Южнее Камаоле-Бич он разыскал нужный ему участок. Ставая машину возле домика, он облегчённо вздохнул. Говоря с Деборой из Гонконга, он принял решение.
Он знал, что она придёт в ярость, если он предложит медицинскую помощь, поскольку с тех дней, когда её мать умирала в психиатрической лечебнице в Провиденсе, психиатры вызывали в ней параноидное состояние. Можно было сообщить о ней полиции Мауи, но что, если она увидит их и бросится бежать? В конце концов, он решил сам попытаться разобраться с ней, зная, как сильно она любит мальчика. Теперь он был рядом, чтобы защитить их сына.
Никто не ответил, когда он постучал в дверь.
Садовая тропинка вдоль одной стены домика вела к берегу. Величественные эвкалипты нависали над блестевшим на солнце прудом. Расположенная рядом тщательно ухоженная лужайка заканчивалась ослепительно белым песчаным пляжем, побережье вдали манило его к себе. Виндсерферы скользили по волнам, словно яхты, направляясь к Молокини-Айленд.
– Дебора?
Никакого ответа.
Его взгляд пробежался по берегу.
– Дебора, ты здесь?
Он шагнул на веранду.
Плюшевый мишка лежал на пороге открытой застеклённой двери.
Справа в манеже виднелись детские ножки.
– Боже, нет, – простонал он, шагнув внутрь.
По поручням манежа полз богомол.
Из всех убийств, свидетелем которых ему доводилось быть, это было самым ужасным.
В манеже из-под огромной мягкой подушки выглядывали две пухлые ножки. Крошечные пальчики, скрючившиеся после смерти, вцепились в детскую пелёнку, когда малыш боролся за жизнь.
Весь сжавшись, Чандлер поднял подушку. С выражением в миниатюре повторяющим его собственное, маленькое посиневшее личико смотрело прямо на него.
"Она убила его", – подумал он.
Цинк уже собирался позвонить в полицию, когда заметил женскую ногу за дверью ванной комнаты. "Убила его и покончила с собой", – мелькнула у него мысль – но сменилась недоверием, когда он увидел тело Деборы. Кто-то убил их обоих в течение последнего часа.
Мама.
Сын.
Дебора.
Цинк знал – кто.
Совершенно голая, с ногами на полу, с головой погружённой в воду, она лежала лицом вверх, перегнувшись через край ванны. Пояс купального халата был обмотан вокруг её горла, один его конец плавал в пене вместе с прядями белокурых волос.
Он разогнал воду рукой, чтобы очистить её от мыла. Выкатившиеся из орбит глаза с лопнувшими сосудами встретились с его глазами. Как всегда бывает у наиболее сильно сопротивляющихся жертв, язык вывалился наружу, её зубы казались белыми, словно слоновая кость, на фоне посиневшего лица. Умирая, она опорожнила и мочевой пузырь и кишечник, но его внимание привлекли следы на её грудях.
Цинк съел слишком много яблок, чтобы не узнать этого укуса.
"Каким образом?" – удивился он.
"Дантист", – мелькнула у него мысль.
Когда он услышал вой полицейской сирены, он уже знал, что убийца вызвал копов, ещё один анонимный звонок, вроде того, что сообщил о его маме.
Как долго полиция Мауи будет держать его, пока будет вести расследование – если и не в тюремной камере, то, по крайней мере, привязанным к острову?
Не для этого ли было всё сделано?
Чтобы выиграть время?
Дёргая его, словно марионетку, ради интересов Кванов?
Цинк не спал с того времени, как они с министром Ки были в Пекине.
В его перегруженном мозгу все соображения здравого смысла ушли прочь.
Им завладели мысли, идущие из глубин лимбической системы.
– Я найду тебя, ты, ублюдок. И когда я сделаю это, я разорву тебя на части голыми руками.
Гонолулу
11:12 утра
Конная полиция не играет по правилам маркиза Кинсберри.
