Страница:
– Трогать экспонаты руками категорически воспрещается! – негодующе вскричал директор музея, обнаружив наконец своевольного гостя.
– А руками их никто и не трогает, – невозмутимо обернулся к нему реставратор и продемонстрировал изящный пинцет.
– А-а, – протянул директор, разглаживая суровую складку меж седых бровей. – Тогда другое дело.
– Мэтр, я слышал, вы изучали арабский? – незаметно подмигивая, осведомился реставратор у Птенчикова. – Не подскажете, о чем идет речь в этом манускрипте? Уж больно любопытные иллюстрации.
– С удовольствием! – откликнулся Птенчиков, элегантным движением плеча оттирая директора в сторону.
Вот она, книга! Лежит перед ним во всей своей красе. Раза в три больше, чем сделанная Антиповым копия. Хрупкие от старости листы, знакомые миниатюры, сплетающая таинственные узоры арабская вязь. Запасливый реставратор протянул ему еще один пинцет. Птенчиков осторожно подцепил страницу.
Ну, и что же делать дальше? С одного взгляда тайну Антипова не разгадать. Нужно изучить тексты, сравнить подлинник с копией, определить, какие миниатюры художник посчитал для себя важными, а какие выпустил за ненадобностью… Что-то перемудрил господин реставратор со своей конспирацией: разве можно выпросить книгу у директора музея, не сообщая ему, что она представляет определенный интерес?
Птенчиков перелистнул еще страницу. За его спиной раздался недоуменный возглас:
– Ничего не понимаю… Как такое возможно?
Взволнованно пыхтя, директор отпихнул Ивана и в свою очередь склонился над книгой.
– Феропонт Никодимович… – севшим голосом произнес реставратор.
– Да, Акакий Сигизмундович…
– Это же… это же открытие века!
– Или гнусная фальсификация.
– Экспертизу!
– Всенепременнейше.
– Выходит, Антипов знал…
– Антипов? Тот талантливый юноша из вашей мастерской? Но почему он ничего не сказал?..
Терпение Ивана лопнуло:
– Извините, что вклиниваюсь в вашу беседу, но не согласитесь ли вы объяснить, о чем, собственно, речь?
Художники оторвались от книги и разом выдохнули:
– Краски!!!
Глава 5
– А руками их никто и не трогает, – невозмутимо обернулся к нему реставратор и продемонстрировал изящный пинцет.
– А-а, – протянул директор, разглаживая суровую складку меж седых бровей. – Тогда другое дело.
– Мэтр, я слышал, вы изучали арабский? – незаметно подмигивая, осведомился реставратор у Птенчикова. – Не подскажете, о чем идет речь в этом манускрипте? Уж больно любопытные иллюстрации.
– С удовольствием! – откликнулся Птенчиков, элегантным движением плеча оттирая директора в сторону.
Вот она, книга! Лежит перед ним во всей своей красе. Раза в три больше, чем сделанная Антиповым копия. Хрупкие от старости листы, знакомые миниатюры, сплетающая таинственные узоры арабская вязь. Запасливый реставратор протянул ему еще один пинцет. Птенчиков осторожно подцепил страницу.
Ну, и что же делать дальше? С одного взгляда тайну Антипова не разгадать. Нужно изучить тексты, сравнить подлинник с копией, определить, какие миниатюры художник посчитал для себя важными, а какие выпустил за ненадобностью… Что-то перемудрил господин реставратор со своей конспирацией: разве можно выпросить книгу у директора музея, не сообщая ему, что она представляет определенный интерес?
Птенчиков перелистнул еще страницу. За его спиной раздался недоуменный возглас:
– Ничего не понимаю… Как такое возможно?
Взволнованно пыхтя, директор отпихнул Ивана и в свою очередь склонился над книгой.
– Феропонт Никодимович… – севшим голосом произнес реставратор.
– Да, Акакий Сигизмундович…
– Это же… это же открытие века!
– Или гнусная фальсификация.
– Экспертизу!
– Всенепременнейше.
– Выходит, Антипов знал…
– Антипов? Тот талантливый юноша из вашей мастерской? Но почему он ничего не сказал?..
Терпение Ивана лопнуло:
– Извините, что вклиниваюсь в вашу беседу, но не согласитесь ли вы объяснить, о чем, собственно, речь?
Художники оторвались от книги и разом выдохнули:
– Краски!!!
Глава 5
– Книжная миниатюра – это вид художественного искусства, издревле известный как в восточном, так и в западном мире. Самыми древними считаются египетские миниатюры, они были написаны на пергаменте и датируются вторым столетием нашей эры. Позже миниатюры выполнялись на бумаге и даже на слоновьих бивнях. В западных странах они использовались для иллюстрации как рукописных библий, так и произведений светского характера. После изобретения книгопечатания искусство миниатюры несколько утратило актуальность и в основном стало употребляться для писания портрета на медальонах…
– Краски, краски! – подбодрил склонного к длительным экскурсам Сапожкова более прагматичный Аркадий.
– В интересующие нас времена в искусстве миниатюры применялись акварельные краски, – не меняя лекторского тона, продолжил Олег. – Эти краски содержали большое количество липучего гуммиарабика. Для выполнения изящных линий и очертаний рисунка использовалась тончайшая кисть, изготовленная из шерсти котенка. Прежде чем приступить к работе над самим изображением, на бумагу наносили слой свинцовых белил с некоторым содержанием гуммиарабика. Иногда, чтобы придать краскам особую прозрачность, поверхность покрывалась слоем золотой пыли…
– Я не опоздала? – раздался мелодичный голосок, и в Лабораторию по переброскам во времени горделиво вплыла Варвара Сыроежкина. – Извините мою непунктуальность: Васенька приболел, и пришлось повозиться с лекарством.
– Наш юный Мозгопудра? Что с ним? – забеспокоился Иван.
Егор направил пульт на свободное кресло-трансформер и подкатил его через всю комнату своей супруге.
