Страница:
Чарльзу Уитмору тридцать восемь лет, и полтора десятка из них он служит в Бюро. Поверх форменной куртки одет бронежилет, из прошитого карманчика на груди на четверть выглядывает портативная рация – витой шнур соединен с микродинамиком, который вставлен в ушную рацию. На высоком, с ранними залысинами лбу залегла поперечная морщина. Когда он в очередной раз поднес тлеющую сигарету к губам, его глубоко посаженные глаза уставились на молодую женщину, чье лицо он отчетливо видел через лобовое стекло и чьему присутствию здесь он был не слишком рад, хотя еще не так давно пытался за ней активно ухаживать.
Он не мог выложить этой журналистке всю правду о том, что здесь в действительности происходит. Хотя бы по той причине, что еще сам до конца не во всем разобрался. Кстати, если уж быть объективным… Слух о существовании некоего сверхмощного психотропного препарата, носящего название «джанк»[4], достиг ушей Уитмора примерно три месяца назад. И самым первым представителем СМИ, кто попытался узнать через него и других ведущих сотрудников местного филиала ДЕА об этом загадочном и зловещем наркотике, была Элизабет Колхауэр. И при этом раскрыть собственные источники информации журналистка отказалась наотрез.
Получилось так, что Уитмор и его сотрудники, охотясь в последние дни за одним из крупнейших на Западном побережье наркодилеров, наблюдая за каждым шагом его самого и всех его подручных, осторожно обкладывая эту публику со всех сторон, надеясь перехватить крупную партию кокаина, совершенно неожиданно для себя вышли, проследив за одним из помощников наркобарона, на тщательно законспирированную сеть сбытовиков – не исключено даже, что изготовителей – препарата «джанк».
В семь вечера, то есть менее чем полсуток назад, Уитмор держал в руках небольшой металлический контейнер, по форме напоминающий обыкновенный термос емкостью примерно в один литр. Он был сделан из какого-то легкого сплава, не подверженного коррозии. Внутри его была помещена металлическая же капсула, содержащая в себе до полукилограмма тугой желеподобной массы, обладающей насыщенным ядовито-зеленым цветом.
Экспресс-анализ, на который ушло не более пяти минут, уверенно показал то, о чем Уитмор успел уже и сам догадаться, – вещество, обнаруженное в контейнере, было не чем иным, как препаратом «джанк». А двое субъектов, задержанных с поличным в пригороде Пасадены, следовательно, были наркокурьерами, которые должны были доставить контейнер от сбытовика к покупателю. К счастью, за этими людьми в последние несколько суток велась слежка, а потому выяснить маршрут их следования не составило никакого труда.
Тут же последовал, согласно секретной инструкции, доклад в штаб-квартиру ДЕА, откуда, в свою очередь, в адрес руководства филиала Бюро в Лос-Анджелесе поступила целая серия приказов, которые Уитмор и его коллеги, хотя в душе и не соглашались с навязываемым им сверху сценарием, все же вынуждены были исполнить целиком и полностью.
Как бы то ни было, но в эти наполненные суматохой и тревожным ожиданием часы подтвердилось мнение коллеги из Фриско, которое тот высказал Уитмору в ходе их приватной беседы две недели тому назад: одно только упоминание препарата «джанк» способно вызвать нервную дрожь в Вашингтоне. Ну а если где-то обнаруживаются следы распространителей этого дьявольского зелья, то такие места словно магнитом притягивали к себе высокое начальство, не говоря уже о крутых парнях из ФБР, ДЕА и иных федеральных спецслужб…
Бросив окурок под ноги, Уитмор распахнул дверцу машины и уселся на заднее сиденье.
– Что ты здесь делаешь, Лиз? – мрачно поинтересовался он. – Почему тебе не спится по ночам?
Сказано это было таким тоном, как будто не он, а кто-то другой приказал Шенку доставить журналистку сюда, к одному из двух штабных фургонов, от которого до оцепленного по периметру домовладения оставалось не более полутора сотен метров.
«Не твоя забота, Чак, где и как я провожу ночи», – подумала про себя Элизабет, но вслух сказала другое:
– У каждого из нас своя работа, Чак… Граждане должны знать о том, что происходит в их городе. Они хотят знать правду, а не то, что вы сами сочтете нужным им сообщить. Или у кого-то есть другое мнение на сей счет?
Обернувшись к Уитмору, она перехватила его взгляд, в котором не осталось и малейшей доли той симпатии, которую еще не так давно питал к ней этот человек.
– Вот что, Лиз, – более мягко произнес Уитмор. – Ты для нас человек не чужой, поэтому тебе, как видишь, созданы особые условия…
«Ну да, конечно, – хмыкнула про себя Колхауэр. – Если бы я сама не подсуетилась и не наехала на вас, то вы бы и не подумали создать для меня „особые условия“.
Но прежде, чем она успела хоть что-то произнести, Уитмор расставил все точки над «i».
– Но несмотря на наши симпатии к тебе, мы не можем сейчас раскрыть перед тобой все карты. Ты не хуже нас знаешь правила игры… Пока все не закончится здесь, а ждать, поверь, осталось недолго, я не могу ничего комментировать. Скажи спасибо, что тебя вообще сюда допустили!
– Спасибо, Чак. Тебе, Боб, я тоже благодарна.
– Не стоит нас благодарить, – криво усмехнулся Уитмор. – Тем более что Шенк сейчас отвезет тебя обратно, за линию оцепления. Все, что можно было, мы тебе уже показали. Обещаю, что, как только мы финишируем и у меня выдастся свободная минута, я лично дам тебе экспресс-интервью. И вот что еще… Мы все к тебе хорошо относимся, но это еще не означает, что тебе все позволено. Я не люблю, когда на меня так откровенно давят! Надеюсь, я ясно выразился?! Гм… Шенк, выйди, ты мне нужен на пару слов! Лиз, а ты не светись, сиди пока в машине!
Когда они вдвоем отошли несколько шагов в сторону, по направлению к штабному фургону, Уитмор поинтересовался:
– Она уже звонила своим в редакцию? Или на телевидение?
– Говорит, что нет. Сказала, что собиралась сначала сама выяснить, что тут у нас за дела… Все ее барахло, включая сотовый телефон, осталось в джипе. Я ее, конечно, лично не обыскивал, но уверен, что даже диктофона у нее сейчас с собой нет… – Шенк усмехнулся, представив себе реакцию Колхауэр, если бы он вдруг попытался ее обыскать. – Какие новости, Чак? Те ковбои, что собираются заарканить нашу добычу, уже здесь?