Особенно, когда те, против кого они борются, играют по законам джунглей.
В аэропорту Гонолулу Цинк на день снял комнату в "Мини-отеле", закупив кое-какие припасы, прежде чем закрыть дверь на два запора. При помощи бритвы он распорол обложку своего паспорта, высвободив изнутри другой паспорт. Прикрепив его в развёрнутом виде к зеркалу, он принялся за работу.
Мужчина, выскользнувший из "Мини-отеля", чтобы сесть на борт самолёта, вылетающего в Азию, имел каштановые волосы, лысину на макушке и толстые выпуклые очки. Усы на его верхней губе напоминали Тома Селлека, а паспорт идентифицировал его как Барри Хорна.
Летя над Тихим океаном на восток, Чандлер записывал свои подозрения на клочке бумаги.
Каким образом Кваны узнали о его матери и о его сыне?
Потому, что его номер в отеле «Блекфрайерс» подслушивался?
Кто предоставил ему этот номер?
Дэвид Онг.
Как удавалось Кванам оставаться неприкосновенными так долго?
Потому, что они были защищены продажным копом?
Кто выдал им карт-бланш для их преступлений?
Суперинтендант Дэвид Онг.
Если предположить, что Эван скрывался за подложными документами, кто был в состоянии снабдить его ими?
Если следы на грудях Деборы совпадали с его прикусом, кто рекомендовал ему дантиста в Гонконге?
"Дэвид Трахнутый Онг", подумал он, складывая свои пометки в карман.
Ванкувер 6:05 пополудни ДеКлерк был в своём кабинете, когда позвонил сержант из Мауи.
Услышав имена жертв, он вспомнил о звонке Деборы.
– Нам нужна его карточка дантиста, – сказал коп из Мауи.
Повесив трубку, ДеКлерк вспомнил битву Цинка с Вурдалаком.
Чандлер был непредсказуем, когда нож оказывался у его горла.
"Начинаются неприятности, – подумал Роберт. – Серьёзные неприятности".
Он позвонил Чану и Тэйт.
ЧАЙНЫЙ ДОМИК
Гонконг
вторник, 28 марта, 8:02 пополудни
Дэвид Онг был обеспокоен.
Кваны зашли слишком далеко.
Охота за Чандлером грозила тем, что он сам попадётся в расставленные сети.
Настало время подвести итог.
Настало время уйти.
Суперинтендант провёл день за телефонными разговорами с другими копами: гавайской полицией, ФБР, КККП. Все они имели свои точки зрения на причастность Чандлера к этому преступлению, от обвинения его в двойном убийстве до утверждения, что его подставили. Следы укуса тоже упоминались. Итак, был сломанный зуб. Конные хотели, чтобы он нашёл дантиста в Гонконге. Дантиста Кванов. Дантиста Онга. Что, если они свяжут всю цепочку воедино?
Ещё хуже, что никто не знал, где находился Чандлер.
Ничего не может более смертельно опасным, чем ловкий коп в бегах.
Ловкий коп с намерением посчитаться с Онгом.
Со штаб-квартиры ГКП на Арсенал-стрит он поспешил на юг к Куинзвэй, чтобы сесть на трамвай. Если Чандлер сделал ставку на здание, то он будет следить за стоянкой. Высокопоставленные чиновники не пользуются общественным транспортом.
Сев в трамвай через заднюю дверь, он выбрал себе место так, чтобы видеть и дверь и улицу. Словно мальчишка, он предпочёл сесть впереди на верхнем этаже высокого двухэтажного трамвая и следить за мелькающей мимо Ванчей. Он задумался о том, кто является самым грозным человеком в Гонконге, Немезидой для Триад и британской полиции. Венцом его желаний было придушить Квана Кок-су, сведя тем самым свои бесконечные счёты с миллионами, в то время как Триады проклинали его имя. Как и большинство гонконгцев, он собирался выехать до 1997 года – сперва на Тайвань, затем в Штаты – но осложнение с Чандлером убедило его, что уезжать нужно теперь же.
