Они невольно оглянулись на большую акацию, росшую позади них.
   — Мы сдержим его здесь, — уверенно заявил Бростер, хотя в глубине души сильно сомневался в этом.
   — Надеюсь, вы правы, — прошептал Майкл, а Бростер неожиданно воскликнул:
   — О Боже, смотрите!
   На какое-то время Майкла ослепило яростное пламя и он не мог продохнуть от дыма. Огонь бушевал вовсю. Он огромным клином продвигался вперед, оставляя островки засохших коричневых акаций.
   От островка к островку по ковру из опавших и Срубленных веток, пошатываясь, брел парень.
   — Какого черта… — начал Майкл.
   Поначалу его трудно было узнать: рубашка разорвана, ветки в кровь исхлестали лицо. Он с трудом переставлял ноги и, не дойдя нескольких шагов до дороги, рухнул на землю.
   — Это — сын хозяина? — Мбеджану приходилось перекрикивать треск пламени.
   — Дирк! Это — Дирк Коуртни! — Майкл бросился вперед.
   Огонь обжог лицо Майкла, но он подумал о том, что там, где лежал мальчик, было намного жарче. Пламя быстро продвигалось вперед, уничтожая все на своем пути. Людям, боровшимся с ним, приходилось ох как туго.
   Майкл с трудом продирался сквозь заросли к упавшему Дирку, который из последних сил отбивался от огня. Вслед за Майклом бросился Мбеджан.
   — Уходи! — крикнул зулус. — С этим можно справиться и в одиночку.
   Но Майкл не ответил ему, и они продолжали бок о бок продвигаться вперед, борясь с огнем. Победителю должен был достаться Дирк.
   Мбеджан первым добрался до мальчика, взял на руки и повернул обратно. Через несколько шагов он упал и с трудом поднялся, так как кусты мешали ему. Даже несмотря на свою невероятную выносливость, он дико страдал от жары. Его рот был широко открыт, лицо заливал пот, а грудь сильно вздымалась, когда он глотал горячий воздух.
   Майкл бросился к ним, наперерез огненной стене. Он чувствовал, как стянуло кожу на лице и выступила влага на глазных яблоках.
   — Я возьму его за ноги, — ворчливо произнес Майкл.
   На рукавах его рубашки выступили коричневые пятна, словно его одежду гладили так неаккуратно, что прожгли во многих местах. Но огонь добрался и до кожи. Они пронесли Дирка несколько шагов, и на этот раз упал Майкл, потянув за собой Мбеджана. Они очень долго вставали, собрав последние силы. Когда они были на ногах, они попали в кольцо.
   Огонь, охвативший молодые деревья с двух сторон, подбирался к ним все ближе.
   — Нам надо выбраться, — пробормотал Майкл и, прочистив горло, поправился: — Мы должны выбраться!
   И они стали пробираться через стену огня. Подняв глаза, Майкл отчетливо различил мужчин, борющихся с пожаром. Они пытались пробиться к ним. На Мбеджане была только набедренная повязка. Ни
   бриджей, ни рубашки, ни ботинок, как у Майкла. Зулус двигался вперед из последних сил.
   Посмотрев на Майкла, Мбеджан заметил странную вещь. Сначала волосы юноши стали извиваться, потом задымились. Запах тлеющих волос напоминал аромат сухого белого вина, импортируемого из Испании и с Канарских островов.
   Майкл закричал от боли, и его вопль заглушил треск пламени. Не в силах больше терпеть, он выхватил у Мбеджана Дирка, будто тряпичную куклу взвалил на плечи и шагнул в огонь.
   Пламя, доходившее до пояса, жадно лизало его, дым клубился и слепил глаза. Но он победил.
   — Помогите Мбеджану! — крикнул он двум зулусам, выходя на дорогу. Он уронил Дирка и стал руками сбивать пламя. Ботинки обуглились, и дюжина язычков пламени плясала по одежде. Он упал, катаясь по пыльной дороге, чтобы их сбить.
   Двое мужчин отправились на помощь Мбеджану, который, шатаясь, плелся им навстречу. Подхватив, они повели его к дороге.
