Его налитые кровью глаза были испещрены чёрными точками, щеку покрывала гноящаяся экзема. Кэрол заметила у него на столе хорошо изданный «Улисс» Джойса – верный признак того, что человек был на грани нервного срыва.
– Прошу прощения, – сказал Григг; его голос охрип от крика. – Это был один из более чем сорока звонков, которые раздаются у меня за день.
Он свернул салфетку и смочил её одеколоном.
– Женщина вопила не переставая: "Что вы, мать вашу, там делаете?" Говорила, что школа её сына стала балаганом. Говорила, что в его классе осталось только шесть белых лиц потому, что мы превратили Ист-Сайд в Маленький Китай. "Достаньте корабль и отошлите их обратно. Они не уважают нашей культуры". Спрашивала, понимаем ли мы, какой вред наносим? "Белые основали Канаду. Вот почему это такая мирная страна. Все эти бунты происходят в Британии потому, что они разрешают въезжать неграм". Она не давала мне сказать ни одного слова, утверждая, что мы делаем канадцев меньшинством на их же собственной земле. Говорила, что мы кладём конец западному образу жизни, служа китайским раджам.
Зрачки Григга расширились. На губах выступила слюна. Его подбородок опустился ниже, чем у Никсона во время Уотергейта.
– Видите ту заметку в газете? "Покупая себе новый мир". Представляете себе, сколько звонков я получу после этого?
Глотая слова, он провёл вялой рукой по лицу.
– Вы когда-нибудь задумывались над тем, что вас могут линчевать? – спросил Григг. – А я думал. Прошлой ночью. Состоялось собрание граждан. Этот парень подошёл ко мне со свёрнутой в трубку газетой и огрел меня по голове. "Задница", орал он и толпа одобрительно его приветствовала. "Тридцать лет я жил здесь и не смог скопить на дом потому, что все эти ваши азиатские кровососы подняли цену.
То, что стоило в прошлом году 185 штук, из-за вас стоит теперь 260".
– Мистер Григг…
– Всесильный Боже. Видите, с чем мне приходится бороться? Сто двадцать пять тысяч заявок ждут своей очереди. Прибавьте сюда сто пятьдесят тысяч иммигрантов в год. Оттава зазывает: "Вносите свои баксы и добро пожаловать", а сама урезает мой штат, чтобы покрыть дефицит. Они прибывают такими темпами, что мы не успеваем их принимать, а вы, ребята, удивляетесь, что вокруг кружит вороньё?
Единственное, что мы в состоянии контролировать, это кого мы депортируем!
– Это как раз одна из причин, почему мы здесь, – сказал Цинк.
Хоксворт из исполнительного отдела – мужчина которому Григг поручил найти дело Квана – был обладателем двойного подбородка и багрово-красной физиономии. Его мешковатая голубая тройка с золотой цепочкой для карманных часов была запачкана пятнами от соуса и "биг-мака". Пока лифт спускался вниз, он съел пирожок с мясом, сыто рыгнув, когда закончил. Тэйт он показался похожим на Альфреда Хичкока.
– Кван, да? – сказал Хоксворт. – Попробую-ка я догадаться. Если это не хулиганство, то значит – что-нибудь ещё.
В голове у Кэрол промелькнул сюжет из "Сумеречной зоны".
– Что он сделал? Как обычно? Наркотики? – спросил Хоксворт.
– Мы не знаем, – ответил Чандлер. – Поэтому нам и нужно его дело.
Дверь скользнула в сторону, открывая табличку: "АРХИВ". Нарисованная под ней стрелка показывала налево. Шагая по коридору, Хоксворт принимал во внимание длину только своих собственных ног.
– Не так быстро, – охладила его пыл Кэрол.
– Всё дело в преждевременной отставке. Сегодня у меня последний рабочий день.
Глоток спиртного – вот что мне сейчас нужно.
Хоксворт остановился у противопожарного щита возле архива. Из-за огнетушителя он вытащил четвертинку виски. Кэрол и Цинк поняли, что своим упадком он обязан склонностью к выпивке.
– Ненавижу эту работу, – сказал Хоксворт. – Всё время нужно кланяться до земли.
Деньги, деньги, деньги – это единственное, что они понимают. Сегодня Ванкувер. А завтра Гонкувер. Дети косоглазых рождаются со счётами в руке.
– Так как насчёт того дела? – сказал Цинк, увлекая его дальше по коридору.
