– Кто же это, позволь узнать?
   – Твоя бывшая госпожа, которую ты уличила в поедании сала, – расхохотался Гвидонов.
   – Ксюха! – прошипела разъяренная Сонька. – Змея подколодная… Где же это ты умудрился с ней познакомиться?
   – В одном из подвалов, расположенных под гаремом ее супруга.
   – Да, подружка, муженек у тебя не промах, – покосилась султан-валиде на Варю. – Не успел прилететь в Истанбул, как принялся по гаремам шастать.
   – Это не то, о чем ты думаешь, – покраснела Сыроежкина. – Егора пытали, чтобы выведать секрет игровых автоматов. Представляешь, меняла Абдурахман открыл в Стамбуле подпольное казино!
   – Абдурахман? – презрительно скривилась Сонька. – У него кишка тонка. Казино принадлежит Ксюхе.
   – Не может быть! – подскочил Гвидонов. – Ты-то откуда знаешь? Сидишь тут на выселках…
   – Ошибаешься, гарем султана – это не выселки. Ко мне стекается информация со всей империи.
   – Да, Егорушка, вспомни досье Сапожкова, – закивала Варвара. – Султан-валиде – фигура важная.
   Сонька горделиво приосанилась.
   – Все равно, – упорствовал Гвидонов. – Откуда средневековая казачка может знать о системе европейской рулетки, которой еще и в помине нигде нет?
   – Иван Иванович предполагал, что идею казино мог привезти в Стамбул Антипов, – напомнила мужу Варя.
   – Этот ваш незаконный художник? – оживилась Сонька.
   – А при чем здесь жена Абдурахмана? – нахмурился Егор.
   – Я тебе скажу. – Сонька притворно вздохнула. – Ксюха всегда любила мужчин. И наличие мужа ее в этом вопросе не останавливает.
   – Значит, мы угадали: Антипов – любовник казачки, – покачала головой Варвара.
   – А заодно и Черного евнуха, – фыркнул Егор.
   – При чем здесь мой Угрюм-Угу? – насторожилась султан-валиде.
   – Со всей империи сплетни собираешь, а о том, что под носом творится, понятия не имеешь, – подколол ее Гвидонов. – Черный евнух – глава конкурирующей организации. Ему принадлежит второе казино, и это его алебардщики пытались отбить меня у Абдурахмана.
   – Клевета! – возмутилась Сонька. – Черный евнух не имеет к казино никакого отношения.
   – Потому что он белый и пушистый, – поддакнул Егор.
   – Я лучше знаю своего Угрюмчика! Вот что я вам скажу: второе казино принадлежит Атану-Ага, начальнику алебардщиков.
   – Это и есть наш Антипов, – саркастически подхватил Гвидонов.
   – Это точно не ваш Антипов, – передразнила его Сонька. – Потому что я видела его еще безусым юнцом.
   – Тогда откуда он узнал о системе казино?
   – От Ксюхи. Он тоже бегал к ней в гарем, но получил отставку, обозлился и теперь вставляет бывшей возлюбленной палки в колеса.
   – Ну тут у вас и нравы!
   – Скучно, – просто пояснила султан-валиде.
   – Значит, – обернулась Варя к Егору, – если ты сумеешь выполнить свое обещание и переправить Ксюху на родину…
   – Ты обещал переправить Ксюху на родину?! – подскочила Сонька.
   – Ага, – мрачно кивнул Егор. – Только ИИИ запрещает использовать для этой цели машину времени. Я уж их уговаривал, уговаривал…
   – Бюрократы!
   – Так вот, – возвысила голос Варвара, – если ты сумеешь отправить Ксюху на родину, подпольные казино прекратят существование и жители Истанбула избавятся от напастей!
   Сонька с Егором уставились на девушку.
   – Это вряд ли, – покачал головой Гвидонов. – Алебардщик-то никуда не денется.
   – Но ведь ему уже не нужно будет пакостить вероломной возлюбленной!
