Сладков Николай. Лесные тайнички (Рассказы и сказки)

   Для охотника всё это привычно и знакомо - обычные звуки обычной ночи в степи. Звуки погони, схватки, борьбы. Шорох крадущихся шагов, шёпот сухой травы, цокот камня. И я тут - охотник с твёрдым сердцем и жёсткой рукой - как у себя дома.
   Но вдруг звук совсем необычный заставил меня насторожиться. Кто-то хрипло кричал вдали: "кгха, кгха, кгха!"
   Это не был клич зверя-победителя. Но не был это и безнадёжный крик жертвы. Зверь кричал неприятно, тоскливо, нудно и бесконечно. Всякий зверь скуп на голос и зря не станет кричать. Это древний звериный закон. Этот зверь нарушил закон, он потерял всякую осторожность.
   Я шёл, а невидимый зверь всё сидел на одном месте и тявкал уныло и хрипло, будто ему сдавили горло. Я потрогал ружьё и пошёл прямо на крик: не пропускать же удобный случай!
   Всё ближе и ближе подходил я к кричащему зверю. Из-за гор поднялась луна. Из-за камней, кустов, бугров стали выползать чёрные тени; казалось, ночь протягивает навстречу чёрные руки.
   В неровном зелёном мерцании, как сквозь воду, разглядел я впереди на чистинке маленькое чёрное пятнышко. Тявканье неслось оттуда.
   Что-то знакомое показалось мне в этой чистинке и в этих тенях. И вдруг я узнал это место! Вот высокий бурьян, вот камень, за ним лощинка. Здесь днём я подстрелил лису. И сразу за первой догадкой пришла вторая: я понял, что за зверь тявкал сейчас тут, потеряв всякую осторожность!
   Запрокинув тонкую мордочку вверх, распушив густые баки, тявкал охрипшим голосом осиротевший лис, тот самый, что днём убежал от меня в степь.
   Он сидел как раз на том месте, где я днём связывал лапки у мёртвой лисы.
   Маленьким, жалким комочком казался лис под огромным холодным небом в необъятной степи. И жалкий его голосок - не вой победителя и не писк жертвы - был здесь не к месту и странно тревожил душу. Разве не удивительно - жалоба зверя! И выражение "звериная тоска" вдруг наполнилось для меня особым значением.
   Я постоял, послушал, потом потрогал своё ружье и зашагал своей дорогой. Нет, это не удачный случай для охотника, даже если у него твёрдое сердце и жёсткая рука.
   Далеко я ушёл, но стоило остановиться, приложить к уху ладонь - и становилось слышным приглушённое хриплое тявканье. Лис всё сидел и тявкал.
   Но вот совсем стихли непривычные звуки. Опять вокруг ночная степь, слышится то довольное ворчание, то отчаянный писк. Над головой чёрное небо и белая луна. А впереди дорога, неясная и бесконечная, как Млечный Путь.
   ХИТРЮЩИЙ ЗАЙЧИШКА
   В жизни не видал такого хитрого зайца!
   Да и что сказать: не будь он так хитёр, давно бы попал орлу в когти или кому-нибудь из хищных зверей в зубы.
   Лисиц, волков, рысей здесь множество, и они переловили всех зайцев на этом склоне горы. Остался один - Рваные Ушки.
   Уши нарвал ему беркут - горный орёл - за неосторожность. С тех пор зайчишка и стал таким умным.
   Беркут был молодой, неопытный. Старый орёл падает прямо на спину зайцу и ломает ему хребет. Молодой догонял зайчишку - и проловил. Вцепился когтями в длинные заячьи уши.
   Заяц на бегу вырвал свои уши из страшных орлиных когтей - и шмыг под камни.
   Эти камни на склоне лежали грядкой, образуя собой как бы длинную трубу или нору: зайчишке под ней есть где пролезть, а лисе или орлу никак.
   Беркут сел перед входом, сунул в нору шею, а крылья его не пускают. Пришлось отказаться от добычи. Улетел другого зайца ловить - поглупее.
   Зайцы не устраивают себе постоянных логовищ, как кролики. Кормятся они ночью.