Ещё одна поездка ради денег.
Кваны задолжали ему.
Пока трамвай грохотал на запад, к Центральному Району, Онг следил за машинами позади и уголками глаз за теми, кто садился в трамвай. Он посчитал бы любое белое лицом признаком того, что нужно убираться. Полиция Мауи подозревала, что Чандлер был в гриме.
Бросив монетку в ящичек возле водителя перед тем, как выйти, Онг покинул трамвай у отеля "Хилтон". Оттуда он направился по Гарден-роуд к Мид-Левелз, мимо резиденции губернатора и консульства США, высматривая Чандлера на каждом шагу.
Остановка трамвая у Пика была строением со стеклянным фасадом, скрывающим фуникулёр, находящийся рядом. Онг подошёл, когда трамвай был готов отправиться, поэтому он вскочил в последний вагон, когда двери уже заскользили, закрываясь.
Сзади не осталось никого, кто бы следовал за ним.
Пик Виктории является самой высокой точкой на острове Гонконг. Его склоны так круты, что небоскрёбы Центрального района кажутся наклоненными назад вдоль его склона. Турист, сидевший по соседству с Онгом, поднялся и согнулся под углом сорок пять градусов, чтобы сделать фотографию. Полукруглые скобы в полу упирались в его каблуки. Кабель длиной в пять тысяч футов плавно тащил трамвай по склону, в то время, как рука суперинтенданта нащупывала револьвер в кармане.
Город внизу являл собой пурпурный ковёр, усыпанный драгоценными камнями.
Неоновые огни отражались в чёрных водах пролива, а между шпилями, окаймляющими оба берега, сгущались тени. За Жемчужной рекой, видневшейся на западе, заходящее солнце краснело позади Португальского Макао. Колотя хвостом над туманными холмами Цзюлуна и над Новыми Территориями на севере, дракон Красного Китая приготовился сожрать британского Льва.
Трамвай делал пять остановок, поднимаясь на Пик.
Кеннеди-роуд и Макдоннелл-роуд: Ботанический Сад.
Боуэн-роуд: дикие обезьяны.
Мэй-роуд: самая крутая часть.
Баркер-роуд: красивейшие виды.
Высматривая Чандлера на одной из остановок, Онг заметил крысу. Крысы всегда являлись одной из главных проблем колонии. Награда в двадцать центов за хвост была когда-то обещана за уничтожение каждого грызуна. Награда была отменена, когда рыбаки стали охотится за крысами столько времени, что его не оставалось на рыбную ловлю.
Потребовалось восемь минут на путь от подножия до вершины, и трамвай достиг Пик-Тауэр.
Для того чтобы въехать на склон по дороге требовалось больше времени, поэтому если Чандлер охотился за Онгом, то его можно было сбросить со счетов.
Зарытая на две трети в землю и выступающая на одну треть над поверхностью, Пик-Тауэр противостояла ветрам до ста миль в час. Некоторые из пассажиров охали и ахали, взирая на панораму, простиравшуюся внизу. Другие же бодро затрусили по направлению к дорогим ресторанам. Онг свернул налево по Харлеч-роуд.
Пик всегда был престижным местом для жизни в Гонконге. Раньше, когда единственным транспортом для подъёма и спуска были тележки кули, сэр Эркюль Робинсон рекомендовал британской знати строить свои особняки здесь, чтобы уберечься от сырости. Вплоть до Второй Мировой войны стоимость недвижимости на Пике обуславливал белый цвет кожи его жителей. Статус определялся тем, как высоко на склоне вы жили – игра, которую китайцы приняли с готовностью, когда им было дозволено принять в ней участие.