   – Сыроега, как ты наивна, – вздохнула Сонька. – Казино – это деньги, а деньги – это власть, в любое время и в любой стране. Ладно, ребята. Я уяснила ваши проблемы. Подумаю, что тут можно сделать. Тебе, Егор, пора уходить. За жену не волнуйся, я вечерком провожу до западной калитки. Как стемнеет, жди ее там. А Цыпонькина….
   – Птенчикова!
   – …прикажу выпустить попозже, после полуночи.
   – Ну Соня, не ожидал, – растроганно произнес Егор.
   – Чего не сделаешь по старой дружбе, – величаво кивнула султан-валиде.
   – Сонечка, а может, вернешься с нами в будущее? – взволнованно начала Варя.
   – В качестве бывшей преступницы? – усмехнулась та.
   – В качестве нашей спасительницы.
   – Нет, Сыроега, – покачала головой Сонька. – Здесь у меня шестеро детей и вся империя в придачу. Как я оставлю все это?
   Низкая дверь бесшумно закрылась.
   – Она так изменилась, – прошептала Варя. В глазах у нее стояли слезы.
   – Да уж, разнесло твою подружку, – пробормотал Егор.
   – Я не об этом! – рассердилась Сыроежкина. – Мы ведь даже не успели попросить ее о помощи, сама предложила! А ты вел себя с ней как последний хам.
   – Ладно, можешь передать ей мои извинения, – легко согласился Егор. – А мне, к сожалению, пора идти. До встречи у западной калитки.
   Он занялся перевоплощением в старуху-еврейку. Неожиданно из складок потертой одежды вылетел невесомый белоснежный платок и мягко опустился прямо к Вариным ногам. «Любимый! Жду тебя сегодня ночью. Твоя 3. » – с трудом разобрала Варя небрежно накарябанные каракули. Стены комнаты медленно поплыли перед ее глазами.
   – Что это? – еле слышно спросила она у мужа.
   – Черт знает что такое, – буркнул Егор, рывками расправляя бесформенную тряпицу. – Руки бы оторвать тому модельеру, который это сконструировал.
   Из-под обтрепанного подола выпало еще несколько белых комочков. У девушки перехватило дыхание.
   – Гвидонов! Ты подлец! Пустили козла в огород…
   Не в силах продолжать, Варя закрыла лицо руками.
   – Эй, полегче с выражениями, – опешил Егор. – Подумаешь, нелестно высказался о твоей бывшей подружке. Это еще не повод, чтобы меня оскорблять.
   – Не делай из меня идиотку! – закричала Варя и, схватив с пола пригоршню платков, сунула их мужу под нос. – Что это значит?
   – Ах, это! Надо же, все-таки вывалились.
   – Гвидонов!!!
   – Не ори. Соседки твои по гарему просили передать весточки на волю. Кто бы мог подумать, что ты будешь гак переживать за их моральный облик!
   – Лжец! Это за твой моральный облик пора пережинать.
   – Ты что, решила, что эти записочки для меня? – Егор расхохотался и подхватил девушку на руки. – Варька, какая же ты глупенькая! Они ведь принимали меня за старуху-торговку, которая может помочь в их любовных интрижках. Только ты знала, что на самом деле я мужчина.
   – А может, они догадались, – смущенно проворчала Варя.
   – Поверь мне, они не догадались, – тихо произнес Егор и привлек девушку к себе. – Любимая, ты просто потрясающе ревнуешь…
 
   Антипов Антип Иннокентьевич лежал на кровати Абдул-Надула Великолепного и жестоко страдал. С противоположных сторон пышного ложа, больше напоминающего павильон, на него с осуждением взирали хрустальные львы. Над головой завивались замысловатые драпировки из золотой парчи и алого бархата, перехваченные питыми шнурами. Дорогие персидские ковры с золотой и серебряной нитью так и манили прикоснуться к ним голой пяткой. Под потолком тихо тлел круглый светильник с серебряными подвесками, а за окном насмешливо чирикал воробей.