   Начнёт светать - заяц поскачет, след свой запетляет, запутает, махнёт с него в сторону и заляжет на весь день где-нибудь под камнем или кустиком.
   Да не спасли эти хитрости, давно известные всем любителям зайчатины, других зайцев на этом открытом, безлесном склоне горы. Уцелел, говорю, один этот хитрющий зайчишка.
   А почему уцелел? Потому что, вопреки всем заячьим обычаям, избрал себе постоянным логовом вот эту самую гряду камней, которая спасла его уже однажды от молодого беркута.
   Не раз с тех пор охотились за ним и старые, опытные беркуты. Но зайчишка не отходил далеко от своих камней.
   Нырк! - и спрятался под ними.
   Пробовали ловить его и волки. Да куда им - таким здоровым-то! подлезть под камни. В кровь себе горбину стёрли, а пришлось отступиться.
   Пробовала ловить его и страшная рысь - большая пятнистая кошка с маленькой головой и гибким, как у змеи, телом. Во все дыры между камнями совала свой нос. Всюду под камнями вкусно пахло зайчатиной, но ни раздвинуть камни, ни проскользнуть между ними она не могла.
   На беду заячью, жили на той горе, как уже сказано, и лисицы.
   Уж лисицы-то - самые хитрые звери и зайцев ловить - великие мастера.
   Зиму зайчишка Рваные Ушки перезимовал у себя в камнях благополучно.
   А весной, как стаял снег, увидали его лисицы: лис и лиска. Они в эту пору года дружно живут, детей выводят. Ну и, конечно, взялись за него вдвоём.
   Зайчишка лежал на склоне - пузечко на солнце грел. А сам по сторонам косился: не грозит ли откуда опасность.
   Лис к нему ну подкрадываться на согнутых лапках. Да не тут-то было!
   Заметил зайчишка, вскочил... Лис за ним как кинется!
   А Рваные Ушки прыг, скок - и дома.
   Лис стал у входа в зайчишкину нору и ждёт.
   Но Рваные Ушки так делал: уйдёт тот, кто его ловит, - он подождёт немножко и выйдет наружу. Тут-то лис его и хотел схватить.
   Рваные Ушки так испугался лиса, что пробежал всю длинную трубу, всю свою нору под камнями и выскочил с другой стороны каменной гряды. Так он не раз спасался от волков и рыси. Для них хороша была эта хитрость, а вот для лисиц - не очень-то!
   Лис только ещё начал подкрадываться к зайчишке, а лиска уже со всех ног бежала к другому концу каменной гряды. Прибежала и стоит у выхода из норы, караулит.
   Зайчишке с его умишком где уж про такое догадаться! Он и выскочил из норы - прямо на лиску!
   Лиска в это время уже облизывалась: мечтала, как сейчас сладкой зайчатинкой полакомится.
   И хорошо, что облизывалась: не успела она язык убрать, зайчишка верть налево кругом - и нырк назад в нору!
   Тявкнула лиска с досады, а ничего не поделаешь: сама виновата. Остаётся только теперь обоим охотникам - лису и лиске - спрятаться и терпеливо дожидаться, когда зайчишка с той или другой стороны каменной гряды выскочит. Правильную осаду держать.
   Вот и сидят лисицы: лис - у входа, лиска - у выхода; ждут.
   А зайчишка Рваные Ушки, не будь глуп, взял да высунул голову из дырки между камнями посреди гряды. Поглядел он в одну сторону - там лис караулит, за камень прячется. Поглядел в другую - там лиска за кустом сидит, караулит.
   Видят и лисицы: высунутся вдруг посреди гряды длинные заячьи уши с чёрным пятнышком на конце, крутнёт ими заяц в одну сторону, крутнёт в другую - и опять уши спрячутся.
   Поняли: надо снимать осаду. Видно, там у зайчишки между камнями трава растёт. Закусывает он ею. Его и измором не возьмёшь.
   И ушли лисы восвояси.
   Вот до чего хитрющий зайчишка: двух лисиц провёл и цел остался!
   П О Д В О Д О Й
   Земная жизнь зародилась в воде. Всё, что сейчас ползает,
   бегает и растёт на земле, всё, что летает над землёй, и всё,
   что роется под землёй, - всё когда-то вышло из моря.