Харлеч-роуд и Люгард-роуд опоясывают Пик словно ожерелье. Заросли бамбука и карликовых сосен перемежаются душистым гибискусом и ползучими лианами. Особняк губернатора на вершине был сожжён японцами, но белые колониальные дома с большими эркерами и украшениями из чёрного дерева по прежнему доминировали на нефритово-зелёных склонах. Парящие ястребы и голубые сороки кружили над головой.
Дома на южном склоне смотрели на воды Дип-Уотер-Бэй и джонки Абердина.
Плавательные бассейны пришли на смену вчерашним верандам, современные бунгало проступали пятнами на зелени, словно сифилитические язвы, но общее ощущение дикой природы и массивы садов сохранились. Чайный домик был скрыт в одном из них.
Глянув через плечо, Онг покинул дорогу. По извилистой тропинке он прошёл к железным воротам, набрав код на их замке, чтобы проникнуть за старую кирпичную стену. Внутри был запаркован серебристый "Ягуар". Кваны должны были приезжать поодиночке. Только один уже прибыл.
Клочья тумана клубились над аллеей, в воздухе чувствовалась сырость. Между причудливо изогнутыми над головой деревьями расстилался парк, напоминающий китайскую акварель. Луна исполняла бешеный танец среди проносящихся облаков, освещая озеро, когда появлялся её лик. Чайный домик венчал собой островок в центре пруда – павильон над водой, сплетённый из ивовых прутьев, с полукруглой входной дверью. Усыпанный галькой мостик соединял островок с берегом а в воде плескалась рыба, купаясь в лунном сиянии. Единственным деревом на островке была цветущая слива, склонившаяся над озером, уменьшая его отражение. Серебряное зеркало воды украшали водяные лилии.
Онгу захотелось выкурить сигарету.
Призрачные кусты росли по краю переливающегося всеми цветами радуги пруда.
Магнолии, азалии, рододендроны и зимние сорта жасмина. Он отыскал между ними лавку и сел. Ароматы ласкали его обоняние. Единственными звуками, которые он слышал, были шелест ветра, плеск воды и щебетание птиц. Сквозь ветви, казавшиеся чёрными на фоне блестящего озера, он увидел силуэт, двигавшийся позади чайного домика. Он удивился, кто бы это мог быть.
Выбрав из перламутрового портсигара "Бенсон и Хеджес", он размял сигарету, прикурил её и затянулся никотином.
При всех его сделках с Кванами они старались, чтобы он оставался чист, зная, что он уничтожит их, если ему станет угрожать опасность. Теперь по необъяснимой причине они отбросили всякий расчёт, бросив на него подозрение, что он подставил канадца. Был ли Чандлер целью, по которой стоило палить из пушки? Такой большой угрозой?
Звонки иностранных копов лишили его покоя. Кваны не сочли нужным рассказать о стрельбе в парке Стэнли и о двойном убийстве на Гавайях. Каким дураком нужно быть, чтобы выступить против «Узи» с 38 калибром? Онг вспомнил, как Чандлер съел дополнительную порцию муравьёв. Почему-то это беспокоило его больше всего.
Когда он сделал затяжку, позади него хрустнула веточка.
Прежде, чем он смог повернуться, мускулистая рука сомкнулась вокруг его шеи, приподнимая подбородок и открывая горло. Острая, как бритва, сталь оцарапала яремную вену.
– Ты снюхался с плохими парнями, – прошептал Чандлер ему в ухо.
Кляня себя, Онг понял свою ошибку. Пока он избавлялся от несуществующего преследователя, конный проследил за Кваном. Чандлер последовал за серебристым «Ягуаром» до самого Пика.
Ярость дрожала в руке под его подбородком.
Нож у его горла до крови оцарапал кожу.
– Только потянись за своим револьвером, и я разрежу тебя от уха до уха.
Онг сглотнул слюну.
Он поднял руки.
– Эван придёт? Солги – и зальёшься кровью.
