Син отвел глаза и увидел остатки коммандос Лероукса, спрятавшихся в расщелине, где их не могли достать уланы.
   Он сел на скалу и закурил. Дым крепкой сигары помог ему ощутить вкус победы.
   Через два дня Син вел свою колонну в Чарльзтаун. Их приветствовал гарнизон, и Син ухмылялся, наблюдая за реакцией своих людей. Полчаса назад их еще обстреливали, когда они тряслись на отбитых у врага лошадях. А теперь они были радостны и веселы, их встречали как героев, и им это нравилось.
   Потом лицо Сина снова стало грустным, когда он, оглянувшись, заметил, как мало их осталось. За ними тянулось пятнадцать фургонов, забитых ранеными.
   «Если бы я только выставил наблюдение».

Глава 47

   Ачесон с нетерпением ждал Сина. Через двадцать минут после прибытия в Чарльзтаун Коуртни сел в экспресс, уходящий на север. Он ненавидел Соула, принимавшего теплую ванну, Мбеджана, который убедил его отдать форму в чистку. Вечером Сину надо было идти на обед в офицерскую столовую, а Соул тем временем упьется его «Клико» и «Карвуазье».
   Когда Син прибыл в Йоханнесбург на следующее утро, он перепачкался сажей локомотива, а немытое две недели тело сильно пахло. Ачесон приказал встретить его и доставить в свои апартаменты в «Гранд-отеле».
   Майор Петерсон демонстративно не смотрел на Коуртни, заметив пятна, грязь и засохший ил, так как все это сильно контрастировало со столом, покрытым белой скатертью, на которой стояли серебряные приборы. Едкий запах, исходящий от Сина, испортил ему аппетит, и он закрывал нос шелковым платком. Но Ачесон, казалось, ничего не замечал и пребывал в прекрасном настроении.
   — Вы чертовски хорошо выглядите, Коуртни. Правда чертовски хорошо. Надеюсь, Лероукс не будет нас какое-то время беспокоить? Хотите еще яйцо? Петерсон, передайте ему бекон.
   Син закончил завтрак и налил чашку кофе перед тем, как сообщить:
   — Я хочу, чтобы меня освободили от командования. Я уже сыт всем этим по горло.
   Ачесон с Петерсоном с ужасом посмотрели на него.
   — О Боже, Коуртни, но вы достигли больших успехов — самых значительных за последнее время.
   — Я счастлив, — резко перебил Син. — Еще пару часов, и нас совсем бы уничтожили.
   — Я больше ценю счастливых офицеров, чем умных. Я отказываю в выполнении вашей просьбы, полковник Коуртни. — «Уже полковник, а чувствую себя как в кресле у дантиста», — с удивлением думал Син.
   Из-за стука в дверь он не успел возразить. Ординарец вошел в комнату и протянул Ачесону послание.
   — Срочная депеша из Чарльзтауна, — прошептал он.
   Ачесон взял бумагу и, размахивая ей, как дирижерской палочкой, продолжал говорить:
   — Мне нужны три младших офицера, на которых можно списать ваши потери. Вы поймаете их и передадите моей кавалерии. Я хочу от вас лишь этого. Когда вы сделаете это дело, вашей колонне придется еще немного потрудиться. Надо перерыть каждый дюйм земли между блокгаузами, уничтожая лошадей, домашний скот и урожай. Потом сжечь фермы. Всех мужчин, женщин и детей поместить в изолированные лагеря. Когда мы это сделаем, то останется только пустой вельд. Мы превратим его в вакуум, устраивая постоянные рейды и карательные операции. — Ачесон так ударил кулаком по столу, что звякнула посуда. — Уничтожение, Коуртни! С этого момента мы ведем войну на уничтожение!
   Эти слова очень не понравились Сину. И неожиданно в его сознании замелькали сцены разорений. Он увидел землю — свою землю, — почерневшую от огня, дома без крыш, стоящие на пустырях. Шум ветра на пустой земле заглушался плачем сирот и стонами людей, лишившихся крова.