   Значит, и мы, люди, тоже "начинались" в море.
   Наше тело до сих пор наполовину состоит из воды.
   Наши руки и ноги - это бывшие грудные и брюшные плавники
   рыб. Наши лёгкие образовались из рыбьего плавательного пузыря.
   Наше сердце гонит по жилам кровь, солёную, как морская вода. И
   удары нашего пульса так же ритмичны, как приливы и отливы
   моря...
   ПОД ВОДОЙ
   В подводном мире всё не так, как у нас на земле.
   Передвигаться там нужно не стоя, а лёжа. Там очень трудно шагать, но зато просто летать. А прыгать там можно даже вниз головой.
   Руки и ноги в этом мире становятся на треть короче, а рыбы, раковины и водоросли - на треть своего роста длинней. Вода сплющивает растения и увеличивает предметы.
   В подводном мире никогда не бывает дождя и снега. На небе там не звёзды, не тучи, а волны. Между волн перекатываются пузырьки воздуха блестящие, как звёздочки!
   Там нет горизонта - черты, где земля сходится с небом.
   По земле подводного мира не скачут весёлые солнечные зайчики. Там колышутся широкие солнечные ленты - отсветы волн и солнца. Лиловые тени от подводных "деревьев" лежат на зыбкой серой земле. Мягкая зелёная дымка заволокла всё вокруг - нет ни резких теней, ни острых углов.
   Всё неверно, призрачно и таинственно.
   Всё не так, как у нас на земле.
   ПОДВОДНЫЕ ЕЖИ
   В ерше, как и в еже, заметнее всего - колючки.
   Голова, хвост, посредине колючки - вот и весь ёрш.
   И ещё глаза: лилово-синие, большие, как у лягушки.
   Ростом ёрш с мизинчик. А если с указательный палец, то это уже ершовый старик.
   Напугали меня эти старики. Плыву и вижу: дно зашевелилось и уставилось на меня точками тёмных глаз.
   Это ерши - старик к старику! Самих-то незаметно: хвосты, головы, колючки - всё такое же пятнистое, как дно. Видны одни глаза.
   Я повис над ершами, свесив ласты.
   Ерши насторожились.
   Пугливые вдруг стали падать на дно, выгибаться и нарочно поднимать облачка мути.
   А сердитые и отважные взъерошили на горбу колючки - не подступись!
   Как ястреб над воробьями, стал я кружить над ершовой стаей.
   Ерши выжидали.
   Я стал похрипывать в дыхательную трубку.
   Ерши не испугались.
   Я вытаращил глаза - им хоть бы что!
   Тогда я... чуть не сказал - "плюнул на ершей"... Нет, я не плюнул, под водой ведь не плюнешь, а махнул на ершей ластом и поплыл прочь.
   Да не тут-то было!
   От резкого взмаха ластом со дна взмыла и завихрилась муть. Все ерши устремились к ней: ведь вместе с мутью поднялись со дна вкусные червячки и личинки!
   Чем быстрее я работал ластами, торопясь уплыть, тем больше поднимал со дна ила.
   Тучи ила клубились за мной, как тёмные грозовые облака. За тучами тянулись стаи ершей.
   Отстали ерши только тогда, когда я выплыл на глубину. Но на глубине мне стало не по себе.
   Я ещё не привык к глубине, это были ведь ещё мои первые шаги под водой.
   Дно опускалось всё глубже и глубже.
   А мне казалось, что я лечу над землёй и взмываю всё выше и выше. Так и хотелось за что-нибудь ухватиться, чтобы не грохнуться с этакой высоты!
   Я повернул назад.
   Вот опять заросли. В зарослях ерши. Вроде и веселей - всё живые души!
   Ерши-мизинчики плавают вполводы, а старики - на дне. Теперь я нарочно поднял ластами муть. "Старики" и "мизинчики", как воробьи на просо, кинулись на неё.
   Я уже больше не пугаю ершей: не хриплю в трубку, не таращу на них глаза. Просто смотрю.
   И поэтому даже самые пугливые больше не падают набок, чтобы поднять со дна муть и спрятаться в ней. А самые сердитые не топорщат колючки на горбах.
   Покладистые ребята. А колючки в ершах хоть и самое заметное, но не самое главное!