– Осталось полчаса полета. Как только борт приземлится, их тут же перебросят к нам вертолетом… Думаю, осталось ждать не больше часа.
Уитмор мог бы добавить к сказанному, что, помимо спецподразделения, которое в спешном порядке вылетело в ЛА с Восточного побережья на борту военно-транспортного самолета, ожидается также прибытие, правда, несколькими часами позднее, высокого начальства, среди которого, как ему уже сообщили, будет глава Бюро и первый заместитель директора ФБР.
– Дерьмо это все, – сунув в рот новую пластинку фруктовой жвачки, сказал Шенк. – По показаниям тепловизоров можно судить, что внутри дома находятся четверо. Если бы не тянули резину по приказу сверху, а решились действовать сразу, то наверняка застали бы их там врасплох!
– Какой смысл сейчас об этом говорить? – пожал плечами Уитмор. – Мы выполнили все, что нам было сказано, и пока вроде не облажались… Но если что-то у этих столичных парней сорвется, то, попомнишь меня, все шишки посыплются именно на нас.
– Я в этом не сомневаюсь, Чак. Вот дерьмо…
– От дальнейших контактов с прессой и телевидением придется воздержаться! Как бы кто ни пытался давить на нас! Что же касается Колхауэр, то она, в некотором роде, исключение…
– Элизабет ни за что не согласится петь с чужого голоса.
– Кое-что мы ей уже показали. Она сама понимает, что требовать сейчас от нас чего-то большего – дохлый номер. Вывези ее сейчас за оцепление и накажи ей, чтобы не гнала пока лошадей… Может так статься, что нам самим придется вложить в ее уши полезную для нас информацию.
– Я сразу понял, что ты намерен ее как-то использовать.
– Зачем же так грубо? – поморщился Уитмор. – Я просто пытаюсь застраховать наше будущее… Представь, если у нас случится нечто похожее на то, что произошло в Бостоне три недели назад?! Единственное, чем мы сможем прикрыть свою задницу, возможно, будет именно уважаемая и респектабельная «Лос-Анджелес таймс»…
Шенк хотел спросить у своего старшего коллеги, не будет ли еще каких указаний, но по напряженному лицу Уитмора, да еще по тому, как тот плотнее прижал пальцами динамик к ушной раковине, понял, что начальник внимательно вслушивается в чье-то сообщение.
– Оператор, требуется уточнение, – сказал Уитмор в микрофон. – На объекте находятся не четыре, а шесть целей?
– Совершенно верно, – последовал торопливый ответ. – Приборы зафиксировали появление на объекте двух новых целей!
В следующее мгновение Уитмор переменился в лице. Шенк негромко выругался.
В предрассветном эфире повисла зловещая тишина…
Глава 3
– Спасибо, доктор. А теперь оставьте нас.
Романцев быстро возвращался к жизни. Он был вне себя от ярости. Но для того чтобы выплеснуть эмоции наружу, силенок у него пока еще недоставало.
– Достаточно, – пробормотал Романцев. – Я же сказал, отстаньте вы все от меня!
Он открыл глаза и некоторое время с изумлением разглядывал окружающее. Этот мир, в котором он непонятно как очутился, был трехмерным и имел размеры шесть на четыре метра плюс почти три метра высота. Одним словом, это была обычная комната, почти свободная от мебели и погруженная в полумрак.
За столом напротив сидел человек, как две капли воды смахивающий на одного знакомого, оставшегося где-то там, в реальности, из которой Романцева зачем-то насильно вырвали. Мягкий рассеянный свет от бронзовой антикварной лампы придавал его обличью сходство со скульптурным изображением древнего божества. Чуть правее, из угла комнаты, на Романцева глядели глаза еще одного забавного персонажа. Этот тип также был ему хорошо знаком. Еще бы, это был он сам. В конце концов он все же понял, что это всего лишь застывший стоп-кадр на экране телемонитора.
Романцев несколько раз сжал и разжал кисти рук, стараясь избавиться от неприятного покалывания в кончиках пальцев. Он не сомневался, что предварительно его прокололи какими-то сильнодействующими психотропными препаратами. Но хотя в голове его царил полный сумбур, с каждым мгновением он чувствовал себя все лучше.
Вскоре эти изменения заметил и сидящий напротив человек. Он наклонился ближе к Романцеву, так, что его лицо полностью осветилось лампой, и негромко произнес:
– Добро пожаловать к нам, Романцев.
– Убирайтесь, – процедил тот. – Venit Diabolus![6] Кстати, я выучил латынь, воспользовавшись данным вами некогда советом.
Романцев какое-то время молчал, вглядываясь в своего двойника, затем перевел взгляд на освещенного лампой человека и взорвался от ярости.
– Убирайтесь! Вы… Я не знаю, кто из вас двоих мне более ненавистен, поэтому убирайтесь оба! Проваливайте или же отпустите меня на все четыре стороны! Меня уже тошнит от вас! Слышите, Стоун?! Или как там вас сейчас звать?
Он попытался встать, тут же покачнулся, потеряв равновесие, и плюхнулся обратно на стул. В таком состоянии он не представляет никакой угрозы. Возможно, именно поэтому на него не стали надевать наручники. По идее, в помещении сейчас должны были находиться пара крепких тренированных мужиков, на всякий случай. Но никого из охраны на виду не было: либо хозяин этих угодий всерьез не опасался своего гостя, доставленного сюда против воли, либо, что вероятнее всего, хотел переговорить с давним знакомым, некогда ходившим у него в любимчиках, бывшим подчиненным – один на один, в отсутствие даже своих доверенных сотрудников.
– Для покойника вы выглядите неплохо, – сухо отметил сидящий за столом человек. – Продолжайте называть меня Стоуном.
– Проваливайте! – скорее по инерции рявкнул Романцев, но Стоун не реагировал на его проклятия, предпочитая роль наблюдателя. Лет этак пятнадцать назад офицеры из аналитического отдела ПГУ[7] как-то в шутку приклеили этому человеку прозвище Стоун. Как раз тот случай, когда не в бровь, а в глаз. Холодный, бездушный и твердый, как камень. Здоровенная глыба, которая все время норовит встать у тебя на жизненном пути.
