Смит Уилбур. И грянул гром

   — Нет. — Син покачал головой. — Мне пора в Ледибург.
   — Пожалуйста, сэр. Мне бы так хотелось, чтобы вы познакомились с моей мамой. Моего отца нет — он на войне. Ну, пожалуйста, поехали со мной.
   «Он действительно хочет, чтобы я поехал с ним». Когда Син посмотрел в глаза Майклу, теплое чувство, которое он старался скрыть, вырвалось наружу, и он покраснел от удовольствия.
   — Майкл, — медленно начал он, тщательно подбирая слова. — У меня на сегодня несколько другие планы. К сожалению, я не могу принять твое приглашение. Но мне бы хотелось встретиться с тобой снова. Я в ближайшие дни буду проезжать здесь. Давай отложим до следующей встречи, ладно?
   — О! — Майкл постарался скрыть обиду. — В любом случае я доеду с вами до моста.
   — Хорошо. — Син взял рубашку и стал стирать с тела остатки ила, пока Майкл отвязывал лошадей.
   Они ехали рядом и молчали, им обоим было почему-то неловко. Потом они попытались начать разговор, и барьер быстро разрушился. С чувством гордости, нелепым в этой ситуации, Син обратил внимание на сообразительность Майкла, на зрелость его суждений.
   Они заговорили о Теунискраале.
   — Это хорошая ферма. — В голосе Майкла слышалась гордость. — Моя семья владеет ей с 1867 года.
   — Кажется, ваша семья не слишком процветает. — Син усмехнулся.
   — Папа потерпел неудачу. Чума повалила скот. — Он молчал какое-то время. — Хотя папа не настоящий скотовод. Вместо того чтобы вкладывать деньги в скот, он тратил их на лошадей. Таких, как эта Красотка. — Он потрепал по шее замечательную золотистую кобылу. Я пытался спорить с ним, но… — Майкл вдруг осознал, что зашел слишком далеко, беседуя с незнакомцем, и попытался восстановить справедливость. — Но не поймите меня превратно, мой папа — необычный человек. Сейчас он находится в ставке главного штаба. Он — подполковник, правая рука генерала Буллера, даже награжден крестом Победы за храбрость и медалью за теперешние достижения.
   «Да, — подумал Син, — мне тоже часто приходилось защищать Гарри, очень много раз, даже чаще, чем тебе». Поняв это, он решил изменить тему разговора:
   — Ты тоже хочешь стать фермером?
   — Мне нравятся эти места. Я родился здесь. Для меня это не просто кусочек земли и дом. Это — часть традиции, потому что здесь все создано людьми, которыми я горжусь. После отца остался только я. Поэтому не хочу нарушать традицию. Но…
   Дорога пошла вверх, Майкл остановился и посмотрел на Сина, будто стараясь понять, насколько откровенно можно говорить с незнакомцем.
   — Но? — мягко напомнил Син. — Еще какое-то время Майкл смотрел на него, стараясь найти ответ, хотя ему казалось, что этому человеку он может доверять намного больше, чем всем остальным людям на земле. Он чувствовал, что знает его всю жизнь и их что-то связывает — что-то очень хорошее и крепкое, почти осязаемое.
   — Но, — он заставил себя вернуться к разговору, — это еще не все. Мне хочется чего-то большего, чем землю и коров. Мой дедушка был большим человеком, он управлял людьми, он… Вы понимаете меня, да?
   — Думаю, да. — Син кивнул. — Ты чувствуешь, что должен найти свое место в жизни.
   — Да, так. Я должен сам решать, когда отбраковывать нагульный скот, а когда выжигать клейма или где строить водохранилище.
   — Ну и что ты для этого делаешь?
   — Я учусь в университете мыса Доброй Надежды. Уже третий год. К Рождеству я заканчиваю.
   — А потом?
   — Не знаю, но что-нибудь найду. — И Майкл улыбнулся. — Да, многому надо научиться вначале. Иногда, когда я осознаю это, мне становится страшновато.