– В принципе ничего страшного. – Варя кивком поблагодарила мужа за заботу. – Впервые увидел снег и потерял голову. Дитя джунглей…
Все засмеялись. Восьмилетний Васька, общий любимец и баловень, был сыном древнерусского царя Салтана, женившегося в полном соответствии с пушкинским текстом на хитроумной Соньке, сумевшей изобразить разом трех сидящих под нужным окном «девиц». Он действительно провел всю свою жизнь в индийских джунглях, куда переместилась его матушка, нырнувшая в испорченную машину времени. Ушлая Сонька живо сориентировалась в обстановке и из древнерусской царицы переквалифицировалась в Богиню Любви, попутно обучив своих адептов азам прочитанной еще в XXII веке «Камасутры», а родившийся прямо в храме Василий Салтанович был единодушно признан местными жрецами сыном Кришны и получил звучное имя Мозгопудра. Впрочем, Егор Гвидонов, встретившийся с мальчиком посреди джунглей, переименовал его в Лягушонка Маугли. Варе почти удалось убедить бывшую подругу вернуться в родной мир, несмотря на предстоящее ей судебное разбирательство и возможную ампутацию порочных частей личности, однако в последний момент Соня выскочила из стартовавшей машины времени и растворилась в бесконечности безо всякой надежды на возвращение. Ваську Варя сумела удержать, и он оказался в далеком будущем – с верными друзьями, но без горячо любимой мамы. Первое время мальчик жил у родителей Гвидонова, но после свадьбы Варя и Егор забрали его к себе. «Маленький брат» проявил недюжинные способности к освоению техники и электроники, и Егор часами просиживал с ним за компьютером или в мастерской, надеясь, что интересное дело поможет мальчику приглушить тоску по исчезнувшей маме.
– Олег только что провел для нас краткий ликбез на тему техники исполнения древних миниатюр, – пояснил своей бывшей ученице Птенчиков. – Дело в том, что экспертиза обнаружила удивительный факт: некоторые из иллюстраций к древней книге выполнены современными красками!
– Неужели подлог? Антипов заменил страницы собственноручными копиями?
– Все не так просто! Арабские надписи, сделанные на «сфабрикованных» миниатюрах, ничем не отличаются от прочих текстов книги. Да и самим иллюстрациям никак не меньше шести столетий, хотя современные краски сохранились в веках гораздо лучше, чем все эти древние акварели и гуммиарабики.
– Но в таком случае можно предположить… – Варя изумленно округлила глаза.
– Что Антипов написал эти миниатюры, прилетев в прошлое. А его «современники» подшили их «в дело», то есть объединили в сборник наряду с работами других мастеров, – закончил за жену Егор Гвидонов.
– Это еще не все, – улыбнулся Иван с необъяснимой гордостью за незнакомого художника. – Экспертиза утверждает, что различаются не только краски, но и сама бумага, на которой выполнены интересующие нас миниатюры. Будто Антипов пытался изготовить сходный материал по музейному образцу, но не достиг полной идентичности.
– А это значит, что он тщательно подготовился к путешествию, заранее написав все свои работы, – уверенно заявил Сапожков.
– Подождите, подождите, что-то я совсем запуталась, – жалобно взмолилась Сыроежкина.
Добродушный Аркадий взялся объяснить:
– Вот представь: проводя реставрационные работы в очередном музее, Антипов находит книгу полутысячелетней давности, в которой некоторые миниатюры выполнены современными красками, и понимает, что написать их мог только современный художник, оказавшийся в прошлом. Он сканирует страницы книги, подбирает более-менее подходящую бумагу и затем пишет миниатюры по готовому образцу, чтобы забрать их с собой в прошлое. Там его работы подшивают в сборник, и спустя несколько веков они оказываются в музее…
– Значит, Антипов писал эти миниатюры в XXII веке, взяв за образец… то, что у него получилось?!
– А чему ты удивляешься? – пожал плечами Егор. – Замкнутое кольцо причинно-следственных взаимосвязей, мы с этим уже встречались. Вспомни хотя бы «Камасутру»!
– Все это прекрасно, но зачем Антипову понадобилось лететь в прошлое? – задумчиво произнес Олег.
Компания удрученно притихла.
– Вот об этом мы его и спросим, когда разыщем в средневековом Стамбуле, – решительно заявил Иван.
– Почему же в Стамбуле? На его миниатюрах фигурируют и Бухара, и Самарканд, и Багдад…
– Вероятно, вы не дочитали заключение экспертов. Все иллюстрации в книге выполнены либо традиционными красками, либо современными, и только одна имеет смешанный характер – следование султана на праздничную молитву в ноябрьский Ураза-байрам. Фигура Абдул-Надула, турецкого султана, выписана идеально – крупным планом, с предельной реалистичностью и, заметьте, современными красками, в то время как его окружение носит весьма схематичный характер и дописано явно другой рукой и другими средствами. К тому же, если вы прочтете тексты, то поймете, что этот сборник мог появиться только в Османской империи – никто из правителей сопредельных государств не позволил бы так восхвалять мудрость султана и принижать собственные достоинства.
– Значит, мы должны определить точный возраст этой миниатюры и разыскать художника в момент ее написания. Судя по всему, эту работу Антипов начал уже при дворе… как вы сказали?
– Султана Абдул-Надула, великого и блистательного, – ухмыльнулся Аркадий.
– Все-таки странно: человек пропал, а его целую неделю никто не хватился! – покачала головой Варя.
– Ну, это вполне объяснимо. Жена считала, что супруг от нее скрывается; с постоянной работы Антипов уволился; разовую успел закончить; друзья не придали значения, что в какой-то момент не смогли до него дозвониться, – начал перечислять Егор.
– Подожди-ка, а ведь есть один человек, проявивший настойчивость в розыске Антипа! – воскликнул Иван.
– Кто?
– Господин Кунштейн, знакомый нам антиквар. Он замучил звонками и Тосю, и заведующего реставрационной мастерской…
– Любопытно, – протянул Олег. – Может, господин антиквар знает, зачем художнику-реставратору понадобилось лететь в прошлое?
Друзья переглянулись.
– А давайте его об этом спросим, – предложила Варя.
– Вряд ли он захочет со мной общаться, – поежился Птенчиков.
– Да и нам с Варей он не обрадуется, – ухмыльнулся Егор.
– Что ж, тогда позвоню я, – решил Аркадий и набрал номер господина антиквара. Представившись сотрудником ИИИ, он скроил скорбную мину, что его добродушной физиономии далось с великим трудом, и начал: – Мы знаем, что вы предприняли определенные усилия для поиска своего друга, Антипа Антипова…
Антиквар неожиданно сморщился, будто собрался вычихнуть самого себя из экрана видеофона:
– Кого-кого?
– Антипа… Иннокентьевича…
– Не имею чести знать! – решительно отрезал Кунштейн.
– А зачем же тогда было названивать его жене? – с подозрением прищурился Аркадий.
