Страница:
…Дэвид не мог сосредоточиться. Мысли то и дело возвращались к лежащему на столе человеку. Кем он был? Каким образом попал к Дильбрегу?… Куплен на ближайшем рынке? Выкраден из соседнего мира?… Да и был ли он вообще человеком – может, это искусственное существо, голем?… Но если и так, то это была очень хорошая подделка: гэемон лежащего мужчины от гэемона любого другого человека ничем не отличался. Дэвид хотел бы обмануть себя, думать о лежащем на столе просто как об «учебном пособии», псевдоживой кукле, муляже – но не получалось. Он знал логику обитателей этого мира и слишком хорошо понимал, что большинству из них легче и проще использовать в качестве «учебного пособия» настоящего, живого человека, чем тратить время (или деньги) на создание (или покупку) качественного «биоробота». Это вполне мог быть такой же эмигрант, как и он сам – наивный чужестранец, очарованный знаниями древнего мира, плененный теми возможностями, которые дает волшебство, восхищенный открывающимися перед ним перспективами… и случайно совершивший «преступление против общества.» в одном из городов Хеллаэна. При некотором невезении хватило бы и слишком громкого чиха не в том месте не в то время. Парню, представленному Дильбрегом на обозрение классу, явно не повезло.
…А возможно, не было даже и самой эфемерной «причины»: Дильбрег вполне мог пленить первого попавшегося эмигранта, по простоте душевной ответившего «да» на вопрос, считает ли он себя свободным?… Города-государства защищали только своих граждан; стражник, увидев, как Дильбрег скручивает чужака, и пальцем не пошевелил бы, чтобы остановить насилие. Ты свободен? Ну так и решай свои проблемы сам, дружок…
Дэвида, приводили в ступор здешние порядки, но не в его силах было изменить их. Любой плевок против ветра закончился бы мгновенным бесславным поражением – на точно таком же столе, в этом или другом помещении. Не будучи Дон Кихотом, Дэвид хорошо понимал, что любая попытка такого рода – не только самоубийственна, но и попросту смешна. Никакое всемогущее божество не вмешается, чтобы поддержать смельчака, в трудную минуту, никакая власть – даже номинально – не будет на стороне борца за «правое дело». Где право, где лево, весь порядок вещей здесь каждый определял сам. И каждый сам обеспечивал выполнение «своего» порядка – настолько, насколько ему доставало сил. Свои возможности Дэвид оценивал вполне трезво. Он не был героем и не стремился им быть.
Он мог бы переселиться в мир с более гуманной системой отношений в обществе или найти мир, где его жалкие – по меркам Хеллаэна и Нимриана – колдовские способности сделали бы его королем или богом. Да, он мог бы уйти отсюда… и вместе с тем – не мог. Ни тогда, когда Лэйкил предлагал передать ему власть над Винландом, ни теперь, оторопело наблюдая, как Эдвин кен Гержет подходит к раскладному столику и чертит исцеляющий узор на груди умирающего, а. Дильбрег, поставив ему зачет, вновь рассекает эфирные ткани лежащего Когтями Смерти и, доброжелательно улыбаясь, ждет следующего ученика… Дэвид не мог просто встать и уйти. Этот мир был нужен ему самому гораздо больше, чем он – миру. Здесь царили жестокие порядки, но здесь же жило и волшебство. И этому волшебству можно было обучиться. Вместо серого, ничем не примечательного прозябания волшебство сулило совсем иную жизнь. И дело не только и не столько в большей власти, которую оно предоставляло. Волшебство наделяло саму жизнь новым измерением, превращало «человека, толпы» в того, кто сам управляет реальностью и сам устанавливает законы, по которым гаснут и зажигаются звезды.
Наука – жалкий суррогат, искусство – призрачный фантом, религия – пустое обещание той власти, неистребимое влечение к которой живет в каждом человеческом сердце. Это – желание возвыситься над собой, стать чем-то большим, чем «просто человек». Какой смысл родиться, прожить семьдесят лет, повинуясь законам, установленным природой, обществом и государством, и тихо скончаться в своей постели – так же как рождаются, живут и умирают миллионы других людей?… Наука, искусство и религия давали намек на. нечто большее, чем такое вот бездумное существование, и во все времена находились мученики, готовые умереть за один только этот намек – волшебство же предоставляло не намек, а реальную власть.
Хеллаэн был жесток, но Дэвид постоянно помнил о том, что прошедший все круги здешнего «ада» может обрести эту власть и силу. Пусть даже проходил только один из тысячи, из миллиона – остальные ломались, отступали или погибали на пути. Вот почему он вернулся сюда, год тому назад, отказавшись от абсолютной власти в пределах своего родного мирка, и вот почему не встал и не вышел из кабинета, сейчас. Займи на Земле он место Роберта Каннинхейма, Дэвид получил бы только иллюзию этой власти, но не ее саму: только став полноценным чародеем, он мог бы выйти за пределы круговорота, жизни и смерти, из смертного – стать бессмертным, из того, кто подчинен установленному порядку вещей – стать тем, кто этот порядок устанавливает сам…
Всю первую половину урока Дэвид проблуждал в лабиринте своих мыслей. Из лабиринта, виделся только один приемлемый выход. Он Дэвиду совершенно не нравился, но надо было что-то решать.
«…ну хорошо, – сказал он себе в конце концов. – Оставим в стороне мораль и прочую дребедень. Изменить здешние правила я не в состоянии. Пока не в состоянии. Поэтому – либо играю по ним, либо ухожу…»
И, подумав так, он вдруг понял, что выбор сделан – уже давным-давно. «Я не герой, – мысленно повторил он с каким-то ожесточением. – Но я не сбегу… В конце концов, нам ведь не убивать его предлагают, а лечить…»
Он положил перед собой лист бумаги, взял в руки перо и приступил к работе. Поначалу никак не удавалось сосредоточиться, но в конце концов он все же сумел воспринять ситуацию просто как задачу, которую необходимо решить, без всяких назойливых оценок, кружащихся под черепной коробкой – вроде «хорошо-плохо», «гуманно-бесчеловечно», «можно-нельзя». Думать сразу стало значительно проще. Это была чистой воды сделка с совестью, но два другие выхода из лабиринта – бегство или безмозглый героизм – не подходили совсем. Он не являлся персонажем нравоучительной истории, который, совершив неприглядный поступок, обязательно должен быть наказан. Логика кино и литературы Земли Т-1158А требовали, чтобы хорошие торжествовали, а плохие карались, и эту систематическую ложь земное общество поглощало год за годом, век за веком. Но в реальности – а не в сказке – побеждает тот, кто сильнее, а не тот, кто более «прав»… А может быть, тот, кто умнее? Тот, кто удачлив? Тот, чья вера больше? Нет. Ум, удача и вера – все это лишь разновидности личной силы. Сила же измеряется способностью организовывать мир вокруг себя. Сильный не жалуется на неблагоприятные обстоятельства… но и саму неудачу превращает в победу.