– Робсонштрассе, – сказал Хоксворт. – Это такая миленькая улица. Она была занята европейскими лавками, пока туда не втиснулись косоглазые. Миллиард долларов наличными проглатывались там за ночь. Сорок три года тяжкого труда, а они заплатили моему отцу тем, что вышвырнули его из квартала. Теперь Робсонштрассе такая скользкая, что впору одевать присоски, чтобы не поскользнуться и не проехать на заднице всю улицу.
Когда они вошли в помещение архива, из-за рядов полок появилась женщина из племени хайда. С волосами, заплетёнными в косички, в спортивном свитере и голубых джинсах. На свитере были чёрные и белые знаки, как на тотемном столбе Скидгэйт.
– Шевели ногами, Вильма. Нам нужно досье. Ясно? – спросил Хоксворт. – 1979-й.
– Кван, да?
– Эван. 17 ноября.
– Слышала, Вильма? Эван Кван.
Аборигенка исчезла в лабиринте полок с делами. Осушая свою четвертинку, чиновник скрючился возле конторки. "Чувственный тип", – подумала Кэрол, наблюдая за ним.
Вильма вернулась с папкой досье, которую она протянула Хоксворту. Взяв его, он пробежал глазами содержание на титульном листе. Нашёл нужный документ и сказал:
– Пункт 27(2) на основании пункта 19. Кван прибыл в мае того года с визой 1208.
– Двенадцать-ноль-восемь? – переспросила Тэйт.
– Студенческая виза. Виза, дающая право учиться в указанном институте.
– УБК? – спросил Чандлер.
– Где же ещё? – Он фыркнул. – Университет Биллиона Китайцев.
– Где он получил визу?
– В высшей комиссии, в Гонконге.
– Дата? – 15 мая. Действительна на год.
– К визе приложена его фотография?
– Нет, это было в 78-м. Сегодня она была бы.
– Почему он был депортирован? – спросила Кэрол.
– За недостойное поведение после прибытия.
Папка с чёрным кольцом была прикована цепочкой к конторке. "Иммиграционный акт",
"Избранные положения" и "Законы, регулирующие подачу на апелляцию иммиграционных дел" было написано на её переплёте. Перелистывая страницы, Хоксворт сказал:
– Семьдесят восьмой был первым годом действия нового акта. Посмотрим пункты 19(1)(а) и (д).
Кэрол и Цинк внимательно прочли законодательство:
..."Нежелательные категории 19(1) Ни одно лицо не может получить разрешение на въезд, если оно относится к одной из следующих категорий: (а) лица, страдающие любыми болезнями, расстройствами, инвалидностью или другими нарушениями здоровья, явившимися результатом естественных причин, серьёзность или возможное течение которых, по мнению медицинского должностного лица, совпадающему по меньшей мере с мнением ещё одного медицинского должностного лица, (i) представляют или, вероятно, могут представлять угрозу для общественного здоровья или общественной безопасности… (д) лица, дающие основания полагать, что они могут (i) совершить одно или более преступлений, подлежащих наказанию в соответствии с каким-либо актом парламента…"
– Пункт 19 перечисляет лиц, которые не могут въехать в страну, – сказал Хоксворт. – Чтобы получить визу, Кван прошёл тестирование в Гонконге. Он прибыл в Канаду с чистым личным делом. Никаких записей о преступлениях или умственных расстройствах.
Перевернув три страницы, он нашёл другой пункт:
..."Выдворение после выдачи разрешения 27(2) Если иммиграционный офицер или офицер, отвечающий за общественное спокойствие, получает в своё распоряжение информацию, указывающую на то, что лицо, проживающее в Канаде и не являющееся канадским гражданином или не имеющее бессрочной визы, является лицом, которое (а) обратившись за разрешением на въезд, не получило бы или могло бы не получить разрешения на въезд по причинам принадлежности его к нежелательным категориям… …он должен подать письменный рапорт министру с изложением всех деталей, содержащихся в такой информации…"
Тэйт сказала:
– Кто-то пожаловался, что Кван нарушил положения пункта 19?
Хоксворт взмахнул бумагой из дела.
– Это утверждает в своём рапорте Дон Войс. Кван был твёрдым орешком и преступником.
– Кто это – Дон Войс?
– П3ДО. Он обычно работал в нашем офисе.
– П3ДО? Это что, персонаж "Звёздных войн"? – сказала Тэйт.
– На самом деле ПДО. Представляющий дела офицер, надзирающий за чужестранцами. Я называю их «П3ДО» потому, что они действуют, словно роботы.
– Где этот Войс теперь?