   «Все пропало! – думал Антипов. – Все пропало…»
   Впрочем, если говорить объективно, то пропал пока только оглушенный ударом по голове пленник, которого они с Абдул-Надулом оставили в рыбацкой избушке. Все утро изнывающий от беспокойства Антип порывался наведаться в заветную кладовку, но ускользнуть от навязчивого внимания придворных ему никак не удавалось. Наконец, лжесултан потерял остатки терпения и взвыл дурным голосом: «Шайтан вас раздери, имею я право поболеть в тишине и покое?! Всем исчезнуть с моих глаз и… писать мемуары!» Испуганные придворные попадали ниц и расползлись по углам обучать друг друга грамоте, а Антип получил долгожданную свободу и нырнул в подземный ход.
   Пленника в кладовке не было. Удрал? Сумел вызвать друзей на подмогу? Хорошо хоть не помер… Но что он предпримет, когда обнаружит исчезновение машины времени? Скорее всего, вызовет группу поддержки из ИИИ. Историки и детективы наводнят весь Стамбул и быстро разоблачат лжесултана. Ах, до чего все это не вовремя! Почему этот шустрый парень не мог немного полежать спокойно? Абдул-Надул вернулся бы из Флоренции и занял свое место на троне, а Антип принес бы повинную голову в избушку и прямо оттуда отправился домой, в руки правосудия. Как же все нескладно получается: хотел порадовать сына путешествием, а вместо этого втянул в серьезные, можно сказать – межэпохальные неприятности. Нет, о полетах султана на машине времени в ИИИ узнать не должны!
   Антипов вскочил с кровати и закружил по опочивальне. Чем бы унять расходившиеся нервы? И почему только в Стамбуле до сих пор не изобрели стресспаралитического релаксатора! Нужно переключить мысли на работу, иногда это помогает.
   Реставратор метнулся в дальний угол, уселся прямо на полу и вперил безумный взгляд в неоконченную миниатюру. Руки дрожали. Потянувшись за тонкой кистью, он не заметил, как зацепил широким рукавом халата разведенные для работы краски, и по бесценному ковру поползло переливающееся всеми цветами радуги пятно.
   «Это конец», – в панике подумал Антипов. Отчистить ковер самостоятельно он не сумеет, позвать слуг не решится: как им объяснить, почему султан собственноручно малюет собственный портрет? Абдул-Надул для своих художественных экзерсисов всегда удалялся в избушку. Во дворце небось и не знают, что сиятельный султан умеет обращаться с кистью и красками!
   «Соня! – вдруг осенило Антипова. – Только она сможет мне помочь».
   При мысли о бывшей возлюбленной лицо его просветлело. Да, любопытный у них получился разговор сегодня поутру. Кто бы мог подумать, что в средневековом Стамбуле он повстречается со своей современницей! Увидев рыжие кудри и голубые глаза Антипа, Соня узнала его мгновенно. Он еще не успел придумать, каким волшебством станет объяснять свою «вечную молодость» и неожиданное появление во дворце спустя двадцать лет после их первой встречи, как мать его весьма подросшего сына с холодной яростью осведомилась:
   – Значит, ты сотрудник ИИИ?
   В итоге Антип рассказал ей обо всех своих злоключениях, а в ответ услышал удивительную историю Сонькиной жизни в царстве славного Салтана и индийском храме Ка-амы. Узнав, что незваный папаша отправил ее сына в путешествие на машине времени, Сонька чуть не выцарапала ему глаза, однако вскоре выдохлась и с неприкрытой ностальгией в голосе произнесла:
   – Абдулушу всегда тянуло к приключениям. На самом деле я его понимаю. – Она перевела взгляд на Антипа: – Но если с моим сыном что-то случится…
   – С нашим сыном, – поправил ее художник.