   — Генерал… — начал было он, но Ачесон читал послание.
   — Черт! — резко произнес он. — Проклятье! Опять Лероукс! Он вернулся и захватил колонну улан, которые до этого отрезали бурам путь к отступлению. Забрал фургоны и скрылся в горах. — Ачесон положил депешу перед собой на стол. — Коуртни, — приказал он, — возвращайтесь туда и на этот раз поймайте его.

Глава 48

   — Завтрак готов, хозяин.
   Майкл Коуртни оторвал взгляд от книги и «посмотрел на слугу.
   — Спасибо, Джозеф, я иду.
   Два часа утренней учебы пролетели очень быстро. Он посмотрел на часы, стоящие на полке над кроватью. Уже шесть тридцать. Майкл закрыл книгу и встал.
   Причесывая волосы, он видел в зеркале юношу с серьезными серыми глазами на красивом лице, которое портил большой нос Коуртни. Черные волосы пружинили под щеткой.
   Он отложил щетку. Облачаясь в кожаную куртку, стал перечитывать параграф. Внимательно изучив и запомнив его, вышел в коридор.
   Анна и Гарри Коуртни сидели рядом за длинным обеденным столом в Теунискраале и поджидали сына.
   — Доброе утро, мама. — Она подставила щеку для поцелуя. — Привет, па.
   — Здравствуй, мой мальчик. — Гарри был одет в форму с орденами.
   Майкл разозлился, так как ненавидел всякую показуху. И еще это задевало его, так как ему было уже девятнадцать лет, шла война, а он сидел дома и занимался хозяйством.
   — Ты собираешься в город, папа?
   — Нет, я хочу заняться своими мемуарами.
   — А-а. — Майкл многозначительно посмотрел на военную форму. Его отец слегка покраснел и принялся за еду. —
   — Как учеба, дорогой? — нарушила молчание Анна.
   — Нормально, спасибо, мама.
   — Уверена, что с последним экзаменом у тебя будет не больше проблем, чем с предыдущим. — Анна ободряюще улыбнулась ему и взяла его за руку. Майкл быстро отдернул руку и отложил вилку.
   — Мама, я хотел поговорить, с тобой о срочной службе.
   Улыбка Анны угасла, а Гарри выпрямился.
   — Нет, — решительно произнес он. — Мы уже говорили об этом. Пока ты всего лишь подросток и должен слушаться старших.
   — Война скоро закончится, дорогой. Пожалуйста, подумай об отце и обо мне.
   Тогда все и началось. Ему льстили и умоляли, а расстроенный Майкл стоял посредине комнаты. Вдруг, резко развернувшись, он, хлопнув дверью, вышел. Оседланная лошадь ждала его во дворе. Майкл вскочил в седло и выехал за калитку, распугивая цыплят. Он мчался галопом.
   Родители слушали, как стихает стук копыт. Гарри встал.
   — Куда ты? — резко спросила Анна.
   — В кабинет.
   — К бутылке бренди, — уточнила она.
   — Нет, Анна.
   — «Нет, Анна», — передразнила она. — «Пожалуйста, не надо, Анна». Вот и все, что ты можешь сказать. — Ее недавно нежный голос превратился в рев разъяренной тигрицы.
   — Пожалуйста, Анна. Я обещаю, что не разрешу ему уехать.
   — Ты остановишь его? — Она расхохоталась. — Как ты остановишь его? Будешь греметь орденами? Как ты его остановишь — ты, который ничего не сделал за всю свою жизнь? — Она снова злобно расхохоталась. — Почему бы тебе не показать ему обрубок ноги и попросить пожалеть бедного калеку-папочку?
   Гарри выпрямился. Его лицо было очень бледным.
   — Он послушается меня. Ведь он мой сын.
   — Твой сын?
   — Анна, пожалуйста…
   — Твой сын! Вот это новость! Он не твой сын, а Сина.
   — Анна! — Он очень хотел, чтобы она замолчала.
   — Интересно, откуда у тебя мог взяться сын? — Она опять хохотала, а он ничего не мог поделать.