– Отчебучил смертельную шутку. Дон избавился от этой проклятой работы, эмигрировав на небеса.
Цинк прочёл рапорт чиновника министру.
– Здесь просто повторяются положения акта, потом идёт ссылка на "прилагающиеся рапорты психиатра, подтверждающие факты". Но я не вижу никаких докладов психиатра.
– Документы вырваны, – сказал Хоксворт. – Остались только корешки. Исчезло всё – включая паспорт – что могло рассказать о том, кто такой Кван или как он выглядел.
– Имеются дубликаты документов?
– По всей вероятности, нет. Только имя и входящий номер в нашем банке данных.
"Конверт, пропавший со стола Максвелла", – подумал Цинк.
– У кого есть доступ к этим документам?
– У любого, кто здесь работает.
– Включая бывших работников?
– Если им это требуется, чтобы связать концы с концами.
Кэрол повернулась к Вильме.
– В книге имеется отметка?
Индианка протянула ей толстый переплёт. Просмотрев его, начиная с настоящего момента, особый агент добралась до полудня понедельника. Как и можно было ожидать, Трент Максвелл был записан в тот день, когда был убит.
– Что происходит, когда министр получает такой доклад? – спросила Тэйт.
– Если он достаточно убедителен, министр назначает депортационное слушание.
– Куда доклад поступает после этого?
– Он возвращается назад с указанием о расследовании.
– Кто принимал меры против Квана?
– Дон Войс, ПДО, который надзирал за ним.
– Кто выносил судебное решение?
– Трент Максвелл, упокой Господи его душу. Он работал здесь, пока не преставился, как вы знаете.
– Что, если кто-либо, депортированный в соответствии с пунктом 19, позже захочет обратно?
– Значит, этому парню чертовски не повезёт из-за пункта 19. Депортационый закон относит его к нежелательной категории.
– Максвелл депортировал Квана?
– Ничего подобного. Не было никакой депортации.
– Почему?
– Потому что в день слушания дело было отсрочено. Согласно пометке Дона на деле, той же ночью Кван добровольно отбыл в Гонконг.
– И что же это значит? Обвинение автоматически было снято?
Хоксворт кивнул.
– В 78-м требовалось физическое присутствие депортируемого. Когда Кван покинул Канаду, дело было закрыто.
– А почему отсрочка? – спросила Тэйт. – Вместо депортации?
– Вероятно, такова была тактика адвоката Квана. В соответствии с пунктом 32 депортационные слушания могут иметь один из трёх исходов. Подсудимый может быть депортирован, он может получить предупреждение о депортации или он может отозвать своё заявление. Если необходимо, он может время от времени получать отсрочку. Адвокат Квана, должно быть, посчитал, что лучше держать ситуацию в своих руках.
– Я правильно поняла? – сказала Тэйт, поднимая вверх три пальца. – Во-первых, если бы Кван был депортирован, пункт 19 не позволил бы ему въехать снова.
Во-вторых, предупреждение о депортации…
– По существу дало бы тот же самый эффект.
– Почему?
– Потому что заявление уже подано.
– И в-третьих, отсрочка и возвращение создают впечатление, что дело закончено?
Значит ли это, что Кван мог вернуться в любое время?
– Технически, да. Практически – нет. Ссылка на дело хранится в нашем компьютере.
Если бы Кван попытался въехать в страну, мы бы проверили его дело. Обвинение 78-го года привело бы в действие пункт 19.
– А что, если дело было уничтожено? Тогда не осталось бы никаких свидетельств против него.
– Тогда мы бы связались с теми, кто имел к нему отношение. Слушание ведь затрагивает кого-то лично, верно? Судью, ПДО, иностранца и его адвоката.
Отсутствие здесь упоминания о каком-либо переводчике означает, что Кван говорил по-английски. Если бы любой из них подтвердил, что он вёл себя недостойно или проявлял склонность к преступлению, ему был бы запрещён въезд в страну в соответствии с пунктом 19.
– А что, если все участники теперь мертвы?
– За исключением его самого, вы имеете в виду?
– За исключением Квана.
– Тогда он показывается на границе, и у нас нет никаких оснований его задерживать. Кван бьёт систему по всем статьям. Дьявольщина, он мог бы иммигрировать.
Пока Тэйт расспрашивала Хоксворта, Чандлер просматривал дело.
– Это имя на обратной стороне. Кто это написал?
Чиновник глянул на надпись.
– Обвинитель, – сказал он.
– Кто такая Николь Даниельс?
