Но тот, кто считает его некрасивым, просто не способен заглянуть в его душу, не видит, как он понимает женское сердце.
   – Чертова подагра, – проворчал Тримбл. – Извините, мисс Дарси. Извините, лорд Керн. Последствия долгого пути в Лондон, неудобно сидел в карете. Через день-другой полегчает. – Он выпрямился в кресле. – Негоже так приветствовать гостей. Хотите что-нибудь выпить?
   – Не беспокойтесь, – поспешила ответить Изабелла. – Мы вас не задержим.
   – Вы не способны причинить никакого беспокойства. – Лорд Джон галантно улыбнулся. – Итак? Ваш визит имеет отношение к познанию тонкостей игры в вист? Буду рад выполнить свое обещание и помочь вам.
   Он посмотрел с такой надеждой, что Изабелла вдруг поняла, насколько тусклой казалась ему жизнь. Один в доме, при стесненных обстоятельствах, ни жены, ни детей, чтобы скрасить грустные дни. Он так обрадовался гостям, что спустился вниз, хотя чувствовал себя не лучшим образом.
   Сострадание боролось с обидой. Если Тримбл одинок, то сам в этом виноват. Мог бы жениться на ее матери, а не зариться на состояние. Все равно кончил нищим. Зато у нее жизнь могла бы сложиться по-иному, она бы родилась законным ребенком. К ней бы относились как к леди, принимали бы в лучших домах. Со временем люди позабыли бы сомнительное прошлое матери, и она, возможно, нашла бы себе знатного мужа. Как Керн…
   Изабелла отбросила детские фантазии и начала:
   – Благодарю за предложение, но мы здесь по другому поводу. Надеюсь, вы соблаговолите ответить на несколько вопросов.
   Улыбка сэра Джона погасла, он с недоумением переводил взгляд с Изабеллы на лорда Керна.
   – Спрашивайте, – наконец произнес он. – Признаюсь, вы меня заинтриговали.
   – Сэр Джон, я не та, за кого себя выдаю. Давным-давно, когда меня еще не было на свете, вы знали мою мать. – Изабелла остановилась, пытаясь набраться мужества. Признание давалось нелегко, хотя она говорила это не впервые, но сейчас исповедь показалась ей особенно трудной. – Я…
   – Дочь Авроры, – хрипло закончил Тримбл. Изабелла, не шевелясь, смотрела на него, даже когда милорд ткнулся ей мокрым носом в ладонь. Дочь Авроры. Он не признал ее и теперь. Сэр Джон тоже изучал девушку, но лицо оставалось непроницаемым. Изабелла мечтала увидеть одобрение и ненавидела себя за это. Почему его мнение должно значить для нее больше, чем мнение других мужчин, которые использовали ее мать?
   Возможно, она смотрела в лицо убийцы. Лицо, которое вызывало куда меньше отвращения, чем порочная душа.
   – То-то мне показалось, что вы мне кого-то напоминаете. Вы похожи на Аврору, и ваши фамилии созвучны. Но вы живете у Хатуэя, и я не мог поверить… – Он замолчал, хотя цепкий взгляд не отрывался от Изабеллы.
   – Я выдаю себя за племянницу маркиза, – объяснила девушка. – Узнала о связи его брата с моей матерью и воспользовалась этим, чтобы убедить Хатуэя ввести меня в общество. Не ради выгоды, – поспешила добавить она и вызывающе посмотрела на Керна. – Мне нужно встретиться с господами, которые знали мою мать.
   Керн хранил молчание. Судя по всему, он целиком полагался на нее.
   – Полагаю, вы скажете, зачем вам понадобилось встречаться с этими людьми. – В глазах Тримбла появился интерес. – Хотя предупреждаю: если вы рассчитываете отыскать своего отца…
   – Нет, – перебила его Изабелла. Ему не следовало ни в чем признаваться, во всяком случае, не перед Керном. – Нет, не рассчитываю.