   В это время Майкл встал на колени и, забыв про боль, наблюдал за ними.
   Мбеджан шел как слепой. Зулусы голыми ногами ступали по горящей земле, поднимая снопы искр. В какой-то момент дым их скрыл.
   — Мбеджан! — закричал Майкл и, заставив себя встать на ноги, бросился к нему с воплями: — О Боже! Слава Богу!
   Мбеджан и один из зулусов, спотыкаясь, тяжело дышали. Заботливые руки подхватили их.
   Лишь через два часа, когда стало светать, удалось остановить пожар у дороги. Взрослые деревья были спасены. Кен Бростер осторожно вел небольшую группу людей среди все еще тлеющих деревьев. Неожиданно они наткнулись на обгоревшие останки. Они явно принадлежали человеку.

Глава 67

   — Ледибург через двадцать минут, мистер Коуртни, — сообщил кондуктор, просунув голову в дверь купе.
   — Спасибо, Джек. — Син оторвал взгляд от книги.
   — Я читал в утренней газете, что вы собираетесь жениться.
   — Да.
   — Ну, тогда не тяните. Я желаю вам преодолеть все трудности. Удачи вам обоим.
   Син ухмыльнулся, и Джек вышел в коридор. Коуртни убрал книгу в портфель, встал и проследовал за проводником.
   В тамбуре он остановился и закурил сигару. Облокотившись на ограду, он вглядывался в очертания Львиного холма. Это уже стало ритуалом.
   Это было самое счастливое утро в его жизни. Вчера вечером после совещания с Голдбергами Рут назначила дату свадьбы. Они должны пожениться в марте следующего года. К этому моменту сбор коры должны были закончить, и тогда они могли позволить себе провести медовый месяц на мысе Доброй Надежды.
   «Ну, теперь, наконец, у меня есть все, о чем может мечтать мужчина», — подумал Син и улыбнулся. В этот момент он заметил дым. Коуртни выпрямился и выбросил сигару.
   Поезд въезжал на холм, замедлив ход. Когда он оказался на вершине, то открылась перспектива всей долины Ледибурга. Син увидел большие участки обгоревших деревьев, над которыми плыли серые облака дыма.
   Он открыл решетку и спрыгнул с поезда. Неудачно поскользнувшись, он скатился с насыпи, ободрав кожу на коленях. Встав на ноги, он побежал.
   На дороге, у которой удалось остановить огонь, ждали люди, перепачканные в саже и копоти. Их глаза воспалились от дыма, тела болели от напряженной работы. Но они ждали, пока земля догорит, так как новый порыв ветра мог раздуть новый пожар, который уничтожит все оставшееся.
   Кен Бростер сидел, уронив голову на руки. Вдруг он быстро выпрямился.
   — Здесь Син! — крикнул он.
   Мужчины зашевелились и медленно встали. Все наблюдали за приближением хозяина. Он шел по покрытой лужами дороге, его ноги заплетались, так как он бежал целых пять миль.
   Немного не дойдя до них, Коуртни остановился, тяжело дыша.
   — Как? Как это случилось?
   — Мы не знаем, Син. — Кен Бростер не смотрел на него, полагая, что не стоит пялиться на расстроенного человека.
   Син прислонился к фургону. Он старался не смотреть на огромную выжженную пустыню, где обгоревшие деревья напоминали пальцы рук человека, больного артритом.
   — Один из твоих людей погиб, — мягко сообщил Кен, — один из зулусов. — Он сделал паузу, потом, собравшись с духом, продолжил: — Многие пострадали, некоторые — очень тяжело.
   Син молчал, казалось, он не понимает значения слов.
   — Твой племянник и твой мальчик, Дирки. Син с глупым видом посмотрел на него.
   — И Мбеджан.
   Казалось, Коуртни съежился от страха.
   — Я распорядился, чтобы их отнесли в дом. Коуртни молчал, только провел ладонью по глазам и рту.