– Да, – прохрипел Онг, когда нож надавил на его шею.
Стремительность следующего движения Чандлера поразила его.
Онга развернуло кругом так быстро, что он растянул себе плечо.
В свете усмехающейся луны он увидел смерть в глазах этого парня.
Свою смерть.
Здесь и сейчас.
Онг намочил штаны.
– Вот тебе! – прорычал Чандлер, вонзая нож ему между ребер в сердце.
Когда облако скрыло лик луны, Цинк пересёк мостик.
Окна чайного домика были закрыты решётчатыми ставнями, со вкусом украшенными хризантемами.
Стоя спиной к двери, фигура внутри следила за игрой волн на озере.
С револьвером Онга в одной руке и с ножом в другой, Чандлер тенью возник в полукруглом проёме двери.
Лотос Кван повернулась.
– Где Эван? – спросил Цинк, окидывая взглядом павильон.
– Позади тебя, – ответила Лотос. Восток противостоял Западу.
Взгляды, которыми они обменялись, заменили тысячи слов.
Для императорского Китая Срединное Царство было центром мира.
Каждый, не являвшийся китайцем, был варваром.
"Красные бороды" – англичане – были самыми ненавистными.
Лотос Кван была наследницей этой реальности.
Для имперской Британии все земли существовали для того, чтобы они их могли захватить.
Колонизаторы имели право ходить там, где они не имели никакого права находиться.
Господь, Королева, Государство и Бремя Белого Человека посылали армии и корпорации вперёд, чтобы «цивилизовать» мир.
Чандлер был наследником этой реальности.
– Белая обезьяна, – сказала Лотос, выхватывая пистолет.
Цинк услышал позади себя звук бегущих ног, пересекающих мостик.
Зазвучали выстрелы.
Часть четвёртая
РАЗУМ
Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.
Ницше
ВСЁ ЕЩЁ ЖИВ?
Стон…
Шипение…
Вздувающийся пузырь…
Тяжёлое дыхание… …блип… блип… блип…
Сопровождаемое последним вздохом, прорывающимся в лёгкие.
Шипение…
Вздувающийся пузырь…
Тяжёлое дыхание… …блип… блип… блип…
Время и место ничего не значат для него.
Затем, частица за частицей, реальность проступает сквозь его забытье.
Шипение и тяжёлое дыхание принадлежали ему, под кислородной маской.
Пузыри появлялись из отсасывающей трубки, введённой в его рот.
Блип… блип… блип… – эти звуки раздавались из монитора кардиографа, следящего за его сердцем.
Стон и последний вздох, слава Богу, издал кто-то другой.
"…какой стыд…"
Вдох, выдох.
"…такой крепкий с виду мужчина…"
Вдох, выдох…
"…что с ним случилось…" гудение кондиционера, перекрывающее шум города вокруг храп, кашель, рыгание, шум пылесоса резиновые подмётки и тележка на колёсиках, громыхающая по коридору чей звук теряется за краанг-авангавангаванг! ночного горшка, ударяющегося об пол настойчивый звонок медицинской тревоги.
Первое, что он увидел, открыв глаза – это вазу с бледно-жёлтыми нарциссами огромные жёлтые трубы с елизаветинскими брыжами которые превращаются в пурпурные тюльпаны, когда он моргает.
По соседству со стеклянной стеной его палаты стояла установка интенсивной терапии у которой медицинские сёстры-азиатки в ослепительно-белых халатах колдовали над измерительными приборами, приспособлениями и устройствами сложных медицинских установок в то время как медики в шапочках и мятых зелёных одеждах суетились, размахивая стетоскопами, в палате напротив.
Покрывало было обёрнуто вокруг кровати, врач делал кому-то укол в сердце затем другой заставил пациента дёрнуться, приложив к нему электроды дефибриллятора.
Он подумал о садах, мимо которых он прошёл в своей жизни и ни разу не остановился, чтобы полюбоваться ими.