   – Именно на это она и рассчитывает, – неожиданно вмешался граф и встал перед хозяином дома. – Аврора называла его Аполлоном. Вы знаете его настоящее имя?
   Негодяй! Не выпуская из рук щенка, Изабелла вскочила на ноги.
   – Сэр, вы не обязаны ему отвечать. Вопросы задаю я!
   Уловив взгляд графа, она поняла, насколько тот раздражен. Вряд ли граф привык к такому обращению со стороны простой женщины. Значит, она будет первой. Терять ей нечего.
   – Что происходит? – спросил озадаченный сэр Джон. – Я ни при каких обстоятельствах не ответил бы на подобный вопрос. Это означало бы нарушить данную Авроре клятву.
   – Понимаю, – кивнул лорд Керн. – Но представьте, что дело касается жизни и Смерти.
   – Жизни и смерти? Я совершенно сбит с толку. Полагаю, вы заинтересованы в этом… ну… из-за Линвуда.
   – В некотором роде. Скоро вы все поймете, а пока я даю слово мисс Дарлинг.
   Изабелла не поверила собственным ушам. Чего стоила ему такая уступка? Приятно удивленная, она заняла свое место и сосредоточила внимание на Джоне Тримбле. Похожи ли его темные глаза на ее? И сразу отказалась от глупых рассуждений.
   – Извините за настойчивость, сэр Джон, не могли бы вы сказать, когда в последний раз виделись с моей матерью?
   – Больше года назад. – Тримбл уставился в одну точку, и девушка поняла, что он роется в памяти. – Не больше чем за месяц до ее смерти.
   – Она уже болела?
   – Нет. Пребывала в полном здравии, хотя и пала духом.
   Видя, что сэр Джон колеблется, Изабелла поторопила его:
   – Почему? Ответьте, пожалуйста, это очень важно!
   – Кажется, некоторые из ее знакомых встретили ее воспоминания в штыки. Поэтому она послала за мной, чтобы рассказать о своих невзгодах.
   – Послала за вами? – удивился Керн. – А вы знали о ее дневнике?
   – Знал, – пожал плечами старик. – Только не придавал этому никакого значения. Что мне было терять, даже? если бы Аврора решила опубликовать воспоминания?
   – Репутацию. Честь. – Керн проговорил это как само собой разумеющееся. – Способность высоко держать голову в обществе.
   Тримбл грубовато рассмеялся.
   – Взгляните на мое лицо, – засмеялся сэр Джон. – Вряд ли оставалось еще нечто дурное, что не было бы говорено обо мне сотни раз. Я давно перестал судить о чести мужчины по ханжеским правилам света.
   Граф удивленно поднял брови, но промолчал. Он явно был не согласен, однако время для этических споров покачалось ему неподходящим.
   Внезапно Изабеллу осенило.
   – А кто вам рассказал о ее дневнике?
   – Ничтожество по имени Терренс Диккенсон. Он предложил, чтобы все мужчины, которые оказались столь нескромно представленными в дневнике, объединили свои усилия и заставили Аврору утихомириться. – Тримбл сжал кулак. – Разумеется, я назвал его подлецом.
   По коже Изабеллы пробежал холодок. Если дело обстояло именно так, значит, у Диккенсона были веские причины остановить ее мать. Девушка посмотрела на Керна и поняла, что он думает о том же. Но они не могли быть уверены, во всяком случае, пока. Вдруг сэр Джон лгал, чтобы отнести подозрения от себя?
   – А после этого вы с мамой встречались? Может, передали ей какой-нибудь подарок?
   Старик покачал головой:
   – Нет. Аврора хотела поддержки и утешения, а потом сказала, чтобы я оставил ее в покое – она собиралась закончить дневник. Я даже не знал, что она больна, пока… пока все не кончилось. – Он судорожно вздохнул. – Авроpa была красивой женщиной, мечтательной, восторженной, но сильной и решительной, несмотря на внешнее легкомыслие. Позвольте сказать: вы очень на нее похожи.