Романцев бросил взгляд на циферблат наручных часов, показывавших, помимо точного времени, календарную дату. По всем прикидкам получалось, что его убили четверо суток назад, с маленьким хвостиком… Каково, а?!
– Неплохо бы меня похоронить, – буркнул Романцев. – А то как-то не по-христиански все это… Можно без церемоний, потому что нынче я вроде как сирота… Само собой, ваше присутствие на моих похоронах необязательно.
Стоун промолчал, только отвел взгляд в сторону и принялся рассматривать двойника Алексея Романцева, словно раздумывая, кому из них в дальнейшем отдать предпочтение.
– Я покойник, – продолжил, обращаясь к стенам, Романцев. – Стаж небольшой, всего четверо суток, но это дело поправимое… Мне нравится быть покойником. Это самое лучшее из всего, что я когда-либо испытывал. Я надеяюсь, что мой нынешний статус целиком устраивает всех. Я ведь изрядно всем надоел: начальству, коллегам по работе, кремлевской мафии, криминалитету, жене и собственным детям. Кстати, за какие грехи меня вдруг понадобилось приговорить? И почему это было поручено именно Феликсу Ураеву?
Не дождавшись ответа, Романцев вяло махнул рукой.
– Ладно, мне наплевать, кто и за что меня убил. Эта история дурно пахнет, но я не собираюсь во всем этом копаться. В принципе меня полностью устраивает такое положение дел…
Романцев тяжело поднялся со стула, опираясь одной рукой на край стола.
– Все было хорошо до того момента, пока я не увидел вас, – он направил на Стоуна указательный палец. – Всех устраивает числить Романцева покойником, только не Стоуна… Вы даже на том свете не хотите оставить меня в покое. Скажите, зачем вам понадобилось высвистывать меня оттуда? Вам известно, что общаться с потусторонним миром опасно?
Романцев перевел дыхание и оперся теперь уже на обе руки. Больше всего он сейчас был похож на паралитика, который опрометчиво покинул свою инвалидную коляску, возомнив вдруг, что он способен передвигаться без сторонней помощи.
– Читали Ветхий Завет? Конечно, Стоун все читал и все на свете знает… Помните, царь Ирод приказал уничтожить всех кудесников и заклинателей духов? Он почему-то счел род таких людей опасными для себя… Не боитесь, что какой-нибудь современный Ирод обрушит на вас свой гнев за то, что вы вызвали к жизни дух покойного Романцева? Какого черта вы молчите, Стоун?! И уберите эту физиономию, что на экране, – она мне противна!
Выпалив эту тираду, Романцев вернулся на прежнее место. Хотя собственное тело едва подчинялось ему, голова, как ни странно, почти перестала болеть.
– Пребывание на том свете определенно пошло вам на пользу, – удовлетворенно кивнул Стоун. – К вам вернулось чувство юмора. Последние годы вы слишком мрачно смотрели на окружающую нас действительность…
– Это хорошо, что вы говорите обо мне, как о покойнике. Продолжайте и дальше в том же духе… Не дай бог вам сказать, что это всего лишь розыгрыш! Не нужно меня разочаровывать… А теперь выключите «ящик» и скажите, какого черта вам от меня понадобилось! Я буду рад любым разъяснениям.
– Вы не будете разочарованы, Романцев, – скупо улыбнулся Стоун. – Можете мне поверить…
«Это чистая правда, – подумал Романцев. – Ты меня никогда не разочаровывал, Карпинский-Стоун. За исключением тех хорошо известных мне случаев, когда ты, руководствуясь какими-то своими соображениями, повел себя как подлый иезуит, по сути, предав меня и некоторых других людей, которые тебе доверяли…»
Стоун развернулся в сторону телеэкрана и нажал кнопку дистанционного пульта. На экране появилась заставка телекомпании Си-эн-эн. Ни хозяин, ни его «гость» в услугах переводчика не нуждались, поскольку английский для каждого из них был, по сути, вторым родным языком.
Это была запись одного из выпуска теленовостей, причем почти трехсуточной давности. Когда в эфир пошел второй по счету сюжет, Алексей вначале встрепенулся, затем почувствовал сосущую пустоту в желудке… Еще бы! Речь там шла в том числе и о некоем Романцеве.
На фоне Кремля появилось лицо Уолтера Холлэма, московского корреспондента Си-эн-эн:
– Накануне запланированного на завтра приезда в Россию делегации ПАСЕ, – сообщил он, – ситуация на Северном Кавказе остается крайне напряженной… По информации агентства ИНТЕРФАКС, ссылающегося на свои военные источники, за прошедшие сутки на территории Чечни были осуществлены два теракта, повлекших за собой человеческие жертвы. В населенном пункте Урус-Мартан, что расположен неподалеку от Грозного, вчера утром неизвестными лицами был убит глава местной религиозной общины. В другом районе республики, в окрестностях селения Ведено, из засады был расстрелян милицейский транспорт. По предварительным данным, в ходе перестрелки со стороны федералов погибло четыре человека. Сообщается имя одного из погибших: полковник Романцев, заместитель начальника Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД России…
Экран погас. И слава богу. Потому что просмотр подобных роликов, где тебя на весь шестимиллиардный мир объявляют покойником, – занятие не для слабонервных. Особенно, когда ты живо представляешь себе, каким образом отреагируют на подобную «новость» десятки и десятки людей, с которыми тебя сталкивала жизнь, и прежде всего твои родные и близкие.
Романцев потрогал пальцами щетину, пробившуюся на щеках. Он только сейчас почувствовал, что зверски проголодался. Но душ и хорошая порция спиртного – в первую очередь.
Ты неудачник, Романцев. Юродивый. Правильно жена написала тебе в записке – ты юродивый. Очень многое ты в своей жизни делал неправильно. Ты не хотел быть «как все», и это, собственно, и есть твоя главная проблема. Ты даже умереть по-человечески не смог: вместо тебя теперь похоронят чьи-то искромсанные останки. А ты продолжишь коптить небо, хотя и недолго… Определенно, ты будешь и дальше плясать под дудку человека, который сейчас сидит напротив тебя. Тебе ведь этого самому хочется, не так ли? Ты не сопротивляешься этой чужой воле, а лишь притворяешься, что вы разные, что вам не по пути; по сути, ты лишь гримасничаешь от собственного бессилия.
