотистее золота, серебро - серебристее серебра, а драгоценные камни горели ярче радуги. Несмотря на то что это было совсем и не золото, вовсе не серебро и тем более не драгоценные камни. На чёрной земле, под корягой, лежали цветные стекляшки, "золотые" и "серебряные" бумажки от конфет. Лежали пуговицы, бусинки, разноцветные камешки. И даже железный перочинный нож.
   Это конечно же был чей-то клад. Какого-то жителя леса.
   У жителей леса бывает гнездо или нора, где они растят детей. Бывает спальня, где они спят. Бывает, наконец, кладовая, где хранятся запасы еды. Но у них не бывает потайных сундуков с украшениями и безделушками.
   Кому понадобился этот хлам? Ни съесть его, ни выпить, ни сделать подстилку.
   Но кто-то живёт в этом овраге, кому дороги яркие никудышки.
   Кто?
   Ночью никто не пришёл. Мерцали в кустах гнилушки, уныло скулили комары да перешёптывались листья осины.
   Днём проползла змея - чёрная с красным глазом.
   Потом послышался шум - и выскочила сорока!
   В клюве она держала ложку.
   Знакомая ручная сорока. Она жила у соседей.
   Вот чей это тайник.
   Не гнездо, не спальня, не кладовая, а шкатулка с яркими безделушками!
   Я попробовал взять - она подняла крик.
   Тогда я взял только ножик и ложку. Остальное оставил сороке. Мне стекляшек не нужно. Но зачем всё это ей?
   ДЕЖУРНЫЙ
   Поле пшеницы на вырубке так и мозолит всем глаза, так и щекочет всем носы. Хозяин поля знает про это и отваживает любителей вершков, как умеет. Против кабанов он выставил колотушки. Вода из ручейка крутит колёсико с лопастями, колёсико поднимает лёгкие молоточки, и те всю ночь без перерыва стучат по звонкой железке. Против птиц поставлено чучело. Чучело размахивает на ветру лоскутами растопыренных рукавов. Кабаны и птицы обходят и облетают поле сторонкой. А вот полёвки и мыши ничего не боятся: ни колотушек, ни чучела. Они валят пшеницу, подгрызая стебель зубами, и растаскивают колосья по норам. И ничего с ними не сделать. Хозяин только сердито бормочет и грозит кулаком.
   Так, наверное, и растащили бы мыши всю пшеницу по колоскам, если бы не желтоглазый сыч. Сыч встал на караул. Лишь только зарозовеет заря - он уже торопится на дежурство. Мягко опустится чучелу на голову, потопчется, переминаясь с лапы на лапу, усядется поудобней и притихнет. И кажется со стороны, что сыч уснул. А он в два глаза смотрит и в два уха слушает. Полёвка ли чуть качнёт колосок, мышь ли едва слышно пискнет - сыч мигом взлетит. И неслышно, как лоскут мягкой тряпки, накроет воришку.
   Дежурит сыч каждую ночь. Стоит на посту, не смыкая глаз. Хозяин на него не нарадуется. И сыч доволен.
   СЕРАЯ ЦАПЛЯ
   Странный случай произошёл со мной на охоте у Ленкорани.
   Рано утром я шёл по обочине залитого водой рисового поля. Вдруг из-за кустов ежевичника, углом вдающихся в это поле, взлетела серая цапля. Видно, до этого она была чем-то сильно занята, прозевала мой подход и теперь поспешно била большими крыльями, стремясь как можно скорей улететь. Она была так близко, что я видел её испуганный глаз, косящий на меня через плечо, и мокрые длинные ноги, с которых стекала вода.
   Мне нужна была цапля для музея. Чтобы не разбить зарядом птицу, я отпустил её в меру, выстрелил, и цапля, свесив длинную шею, плюхнулась в воду. Когда я подошёл, птица была уже мертва, только шея её длинная конвульсивно изгибалась.