   Потрясенная Изабелла машинально поглаживала мохнатую головку щенка. Слова Тримбла доставили ей удовольствие и одновременно испугали. Ей нельзя испытывать удовольствие.
   Когда-то она мечтала вырасти такой же ослепительно красивой, как мама, которая иногда вызывала ее в Лондон, осыпала невероятно дорогими подарками, водила есть мороженое и в цирк Астли. Но потом Изабелла узнала, из каких средств мать платила за роскошных кукол, нарядные платья, сладости, и решила, что лучше голодать, чем продавать свое тело мужчине.
   Девушка подняла глаза на Керна, представив, как он ее целует, ласкает, занимается с ней любовью. Если она не хочет быть похожа на мать, то почему мечтает оказаться в постели с этим человеком? Почему жаждет прикоснуться к его телу? Почему так разрывается от боли сердце?
   Поймав ответный взгляд Керна, она стала молить Бога, чтобы граф не прочел ее мысли. Но тот уже повернулся к сэру Джону.
   – Полагаю, у вас больше, чем у других, оснований утверждать, что Изабелла похожа на мать, – серьезно заявил он. – И вы должны, наконец, узнать правду. Мы считаем, что Аврору Дарлинг отравили.
   Лицо Тримбла стало мертвенно-бледным; он резко подался, вперед, вцепившись в подлокотники кресла, словно его тело пронзила нечеловеческая боль.
   – Нет, – пробормотал он. – Не может быть.
   – Минни видела какого-то мужчину, который входил в комнату Авроры поздно вечером десятого мая прошлого года, – продолжал Керн. – Вы можете вспомнить, где были в тот вечер?
   Тримбл долго сидел, уставившись в пол, тер лоб и наконец, снова взглянул на графа.
   – Нет, не помню. А вы уверены, милорд?
   – К несчастью, да.
   – Мама пишет о своих опасениях на последних страницах дневника, – вступила в разговор Изабелла. Она изучала сэра Джона, стараясь понять, было ли его потрясение искренним. Или он просто хороший актер? – Только она не назвала имен.
   – Боже мой! Надо было пойти к каждому, ведь я же собирался. Почему дал себя отговорить? – Тримбл ударил кулаком по подлокотнику. – Какая глупость! Какая непростительная глупость!
   – Скажите мне имена этих людей, чтобы я мог их опросить, – потребовал Керн.
   – Нет! – Сэр Джон со стоном поднялся и оперся о спинку кресла. – При всем моем уважении к вам я сам займусь этим делом. Как должен был бы заняться тогда.
   – При всем моем уважении к вам, – парировал Керн, – я хотел бы находиться рядом с вами. Вы не в том состоянии, чинил гоняться за преступниками.
   – Именно в том. Что бы ни говорила мне Аврора, это предназначалось только для моих ушей. Я не предам ее. Ни и теперь, ни в будущем.
   Мужчины обменялись неприязненными взглядами.
   – Я хотя бы надеюсь, – сказал граф, – что вы поделитесь тем, что вам удастся обнаружить. – Думаю, Аполлона, как и других, следует отнести к числу подозреваемых.
   – Согласен, – кивнул Тримбл, поджав губы.
   По выражению его лица невозможно было определить, действительно ли он собирается разговаривать с Аполлоном или только делает вид.
   Ошеломленная Изабелла смотрела, как мужчины пожимают друг другу руки.
   – Подождите! – Она вскочила со стула. – Это я расследую смерть моей матери, вы не смеете оставлять меня в, стороне. Я хочу сама увидеть тех людей и выслушать их оправдания.
   Керн взял ее за руку.
   – Извините, но это абсолютно невозможно.
   – Еще как возможно! – Изабелла в ярости повернулась к Тримблу. Сознание того, что он лежал в постели с матерью, слушал ее откровения, пронзило ей душу, а мысль о том, что он бросил единственного ребенка своей возлюбленной, лишила осторожности. – Откуда мы знаем, что вам можно верить? Если вы действительно любили мою мать, как утверждаете, то не станете утаивать от меня правду. Поверьте, маме это не очень понравилось бы.