– Не имею ни малейшего представления.
– И даже не можете высказать предположение?
Хоксворт пожал плечами.
– Та, кто выдвинула обвинение?
В ЛАБОРАТОРИИ
11:35 утра
На обороте дела Квана рядом с именем Николь Дэниэльс был нацарапан телефонный номер. Пока Хоксворт покупал шоколадный батончик в автомате и, вероятно, ещё раз хлебнул из каких-то своих тайных запасов, Цинк набрал номер по телефону, стоящему в архиве.
– Факультет зоологии.
– Николь Дэниэльс, пожалуйста.
– Профессор читает лекцию и не вернётся до полудня.
Цинк глянул на часы.
– Дайте, пожалуйста ваш адрес.
12:12
Они запарковали машину поблизости от Фратернити-Роу, когда порывы ветра на некоторое время прекратили свои атаки.
На одной из лужаек возле дома скакала красотка в купальнике.
– Я сожалею, – сказала им секретарь в приёмной, – но доктор Дэниэльс отсутствует. Она не вернулась после своей лекции в Ванкуверский институт.
– Куда она пошла?
– Не могу сказать. Вчера она прилетела из Африки, так что, вероятно, она отсыпается.
– Доктор работает на факультете?
– Она в продолжительном отпуске. Минувший год она провела в Танзании, изучая озеро Танганьика. Вчера она взяла отпуск ещё на год для работы в Дэвисовском Центре по изучению приматов.
– Где это?
– В Калифорнии.
– Снова для проведения исследований?
– Здесь находится доктор Ян. Может, он знает, куда она пошла.
Ян, мужчина лет под тридцать, был одет в лабораторный халат и держал под мышкой стопку бумаг. Пока копы представлялись ему, он изучал их сквозь толстые стёкла очков.
– Ничего серьёзного, надеюсь?
– Обычная рутина, – ответил Цинк. Это был стандартный ответ в таких случаях.
– Потрясающая лекция. Очень жаль, что вы её пропустили. "Почему Человек вызывает войну: шимпанзе развиваются по тому же пути, что и мы".
– Дэниэльс преподаёт зоологию?
– Как сказать… Она читает лекции по психологии на медицинском факультете, занимается антропологией, участвует в работе факультета искусств, связана с зоологией, с исследовательским факультетом. В наши дни мы все работаем на пересечении различных дисциплин.
– Где профессор находится сейчас?
– "Посещает старых друзей". Она сказала, что в пять позвонит узнать, не было ли для неё сообщений.
– Почему человек вызывает войну?
– Вы слышали о колонии шимпанзе Джейн Гудэл? Колония Гомб в Танзании?
– Это не та, которая была убита?
– То была Диана Фоссей. Все считали, что шимпанзе Гудэл, обитавшие на различных территориях, мирно сосуществовали. Затем, неожиданно, обезьяны с Казакелы вторглись во владения Кахамы. Они поубивали самцов, самок изнасиловали и захватили территорию. Это нападение явилось первым известным случаем запланированной агрессии приматов по отношению к представителям их собственного вида. В течение года доктор Дэниэльс изучала колонию и пришла к заключению, что поведение шимпанзе аналогично нашему. Они являются зеркалом человеческой эволюции. Они развились настолько, что развязали войну.
– Это является прогрессом?
– Объективно – да, – сказал Ян. – За последние 3400 лет только 268 были относительно мирными. Во всём мире в настоящий момент каждую минуту тратится два миллиона долларов на вооружения. Наш мозг развился для того, чтобы совершенствовать оружие и таким образом обеспечить выживание и воспроизведение наших генов. Дарвин считал сопротивление генетической конкуренции самой мощной движущей силой в человеке. Исследования доктора Дэниэльс подтверждают это.
"Deja vu, – подумала Кэрол. – Чувственная теория русского".
Цинк оставил телефон секретаря спецотдела "Х".
– Попросите профессора позвонить мне. Это очень важно, – сказал он.
Западный Ванкувер 1:36 пополудни Они подъехали к дому Хаттона Мэрдока на Холлибэрн-Маунтин. Когда капли дождя упали на дребезжащие листы, покрывающие крышу, и заструились по водосточным трубам, они уже проверяли имена в делах судьи.
– Никакого Эвана Квана, – сказала Кэрол. – И никакого Квана Кок-су.
– Так же как и Мартина Квана или Лотос Кван.
– Потому что дело было сожжено в камине.