   Я спешил; подняв цаплю за длинные ноги, я запихнул её в рюкзак и зашагал дальше.
   Вышло так, что отдыхать я сел только в полдень.
   Сунул я руку в рюкзак, чтобы вытащить свёрток с едой, но рука вдруг наткнулась на что-то живое! Это "что-то" было холодное, но я отдёрнул руку так быстро, будто обжёгся.
   В рюкзаке была змея! Я вытряхнул змею из мешка, и она быстро уползла, шевеля траву. Это был пятнистый водяной уж.
   Вот загадка: ведь рюкзак-то весь день был у меня на спине. Может, змея упала с дерева и случайно угодила в мешок?
   Здешние змеи иногда заползают на деревья и нередко падают оттуда, шлёпаясь о землю.
   Но ведь рюкзак мой был завязан!
   И вдруг я вспомнил, как странно шевелилась и изгибалась шея убитой мною цапли!..
   Так вот оно что! Цапля поймала змею, проглотила её, да не совсем - я ей помешал. В рюкзаке змея выползла из цаплиного горла и уютно пригрелась на моей разгорячённой спине.
   Я часто видел, как цапли ловят змей на рисовых полях. Схватив змею за хвост, цапля вскидывает шею, взмахивает змеёй, как кнутом, и, широко разинув клюв, отправляет её в глотку. Но как только цапля опустит голову за новой добычей, змея выскальзывает у неё из клюва. Цапля опять хватает её за хвост, глотает - и всё начинается сначала. Старые цапли хитрей: они сперва оглушают змею ударами клюва и уже тогда глотают.
   Убитая мной цапля была совсем молодая и, значит, ещё не научилась убивать змей, прежде чем их съесть. И не научилась бояться человека. Ей не пришлось поумнеть.
   Зато я стал немножко опытнее и осторожнее.
   ЖАБИЙ КОРОЛЬ
   Царевну-лягушку на белой кувшинке я и раньше встречал. А теперь повстречал и жабьего короля! С белым пушистым пером на голове.
   Король прыгал, и белое перо-султан мелькало в сумеречной траве. А когда голый король шагал раскорякой на своих четырёх кривых лапках, перо виляло из стороны в сторону, словно веер. Перо ему было к лицу. Белый султан на бугристой короне. Прямо над бессмысленным золотым глазом. Совершенно непонятный и необъяснимый. Даже сказочный.
   Непонятный и необъяснимый... если бы рядом не стоял курятник! Из него-то жаба и выползла. Там-то и прилипло к её голове пушистое куриное пёрышко.
   ЗВЕРИНАЯ БАНЯ
   Дикие звери тоже в баню ходят. И больше всех любят бегать в баню... дикие свиньи! Баня у них простая: без жара, без мыла, даже без горячей воды. Всего-навсего одна ванна - лунка в земле. В лунке - вода болотная. Вместо мыльной пены - жижа. Вместо мочалки - пучки старой травы и мха. Вас бы в такую "баню" и не заманить. А кабаны так и лезут. Вот до чего баню любят!
   Но ходят кабаны в баню совсем не затем, зачем ходим мы. Мы зачем в баню ходим? Мыться. А кабаны ходят... пачкаться! Мы грязь с себя мочалкой смываем, а кабаны нарочно грязь на себя намазывают. И чем больше вымажутся, тем хрюкают веселей. И после своей свиной бани они в сто раз грязнее, чем до неё. И рады-радёшеньки! Уж теперь-то сквозь грязевой панцирь никакие кусаки до их шкуры не доберутся: ни комары, ни москиты, ни слепни. Щетина у них летом редкая, вот они и намазываются. Выкатаются, вымажутся - и не почешутся!
   В КОНЦЕ ТАИНСТВЕННОГО СЛЕДА...
   Сверху озерко с песчаным пляжем казалось голубым блюдечком с золотой каёмочкой. Не бороздили воду рыбачьи лодки и не топтали песок грубые ребячьи сапоги. Безлюдно вокруг. А там, где безлюдно, там всегда многоптично и многозверно.