– Мало ли, чьим женам я названиваю! Женщины любят антиквариат. А вас, уважаемый, это не должно волновать.
Историк ошарашенно помолчал, переваривая услышанное, а затем, точно разъяренный бык, ринулся в наступление:
– Неувязочка получается в показаниях! Вы звонили жене Антипова для того, чтобы узнать, где ее муж.
– Ну, так это еще лучше! – просиял антиквар. – Значит, приличия соблюдены.
Аркадий разинул рот. В дело поспешил вмешаться Олег:
– Извините, так вы все же знаете Антипова или нет? Вот и заведующий реставрационной мастерской утверждает, что вы пытались с ним связаться…
– Ах, Антипов! – протянул Кунштейн. – Ну да, знаю. Только связываться с ним не собираюсь, ни-ни.
– Это почему? – разинул рот уже и Олег. Антиквар добросовестно задумался, а потом выдал неуязвимый в своей логичности вопрос:
– А зачем?
– Ну, понимаете ли, – проворчал раздосадованный Аркадий. – Зачем-то же вы ему звонили?
– Да, звонил. Я хотел, чтобы он как независимый эксперт высказал свое мнение о ценности одной картины, которую мне предлагали купить. Но, полагаю, вам известно, что в нашем городе проживает не так уж мало художников-реставраторов, так что я давно нашел другого консультанта и, более того, отменил предполагаемую сделку, сочтя ее невыгодной. Что-то еще? – Кунштейн как бы невзначай взглянул на часы.
– Да нет, спасибо…
– Ну, будьте здоровы. – Антиквар блеснул ослепительной улыбкой и исчез с экрана.
В комнате воцарилась удрученная тишина.
– Как-то он… неадекватен, – высказал наконец свое мнение Олег.
– Темнит, – уверенно бросил Гвидонов.
Все глаза обратились к мэтру.
– Ну что я могу сказать, – смутился Птенчиков. – Да бог с ним, с антикваром! Мы же решили лететь в прошлое. Я обещал, что верну Антипова жене и спасу незнакомку, о судьбе которой так переживает обгоревший человек!
– Васенька, где ты? – позвала Варя, влетев в квартиру и с нетерпением ожидая, пока электросушка стащит с нее грязные ботинки. Эту квартиру они с Егором купили в кредит сразу после свадьбы и оборудовали в полном соответствии со своими потребностями. Как и следовало ожидать, Васька обнаружился в мастерской – он проводил там все свободное время, к восторгу Егора и неудовольствию Варвары, считающей, что ребенку было бы куда полезнее погулять во дворе.
Мальчик уже пошел на поправку и теперь с удвоенным усердием ковырялся в каких-то микросхемах, словно хотел наверстать упущенное за время болезни.
– Собирайся, Маленький Брат, поедем к родителям Егора, – возбужденно заговорила Сыроежкина. – Руководство ИИИ утвердило нас в составе следственной группы, так что нам предстоит очередное путешествие на машине времени.
– На машине времени? – рассеянно повторил мальчик и вдруг подскочил с места, будто его окатили кипятком; – Значит, вы едете искать мою маму?!
Он закружил по комнате, не в силах справиться с восторгом и нетерпением:
– Ну, наконец-то! Я угадал, она живет у Месяца Месяцовича, как Царь-девица, да? – Васька остановился перед Варей и умоляюще заглянул ей в глаза: – Возьмите меня с собой!
Надо сказать, такого поворота событий никто не ожидал. Варя сглотнула подступивший к горлу комок:
– Нет, Васенька…
Лицо мальчика омрачилось:
– Честное слово, я буду слушаться…
– Я хочу сказать, что мы летим искать другого человека, – поспешно добавила Варя.
– Как это – другого? – недоуменно заморгал Васька. – Почему – другого?
Горькая правда вырастала перед ним с жестокой очевидностью. Неужели друзья его предали? Обманули, не выполнили обещания? ОНИ НЕ ХОТЯТ ИСКАТЬ ЕГО МАМУ! Когда Васька это понял, то впал в настоящую истерику. Он рыдал и брыкался, не желая слышать утешений. Его горе было так велико, что Варя совсем растерялась. Страдая от собственной беспомощности, она позвонила Егору и вызвала того на подмогу. Бывший Багир бросил все дела и помчался к своему Маленькому Брату, он уже подъезжал к дому, когда мальчик вдруг затих – так же резко и неожиданно, как до того впал в неистовство.
– Я понимаю – у вас работа. Но из дома никуда не поеду, – объявил он старшим друзьям. Вот так: коротко и непреклонно, как и подобает тому, кого почти всю жизнь почитали божеством. Напрасно Варя с Егором объясняли мальчику, что не знают, скоро ли сумеют вернуться, и убеждали, что жить одному в восемь лет еще рановато.
– У вас свои дела, у меня свои, – неколебимо отрезал Васька. – Я же не мешаю вам уехать? А вы не мешайте мне остаться – там, где нужно для моей работы.
Он развернулся и скрылся в мастерской. Варя с Егором переглянулись. Что тут скажешь, аргумент был выдвинут сильный: мастерскую к родителям не перевезешь, а мальчик и впрямь трудился там с полным самозабвением.
– Ладно, Маленький Брат, – сдался Гвидонов, раздвигая герметичную дверь мастерской и смущенно разглядывая Васькин затылок. – Постараемся соблюсти твои интересы. Только учти, родители сюда переехать не смогут, а без присмотра мы тебя не оставим.
И гений технической мысли погрузился в процесс приведения к общему знаменателю таких несопоставимых величин, как уважение к свободе Васькиной личности и беспокойство за его здоровье и безопасность. Впрочем, гении на то и гении, чтобы совершать невозможное: к утру довольный Егор, потирая покрасневшие от усталости глаза, вышел из домашней мастерской, с гордостью неся на вытянутых руках автоняню нательного крепления. Эта заботливая крошка должна была ежечасно определять температуру своего подопечного, сухость его ног, сытость желудка, чистоту рук и ушей, а также множество прочих параметров, характеризующих общее состояние ребенка. Отчет с оценкой по пятидесятибалльной шкале отсылался напрямую родителям Егора. Помимо этого няня должна была следить за соблюдением режима дня, легким покалыванием в ребро напоминая, что пора делать уроки или же ложиться спать. В случае непослушания сила разряда постепенно увеличивалась, однако к крайним мерам в виде применения электрошока Егор решил не прибегать: если няня раскалялась выше допустимого предела, включался аварийный вызов Гвидоновых-старших. Васька недовольно покривился, но все же позволил закрепить изобретение Егора у себя на пояснице.