   Гарри отправился к двери, а она все кричала ему вслед, задевая две самые болезненные темы — увечье и бесплодие.
   Он прошел в кабинет, хлопнул дверью и запер ее. Потом быстро подошел к массивному шкафу с выдвижными ящиками, стоящему рядом с конторкой, налил пол бокала и выпил. Опустился на стул, закрыл глаза и снова потянулся за бутылкой. Налив бренди, он закрутил пробку. Эту порцию Гарри цедил очень медленно, где-то с час. Он научился радовать себя.
   Гарри расстегнул пуговицы, снял форму, повесил ее на спинку стула, снова пригубил из бокала, наклонился над пачкой исписанных листов и стал читать тот, который лежал сверху.
   «Коленсо. Описание кампании в Натале под командованием генерала Буллера. Составлено полковником Гарри Коуртни, награжденным крестом Победы и медалью за доблесть».
   Он поднял страницу, отложил ее в сторону и стал читать дальше. Он столько раз перечитывал написанное, что и сам поверил в эту историю. Это было здорово, и он знал это. Господин Вильям Гейнеман из Лондона тоже разделял эту точку зрения. Гарри отослал ему первые две главы, и их обещали напечатать как можно скорее.
   Все утро он работал спокойно и радостно. В полдень старик Джозеф принес ему еду в кабинет: холодного цыпленка с китайским салатом и бутылку белого вина, завернутую в белоснежную салфетку. Он ел и работал одновременно.
   Вечером, дописав последний параграф и поставив точку, он положил ручку в чернильницу. Гарри улыбался.
   — Ну а теперь пора навестить мою красавицу, — произнес он вслух и надел форму.
   Дом в Теунискраале стоял на вершине. Это было большое здание с белыми стенами, соломенной крышей и голландскими фронтонами. Поблизости были разбиты клумбы с азалиями и голубыми рододендронами, граничащие с «загонами для лошадей. Два из них были отведены для кобылиц с жеребятами и однолеток. Гарри остановился у низкого забора и наблюдал за молодняком, пристающим ко взрослым.
   Потом он захромал вдоль забора к небольшому участку, огороженному девятифутовыми столбами, где содержалась племенная кобыла. Она ждала его, приветливо кивая, прядая ушами и танцуя от нетерпения.
   — Хочешь сахара? — Гарри кашлял, потирая руки, пока лошадь лакомилась. — Вот и все.
   Кобыла благодарно склонила голову, а хозяин потрепал ее по шее:
   — Вот и все, моя дорогая. А теперь побегай для меня. Дай мне полюбоваться тобой. — Он отошел назад и громко захлопал в ладоши.
   Гордое животное встало на дыбы и победно заржало, рассекая копытами воздух.
   Грациозная и сильная, она заметалась в загоне.
   — Беги! — крикнул Гарри.
   Кобылица перешла на галоп, носясь по треку и взбивая пыль копытами. Солнце плясало на ее шкуре, под которой играли хорошо тренированные мускулы.
   — Беги! — Прислонившись к дыре в заборе, Гарри наблюдал за животным, и ему вдруг стало очень тоскливо.
   Немного погодя он выпрямился и крикнул через конный двор:
   — Зама, забери лошадь.
   Два грума вели племенную кобылицу на длинном поводу. Ее ноздри раздувались. Гарри стоял с закрытыми глазами, пока троица не скрылась из виду.
   — До встречи, моя красавица, — прошептал он дрожащим от волнения голосом.

Глава 49

   Майкл «Коуртни спешился на вершине среди скал. Целую неделю он боролся с искушением вернуться на это место. Ослушаться родителей казалось ему вероломством.
   Впереди виднелось крохотное пятнышко Теунискрааля. А между лесом и железной дорогой торчали крыши Ледибурга.
   Но Майкл не смотрел туда. Он стоял рядом со своей лошадью, глядя на гигантские вершины деревьев на северной стороне холма.
   Акации сильно выросли и заслоняли кронами тропинки между рядами. Зеленые вершины раскачивались, напоминая волны, гуляющие по морю.
   До Львиного холма было очень близко, но это была запретная территория, как дремучий лес в волшебной сказке. Он достал бинокль из седельной сумки и направил на крышу дома. Новая соломенная крыша, еще неповрежденная непогодой, возвышалась над кронами акаций.
   «Там бабушка. Я мог бы навестить ее. В этом нет ничего плохого. А его там нет. Он — на войне».
   Майкл медленно положил бинокль в сумку. Он знал, что не поедет на Львиный холм, его связывало слово, данное матери. И вообще, он был связан многими обещаниями.
   Он с грустью вспоминал их аргументы за завтраком и понимал, что родители опять победили. Он не мог оставить их, так как они не выживут без него. И он не сможет пойти на войну.
   Иронично улыбаясь, он вспоминал свои фантазии. Участвовать в битвах, по вечерам разговаривать у костра и бросаться на штыки неприятеля.
   Во время, рождественских каникул он проводил много времени, глядя в бинокль, не мелькнет ли где фигура Сина Коуртни. И теперь с чувством вины вспоминал, как однажды с восторгом наблюдал за дядей, который шел между, молодых побегов акации.
   Но теперь он уехал, и ничего плохого не будет в том, если он навестит бабушку. Как неспокойно было на душе. Наконец, тяжело вздохнув, он поехал к Теунискраалю.
   «Я не должен никогда приезжать сюда, — твердо решил Майкл. — Особенно после того, как он вернется домой с войны».

Глава 50

   Они устали, устали до изнеможения. Жан-Поль Лероукс наблюдал за вялыми бурами, которые спешились и стреноживали коней.
   Они устали от трех лет бегства и борьбы, ослабли, учась защищаться, огорчаясь, хороня товарищей, переживая за женщин и детей, помещенных в лагеря; они страдали, видя сожженные дотла дома.
   Возможно, это конец, подумал он и снял потертую тирольскую шляпу. Возможно, нам придется признать, что все кончено и надо сдаться. Он вытер лицо шарфом, изменившим цвет от пота и сырой земли. Он смотрел на руины дома на обрыве у реки. Огонь перекинулся на каменные деревья, их листья пожухли и медленно облетали.
   — Нет, — произнес он вслух. — Еще не все кончено. По крайней мере, надо попытаться еще раз. — Жан-Поль направился к ближайшей группе людей.
   — Привет, Генни. Как дела? — поинтересовался он.
   — Неплохо, Умник Поль. — Мальчик очень похудел. Хотя, впрочем, никому из них не удалось поправиться за последнее время. Он достал одеяло и расстелил его на траве
   — Понятно, Генни. — Жан-Поль кивнул и присел на корточки рядом с юношей. Достал трубку, стал ее посасывать. И хотя она давно не набивалась, привкус табака остался.
   — Хочешь щепотку, Умник Поль? — Один из бюргеров присел рядом и протянул ему кисет с табаком.
   — Нет, спасибо. — Жан-Поль с трудом отвел глаза от кисета, борясь с искушением. — Выкурим, когда пересечем Вааль.
   — Или когда доберемся до мыса Доброй Надежды, — пошутил Генни, и Жан-Поль улыбнулся. Этот город находился в сотне миль к югу от них, но именно туда они и направлялись.
   — Точно, прибереги до мыса Доброй Надежды, — согласился он, горько улыбнувшись. У него осталось всего около шестисот голодных, оборванных людей на полуживых лошадях, а им надо было прорваться через территорию, равную Франции, на которой хозяйничали враги.
   Но это был его последний шанс.
   — Джанни Смуте уже там с большим отрядом коммандос. Преториус пересек Оранжевое государство, Де Ла Рей и Де Вет идут за ним, а Зиетсман ждет нас на реке Вааль. На этот раз буры Доброй Надежды присоединятся к нам. И…
   Он говорил медленно, уперевшись локтями в колени, нагнувшись вперед, — изможденный гигант с нечесаной рыжей бородой, весь в пыли. Грязное лицо, спекшиеся губы. Рукава рубашки были пущены на перевязки. Сейчас к нему медленно подходили люди, садились вокруг и слушали, стараясь найти успокоение в его словах.
   — Генни, принеси мне Библию из седельной сумки. Мы немного почитаем.
   Солнце садилось, когда он закрыл книгу и посмотрел на товарищей. Следующий час прошел в молитвах, хотя целесообразнее было —потратить его на отдых. Но когда он вгляделся в их одухотворенные лица, то понял, что не зря потратил время.
   — А теперь спать, друзья. Завтра рано утром надо быть в седле. — «Если они не придут ночью», — подумал он про себя. Сам Лероукс не смог заснуть. Он сидел ив сотый раз перечитывал письмо от Генриетты. Оно было написано четыре месяца назад и целых шесть недель шло до него через шпионов, переправлявших почту. Генриетта болела дизентерией, а два младших ребенка, Стефан и младенец Поль, умерли от истощения. Это заболевание было очень распространено в лагерях, и она очень волновалась за судьбу старших детей.
   Стемнело, уже нельзя было читать. Он сидел, сжимая письмо в руке.
   Если они заплатили такую высокую цену, может быть, им удастся победить.
   Может быть, у них есть шанс. Может быть…
   — По седлам! По седлам! Англичане идут! — крикнули с холма у реки, где были расставлены их пикеты. Это прозвучало предупреждением.
   — По седлам! Англичане идут! — понеслось по всему лагерю. Жан-Поль наклонился и потряс спящего мальчика:
   — Проснись, Генни. Нам опять придется бежать. Через пять минут он вел свой отряд в ночь, на юг, к вершине.

Глава 51

   — Они все еще двигаются к югу, — сказал Син. — Уже три недели.
   — Такое ощущение, что Лероукс что-то замышляет, — согласился Соул.
   — У нас есть полчаса, чтобы дать отдых лошадям. — Коуртни поднял руку, и люди спешились, отпустили лошадей.
   Они ехали уже с неделю, и их животные были не в лучшей форме, но они бодрились. Син прислушался к добродушному подтруниванию. Это он создал из них реальную, мощную силу, которая десятки раз одерживала победы после фиаско, которое они потерпели год назад. Син ухмыльнулся. Они оправдали свое название. Протянув поводья Мбеджану, Коуртни пошел размяться в тень мимозового дерева.
   — У тебя есть какие-нибудь соображения по поводу того, что затевает Лероукс? — спросил он у Соула, который предложил ему сигару.
   — Должно быть, он направляется к железной дороге у мыса Доброй Надежды.
   — Наверное, — согласился Син, с радостью опускаясь на плоский камень и вытягивая ноги. — Боже, как я устал. И какого черта они не признают, что все кончено, а все идут и идут вперед.
   — Гранит не гнется. — Соул сухо улыбнулся. — Но кажется, его скоро разрушит ветер.
   — Мы думали так шесть месяцев назад, — ответил Син и поднял глаза. — Да, Мбеджан, в чем дело?
   Мбеджан, как обычно, начал издалека. Он подошел и на расстоянии шести шагов сел на корточки, аккуратно положил копья рядом с собой на траву, вынув щепотку нюхательного табака.
   — Хозяин.
   — Да? — Син ободряюще смотрел на него, пока зулус нюхал табак.
   — Хозяин, у этой смеси необычный вкус. — Он смачно чихнул.
   — Да?
   — Мне кажется, что следы изменились.
   — Ты говоришь загадками.
   — Люди, которых мы преследуем, едут не так, как раньше.
   Несколько секунд Син присматривался к следам. Да, он прав! Если раньше воины Лероукса ехали нестройными рядами, приминая траву на пятьдесят футов в ширину, то в это утро они передвигались колонной по двое.
   — Они едут, как мы, хозяин, и поэтому лошади, идущие сзади, ступают по следам идущих впереди.