   ПОЮЩИЙ КЛОП
   Гребляк - водяной клоп. Он похож на гладыша, но плавает не на спине, а, как положено, животом вниз. Зато есть у него своя диковина: он поёт! Это единственный клоп, который поёт, да ещё и под водой. Песня его похожа на нежное стрекотание кузнечика. Стрекотание получается тогда, когда гребляк усердно трёт лапками... свой нос!
   ЗАЧЕМ ТРИТОНУ ХВОСТ?
   Читали сказку Виталия Бианки "Хвосты"? Муха думала, что хвосты у зверей для красоты. А когда полетела да порасспрашивала, то поняла, что у рыбы хвост - это руль, у рака - весло, у дятла - подпорка, у лисы - для обмана. У каждого хвоста свой смысл. И хвостов просто так, для красоты, не бывает.
   А вот зачем у тритона хвост? А у тритона хвост "на все руки"! Он у него и руль, как у рыбы, и весло, как у рака, и для обмана, как у лисы. Если кто отхватит тритону хвост - не беда: у тритона новый вырастет, не хуже старого. А ещё у тритона хвост для... дыхания! Чем больше у тритона хвост, тем он дольше может под водой просидеть.
   Хвостатый самец может просидеть не дыша под водой чуть ли не сто часов: воздух он впитывает хвостом прямо из воды!
   ПЯТОЕ ИМЯ
   Плотвицы совсем как ласточки: стройные, быстрые, непоседливые. Но цветом они на ласточек не похожи.
   В воде плотвицы кажутся серыми, и рыболовы иногда называют их за это серянками. Или краснопёрками - за красные плавнички.
   Плотвицы всегда в движении. То серыми тенями шныряют между водорослями, то разом взметнутся, блеснут, как солнечные зайчики. За этот блеск плотву зовут ещё серебрянкой.
   Есть у плотвы и ещё одно имя - четвёртое.
   Как-то пробирался я сквозь заросли и выплыл на подводную поляну. Пусто на полянке. Одни пузырьки, будто белые мотыльки, взлетели вверх.
   И вдруг вокруг меня вихрем закружили красные искры!
   Я даже вздрогнул - глаза!
   Красные, блестящие, как огоньки.
   Мимо таких глаз не проплывёшь, остановишься: не глаза, а настоящие стоп-сигналы!
   За красные глаза многие рыболовы зовут плотву красноглазкой.
   Сколько имён у плотвы: серянка, краснопёрка, серебрянка, красноглазка! И все хороши.
   Но, будь моя воля, дал бы я плотвицам пятое имя - водяная ласточка. Уж очень они резвы и ловки. И хвост, как у ласточки, вилочкой.
   ВОЗДУШНЫЙ ЗАМОК
   В сумрачный день плыл я под водой. Тёмное всё вокруг: тёмное дно, тёмные водоросли. И тёмные рыбы, как летучие мыши, порхают над головой.
   Я уже собрался вынырнуть из сумрачного и скучного подводья, как вдруг впереди, в самой гуще зарослей, вспыхнул солнечный зайчик.
   Может, там, наверху, солнце выглянуло из-за туч?
   Но нет, всё вокруг осталось таким же тёмным. Только солнечный зайчик светил впереди.
   Я подплыл, отвёл от лица пышную водоросль и увидел... воздушный замок.
   Замок был настоящий. Но не было здесь ни мрачных каменных стен, ни окон-бойниц, ни ступеней, похожих на могильные плиты, ни ржавых чугунных ворот.
   Замок был из воздуха. Из воздуха стены, из воздуха купол, из воздуха пол - всё из воздуха! Замок просвечивал насквозь и светился, будто освещённый изнутри.
   Сам владелец замка сидел в воздушном зале. Он ел. Мохнатыми ручищами подносил пищу к заросшему щетиной рту и не спеша сосал...
   Вот он перестал сосать и уставился сквозь прозрачную стену на меня. Он смотрел во все глаза, а глаз у него было восемь.
   Вот зашевелился, вот медленно выполз из дома и вдруг полетел вверх, как птица! Только птица в полёте машет крыльями, а владелец замка не спеша перебирал мохнатыми ногами, будто шагал. И ног у него тоже было восемь...