Варя немного сократила закупочную программу холодильника, добавила порошка в прачечную систему и проверила месячное меню кухонного комбайна. Кажется, все было в порядке. Она последний раз взглянула на Ваську, прижала его к себе – и, неожиданно для своих «мужчин», залилась горючими слезами. Мальчик сочувственно вздохнул:
– Боишься ехать, да?
Варя затрясла головой и сжала его еще крепче.
– А ты представь, что там все будет понарошку, – посоветовал бывший бог, высовывая серьезную мордашку из-под ее локтя.
Иван Птенчиков ехал в Реабилитационный центр. Настроение было приподнятым: через три часа он со своими верными помощниками Варварой Сыроежкиной и Егором Гвидоновым должен стартовать в прошлое, в средневековый Стамбул, ко двору султана, носящего звучное имя Абдул-Надул. С определением даты прилета пришлось повозиться: дотошный Сапожков сумел выяснить, что во времена, примерно обозначенные специалистами в результате экспертизы миниатюр, правили один за другим два султана с таким именем – Абдул-Надул Великолепный и Абдул-Надул Великовозрастный. Растерявшихся историков выручил тот факт, что мусульмане издавна пользуются календарем хиджры, заметно отличающимся от принятого у христиан григорианского календаря. Мусульманское летоисчисление ведется с 16 июля 622 года – условной даты начала переселения, то есть хиджры, мусульман из Мекки в Медину. В основе счета времени лежит лунный календарь, а так как лунный месяц короче солнечного, то все даты календаря хиджры ежегодно сдвигаются, наступая, если их определять по григорианскому календарю, на 11 дней раньше, чем в предыдущем году. В результате скрупулезных вычислений Олег и Аркадий обнаружили, что за все 19 лет правления Абдул-Надула Великовозрастного, взошедшего на престол, когда ему было уже за сорок, праздник Ураза-байрам ни разу не наступал в ноябре! Зато во времена его преемника это произошло дважды: один год ближе к концу месяца, другой – ближе к началу. Егор, недолго думая, предложил бросить монетку: «орел» – летим в начало ноября, «решка» – в конец, однако друзья его не поддержали. Подготовка к экспедиции снова застопорилась. Историки тщетно ломали свои переполненные знаниями головы, педантичная сторонница научного подхода Варвара Сыроежки на ругала мужа за легкомыслие, мэтр Птенчиков в глубокой меланхолии по сотому разу перелистывал страницы музейного фолианта.
– А что это за мелкие крапушки разбросаны по периметру картины? – недовольно хмурясь, пробормотал он, вновь разглядывая судьбоносное изображение «ноябрьского Ураза-байрама».
– Брак в работе? – предположил Аркадий.
– Магические символы! – брякнул Егор.
– Если и символы, то скорее уж не магические, а праздничные, – возразил Олег. – Может быть, художник аллегорически отобразил раздачу беднякам «милостыни завершения поста» – «закят ал-фитр»? В таком случае крапушки – это мелкие монеты…
Все столпились вокруг стола и с новым интересом уставились на миниатюру.
– На монеты не похоже, – авторитетно изрек Аркадий. – Если говорить о праздничных символах, то, возможно, это не деньги, а сладости?
– Ну да, сахарная пудра, – фыркнул Олег.
– А при чем тут сладости? – не поняла Варя.
– Ураза-байрам – это праздник Разговения, знаменующий окончание поста в месяце Рамадан. Продолжается он три дня. В первый день совершается специальная общая молитва в большой мечети или под открытым небом, на которую, по всей вероятности, и направляется изображенный здесь Абдул-Надул со своей свитой, далее следует праздничная трапеза. Традиционным является посещение могил родственников, общественные гуляния, подношение подарков, обновление одежды…
– Сладости, – нетерпеливо подсказала Варя.
– Помимо сбора пожертвований и раздачи милостыни в Турции издавна принята также раздача сладостей, отчего этот праздник получил еще одно название – Шекер-байрам, или «сахарный праздник».
– Как удачно, что мы прибываем в Стамбул именно в этот день, – обронил Гвидонов.
– Дорогой, ты невыносим! – тут же вскинулась Варя. – Я считаю, тебя следует отправить в Стамбул на время поста, чтобы ты хоть немного подумал о совершенствовании души, а не об удовольствиях желудка.
– Душу следует совершенствовать постоянно, – меланхолично напомнил Птенчиков, разглядывая пеструю свиту султана.
– Смотрите, тут еще есть какие-то непонятные холмики. – Варя с обвиняющим видом провела пальцем вдоль дорожки, идущей от ворот дворца.
– Куличики, – фыркнул Егор, но тут же стушевался под суровым взглядом супруги.
– Куличики… – как загипнотизированный, повторил Иван. – Куличики… Куличики…
– Эй, с тобой все в порядке? – участливо тряхнул мэтра за плечо Аркадий. При его богатырской комплекции терапевтический результат процедуры оказался весьма ощутимым: голова Ивана мотнулась, будто хотела взмыть в небо, оставив бренное тело без присмотра, челюсть клацнула, почти сумев прикусить язык, взгляд сфокусировался, утратив опасную задумчивость, и Птенчиков взревел не своим голосом:
– Это не куличики! Это сугробики! – после чего примялся радостно хохотать, хлопая себя по коленкам.
– Соображай, что творишь! – набросился Олег на Аркадия. – Это ж человек, а не кокосовая пальма! Иван, не волнуйся, у тебя просто нарушилась связь между… между… ну, не знаю, психиатры разберутся. Сейчас вызову «скорую» из Реабилитационного центра.
– Подожди, – отмахнулся Иван, не принявший тревоги приятеля на свой счет, – в Реабилитационный центр я заеду перед отлетом, попрощаться с нашим «пришельцем», а сейчас незачем беспокоить больного человека, все и без того ясно: на миниатюре изображен снег!
– Снег? В Стамбуле? В ноябре? – недоверчиво ахнула Варя.
– А что, интересная мысль, – заелозил в кресле-трансформере Аркадий. Кресло еще больше сплющилось и расставило пошире изогнутые ножки, стараясь удержать его немалую массу.
– Ситуация вероятная, но не типичная, – покачал головой Олег.
– Потому и нарисовали! – убежденно воскликнул Егор. – Значит, решено: отправляемся в конец ноября.