   Они повели своих коней вниз по улице и были так увлечены разговором, что не заметили легкой двухместной коляски, — ехавшей из Ледибурга им навстречу.
   Майкл поднял глаза.
   — Эй! Сюда едет моя матушка. У вас будет возможность познакомиться.
   Ужас охватил Сина, он понял, что пропал. Отступать было некуда — повозка была на расстоянии пятнадцати ярдов. Она сидела рядом с цветным погонщиком, не спуская с них глаз.
   — Привет, ма.
   — Майкл, что ты наделал? Посмотри на себя. — Ее голос звучал сварливо. Годы, как ни странно, сделали ее еще более привлекательной. Черты лица смягчились, а зеленые кошачьи глаза косили на Сина из-под темных ресниц.
   Правда, на лбу образовалась поперечная морщинка и появился второй подбородок.
   — Кто это с тобой? — Она обращалась к Майклу.
   — Друг. Он помог мне вытащить корову из болота, из ила. Ты должна познакомиться с ним, мама.
   Син заметил, что она богато одета, особенно для фермерской жены. Вельвет и страусовые перья — должно быть, Гарри пришлось немало заплатить за это.
   Коляска была новой, полированная черная поверхность контрастировала с алой тканью, которой она была обита изнутри, плюс фурнитура из меди, считай, еще несколько сотен фунтов. Да пара чистокровных гнедых. О Боже! с завистью подумал он.
   Анна все еще хмурилась. И хотя во взгляде сквозило сомнение, она была уверена, что узнала его. Краска залила ее щеки, губы дрожали.
   — Здравствуй, Анна.
   — Син! — Она будто выплюнула это слово.
   — Много лет прошло. Как ты?
   Ее глаза метали молнии. Она едва шевелила губами.
   — Отойди от этого человека!
   — Но… — начал было Майкл.
   Син смущенно посмотрел на сына и у него пересохло в горле.
   — Делай, как просит мать, — сказал Син.
   — Вы… вы мой дядя Син?
   — Да.
   — Отойди от него! — заорала Анна. — И никогда не разговаривай с ним снова. Ты слышишь меня, Майкл? Он зло, зло! Даже не позволяй ему находиться рядом. А то он уничтожит тебя! — Анна задыхалась, ее трясло от ненависти и ужаса, она, как сумасшедшая, брызгала слюной. — Убирайся с этой земли! Син Коуртни, убирайся из Теунискрааля и никогда не возвращайся.
   — Ладно, Анна. Я ухожу.
   — Майкл, садись на лошадь. Быстро! И отойди от него!
   Майкл вскочил в седло.
   — Поехали, — приказала она цветному извозчику. От прикосновения кнута жеребцы так рванулись вперед, что Анну откинуло назад на мягкое сиденье. — Домой, Майкл. Немедленно домой:
   Майкл оглянулся на Сина. Тот был смущен и растерян.
   — Я не… я не верю, что вы…
   — Мы поговорим об этом в другой раз, Майкл. Неожиданно выражение лица Майкла изменилось, уголки губ опустились, глаза потемнели от горя, он терял человека, который так пришелся ему по душе.
   — Нет! — Майкл поднял руку в прощальном приветствии и стеганул кнутом лошадь. Прижавшись к ее спине, он помчался за коляской.
   — Майкл! — крикнул Син ему вслед, но, казалось, мальчик не расслышал.

Глава 36

   И Син вернулся на войну. Прощание было обычным. Ада так отлично держалась, что Сину хотелось потрясти ее и крикнуть: «Да плачь же, черт тебя побери. Горе выйдет со слезами!»
   Дирк отколол один из самых впечатляющих номеров. Он вцепился в Сина и кричал до тех пор, пока не стал задыхаться. Когда поезд тронулся, Син был в ярости, это чувство не отпускало его часа четыре, пока он не доехал до Питермарицбурга.