Нет, ты не юродивый, ты – паяц. Пляши, Романцев, кривляйся и юродствуй, ты ни на что более не годен.
– Стоун, вы по обыкновению чуть передернули колоду, – помолчав какое-то время, сказал Романцев. – Хотя вы известный мастер мистификаций, видеоматериал, полагаю, подлинный. Но в том сюжете, которым вы меня попотчевали и который, полагаю, выпорхнул в мировой эфир не без вашего участия, содержится целый ряд существенных неточностей. Первое: я не являюсь заместителем начальника ГУБОП и никогда прежде не занимал этой должности…
– Я думаю, мы можем простить мистеру Холлэму эту маленькую неточность, – бесцветным голосом произнес Стоун. – Он, конечно, блестящий репортер и к тому же весьма информированный человек, но кто же откроет ему истину? Последние годы вы возглавляли отдел информационных ресурсов МВД, организационно входящий в структуру данного Главка. Фактически вы руководили разведорганом, созданным в недрах вашего министерства, и это обстоятельство, по понятным причинам, особо не афишировалось.
– Это не единственная «неточность», – гнул свое Романцев. – Вокруг меня с некоторых пор вообще происходит какая-то чертовщина… В конце октября меня сняли с должности…
– Приказ до сих пор не подписан. Вернее, он подписан лишь одним министром внутренних дел. Занимай вы другую должность, этого было бы более чем достаточно. Но в вашем случае требуется виза самого секретаря Совбеза, которой на документе, насколько мне известно, пока нет.
Романцев невесело хмыкнул. Этот моложавый статный мужчина, которому ни за что не дашь его истинный возраст, – Карпинскому недавно исполнилось пятьдесят семь – наделенный породистой внешностью и манерами аристократа, многоопытный гэбист и современный топ-менеджер в одном флаконе, и был тем самым высокопоставленным чиновником, чьей визы недоставало на приговоре, вынесенном Романцеву его собственным начальством. И хотя Игорь Юрьевич, получивший назначение на нынешнюю должность всего полтора месяца назад, еще не избавился от приставки «исполняющий обязанности», это обстоятельство не должно вводить в заблуждение: Карпинский уже сейчас располагает такими возможностями, которые и не снились прежнему секретарю Совбеза.
– Военной прокуратурой на меня заведено одно дельце, – угрюмо произнес Романцев. – Надо полагать, вы в курсе?
– Да, мне доложили, – кивнул Стоун. – Дело заведено по статье 285-й «Злоупотребление должностными полномочиями»… Вам инкриминируется то, что вы делились секретной информацией с некоей сторонней организацией…
– Каковой являлся Совбез и лично вы, Стоун.
– Расследование, естественно, будет прекращено, а само дело закрыто и отправлено в архив.
– В связи со смертью фигуранта?
– В том числе и по этой причине.
«Извини, но я не могу сказать сейчас тебе всей правды, – глядя на сидящего напротив человека, подумал Карпинский. – Ты к месту упомянул царя Ирода, но ты пока ничего не знаешь о смертном списке, где значится в числе прочих и твоя фамилия. Тебе пока ничего не известно об ультиматуме, срок которого истекает через две недели… Но всему свое время».
– То, что Романцев мертв, надо еще доказать, – облизнув сухие губы, сказал Алексей. – И вообще… Что за дурацкую игру вы затеяли, Стоун? Зачем вам понадобилось инсценировать мою погибель? И где, хотелось бы знать, находится в настоящий момент, гм… мой труп?
– Так ли это важно? – поморщился Стоун. – Охота вам забивать голову разной ерундой… Впрочем, я готов просветить вас и в этом вопросе. Кстати, в новостях, переданных по российским телеканалам, приводятся кое-какие подробности касательно вашей… гибели. Желаете взглянуть?
– Оставьте в покое телевизор! – рявкнул Романцев. – Можете смаковать сфабрикованные вами материалы наедине! Лично я, к вашему сведению, манией величия не страдаю!
Пожав плечами, Стоун все же отложил пульт в сторону.
– Напрасно вы так кипятитесь, Романцев… Впрочем, правда ваша – не такая уж вы большая шишка. Не только о ЧП, но и о самом факте вашего существования забудут очень быстро… По сути, уже забыли, потому что в сегодняшних выпусках новостей о вас не было сказано ни слова, а в газетах по этой теме прошла скупая, дозированная информация. Что же касается трупа… Проблема заключается в том, что свидетелей этой трагедии нет. Кроме чеченских боевиков, естественно, которые организовали засаду, но они вряд ли что расскажут…
– Потому что нохчи здесь ни при чем, и вы это знаете.
– Вы передвигались в опасном районе без боевого сопровождения, без прикрытия «брони», – не обратив внимания на реплику, продолжил Стоун. – Труп был найден в полутора сотнях метров от места трагедии… Обезглавленный, с отрубленными кистями рук. Все же какие они звери, эти чечены, да? Гм… Хотя на покойном была форма полковника МВД, а его личность не вызывала сомнений, все же, ради соблюдения должных формальностей, тело, вернее, то, что от него осталось, насколько мне известно, было отправлено в Ростов на опознание, в спецлабораторию.
Романцев мрачно покрутил головой. Он прекрасно понимал, что его загнали в угол. Процесс «идентификации» может длиться сколько угодно долго. Вплоть до той поры, пока не выяснится «ошибка» или пока самого Романцева, чуток укоротив, в аккурат на голову, не сунут в морозильную камеру, подменив липовый дубликат на первоклассный оригинальный экземпляр.
– Насколько я понимаю, в интересах какого-то дела, затеянного вами, я должен ходить в покойниках?
– Да, это важное, хотя и не единственное условие, – сказал Стоун, одновременно сверяясь с циферблатом наручных часов. – А сейчас, Романцев, вами займутся двое моих помощников, потому что вы пока не готовы к дальнейшему разговору. Единственное пожелание: ничему особо не удивляйтесь, будьте готовы к тому, что воспринимаемая вами картина мира вскоре будет дополнена самыми неожиданными деталями и подробностями…
– Я ни черта для вас не буду делать! – торопливо сказал Романцев, заметив, что Стоун готов покинуть его общество. – Даже пальцем не пошевелю! И вообще… Мне это все уже неинтересно!