   Дошагал до подводного неба, перевернулся и высунул круглое брюхо в надводный мир. Высунул и... опоясался воздушной лентой, как серебряным пояском!
   Назад он уже бежал. Бежал с неба на землю. Добежав до своего дома, он приложил серебряное брюхо к воздушной стене, будто положил кирпич. Так он таскал и таскал сверху воздушные кирпичи - достраивал воздушный замок. Последний пузырёк он втолкнул внутрь для дыхания. И забрался туда. Вздохнул и зажевал.
   Вы поняли, конечно, что мохнатое чудовище всего-навсего маленький подводный паук-серебрянка. Он строит свой маленький домик из воздуха. Но вода сильно увеличивает предметы. И когда я смотрел на паука сквозь толстое стекло маски, мне представлялось, что передо мной настоящий страшный хозяин настоящего воздушного замка. Впервые в жизни я своими глазами увидел, как строят воздушные замки. Оказывается, их не только можно строить, но можно даже и жить в них.
   ЛИНЬ
   Пескарь по песчаному дну ползает. Голавль - головастый. Краснопёрка с красными плавничками-пёрышками. Ну а вьюн - и взаправду вьюн.
   И всем понятно, почему их так называют.
   А вот почему линь - линь?
   Верховка - понятно, колюшка - ясно, усач - проще простого. А что такое линь?
   Но не зря говорят, что лучше раз увидеть, чем десять раз услышать. Как увидел линя, всё сразу понял. Постучал он по земле жирным хвостом и прямо на глазах... стал линять!
   Был в воде как из бронзы литой, стал на берегу как мокрая промокашка. Весь в потёках и пятнах. Слизь на нём затвердела, зашелушилась, стала лохмотьями отпадать.
   Облез линь. Полинял линь.
   Потому он и линь!
   ЗОЛОТАЯ РЫБКА
   Всё лето прожила золотая рыбка в круглой банке из-под варенья. На дно банки был насыпан песок, а посредине стоял высокий красивый камень. Рыбка с утра до вечера плавала вокруг камня, будто каталась на карусели. Всё плавала и плавала. И всё по кругу, по кругу. Как только голова не закружится!
   Осенью я решил выпустить рыбку в пруд. Я зашёл по колени в воду и осторожно перевернул банку. Рыбка вяло зашевелила плавничками и опустилась на дно. Я думал, что она обрадуется свободе и сразу же юркнет в зелёную глубину. А она растерянно ворочала глазами, не трогалась с места.
   Но вдруг она встрепенулась, быстро подплыла к моей ноге и... закружила вокруг неё!
   Я тихонько стал переступать к берегу, но рыбка не отставала и всё кружила и кружила вокруг ноги. Так мы и вышли вместе на мелкое место.
   Мне стало жалко рыбку, и я забрал её домой.
   Она и сейчас живёт у меня. Всё в той же банке. И всё так же с утра до вечера плавает вокруг камня. Слева направо, по кругу - как карусель, как часовая стрелка.
   ПУСТОТА
   Среди водорослевых кущ рои рыбьих мальков. Там, где от берега тень, а мальков освещает солнце, они светятся.
   Сквозь сияющее мальковое облачко солидно и не спеша проплывает окунь. Мальки почтительно расступаются. Так, наверное, самолёт пролетает сквозь стаю удивлённых ласточек.
   Окунь вошёл в рой, и вокруг него мгновенно возникла пустота. Это особая пустота: пустота хищника, пустота страха. Даже окружённый множеством живых существ, хищник всегда висит в пустоте. Она обволакивает его со всех сторон, она движется вместе с ним, она неотступна, как тень.
   Окунь идёт, а мальки раздвигаются перед ним и смыкаются позади. Поворачивает окунь - поворачивается пустота. Невидимая сила расталкивает рыбёшек и держит их за какой-то невидимой, но ощутимой чертой.
   Прошёл окунь сквозь частый рой, а никого не задел. Перед ним расступились, его пропустили и занялись своим делом, будто ничего не случилось! Будто и не было тут никакого окуня. Опять все беспечно толкутся у солнечного луча, как снежинки вокруг фонаря.