   – Дорогая, вам нельзя подвергать себя опасности. Вспомните, что случилось с Авророй. Она бы никогда не захотела, чтобы с вами приключилось нечто подобное. – Тримбл с отеческой улыбкой потрепал девушку по щеке. – Она так вас любила и говорила мне об этом во время нашего последнего свидания. Она хотела переехать в деревню и жить с вами.
   От его нежного прикосновения ярость Изабеллы угасла. Она вдруг почувствовала себя измученной и смущенной.
   Да, Авроре нравилось играть роль матери, когда ее это устраивало. Она часто говорила о своей любви так же импульсивно, как обо всем остальном. Но, став постарше, дочь начала сомневаться в правдивости ее слов.
   Раздираемая любопытством и разочарованием, Изабелла не сопротивлялась, когда граф вывел ее на улицу, только крепче прижимала к себе щенка и тот, словно чувствуя ее состояние, тыкался мордой ей в щеку.
   – Сверните на боковую улочку. Подождем сэра Джона и проследим за ним, – сказала она, едва экипаж отъехал от тротуара.
   Керн лишь мрачно взглянул на нее и хлестнул лошадь.
   – Я дал ему слово чести не вмешиваться. Он поговорит с людьми и сообщит обо всем мне. Будем довольны хотя бы этим.
   – Довольны! Откуда вы знаете, что этому человеку можно доверять?
   – Я ничего не знаю, но выбора нет. Пытай мы его хоть до самого Рождества, он и тогда не откроет, что ему рассказала по секрету ваша мать.
   Изабелла оглянулась на кирпичный дом старика. Нет, он никуда не поедет. Ему незачем ехать искать Аполлона. А все же если поедет?
   – …неужели мы так просто позволим ему улизнуть?
   – В чем дело? – Керн покосился на девушку. – Вас так взволновала история с Аполлоном?
   – Ни в чем.
   – Ну, хорошо. Упрямьтесь, если вам так нравится. Но в одном Тримбл абсолютно прав. Вы подвергаете себя опасности, а я не могу этого позволить.
   Резкий тон не мог удивить Изабеллу, граф и раньше высказывал множество упреков. К тому она начинала понимать, что, когда доходило до вопросов чести, мужчины становились невероятно упрямыми. Ни Тримбл, ни Керн не изменят своего решения.
   Но это вовсе не означало, что ей следовало подчиняться.

Глава 13

   – Папа, ты собираешься ей рассказать? – спросила Хелен. Они с Керном устроились на одном сиденье и представляли собой красивую пару. – Папа, скажи Изабелле, что ты решил.
   Лорд Хатуэй поерзал, словно кожаная подушка казалась ему неудобной, и, хотя продолжал смотреть на дочь, Изабелла чувствовала, что все его внимание сосредоточено на ней.
   – Нет, – хрипло ответил он. – Сейчас не время и не место.
   – Самое подходящее место, – настаивала Хелен с восторженной улыбкой. – Мы едем в оперу, все сейчас тут. Кузина достойна знать, что ты решил. Зачем держать ее в напряжении?
   Изабелла умирала от любопытства. Так что же решил лорд Хатуэй? Маркиз сидел рядом и, несмотря на покачивание кареты, держался удивительно прямо.
   Керн нахмурился, посмотрел сначала на Изабеллу, потом на маркиза.
   – Вы меня заинтриговали. Какое решение?
   – До меня дошло… Хелен узнала от мисс Гилберт и сообщила мне, что прошлым вечером на балу Уилкинсов был распущен слух.
   У Изабеллы моментально пересохло в горле. Неужели кто-то видел, как она страстно обнималась с Керном? Неужели кто-то из темноты наблюдал, как они целовались и ласкали друг друга, будто любовники? Она посмотрела на графа и по его хмурому лицу поняла, что он тоже переживал момент их оборванного свидания. Оба злоупотребили доверием Хелен, поступились честью. Но если Хелен знала их порочную тайну, почему она выглядела такой воодушевленной?