   — Мы знаем, что их около шестисот… Черт! Я понял, что ты имеешь в виду…
   — Хозяин, мне кажется, что впереди уже не шестьсот воинов.
   — Боже! Неужели ты прав. — Син вскочил и начал расхаживать взад-вперед. — Он снова разделил своих людей. Мы проходили десятки горных кряжей, где они могли разделиться на маленькие группки. К вечеру мы будем преследовать человек пятьдесят, которые в темноте скроются от нас и поодиночке направятся к заранее оговоренному месту встречи. — Он сжал кулаки. — Боже, это так! — Он резко повернулся к Соулу: — Помнишь, мы переходили реку где-то с милю назад. А ведь это идеальное место.
   — Ты сильно рискуешь, — предостерег его Соул. — Если мы вернемся и окажется, что ты ошибся, мы можем потерять всех буров.
   — Я прав, — настаивал Син. — Я знаю, что прав. Прикажи седлать коней. Мы возвращаемся.
   Сидя на лошади, Син смотрел на чистую воду реки, на блестящую гальку и маленькие круглые валуны.
   — Должно быть, они пошли вниз по течению, потому что в противном случае ил осел бы на берегу; — Он повернулся к Соулу: — Я собираюсь взять с собой пятьдесят человек. Надеюсь, нам удастся не поднять облака пыли. Через час иди за нами следом с остатками колонны.
   — Так точно. — Соул ухмыльнулся.
   Зулусы ехали впереди по берегу реки, а Син, Экклес и пятьдесят человек передвигались по реке на северо-запад. Впереди находились хребты Дракенберга, окутанные бледно-голубой дымкой, вокруг простирался зимний коричневый вельд. На гористой земле вдоль хребтов тянулись небольшие заросли алоэ, а красные колючки грудились вдоль берегов.
   Высокие, холодные облака медленно плыли по небу. Слабое солнце не грело, дул резкий ветер.
   Двумя милями ниже форда Син стал проявлять беспокойство, наклоняясь вперед в седле и проверяя землю за Мбеджаном. Вскоре он не выдержал и крикнул:
   — Мбеджан, а ты уверен, что ничего не пропустил? Зулус встал с земли и презрительно посмотрел на него. Потом переложил щит на другое плечо и, не отвечая, продолжил поиски.
   Через пятьдесят ярдов он выпрямился.
   — Нет, хозяин. Я не потерял их. — Он указал дротиком на глубокую трещину на берегу, где лошади выходили из воды, и примятую траву с засохшим илом.
   — Настигнем их! — Син вздохнул с облегчением, услышав одобрительные возгласы.
   — Хорошая работа, сэр. — Усы Экклеса подрагивали, когда он ухмылялся.
   — Сколько, Мбеджан?
   — Двадцать, не больше.
   — Когда?
   — Ил высох. — Чтобы дать более точный ответ, Мбеджан взял горсть земли и стал изучать текстуру. — Они были здесь, когда солнце стало припекать.
   В полдень, то есть прошло уже пять часов.
   — Отпечаток достаточно четкий, чтобы догнать их?
   — Да, хозяин.
   — Тогда беги, Мбеджан.
   Следы вели на запад, потом поворачивали к югу. Колонна Сина сомкнула ряды и направилась вслед за Мбеджаном.
   На юг, все время на юг. Син раздумывал о том, что же будет, если они столкнутся с шестью сотнями врагов?
   Но пока же не столкнулись! Пока! Если он не ошибается, то они и не должны столкнуться!
   Куда же они направляются? К железной дороге, как предполагает Соул? Едва ли. Жан-Поль не будет так сильно рисковать всеми своими людьми.
   Тогда куда же? На мыс Доброй Надежды? О Боже, конечно, именно туда. В эту богатую и прекрасную страну, где много хлеба и вина. В эту тихую и безопасную страну, обленившуюся за сотни лет правления британцев и все же населенную людьми с той же кровью, что и у Лероукса, Де Вета и Смутса.