   Я приходил к озерку смотреть звериные росписи на песке. Кто был, что делал, куда ушёл?
   Вот лиса воду лакала, ножки намочила.
   Зайчишка на плюшевых лапках проковылял.
   А вот след со звериными когтями и утиными перепонками - это выдра из воды вылезла.
   Знакомые следы знакомых зверей.
   И вдруг следок незнакомый! Бороздки и двоеточия: то ли зверёк, то ли птица, то ли ещё кто? Пересек след песок и исчез в кустах.
   Вот ещё непонятный след - бороздка протянулась из кустов и пропала в траве.
   Следы, следы: незнакомые следы незнакомых жителей берега.
   Кто там, в конце этих бороздок, двоеточий, чёрточек? Скачет он, ползёт или бежит? Чем покрыто его тело - перьями, шерстью или чешуёй?
   Ничего не известно.
   И потому интересно.
   Потому я и люблю приходить на безлюдный бережок озера, похожего на голубое блюдечко с золотистой каёмочкой.
   ВЫЕДЕННОЕ ЯЙЦО
   Хочешь жить - мух лови. Хочешь муху поймать - сеть плети. Паучишка только тем и занят, что сети плетёт. А это ой как не просто!
   Сплёл между деревьями - ветер сеть разметал. Сплёл между кустами роса на сеть осела, все нити порвала. Соткал сеть внизу, между травинок и тут не уцелела! Ёжик бежал, колючками зацепил, сеть порвал и самого чуть не заколол.
   Другой бы, может, после таких бед вовсе перестал бы сети плести. А паучишке что делать? Хочешь жить - мух лови. Хочешь муху поймать - сети плети.
   Опустился паучишка на самую землю и поселился... в пустом птичьем яйце! Ворона яйцо расклевала, белок и желток выпила, а пустую скорлупку бросила. Вот дом так дом - всем домам дом!
   Ветер не дует, дождик не мочит, птицы и звери внимания не обращают: кому выеденное яйцо надо? Паучишка и рад: не мешают дело делать, сеть серебряную плести, мух сетью ловить.
   БАБОЧКА И СОЛНЦЕ
   Жила-была на лесной поляне бабочка. Крылышки у бабочки яркие, как цветочные лепестки. Все любовались ими. Умела бабочка себя показать: крылышки всегда держала вразлёт.
   Но появилась в лесу птица мухоловка. Она села на сухой сучок и стала высматривать.
   Бабочку мухоловка не трогала. Это была простая серая мухоловка, которая ловит только мух. Но бабочка на всякий случай перестала раскрывать яркие крылышки. Она стала складывать их так, что из двух ярких крылышек получался один бурый листик.
   Подолгу сидела бабочка неподвижно, изо всех сил стараясь быть похожей на простой привялый листок.
   Так бабочка стала бояться самой себя.
   Но однажды, к своему ужасу, бабочка заметила, что от её сложенных крылышек на земле видна тень. У бабочки задрожали усики-сяжки. Бочком, бочком стала она поворачиваться головой к солнцу, чтобы тень свою спрятать под брюшко. С этого дня бабочка стала бояться не только своей красоты, но и собственной тени. И солнце ей не в радость. Бабочка стала самым пугливым существом на свете.
   Замечали вы это? Только когда вокруг нет никого, бабочки становятся сами собой, раскрывают крылышки и радуются солнцу. А чуть что - нет их. Одни сухие листики.
   КРАПИВНОЕ СЧАСТЬЕ
   Выросла на краю поляны Крапива. Поднялась над травами и смутилась. Цветы вокруг красивые и душистые, ягоды вкусные. Одна она бесталанная: ни вкуса приятного, ни яркого цвета, ни сладкого запаха!
   И вдруг слышит Крапива:
   - Не велико счастье красивым-то быть! Кто ни увидит - сорвёт... - Это белые ромашки прошептали.