IV мешка над головой, окружённые шторкой из стержней и тягами другая комната – отдельная – в которой зелёные линии отображают волны его мозга мягкий, приглушённый свет, расплывчатые человеческие фигуры в карнавальных масках"…контузия…" "…задет череп…" "…где они нашли его…" "…ранен в чайном домике, здесь, на Пике…" "…на дюйм левее…" "…вошла бы в мозг…" Спокойной ночи, леди.
– Доброе утро, Рип Ван Винкль. Как вы себя чувствуете?
– Как Шалтай-Болтай после падения.
– Болит голова?
– Просто раскалывается.
– Этого следовало ожидать. Шрам у вас на лбу будет подходить к такому же на вашей челюсти.
– Где я?
– Покфулам-роуд. Госпиталь королевы Марии.
– Какой сегодня день?
– Понедельник. Тридцатое марта.
– Я был без сознания полтора дня?
– Примерно так. Совместный эффект лекарств и истощения, плюс лёгкая контузия.
Более удачный выстрел, и вы остались бы без сознания навсегда.
От сестры-азиатки, брившей его, пахло мылом "Пирс".
Мама, подумал он, закрывая глаза.
Призрак Дэвида Онга всплыл перед его мысленным взором.
Получай получай получай меж твоих призрачных рёбер.
– Готово, – сказала сестра, поднимая зеркало.
Он открыл глаза, чтобы взглянуть в лицо убийце в нём. всё, чёрт бы побрал это место!
Час?
День?
Неделю спустя?
Его звал Роберт Де Клерк.
Время и место снова ускользнули словно он сейчас наблюдал за своей собственной жизнью с высоты пяти миль.
– Как голова?
– Задета. Неприятности любят этого сучьего сына.
– То, что ты сделал, было полным идиотизмом. Ты был почти мёртв.
Мехико
Бойня
Парк
Логово
Аквариум и чайный домик
Кто вспоминает Элфего Бака?
У меня три потерянных жизни.
– Цинк?
– Да.
– Ты меня слышишь? Ты сейчас в сознании. ГКП нашла записи в твоём кармане. Они нашли дантиста, и он подтвердил, что тебя подставили. ДНК, выделенная из слюны вокруг следов укусов, не соответствует твоей. Кэрол убедила копов Мауи, что убийцей является Эван Кван.
– Кого я достал в чайном домике?
– Лотос и Онга. Она лежала в павильоне с двумя пулями в сердце. Он был найден заколотым насмерть возле озера. Мостик был залит кровью, словно кто-то полз по нему или кого-то по нему тащили.
– Полиция знает, что Онг был продажным?
– Теперь знает. Доказательства появились, когда они обыскали его дом.
– Как они относятся к этим смертям?
– Считают самообороной. Револьверы против ножа, и трое на одного.
– Как насчёт Эвана?
– А он был там?
– Мне не удалось разглядеть, кто был на мостике.
– Нет никаких улик, указывающих на Эвана или Мартина. Но Кван Кок-су умер от болезни куру. Полиция сейчас обыскивает его фабрику.
– Куда теперь?
– Виндиго-Маунтин. Мы собираемся покончить с этим. Эван хочет заполучить эту ДНК. Моё нутро подсказывает мне, что он покажется там.
– Это слишком рискованно. Головорез – не дурак.
– Единственное будущее для Эвана – в этой ДНК. Без неё он всего лишь ещё один беглец. Кроме того, он обожает риск.