– Решения здесь принимает мэтр, – осадила его жена.
…Улыбаясь воспоминаниям, Иван взглянул в окно аэробота. Реабилитационный центр был уже близко. Автопилот заложил вираж и плавно пошел на посадку.
Вся подготовка к экспедиции была завершена еще вчера. Костюмы, прививки, техническое оснащение, аварийный набор типа «СССР» – «Сам Себя Спасай Резвее». После трагических приключений в индийских джунглях, когда «богиня Ка-ама», она же авантюристка Сонька, завладела их портативными передатчиками, лишив членов экспедиции не только связи с ИИИ, но и друг с другом, Егор с Варварой решили усовершенствовать средства полевой коммуникации. Их усилиями были созданы пси-передатчики неординарного принципа действия: в результате направленной концентрации психической энергии в области третьего глаза информация транслировалась от индивида к индивиду телепатически. Прием сигнала осуществлялся средним ухом, для чего членам предстоящей экспедиции оперативным путем вживили мультичастотные конденсаторы. Из числа специалистов ИИИ была сформирована высокопрофессиональная команда, в задачу которой входило посменное дежурство у восстановленного из пепла Центра Управления, непрерывное наблюдение за ходом экспедиции и немедленное реагирование в случае возникновения проблем. Запланированный Иваном визит к пострадавшему являлся последним из тех дел, которые требовалось выполнить до отлета в древний Стамбул.
Зарегистрировавшись в отделении для посетителей, Птенчиков прошел знакомым коридором, поднялся на шестой этаж и остановился, прислушиваясь у дверей палаты, где лежал обгоревший при взрыве в ИИИ человек. Вокруг царила тишина. Когда «мэтр по неразрешимым вопросам» подключился к расследованию, полиция сочла, что может сбросить с себя груз ответственности за судьбу мира в целом и обгоревшего «шпиона» в частности. Круглосуточное наблюдение было снято, лейтенант Забойный перекинут на более актуальное – правительственное! – задание (у племянника мэра города таинственно исчез любимый хомячок), и лишь дружная команда скрытых камер продолжала нести свою вахту.
Отчего-то робея, Иван повернул ручку и вошел в палату. Пострадавший спал тихо и безмятежно. Гидрофутляр уже убрали, и лишь маска, скрывающая лицо, напоминала о произошедшей трагедии. Впрочем, медицинский прогноз утверждал, что через день хирурги смогут снять и ее.
– Краски, краски! – подбодрил склонного к длительным экскурсам Сапожкова более прагматичный Аркадий.
– В интересующие нас времена в искусстве миниатюры применялись акварельные краски, – не меняя лекторского тона, продолжил Олег. – Эти краски содержали большое количество липучего гуммиарабика. Для выполнения изящных линий и очертаний рисунка использовалась тончайшая кисть, изготовленная из шерсти котенка. Прежде чем приступить к работе над самим изображением, на бумагу наносили слой свинцовых белил с некоторым содержанием гуммиарабика. Иногда, чтобы придать краскам особую прозрачность, поверхность покрывалась слоем золотой пыли…
– Я не опоздала? – раздался мелодичный голосок, и в Лабораторию по переброскам во времени горделиво вплыла Варвара Сыроежкина. – Извините мою непунктуальность: Васенька приболел, и пришлось повозиться с лекарством.
– Наш юный Мозгопудра? Что с ним? – забеспокоился Иван.
Егор направил пульт на свободное кресло-трансформер и подкатил его через всю комнату своей супруге.
– В принципе ничего страшного. – Варя кивком поблагодарила мужа за заботу. – Впервые увидел снег и потерял голову. Дитя джунглей…
Все засмеялись. Восьмилетний Васька, общий любимец и баловень, был сыном древнерусского царя Салтана, женившегося в полном соответствии с пушкинским текстом на хитроумной Соньке, сумевшей изобразить разом трех сидящих под нужным окном «девиц». Он действительно провел всю свою жизнь в индийских джунглях, куда переместилась его матушка, нырнувшая в испорченную машину времени. Ушлая Сонька живо сориентировалась в обстановке и из древнерусской царицы переквалифицировалась в Богиню Любви, попутно обучив своих адептов азам прочитанной еще в XXII веке «Камасутры», а родившийся прямо в храме Василий Салтанович был единодушно признан местными жрецами сыном Кришны и получил звучное имя Мозгопудра. Впрочем, Егор Гвидонов, встретившийся с мальчиком посреди джунглей, переименовал его в Лягушонка Маугли. Варе почти удалось убедить бывшую подругу вернуться в родной мир, несмотря на предстоящее ей судебное разбирательство и возможную ампутацию порочных частей личности, однако в последний момент Соня выскочила из стартовавшей машины времени и растворилась в бесконечности безо всякой надежды на возвращение. Ваську Варя сумела удержать, и он оказался в далеком будущем – с верными друзьями, но без горячо любимой мамы. Первое время мальчик жил у родителей Гвидонова, но после свадьбы Варя и Егор забрали его к себе. «Маленький брат» проявил недюжинные способности к освоению техники и электроники, и Егор часами просиживал с ним за компьютером или в мастерской, надеясь, что интересное дело поможет мальчику приглушить тоску по исчезнувшей маме.
– Олег только что провел для нас краткий ликбез на тему техники исполнения древних миниатюр, – пояснил своей бывшей ученице Птенчиков. – Дело в том, что экспертиза обнаружила удивительный факт: некоторые из иллюстраций к древней книге выполнены современными красками!
– Неужели подлог? Антипов заменил страницы собственноручными копиями?
– Все не так просто! Арабские надписи, сделанные на «сфабрикованных» миниатюрах, ничем не отличаются от прочих текстов книги. Да и самим иллюстрациям никак не меньше шести столетий, хотя современные краски сохранились в веках гораздо лучше, чем все эти древние акварели и гуммиарабики.
– Но в таком случае можно предположить… – Варя изумленно округлила глаза.
– Что Антипов написал эти миниатюры, прилетев в прошлое. А его «современники» подшили их «в дело», то есть объединили в сборник наряду с работами других мастеров, – закончил за жену Егор Гвидонов.
– Это еще не все, – улыбнулся Иван с необъяснимой гордостью за незнакомого художника. – Экспертиза утверждает, что различаются не только краски, но и сама бумага, на которой выполнены интересующие нас миниатюры. Будто Антипов пытался изготовить сходный материал по музейному образцу, но не достиг полной идентичности.