– И последнее, Романцев, – как показалось Алексею, Карпинский посмотрел на него с долей сожаления. – Нам с вами придется поучаствовать в одном необычном международном проекте. Так что советую вспомнить все, чему вас учили раньше, касательно методов работы наших нынешних заокеанских партнеров…
Он не мог выложить этой журналистке всю правду о том, что здесь в действительности происходит. Хотя бы по той причине, что еще сам до конца не во всем разобрался. Кстати, если уж быть объективным… Слух о существовании некоего сверхмощного психотропного препарата, носящего название «джанк»[4], достиг ушей Уитмора примерно три месяца назад. И самым первым представителем СМИ, кто попытался узнать через него и других ведущих сотрудников местного филиала ДЕА об этом загадочном и зловещем наркотике, была Элизабет Колхауэр. И при этом раскрыть собственные источники информации журналистка отказалась наотрез.
Получилось так, что Уитмор и его сотрудники, охотясь в последние дни за одним из крупнейших на Западном побережье наркодилеров, наблюдая за каждым шагом его самого и всех его подручных, осторожно обкладывая эту публику со всех сторон, надеясь перехватить крупную партию кокаина, совершенно неожиданно для себя вышли, проследив за одним из помощников наркобарона, на тщательно законспирированную сеть сбытовиков – не исключено даже, что изготовителей – препарата «джанк».
В семь вечера, то есть менее чем полсуток назад, Уитмор держал в руках небольшой металлический контейнер, по форме напоминающий обыкновенный термос емкостью примерно в один литр. Он был сделан из какого-то легкого сплава, не подверженного коррозии. Внутри его была помещена металлическая же капсула, содержащая в себе до полукилограмма тугой желеподобной массы, обладающей насыщенным ядовито-зеленым цветом.
Экспресс-анализ, на который ушло не более пяти минут, уверенно показал то, о чем Уитмор успел уже и сам догадаться, – вещество, обнаруженное в контейнере, было не чем иным, как препаратом «джанк». А двое субъектов, задержанных с поличным в пригороде Пасадены, следовательно, были наркокурьерами, которые должны были доставить контейнер от сбытовика к покупателю. К счастью, за этими людьми в последние несколько суток велась слежка, а потому выяснить маршрут их следования не составило никакого труда.
Тут же последовал, согласно секретной инструкции, доклад в штаб-квартиру ДЕА, откуда, в свою очередь, в адрес руководства филиала Бюро в Лос-Анджелесе поступила целая серия приказов, которые Уитмор и его коллеги, хотя в душе и не соглашались с навязываемым им сверху сценарием, все же вынуждены были исполнить целиком и полностью.
Как бы то ни было, но в эти наполненные суматохой и тревожным ожиданием часы подтвердилось мнение коллеги из Фриско, которое тот высказал Уитмору в ходе их приватной беседы две недели тому назад: одно только упоминание препарата «джанк» способно вызвать нервную дрожь в Вашингтоне. Ну а если где-то обнаруживаются следы распространителей этого дьявольского зелья, то такие места словно магнитом притягивали к себе высокое начальство, не говоря уже о крутых парнях из ФБР, ДЕА и иных федеральных спецслужб…
Бросив окурок под ноги, Уитмор распахнул дверцу машины и уселся на заднее сиденье.
– Что ты здесь делаешь, Лиз? – мрачно поинтересовался он. – Почему тебе не спится по ночам?
Сказано это было таким тоном, как будто не он, а кто-то другой приказал Шенку доставить журналистку сюда, к одному из двух штабных фургонов, от которого до оцепленного по периметру домовладения оставалось не более полутора сотен метров.
«Не твоя забота, Чак, где и как я провожу ночи», – подумала про себя Элизабет, но вслух сказала другое:
– У каждого из нас своя работа, Чак… Граждане должны знать о том, что происходит в их городе. Они хотят знать правду, а не то, что вы сами сочтете нужным им сообщить. Или у кого-то есть другое мнение на сей счет?
Обернувшись к Уитмору, она перехватила его взгляд, в котором не осталось и малейшей доли той симпатии, которую еще не так давно питал к ней этот человек.
– Вот что, Лиз, – более мягко произнес Уитмор. – Ты для нас человек не чужой, поэтому тебе, как видишь, созданы особые условия…
«Ну да, конечно, – хмыкнула про себя Колхауэр. – Если бы я сама не подсуетилась и не наехала на вас, то вы бы и не подумали создать для меня „особые условия“.
Но прежде, чем она успела хоть что-то произнести, Уитмор расставил все точки над «i».
– Но несмотря на наши симпатии к тебе, мы не можем сейчас раскрыть перед тобой все карты. Ты не хуже нас знаешь правила игры… Пока все не закончится здесь, а ждать, поверь, осталось недолго, я не могу ничего комментировать. Скажи спасибо, что тебя вообще сюда допустили!
– Спасибо, Чак. Тебе, Боб, я тоже благодарна.
– Не стоит нас благодарить, – криво усмехнулся Уитмор. – Тем более что Шенк сейчас отвезет тебя обратно, за линию оцепления. Все, что можно было, мы тебе уже показали. Обещаю, что, как только мы финишируем и у меня выдастся свободная минута, я лично дам тебе экспресс-интервью. И вот что еще… Мы все к тебе хорошо относимся, но это еще не означает, что тебе все позволено. Я не люблю, когда на меня так откровенно давят! Надеюсь, я ясно выразился?! Гм… Шенк, выйди, ты мне нужен на пару слов! Лиз, а ты не светись, сиди пока в машине!
Когда они вдвоем отошли несколько шагов в сторону, по направлению к штабному фургону, Уитмор поинтересовался:
– Она уже звонила своим в редакцию? Или на телевидение?
– Говорит, что нет. Сказала, что собиралась сначала сама выяснить, что тут у нас за дела… Все ее барахло, включая сотовый телефон, осталось в джипе. Я ее, конечно, лично не обыскивал, но уверен, что даже диктофона у нее сейчас с собой нет… – Шенк усмехнулся, представив себе реакцию Колхауэр, если бы он вдруг попытался ее обыскать. – Какие новости, Чак? Те ковбои, что собираются заарканить нашу добычу, уже здесь?
– Осталось полчаса полета. Как только борт приземлится, их тут же перебросят к нам вертолетом… Думаю, осталось ждать не больше часа.
Уитмор мог бы добавить к сказанному, что, помимо спецподразделения, которое в спешном порядке вылетело в ЛА с Восточного побережья на борту военно-транспортного самолета, ожидается также прибытие, правда, несколькими часами позднее, высокого начальства, среди которого, как ему уже сообщили, будет глава Бюро и первый заместитель директора ФБР.
– Дерьмо это все, – сунув в рот новую пластинку фруктовой жвачки, сказал Шенк. – По показаниям тепловизоров можно судить, что внутри дома находятся четверо. Если бы не тянули резину по приказу сверху, а решились действовать сразу, то наверняка застали бы их там врасплох!
– Какой смысл сейчас об этом говорить? – пожал плечами Уитмор. – Мы выполнили все, что нам было сказано, и пока вроде не облажались… Но если что-то у этих столичных парней сорвется, то, попомнишь меня, все шишки посыплются именно на нас.
– Я в этом не сомневаюсь, Чак. Вот дерьмо…
– От дальнейших контактов с прессой и телевидением придется воздержаться! Как бы кто ни пытался давить на нас! Что же касается Колхауэр, то она, в некотором роде, исключение…
– Элизабет ни за что не согласится петь с чужого голоса.
– Кое-что мы ей уже показали. Она сама понимает, что требовать сейчас от нас чего-то большего – дохлый номер. Вывези ее сейчас за оцепление и накажи ей, чтобы не гнала пока лошадей… Может так статься, что нам самим придется вложить в ее уши полезную для нас информацию.
– Я сразу понял, что ты намерен ее как-то использовать.
– Зачем же так грубо? – поморщился Уитмор. – Я просто пытаюсь застраховать наше будущее… Представь, если у нас случится нечто похожее на то, что произошло в Бостоне три недели назад?! Единственное, чем мы сможем прикрыть свою задницу, возможно, будет именно уважаемая и респектабельная «Лос-Анджелес таймс»…
Шенк хотел спросить у своего старшего коллеги, не будет ли еще каких указаний, но по напряженному лицу Уитмора, да еще по тому, как тот плотнее прижал пальцами динамик к ушной раковине, понял, что начальник внимательно вслушивается в чье-то сообщение.
– Оператор, требуется уточнение, – сказал Уитмор в микрофон. – На объекте находятся не четыре, а шесть целей?
– Совершенно верно, – последовал торопливый ответ. – Приборы зафиксировали появление на объекте двух новых целей!
В следующее мгновение Уитмор переменился в лице. Шенк негромко выругался.
В предрассветном эфире повисла зловещая тишина…
Глава 3
Московская область,
Балашихинский район,
закрытый объект ФСО[5].
27 ноября
– Он приходит в себя. Давление сто двадцать на семьдесят. Пульс семьдесят ударов в минуту, ровного наполнения. Роговичный рефлекс… Все, он ваш.– Спасибо, доктор. А теперь оставьте нас.
Романцев быстро возвращался к жизни. Он был вне себя от ярости. Но для того чтобы выплеснуть эмоции наружу, силенок у него пока еще недоставало.
– Достаточно, – пробормотал Романцев. – Я же сказал, отстаньте вы все от меня!
Он открыл глаза и некоторое время с изумлением разглядывал окружающее. Этот мир, в котором он непонятно как очутился, был трехмерным и имел размеры шесть на четыре метра плюс почти три метра высота. Одним словом, это была обычная комната, почти свободная от мебели и погруженная в полумрак.
За столом напротив сидел человек, как две капли воды смахивающий на одного знакомого, оставшегося где-то там, в реальности, из которой Романцева зачем-то насильно вырвали. Мягкий рассеянный свет от бронзовой антикварной лампы придавал его обличью сходство со скульптурным изображением древнего божества. Чуть правее, из угла комнаты, на Романцева глядели глаза еще одного забавного персонажа. Этот тип также был ему хорошо знаком. Еще бы, это был он сам. В конце концов он все же понял, что это всего лишь застывший стоп-кадр на экране телемонитора.
Романцев несколько раз сжал и разжал кисти рук, стараясь избавиться от неприятного покалывания в кончиках пальцев. Он не сомневался, что предварительно его прокололи какими-то сильнодействующими психотропными препаратами. Но хотя в голове его царил полный сумбур, с каждым мгновением он чувствовал себя все лучше.
Вскоре эти изменения заметил и сидящий напротив человек. Он наклонился ближе к Романцеву, так, что его лицо полностью осветилось лампой, и негромко произнес:
– Добро пожаловать к нам, Романцев.
– Убирайтесь, – процедил тот. – Venit Diabolus![6] Кстати, я выучил латынь, воспользовавшись данным вами некогда советом.
Романцев какое-то время молчал, вглядываясь в своего двойника, затем перевел взгляд на освещенного лампой человека и взорвался от ярости.
– Убирайтесь! Вы… Я не знаю, кто из вас двоих мне более ненавистен, поэтому убирайтесь оба! Проваливайте или же отпустите меня на все четыре стороны! Меня уже тошнит от вас! Слышите, Стоун?! Или как там вас сейчас звать?
Он попытался встать, тут же покачнулся, потеряв равновесие, и плюхнулся обратно на стул. В таком состоянии он не представляет никакой угрозы. Возможно, именно поэтому на него не стали надевать наручники. По идее, в помещении сейчас должны были находиться пара крепких тренированных мужиков, на всякий случай. Но никого из охраны на виду не было: либо хозяин этих угодий всерьез не опасался своего гостя, доставленного сюда против воли, либо, что вероятнее всего, хотел переговорить с давним знакомым, некогда ходившим у него в любимчиках, бывшим подчиненным – один на один, в отсутствие даже своих доверенных сотрудников.
– Для покойника вы выглядите неплохо, – сухо отметил сидящий за столом человек. – Продолжайте называть меня Стоуном.
– Проваливайте! – скорее по инерции рявкнул Романцев, но Стоун не реагировал на его проклятия, предпочитая роль наблюдателя. Лет этак пятнадцать назад офицеры из аналитического отдела ПГУ[7] как-то в шутку приклеили этому человеку прозвище Стоун. Как раз тот случай, когда не в бровь, а в глаз. Холодный, бездушный и твердый, как камень. Здоровенная глыба, которая все время норовит встать у тебя на жизненном пути.
Романцев бросил взгляд на циферблат наручных часов, показывавших, помимо точного времени, календарную дату. По всем прикидкам получалось, что его убили четверо суток назад, с маленьким хвостиком… Каково, а?!
– Неплохо бы меня похоронить, – буркнул Романцев. – А то как-то не по-христиански все это… Можно без церемоний, потому что нынче я вроде как сирота… Само собой, ваше присутствие на моих похоронах необязательно.
Стоун промолчал, только отвел взгляд в сторону и принялся рассматривать двойника Алексея Романцева, словно раздумывая, кому из них в дальнейшем отдать предпочтение.
– Я покойник, – продолжил, обращаясь к стенам, Романцев. – Стаж небольшой, всего четверо суток, но это дело поправимое… Мне нравится быть покойником. Это самое лучшее из всего, что я когда-либо испытывал. Я надеяюсь, что мой нынешний статус целиком устраивает всех. Я ведь изрядно всем надоел: начальству, коллегам по работе, кремлевской мафии, криминалитету, жене и собственным детям. Кстати, за какие грехи меня вдруг понадобилось приговорить? И почему это было поручено именно Феликсу Ураеву?
Не дождавшись ответа, Романцев вяло махнул рукой.
– Ладно, мне наплевать, кто и за что меня убил. Эта история дурно пахнет, но я не собираюсь во всем этом копаться. В принципе меня полностью устраивает такое положение дел…
Романцев тяжело поднялся со стула, опираясь одной рукой на край стола.
– Все было хорошо до того момента, пока я не увидел вас, – он направил на Стоуна указательный палец. – Всех устраивает числить Романцева покойником, только не Стоуна… Вы даже на том свете не хотите оставить меня в покое. Скажите, зачем вам понадобилось высвистывать меня оттуда? Вам известно, что общаться с потусторонним миром опасно?
Романцев перевел дыхание и оперся теперь уже на обе руки. Больше всего он сейчас был похож на паралитика, который опрометчиво покинул свою инвалидную коляску, возомнив вдруг, что он способен передвигаться без сторонней помощи.
– Читали Ветхий Завет? Конечно, Стоун все читал и все на свете знает… Помните, царь Ирод приказал уничтожить всех кудесников и заклинателей духов? Он почему-то счел род таких людей опасными для себя… Не боитесь, что какой-нибудь современный Ирод обрушит на вас свой гнев за то, что вы вызвали к жизни дух покойного Романцева? Какого черта вы молчите, Стоун?! И уберите эту физиономию, что на экране, – она мне противна!
Выпалив эту тираду, Романцев вернулся на прежнее место. Хотя собственное тело едва подчинялось ему, голова, как ни странно, почти перестала болеть.
– Пребывание на том свете определенно пошло вам на пользу, – удовлетворенно кивнул Стоун. – К вам вернулось чувство юмора. Последние годы вы слишком мрачно смотрели на окружающую нас действительность…
– Это хорошо, что вы говорите обо мне, как о покойнике. Продолжайте и дальше в том же духе… Не дай бог вам сказать, что это всего лишь розыгрыш! Не нужно меня разочаровывать… А теперь выключите «ящик» и скажите, какого черта вам от меня понадобилось! Я буду рад любым разъяснениям.
– Вы не будете разочарованы, Романцев, – скупо улыбнулся Стоун. – Можете мне поверить…
«Это чистая правда, – подумал Романцев. – Ты меня никогда не разочаровывал, Карпинский-Стоун. За исключением тех хорошо известных мне случаев, когда ты, руководствуясь какими-то своими соображениями, повел себя как подлый иезуит, по сути, предав меня и некоторых других людей, которые тебе доверяли…»
Стоун развернулся в сторону телеэкрана и нажал кнопку дистанционного пульта. На экране появилась заставка телекомпании Си-эн-эн. Ни хозяин, ни его «гость» в услугах переводчика не нуждались, поскольку английский для каждого из них был, по сути, вторым родным языком.
Это была запись одного из выпуска теленовостей, причем почти трехсуточной давности. Когда в эфир пошел второй по счету сюжет, Алексей вначале встрепенулся, затем почувствовал сосущую пустоту в желудке… Еще бы! Речь там шла в том числе и о некоем Романцеве.
На фоне Кремля появилось лицо Уолтера Холлэма, московского корреспондента Си-эн-эн:
– Накануне запланированного на завтра приезда в Россию делегации ПАСЕ, – сообщил он, – ситуация на Северном Кавказе остается крайне напряженной… По информации агентства ИНТЕРФАКС, ссылающегося на свои военные источники, за прошедшие сутки на территории Чечни были осуществлены два теракта, повлекших за собой человеческие жертвы. В населенном пункте Урус-Мартан, что расположен неподалеку от Грозного, вчера утром неизвестными лицами был убит глава местной религиозной общины. В другом районе республики, в окрестностях селения Ведено, из засады был расстрелян милицейский транспорт. По предварительным данным, в ходе перестрелки со стороны федералов погибло четыре человека. Сообщается имя одного из погибших: полковник Романцев, заместитель начальника Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД России…
Экран погас. И слава богу. Потому что просмотр подобных роликов, где тебя на весь шестимиллиардный мир объявляют покойником, – занятие не для слабонервных. Особенно, когда ты живо представляешь себе, каким образом отреагируют на подобную «новость» десятки и десятки людей, с которыми тебя сталкивала жизнь, и прежде всего твои родные и близкие.
Романцев потрогал пальцами щетину, пробившуюся на щеках. Он только сейчас почувствовал, что зверски проголодался. Но душ и хорошая порция спиртного – в первую очередь.
Ты неудачник, Романцев. Юродивый. Правильно жена написала тебе в записке – ты юродивый. Очень многое ты в своей жизни делал неправильно. Ты не хотел быть «как все», и это, собственно, и есть твоя главная проблема. Ты даже умереть по-человечески не смог: вместо тебя теперь похоронят чьи-то искромсанные останки. А ты продолжишь коптить небо, хотя и недолго… Определенно, ты будешь и дальше плясать под дудку человека, который сейчас сидит напротив тебя. Тебе ведь этого самому хочется, не так ли? Ты не сопротивляешься этой чужой воле, а лишь притворяешься, что вы разные, что вам не по пути; по сути, ты лишь гримасничаешь от собственного бессилия.
Нет, ты не юродивый, ты – паяц. Пляши, Романцев, кривляйся и юродствуй, ты ни на что более не годен.