   – Я просто не могла поверить, когда Джилли передала мне, о чем шепчутся в свете. – Она доверительно склонилась к Изабелле. – Я поражена, насколько испорченны люди. Проявлять такое бездушие недостойно аристократа. Если бы я не была в тот вечер больна, то раз и навсегда положила бы конец болтовне.
   – О каком слухе идет речь? – осторожно спросила Изабелла.
   – Похоже, ни для кого не секрет, что вы, мисс Дарси, не располагаете никакими средствами, – объяснил маркиз. – Слух моментально распространился, а пустил его невежа Чарлз Мобри.
   Изабелла испытала огромное облегчение.
   – О, не стоит придавать этому значение! Слухи меня нисколько не трогают.
   – Ты очень храбрая, кузина! – Хелен сжала ее руку. – По дело не только в сплетне. Леди должна иметь соответствующее приданое, если она желает выйти замуж. О чем я и сказала папе сегодня утром.
   – И я не мог не согласиться. – Маркиз покосился на Изабеллу. – Я пренебрег решением ваших финансовых проблем. Хелен убедила меня выделить вам сумму в пять тысяч фунтов.
   – В пять тысяч фунтов? – эхом отозвалась Изабелла. Она не могла поверить собственным ушам, и если бы уже не сидела, то просто не устояла бы на ногах. Пять тысяч фунтов! Маркиз выделил ей громадную сумму, будто швырнул нищему несколько пенсов. – Но… почему?
   Глаза маркиза прищурились под густыми бровями. Хатуэй пристально посмотрел на Изабеллу.
   – Мне кажется, причина очевидна. Пока вы живете у меня, вы под моей опекой, и я не позволю сплетникам марать имена моих домочадцев.
   Объяснение звучало вполне убедительно, и все же девушка ощутила за ним тайный смысл.
   – Ваше предложение чрезвычайно щедрое, – пробормотала она. – Но я не смогу принять ваших денег.
   – Сможете. И примете.
   Глаза Хатуэя потемнели, губы поджались. Почему он намеревался сделать ей подарок? Сумма настолько велика, что ее хватило бы на просторный дом в деревне. И еще осталось бы на безбедную жизнь вместе с тетушками до конца своих дней. Конечно, чтобы получить приданое, необходимо выйти замуж. Деньги пойдут ее супругу, и придется убедить его выделить ей часть средств…
   Замужество также означало продолжение маскарада и вечное сокрытие неблаговидного прошлого. Неужели маркиз считал ее способной обманывать ничего не подозревающего джентльмена? Видимо так! В ее душе нарастало смятение, хотя Изабелла с самого начала знала, что Хатуэй видел в ней падшую женщину.
   Тем не менее, она не могла понять его цель. Зачем Хатуэю идти на риск, оставляя ее в обществе, где они как «родственники» будут иногда видеться?
   Изабелла посмотрела на графа и поняла, что тот потрясен. Гладко выбритое лицо окаменело, взгляд, переходящий с нее на маркиза, пылал гневом.
   – Пять тысяч фунтов.
   Холодное озарение вдруг открыло ей причину этого удивительного предложения с мерзким, дьявольским смыслом. Маркиз хотел, чтобы она оставила в покое лорда Реймонда.
   Хатуэй покупал ее молчание.
 
   – Что вы замышляете? Для чего пообещали ей приданое? – спросил Керн.
   Они стояли в небольшом коридорчике оперного театра «Хеймаркет», ожидая Хелен, которая скрылась в дамском туалете. Был антракт, и в фойе, куда выходил коридор, прохаживались зрители, пили лимонад, обсуждали представление. Изабелла, сославшись на головную боль, не покинула ложу маркиза. Керн сомневался, можно ли оставлять ее одну, но желание поспорить с Хатуэем пересилило.
   – Говорите тише, – потребовал тот, – иначе нас услышит весь Лондон.
   Граф приблизился и понизил голос:
   – А вы тихо мне ответьте.