Ванкувер
5:39
Кэрол вместе с Цинком поглощали пиццу в спецотделе "Х", когда раздался телефонный звонок.
– Инспектор Чандлер?
– Профессор Дэниэльс?
– Вы просили, чтобы я позвонила?
Чёткое произношение. Ударение в конце фразы. Цинку представилось, что ей около пятидесяти лет.
– ФБР проверяет обстоятельства, связанные с Эваном Кваном. Его имя всплыло в связи с одним из дел в Калифорнии. Полагаю, вы его знаете?
– Знала его, инспектор. Кван делал у меня курсовую работу в 1978 году. Я не видела его в течение десяти лет.
– Кван прибыл из Гонконга?
– Да, в качестве иностранного студента.
– Для изучения чего?
– Молекулярной биологии.
– Не могли бы вы уточнить?
– Он надеялся довести до конца работу Сарича и Вильсона, касающуюся Евы.
– Евы? – переспросил Цинк.
– Вашей более чем тысяча раз пра– бабушки. И моей тоже, – ответила Дэниэльс. – И всех живущих ныне человеческих существ.
– Как мне кажется, её звали Люси.
– Ошибаетесь, инспектор. Но я сомневаюсь, что вы хотите выслушать лекцию по эволюции.
– Напротив, – сказал Цинк. – Область, которую изучал Кван, может оказаться важной.
Дэниэльс прикрыла микрофон и обратилась к кому-то приглушенным голосом, Цинк расслышал слова: "СРВ-образцы". Через мгновение она снова была на линии.
– Эван что-то сделал?
– Нет, насколько нам известно. Обычное для ФБР расследование. Мы проверяем несколько линий.
Большинство людей обычно весьма сдержанны, когда их допрашивает полиция. Обычно лучше подходить к сути постепенно. Заставить человека говорить свободно – чуть ли не самое сложное дело.
– Говорит вам что-нибудь слово "австралопитек"?
– Это вид гоминидов, который эволюционировал в нас.
– Люси была австралопитеком три миллиона лет назад. Она является представителем вида, эволюционировавшего в нас. Но она не была тем индивидуумом, от которого мы произошли.
– А Ева была?
– Ева была хомо сапиенсом архаического типа. Она жила двести тысяч лет назад, а может, и много позже. Ева не была единственным человеческим существом на Земле в то время, но она была самой плодовитой из всех в том смысле, что все живущие сегодня носят в себе её гены. Она была тем самым индивидуумом, от которого мы все произошли.
– Значит, Эван искал нашу буквальную праматерь? – сказал Чандлер. – Почему я ничего не слышал о Еве раньше?
– Ещё услышите, когда пресса вникнет в то, что происходит. Ева разрешает самый старый человеческий спор: откуда мы появились? Кто породил человечество?
– И Ева действительно отвечает на эти вопросы?
– В двух отношениях. Мы не только унаследовали её генетический код, но эволюция от архаичного до современного человека произошла в её семье.
– Это произошло в Африке?
– Возможно. Хотя некоторые полагают, что дом Евы был в Южном Китае.
Дэниэльс снова прикрыла микрофон. На этот раз Цинк подслушал: "Тесты на ретровирус".
– Я чему-то мешаю? – спросил он.
– Мы почти закончили, – сказала профессор. – Я специалист по приматам, как вы, несомненно, знаете. В течение года я изучала обезьян в местном зоопарке. Куратор попросил меня, чтобы я проверила зелёных мартышек на вирус СПИДа. Это был хороший повод проведать старых друзей.
– Мы говорили об Эване и Еве.
– Эван интересовался ДНК митохондрий. ДНК, как вам, я уверена, известно, это те молекулы, которые передают наследуемые характеристики. Гены выстраиваются в ядрах наших клеток в цепочки ДНК, и, следовательно, молекулы ДНК являются как бы строительными блоками наследственности. Цепочки ДНК являются смесью генов, унаследованных от обоих родителей. Но в наших клетках есть и другой тип ДНК, хранящийся вне ядер, в митохондриях. ДНК митохондрий попадают к нам непосредственно от нашей матери, поэтому они не меняются в каждом поколении в зависимости от пола. Поскольку они меняются только из-за мутаций – случайных ошибок при копировании генетического кода – учёные используют их для того, чтобы проследить генеалогическое древо.
Мутации ДНК весьма незначительны. Законы вероятности говорят нам, что ДНК подвергается мутации на два – четыре процента каждый миллион лет. Сравнивая образцы митохондрий со всего мира, мы проследили генетический код вплоть до единственной женщины. Вот почему её называют Евой.