   — Майкл с Дирком не так уж плохи… просто сожгли кожу. Но ноги Мбеджана в ужасном состоянии. Малыш Дирк застрял на горящем участке. Майкл с Мбеджаном бросились ему на помощь. Огонь окружил их… они упали… попытался помочь… бесполезно… страшные ожоги… ноги сгорели до мяса…
   Слова для Сина утратили всякое значение. Ничего не понимая, он стоял, прислонившись к фургону. Все планы рухнули. «Это уже слишком. Пускай они уйдут и оставят меня одного».
   — Син, с тобой все в порядке? — Бростер положил руку ему на плечо.
   Коуртни выпрямился.
   — Я должен быть с ними. Одолжи мне лошадь.
   — Поезжай, Син. Мы останемся здесь и за всем присмотрим. Ни о чем не волнуйся. Уверен, что пожар не начнется снова.
   — Спасибо, Кен. — Он посмотрел на взволнованные лица друзей. — Спасибо всем.
   Син медленно подъехал к конюшням Львиного холма. Во дворе толпилось много слуг и конюхов, чернокожих женщин и детей. Увидев его, все замолчали. Кто-то лежал на носилках в дальнем конце двора, Син направился туда.
   — Я вижу тебя, Мбеджан.
   — Хозяин. — Его ресницы обгорели, и от этого лицо казалось слегка озадаченным и наивным. Руки и ноги были плотно замотаны бинтами, на которых проступали пятна желтой мази. Син сел на корточки рядом с пострадавшим. Он не мог говорить и вместо этого порывисто дотронулся до плеча зулуса.
   — Тебе очень плохо? — наконец выдавил из себя.
   — Нет, хозяин. Мне не так уж плохо. Мои жены будут ухаживать за мной. Когда я поправлюсь, то вернусь к тебе.
   Они немного поговорили, и Мбеджан поведал ему о появлении Майкла и о Дирке. Потом он прошептал:
   — Эта женщина — жена погибшего.
   Син впервые заметил ее. Она сидела в одиночестве на одеяле среди многолюдного двора, прислонившись к стенке. Рядом стоял голый ребенок. Прижавшись к ней, он сосал большую черную грудь, вцепившись в нее обеими ручонками. Женщина сидела неподвижно, поджав ноги. С плеч свисал плащ из светло-коричневой кожи, расходящийся спереди. Син пошел к ней.
   Ребенок смотрел на него большими темными глазами, но, не выпускал сосок изо рта. В уголках губ белело молоко.
   — Он был мужчиной, — произнес Син вместо приветствия.
   — Да, он был мужчиной, — согласилась она, печально склонив голову.
   — Куда ты пойдешь? — спросил он.
   — В крааль к отцу. — Ее волосы были обмазаны красной глиной в знак того, что она потеряла мужа.
   — Отбери двадцать голов скота из моего стада и возьми с собой.
   — Благослови тебя Господь, хозяин. Я буду молиться за тебя.
   — Ступай с миром.
   — Оставайся с миром. — Она встала, прижала ребенка к бедру и, не оглядываясь, пошла со двора.
   — Я сейчас ухожу, хозяин! — крикнул Мбеджан с носилок Его кожа посерела от боли. — Когда я вернусь, мы снова займемся посадками. Это был только маленький пожар.
   — Это был только маленький пожар. — Син кивнул. — Ступай с миром, мой друг. Пей побольше пива и толстей. Я навещу тебя.
   Мбеджан закашлялся и махнул рукой своим женам, окружившим носилки. Молодые женщины, окрепшие от работы в поле, легко подняли их.
   — Оставайся с миром, хозяин.
   Мбеджан лежал на меховой накидке, морщась от боли. Женщины унесли его со двора. Проходя мимо ворот, высокие зулуски запели. Их черные спины были натерты маслом, и они носили короткие набедренные повязки. Высокие голоса дрожали от гордости, когда они пели старинную песню о воине, вернувшемся с поля битвы.
   У дома на Львином холме собралось много соседей с женами. Они все выражали сочувствие и предлагали помощь.
   Ада ждала его на крыльце.
   — Дирк? — первым делом спросил Син.
   — Теперь с ним все в порядке, он спит. Ему дали настойку опия.
   — А Майкл?