– А это значит, что он тщательно подготовился к путешествию, заранее написав все свои работы, – уверенно заявил Сапожков.
– Подождите, подождите, что-то я совсем запуталась, – жалобно взмолилась Сыроежкина.
Добродушный Аркадий взялся объяснить:
– Вот представь: проводя реставрационные работы в очередном музее, Антипов находит книгу полутысячелетней давности, в которой некоторые миниатюры выполнены современными красками, и понимает, что написать их мог только современный художник, оказавшийся в прошлом. Он сканирует страницы книги, подбирает более-менее подходящую бумагу и затем пишет миниатюры по готовому образцу, чтобы забрать их с собой в прошлое. Там его работы подшивают в сборник, и спустя несколько веков они оказываются в музее…
– Значит, Антипов писал эти миниатюры в XXII веке, взяв за образец… то, что у него получилось?!
– А чему ты удивляешься? – пожал плечами Егор. – Замкнутое кольцо причинно-следственных взаимосвязей, мы с этим уже встречались. Вспомни хотя бы «Камасутру»!
– Все это прекрасно, но зачем Антипову понадобилось лететь в прошлое? – задумчиво произнес Олег.
Компания удрученно притихла.
– Вот об этом мы его и спросим, когда разыщем в средневековом Стамбуле, – решительно заявил Иван.
– Почему же в Стамбуле? На его миниатюрах фигурируют и Бухара, и Самарканд, и Багдад…
– Вероятно, вы не дочитали заключение экспертов. Все иллюстрации в книге выполнены либо традиционными красками, либо современными, и только одна имеет смешанный характер – следование султана на праздничную молитву в ноябрьский Ураза-байрам. Фигура Абдул-Надула, турецкого султана, выписана идеально – крупным планом, с предельной реалистичностью и, заметьте, современными красками, в то время как его окружение носит весьма схематичный характер и дописано явно другой рукой и другими средствами. К тому же, если вы прочтете тексты, то поймете, что этот сборник мог появиться только в Османской империи – никто из правителей сопредельных государств не позволил бы так восхвалять мудрость султана и принижать собственные достоинства.
– Значит, мы должны определить точный возраст этой миниатюры и разыскать художника в момент ее написания. Судя по всему, эту работу Антипов начал уже при дворе… как вы сказали?
– Султана Абдул-Надула, великого и блистательного, – ухмыльнулся Аркадий.
– Все-таки странно: человек пропал, а его целую неделю никто не хватился! – покачала головой Варя.
– Ну, это вполне объяснимо. Жена считала, что супруг от нее скрывается; с постоянной работы Антипов уволился; разовую успел закончить; друзья не придали значения, что в какой-то момент не смогли до него дозвониться, – начал перечислять Егор.
– Подожди-ка, а ведь есть один человек, проявивший настойчивость в розыске Антипа! – воскликнул Иван.
– Кто?
– Господин Кунштейн, знакомый нам антиквар. Он замучил звонками и Тосю, и заведующего реставрационной мастерской…
– Любопытно, – протянул Олег. – Может, господин антиквар знает, зачем художнику-реставратору понадобилось лететь в прошлое?
Друзья переглянулись.
– А давайте его об этом спросим, – предложила Варя.
– Вряд ли он захочет со мной общаться, – поежился Птенчиков.
– Да и нам с Варей он не обрадуется, – ухмыльнулся Егор.
– Что ж, тогда позвоню я, – решил Аркадий и набрал номер господина антиквара. Представившись сотрудником ИИИ, он скроил скорбную мину, что его добродушной физиономии далось с великим трудом, и начал: – Мы знаем, что вы предприняли определенные усилия для поиска своего друга, Антипа Антипова…
Антиквар неожиданно сморщился, будто собрался вычихнуть самого себя из экрана видеофона:
– Кого-кого?
– Антипа… Иннокентьевича…
– Не имею чести знать! – решительно отрезал Кунштейн.
– А зачем же тогда было названивать его жене? – с подозрением прищурился Аркадий.
– Мало ли, чьим женам я названиваю! Женщины любят антиквариат. А вас, уважаемый, это не должно волновать.
Историк ошарашенно помолчал, переваривая услышанное, а затем, точно разъяренный бык, ринулся в наступление:
– Неувязочка получается в показаниях! Вы звонили жене Антипова для того, чтобы узнать, где ее муж.
– Ну, так это еще лучше! – просиял антиквар. – Значит, приличия соблюдены.
Аркадий разинул рот. В дело поспешил вмешаться Олег:
– Извините, так вы все же знаете Антипова или нет? Вот и заведующий реставрационной мастерской утверждает, что вы пытались с ним связаться…
– Ах, Антипов! – протянул Кунштейн. – Ну да, знаю. Только связываться с ним не собираюсь, ни-ни.
– Это почему? – разинул рот уже и Олег. Антиквар добросовестно задумался, а потом выдал неуязвимый в своей логичности вопрос:
– А зачем?
– Ну, понимаете ли, – проворчал раздосадованный Аркадий. – Зачем-то же вы ему звонили?
– Да, звонил. Я хотел, чтобы он как независимый эксперт высказал свое мнение о ценности одной картины, которую мне предлагали купить. Но, полагаю, вам известно, что в нашем городе проживает не так уж мало художников-реставраторов, так что я давно нашел другого консультанта и, более того, отменил предполагаемую сделку, сочтя ее невыгодной. Что-то еще? – Кунштейн как бы невзначай взглянул на часы.
– Да нет, спасибо…
– Ну, будьте здоровы. – Антиквар блеснул ослепительной улыбкой и исчез с экрана.
В комнате воцарилась удрученная тишина.
– Как-то он… неадекватен, – высказал наконец свое мнение Олег.
– Темнит, – уверенно бросил Гвидонов.
Все глаза обратились к мэтру.
– Ну что я могу сказать, – смутился Птенчиков. – Да бог с ним, с антикваром! Мы же решили лететь в прошлое. Я обещал, что верну Антипова жене и спасу незнакомку, о судьбе которой так переживает обгоревший человек!
– Васенька, где ты? – позвала Варя, влетев в квартиру и с нетерпением ожидая, пока электросушка стащит с нее грязные ботинки. Эту квартиру они с Егором купили в кредит сразу после свадьбы и оборудовали в полном соответствии со своими потребностями. Как и следовало ожидать, Васька обнаружился в мастерской – он проводил там все свободное время, к восторгу Егора и неудовольствию Варвары, считающей, что ребенку было бы куда полезнее погулять во дворе.