   – Сопляк, – презрительно бросила султан-валиде взъерошенному юноше, с которым случайно повстречалась двадцать лет назад.
   Антип потер пятно на ковре полой халата. Стало только хуже. «Надо немедленно встретиться с Соней и рассказать ей, что пленник бежал. А заодно поинтересоваться, как тут у них пылесосят…»
   Словно в ответ на его мысли, дверь в опочивальню распахнулась, и на пороге возникла султан-валиде.
   – Ага, – протянула она, приближаясь к Антипу. – Так вот о какой миниатюре мне толковали.
   – Кто толковал? – побледнел реставратор.
   – Старые приятели, явившиеся разыскивать некоего живописца, открывшего в Стамбуле сеть подпольных казино.
   – Ка… как ты сказала?
   – Не бери в голову, – усмехнулась Сонька, разглядывая портрет своего сына. – Странно, что я не заметила у тебя красок утром.
   – Я принес их час назад из каморки, которую мне отвели вчера как художнику.
   Сонька хмыкнула:
   – Бедный Осман-Ого чуть инфаркт не заработал, разыскивая по всем закоулкам бежавшего из Клети «братца» султана. Хочешь, чтобы теперь он поискал еще и «художника»?
   – Пусть ищет, все при деле, – улыбнулся Антипов, но тут же посерьезнел: – Представляешь, наш пленник из избушки исчез!
   – Не переживай, я его уже видела, – отмахнулась Сонька. – Явился в гарем освобождать свою молодую супругу.
   – Ту, что пыталась приготовить «Метеорологическое непостоянство»? Это и есть «приятели», которые рассказали тебе о миниатюре?
   – Угадал.
   – Значит, им теперь все известно.
   – Ошибаешься, – усмехнулась султан-валиде. – Я-то им ничего не рассказывала. Вот вернется мой сын, тогда и разбирайтесь между собой.
   Антипов жалобно взглянул на стойкую женщину:
   – Сколько ж их сюда поналетело! Один пытается подсунуть мне эвкалиптовые леденцы фирмы «Оп-с», другая ведет диверсионные работы на кухне…
   – Варвара не собиралась тебя отравить. Просто она готовить не умеет.
   – А кем пытался прикинуться тот стукнутый по голове парень?
   – Старухой-еврейкой.
   – Потрясающе! И этих обормотов я должен оберегать от подозрительных глаз своего окружения, чтобы вернуть домой в целости и сохранности. Надеюсь, в башне «лекарь» находится в безопасности?
   Сонька кивнула.
   – Пожалуйста, пригляди за девицей в гареме. Если эта «еврейка» умыкнет ее прежде, чем вернется султан, они опять полезут куда не следует.
   – Не беспокойся, малыш, я обо всем позаботилась. До ночи они не станут совершать никаких телодвижений.
   – А может, и ты полетишь с нами? – задумчиво взглянул на Соньку Антипов. Та покачала головой:
   – Стара я уже для таких приключений. Не хочу очередной раз начинать все заново. Убирай краски, пора идти на матч. Не забыл, что великий султан назначил игру в джирид на сегодня?
   – Ох, краски! – спохватился Антипов и взглянул на испорченный ковер. – Посоветуй, что мне сказать слугам, чтобы не вызвать кривотолков?
   Сонька презрительно поморщилась:
   – Сиятельный султан ничего не должен объяснять своим слугам.

Глава 18

   Приняв витаминизированный душ и покончив с диетическим обедом, пациент Реабилитационного центра с наслаждением вытянулся на кровати. Киберсанитар, заменивший воспылавшую к нему неожиданными чувствами киберсанитарочку, пожелал приятного отдыха и укатился в ординаторскую. Обгорелец расслабился, но приближающуюся дремоту спугнул робкий стук в дверь.