   — Он ждет тебя. Даже отказался от лекарства. Я поместила его в твоей комнате.
   Проходя по коридору, Син остановился у комнаты Дирка и заглянул туда. Мальчик лежал на спине, прижав забинтованные руки к груди. На распухшем лице выделялись красные царапины, оставленные ветками акаций. Рядом с кроватью стоял стул, на котором неподвижно сидела Мэри. Она посмотрела на него и тут же встала. Син покачал головой.
   — Не беспокойся. Я зайду, когда он проснется. — И он пошел дальше по коридору в свою комнату.
   Три девушки Ады крутились и щебетали у кровати Майкла, как птицы у гнезда. Увидев Сина, они замолчали, так как испытывали перед ним благоговейный трепет.
   Син подошел к кровати:
   — Привет, Майкл.
   — О, мистер Коуртни. Бедные его руки… — начала было молодая девушка, потом сильно покраснела и, сделав реверанс, поспешно вышла из комнаты. Остальные последовали за ней.
   — Привет, Майкл, — повторил он хриплым голосом, посмотрев на пластырь виноградного цвета, наклеенный на щеку.
   — Привет, дядя Син. — Лицо и губы юноши были намазаны желтой мазью.
   Син осторожно присел на край кровати.
   — Большое спасибо тебе, Майкл, — произнес он.

Глава 68

   Ронни Пай появился рано утром. Вместе с ним пришел Деннис Петерсон. Оба были одеты в строгие костюмы.
   — Замечательно вырядились, — вместо приветствия произнес Син. — Пришли так или по делу?
   — Ну, можно сказать, и так и так. — Ронни остановился на верхней ступеньке. — Можно войти?
   Син провел их на веранду, все сели.
   — Я слышал о пожаре. Ужасное дело. А еще я слышал, будто кто-то сгорел, а Дирк с Майклом пострадали. Ужасно. — Ронни с сочувствием покачал головой.
   — А ты слышал, что еще я потерял четыре тысячи акров? — вежливо поинтересовался Син.
   — Слышал, — кивнул Пай, с важным видом. Ронни с Деннисом украдкой переглянулись, опустили глаза.
   — Это очень печально, — произнес Ронни.
   — Вас беспокоит что-то еще? — вежливо поинтересовался Син.
   — Ну, я думаю, сейчас не самое подходящее время. — Ронни полез во внутренний карман и достал длинный свернутый документ, перевязанный красной лентой. — Напоминаю, мы не собирались обсуждать это сегодня. Может, оставим до лучших времен?
   — Говори! — потребовал Син.
   — Пункт восьмой. — Ронни развернул документ, прижав края кофейными чашками. — «По соображениям безопасности блок акаций номер два Львиного — холма…» — Ронни закашлялся. — Впрочем, не думаю, что есть смысл читать весь абзац. Ты знаешь, о чем идет речь. Часть ссуды ты должен был отдать корой.
   — Сколько времени ты мне дашь для сбора денег? — спросил Коуртни.
   — Ты же знаешь, Син, это не оговаривается в контракте. А ты что предложишь?
   — Мне нужен месяц, — сообщил хозяин.
   — Месяц! — Ронни был шокирован. — Смотри сам. Я этого не ожидал… то есть я был уверен, что у тебя есть деньги. Я не думал, что тебе нужен целый месяц… Впрочем, можешь выписать чек.
   — Черт побери! Ты же знаешь, что у меня их нет.
   — Мне кажется… — деликатно начал Пай. — Мне кажется, что если у тебя сейчас нет денег, то их не будет и через месяц. Не обижайся, Син, но мы должны решить эту проблему, как деловые люди. Если, конечно, ты согласен со мной.
   — Я согласен. — Коуртни кивнул. — Но мне нужен месяц.
   — Дай ему этот шанс, — впервые заговорил Деннис.
   Ронни резко повернулся к Петерсону, и его лицо исказила гримаса. Секунд пять он боролся с собой.
   — Ну ладно, Деннис, — пробормотал он. — Хотя мне это и не нравится. Кажется…
   — Я говорил с Одри перед тем, как прийти сюда. Я обещал ей… В любом случае, мы оба согласны с этими условиями. — Деннис отвел глаза в сторону.