   В здании станционного буфета он успокоил себя шестью порциями бренди. Потом они с Мбеджаном, несшим багаж, шли сквозь толпу по платформе в поисках поезда, следующего до северной границы. Так как все расписание подчинялось военным задачам, пассажиры были в основном одеты в форму цвета хаки. Эта большая тускло-коричневая толпа имела лишь небольшие яркие вкрапления — цветные платья женщин, провожавших своих мужчин на войну. Рыдания смешивались с гулом голосов, смехом мужчин, плачем детей. Неожиданно Сину показалось, что кто-то окликнул его. Он оглянулся и увидел машущую поверх голов руку.
   — Син! Эй, Син! — Голова Соула то появлялась, то пропадала, так как он подпрыгивал.
   Син с радостью устремился к нему навстречу.
   — Какого черта ты тут делаешь? — спросил Соул.
   — Отправляюсь обратно на службу, а ты?
   — У меня закончился недельный отпуск. Пошли посмотрим ребенка. Боже, как здорово, что я встретил тебя!
   — А Рут здесь? — Син не мог удержаться от этого вопроса.
   — Она ждет в повозке.
   — Мне бы хотелось взглянуть на ребенка.
   — Конечно. Давай найдем места, закинем «багаж, у нас будет еще минут двадцать до отхода поезда.
   Син увидел ее сразу, выйдя на ступеньки вокзала. Она сидела в открытой повозке, цветной извозчик держал над ней небольшой зонтик. Светло-серое платье, отделанное розовым шелком, удивительно шло ей, как и огромная шляпа с искусственными розами. Син видел ее в профиль, она наклонилась вперед к свертку из белого шелка, который держала на коленях. Внезапно сердце так сильно забилось, что стало трудно дышать. Он остановился и прошептал:
   — Боже, как она мила.
   Соул рассмеялся от удовольствия:
   — Подожди, ты еще не видел мою дочь.
   Она не заметила, как они подошли к экипажу, так как была занята ребенком.
   — Рут, у меня для тебя сюрприз, — выпалил Соул.
   Она подняла глаза и словно окаменела, не в силах отвести взгляд от Сина.
   — Привет, Рут.
   Она ответила не сразу, пытаясь скрыть свои эмоции.
   — Здравствуй, Син. Ты испугал меня.
   Соул иначе понял их замешательство. Он сел в коляску рядом с женой.
   — Иди взгляни. — Соул откинул шелковый платок и склонился над ребенком. Его лицо светилось гордостью.
   Син молча сел напротив.
   — Дай Сину подержать ее, Рут. — Соул рассмеялся. — Пускай он посмотрит на самую красивую малышку на свете. — Он не заметил, как Рут окаменела и вцепилась в ребенка. — Обещаю, она тебя не сильно намочит, так, слегка, — продолжал счастливый Соул.
   Син протянул руки к девочке, наблюдая за лицом Рут. Она смотрела с вызовом, хотя была напугана.
   — Пожалуйста, — попросил он.
   Ее голубые глаза приняли серый оттенок, губы дрожали. Рут наклонилась вперед и положила дочь ему на руки.

Глава 37

   Это было медленное, долгое путешествие в Йоханнесбург — путешествие, прерываемое длительными стоянками на полустанках. На каждом подъездном пути были остановки, редко по полчаса, обычно раза в три длиннее. Иногда, без видимых причин, они останавливались посреди вельда.
   — Что-то случилось, черт их побери!
   — Кто-то снова убил машиниста!
   — Только не это! — выкрикивали разгневанные люди, высовывая головы из окон.
   Когда охрана шла по гравийной насыпи к началу поезда, им вслед неслось мяуканье и ржание.
   — Пожалуйста, успокойтесь, джентльмены. Нам надо проверить мост.
   — Война кончилась.
   — Веселый старик бур драпает так быстро, что ему не до мостов.
   Мужчины стали спускаться вниз небольшими группами, снова раздался свисток, и они поспешили к поезду.