   «Это она!» – запаниковал больной, вспоминая страстные порывы киберженщины. Вскочив на самодвижущийся коврик, он домчался до двери, ведущей к санудобствам, и притаился там, готовый в любой момент захлопнуть ее, заклинив ручку утилизатором мусора.
   – Войдите, – настороженно произнес он.
   Дверь распахнулась, и бедолага вздохнул с облегчением: на пороге стояла невысокая симпатичная девушка с задорными ямочками на пухлых щечках. Это была Тося Антипова. Ей стоило больших трудов получить разрешение на встречу. Спасибо, посодействовали сотрудники ИИИ. Они же посоветовали девушке пройти курс погружения в старотурецкий, поскольку новая кожа пострадавшего была еще слишком нежна для языковых ванн, так что обучить его русскому языку не представлялось возможным.
   – Ой, простите, наверное, я не вовремя, – смутилась девушка, увидев притаившегося за дверью в туалет мужчину.
   – Наоборот, вы очень кстати, – отозвался тот, выкатываясь на коврике из своего укрытия и делая широкий приглашающий жест.
   Тося очень надеялась узнать от обгорельца хоть что-нибудь о своем пропавшем муже. Девушка понимала, что у бедняги амнезия, но надеялась, что именно ей удастся разбудить его уснувшую память. После дежурного обмена любезностями и вопросов о самочувствии Тося решительно повернула разговор в нужное русло:
   – Мы с мужем тоже бывали в Турции. Один раз. – Девушка глубокомысленно помолчала. – А вы ее, наверное, очень любили?
   – Турцию? Думаю, да, – покивал головой собеседник. – Человеку свойственно любить то место, где он родился.
   – Да я не об этом, – смутилась Тося. – Я о той девушке, которую вам непременно нужно спасти.
   – О… Знаете, человеколюбие еще не есть любвеобилие, – рассеянно изрек обгорелец, с интересом наблюдая за тем, как заливается румянцем его гостья, стоит лишь им встретиться взглядами.
   – А может, она для вас ничего не значила? У вас, наверное, был целый гарем?
   – Гарем? Не могу вам сказать, – покачал головой пациент.
   – Почему же, это секрет?
   – Нет, просто я ничего не помню.
   Тося помолчала, сосредоточиваясь для следующего вопроса:
   – Ну а моего мужа вы там не встречали?
   – Где? В моем гареме? – напрягся собеседник.
   – Нет, в Турции!
   – А… Не могу знать. Караван моей памяти ушел слишком далеко, и пески пустыни засыпали его следы.
 
   …Сидя под крышей северной башни, мэтр Птенчиков маялся от безделья. На условия содержания жаловаться не приходилось: обращались с ним вежливо, в обед вкусно накормили, на полдник пополнили запас фиников в вазе, и даже кошелек с деньгами до сих пор так и не отобрали. Правда, на душе от этого легче не становилось.
   Усиливало тревогу Ивана и странное поведение друзей. Каждый раз, когда он вызывал на связь Варю, та принималась подробно и занудно описывать состояние поясницы почтенного ашджи-баши, Егор же с подозрительной деловитостью жаловался, что засыпает в своей кладовке от скуки. Сами ребята побеседовать с мэтром не стремились, и в конце концов он на них даже обиделся.
   Большую часть времени Иван протоптался, стоя на резном столике и с тоской оглядывая окрестности через узкое оконце под потолком. Весьма скрасили его досуг наблюдения за доставкой на территорию гарема месячного запаса дров. Из досье Сапожкова он помнил, что дрова привозят из лесов по берегам Черного моря огромные торговые суда султана – карамуссалы. Для казны это не так разорительно, как могло бы показаться – весь труд приходится на долю рабов. Иван с интересом разглядывал наряд зюлюфлы-балтаджилеров, собирающихся нести дрова в гарем: с их высоких головных уборов свисали фальшивые «локоны целомудрия», мешающие увидеть что-либо дальше собственного носа.