   Вдруг Ронни закашлялся. О Боже! Будет приятно наблюдать за тем, как этот самонадеянный ублюдок ходит со шляпой и собирает милостыню. Сначала Син обратится к Петерсону, но Ронни уже опередил его телеграммой. Еще он телеграфировал Николсу в банк. Теперь эти новости быстро облетят все банки Южной Африки. Сину Коуртни тяжело будет заработать себе на еду.
   — Тогда все в порядке, Син. Но это наша последняя уступка. — Он засмеялся, потом, став серьезным, наклонился вперед. — У тебя только тридцать дней. Потом, клянусь Богом, для тебя все будет кончено.
   После их ухода Син в одиночестве сидел на широкой веранде. Солнце над горами было ярким и жгучим, но в тени оставалась прохлада. Он слышал болтовню девушек в доме, одна из них громко рассмеялась. Эти звуки разозлили Сина. Нахмурившись, он достал листок мятой бумаги, задумчиво сжимая огрызок карандаша.
   Потом написал: «Джексон. Общество по разведению акаций Наталя». Далее: «Николс-банк», «Бен Голдберг». Подумав, он вычеркнул последнее имя из списка. Глубоко вздохнул и для верности зачеркнул еще раз. Только не от Голдберга.
   Потом быстро приписал: «Канди». Подумав, добавил Тима Куртиса. Джон Ачесон находился в Англии, и чтобы получить от него ответ, потребуется недели две.
   Вот и все. Он вздохнул и засунул бумажку в карман. Закурил сигару, развалился на стуле и вытянул ноги, уперевшись ими в стенку. «Я уеду завтра утренним поездом», — решил он.
   Окна в комнате были открыты, и, лежа в кровати, Майкл Коуртни слышал каждое сказанное ими слово. Он с трудом, морщась от боли, встал, оделся и вышел через черный ход. Никто его не заметил. Лошадь ждала в конюшне, и, позаимствовав седло, он отправился в Теунискрааль.
 
   Заметив его, Анна выбежала во двор.
   — Майкл! О, Майкл! Слава Богу, с тобой все в порядке… — Но, увидев обожженное, в ссадинах лицо, замерла.
   Майкл медленно спешился, и грум увел лошадь.
   — Майкл, дорогой, твое лицо. — Она порывисто его обняла.
   — Ничего, мама.
   — Ничего! — Она отпрянула от него, поджав губы. — Среди ночи ты убежал к этому… этому… А потом возвращаешься домой с обожженным лицом и руками. И это ничего?!
   — Прости, мама! Бабушка ухаживала за мной.
   — Ты знаешь, я чуть не умерла от беспокойства, сидя здесь и представляя всякие ужасы. А ты даже не послал мне весточки, даже…
   — Ты могла приехать на Львиный холм, — мягко произнес он.
   — Домой к этому монстру? Никогда!
   — Где отец?
   — Как всегда, в кабинете. Дорогой, ты не представляешь, как мне не хватало тебя! Скажи мне, что ты меня любишь, Майкл.
   — Я люблю тебя, — автоматически произнес он, чувствуя, что опять начинает задыхаться. — Я должен повидаться с папой. Это очень срочно.
   — Но ты ведь только что приехал! Позволь мне сначала накормить и наглядеться на тебя.
   — Я должен немедленно увидеть отца. Прости, мне очень жаль. — Он пошел в дом.
   Гарри сидел за столом, когда Майкл вошел в кабинет. Юноша ненавидел эту комнату. Его раздражал высокий потолок, мрачные стены, отделанные панелями, на которых висели массивные охотничьи трофеи. Ему не нравились ковры, он не выносил запаха истлевшей бумаги и пыли. Эта комната служила символом того, от чего он пытался убежать всю жизнь. Теперь же он возненавидел ее так сильно, будто перед ним находилось живое существо. «Я пришел за долгом, — думал он, — и ты сполна мне заплатишь».
   — Майкл! — Сапог Гарри скрипнул, когда он вставал, чтобы приветствовать сына, и юноша вздрогнул.