   – Я уже ответил. Нужно пресечь слух даже ценой купленной респектабельности.
   Керн собрался с духом и произнес вслух то, что его мучило весь первый акт:
   – Неужели она сумела принудить вас? Она угрожала опубликовать дневник?
   – Боже мой, нет! – Хатуэй наклонился, чтобы вытряхнуть пепел из трубки. – Она ни разу не попросила у меня ни фартинга, хотя я оплатил ее туалеты. Не могла же она появляться на людях в своих лохмотьях.
   Значит, Изабелла не опустилась до еще большего шантажа, с удовлетворением подумал Керн, негодуя на себя за подобное чувство.
   – Но пять тысяч фунтов! Никто не мог предположить, что вы выделите такую сумму дальней родственнице!
   – Пусть люди считают меня эксцентричным, если им нравится. – Хатуэй в упор посмотрел на графа. – Это гораздо лучше, чем, если бы они копались в прошлом Изабеллы. Сплетни могут плохо отразиться на Хелен. Уверен, Джастин, вы и сами это понимаете.
   Да, он понимал, но ярость душила его.
   – То есть вы поощряете Изабеллу выйти замуж за джентльмена, – резко произнес граф. – Хотите, чтобы она одурачила достойного человека.
   – Она может не принять предложение. Но тогда не получит и денег.
   – Вы отлично понимаете, что она его примет, и многим рискуете. Изабелла – незаконная дочь куртизанки.
   – Ее воспитывала гувернантка, и девушка ведет себя вполне достойно.
   – А если ее разоблачат?
   – Не разоблачат. Она для этого слишком умна.
   – Согласен. Хотя недавно вы сетовали, что она мечется по Лондону и задает вопросы бывшим любовникам матери.
   – Больше не сетую. Вы же обещали за ней присмотреть.
   Граф скрипнул зубами. Что бы он ни говорил, маркиз не желал менять свое невероятное решение. Керн не мог представить, что Изабелла выйдет замуж и ляжет в постель с одним из хлыщей, которые так настойчиво увиваются за ней.
   Нет, черт побери, мог! Даже представлял, как она раздвигает свои нежные бедра перед каким-нибудь лоботрясом. Представлял свои мучения, когда увидит ее ждущей ребенка от другого и становящейся с годами все красивее. Представлял, как они с Хелен принимают Изабеллу у себя, а он вынужден сносить ее чувственные улыбки и неприятные шутки.
   – Дьявольщина! – вспыхнул Керн. – Вы же знаете, кто она такая, откуда явилась. Рано или поздно она сорвется и навлечет позор на всех нас.
   – Дело решенное. – Маркиз отвернулся, чтобы в последний раз затянуться.
   Граф редко видел его курящим, тем более в обществе, поэтому не мог отделаться от мысли, что Хатуэй чем-то встревожен, но явно не денежным подарком девушке, которая обманным путем сумела проникнуть в его дом.
   Что же могло лишить Хатуэя здравого смысла?
   Лорд Реймонд. Маркиз всегда опекал младшего брата.
   Но это означало, что маркиз подкупал Изабеллу. Платил ей за молчание. Невероятно!
   Когда-то лорд Реймонд славился любовными похождениями с женщинами из низов, пока не совратил жену богатого купца. Его застали в скандальном положении, вызвали ни дуэль, во время которой он с трудом сохранил жизнь. И с тех пор его преподобие служит образцом для прихожан церкви Святого Георга.
   Но так ли это? Не было ли в его прошлом тяжкого преступления, которое Хатуэй надеется сохранить в тайне?
   Нет. Нельзя плохо думать о человеке, которого знал с детства и считал отцом больше, чем Линвуда. Маркиз – самый благородный из всех, кого граф встречал на своем пути. Именно он не позволил Керну сойти с прямой и узкой дороги приличий. Он никогда бы не стал покрывать убийство.
   Если только убийцей не был его брат…
   В сопровождении какого-то господина из фойе показалась Хелен. Она будто парила в своем ангельском белом платье, с белокурыми волосами и сияющей улыбкой.