   РЫЦАРЬ
   Никто и никогда не нападал на меня в воде. Даже большие зубастые щуки. И вдруг накинулся малыш, ростом с палец! Тело его защищено широкими блестящими пластинками. Как у рыцаря, закованного в латы. На горбу трезубец - три колючки. На груди ещё две, как два кинжала.
   Рыцарь грозно растопырил все свои пять колючек и бесстрашно встал на моём пути. Он прямо весь потемнел от гнева, и глаза его позеленели от злости.
   Рыцарь был смел и красив. Спина у него была синего цвета, бока - как серебро, а щёки малиновые.
   Я протянул к нему палец. Он кинулся вперёд, ткнул палец трезубцем, и из пальца вязкой струйкой потянулась вверх кровь.
   Я попятился назад, поднимая ластами тучи ила. Скорей укрылся за кустом пушистого роголистника и стал смотреть.
   И тут открылась мне тайна маленького смелого рыцаря: оказывается, он сторожил свой дом!
   Дом его был размером с кулак и похож на кулак, неплотно сжатый: с одной стороны вход, с другой - выход. А в домике была икра.
   Никто не мог безнаказанно приблизиться к его дому. Грозя колючками, он бросался даже на больших рыб. Вот проплыла над домиком, извиваясь, как чёрная лента, пиявка.
   Рыцарь весь побагровел, вцепился в пиявку зубами и стал трепать её, как треплет собака крысу. Водяного скорпиона он схватил за клешню, уволок под широкий лист кувшинки и там выплюнул.
   Ни на миг он не забывал о врагах. Даже проплывающий листик и шевелящаяся тень выводили его из себя. Он сразу "менялся в лице", глаза его зеленели, и на скулах выступали красные пятна. Даже белый живот краснел от гнева.
   По цвету живота можно было сразу узнать его настроение.
   Блестели латы: рыцарь готов был к бою и с крохотным жучком-гладышем и с великаном человеком.
   Кто бы мог подумать, что даже простая колюшка становится рыцарем, если угрожать её дому!
   Колюшка-папа сторожил свой дом.
   Колюшка-папа очень заботливая рыбка - не то что колюшка-мама. Колюшка-мама отложит икру - и поминай как звали. А колюшка-папа икру стережёт. А потом пасёт своих непоседливых колюшат. Самых бойких и непослушных, убегающих из дома, он хватает ртом, тащит назад и выплёвывает прямо в дверь.
   Говорят, что если разорить колюшкин дом, то колюшка-папа от горя побледнеет - совсем потеряет свою яркую боевую окраску. И даже перестанет есть.
   Мне совсем не хотелось, чтобы такая красивая и бойкая рыбка стала бледной и скучной. Я выбрался из куста роголистника и поплыл в сторону от рыбьего домика.
   РЫБЯТА
   Светло и весело под водой в солнечный день!
   Особенно на мелководье. Там на песчаных полянках растут длинные и тонкие водоросли, похожие на зелёные волосы.
   На эти полянки из холодной и сумрачной глубины выплывают мальки принять солнечную ванну. Мальки толкутся на поляне, как комары-толкуны.
   Проплывёшь сквозь мальковый рой - будто под грибным дождиком пробежишь. Всё вокруг сверкает, и тело щекочут лёгкие "дождинки".
   Мальки заглядывают в маску, виляют хвостишками у самого носа. Но поймать их так же невозможно, как и схватить падающие капли дождя.
   Мальки всегда очень заняты. То они сосут листики - зелёные соски. То подвешиваются на губах к водорослям - и висят блестящими росинками. Жадные хватают комаров с водяного неба, а любопытные даже высовывают свои носы в наш мир.
   Пронеслась однажды над водой мотыльковая метель.
   Легкокрылые подёнки устлали воду серыми крылышками.
   Мальки сейчас же высунули носы из воды. Но тут вдруг страшная чёрная тень пронеслась над их головами. Мальки в ужасе брызнули вниз.
   Я вынырнул и успел увидеть чёрное чудовище.
   Это была... ласточка! Она подхватывала упавших в воду мотыльков.
   Вот натерпелись мальки страху!