– Стоун, вы по обыкновению чуть передернули колоду, – помолчав какое-то время, сказал Романцев. – Хотя вы известный мастер мистификаций, видеоматериал, полагаю, подлинный. Но в том сюжете, которым вы меня попотчевали и который, полагаю, выпорхнул в мировой эфир не без вашего участия, содержится целый ряд существенных неточностей. Первое: я не являюсь заместителем начальника ГУБОП и никогда прежде не занимал этой должности…
– Я думаю, мы можем простить мистеру Холлэму эту маленькую неточность, – бесцветным голосом произнес Стоун. – Он, конечно, блестящий репортер и к тому же весьма информированный человек, но кто же откроет ему истину? Последние годы вы возглавляли отдел информационных ресурсов МВД, организационно входящий в структуру данного Главка. Фактически вы руководили разведорганом, созданным в недрах вашего министерства, и это обстоятельство, по понятным причинам, особо не афишировалось.
– Это не единственная «неточность», – гнул свое Романцев. – Вокруг меня с некоторых пор вообще происходит какая-то чертовщина… В конце октября меня сняли с должности…
– Приказ до сих пор не подписан. Вернее, он подписан лишь одним министром внутренних дел. Занимай вы другую должность, этого было бы более чем достаточно. Но в вашем случае требуется виза самого секретаря Совбеза, которой на документе, насколько мне известно, пока нет.
Романцев невесело хмыкнул. Этот моложавый статный мужчина, которому ни за что не дашь его истинный возраст, – Карпинскому недавно исполнилось пятьдесят семь – наделенный породистой внешностью и манерами аристократа, многоопытный гэбист и современный топ-менеджер в одном флаконе, и был тем самым высокопоставленным чиновником, чьей визы недоставало на приговоре, вынесенном Романцеву его собственным начальством. И хотя Игорь Юрьевич, получивший назначение на нынешнюю должность всего полтора месяца назад, еще не избавился от приставки «исполняющий обязанности», это обстоятельство не должно вводить в заблуждение: Карпинский уже сейчас располагает такими возможностями, которые и не снились прежнему секретарю Совбеза.
– Военной прокуратурой на меня заведено одно дельце, – угрюмо произнес Романцев. – Надо полагать, вы в курсе?
– Да, мне доложили, – кивнул Стоун. – Дело заведено по статье 285-й «Злоупотребление должностными полномочиями»… Вам инкриминируется то, что вы делились секретной информацией с некоей сторонней организацией…
– Каковой являлся Совбез и лично вы, Стоун.
– Расследование, естественно, будет прекращено, а само дело закрыто и отправлено в архив.
– В связи со смертью фигуранта?
– В том числе и по этой причине.
«Извини, но я не могу сказать сейчас тебе всей правды, – глядя на сидящего напротив человека, подумал Карпинский. – Ты к месту упомянул царя Ирода, но ты пока ничего не знаешь о смертном списке, где значится в числе прочих и твоя фамилия. Тебе пока ничего не известно об ультиматуме, срок которого истекает через две недели… Но всему свое время».
– То, что Романцев мертв, надо еще доказать, – облизнув сухие губы, сказал Алексей. – И вообще… Что за дурацкую игру вы затеяли, Стоун? Зачем вам понадобилось инсценировать мою погибель? И где, хотелось бы знать, находится в настоящий момент, гм… мой труп?
– Так ли это важно? – поморщился Стоун. – Охота вам забивать голову разной ерундой… Впрочем, я готов просветить вас и в этом вопросе. Кстати, в новостях, переданных по российским телеканалам, приводятся кое-какие подробности касательно вашей… гибели. Желаете взглянуть?
– Оставьте в покое телевизор! – рявкнул Романцев. – Можете смаковать сфабрикованные вами материалы наедине! Лично я, к вашему сведению, манией величия не страдаю!
Пожав плечами, Стоун все же отложил пульт в сторону.
– Напрасно вы так кипятитесь, Романцев… Впрочем, правда ваша – не такая уж вы большая шишка. Не только о ЧП, но и о самом факте вашего существования забудут очень быстро… По сути, уже забыли, потому что в сегодняшних выпусках новостей о вас не было сказано ни слова, а в газетах по этой теме прошла скупая, дозированная информация. Что же касается трупа… Проблема заключается в том, что свидетелей этой трагедии нет. Кроме чеченских боевиков, естественно, которые организовали засаду, но они вряд ли что расскажут…
– Потому что нохчи здесь ни при чем, и вы это знаете.
– Вы передвигались в опасном районе без боевого сопровождения, без прикрытия «брони», – не обратив внимания на реплику, продолжил Стоун. – Труп был найден в полутора сотнях метров от места трагедии… Обезглавленный, с отрубленными кистями рук. Все же какие они звери, эти чечены, да? Гм… Хотя на покойном была форма полковника МВД, а его личность не вызывала сомнений, все же, ради соблюдения должных формальностей, тело, вернее, то, что от него осталось, насколько мне известно, было отправлено в Ростов на опознание, в спецлабораторию.
Романцев мрачно покрутил головой. Он прекрасно понимал, что его загнали в угол. Процесс «идентификации» может длиться сколько угодно долго. Вплоть до той поры, пока не выяснится «ошибка» или пока самого Романцева, чуток укоротив, в аккурат на голову, не сунут в морозильную камеру, подменив липовый дубликат на первоклассный оригинальный экземпляр.
– Насколько я понимаю, в интересах какого-то дела, затеянного вами, я должен ходить в покойниках?
– Да, это важное, хотя и не единственное условие, – сказал Стоун, одновременно сверяясь с циферблатом наручных часов. – А сейчас, Романцев, вами займутся двое моих помощников, потому что вы пока не готовы к дальнейшему разговору. Единственное пожелание: ничему особо не удивляйтесь, будьте готовы к тому, что воспринимаемая вами картина мира вскоре будет дополнена самыми неожиданными деталями и подробностями…
– Я ни черта для вас не буду делать! – торопливо сказал Романцев, заметив, что Стоун готов покинуть его общество. – Даже пальцем не пошевелю! И вообще… Мне это все уже неинтересно!
– И последнее, Романцев, – как показалось Алексею, Карпинский посмотрел на него с долей сожаления. – Нам с вами придется поучаствовать в одном необычном международном проекте. Так что советую вспомнить все, чему вас учили раньше, касательно методов работы наших нынешних заокеанских партнеров…