   — Привет, папа.
   — Мы с мамой очень беспокоились. Почему ты не прислал, нам весточку? — В голосе Гарри звучала обида.
   Майкл открыл рот, чтобы по привычке извиниться, но вместо этого произнес:
   — Я был занят.
   — Садись, мой мальчик. — И Гарри указал на обитое кожей полированное кресло. Он снял очки в металлической оправе, но не стал разглядывать израненное лицо Майкла, его бесило, что он общается с Сином.
   — Я очень рад, что ты вернулся. Я как раз работаю над вступительной главой к новой книге. Это история нашей семьи, начиная с прапрабабушки, которая появилась на свет на мысе Доброй Надежды. Я очень дорожу твоим мнением. Мне важно знать, что скажет выпускник колледжа.
   Ловушка захлопнулась. Это было настолько очевидно, что Майклу стало не по себе. Он попробовал протестовать:
   — Папа, мне надо поговорить с тобой. Но Гарри уже поправлял очки.
   — Я думаю, это должно заинтересовать тебя. — Гарри поднял глаза и улыбнулся, как ребенок, который хочет сделать приятное другу. — Вот так. Я начну с самого начала. Но прости за огрехи. Я еще не редактировал текст. — И он начал читать, поднимая глаза после каждого параграфа, ища одобрительную улыбку Майкла. Неожиданно юноша не выдержал и закричал, прервав отца на середине предложения:
   — Я хочу, чтобы ты выкупил у меня мою долю Теунискрааля.
   Гарри потерял дар речи. Собравшись с духом, он продолжил чтение, но голос звучал монотонно и безжизненно. Закончив параграф, он отложил лист бумаги и снял очки. Когда Гарри медленно поднял голову, на переносице краснела полоска от них.
   — Почему?
   — Мне нужны деньги.
   — Зачем?
   — Надо.
   Гарри встал и подошел к окну. Он стоял, сжимая руки. Зеленые газоны спускались к изгороди, окружавшей сад, где среди зеленых деревьев росли кусты алых цветов. За садом шла возвышенность, поросшая негустым лесом и золотистой травой. Там находились сеновалы. А в вышине плыли серебристо-голубые облака.
   — Сегодня пойдет дождь, — пробормотал Гарри, но Майкл молчал. — Он будет очень кстати, а то за три недели пастбища пересохли. — Так и не услышав от Майкла ни слова, Гарри вернулся к письменному столу. — Я слышал, что вчера на Львином холме был пожар.
   — Да, был.
   — Мне говорили, твой дядя разорен и с ним покончено.
   — Нет! —поспешно выкрикнул Майкл. — Это неправда.
   — Тебе для этого нужны деньги, да?
   — Да.
   — Ты хочешь отдать их Сину?
   — Я хочу участвовать в его компании. Я не хочу никому ничего отдавать. Это будет деловое предложение.
   — А что будет с Теунискраалем? Ведь это твой дом и ты тут родился.
   — Пожалуйста, не надо, папа. Я уже все решил.
   — Это Син посоветовал тебе?
   — Нет. Он ничего не знает.
   — Значит, это твоя идея. Ты все придумал сам. Ради него ты готов предать родителей. О Боже, как же он околдовал тебя, если ради него ты готов на все!
   Сильно покраснев, Майкл вскочил на ноги так резко, что стул, на котором он сидел, упал.
   — Кажется, ты обвиняешь меня в предательстве?
   — Но это так и есть! — воскликнул Гарри. — Ты — иуда. Мы с матерью отдавали тебе все лучшее. Мы хотели послать тебя в университет. Мы все для тебя делали. Мы работали, мечтая о том дне, когда ты вернешься в Теунискрааль. — Он замолчал, часто и тяжело дыша. Потом вытер с подбородка капельки слюны. — Вместо этого ты бросаешь нас, чтобы присоединиться… к этой свинье. Ты думаешь, нам это должно нравиться? Ты думаешь, это не разобьет наши сердца? Из всех людей ты выбрал именно его! А теперь, теперь ты хочешь половину Теунискрааля, чтобы подарить ему, купить его…
   — Замолчи! — резко перебил его Майкл. — Перед тем как продолжать, вспомни, откуда у меня половина Теунискрааля! Вспомни, кто сделал мне этот подарок! — Схватив шляпу и хлыст, он направился к двери.