   Но рыбята, как и все ребята, не любят унывать. Унеслась ласточка все сразу за дело. Кто нос в небо, хвостик вниз; кто листик сосёт, кто мотылька за крыло тянет.
   Катят по небу серые волны.
   Колышутся по дну широкие жёлтые ленты-блики.
   Между волн перекатываются шарики воздуха, а между жёлтых лент покачиваются мальки. Блестящие, как капельки солнца.
   Светло и весело под водой!
   ГОЛУБОЙ РАК
   Всем известно, что рак красный. Даже говорят: "Красный как рак!" Но красным рак становится только в кипятке. Живой рак бурого цвета. Это тоже всем известно.
   Но вот известно ли кому, что среди обыкновенных раков встречаются голубые?
   Однажды летом я поймал такого в Грязной речке. Всё у него как у бурого рака: клешни, глаза на стебельках, раковая шейка. А цвет - голубой!
   Панцири обыкновенных раков всегда под цвет тёмного дна, а этот голубой, как весеннее небо. А что, если и его в кипяток, каким тогда станет? Неплохо бы сварить. Ракоеды говорят, что в те месяцы, в которых нет буквы "р" - летом, - раки особенно вкусны!
   И всё-таки я голубого рака не сварил, пожалел. Выбросил обратно в речку. Ведь, может, это всем ракам рак. Может, от него вся природа рачья переменится. Может, не будут они, как водяные крысы, прятаться по тёмным норам, не станут пятиться задом. Может, поднимутся с тёмного дна к подводному небу и заживут среди ярких и красивых рыб. И может, нашу Грязную речку все назовут тогда: речка Голубых Раков!
   Так что вот: не все раки бурые.
   Бывают и голубые.
   Да будет и вам это известно!
   ПОДВОДНЫЙ ЗАКАТ
   Охотникам знаком тихий и мирный предзакатный час в лесу. Покой и тишина. Сизая дымка заволакивает кусты. А вершины высоких берёз похожи на золотые купола. И на самом высоком сучке нежится на закатном солнышке сорока, похожая снизу на белую спичку с чёрной головкой.
   Вокруг истома и лень.
   Есть такой час и под водой. Когда утихнет ветер и улягутся волны, подводное небо начинает розоветь. В воде удивительная игра света: голубые лучи стрелами пронизывают толщу воды.
   Они такие чёткие и прямые, что кажется, тронь их - и они зазвенят!
   Не спеша всё становится оранжевым, а дно темнеет и опускается в глубину.
   Весёлые подводные рощицы тоже становятся оранжевыми, будто их покрыла золотая пыль или осел на них золотой иней.
   Из сумрачных тёмных зарослей на солнечные подводные опушки выползают подремать и понежиться серо-зелёные щуки. Они похожи на пятнистых ящеров с жёлтыми ногами-коротышками. Они неподвижны, как затонувшие ослизлые палки.
   Над жёлтыми рощицами проносятся быстрые стайки серебристых плотвиц. Красные глаза их посверкивают, как искры. Пронесутся и растают в сизой водяной дымке. Плывёт водяная черепаха, покачиваясь с боку на бок.
   А на растопыренную корягу, как на затонувший лосиный рог, лениво выползает усатый ночной рак...
   По дну, по водорослям, по корягам, по рыбам струится тонкая розовая солнечная рябь. Тишина и покой. Мирный подводный вечер.
   Ленивый закатный час...
   УМИРАЮЩЕЕ ОЗЕРО
   Мох колыхался под ногами, как пружинный матрас. Видно было, как подо мхом кругами расплывались волны. Покачивались кривые и хилые сосенки, странно шевелились кочки с багульником.
   Когда-то тут было озеро. Оно и сейчас тут, только сверху застелено моховым ковром. В ковре тут и там дыры - "окна". Вода в этих окнах чёрным стеклом. Подойти к окнам почти невозможно: моховая сплавина прогибается под ногами и тонет...
   Я лёг на живот, растопырил широко руки и ноги - распластался как мог - и пополз. Дополз до окна, надел на лицо маску, вдохнул через трубку свежего воздуха и, как тюлень в полынью, скользнул в окно вниз головой. День сразу померк - и наступила ночь. Я опускался в глубину, и яркое окно надо мной становилось всё уже и уже.