   Син и Соул сидели рядом в углу битком набитого купе и играли в карты. Так как большинство пассажиров панически боялось свежего воздуха, словно это смертельный цианид, то окна были плотно закрыты. Купе, сизое от дыма, пропахло потом дюжины немытых тел. Темы разговора были неизменными. Соберите несколько мужчин в ограниченном пространстве, и через десять минут вы услышите все то же самое.
   У этой компании был большой опыт в пикантных похождениях.
   Один молоденький сержант три года служил в Бангкоке, и ему потребовалось два часа, чтобы убедить попутчиков, что слухи о преимуществе горизонтальных поз перед вертикальными оправданы. Ему удалось это доказать только после похода вниз по коридору, откуда он вернулся со старым китайцем. Этот эксперт предоставил фотографии, которые были тщательно изучены и вызвали новые споры.
   Можно упомянуть капрала, побывавшего в Индии и посетившего храм Конарак. Обсуждение этой темы заняло следующий час. Разговор неизменно возвращался к известному Дому Слонов в Шанхае.
   Так они беседовали, пока не пришло время спать.
   Тем временем Соул, утративший интерес к картам, достал из сумки книгу и стал читать. Син почистил ружье, окончив работу, уставился в окно на маленькое стадо газелей, пасшихся вдоль железной дороги. Он невольно прислушался к детальному перечислению удовольствий, предоставляемых посетителям в Доме Слонов, и решил обязательно посетить его, если будет в Шанхае.
   — Что ты читаешь? — наконец обратился он к Соулу.
   — А? — Соул рассеянно посмотрел на него, и Син повторил вопрос. «Вестминстерская система правления». Соул повернул книгу так, что Син смог увидеть название.
   — Боже! — Син хмыкнул. — И для чего тебе эта чепуха?
   — Меня интересует политика, — отрезал Соул. Син какое-то время смотрел на него, потом отвлек снова:
   — У тебя есть с собой какие-нибудь книги, кроме этой?
   Соул открыл сумку:
   — Попробуй эту.
   «Здоровье нации». Син засомневался:
   — О чем она? — Но Соул снова погрузился в чтение.
   Син открыл тяжелый том и, ничего не понимая, попытался одолеть первую страницу. Он смиренно вздыхал каждый раз, когда ему приходилось читать что-нибудь, кроме писем и объявлений в банке. Потом его глаза забегали взад и вперед по странице, напоминая челнок ткацкого станка. Он не отдавал себе отчета, что это был первый узор на ткани познания, которая со временем должна была одеть всю его обнаженную душу.
   Через час Соул оглянулся:
   — Ну и как?
   Син ухмыльнулся, не поднимая глаз, полностью поглощенный чтением. Это было важно. Язык Адама Смита был чистым и по волшебному понятным.
   С некоторыми его выводами Син не соглашался, но они разбудили его ум, заставили мысленно спорить с автором, соглашаясь с написанным или отвергая его.
   Он читал быстро, зная, что вернется и перечитает снова, так как это был единственный путь к пониманию экономики. Не отрываясь от текста, он залез в карман формы, нашел огрызок карандаша и подчеркнул то место, к которому хотел вернуться.
   Потом стал читать дальше и снова что-то яростно чиркал.
   «Нет!» — написал он на полях в одном месте. «Хорошо» — в другом.
   Соул поднял глаза и нахмурился, увидев, как Син разрисовывает его книгу. Но, заметив выражение лица друга, его предельную сосредоточенность, расслабился. Из-под опущенных ресниц он наблюдал за Сином. Его чувства к этому сгустку мускулов, настроений и неожиданной доброты достигли апогея, дошли до границ восхищения. Он не знал, почему Син заботился о нем, да и не хотел знать. Но было здорово сидеть и смотреть на лицо этого родного человека, который был для него уже больше, чем друг.
   Поезд двигался на север среди полей, поросших травой, оставляя за собой хвост серебряно-серого дыма, а солнце освещало землю, пробиваясь сквозь облака. Когда оно зашло, быстро наступила темнота.
   Они ели вяленое мясо, положив куски на грубый хлеб. Вместо ножа использовали штык. В купе не было света, поэтому, поев, они сели рядом, завернувшись в одеяла, и стали разговаривать. Вскоре остальная болтовня сменилась мерным храпом. Син открыл окна, и холодный сладкий воздух проветрил мозги и обострил восприятие. Они наслаждались общением, с трудом сдерживая восхищение.
   Человек, земля, народ, власть, война и мир — темы, рожденные жизнью, не могли оставить равнодушными ни того, ни другого.
   Оки пытались решить извечные вопросы: как избавить мир от крови и несправедливости, как вырывать с корнем зло, пока оно не проросло и не укоренилось.
   Такого разговора между ними еще не было. Соул накинул одеяло на плечи, прислушиваясь к голосу Сина в темноте. Его восприятие было обострено, и он открывал новые качества, новые направления в развитии этого человека.
   «И я приложил к этому руку, — думал он с гордостью. — Он — бык, дикий бык, который преследует все, что движется, преследует бесцельно, потом замедляет бег и бросается на что-то новое, используя силу для разрушения, потому что не знает другого применения; растерянный и злой, кричащий, как варвар; преследующий все и в результате не получающий ничего. Возможно, я смогу помочь ему и указать выход с поля битвы».
   Они говорили в ночи. Темнота искажала расстояния. Так как они не видели друг друга, то казалось, физические формы не сдерживали их, а сознания освободились и встретились, чтобы с помощью слов двигать вперед мысль. Неожиданно тьма взорвалась грохотом и ревом, звяканьем разбитых стаканов; все вещи и тела свалились в одну кучу, когда поезд сошел с рельсов и опрокинулся. И уже другие звуки заглушили все остальное — треск мушкетов с близкого расстояния и громовые удары «максима», бьющего прицельно.
   Син беспомощно бился в темноте, задыхаясь от тяжести навалившегося груза. Он скидывал с себя людей и вещи, его ноги запутались в одеяле. Наконец он смог глубоко вздохнуть, но чье-то колено заехало ему в лицо с такой силой, что губа распухла и соленая кровь наполнила рот. Он разразился бранью, почувствовав, как острый край разбитого стакана впился в руку. В темноте от ужаса и боли заорал мужчина, ему вторил дикий хор стонов, криков и оружейного огня.
   Наконец Син полностью освободил тело и даже попытался встать.
   Пули методично превращали в щепки стены вагона.
   Кто-то, пошатнувшись, упал на него.
   — Соул!
   — Оставь меня.
   — Это был незнакомец.
   — Соул, Соул! Где ты?
   — Син.
   — Ты ранен?
   — Нет.
   — Давай выбираться отсюда.
   — Мое ружье.
   — К черту ружье.
   — Где окно?
   — Заблокировано.
   Значит, вагон лежал на боку, окнами к земле, и целая гора мертвых и раненых свалилась на них. Дверь оказалась на потолке, и возможно, ее заело.
   Вслепую Син начал поиски, но выругался и резко отдернул руку, когда заноза вошла ему под ноготь. Вдруг он почувствовал дуновение холодного воздуха.
   — Здесь дыра. — Син яростно работал руками, пока не нащупал брешь в стене. — Одна из планок сломана.
   И тут же все, кто был способен передвигаться, полезли на него, хватая за руки и пытаясь оттолкнуть.
   — Убирайтесь, ублюдки. — Син бил наотмашь, чувствуя, что удары достигают цели. Он задыхался, пот катился по спине. Воздух был тяжелым и липким от крови и чувства страха. — Убирайтесь. Я все сделаю сам. — Он с силой ударил по планке и оторвал ее. Какое-то мгновение пришлось бороться с искушением прижать лицо к узкой дыре и вдохнуть свежего воздуха. Но он обхватил руками следующую планку, уперся ногами и рванул со всей силой. Она не поддалась. Син запаниковал.
   — Эй, кто-нибудь, дайте мне ружье! — крикнул он сквозь шум.
   — Вот, — раздался голос Соула, и ружье оказалось у него в руках.
   Он высыпал патроны, используя ствол, как рычаг, и повис на нем. И дерево уступило. Теперь он снимал планку за планкой.
   — Выходить по одному. Соул, ты первый.
   С трудом сдерживая панику, Син помогал мужчинам выбираться через небольшое отверстие. Какой-то толстяк застрял, и Син, упершись ботинками, нажал на него так, что мужчина вылетел, как пробка из шампанского.
   — Есть там кто-нибудь еще? — крикнул Син в темноту.
   — Син, — послышался голос Соула снаружи, — уходи оттуда.
   — Иди в укрытие! — крикнул Син в ответ. Ружья буров все еще стреляли по разбитому поезду. Он спросил снова:
   — Есть там кто-нибудь еще? Ответом ему был чей-то стон.
   Мужчина был тяжело ранен, его голова дергалась. Син освободил тело и положил поудобнее. Раненого нельзя переносить, решил он, безопаснее здесь дожидаться прихода медиков. Он оставил его и стал осматривать остальных.
   — Черт их побери! — Он беспокоился, сможет ли найти дорогу обратно. Этот уже мертв. Он чувствовал клейкость мертвой кожи, напоминающую рептилий. Осмотрев весь вагон, Син выбрался в открытую ночь.
   После ужасной тьмы вагона свет звезд казался жемчужным, он видел густой туман, повисший над локомотивом, поваленные вагоны, отражающиеся друг в друге. Все эти изуродованные предметы составляли страшную картину разрушения.
   Из укрытий несколько ружей отвечало отрывистыми слабыми выстрелами на канонаду буров.
   — Син, — окликнул его Соул, когда тот шел вдоль перевернутого вагона.
   — Оставайся здесь, Соул. Я возвращаюсь, чтобы найти Мбеджана.
   — Ты никогда не найдешь его в этой свалке. Он был с лошадьми — прислушивайся к ржанию.
   Из отсеков для лошадей в хвосте поезда доносились такие леденящие кровь звуки, что Сину очень захотелось никогда не слышать их снова. Две сотни загнанных в ловушку и беснующихся лошадей!
   — О Боже, — прошептал Син. Но ярость пересилила страх. — Ублюдки!
   Буры выбрали место у изгиба реки. Вода отрезала доступ с одной стороны, с другой — земля круто поднималась двумя уступами, что позволяло захватить всю линию железной дороги.
   Вдоль первого уступа залегли стрелки. Буров было не меньше двухсот, они вели интенсивный огонь, а над ними на вершине гребня стрекотал «максим». Они простреливали весь состав, из конца в конец. Син. медленно поднял ружье и опустошил магазин, стреляя по «максиму». Незамедлительно вспышки стали ярче, пули пытались найти его, и вокруг Сина воздух заполнился свистом и жужжанием сотен смертоносных пчел.
   Син пригнулся, чтобы перезарядить ружье и снова стал стрелять.
   — Вы ублюдки! — крикнул им Син, и, должно быть, они услышали его слова, так как стрелкам стал помогать «максим». Он чуть не попал в цель.
   Син снова припал к земле, рядом с ним стрелял Соул.
   — Где ты взял ружье?
   — Я возвращался за ним. — И Соул победно выстрелил.
   — Смотри не наткнись на пулю.
   — И это говоришь мне ты, — огрызнулся Соул. Син снова безрезультатно опустошил магазин, хотя сам звук выстрелов разбудил в нем сумасшедшую ярость. Нужно было только услышать голос Мбеджана, чтобы совсем озвереть.
   — Хозяин.
   — Где тебя черти носили?
   — Я потерял копья. Мне пришлось потратить много времени, чтобы отыскать их в темноте.
   Син устало молчал, пристально глядя на гребень горы. Слева в ряду стрелков была брешь, там узкое ущелье пересекало линию огня буров, уходя вниз, к железной дороге. Небольшая группа могла бы пройти там. Оттуда «максим», стоящий на вершине, будет уязвим.
   — Принеси копья, Мбеджан.
   — Куда ты собрался? — поинтересовался Соул.