   — Майкл! — В голосе отца звучала такая мольба, что сын остановился.
   — ?
   — Твоя доля… не так уж велика. Я не говорил тебе, но когда-то… когда ты был очень маленьким… чума крупного рогатого скота… мне пришлось… — Он не мог больше говорить.
   — Что ты хочешь сказать?
   — Садись, Майкл. Садись, я кое-что покажу тебе. Испугавшись, Майкл повернулся и неохотно подошел к стулу.
   Гарри выбрал ключ из связки, подвешенной к цепочке часов, и открыл верхний ящик письменного стола. Он взял свернутый документ, развязал ленточку и, не говоря ни слова, протянул его сыну.
   Майкл развернул его и прочитал слова на обложке: «Дело о закладе».
   У него заныло в животе, он с трудом перевернул страницу, но читать все подряд так и не смог. Он обращал внимание лишь на подчеркнутые слова и словосочетания, но и их было достаточно, чтобы уловить смысл.
   «Ледибургская транспортная и банковская компания… Участок земли 25 000 залога… Расположен в районе Ледибурга. Питермарицбургский магистрат… называется фермой Теунискрааль… Все конструкции, сооружения… Плюс 8, 5%».
   — Понятно. — Майкл встал и протянул документ отцу.
   — Куда ты идешь?
   — Обратно на Львиный холм.
   — Нет! — прошептал Гарри. — Нет, Майкл. Пожалуйста, сынок. Нет. О Боже, нет!
   Майкл тихо вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
   Когда Анна вошла в кабинет, Гарри, ссутулившись, неподвижно сидел за письменным столом.
   — Ты позволил ему уйти! — прошипела она, но, казалось, Гарри не слышал ее. — Он ушел. Ушел к твоему брату! И ты его отпустил. — Последние слова она уже выкрикивала. — Ты — бездарный пьяница. Сидишь здесь и играешь в писателя. У тебя нет мужского самолюбия. Твой брат помог мне зачать его, тебя не хватило даже на это! Ты не мужчина, ты не смог удержать его! Опять твой брат обскакал тебя. Ты разрешил ему уйти. Ты позволил отнять у меня сына!
   Гарри не шевелился. Он ничего не видел и не слышал. В его голове роились мрачные, но тихие и туманные мысли, и из-за этого тумана он чувствовал себя в тепле и безопасности. И никто не мог помешать ему, так как дымка окутывала и защищала его. Ему ничто не угрожало.
   Анна схватила листки рукописи:
   — Ты сам не больше чем эта помятая бумажонка, с которой ты делишься своими мечтами и историями о настоящих мужчинах.
   Она рвала рукопись и бросала ему в лицо. Обрывки летали и кружились, словно опавшие листья, пока не опустились на его плечи и волосы. Он не шевелился. Задыхаясь от гнева и горя, Анна швырнула уцелевшие листки на пол и выбежала из комнаты.

Глава 69

   Они сидели рядом на платформе и молчали. За предыдущие дни и ночи все было обговорено, а теперь надо было помолчать. Случайные прохожие не сомневались, что перед ним — отец и сын. И хотя Майкла нельзя было назвать великаном и он сгибался под тяжестью поклажи, но их волосы были одинакового цвета, кожа одного оттенка, носы Коуртни и широкие рты с полными губами.
   — Как только добуду денег — телеграфирую. — Син детально объяснил Майклу финансовую структуру Львиного холма. Он рассказал ему о том, где собирается найти средства, чтобы спасти хозяйство от разорения.
   — А я буду разбираться здесь. — Майкл хотел ободрать акации, уцелевшие после пожара. Вчера они объехали плантацию, отмечая участки. — Удачи, дядя Син.
   — Так как мы работаем вместе, я предлагаю отбросить слово «дядя». А то получается слишком длинно.
   Майкл усмехнулся: