Смит Уилбур. И грянул гром

   — Далеко еще, Нонга? — крикнул командир.
   — Теперь близко, хозяин.
 
   Отделенный от отряда Сина двумя гребнями разрушенных скал, тот же вопрос задал молодой бур:
   — Далеко еще, Умник Поль?
   Но перед тем как ответить, главнокомандующий Лероукс поудобней устроился в седле и оглянулся назад на своих коммандос, которых было человек сто. Он вел их к месту встречи — в горный лагерь. Буры ехали единой группой — бородатые мужчины в разноцветных домотканых одеждах. Их лошади были укрыты зимними попонами. Жан-Поль, глядя на них, испытывал гордость. Здесь преобладали ветераны, закаленные в полусотне битв, отточившие военные навыки, как бритву, гибкие, как лучший клинок. Посмотрев на мальчика, ехавшего рядом с ним, он в очередной раз обратил внимание на его глаза, мудрые, как у старика.
   — Уже близко, Генни.
 
   — Экклес, мы устроим здесь привал. Воды лошадям. Ослабить подпруги, но не расседлывать их. Не разводить огней, но люди могут поесть и отдохнуть.
   — Есть, сэр.
   — Я поеду вперед и посмотрю лагерь. Пока я буду в отъезде, прошу проверить амуницию и «максимы». Вернусь часа через два.
   — Когда мы выступаем, сэр?
   — Мы поедем вперед в сумерках. Я хочу, чтобы мы добрались до позиции, когда взойдет луна. Можете сообщить об этом людям.
   Когда Син и Нонга оставили колонну у подножия горы, двое мужчин наблюдали за ними с гряды. Они лежали на животах среди камней. Разведчики были бородаты. Один из них, британский офицер Сэн Браун, подстелил заплатанный кожаный жакет, рядом с ним на скале отдыхал маузер.
   — Они послали шпионов в лагерь, — прошептал он, а его напарник ответил по-голландски:
   — Ага, они нашли его.
   — Быстро скачи к Умнику Полю и скажи, что у нас есть триста свежих людей в форме цвета хаки, готовых к активным действиям.
   Другой бур ухмыльнулся, побежал к лошади и завел ее на траву, заглушающую цокот копыт. Через час Син вернулся из разведки.
   — Мы нашли их. — Он ухмыльнулся Соулу и Экклесу. — Они в двух милях в скрытом месте в горах. — Он сел на корточки и сдул грязь с ладоней. — Теперь мы поступим так. — Он стал быстро рисовать веточкой на земле. — Это наша равнина. Мы здесь. Это наш лагерь, горы здесь, здесь и здесь. Это — подход к тому месту; где они спрятались. Мы разместим два «максима» и по сотне человек здесь, напротив, и здесь, ниже. Я хотел бы…
   Неожиданно нарисованная на земле карта взорвалась, грязь попала ему в глаза и рот.
   — Что за черт… — только и смог произнести он с забитым ртом. Остальных слов никто не расслышал из-за свиста пуль.
   Утирая слезы, он посмотрел вверх на холмы.
   — О Боже!
   Легкий туман от оружейного огня приближался к ним, гонимый ветром. Син вскочил на ноги.
   — В реку, отведите коней в реку! — Он перекрикивал ужасную канонаду, пронзительный, свистящий и жалобный вой снарядов и непрерывный свист пуль.
   — В реку! Немедленно всем в реку!
   Он побежал вдоль колонны, поторапливая мужчин, собирающих оружие и хватающих испуганных лошадей.
   Огонь буров стегал их, как кнут. Люди и кони со стонами падали в траву. Отвязавшиеся скакуны как очумелые метались по равнине, а уздечки и стремена хлестали их по крупам.
   — Оставьте их! Пускай убегают!
   Два мула упали рядом с шотландской повозкой. Син откинул брезентовое покрытие и взял один из пулеметов. Просвистевшая пуля расщепила дерево, и Коуртни поранил руку.
   — Эй, ты! — крикнул он одному из матросов. — Держи это! — Он передал ему «максим», и мужчина, схватив его, бросился к реке. С комплектом боеприпасов в каждой руке Син следовал за ним. Он бежал по пояс в воде, каждый шаг давался ему с трудом, и им овладел страх. Пуля сбила ему шляпу на глаза, груз тянул вниз, но он, спотыкаясь, рвался в укрытие. Неожиданно земля ушла у него из-под ног, и он в шоке шлепнулся прямо в ледяную воду.
   Но тут же поднялся. Сжимая ленты от «максима», стал выбираться на крутой берег. Над ним свистели пули буров. В русле барахталось множество людей, остальные все прыгали и прыгали в реку, увеличивая свалку.
   Вода стекала с одежды Сина, когда он выбрался на берег. Паника прекратилась. Смолк и огонь буров. Относительная тишина повисла над долиной. Ее нарушали лишь стоны и крики раненых.
   Первым делом Син подумал о Соуле. Тот выводил на берег двух груженых мулов. Рядом с ним Нонга и Мбеджан вели еще двух. Коуртни послал друга командовать дальним флангом.
   — Майор! — крикнул Син и с радостью услышал ответ Экклеса:
   — Здесь, сэр.
   — Распределите людей вдоль берега и прикажите им срезать траву, чтобы не было пожара.
   — Есть, сэр. — И он тут же начал действовать: — Эй, болваны! Разве вы не слышали приказания майора? Оторвите свои задницы!
   Через десять минут две сотни ружей готовы были стрелять, а «максим» установили за земляной насыпью. Те же, кто потерял ружья, занимались ранеными. Маленькую группу несчастных поместили в центре. Они сидели по пояс в воде, и кровь окрашивала ее в розовато-коричневый цвет.
   Син встал рядом с Экклесом и, подняв голову, всматривался в даль. Смотреть на противоположный берег было страшно. Мертвые люди и животные, раскиданная поклажа валялись в траве вперемешку с одеялами и провизией. Раненые беспомощно стояли вдоль берега, обреченно опустив головы.
   — Есть там кто живой? — крикнул Син, но мертвые не умеют разговаривать. Его услышал лишь снайпер-неприятель, и тут же над его головой просвистела пуля. Син быстро пригнулся.
   — Большинство из них пытались переправиться, сэр. А для тех, кто не смог, лучше там, чем на дне в иле.
   — Каковы наши потери, Экклес?
   — Около дюжины убитых и в два раза больше раненых. Но мы еще легко отделались.
   Син кивнул:
   — Они высоко метили. Впрочем, даже лучшие стрелки допускают эту ошибку, когда стреляют вниз с горы.
   — Их огонь застал нас врасплох, — задумчиво произнес Экклес, и Син обратил внимание на его серьезный тон.
   — Знаю. Я должен был поставить наблюдателей, — согласился он и про себя добавил: «Ты не Наполеон, и потери подтверждают это». — А сколько людей осталось без оружия? — спросил он.
   — У нас двести десять ружей и один «максим», сэр, я приказал выдать каждому по сотне патронов.
   — Должно хватить, — решил Син. — Придется попотеть, пока разведчики не приведут подкрепления.
   Целых полчаса ничего не происходило. Син ходил по позиции и разговаривая с людьми.
   — Как дела, моряк?
   — Мою старую маму хватил бы удар. «Сынок, — сказала бы она, — от сидения в грязи мало толку». — Мужчина был ранен в живот.
   — Попробуй покурить. Мне это всегда помогает.
   Син достал отсыревшую сигару, протянул раненому и пошел дальше. Очень молодой человек тихо плакал, прижимая к груди окровавленные бинты.
   — Сильно болит? — заботливо спросил Син. Мальчик поднял глаза, посмотрел на него, а по щекам потекли слезы.
   — Уходите, — прошептал он. — Пожалуйста, уходите.
   Син выполнил его просьбу. «Я должен был поставить людей наблюдать за гребнем горы, — подумал он. — Я должен был…»
   — Сэр, на гребне — белый флаг, — возбужденно сообщил ему один из воинов.
   Незамедлительно гул голосов пронесся по позиции.
   — Они решили просушить свои мокрые шмотки.
   — Эти ублюдки хотят попасть в окружение.
   Син подошел к берегу и замахал шляпой в ответ на белый флаг, развевающийся на гребне. К нему подъехал всадник. Коуртни приветствовал его по-голландски. Бур, едва кивнув, протянул ему послание.
   «Сэр, с минуты на минуту я ожидаю прибытия пушки „хочкисс“. Ваша позиция небезопасна. Я предлагаю вам сложить ружья во избежание дальнейшего кровопролития.
   Жан-Поль Лероукс, главнокомандующий винбергских войск».
   Послание было написано на клочке коричневой бумаги.
   — Мои наилучшие пожелания генералу, сэр, но мы побудем здесь еще немного.
   — Как вам будет угодно, — ответил бур. — Но сначала… — он указал на фигуры людей в форме цвета хаки, лежащие среди мертвых лошадей и мулов, — сначала вы должны посмотреть, есть ли среди них живые. А еще мы просим вас добить раненых животных.
   — Вы так добры, сэр,
   — Хотя, конечно, вы не должны брать ружья и снаряды.
   — Конечно.
   Бур следил за тем, как Экклес с полудюжиной солдат рыскал по полю, добивая раненых животных и осматривая людей. Один молодой парень был все еще жив. Воздух с тихим шипением выходил из дыхательных путей, он истекал кровью, Через реку его перенесли на одеяле.
   — Одиннадцать убитых, сэр, — доложил Экклес.
   — Как только закончится перемирие, мы должны перетащить еще один «максим» и два ящика снарядов.
   Они стояли рядом с шотландской повозкой, и Син склонил голову, изучая большое орудие из голубого металла, накрытое брезентом.
   — Есть, сэр.
   — Мне надо четыре человека. Убедитесь, что у них есть ножи. Понадобится перерезать веревки.
   — Есть, сэр. — Экклес ухмыльнулся и отправился обратно к реке.
   Син подошел к сидящему на коне буру:
   — Мы закончили, сэр.
   — Хорошо, когда я скроюсь за горизонтом, вы начнете снова.
   — К вашим услугам. — Син побрел обратно к реке, обходя мертвых. Над ними уже кружились мухи, поднимаясь с трупов, когда он проходил мимо.
   Син дошел до берега и увидел Соула во главе безоружных людей. Рядом с ним сидел рассерженный Экклес. Его усы висели от огорчения. Син понял, что произошло. Соул вызвался командовать добровольцами, забыв о своем высоком звании.
   — Какого черта ты это делаешь? — строго спросил Коуртни.
   Соул пристально посмотрел на него.
   — Стой, где стоишь. Это приказ. — Он повернулся к Экклесу. — Перебирайтесь на другой берег, майор.
   Экклес усмехнулся.
   Времени спорить не было. Гонец буров находился бы уже на полпути к вершине. Син повысил голос, обращаясь к мужчинам на позициях у берега:
   — Слушайте все. Никто не должен стрелять, пока враг не откроет огонь. Таким образом мы сэкономим снаряды. — Потом, понизив голос, вновь обратился к Экклесу: — Не бегите, а просто идите небрежной походкой.
   Син прыгнул в воду и оказался между Соулом и Экклесом. Они втроем смотрели на вершину и заметили, как всадник, помахав им шляпой, пропал.
   — Пошли, — приказал Син.
   Люди направлялись к шотландской повозке. Маленький упрямец, подумал он и пошел за ними.
   В полной тишине, напоминающей о грозящей буре, он проворчал, обращаясь к Соулу:
   — Я еще тебе покажу!
   Фридман ухмыльнулся с видом победителя. Хотя с вершины холма еще не стреляли, долго это продолжаться не могло.
   Соул с Экклесом перерезали веревки, стягивающие брезент. Син скинул его и нагнулся за пулеметом.
   — Возьми его! — приказал он мужчине, стоящему рядом. — Хватаем снаряды и бежим.
   С вершины горы начали стрелять. Залпы напоминали барабанный бой. Петляя, добровольцы приближались к реке.
   Один мужчина упал. Син отбросил ящик с патронами, с трудом заставил себя остановиться, поднял «максим», продолжая путь. Впереди двигался Экклес, за ним Соул, а Син с тремя добровольцами замыкал шествие.
   Все кончилось, Син сидел в ледяной воде, прижимая пулемет к груди. Он безумно злился на Фридмана, наблюдая за тем, как Соул с Экклесом, стоя на коленях лицом друг к другу, хохочут как безумные.
   Син, отдав пулемет соседу, направился к этой веселой компании и положил руку на плечо лучшему другу.
   — Ты… — Он не мог найти достаточно громких и резких слов. Если Соула убьют то Рут никогда не поверит, что это произошло не по его приказу. — Ты дурак, — произнес он и с трудом сдержался, чтобы не ударить Фридмана, но его отвлекли крики.
   — Чертов ублюдок!
   — Он наверху!
   — Ложись, ради Бога, ложись!
   Син, забыв про Соула, посмотрел на гребень через бойницу и увидел бойца, идущего с «максимом». Он двигался вдоль берега, с трудом волоча ноги. Буры стреляли по нему с вершины.
   Всех сковал ужас, никто не осмеливался подойти к нему.
   Он был ранен, шатался, но продолжал идти вперед. Бурам удалось подстрелить героя, и он упал лицом вниз.
   Огонь смолк, и в наступившей тишине зашевелились люди, продолжая прерванные разговоры о повседневных делах. Но они не могли смотреть в глаза друг другу, так как им пришлось присутствовать при интимном акте — человеческой смерти.
   Гнев Сина остыл, и он стал благодарить Бога за то, что на том месте оказался не Соул.

Глава 45

   Во время длительного затишья Син с Соулом сидели рядом на берегу. И хотя они говорили мало, былая дружба сплачивала их.
   Первое ядро с шумом и треском пролетело у них над головами, и они, как и все остальные, инстинктивно пригнулись. От разорвавшегося снаряда поднялся столб желто-коричневой пыли. Ужас сковал сердце.
   — Черт, да у них пушка!
   — Закажите мне билет на следующий поезд, парни!
   — Не стоит волноваться, мальчики. Оттуда им нас не достать! — неуверенно крикнул Син.
   Следующий снаряд оставил след около воды, забросав их землей и галькой. Целую долгую секунду они стояли, ошеломленные, и кашляли от дыма, потом, как опытная бригада могильщиков, бросились на землю и стали окапываться. Пыль стояла столбом, напоминая бледно-коричневый туман над рекой. Когда прозвучал следующий выстрел, они уже вырыли себе в земле окопы размером со шкаф.
   Артиллеристы-буры стреляли с перерывами. Два-три снаряда, пролетев над головами бойцов, разорвались далеко в степи. Следующий попал в реку, подняв столб воды и ила. С вершины горы послышались радостные крики, за которыми последовало затишье. Возможно, артиллеристы принимали поздравления от своих товарищей. Потом огонь усилился, стрелять стали чаще. И опять тишина.
   В одну из таких пауз Син посмотрел в бойницу:
   — Там пьют кофе, Экклес.
   — Если дела пойдут и дальше так, я не удивлюсь тому, что они выбросят еще один белый флаг и принесут нам кофе.
   — Сомневаюсь. — Син усмехнулся. — Наверное, они спустятся. — Он вынул часы. — Половина пятого. Два часа до заката. Лероукс должен принять решение до темноты.
   — Если они придут, то только сзади, — весело заметил Соул и указал на холм, откуда исходила угроза тылу. — Чтобы отбить атаку, мы должны занять линию обороны вдоль дальнего берега и подставить спины выстрелам с холма.
   Син с минуту обдумывал ситуацию:
   — Дым! Вон там!
   — Простите, сэр?
   — Экклес, прикажите людям соорудить очаг и натаскать сухой травы и веток, — велел Син. — Если они придут сзади, мы спрячемся в дыму.
   Через пятнадцать минут работа, стоившая невероятных усилий, была закончена. С интервалами в десять шагов были сооружены каменные очаги вдоль реки. Рядом с каждым лежала куча травы и веток.
   Незадолго перед закатом, в час теней и обманчивого света, окутанный туманом в застывшем холодном воздухе Лероукс вел своих всадников к реке.
   Син услышал цокот копыт, напоминающий пронесшийся вдалеке поезд, и встал.
   — Вон они! Ублюдки заходят сзади! — крикнул кто-то.
   В свете низкого солнца были видны отбрасываемые бурами большие, искаженные тени. Они приближались с запада.
   — Зажечь огни! — приказал Син.
   Пятьсот всадников, пригнувшись в седлах и стреляя, мчались на полном скаку.
   — «Максимы»! — крикнул Коуртни. — Перетащите «максимы»!
   Добровольцы подняли тяжелые орудия и перенесли через поток. После каждого выстрела поднимался голубой дымок. Люди, кашляя и бранясь, занимали новые позиции. С вершины хлестал яростный огонь, снаряды падали в реку и на равнину.
   — Стрелять только по приказу! — рявкнул Син. — Покажем этим ублюдкам! Зададим им жару!
   Грохот был оглушающим — рвались снаряды, — строчили «максимы», неслись крики ярости и боли, слышался цокот копыт. Все было окутано пылью и дымом.
   Оперевшись на локти, Син прицелился и выстрелил. Одна лошадь упала, подбросив вверх всадника и ружье. Не снимая приклада с плеча, командир взвел курок и выстрелил снова. Так ему! Очередной наездник закачался в седле. Падай, ублюдок! Вот так! Мужчина опрокинулся назад и упал. Коуртни стрелял снова и снова, пока магазин не опустел. Плечо очень ломило от отдачи.
   Рядом с ним устанавливали «максим» на специальную кованую подставку. Коуртни наблюдал, как пулемет медленно косит врагов по кругу, оставляя лежащих животных и бьющихся в судорогах людей. Вдруг патроны кончились, и артиллерист, привстав, полез в деревянный ящик за новой лентой. Но в этот момент пуля с вершины попала ему в шею, он упал, и кровь через открытый рот стала хлестать прямо на орудие. Черты лица исказила гримаса смерти.
   Син бросил ружье и стащил мертвеца. Перезарядив «максим», он положил большой палец на рычаг.
   Враги подошли совсем близко. Син занял позицию, целясь лошадям в грудь. Кровь артиллериста засохла на барабане. Трава у дула стала ровной и слегка подрагивала от выстрелов. К нему, выстроившись в ряд, приближались всадники. Раненые кони кидались в воду и, перекатываясь, взбивали копытами ил.
   — Слезайте с лошадей! Прячьтесь за животными! — закричал старый бур с белой бородой.
   Син решил подстрелить его. Несмотря на дым, старик заметил Сина. Он успел вынуть правую ногу из стремени, но так как сжимал ружье в левой руке, то не мог быстро спешиться. Син посмотрел ему прямо в серые глаза, но не увидел в них страха. Очередь прошила грудь храброго бура, взмахнув руками, он упал назад, левая нога застряла в стремени, и испуганная лошадь потащила его тело.
   Атака захлебнулась. Огонь буров стих, лошади развернулись и поскакали к вершине. Старый бюргер, которого подстрелил Син, свешивался с седла и касался головой травы, оставляя за собой длинный след.
   — Рядом с Коуртни веселились и ликовали его воины. Лишь некоторым было не до смеха. Вдруг с чувством вины Син заметил, что стоит на трупе артиллериста, убитого из вражеской пушки.
   — Неплохо постреляли. — Экклес светился от радости. Как и многие старые вояки, он относился к смерти и мертвым без должного уважения.
   — Да, — согласился Син.
   На открытом месте с трудом поднялась лошадь. Она стояла, дрожа и покачиваясь на трех ногах. Закашлял в траве раненый бур. Он истекал кровью.
   — Да, неплохо постреляли. Вывесите флаг. Они должны спуститься и подобрать раненых.
   — Хозяин, там, где река поворачивает, а берега невысокие, он разместил людей, — докладывал Мбеджан, вернувшись из разведки. — Мы не сможем там пройти.
   — Я тоже так думаю. — Син протянул ему открытую жестянку с мясом. — Ешь.
   — Что он сказал, сэр? — спросил Экклес.
   — Ниже по течению их люди. — Командир зажег сигару, которую достал из седельной сумки убитой лошади.
   — Чертовски холодно сидеть здесь в иле, — пожаловался Экклес.
   — Терпение, майор. — Син улыбнулся. — Мы доберемся до них к полуночи. Подождем, пока они будут пить кофе у костра на вершине.
   — Вы хотите захватить вершину, сэр? — Экклесу явно понравилась эта мысль.
   — Да. Предупредите людей. Трехчасовой отдых, а потом штурм.
   — Очень хорошо, сэр.
   Син лег на спину и закрыл глаза. Он очень ослаб, глаза болели от пыли и дыма. Ему было очень сыро и холодно, сапоги отяжелели от ила. От луддитовых паров раскалывалась голова.
   «Я должен был поставить людей наблюдать за вершиной, — снова подумал он. — Боже! Как же я ошибся! Во время похода я потерял всех лошадей и большую часть людей. Мне надо было поставить наблюдение».

Глава 46

   Британцы захватили вершину через несколько минут после полуночи, не встретив особого сопротивления. Буры выставили часовых и у подножия дальнего холма, и Син посмотрел сверху вниз на лагерь противника. Огни костров горели по всей долине. Люди
   стояли вокруг них, глядя на вершину. Син грубо обругал их и крикнул Экклесу:
   — Прекратить стрельбу! Успокоить людей! Скоро у нас будут гости.
   Бюргеры построили на вершине укрытия, которые теперь защищали людей Сина. В течение десяти минут установили «максимы», и двести уцелевших воинов ждали приближения врагов из долины. Наконец они услышали долгожданные шаги.
   — Они идут, майор. Приготовиться!
   Бюргеры шли крадучись, и, когда Коуртни, различив их шепот, решил, что они подошли достаточно близко, он приказал открыть слабый огонь из ружей и «максимов», чтобы пристреляться. Буры ответили мощным оружейным огнем. Им помогала артиллерия из долины.
   Первый снаряд пролетел в нескольких футах над головой Сина. Второй и третий разорвались неподалеку от атакующих буров, вызвав такую волну протеста, что артиллеристы, усилия которых не оценили, обиделись и больше не стреляли той ночью.
   Коуртни ожидал мощного ночного штурма, но скоро стали ясны опасения Лероукса. Он боялся, что его же воины, находящиеся в долине в темноте, напутают и откроют огонь по своим. Правда, генерал мог утешать себя тем, что и Сину придется бодрствовать всю ночь, так как его воины подходили иногда к позициям англичан. Коуртни засомневался в мудрости своего противника. Рассвет должен был застать его на скалистом гребне, лицом к лицу с превосходящими силами врага. Короткую линию обороны англичане не укрепили с флангов, поэтому их легко было окружить и обстрелять продольным огнем. Син вспомнил Шпионский холм, воспоминания были не из самых приятных. В качестве альтернативы они могли вернуться к реке, но у него волосы вставали дыбом от подобных мыслей. Скоро станет легче. И если им суждено потерпеть поражение, то лучше уж в горах, чем в иле. Мы остаемся, решил он.
   На рассвете наступило временное затишье, перестрелка почти прекратилась. Доносились лишь отдельные выстрелы с нижнего холма, но Син чувствовал нарастание активности буров. Зловещие шорохи и приглушенные голоса, доносящиеся с флангов, подтверждали его подозрения. Но теперь было уже поздно отступать к реке, так как в горах появились неясные силуэты на фоне окрашенного зарей неба. Казалось, огромная армия врага подошла очень близко и настроена очень недружелюбно.
   Син встал.
   — Возьми пулемет, — прошептал он бойцу, стоявшему рядом.
   Командир отряда скаутов всю ночь провозился с этим грозным, неуклюжим орудием, и теперь его руки были покрыты глубокими порезами, а плечи сильно болели. Ссутулившись, он пошел вдоль линии укреплений, чтобы поболтать с людьми, пытаясь найти нужные слова, чтобы подбодрить каждого.
   По их ответам он чувствовал, что воины доверяют ему. Это было даже больше, чем уважение, — они чуть ли не боготворили его. Также относились и к генералу Буллеру. Он допускал ошибки, многие гибли, но его все равно любили. Син дошел до края укреплений.
   — Как делишки? — мягко спросил он у Соула.
   — Неплохо.
   — А как насчет наших друзей-буров?
   — Они очень близко. Мы слышали их разговоры несколько минут назад. Думаю, они в том же состоянии готовности, что и мы.
   — Пора покончить со всем этим.
   Покончить со всем этим! Он так решил. А что, если после этого боя им придется стоять в самой постыдной позе — с поднятыми руками?.
   — Лучше бы тебе забраться в укрытие, Син. Быстро светлеет.
   — Это кто кому должен приказывать? — Син хмыкнул. — И не вздумай строить из себя героя. — Син стремительно зашагал к другому флангу.
   Ночь быстро отступала, и день начался так внезапно, как это бывает только в Африке. Буры свернули лагерь и убрали пушку. Син знал, что лошади неприятеля тащат ее к вершине, которая была напротив его позиции. А еще он знал, что среди скал затаились враги, они заняли фланги англичан и, возможно, даже зашли им в тыл.
   Син пристально и неторопливо оглядывал горы, небо, равнину. При неярком свете это место выглядело очень красиво.
   Он перевел взгляд на узкий проход к долине и вздрогнул от радости. Вход на равнину был заблокирован людьми в форме цвета хаки. При тусклом свете это скопление напоминало плантацию акаций — продолговатую, посаженную аккуратными рядами и чернеющую на фоне пожухлой травы. Но эта плантация двигалась и меняла форму.
   Первые лучи солнца показались из-за вершины горы и осветили штыки улан.
   — Кавалерия! — завопил Син. — О Боже, взгляните на них!
   Его крик подхватили, и все радостно и весело загалдели. И в то же время крохотные коричневые фигурки мчались с горы навстречу своим пикетам, которые галопом неслись из долины, таща за собой запасных лошадей.
   Потом, заглушая веселые крики и оружейный огонь, цокот копыт и вопли ужаса, заиграли марш. Это был резкий и отчетливый сигнал к началу атаки.
   Син перестал приветствовать их выстрелами. Веселье пошло на убыль. Один за другим его люди вставали, чтобы посмотреть, как уланы, ряд за рядом, продвигались вперед. Рысью, легким галопом, галопом. Они ехали, опустив головы.
   Некоторые буры, поняв, что проиграли, пытались убежать.
   — Боже! — Син с трудом дышал, дрожа от возбуждения.
   Слышался только цокот копыт, ситуация изменилась, когда англичане, не задерживаясь, не мешая рядов, теснили буров. Вдруг ситуация изменилась. Буры развернулись и бросились на обнаженные, длинные и сверкающие сабли улан.
   Син видел, как какой-то бюргер заметался, а улан преследовал его. Видел, как враг схватился за голову, а кавалерист, встав на стременах, замахнулся саблей. Бур упал. Развернув лошадь, как игрок в поло, он снова подъехал к буру, стоявшему на коленях, чтобы добить его.
   — Четвертуйте их! — завопил Син, и его голос звенел от ужаса и отвращения. — Четвертуйте их! Ради Бога, разрубите на четыре части!
   Но кавалеристы не последовали его совету. Они бились насмерть, хладнокровно нанося друг другу меткие удары, кололи и резали, уворачивались и наступали, пока все не перемазались кровью, пока тела мужчин с многочисленными ранами не распростерлись на равнине.