Мальчик уже пошел на поправку и теперь с удвоенным усердием ковырялся в каких-то микросхемах, словно хотел наверстать упущенное за время болезни.
– Собирайся, Маленький Брат, поедем к родителям Егора, – возбужденно заговорила Сыроежкина. – Руководство ИИИ утвердило нас в составе следственной группы, так что нам предстоит очередное путешествие на машине времени.
– На машине времени? – рассеянно повторил мальчик и вдруг подскочил с места, будто его окатили кипятком; – Значит, вы едете искать мою маму?!
Он закружил по комнате, не в силах справиться с восторгом и нетерпением:
– Ну, наконец-то! Я угадал, она живет у Месяца Месяцовича, как Царь-девица, да? – Васька остановился перед Варей и умоляюще заглянул ей в глаза: – Возьмите меня с собой!
Надо сказать, такого поворота событий никто не ожидал. Варя сглотнула подступивший к горлу комок:
– Нет, Васенька…
Лицо мальчика омрачилось:
– Честное слово, я буду слушаться…
– Я хочу сказать, что мы летим искать другого человека, – поспешно добавила Варя.
– Как это – другого? – недоуменно заморгал Васька. – Почему – другого?
Горькая правда вырастала перед ним с жестокой очевидностью. Неужели друзья его предали? Обманули, не выполнили обещания? ОНИ НЕ ХОТЯТ ИСКАТЬ ЕГО МАМУ! Когда Васька это понял, то впал в настоящую истерику. Он рыдал и брыкался, не желая слышать утешений. Его горе было так велико, что Варя совсем растерялась. Страдая от собственной беспомощности, она позвонила Егору и вызвала того на подмогу. Бывший Багир бросил все дела и помчался к своему Маленькому Брату, он уже подъезжал к дому, когда мальчик вдруг затих – так же резко и неожиданно, как до того впал в неистовство.
– Я понимаю – у вас работа. Но из дома никуда не поеду, – объявил он старшим друзьям. Вот так: коротко и непреклонно, как и подобает тому, кого почти всю жизнь почитали божеством. Напрасно Варя с Егором объясняли мальчику, что не знают, скоро ли сумеют вернуться, и убеждали, что жить одному в восемь лет еще рановато.
– У вас свои дела, у меня свои, – неколебимо отрезал Васька. – Я же не мешаю вам уехать? А вы не мешайте мне остаться – там, где нужно для моей работы.
Он развернулся и скрылся в мастерской. Варя с Егором переглянулись. Что тут скажешь, аргумент был выдвинут сильный: мастерскую к родителям не перевезешь, а мальчик и впрямь трудился там с полным самозабвением.
– Ладно, Маленький Брат, – сдался Гвидонов, раздвигая герметичную дверь мастерской и смущенно разглядывая Васькин затылок. – Постараемся соблюсти твои интересы. Только учти, родители сюда переехать не смогут, а без присмотра мы тебя не оставим.
И гений технической мысли погрузился в процесс приведения к общему знаменателю таких несопоставимых величин, как уважение к свободе Васькиной личности и беспокойство за его здоровье и безопасность. Впрочем, гении на то и гении, чтобы совершать невозможное: к утру довольный Егор, потирая покрасневшие от усталости глаза, вышел из домашней мастерской, с гордостью неся на вытянутых руках автоняню нательного крепления. Эта заботливая крошка должна была ежечасно определять температуру своего подопечного, сухость его ног, сытость желудка, чистоту рук и ушей, а также множество прочих параметров, характеризующих общее состояние ребенка. Отчет с оценкой по пятидесятибалльной шкале отсылался напрямую родителям Егора. Помимо этого няня должна была следить за соблюдением режима дня, легким покалыванием в ребро напоминая, что пора делать уроки или же ложиться спать. В случае непослушания сила разряда постепенно увеличивалась, однако к крайним мерам в виде применения электрошока Егор решил не прибегать: если няня раскалялась выше допустимого предела, включался аварийный вызов Гвидоновых-старших. Васька недовольно покривился, но все же позволил закрепить изобретение Егора у себя на пояснице.
Варя немного сократила закупочную программу холодильника, добавила порошка в прачечную систему и проверила месячное меню кухонного комбайна. Кажется, все было в порядке. Она последний раз взглянула на Ваську, прижала его к себе – и, неожиданно для своих «мужчин», залилась горючими слезами. Мальчик сочувственно вздохнул:
– Боишься ехать, да?
Варя затрясла головой и сжала его еще крепче.
– А ты представь, что там все будет понарошку, – посоветовал бывший бог, высовывая серьезную мордашку из-под ее локтя.
Иван Птенчиков ехал в Реабилитационный центр. Настроение было приподнятым: через три часа он со своими верными помощниками Варварой Сыроежкиной и Егором Гвидоновым должен стартовать в прошлое, в средневековый Стамбул, ко двору султана, носящего звучное имя Абдул-Надул. С определением даты прилета пришлось повозиться: дотошный Сапожков сумел выяснить, что во времена, примерно обозначенные специалистами в результате экспертизы миниатюр, правили один за другим два султана с таким именем – Абдул-Надул Великолепный и Абдул-Надул Великовозрастный. Растерявшихся историков выручил тот факт, что мусульмане издавна пользуются календарем хиджры, заметно отличающимся от принятого у христиан григорианского календаря. Мусульманское летоисчисление ведется с 16 июля 622 года – условной даты начала переселения, то есть хиджры, мусульман из Мекки в Медину. В основе счета времени лежит лунный календарь, а так как лунный месяц короче солнечного, то все даты календаря хиджры ежегодно сдвигаются, наступая, если их определять по григорианскому календарю, на 11 дней раньше, чем в предыдущем году. В результате скрупулезных вычислений Олег и Аркадий обнаружили, что за все 19 лет правления Абдул-Надула Великовозрастного, взошедшего на престол, когда ему было уже за сорок, праздник Ураза-байрам ни разу не наступал в ноябре! Зато во времена его преемника это произошло дважды: один год ближе к концу месяца, другой – ближе к началу. Егор, недолго думая, предложил бросить монетку: «орел» – летим в начало ноября, «решка» – в конец, однако друзья его не поддержали. Подготовка к экспедиции снова застопорилась. Историки тщетно ломали свои переполненные знаниями головы, педантичная сторонница научного подхода Варвара Сыроежки на ругала мужа за легкомыслие, мэтр Птенчиков в глубокой меланхолии по сотому разу перелистывал страницы музейного фолианта.