Цинк сказал:
– Люси была дочеловеком три миллиона лет назад. Она была одним из представителей вида, который эволюционировал в нас. Одно из более поздних человеческих существ было этой Евой. Двести тысяч лет назад она эволюционировала в нас. И поэтому Эван изучал её?
– Точно, – сказала Дэниэльс.
– А что случилось с современниками Евы? С другими архаичными гуманоидами?
– Они вымерли, согласно учению Дарвина. Ева снабдила своих наследников генетическими преимуществами, которые дали им превосходство над остальными людьми. За 20000 лет, прошедших между её жизнью и смертью, её наследники распространились по всему миру. Они вытеснили других людей.
– Почему Эван интересовался Евой?
– Супергены – гены, которые контролируют остальные гены. Он считал, что был суперген, управляющий возрастом. Средняя продолжительность жизни в Северной Америке составляет 74,7 года. Это – тот отрезок времени, который вы, возможно, проживёте. Но ваша ППЖ – потенциальная продолжительность жизненный, запрограммированная в вашей ДНК – приблизительно 110 лет. Что-то лишает нас 35,3 лет, не давая нам прожить ещё треть жизни. Эван считал, что это происходит потому, что мы унаследовали от Евы дефективный суперген.
– Это нелогично. Тогда бы мы были менее приспособленными.
– Нет, если дефект проявлялся после репродуктивного возраста. Обладая преимуществом, унаследованным от Евы, мы всё равно оставались бы самым жизнеспособным видом.
– Вы разделяете эту теорию? – спросил Цинк.
– Эван изучил работу Сэчера и Катлера. Сэчер заметил, что среди видов приматов продолжительность жизни увеличивается с увеличением размеров мозга по отношению к размерам тела. Чем больше мозг в сравнении с телом, тем более долгий век у вида. Он заключил, что мозг управляет продолжительностью жизни.
Катлер применил теорию Сэчера и к вымершим видам. Сравнивая черепа и скелеты предков человека с нашими, он обнаружил, что продолжительность жизни увеличивается тем больше, чем ближе он стоит к нам. Затем, по какой-то причине, это увеличение прекратилось.
– Продолжительность жизни перестала эволюционировать вместе с нами?
– Нет, неандерталец…
Дэниэльс снова прикрыла микрофон и сказала: "Спасибо, я уберу".
И снова в трубку:
– Ещё минуту, инспектор, а затем мне нужно вызвать такси. Снаружи холодно и сыро, а я привыкла к африканской жаре.
– Вы говорили, что неандерталец жил дольше, чем мы?
– Мозг неандертальца был больше нашего – 1470 куб. см по сравнению с нашими 1370. В полном соответствии с теорией Сэчера, продолжительность его жизни также была больше. Катлер выдвинул постулат, что существовали гоминиды с супермозгом в сравнении с размерами их тела. Если это так, то, возможно, в них скрыт ключ к загадке долголетия. Эван думал, что этот ключ связан с их неущербным супергеном.
– Как долго Эван учился у вас?
– Около четырёх месяцев. Он помогал мне с исследованиями в моей личной лаборатории. У нас произошла ссора, и он вернулся в Гонконг.
– Вы пожаловались на него в иммиграционную службу?
– Вы знаете об этом?
– Эван не был депортирован?
– Нет, он уехал сам.
– Что послужило причиной вашей жалобы, доктор Дэниэльс?
Профессор заколебалась, взвешивая свой ответ. Затем она сказала:
– Я люблю животных. Поэтому и занимаюсь исследованиями. В моей лаборатории имеется оборудование для хирургических операций. Но я использую его только в необходимых случаях. Вивисекция мне отвратительна.
В конце 1978 года меня попросили выступить на симпозиуме в Нью-Йорке. Пока меня не было, Кван присматривал за лабораторией и продолжал наши исследования. Мой рейс до Нью-Йорка должен был вылететь в шесть утра. Упаковывая свой багаж, я обнаружила, что потеряла кое-какие заметки. В два часа ночи я приехала в лабораторию.
Когда я приехала, внутри горел свет. У меня мелькнула мысль, что Эван забыл его выключить. Воспользовавшись своим ключом, я вошла и была поражена тем, что он проводил возмутительный опыт. Я приказала ему убраться прочь. Он стал мне угрожать. Тогда я из Нью-Йорка позвонила в иммиграционную службу и никогда больше его не видела.
– Вы появлялись на слушании дела о депортации?