   Когда Варя Сыроежкина по каналу телепатической связи попросила его сесть и по возможности не терять самообладания, Иван чуть не рухнул со своего резного столика, но все же нашел в себе силы выслушать ее, почти не перебивая. Мэтра глубоко тронула самоотверженность ученицы, устремившейся к нему на помощь, невзирая на строжайший запрет, и возмутило присутствие в Стамбуле Соньки. Вот вездесущая стерва! То царица, то богиня, то султан-валиде… Сколько можно по разным эпохам воду мутить? Варя, как обычно, встала на защиту подруги, но переубедить учителя не смогла.
   В ожидании обещанного освобождения Птенчиков лежал на диване и обдумывал полученную от ребят информацию. Его преследовало странное чувство: вроде в объяснениях Соньки все было гладко и логично, но что-то неуловимо нарушало гармонию картины. «Белый и пушистый» Черный евнух? Само присутствие Соньки в городе, на жителей которого так и сыплются несчастья? Невидимка-Антипов, сумевший так хорошо замаскироваться, что невозможно понять, в чьем образе он пребывает? А еще эта неспокойная казачка с целым гаремом любовников… Голова идет кругом.
   Птенчиков поднялся и вновь подошел к окну. За пределами двора, на прямоугольной площадке между каменной стеной и овальным павильоном с высокой крышей, происходило что-то странное. Стараясь расширить зону обзора, Иван изо всех сил вытянул шею и вжался носом в решетку. В башню проникал шум невидимой ему возбужденной толпы, но разобрать смысл выкриков не получалось. По площадке хаотично кружили вооруженные всадники, судя по одежде принадлежащие к двум противоборствующим командам. Оружие выглядело как-то странно: больше всего оно напоминало деревянные черенки от метел. Всадники время от времени метали их друг в друга на манер дротиков или же, разгоняясь и схлестываясь, принимались бить противников по головам. На глазах Птенчикова один из игроков не удержался в седле и рухнул прямо под копыта гарцующему коню. На поле выскочили какие-то люди, подхватили беднягу под мышки и поволокли прочь.
   «Жестокие развлечения», – думал Птенчиков, прислушиваясь к шуму далеких трибун.
   Неожиданно игра прекратилась. Всадники спешились и выстроились в шеренгу, застыв в почтительных позах. Иван затаил дыхание. На площадку выбежало целое подразделение конюхов, поспешно увело скакунов, а потом Птенчиков увидел… султана! Светлейший держал в руках некое подобие мяча и что-то с энтузиазмом втолковывал растерянным игрокам.
   «Вы случайно не знаете, что происходит?» – отправил Иван мыслеимпульс друзьям.
   «А что?» – тут же разволновалась Варвара.
   «По-моему, султан затевает футбольный матч».
   «Чем бы дитя ни тешилось», – фыркнул Гвидонов, успевший покинуть дворец и теперь изнывающий от беспокойства в ожидании вечера.
   – Странно это, – пробормотал Птенчиков, вновь припадая к окну.
   События на поле развивались стремительно. Команды быстро уяснили суть игры, трибуны дружно скандировали изобретенные по ходу дела «кричалки», разобрать смысл которых Ивану мешало расстояние, а совершенно счастливый султан, избравший роль судьи, носился по площадке и заливисто свистел. Страсти накалялись. Команда янычар выигрывала у команды алебардщиков со счетом 6:0. Затем алебардщики вырвались вперед и повели со счетом 21:13. Трибуны неистовствовали. На последних минутах матча счет сравнялся – 47:47, и тут султан, заметив нарушение правил со стороны янычар, назначил в их ворота пенальти.
   Гарный хлопец Андрийко, успевший оклематься после стычки с алебардщиками в доме менялы Абдурахмана, занял место в импровизированных воротах своей команды. Его длинноногий противник взял разбег с противоположного конца поля и изо всех сил шарахнул по мячу. Не выдержав такого обхождения, мяч лопнул и окатил вратаря волной высыпающихся опилок. От неожиданности янычар присел, закрыв голову руками, и остатки «снаряда» беспрепятственно приземлились в углу ворот.