   - Думаете, душистым быть лучше? Как бы не так! - прошелестел Шиповник.
   - Хуже всего быть вкусной! - покачала головкой Земляника. - Всяк съесть норовит.
   - Вот так так! - удивилась Крапива. - Выходит, что самая счастливая тут я? Меня ведь никто не трогает: не нюхает, не срывает.
   - Мы завидуем твой спокойной жизни! - хором пропели цветы и ягоды.
   - Как я рада, как я счастлива! - крикнула Крапива. - Как мне хорошо, - добавила она задумчиво. - Расту - не обращают внимания, цвету не нюхают, засохну - и не вспомнят...
   И вдруг Крапива всхлипнула:
   - Будто меня и не было совсем, будто я и не жила! Пропади пропадом такое крапивное счастье!
   Цветы и ягоды внимательно слушали Крапиву. И больше никогда не жаловались на свою беспокойную жизнь.
   С е н т я б р ь
   Сыплет осенний нудный дождь. До листика вымокли кусты и деревья. Лес притих и насупился.
   И вдруг осеннюю тишину нарушает ярое, прямо весеннее бормотание тетерева!
   Певчий дрозд откликнулся - просвистел свою песню.
   Затенькала птичка-капелька - пеночка-теньковка.
   И на опушке, и в глубине леса послышались птичьи голоса. Это прощальные песни птиц. Но и в прощальных песнях слышится радость.
   Странный в сентябре лес - в нём рядом весна и осень. Жёлтый лист и зелёная травинка.
   Поблёкшие травы и зацветающие цветы. Сверкающий иней и бабочки. Тёплое солнце и холодный ветер.
   Увядание и расцвет.
   Песни и тишина.
   И грустно и радостно!
   ОСЕНЬ НА ПОРОГЕ
   - Жители леса! - закричал раз утром мудрый Ворон. - Осень у лесного порога, все ли к её приходу готовы?
   Как эхо, донеслись голоса из леса:
   - Готовы, готовы, готовы...
   - А вот мы сейчас проверим! - каркнул Ворон. - Перво-наперво осень холоду в лес напустит - что делать станете?
   Откликнулись звери:
   - Мы, белки, зайцы, лисицы, в зимние шубы переоденемся!
   - Мы, барсуки, еноты, в тёплые норы спрячемся!
   - Мы, ежи, летучие мыши, сном беспробудным уснём!
   Откликнулись птицы:
   - Мы, перелётные, в тёплые края улетим!
   - Мы, оседлые, пуховые телогрейки наденем!
   - Вторым делом, - Ворон кричит, - осень листья с деревьев сдирать начнёт!
   - Пусть сдирает! - откликнулись птицы. - Ягоды видней будут!
   - Пусть сдирает! - откликнулись звери. - Тише в лесу станет!
   - Третьим делом, - не унимается Ворон, - осень последних насекомых морозцем прищёлкнет!
   Откликнулись птицы:
   - А мы, дрозды, на рябину навалимся!
   - А мы, дятлы, шишки начнём шелушить!
   - А мы, щеглы, за сорняки примемся!
   Откликнулись звери:
   - А нам без мух-комаров спать будет спокойней!
   - Четвёртым делом, - гудит Ворон, - осень скукою донимать станет! Туч мрачных нагонит, дождей нудных напустит, тоскливые ветры науськает. День укоротит, солнце за пазуху спрячет!
   - Пусть себе донимает! - дружно откликнулись птицы и звери. - Нас скукою не проймёшь! Что нам дожди и ветры, когда мы в меховых шубах и пуховых телогрейках! Будем сытыми - не заскучаем!
   Хотел мудрый Ворон ещё что-то спросить, да махнул крылом и взлетел.
   Летит, а под ним лес, разноцветный, пёстрый - осенний.
   Осень уже перешагнула через порог. Но никого нисколечко не напугала.