Колесо Фортуны всё вращается и вращается, рождая в его мозгу мрачные картины… городские развалины ядовитые свалки вдоль Тихоокеанского побережья нефтяные пятна и плавающие обрывки сетей и радиоактивные моря… расползающиеся пустыни… исчезающие леса падающий уровень воды… халатность при обращении с ядерной энергией засухи чума и отравленная пища… утечки газа озоновые дыры парниковый эффект… этот вид под угрозой тот вид исчезает бессовестные политиканы… рост населения угрожающими темпами доходя до 14 миллиардов через 50 лет… слишком много людей, считающих что им всё мало, в то время как другие ходят голодными, не имея достаточно земли, не обладая и одной комнатой… массовое сумасшествие потеря будущего ради эгоистичной сегодняшней жадности… с течением времени обесцениваются мечты увеличивая счёт бедствий… свидетельства спуска по лестнице деградации, спуска вниз
в
Ад
Очнувшись, он обнаружил себя летящим в самолёте, не имея ни малейшего представления, как он сюда попал. Контузия, лекарства и истощение: сокрушительная комбинация.
Снаружи кабины чужие звёзды сияли над беспомощным миром.
Дикая боль в голове (получай) билась непрекращающимися толчками.
Он закрыл глаза, чтобы избавиться от неё.
– Эй, Бешеный Пёс.
– Чандлер.
– Что ты делаешь здесь?
– Перехватываю самолёт в Квиснел. Мы отправляемся на гору.
– Кто?
– Шеф, Джек, Джо и американка.
– Когда?
– Завтра вечером. Погода, похоже, проясняется.
– Задержись. Я получу свой багаж и куплю билет.
– Встретимся у ворот. Мне нужно разрешение на это.
Рабидовски тряхнул тяжёлой оружейной сумкой.
Они заперлись в мужской комнате. Расстегнув сумку, Рабидовски вытащил оружие.
– "Ивер Джонсон".338/416, – сказал он. – Скользящий затвор. Нарезной ствол.
Параллельная подача. Выдаёт 250 пуль со скоростью 3000 футов в секунду. Свалит с ног гризли на реке Каква. Всадит каждую пулю в пирожное блюдо на расстоянии одной мили.
Он вытащил из сумки вторую винтовку.
– "АМ-180", автоматическая лазерная винтовка. Лучше всего подходит для круговой обороны. Стреляет всего лишь пулями 22 калибра, но зато выплёвывает их по 2500 штук в минуту. Стоит дать очередь, и она рассечёт бетон или металл. Две секунды, и я покончил со стаей волков возле Твидсмур-парк.
Бешеный Пёс включил установленный прицел. Тонкий луч красного света ударил в писсуар.
– Передаётся на двести ярдов, – сказал он. – Можно стрелять от бедра или держа её над головой, сверху вниз, пули попадут точно в то место, куда указывает лазерная точка.
Он достал из сумки копию "солдата удачи".
– Помнишь в "Грязном Гарри", когда Клинт убрал панка? "Это "Магнум-44", самый мощный револьвер в мире"?
Завёрнутый в журнал, это был самый внушительный револьвер, когда-либо виденный Цинком.
– Знакомься, "Дэн Вэссон"-.445. Если в тебя попадет его пуля, твои яйца подскочат до подбородка. По сравнению с ним 44-й Клинта – детская игрушка. Его ещё нет на рынке. Мой – прототип. Прямо с завода в Монсоне, Массачусетс. Свалил лося на Пинк-Маунтин с одного выстрела.
Последняя винтовка была вся чёрной, с армейской рукояткой.
– "Франчи" 12-го калибра, автоматический карабин. Восемь зарядов в магазине, девятый в патроннике. Пули прошили насквозь лося, которого я загнал в Вандерхуфе.
Эд оттянул затвор и щёлкнул курком.
– Что бы там ни было, на этой горе, одно буумм! – и оно будет приколочено к скалам.
"Бешеный Пёс" Рабидовски был добровольцем из лесной глуши. Сын юкконского траппера, он жил, чтобы убивать. Эд был мускулистым крепышом с хмурым взглядом из-под густых бровей. Охота была его любимым видом спорта. Одного нельзя было отнять у ДеКлерка: он знал как подбирать команду.