   – Извините, что заставила вас ждать. Посмотрите, кого я встретила. Я рассказала ему новость об Изабелле.
   Чарлз Мобри отвесил такой усердный поклон, что его корсет скрипнул.
   – Хатуэй, Керн, я в восторге. Я только что говорил леди Хелен, насколько приятно возобновлять знакомство со старыми друзьями. Мисс Дарси тоже здесь?
   Графа так и подмывало стереть обворожительную улыбку с его лица.
   – Но только не для вас, – процедил он.
   – О… – Мобри раскрыл рот, словно выброшенная на берег рыба. – Я так надеялся ее увидеть! Во время нашей последней встречи мы глупо повздорили, я хотел извиниться…
   – Вы сказали вполне достаточно, – холодно перебил его маркиз. – Хелен, пора возвращаться в ложу. Скоро начнется второй акт.
   – Но… но… – бормотал Мобри, не находя слов.
   А Хелен взяла под руки отца и графа и, не попрощавшись, оставила его одного в коридоре.
   – Я знала, что могу на вас рассчитывать, и мы поставим его на место, – прошептала она. – Самовлюбленный червяк полагал, что мы позволим ему ухаживать за Изабеллой.
   – Он больше не подойдет к ней, – заверил невесту граф. – Я за этим прослежу.
   – Самое время подыскивать ей хорошего мужа, – добавила Хелен, пока они поднимались по лестнице. – Такого же замечательного, как вы, Джастин.
   Она бы не считала его таким замечательным, если бы знала об их страстных поцелуях с Изабеллой, подумал граф. Она была бы жестоко оскорблена. И все из-за того, что ее жених не смог обуздать свою страсть к женщине ниже себя. Постыдная тайна камнем лежала на его душе.
   – Надеюсь, у Изабеллы прошла головная боль, – продолжала Хелен. – Я буду чувствовать себя ужасно, если она заразилась от меня. Неделя в домашнем заточении – это очень, скверно.
   Однако граф считал, что недельное заточение принесло бы Изабелле только пользу, За это время Тримбл мог бы ему что-нибудь сообщить, а если повезет, он бы разгадал тайну, убедил Изабеллу отказаться от брака и вернуться в свой мир. Что спасло бы его от муки постоянно видеть ее рядом.
   – Думаю, с ней все в порядке… – сказал Керн, открыты дверь в ложу, и тут же умолк: все четыре золоченых стула оказались пустыми.
   Девушка исчезла.
   Быстро оглядевшись, Изабелла открыла дверь рядом со сценой.
   Несколько минут назад она еще сидела в плюшевой роскоши ложи Хатуэя и рассматривала публику. Во время первого акта она заметила одиноко сидевшего мужчину, которому собиралась задать несколько вопросов. В голове у нее шумело от предложения Хатуэя, поэтому ей ничего не стоило прикинуться больной. Хелен хотела остаться с подругой, Керн тоже поглядывал с подозрением, но, к счастью, она сумела настоять на своем.
   Изабелла увидела, как Терренс Диккенсон поднимается с кресла, но вместо того, чтобы отправиться в буфет, где закусывала остальная публика, он повернул к сцене и незаметно выскользнул в маленькую дверь. Которую теперь открывала она.
   В отличие от графа девушка не собиралась ждать новостей от сэра Джона. Она не верила мужчинам, поэтому решила воспользоваться удобным случаем, чтобы допросить очередного подозреваемого. Была и еще одна веская причина. Изабелле хотелось убежать – хотя бы на несколько минут – от соблазнительного предложения Хатуэя.
   Она переступила порог и оказалась за кулисами, где била ключом совсем другая жизнь. Пахло масляной краской и копотью фонарей, двое работников сцены под командой человека в мешковатом костюме ставили новые декорации, за шаткой деревянной ширмой переодевались статисты. Распевавшаяся певица взяла такую высокую ноту, что вся труппа шумно зааплодировала.