   Трибуны взорвались приветственными криками, а султан провозгласил:
   – Со счетом 48:47 победу одерживает команда алебардщиков!
   И тут произошло непредвиденное:
   – Судью на мыло! – взвыл гарный янычар Андрийко.
   – Долой султана! – поддержали его собратья по команде, и мятежная волна негодования побежала по рядам янычар, охватывая всю территорию сераля и подбираясь к казармам.
   С высоты своей башни Птенчиков не мог разобрать сути происходящего, но неординарность событий была очевидна. Со всех сторон к спортивной площадке спешили вооруженные люди.
   – Неужели бунт? – холодея от собственной догадки, прошептал Иван. Он стал лихорадочно припоминать досье Сапожкова. Янычары, элита Оттоманской империи. Жестокая муштра, строгие правила, означающие беспрекословное послушание, отсутствие распрей, отказ от любых излишеств, запрет на женитьбу и поддержание родственных связей, а также соблюдение всех религиозных заповедей навязанной им веры. До тех пор, пока султаны водили их в бой и поддерживали высокий воинский дух корпуса, янычары были практически непобедимы, но, когда последующие правители сменили поле боя на гарем, строгость правил ослабла., и вскоре нарушения и злоупотребления всякого рода превратили эту великолепно организованную гвардию в бич и позор империи. Численность янычар неуклонно возрастала. Уверенные в своей силе и безнаказанности головорезы начали бунтовать и диктовать султанам свою волю, свергая и назначая министров, а то и самих правителей. Покончить с янычарами раз и навсегда удалось лишь Махмуду II в 1826 году, сметя их со страниц истории Стамбула огнем артиллерии.
   К несчастью, Антипов досье Сапожкова не читал и потому стоял посреди стадиона в величайшем недоумении. Что происходит в этом сумасшедшем городе? Как смеют эти люди оскорблять самого султана?
   Тут к нему шустрым колобком подкатился Черный евнух.
   – Не желает ли великий султан укрыться в опочивальне? – услышал Антипов. Уговаривать его не пришлось, благо именно в опочивальне начинался подземный ход, выходящий на берег Мраморного моря. Втянув голову в плечи, султан тихой сапой покинул место событий. Не таков был Черный евнух: не теряя присутствия духа, он пробился сквозь толпу янычар прямо к гарному хлопцу Андрийко и закричал ему в ухо:
   – Пока ты тут сотрясаешь воздух, жену Абдурахмана судят за прелюбодеяние! Муфтий приговорил ее к смертной казни, и, если ты хоть немного опоздаешь, красавицу Ксану посадят на кол!
   – За мной, други! – взревел гарный хлопец и взмахнул ятаганом. И привыкшие уважать его авторитет янычары устремились прочь из дворца.
 
   …Тощий ручеек беседы иссяк, так и не превратившись в бурный поток разговора. Сердобольная Тося решила больше не мучить жертву пожара еще и расспросами – было ясно, что результата это не принесет. Молчание затягивалось, но уходить девушке не хотелось, и она предложила:
   – Не хотите ли прогуляться по саду? Вы, наверное, еще не выходили из палаты?
   В саду Реабилитационного центра царило необычайное оживление – слухи о красавце-обгорельце из средневековой Турции распространились на удивление быстро. Кучковаться в коридорах Центра категорически запрещалось, поэтому пациентки дружно высыпали на пленэр и неспешно фланировали, надеясь своими глазами лицезреть чудо пластической хирургии. Особо дальновидные даже послали заявки на погружение в старотурецкий, удивляя сотрудников ИИИ внезапно вспыхнувшим интересом к этому языку.
   – Вы не поверите! – говорил пожилой лаборант, потрясая толстой пачкой заполненных бланков перед носом заведующего Лингвистической лабораторией.