   Смуте уже провел свой отряд через Оранжевую реку. А что, если Лероукс идет за ним, потом присоединится Де Вет, а буры мыса Доброй Надежды нарушат нейтралитет и сольются с коммандос? Голова просто раскалывалась от таких мыслей. Син с трудом заставлял себя думать о настоящем.
   И что же, Жан-Поль хочет добраться до мыса, имея всего шестьсот человек? Нет, у него должно быть больше людей. Наверное, он едет на встречу с другим отрядом. Но с кем? С Де Ла Реем? Нет. Де Ла Рей в Магалиесберге. С Де Ветом? Де Вет далеко на юге. Убегает от преследующей его колонны. Зиетсман? А, Зиетсман! Зиетсман с полутора тысячью человек.
   Где же они должны встретиться? Очевидно, на реке, чтобы напоить две тысячи лошадей. В Оранжевом государстве очень опасно — поэтому они направятся в Вааль. Но куда именно? Это должно быть легко узнаваемое место. В одном из фордов? Но там отряды кавалерии. На слиянии протоков? Да, там.
   Син яростно стал рыться в седельной сумке в поисках карты.
   — Сейчас мы здесь. — Он внимательно изучал ландшафт. — На юге река Падда.
   — Простите, сэр?
   — Падда, Экклес, Падда!
   — Очень хорошо, сэр, — бесстрастным голосом произнес майор, стараясь скрыть замешательство.
   Под ними в долине горел одинокий костер, на рассвете его затушили.
   — Отлично, Экклес, — прошептал Син.
   — Сэр! — Не повышая голоса, Экклес постарался говорить очень убедительно.
   — Я иду вниз. — Син еще раз хотел повторить все распоряжения и напомнить о том, как очень важно захватить всех до единого. Но Экклесу было достаточно и одного раза. Вместо этого он прошептал:
   — Ждите сигнала.
   Буры выставили только один караул, так как были уверены в своей безопасности из-за стратегической уловки, благодаря которой они скрылись от преследователей и теперь спокойно спали вокруг замаскированного костра. Син и Мбеджан тихо спускались, прячась в траве. Они остановились в двадцати шагах от патрульного. Син с минуту смотрел на его темный силуэт на фоне звездного неба, принимая решение.
   — Он тоже спит. Мбеджан заворчал.
   — Убери его потише, — шепотом приказал Син. — И смотри, чтобы ружье не упало.
   — Мбеджан сделал шаг вперед, но Син, положив руку на плечо, предупредил: — Только не убивай. В этом нет необходимости, — и Мбеджан тихо, как леопард, стал красться к скале.
   Коуртни ждал, пристально вглядываясь в темноту. Секунды шли, неожиданно бур исчез со скалы. Послышался слабый вздох, и все смолкло.
   Син ждал, Мбеджан появился так же тихо, как ушел.
   — Дело сделано, хозяин.
   Син сложил руки рупором, надул щеки и свистнул, подражая крику ночной птицы. Один из спящих у костра зашевелился и что-то забормотал во сне. Какая-то лошадь заржала, раздувая ноздри. Но ветер заглушал эти звуки.
   — Экклес! — позвал Син.
   — Сэр?
   Они медленно пошли к лагерю.
   — Джентльмены, завтрак готов! — крикнул Син по-голландски.
   Проснувшись, буры увидели стоявшего над ним мужчину с ружьем в руках.
   — Разожгите костер, — приказал Син. — Возьмите у них ружья. — Операция прошла очень просто, и он специально говорил грубо, чтобы разрядить обстановку.
   — Мбеджан, принеси того бура со скалы.
   Зулус подтащил его к костру, а Син закусил губу, увидев, что язык у пленника вывалился, а ноги связаны.
   — Он мертв?
   — Он спит, хозяин.
   Став на колени рядом с буром, Коуртни попытался рассмотреть его лицо при свете костра. Даже не мужчина, а юноша с худым лицом, поросшим первой светлой щетиной. В уголке глаза — большой ячмень, ресницы покрыты желтым гноем.
   Син посмотрел на других пленников. Их разделили на группы и держали на таком расстоянии, чтобы они могли слышать друг друга.