Все вышеизложенное проплыло в разуме Дэвида не в форме законченных, ясно осознаваемых идей, а скорее как набор полуосознанных переживаний. Не цепь последовательных умозаключений, а подвижки на каком-то более глубоком уровне психики – внешне, может быть, почти незаметные. К худу или к добру, но этот выбор изменил его – так же как меняет человека любой выбор в его жизни.
Итак, Дэвид Брендом, чародей-подмастерье, приступил к работе.
Для начала ему пришлось вспомнить и записать комбинацию Форм, употребленных Дильбрегом для того, чтобы разрушить гэемон «жертвы». Не находись спящий под действием архисложного замедляющего заклятья, он был бы уже мертв – одни только Когти Смерти, сами по себе, убивали почти мгновенно. Здесь же они усиливались ещё пятью дополнительными Формами. Расшифровать значение заклятья Дэвиду не составило труда. «Сферы Жизни» – семь энергетических центров, формирующих гэемон человека и обеспечивающих его стабильное функционирование. Зачитай Дильбрег только Когти Смерти, без дополнительных уточняющих Форм, он нанес бы «жертве» обширные, но беспорядочные повреждения. Гэемон претерпел бы серьезнейшие повреждения, но, по крайней мере, сами чакры могли быть и не задеты, и восстановить энергетику было бы на порядок проще. Но Дильбрег не собирался облегчать жизнь своим ученикам. Дэвид мысленно перебрал тот небогатый набор Форм, которым располагал сам. Задачка была, непростая; чтобы думалось легче, он перенес все свои Стихии и Формы на листок бумаги. Ничего похожего на «Восстановление» не наблюдалось и в помине… «Хотя… – Дэвид механически водил пером по бумаге, все ещё сомневаясь в пригодности только что возникшей у него идеи. – Центральной Стихией, дающей силу заклятью, будет, конечно, Жизнь… но ведь можно использовать ещё „Оживление“ как производную Форму… Теперь: как обозначить чакру?… „Сфера Жизни“ – идеальное соответствие, но „Сферы“ у меня нет… Что самое близкое?…»
Он раздраженно скривился, рассматривая лежащий перед глазами коротенький список. Впору было спрашивать не «что самое близкое?», а «есть ли тут хоть что-то, хотя бы отдаленно похожее?…»
«Оболочка?… – думал Дэвид. – Оболочка Жизни?… Нет, ерунда получается. Так я смогу воздействовать только на внешние слои гэемона, а не на саму чакру… Стоп. А что, если обозначить чакру через одну из ее функций: скажем, как Источник Жизненной Оболочки?… Вполне соответствует, должно сработать…» – Он почувствовал себя строителем, составляющим из отдельных блоков замысловатое архитектурное сооружение. Недостающие детали можно заменить различными комбинациями тех, что имелись в его распоряжении. На созданную базовую конструкцию чуть позже он повесит, как на бельевую веревку, ещё с полдюжины (а может, и больше) вторичных заклятий, предназначенных для восстановления различных функций чакр. Этот процесс следовало расписать как можно подробнее, и он уже примерно представлял, какие комбинации составит из имеющихся «блоков». Соединение Оболочки, Жизни, Паутины и Источника позволит ему восстановить нарушенную структуру, «Огонь Жизни» вольет в умирающего новую эфирную кровь, «Око», усиленное несколькими подходящими Формами, позволит обнаружить и оценить те повреждения, которые внешне не видны… Но всем этим он займется чуть позже, сначала нужно решить ещё одну, немаловажную часть поставленной Дильбрегом задачи. Преподаватель использовал заклятье из семи Форм, скомбинировав их в виде двойной «подвески», прицепленной к «базе». «Когти Смерти» не просто что-то там разрушали, они содержали в себе «яд», которому как бы перепоручалась эта разрушающая функция. Вообще, это было достаточно простое заклятье, но ломать всегда, легче, чем строить, и Дэвид, скрипя мозгами, не одну минуту промучился, пытаясь придумать что-нибудь этакое, чем бы этот энергетический яд можно было бы нейтрализовать. Простым исцеляюще-восстанавливающим заклинанием тут уже не обойтись: яд, оставшийся в гэемоне, продолжит свое действие, сведя на нет весь положительный эффект. Время между тем поджимало – свои работы уже сдали Вилья из Арто и Лейкарн кен Эрбрит. Орэлья, будто невзначай, сунула Скеггелю записку. Очевидно, там содержался дельный совет, потому что мрачная физиономия парня из Ада мигом просветлела.
Максимум, что сумел выжать из себя Дэвид к концу урока – использовать «Чашу». Чаша увязывалась с водой, вода – с очищением: цепочка в итоге получалась слишком длинной, конечное заклятье будет чрезвычайно ослаблено (если вообще удосужится сработать) но лучшей идеи у Дэвида не нашлось. Точнее, идей-то у него было полно, просто навалом. Не было Форм.
– Дамы и господа, время вышло, – объявил Дильбрег. – До конца, урока – десять минут. Те, кто ещё не сдал зачет, как раз успеют это сделать. Прошу.
Никакие свежие мысли за то время, пока, монограмму рисовала Орэлья, голову Дэвида не посетили. Когда, девушка вернулась на свое место, он подумал: «Перед смертью не надышишься» и двинулся к столу, опередив Джейгали.
Дильбрег внимательно следил за его действиями. Внутренне Дэвид уже приготовился к провалу, но, как ни странно, заклятье удалось. Все элементы сложились так, как надо.
Дильбрег, однако, не был удовлетворен.
– Вы представляете, сколько времени вы будете вычищать «Яд» с помощью «Чаши»? – поинтересовался он.
– Представляю. Долго. Но вы ведь не говорили, что следует излечить его мгновенно.
– В реальной ситуации ваш пациент успеет умереть раз сто, прежде чем вы его «вылечите».
– В реальной ситуации «Когти Смерти» с двойной подвеской вообще его сразу убьют. Я даже обычное заклятье наложить не успею, не то что монограмму…
– Ну-ну-ну!.. – Дильбрег с ласковой укоризной посмотрел на нерадивого ученика. – Не надо все так драматизировать. У вас будет минуты три-четыре – а может, и все пять – прежде чем клиническая смерть перейдет в биологическую.
– Вы правы. – Дэвид помолчал. – Но в любом случае – никаких других Форм для вычищения Яда у меня просто нет.
– Неужели? – Дильбрег приподнял бровь. Он явно собирался добить спорщика. – А вот будьте так любезны, перечислите нам их.
– Око, Молния, Щит, Клинок, Паутина, Разрушение, Оболочка, Крылья… Источник, Чаша, Когти. – Дэвид запнулся, поскольку последние три приобрел совсем недавно.
– Очень хорошо. – Дильбрег кивнул. – Что вам мешало обозначить Яд как «Источник Разрушения Жизни»?
– Я думал об этом, – соврал Дэвид. – Но что потом?… Его ведь все равно невозможно будет удалить.
– Невозможно? – с наигранным удивлением переспросил Дильбрег. – Почему вы так думаете? Яд вы обозначили. Теперь вы можете его разрушить.
– «Разрушение Источника, Разрушающего Жизнь?» Тавтология.
Преподаватель усмехнулся:
– Разве вы участвуете в литературном конкурсе? Никого не волнует, сколько будет повторов в лексическом соответствии вашего заклятья. Важно, чтобы само заклятье работало. Вы не согласны со мной?
Дэвид опустил взгляд: крыть было нечем.
– И уж если вас так волнует эстетика, творимой волшбы, – ехидно закончил кен Аунблан, – то не могу понять, что же вам мешало употребить вместо «Разрушения Источника», скажем, «Сжигание», – как производную Форму от Огня или использовать «Защиту» как производную от «Щита». «Защита от Источника, Разрушающего Жизнь» – как вы думаете сработало бы такое заклятье или нет?… Садитесь, господин Брендом. Признаться, сегодня вы меня разочаровали. От вас я ожидал большего.
Покраснев, Дэвид вернулся на свое место. Кто-то опять хихикнул – кажется, Орэлья. Дэвид не стал обращать внимание на эту дуру: ее чары были составлены не лучше, хотя Дильбрег и отнесся к ним с гораздо большей снисходительностью.
Некоторым утешением землянину послужил тот факт, что Скеггеля и Джейгали препод тоже завалил.
Когда, урок закончился, он хотел было задержаться в кабинете, чтобы спросить, что станется с человеком, который на сегодняшнем «практическом занятии» восемь раз умирал и восемь раз возвращался к жизни. Но подумав, он не стал задавать Дильбрегу этого вопроса.
Иногда лучше не знать.
Все равно он не сможет ничем ему помочь.
…День, начинавшийся вполне себе неплохо, был безнадежно испорчен.
Однако так вышло, что о дальнейшей участи человека, послужившего им на уроке в качестве «живого материала», землянин узнал все равно. Это произошло неделю спустя после достопамятной «практической работы» с монограммами. Брэйд рассказал, что привезли каких-то животных и поместили их на подземном этаже; спустившись туда на перемене, Дэвид без труда отыскал этих созданий. Одна, из комнат посредством заклинаний, раздвигающих пространство, была увеличена в несколько раз. Пол в центре комнаты понижался на несколько метров – вдобавок для надежности это место ещё и накрыли сверху силовым куполом. Вокруг толпились молодые люди и с интересом разглядывали то, что творилось внизу. Дэвид подошел ближе…
Дальмотов он узнал с полувзгляда – как раз вчера, собирая материал для реферата по демонологии, в очередной раз штудировал «Справочник экзобиолога». Дальмот представляет из себя большую ящерицу, покрытую, правда, не чешуей, а кожей наподобие лягушачьей. Размером с крупную собаку и, в отличие от варана, обладает ещё и завидной подвижностью. Наиболее интересно устроена его пасть: не тупая, не вытянутая вперед, а как бы неимоверно растянутая вширь, она делает голову дальмота похожей на молот. Пасть украшена впечатляющим набором острых кинжалообразных зубов. Дэвиду сложно было представить, как можно что-либо жевать столь необычно устроенными челюстями, но вот как отрывать ими здоровенные куски мяса от ещё сопротивляющейся добычи – сообразить было легче легкого. Собственно, дальмоты так и питались: не разжевывали пищу, а сразу заглатывали то, что довелось откусить. Этих существ привезли в Хеллаэн много веков назад из какого-то сателлитного мира; в Темных Землях, впрочем, дальмоты не прижились: живности крайне мало, а та живность, что все-таки есть, и дальмота, несмотря на его устрашающие челюсти, мимоходом сожрет – не подавится. В Нимриане, где ни в фауне, ни в флоре недостатка нет, дальмоты сумели кое-как выжить. В глубь материка они не заходили и к лесам старались не приближаться – духи, обитавшие в древесных чащобах, чужеземных тварей никогда не жаловали. Дальмотов приютила примыкающая к Пустошам полоса земли: энергетический фон там постепенно истощался, и оттого стихиальных духов в приграничной полосе почти не наблюдалось; зато отсюда можно было предпринимать рейды в Пустоши, чтобы полакомиться мясом кьюта или, объединившись, завалить гиора, либо устраивать набеги на ближайшие крестьянские хозяйства. Крестьяне, само собой, боролись с этой напастью как только могли. В результате их решительных действий дальмоты то и дело оказывались на грани полного исчезновения, но все-таки никогда полностью не вымирали, а спустя несколько десятилетий снова появлялись там, где, как думали, избавились от них навсегда. Некоторые колдуны, не желавшие (или не умеющие) ни вызывать, ни подчинять, ни создавать демонов, использовали дальмотов в качестве сторожевых псов. На этом поприще у дальмотов имелись свои преимущества: на них, созданий из плоти и крови, совершенно не действовали заклинания экзорцизма, изгнания и развоплощения. Разумеется, у этого преимущества имелась и обратная сторона: дальмоты были абсолютно бесполезны против нематериальных и призрачных существ; в отличие от демонов, они нуждались в воздухе, воде и пище…
Кстати о пище.
Ящериц, находившихся в яме, сегодня обеспечили свежим мясом. Дальмоты, забавляясь, перекидывали большую розоватую тушку друг другу. Первые несколько секунд Дэвид не мог понять, какому зверю принадлежит такое странное, гладкое тело с розовато-белой кожей, местами уже превращенной в кровавые лохмотья «нежными» укусами дальмотов… Потом тело, в ходе продолжающейся возни, ящерицы перевернули на спину, и все встало на свои места. На дне ямы находился тот же самый человек, которого они «лечили» неделю назад под руководством Дильбрега кен Аунблана. Он по-прежнему был без сознания… а может быть, уже и умер.
Дэвид почувствовал себя так, как будто ему залепили оплеуху. Он отшатнулся от барьера – созерцать эту мерзость было невыносимо. Хуже всего – лица тех, кто находился вокруг… Равнодушие, поверхностное любопытство, легкая заинтересованность – «прямо сейчас они его сожрут или подождут чуток?» – и ничего больше… Какие-то человеческие эмоции отражались только на лицах немногих присутствующих здесь эмигрантов – растерянность, отвращение… Но таковых было совсем мало. Тот же Ёлло смотрел вниз с вожделением – в его родном мире подобные кровавые забавы устраивались регулярно.
– Что-то случилось?… – спросил кто-то сзади.
Обернувшись, Дэвид встретился глазами с Эдвином – тот только что подошел. Вместо того чтобы пускаться в объяснения, кивнул в сторону ямы. Эдвин посмотрел. Прищурился. Никаких эмоций на его лице не отразилось.
– Надо же зверькам что-то кушать, – произнес он в конце концов. По его тону невозможно было понять – говорит он всерьез или нет… Скорее все-таки нет.
Но Дэвид не был расположен иронизировать.
– Я не понимаю, – сказал он сдавленным голосом. – Это что, обязательно?… Зрелище такое, для развлечения публики?
– Возможно, – пожал плечами Эдвин.
– Во мне крепнет чувство, что я нахожусь в каком-то извращенном цирке… Будто нам специально показывают – видите, как весело можно убивать людей? Смотрите и учитесь…
– У тебя слишком богатое воображение, – возразил Эдвин. – Не вижу ничего странного в том, что они решили избавиться от тела. Может быть, не стоило показывать всем, как дальмоты его едят, но…
– А может, вообще не стоило его туда кидать?! – Дэвид едва удержался, чтобы не закричать. – И это не «тело»! Это живой человек…
– Уже нет. – Эдвин покачал головой.
– Сейчас?… – Землянину захотелось рассмеяться. – Да, может быть. Уже нет…
– Нет, ты не понял. Сначала с ним поработали мы. Затем его разобрали на части и собрали заново на третьем курсе стихиалки… наглядная, так сказать, демонстрация того, что гэемон человека соединяет в себе все основные стихии. После этого его отволокли в подвал, где проходят практику демонологи со второго курса. Лучше не спрашивай, что они с ним делали. Даже если после этого у него и сохранилась душа – что маловероятно – то гэемон… в общем, если ты вызовешь Око, то увидишь, что гэемона этого… тела… сейчас попросту нет. Растительную жизнь в нем поддерживает несколько заклятий. Если их убрать – его сердце тут же перестанет биться. По сути, это просто теплый труп. Эфирное тело не обладает бесконечной способностью к восстановлению… Двадцать раз разломали и слепили заново – ну и все: тело в землю, душонка – в Страну Мертвых. Тут уже никакая магия не поможет.
Дэвид долго молчал. Что тут скажешь?… Эдвин был хеллаэнцем. Не самым худшим из них, но и не исключением из правил. Как и Брэйд – который, скорее всего, отреагировал бы так же. Едят кого-то, кто когда-то был человеком?… А что тут такого?… Ведь это уже не человек.
– Кто он вообще такой… – негромко спросил Дэвид, повернувшись к яме. – …был?
– Не имею понятия. – Эдвин пожал плечами. – Либо чужак, либо раб, купленный на рынке… Тетушка рассказывала, что когда она училась в Академии, один раз – как раз при ней – использовали кого-то из учеников. Что-то он такое нехорошее сделал…
– Наверное, имидж Академии подпортил?… – с неприкрытой издевкой в голосе предположил Дэвид.
– Наверное, – хмыкнул кен Гержет. Задумчиво добавил:
– То ли прибил кого-то прямо на уроке, то ли на учителя напал… Не помню. Что-то в этом роде.
– То есть такое вот «развлечение» тут происходит регулярно?… – спросил Дэвид.
– Насколько я понимаю, «практические работы» с человеческим гэемоном обычно приурочены к появлению дальмотов.
– К появлению? Их что, привозят откуда-то, а потом увозят обратно?… Зоопарк такой выездной?!..
– Да нет, «потом» они обычно умирают, – объяснил Эдвин. – А через год-полтора завозят новую партию ящериц.
– Почему умирают?… – автоматически спросил Дэвид. На самом деле судьба дальмотов его не особенно интересовала. Если здесь в порядке вещей эксперименты на людях, вряд ли пойманные ящерки могут рассчитывать на беззаботное существование.
– Через недельку, а может, и раньше, заканчивается второй курс боевки. Знаешь, что из себя представляет экзамен на втором курсе?… – Эдвин широко улыбнулся. – Я его сдавал, могу рассказать.
– Не знаю. Расскажи.
– Помещение двадцать на двадцать. Выходишь в центр. Пятнадцать секунд на подготовку. После… там в стенах такие маленькие воротца, вверху и внизу… ну вот, через пятнадцать секунд они открываются, и из нижних выскакивают четыре дальмота… а из верхних вылетают мунглайры… Знаешь, кто это такие?
– Слышал. Призраки, которые умеют колдовать и вдобавок сами питаются чужой магией.
– Ну вот. Разберешься с ними – молодец, сдал экзамен… Мунглайров прямо здесь, в Академии, вызывают, а дальмотов каждый раз новеньких завозить приходится…
– А если не сдал?… – Дэвид криво усмехнулся. – В могилку – и спокойного сна, дорогой ученик?…
– Нет, если будет совсем туго, тебя спасут, конечно… или воскресят в крайнем случае. Тут на экзаменах не умирают. Иначе сюда учиться никто бы не пошел. Но вот заикой запросто можно остаться. Неприятно, понимаешь ли, чувствовать, как дальмоты тебя заживо жрут… а призраки с это время гэемон рвут на части.
– С тобой такое было?…
– Со мной?… – Эдвин тихо рассмеялся. – Нет, что ты. На нашем курсе только двоих серьезно покусали. Один сразу уехал, а второй потом ещё два раза этот экзамен сдавал. Как сдал, тоже домой отправился – психику лечить… А так – ничего, в общем-то, сложного нет. Если заранее с умом подготовиться.
– А сейчас ты на каком курсе?
– Боевой магии?… На третьем. Тоже в конце веселье предстоит. – Продолжая улыбаться, Эдвин покачал головой. – Учителя открывают Врата – притом обязательно той стихии, которой у тебя нет, – вызывают сущность с третьего уровня, формируют из нее элементального голема – и вперед!.. В Сущем эта пакость живет недолго, но ему много времени и не нужно, чтобы тебя в порошок стереть… мощная тварь…
Дэвид снова посмотрел в яму. Дальмоты уже превратили свою жертву в комок окровавленного месива. Теперь они, раздраженно щелкая друг на друга, а иногда и жестоко сцепляясь – чтобы, впрочем, тут же отскочить в разные стороны и разойтись со своим противником, будто забыв о нем – рвали остывающее тело на куски. Часть зрителей разошлась, зато их заменили новенькие. Какая-то девушка, позевывая, лениво грызла орешки; компания справа от нее обсуждала, не проделать ли в силовом экране ма-а-аленькую такую дырочку и не покидать ли через нее чем-нибудь в дальмотов. Дэвид окинул взглядом купол и подумал: «Нас защищают от ящериц… или ящериц от нас?…» На мгновение ему показалось, что в лицах людей, стоящих вокруг ямы – в большинстве своем красивых или хотя бы симпатичных, – человеческого меньше, чем в жутких мордах дальмотов. Ящерицы жрали мясо потому, что такова была их природа. Люди же…
…А возможно, не было даже и самой эфемерной «причины»: Дильбрег вполне мог пленить первого попавшегося эмигранта, по простоте душевной ответившего «да» на вопрос, считает ли он себя свободным?… Города-государства защищали только своих граждан; стражник, увидев, как Дильбрег скручивает чужака, и пальцем не пошевелил бы, чтобы остановить насилие. Ты свободен? Ну так и решай свои проблемы сам, дружок…
Дэвида, приводили в ступор здешние порядки, но не в его силах было изменить их. Любой плевок против ветра закончился бы мгновенным бесславным поражением – на точно таком же столе, в этом или другом помещении. Не будучи Дон Кихотом, Дэвид хорошо понимал, что любая попытка такого рода – не только самоубийственна, но и попросту смешна. Никакое всемогущее божество не вмешается, чтобы поддержать смельчака, в трудную минуту, никакая власть – даже номинально – не будет на стороне борца за «правое дело». Где право, где лево, весь порядок вещей здесь каждый определял сам. И каждый сам обеспечивал выполнение «своего» порядка – настолько, насколько ему доставало сил. Свои возможности Дэвид оценивал вполне трезво. Он не был героем и не стремился им быть.
Он мог бы переселиться в мир с более гуманной системой отношений в обществе или найти мир, где его жалкие – по меркам Хеллаэна и Нимриана – колдовские способности сделали бы его королем или богом. Да, он мог бы уйти отсюда… и вместе с тем – не мог. Ни тогда, когда Лэйкил предлагал передать ему власть над Винландом, ни теперь, оторопело наблюдая, как Эдвин кен Гержет подходит к раскладному столику и чертит исцеляющий узор на груди умирающего, а. Дильбрег, поставив ему зачет, вновь рассекает эфирные ткани лежащего Когтями Смерти и, доброжелательно улыбаясь, ждет следующего ученика… Дэвид не мог просто встать и уйти. Этот мир был нужен ему самому гораздо больше, чем он – миру. Здесь царили жестокие порядки, но здесь же жило и волшебство. И этому волшебству можно было обучиться. Вместо серого, ничем не примечательного прозябания волшебство сулило совсем иную жизнь. И дело не только и не столько в большей власти, которую оно предоставляло. Волшебство наделяло саму жизнь новым измерением, превращало «человека, толпы» в того, кто сам управляет реальностью и сам устанавливает законы, по которым гаснут и зажигаются звезды.
Наука – жалкий суррогат, искусство – призрачный фантом, религия – пустое обещание той власти, неистребимое влечение к которой живет в каждом человеческом сердце. Это – желание возвыситься над собой, стать чем-то большим, чем «просто человек». Какой смысл родиться, прожить семьдесят лет, повинуясь законам, установленным природой, обществом и государством, и тихо скончаться в своей постели – так же как рождаются, живут и умирают миллионы других людей?… Наука, искусство и религия давали намек на. нечто большее, чем такое вот бездумное существование, и во все времена находились мученики, готовые умереть за один только этот намек – волшебство же предоставляло не намек, а реальную власть.
Хеллаэн был жесток, но Дэвид постоянно помнил о том, что прошедший все круги здешнего «ада» может обрести эту власть и силу. Пусть даже проходил только один из тысячи, из миллиона – остальные ломались, отступали или погибали на пути. Вот почему он вернулся сюда, год тому назад, отказавшись от абсолютной власти в пределах своего родного мирка, и вот почему не встал и не вышел из кабинета, сейчас. Займи на Земле он место Роберта Каннинхейма, Дэвид получил бы только иллюзию этой власти, но не ее саму: только став полноценным чародеем, он мог бы выйти за пределы круговорота, жизни и смерти, из смертного – стать бессмертным, из того, кто подчинен установленному порядку вещей – стать тем, кто этот порядок устанавливает сам…
Всю первую половину урока Дэвид проблуждал в лабиринте своих мыслей. Из лабиринта, виделся только один приемлемый выход. Он Дэвиду совершенно не нравился, но надо было что-то решать.
«…ну хорошо, – сказал он себе в конце концов. – Оставим в стороне мораль и прочую дребедень. Изменить здешние правила я не в состоянии. Пока не в состоянии. Поэтому – либо играю по ним, либо ухожу…»
И, подумав так, он вдруг понял, что выбор сделан – уже давным-давно. «Я не герой, – мысленно повторил он с каким-то ожесточением. – Но я не сбегу… В конце концов, нам ведь не убивать его предлагают, а лечить…»
Он положил перед собой лист бумаги, взял в руки перо и приступил к работе. Поначалу никак не удавалось сосредоточиться, но в конце концов он все же сумел воспринять ситуацию просто как задачу, которую необходимо решить, без всяких назойливых оценок, кружащихся под черепной коробкой – вроде «хорошо-плохо», «гуманно-бесчеловечно», «можно-нельзя». Думать сразу стало значительно проще. Это была чистой воды сделка с совестью, но два другие выхода из лабиринта – бегство или безмозглый героизм – не подходили совсем. Он не являлся персонажем нравоучительной истории, который, совершив неприглядный поступок, обязательно должен быть наказан. Логика кино и литературы Земли Т-1158А требовали, чтобы хорошие торжествовали, а плохие карались, и эту систематическую ложь земное общество поглощало год за годом, век за веком. Но в реальности – а не в сказке – побеждает тот, кто сильнее, а не тот, кто более «прав»… А может быть, тот, кто умнее? Тот, кто удачлив? Тот, чья вера больше? Нет. Ум, удача и вера – все это лишь разновидности личной силы. Сила же измеряется способностью организовывать мир вокруг себя. Сильный не жалуется на неблагоприятные обстоятельства… но и саму неудачу превращает в победу.
Все вышеизложенное проплыло в разуме Дэвида не в форме законченных, ясно осознаваемых идей, а скорее как набор полуосознанных переживаний. Не цепь последовательных умозаключений, а подвижки на каком-то более глубоком уровне психики – внешне, может быть, почти незаметные. К худу или к добру, но этот выбор изменил его – так же как меняет человека любой выбор в его жизни.
Итак, Дэвид Брендом, чародей-подмастерье, приступил к работе.
Для начала ему пришлось вспомнить и записать комбинацию Форм, употребленных Дильбрегом для того, чтобы разрушить гэемон «жертвы». Не находись спящий под действием архисложного замедляющего заклятья, он был бы уже мертв – одни только Когти Смерти, сами по себе, убивали почти мгновенно. Здесь же они усиливались ещё пятью дополнительными Формами. Расшифровать значение заклятья Дэвиду не составило труда. «Сферы Жизни» – семь энергетических центров, формирующих гэемон человека и обеспечивающих его стабильное функционирование. Зачитай Дильбрег только Когти Смерти, без дополнительных уточняющих Форм, он нанес бы «жертве» обширные, но беспорядочные повреждения. Гэемон претерпел бы серьезнейшие повреждения, но, по крайней мере, сами чакры могли быть и не задеты, и восстановить энергетику было бы на порядок проще. Но Дильбрег не собирался облегчать жизнь своим ученикам. Дэвид мысленно перебрал тот небогатый набор Форм, которым располагал сам. Задачка была, непростая; чтобы думалось легче, он перенес все свои Стихии и Формы на листок бумаги. Ничего похожего на «Восстановление» не наблюдалось и в помине… «Хотя… – Дэвид механически водил пером по бумаге, все ещё сомневаясь в пригодности только что возникшей у него идеи. – Центральной Стихией, дающей силу заклятью, будет, конечно, Жизнь… но ведь можно использовать ещё „Оживление“ как производную Форму… Теперь: как обозначить чакру?… „Сфера Жизни“ – идеальное соответствие, но „Сферы“ у меня нет… Что самое близкое?…»
Он раздраженно скривился, рассматривая лежащий перед глазами коротенький список. Впору было спрашивать не «что самое близкое?», а «есть ли тут хоть что-то, хотя бы отдаленно похожее?…»
«Оболочка?… – думал Дэвид. – Оболочка Жизни?… Нет, ерунда получается. Так я смогу воздействовать только на внешние слои гэемона, а не на саму чакру… Стоп. А что, если обозначить чакру через одну из ее функций: скажем, как Источник Жизненной Оболочки?… Вполне соответствует, должно сработать…» – Он почувствовал себя строителем, составляющим из отдельных блоков замысловатое архитектурное сооружение. Недостающие детали можно заменить различными комбинациями тех, что имелись в его распоряжении. На созданную базовую конструкцию чуть позже он повесит, как на бельевую веревку, ещё с полдюжины (а может, и больше) вторичных заклятий, предназначенных для восстановления различных функций чакр. Этот процесс следовало расписать как можно подробнее, и он уже примерно представлял, какие комбинации составит из имеющихся «блоков». Соединение Оболочки, Жизни, Паутины и Источника позволит ему восстановить нарушенную структуру, «Огонь Жизни» вольет в умирающего новую эфирную кровь, «Око», усиленное несколькими подходящими Формами, позволит обнаружить и оценить те повреждения, которые внешне не видны… Но всем этим он займется чуть позже, сначала нужно решить ещё одну, немаловажную часть поставленной Дильбрегом задачи. Преподаватель использовал заклятье из семи Форм, скомбинировав их в виде двойной «подвески», прицепленной к «базе». «Когти Смерти» не просто что-то там разрушали, они содержали в себе «яд», которому как бы перепоручалась эта разрушающая функция. Вообще, это было достаточно простое заклятье, но ломать всегда, легче, чем строить, и Дэвид, скрипя мозгами, не одну минуту промучился, пытаясь придумать что-нибудь этакое, чем бы этот энергетический яд можно было бы нейтрализовать. Простым исцеляюще-восстанавливающим заклинанием тут уже не обойтись: яд, оставшийся в гэемоне, продолжит свое действие, сведя на нет весь положительный эффект. Время между тем поджимало – свои работы уже сдали Вилья из Арто и Лейкарн кен Эрбрит. Орэлья, будто невзначай, сунула Скеггелю записку. Очевидно, там содержался дельный совет, потому что мрачная физиономия парня из Ада мигом просветлела.
Максимум, что сумел выжать из себя Дэвид к концу урока – использовать «Чашу». Чаша увязывалась с водой, вода – с очищением: цепочка в итоге получалась слишком длинной, конечное заклятье будет чрезвычайно ослаблено (если вообще удосужится сработать) но лучшей идеи у Дэвида не нашлось. Точнее, идей-то у него было полно, просто навалом. Не было Форм.
– Дамы и господа, время вышло, – объявил Дильбрег. – До конца, урока – десять минут. Те, кто ещё не сдал зачет, как раз успеют это сделать. Прошу.
Никакие свежие мысли за то время, пока, монограмму рисовала Орэлья, голову Дэвида не посетили. Когда, девушка вернулась на свое место, он подумал: «Перед смертью не надышишься» и двинулся к столу, опередив Джейгали.
Дильбрег внимательно следил за его действиями. Внутренне Дэвид уже приготовился к провалу, но, как ни странно, заклятье удалось. Все элементы сложились так, как надо.
Дильбрег, однако, не был удовлетворен.
– Вы представляете, сколько времени вы будете вычищать «Яд» с помощью «Чаши»? – поинтересовался он.
– Представляю. Долго. Но вы ведь не говорили, что следует излечить его мгновенно.
– В реальной ситуации ваш пациент успеет умереть раз сто, прежде чем вы его «вылечите».
– В реальной ситуации «Когти Смерти» с двойной подвеской вообще его сразу убьют. Я даже обычное заклятье наложить не успею, не то что монограмму…
– Ну-ну-ну!.. – Дильбрег с ласковой укоризной посмотрел на нерадивого ученика. – Не надо все так драматизировать. У вас будет минуты три-четыре – а может, и все пять – прежде чем клиническая смерть перейдет в биологическую.
– Вы правы. – Дэвид помолчал. – Но в любом случае – никаких других Форм для вычищения Яда у меня просто нет.
– Неужели? – Дильбрег приподнял бровь. Он явно собирался добить спорщика. – А вот будьте так любезны, перечислите нам их.
– Око, Молния, Щит, Клинок, Паутина, Разрушение, Оболочка, Крылья… Источник, Чаша, Когти. – Дэвид запнулся, поскольку последние три приобрел совсем недавно.
– Очень хорошо. – Дильбрег кивнул. – Что вам мешало обозначить Яд как «Источник Разрушения Жизни»?
– Я думал об этом, – соврал Дэвид. – Но что потом?… Его ведь все равно невозможно будет удалить.
– Невозможно? – с наигранным удивлением переспросил Дильбрег. – Почему вы так думаете? Яд вы обозначили. Теперь вы можете его разрушить.
– «Разрушение Источника, Разрушающего Жизнь?» Тавтология.
Преподаватель усмехнулся:
– Разве вы участвуете в литературном конкурсе? Никого не волнует, сколько будет повторов в лексическом соответствии вашего заклятья. Важно, чтобы само заклятье работало. Вы не согласны со мной?
Дэвид опустил взгляд: крыть было нечем.
– И уж если вас так волнует эстетика, творимой волшбы, – ехидно закончил кен Аунблан, – то не могу понять, что же вам мешало употребить вместо «Разрушения Источника», скажем, «Сжигание», – как производную Форму от Огня или использовать «Защиту» как производную от «Щита». «Защита от Источника, Разрушающего Жизнь» – как вы думаете сработало бы такое заклятье или нет?… Садитесь, господин Брендом. Признаться, сегодня вы меня разочаровали. От вас я ожидал большего.
Покраснев, Дэвид вернулся на свое место. Кто-то опять хихикнул – кажется, Орэлья. Дэвид не стал обращать внимание на эту дуру: ее чары были составлены не лучше, хотя Дильбрег и отнесся к ним с гораздо большей снисходительностью.
Некоторым утешением землянину послужил тот факт, что Скеггеля и Джейгали препод тоже завалил.
Когда, урок закончился, он хотел было задержаться в кабинете, чтобы спросить, что станется с человеком, который на сегодняшнем «практическом занятии» восемь раз умирал и восемь раз возвращался к жизни. Но подумав, он не стал задавать Дильбрегу этого вопроса.
Иногда лучше не знать.
Все равно он не сможет ничем ему помочь.
…День, начинавшийся вполне себе неплохо, был безнадежно испорчен.
Однако так вышло, что о дальнейшей участи человека, послужившего им на уроке в качестве «живого материала», землянин узнал все равно. Это произошло неделю спустя после достопамятной «практической работы» с монограммами. Брэйд рассказал, что привезли каких-то животных и поместили их на подземном этаже; спустившись туда на перемене, Дэвид без труда отыскал этих созданий. Одна, из комнат посредством заклинаний, раздвигающих пространство, была увеличена в несколько раз. Пол в центре комнаты понижался на несколько метров – вдобавок для надежности это место ещё и накрыли сверху силовым куполом. Вокруг толпились молодые люди и с интересом разглядывали то, что творилось внизу. Дэвид подошел ближе…
Дальмотов он узнал с полувзгляда – как раз вчера, собирая материал для реферата по демонологии, в очередной раз штудировал «Справочник экзобиолога». Дальмот представляет из себя большую ящерицу, покрытую, правда, не чешуей, а кожей наподобие лягушачьей. Размером с крупную собаку и, в отличие от варана, обладает ещё и завидной подвижностью. Наиболее интересно устроена его пасть: не тупая, не вытянутая вперед, а как бы неимоверно растянутая вширь, она делает голову дальмота похожей на молот. Пасть украшена впечатляющим набором острых кинжалообразных зубов. Дэвиду сложно было представить, как можно что-либо жевать столь необычно устроенными челюстями, но вот как отрывать ими здоровенные куски мяса от ещё сопротивляющейся добычи – сообразить было легче легкого. Собственно, дальмоты так и питались: не разжевывали пищу, а сразу заглатывали то, что довелось откусить. Этих существ привезли в Хеллаэн много веков назад из какого-то сателлитного мира; в Темных Землях, впрочем, дальмоты не прижились: живности крайне мало, а та живность, что все-таки есть, и дальмота, несмотря на его устрашающие челюсти, мимоходом сожрет – не подавится. В Нимриане, где ни в фауне, ни в флоре недостатка нет, дальмоты сумели кое-как выжить. В глубь материка они не заходили и к лесам старались не приближаться – духи, обитавшие в древесных чащобах, чужеземных тварей никогда не жаловали. Дальмотов приютила примыкающая к Пустошам полоса земли: энергетический фон там постепенно истощался, и оттого стихиальных духов в приграничной полосе почти не наблюдалось; зато отсюда можно было предпринимать рейды в Пустоши, чтобы полакомиться мясом кьюта или, объединившись, завалить гиора, либо устраивать набеги на ближайшие крестьянские хозяйства. Крестьяне, само собой, боролись с этой напастью как только могли. В результате их решительных действий дальмоты то и дело оказывались на грани полного исчезновения, но все-таки никогда полностью не вымирали, а спустя несколько десятилетий снова появлялись там, где, как думали, избавились от них навсегда. Некоторые колдуны, не желавшие (или не умеющие) ни вызывать, ни подчинять, ни создавать демонов, использовали дальмотов в качестве сторожевых псов. На этом поприще у дальмотов имелись свои преимущества: на них, созданий из плоти и крови, совершенно не действовали заклинания экзорцизма, изгнания и развоплощения. Разумеется, у этого преимущества имелась и обратная сторона: дальмоты были абсолютно бесполезны против нематериальных и призрачных существ; в отличие от демонов, они нуждались в воздухе, воде и пище…
Кстати о пище.
Ящериц, находившихся в яме, сегодня обеспечили свежим мясом. Дальмоты, забавляясь, перекидывали большую розоватую тушку друг другу. Первые несколько секунд Дэвид не мог понять, какому зверю принадлежит такое странное, гладкое тело с розовато-белой кожей, местами уже превращенной в кровавые лохмотья «нежными» укусами дальмотов… Потом тело, в ходе продолжающейся возни, ящерицы перевернули на спину, и все встало на свои места. На дне ямы находился тот же самый человек, которого они «лечили» неделю назад под руководством Дильбрега кен Аунблана. Он по-прежнему был без сознания… а может быть, уже и умер.
Дэвид почувствовал себя так, как будто ему залепили оплеуху. Он отшатнулся от барьера – созерцать эту мерзость было невыносимо. Хуже всего – лица тех, кто находился вокруг… Равнодушие, поверхностное любопытство, легкая заинтересованность – «прямо сейчас они его сожрут или подождут чуток?» – и ничего больше… Какие-то человеческие эмоции отражались только на лицах немногих присутствующих здесь эмигрантов – растерянность, отвращение… Но таковых было совсем мало. Тот же Ёлло смотрел вниз с вожделением – в его родном мире подобные кровавые забавы устраивались регулярно.
– Что-то случилось?… – спросил кто-то сзади.
Обернувшись, Дэвид встретился глазами с Эдвином – тот только что подошел. Вместо того чтобы пускаться в объяснения, кивнул в сторону ямы. Эдвин посмотрел. Прищурился. Никаких эмоций на его лице не отразилось.
– Надо же зверькам что-то кушать, – произнес он в конце концов. По его тону невозможно было понять – говорит он всерьез или нет… Скорее все-таки нет.
Но Дэвид не был расположен иронизировать.
– Я не понимаю, – сказал он сдавленным голосом. – Это что, обязательно?… Зрелище такое, для развлечения публики?
– Возможно, – пожал плечами Эдвин.
– Во мне крепнет чувство, что я нахожусь в каком-то извращенном цирке… Будто нам специально показывают – видите, как весело можно убивать людей? Смотрите и учитесь…
– У тебя слишком богатое воображение, – возразил Эдвин. – Не вижу ничего странного в том, что они решили избавиться от тела. Может быть, не стоило показывать всем, как дальмоты его едят, но…
– А может, вообще не стоило его туда кидать?! – Дэвид едва удержался, чтобы не закричать. – И это не «тело»! Это живой человек…
– Уже нет. – Эдвин покачал головой.
– Сейчас?… – Землянину захотелось рассмеяться. – Да, может быть. Уже нет…
– Нет, ты не понял. Сначала с ним поработали мы. Затем его разобрали на части и собрали заново на третьем курсе стихиалки… наглядная, так сказать, демонстрация того, что гэемон человека соединяет в себе все основные стихии. После этого его отволокли в подвал, где проходят практику демонологи со второго курса. Лучше не спрашивай, что они с ним делали. Даже если после этого у него и сохранилась душа – что маловероятно – то гэемон… в общем, если ты вызовешь Око, то увидишь, что гэемона этого… тела… сейчас попросту нет. Растительную жизнь в нем поддерживает несколько заклятий. Если их убрать – его сердце тут же перестанет биться. По сути, это просто теплый труп. Эфирное тело не обладает бесконечной способностью к восстановлению… Двадцать раз разломали и слепили заново – ну и все: тело в землю, душонка – в Страну Мертвых. Тут уже никакая магия не поможет.
Дэвид долго молчал. Что тут скажешь?… Эдвин был хеллаэнцем. Не самым худшим из них, но и не исключением из правил. Как и Брэйд – который, скорее всего, отреагировал бы так же. Едят кого-то, кто когда-то был человеком?… А что тут такого?… Ведь это уже не человек.
– Кто он вообще такой… – негромко спросил Дэвид, повернувшись к яме. – …был?
– Не имею понятия. – Эдвин пожал плечами. – Либо чужак, либо раб, купленный на рынке… Тетушка рассказывала, что когда она училась в Академии, один раз – как раз при ней – использовали кого-то из учеников. Что-то он такое нехорошее сделал…
– Наверное, имидж Академии подпортил?… – с неприкрытой издевкой в голосе предположил Дэвид.
– Наверное, – хмыкнул кен Гержет. Задумчиво добавил:
– То ли прибил кого-то прямо на уроке, то ли на учителя напал… Не помню. Что-то в этом роде.
– То есть такое вот «развлечение» тут происходит регулярно?… – спросил Дэвид.
– Насколько я понимаю, «практические работы» с человеческим гэемоном обычно приурочены к появлению дальмотов.
– К появлению? Их что, привозят откуда-то, а потом увозят обратно?… Зоопарк такой выездной?!..
– Да нет, «потом» они обычно умирают, – объяснил Эдвин. – А через год-полтора завозят новую партию ящериц.
– Почему умирают?… – автоматически спросил Дэвид. На самом деле судьба дальмотов его не особенно интересовала. Если здесь в порядке вещей эксперименты на людях, вряд ли пойманные ящерки могут рассчитывать на беззаботное существование.
– Через недельку, а может, и раньше, заканчивается второй курс боевки. Знаешь, что из себя представляет экзамен на втором курсе?… – Эдвин широко улыбнулся. – Я его сдавал, могу рассказать.
– Не знаю. Расскажи.
– Помещение двадцать на двадцать. Выходишь в центр. Пятнадцать секунд на подготовку. После… там в стенах такие маленькие воротца, вверху и внизу… ну вот, через пятнадцать секунд они открываются, и из нижних выскакивают четыре дальмота… а из верхних вылетают мунглайры… Знаешь, кто это такие?
– Слышал. Призраки, которые умеют колдовать и вдобавок сами питаются чужой магией.
– Ну вот. Разберешься с ними – молодец, сдал экзамен… Мунглайров прямо здесь, в Академии, вызывают, а дальмотов каждый раз новеньких завозить приходится…
– А если не сдал?… – Дэвид криво усмехнулся. – В могилку – и спокойного сна, дорогой ученик?…
– Нет, если будет совсем туго, тебя спасут, конечно… или воскресят в крайнем случае. Тут на экзаменах не умирают. Иначе сюда учиться никто бы не пошел. Но вот заикой запросто можно остаться. Неприятно, понимаешь ли, чувствовать, как дальмоты тебя заживо жрут… а призраки с это время гэемон рвут на части.
– С тобой такое было?…
– Со мной?… – Эдвин тихо рассмеялся. – Нет, что ты. На нашем курсе только двоих серьезно покусали. Один сразу уехал, а второй потом ещё два раза этот экзамен сдавал. Как сдал, тоже домой отправился – психику лечить… А так – ничего, в общем-то, сложного нет. Если заранее с умом подготовиться.
– А сейчас ты на каком курсе?
– Боевой магии?… На третьем. Тоже в конце веселье предстоит. – Продолжая улыбаться, Эдвин покачал головой. – Учителя открывают Врата – притом обязательно той стихии, которой у тебя нет, – вызывают сущность с третьего уровня, формируют из нее элементального голема – и вперед!.. В Сущем эта пакость живет недолго, но ему много времени и не нужно, чтобы тебя в порошок стереть… мощная тварь…
Дэвид снова посмотрел в яму. Дальмоты уже превратили свою жертву в комок окровавленного месива. Теперь они, раздраженно щелкая друг на друга, а иногда и жестоко сцепляясь – чтобы, впрочем, тут же отскочить в разные стороны и разойтись со своим противником, будто забыв о нем – рвали остывающее тело на куски. Часть зрителей разошлась, зато их заменили новенькие. Какая-то девушка, позевывая, лениво грызла орешки; компания справа от нее обсуждала, не проделать ли в силовом экране ма-а-аленькую такую дырочку и не покидать ли через нее чем-нибудь в дальмотов. Дэвид окинул взглядом купол и подумал: «Нас защищают от ящериц… или ящериц от нас?…» На мгновение ему показалось, что в лицах людей, стоящих вокруг ямы – в большинстве своем красивых или хотя бы симпатичных, – человеческого меньше, чем в жутких мордах дальмотов. Ящерицы жрали мясо потому, что такова была их природа. Люди же…