   — Попробую разобраться с пулеметом. Оставайся здесь и попытайся занять умы тех джентльменов.
   Син пошел вдоль поезда к ущелью. Он одолел пятьдесят футов, когда понял, что и Мбеджан, и Соул следовали за ним.
   — Какого черта ты тут делаешь, Соул?
   — Иду с тобой.
   — Черт тебя побери!
   — Смотри как бы этого не случилось с тобой. — В его голосе слышалось дикое упрямство, и Син, зная эту черту друга, решил не тратить времени на споры.
   Он добежал до входа в ущелье, где нашел укрытие с подветренной стороны вагона, и в последний раз оценил позицию.
   Ущелье оказалось узким, но глубоким, и, кустарник, росший там, должен был скрывать их до вершины, где была брешь в линии огня буров.
   — Это сработает, — вслух заявил он и повернулся к Мбеджану и Соулу. — Я пойду первым, потом ты, Соул. И поторапливайся.
   Больше всего он боялся, что буры на холме начнут сопротивляться. Он слышал, как офицеры-англичане возобновили борьбу, и теперь сотни ружей отвечали бурам.
   — Ладно, я иду. — Син встал. — Следите за мной. В этот момент знакомый голос окликнул их:
   — Кто вы?
   — А вы? — в свою очередь нетерпеливо спросил Син.
   — Я офицер. — И тогда Син узнал голос и долговязую фигуру, сжимающую обнаженную шпагу в руке.
   — Ачесон!
   — Коуртни! Что вы здесь делаете?
   — Собираюсь лезть по ущелью и заткнуть «максим».
   — Думаете добраться?
   — Попытаюсь.
   — Вы славный парень. Желаю вам удачи. Мы будем готовы поддержать вас, если понадобится.
   — До встречи на вершине!
   Они двигались тихо, цепочкой по одному, а оружейные выстрелы и крики подтверждали, что они у цели. Син уже различал голоса бюргеров.
   Ущелье становилось неглубоким и выравнивалось по мере приближения к вершине. Син поднял голову и осмотрелся. Он видел огромные тени буров на траве, их ружья отбрасывали длинные оранжевые отблески пламени.
   Внимание Сина сосредоточилось на пулемете, он видел, что оружейный огонь снизу не вредит бурам.
   Находясь на переднем склоне холма, пулемет был защищен выступом скалы и наложенной перед ним землей. Толстый ствол торчал из узкой щели, обслуживали орудие трое мужчин.
   — С Богом, — прошептал Син, он на животе выполз из ущелья и начал тихонько подкрадываться. Один из артиллеристов заметил его только на расстоянии нескольких ярдов от орудия.
   — Осторожно…
   Син сжал приклад двумя руками, и артиллеристу так и не удалось закончить фразу. Мбеджан и Соул не отставали. Через несколько секунд все было кончено, а трое победителей тяжело дышали в темноте.
   — Ты знаешь, как эта штука работает, Соул?
   — Нет.
   — И я тоже. — Син сел на корточки перед орудием, положив руки на двойную рукоятку, большие пальцы механически застучали по дулу.
   — Что случилось? Отвечайте, отвечайте! — кричали буры снизу, и Син ответил:
   — Все в порядке.
   — Почему не стреляете? — строго спросил бур, и Син опустил ружье.
   Было слишком темно, Син заметил лишь неясную тень, и пальцы нажали на спуск. Тут же его плечи тряхануло от отдачи, он направил ствол на нижний, широкий сектор обстрела.
   Вопли, крики и ругательства донеслись с линии огня буров, а Син, как дикарь, расхохотался от удовольствия. Буры прекратили стрелять по поезду, они вскакивали и разбегались под ливнем пуль. Большинство устремилось назад, к вершине, где были привязаны их лошади. Они обходили «максим» с флангов, а британцы преследовали их: Ачесон сдержал слово.
   Только горстка буров шла вверх по холму к Сину, злобно крича и стреляя. Прямо под огневой позицией была мертвая земля, и Син не мог достать их там.