– А что это за мелкие крапушки разбросаны по периметру картины? – недовольно хмурясь, пробормотал он, вновь разглядывая судьбоносное изображение «ноябрьского Ураза-байрама».
– Брак в работе? – предположил Аркадий.
– Магические символы! – брякнул Егор.
– Если и символы, то скорее уж не магические, а праздничные, – возразил Олег. – Может быть, художник аллегорически отобразил раздачу беднякам «милостыни завершения поста» – «закят ал-фитр»? В таком случае крапушки – это мелкие монеты…
Все столпились вокруг стола и с новым интересом уставились на миниатюру.
– На монеты не похоже, – авторитетно изрек Аркадий. – Если говорить о праздничных символах, то, возможно, это не деньги, а сладости?
– Ну да, сахарная пудра, – фыркнул Олег.
– А при чем тут сладости? – не поняла Варя.
– Ураза-байрам – это праздник Разговения, знаменующий окончание поста в месяце Рамадан. Продолжается он три дня. В первый день совершается специальная общая молитва в большой мечети или под открытым небом, на которую, по всей вероятности, и направляется изображенный здесь Абдул-Надул со своей свитой, далее следует праздничная трапеза. Традиционным является посещение могил родственников, общественные гуляния, подношение подарков, обновление одежды…
– Сладости, – нетерпеливо подсказала Варя.
– Помимо сбора пожертвований и раздачи милостыни в Турции издавна принята также раздача сладостей, отчего этот праздник получил еще одно название – Шекер-байрам, или «сахарный праздник».
– Как удачно, что мы прибываем в Стамбул именно в этот день, – обронил Гвидонов.
– Дорогой, ты невыносим! – тут же вскинулась Варя. – Я считаю, тебя следует отправить в Стамбул на время поста, чтобы ты хоть немного подумал о совершенствовании души, а не об удовольствиях желудка.
– Душу следует совершенствовать постоянно, – меланхолично напомнил Птенчиков, разглядывая пеструю свиту султана.
– Смотрите, тут еще есть какие-то непонятные холмики. – Варя с обвиняющим видом провела пальцем вдоль дорожки, идущей от ворот дворца.
– Куличики, – фыркнул Егор, но тут же стушевался под суровым взглядом супруги.
– Куличики… – как загипнотизированный, повторил Иван. – Куличики… Куличики…
– Эй, с тобой все в порядке? – участливо тряхнул мэтра за плечо Аркадий. При его богатырской комплекции терапевтический результат процедуры оказался весьма ощутимым: голова Ивана мотнулась, будто хотела взмыть в небо, оставив бренное тело без присмотра, челюсть клацнула, почти сумев прикусить язык, взгляд сфокусировался, утратив опасную задумчивость, и Птенчиков взревел не своим голосом:
– Это не куличики! Это сугробики! – после чего примялся радостно хохотать, хлопая себя по коленкам.
– Соображай, что творишь! – набросился Олег на Аркадия. – Это ж человек, а не кокосовая пальма! Иван, не волнуйся, у тебя просто нарушилась связь между… между… ну, не знаю, психиатры разберутся. Сейчас вызову «скорую» из Реабилитационного центра.
– Подожди, – отмахнулся Иван, не принявший тревоги приятеля на свой счет, – в Реабилитационный центр я заеду перед отлетом, попрощаться с нашим «пришельцем», а сейчас незачем беспокоить больного человека, все и без того ясно: на миниатюре изображен снег!
– Снег? В Стамбуле? В ноябре? – недоверчиво ахнула Варя.
– А что, интересная мысль, – заелозил в кресле-трансформере Аркадий. Кресло еще больше сплющилось и расставило пошире изогнутые ножки, стараясь удержать его немалую массу.
– Ситуация вероятная, но не типичная, – покачал головой Олег.
– Потому и нарисовали! – убежденно воскликнул Егор. – Значит, решено: отправляемся в конец ноября.
– Решения здесь принимает мэтр, – осадила его жена.
…Улыбаясь воспоминаниям, Иван взглянул в окно аэробота. Реабилитационный центр был уже близко. Автопилот заложил вираж и плавно пошел на посадку.
Вся подготовка к экспедиции была завершена еще вчера. Костюмы, прививки, техническое оснащение, аварийный набор типа «СССР» – «Сам Себя Спасай Резвее». После трагических приключений в индийских джунглях, когда «богиня Ка-ама», она же авантюристка Сонька, завладела их портативными передатчиками, лишив членов экспедиции не только связи с ИИИ, но и друг с другом, Егор с Варварой решили усовершенствовать средства полевой коммуникации. Их усилиями были созданы пси-передатчики неординарного принципа действия: в результате направленной концентрации психической энергии в области третьего глаза информация транслировалась от индивида к индивиду телепатически. Прием сигнала осуществлялся средним ухом, для чего членам предстоящей экспедиции оперативным путем вживили мультичастотные конденсаторы. Из числа специалистов ИИИ была сформирована высокопрофессиональная команда, в задачу которой входило посменное дежурство у восстановленного из пепла Центра Управления, непрерывное наблюдение за ходом экспедиции и немедленное реагирование в случае возникновения проблем. Запланированный Иваном визит к пострадавшему являлся последним из тех дел, которые требовалось выполнить до отлета в древний Стамбул.
Зарегистрировавшись в отделении для посетителей, Птенчиков прошел знакомым коридором, поднялся на шестой этаж и остановился, прислушиваясь у дверей палаты, где лежал обгоревший при взрыве в ИИИ человек. Вокруг царила тишина. Когда «мэтр по неразрешимым вопросам» подключился к расследованию, полиция сочла, что может сбросить с себя груз ответственности за судьбу мира в целом и обгоревшего «шпиона» в частности. Круглосуточное наблюдение было снято, лейтенант Забойный перекинут на более актуальное – правительственное! – задание (у племянника мэра города таинственно исчез любимый хомячок), и лишь дружная команда скрытых камер продолжала нести свою вахту.
Отчего-то робея, Иван повернул ручку и вошел в палату. Пострадавший спал тихо и безмятежно. Гидрофутляр уже убрали, и лишь маска, скрывающая лицо, напоминала о произошедшей трагедии. Впрочем, медицинский прогноз утверждал, что через день хирурги смогут снять и ее.